Текст книги "Красавчик. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Сан Саныч увёл Алёну на кухню – я с Лебедевой пока сегодня и словом не обмолвился. Мы с Варварой Юрьевной прошли в гостиную. Я зажёг новую свечу (от прошлой свечи остался лишь двухсантиметровый огарок), уселся в кресло. Сердце в груди выстукивало чёткий неспешный ритм – будто настраивало меня на работу. В аквариуме всплеснула рыбка. С улицы донеслись голоса птиц. В своей спальне надрывно кашлянул Юрий Григорьевич. Я вынул из банок платки доноров, убрал пустую стеклянную тару на пол. Вытянул перед собой руки. Варвара Юрьевна прибинтовала платки к моим запястьям.

Бабушка Варя посмотрела мне в лицо, спросил:

– Не туго?

– Нормально, – ответил я. – Сойдёт.

Поёрзал в кресле, взял в руки платок с кровью прадеда.

– Постарайся, Серёжа, – сказала Варвара Юрьевна. – Папа очень плох. Это я тебе говорю, как врач. Не смотри, что он храбрится. Он и сам чувствует, что… времени у нас и у него осталось мало. В больницу бы ему.

Бабушка покачала головой.

– Всё будет хорошо, – уже не в первый раз за сегодняшний день повторил я. – Не волнуйся, ба. Сейчас всё сделаю. Станет дед, как новенький. Не мешайте мне только. Иди к нему. Присмотри за ним.

Варвара Юрьевна наклонилась и поцеловала меня в лоб. Вытерла со своей щеки слезу, вздохнула. Я проводил бабушку улыбкой. Убедился, что Варвара Юрьевна прикрыла дверь. Откинулся на спинку кресла, посмотрел на горящий фитиль свечи. Сжал между ладонями носовой платок – так же, как делал это уже много раз, как сделал это сегодня ночью. Прислушался к тиканью часов и к потрескиванию фитиля (эти звуки будто бы подстроили свой ритм под моё сердцебиение). Посмотрел на окно, за которым на улице покачивали ветвями кусты и деревья. Отметил, что окно сейчас совсем не походило на тёмный экран.

Я закрыл глаза – словно отгородился от видимой из окна зелёной листвы и от покрытого перистыми облаками неба. Скрыл от своего взгляда светившуюся над аквариумом лампу и суетившихся за стеклом рыб. Ощутил тепло, которое исходило от пламени свечи. Сосредоточил внимание на коже запястий, спрятанной под бинтами и окровавленными платками. Почувствовал лёгкий аллергический зуд. Справился с желанием потереть запястья пальцем. Чуть помял платок между ладонями. Воскресил в памяти всё, что происходило прошедшей ночью, и все те образы, которые представлял тогда до появления на моих руках стай воображаемых «мурашек».

Ночью я вспоминал просмотренный накануне спектакль. Сцены из него предстали перед моим мысленным взором и теперь. Я посмотрел сквозь опущенные веки на воображаемую сцену театра, на фигуры и лица актёров. Будто бы услышал произнесённые артистами реплики и музыку (её ритм совпал с ритмом моего сердцебиения). Вспомнил, как аплодировали после спектакля Сан Саныч и Варвара Юрьевна. Представил, как я вновь сорвал с букета маскировку в виде газеты «Правда» и направился к сцене, где ждала меня Лебедева. Точно наяву я снова увидел букет из белых роз в Алёниных руках. Различил Алёнины слова: «Спасибо, Серёжа!»

За стеной в своей спальне вновь кашлянул Юрий Григорьевич. На улице, у самого окна моей комнаты, засмеялись дети. Звуки их голосов обрушились на меня, будто холодный душ. Они развеяли мои видения: Алёна исчезла, пропала сцена и букет роз, смолкла музыка. Я почувствовал покалывание в пояснице, и зуд на запястьях под платками (он не походил на прикосновения «мурашек»). Вдохнул запах горящего фитиля и задержавшегося в гостиной коктейля из ароматов парфюмов. Снова отвлёкся на прадедовский кашель. Открыл глаза, выдохнул – под напором моего дыхания затрепетало пламя свечи. Всплеснула в аквариуме рыбка, мигнула лампа.

Я увидел за неприкрытым шторой окном небо, облака и яркую зелень. Почувствовал, как нарастала во мне будто бы беспредметная раздражительность. Стиснул между ладонями платок, потряс руками. Рывком поднялся из кресла. Прошёл к окну и задёрнул штору. В тёмный прямоугольник окно не превратилось, но штора спрятала от моего взора видимый из комнаты клочок улицы. Тени на стене около кресла стали чётче – они чуть вздрагивали: словно пританцовывали вместе с пламенем свечи. Я поправил повязки на руках, вернулся в кресло. Откинулся на спинку, выровнял дыхание. Посмотрел на украшенную потёками парафина свечу, сжал в руках платок.

Пламя над фитилём вытянулось, словно обратилось в огненный клинок. Внутри него блеснула искра – клинок на мгновение превратился в огненную змею. К потолку полетел сгусток дыма, похожий на крохотное облако. Я закрыл глаза. Сосредоточился на пульсации в моих висках. Вспомнил звучавшую вчера на сцене Московского театра сатиры музыку, шум зрительских оваций. Тени перед моими глазами превратились в стоявших на сцене артистов – они там вновь построились в шеренгу, отвешивали зрителям поклоны. Я тут же нашёл среди них Алёну. Почувствовал в своих руках тяжесть букета из пятнадцати роз, высвободил цветы из газеты…

На улице у самого окна насмешливо каркнула ворона. Алёнино лицо исчезло, тяжёлый букет у меня в руках сменился на мятый платок. За стеной кашлянул Юрий Григорьевич. Я заметил, что сердце в груди теперь билось чуть чаще, чем часы отсчитывали секунды. Я посмотрел на свечу, глубоко вдохнул, задержал дыхание. Сердце не замедлило ритм – напротив: чуть ускорило его. Я стиснул зубы, запрокинул голову. Почувствовал: на лбу выступила испарина, словно горевшая свеча превратилась в печь или камин. Заныла поясница. На улице, за шторой, семафорил свет – штора будто стала экраном театра теней. Снова насмешливо крикнула ворона.

Я покачал головой и опять покинул кресло. Переложил платок в правую руку, вышел в прихожую. Услышал тихие голоса: в спальне деда о чём-то говорила своему отцу Варвара Юрьевна, а на кухне общались Сан Саныч и Алёна. Скрипнувший под ногами паркет усилил моё раздражение. Я заглянул в спальню прадеда – встретился взглядом с глазами бабушки Вари (она сидела на краю кровати и наглаживала кончиками пальцев руку своего отца). Я качнул головой и пошёл в кухню. Сидевшая за кухонным столом (спиной к окну) Алёна при виде меня замолчала. Улыбка расцвела на её лице и тут же увяла. Я проигнорировал вопрос Сан Саныча, поманил Лебедеву к себе.

Алёна послушно встала из-за стола.

Я рванул к ней, бесцеремонно схватил её за руку и повёл в гостиную. Прикрыл за собой дверь, сопроводил Лебедеву к дивану.

Скомандовал:

– Садись. Говори. Только тихо.

Алёна приподняла брови.

– Что говорить? – спросила она.

Я нервно взмахнул рукой.

– Что угодно. Без разницы. Только ни о чём меня не спрашивай. Нужен твой голос. Для фона.

Я вернулся в кресло, закрыл глаза, стиснул между ладоней платок.

– Говори, – повторил я.

Не увидел – скорее вообразил, как Алёна кивнула.

– Хорошо, – сказала Лебедева.

Она сделала трёхсекундную паузу и тихо заговорила:

– Иван Леонидович Зверев выполнил своё обещание. Похоже. Потому что вчера мне предложили роль в фильме. О войне. Хорошую, характерную. Говорят: съёмки начнутся в следующем году. Где-то в Карелии. Режиссёром будет Станислав Иосифович Ростоцкий. Я уже работала с ним. Это он снял «Доживём до понедельника». Сценарий я пока не видела. Мне сказали, что он написан по повести Бориса Васильева «…А зори здесь тихие». Её напечатали в прошлом году в журнале «Юность». Ты… Я читала её. Хорошая история. И фильм получится хорошим. Я в этом не сомневаюсь. Актёрский состав пока не утвердили. Я пообещала, что подумаю.

Алёна замолчала.

Перед своими закрытыми глазами я будто бы увидел её лицо. Лебедева в моём видении выглядела задумчивой. Прозвучавший за стеной кашель Юрия Григорьевича заполнил паузу в Алёнином монологе.

– Вчера после спектакля меня расспрашивали о тебе, – сказала Лебедева. – В театре. Вадик и Андрюша снова сыпали шутками. Я видела, что их впечатлил твой букет. Он всех впечатлил. И меня тоже. Очень красивые розы. Спасибо. Женя Хлыстов снова всем рассказал о том, что ты работаешь в секретном отделе КГБ. Сказал, что ты физик. Не ядерщик, а… я не запомнила то слово. Он говорил, что ты нашёл его машину – тогда. Я только вчера узнала: ту шутку с угоном Женькиной машины устроил Вадик Иванов. Хоть он и не признался. Вера сказала: в тот день Иванов взял у неё помаду. Вадик сказал: купит ей новую, французскую. Вера ему поверила. Ждёт.

Мне показалось: Алёна улыбнулась. Я почувствовал, что мои губы тоже дрогнули. Сердце чуть успокоилось. Теперь секундная стрелка на часах чётко подсчитывала его удары. Ворона опять крикнула: вдалеке, словно в другом мире.

Лебедева продолжила:

– Сергей, я ещё вчера хотела тебя спросить… Позже спрошу. Помню, что вопросы сейчас не нужны. Вчера ты меня не дождался. Я решила, что задам тебе вопрос сегодня. Сюда, к твоему папе, я сама не поехала. Испугалась, что простою тут у двери и не узнаю: тебя не было дома, или ты нарочно меня не впустил. Поэтому я утром отправилась к твоей сестре. Попросила, чтобы Варя организовала нашу с тобой встречу. Я ей всё объяснила: задала ей тот самый вопрос. Твоя сестра на него не ответила. Она сказала, что встретится с тобой сегодня. Предложила, чтобы я поехала сюда вместе с ней. Вот так я здесь сегодня и очутилась – если тебе это интересно.

Я почувствовал, что Алёна пристально на меня посмотрела. Глаза не открыл. Ощутил, как шевельнулись на коже волоски. Невольно затаил дыхание. Потому что из-под повязок на моих руках медленно и будто бы нехотя выглянули долгожданные «мурашки».

– Серёжа, я уже поняла, что явилась не вовремя, – продолжила Лебедева. – Уйду прямо сейчас, если скажешь. Поговорим с тобой в другой раз. Если тебе… или твоему папе нужна моя помощь – ты только скажи…

«Мурашки» побежали по моим плечам – пока ещё робко и неспешно. Я воспользовался их нерешительностью: скомандовал им остановиться. Не допустил и мысли о том, что они меня не послушают. Мурашки замерли – потоптались на месте, выжидали.

– … После нашего прошлого разговора. Я обдумала твои слова. Не со всеми твоими утверждениями согласилась. Но спорить с тобой я не намерена. Потому что ещё тогда почувствовала в твоих утверждениях недосказанность…

Так же, как и прошедшей ночью, я мысленно указал «мурашкам» направление для движения. Подтолкнул их в своём воображении. Множество воображаемых ножек сделали первые шаги – все в одну сторону: к зажатому у меня между ладонями носовому платку.

– … Сама понимаю, что моя назойливость со стороны выглядит нелепо и смешно. Никогда раньше подобным образом себя не вела. А тут вдруг… ничего не могу с собой поделать. Чувствую себя полной дурой, но всё равно…

Поток «мурашек» с каждым мгновение ускорял движение. Он больше не походил на пересыпание песчинок внутри песочных часов. Медленное поначалу движение теперь показалось мне падением множества крохотных метеоритов, которые рухнули в мои ладони.

– … Серёжа, я…

Алёнин голос всё ещё звучал…

– … Не уверена, что понимаю…

…Но движения «мурашек» по запястья я больше не ощущал. Почувствовал на коже под повязками зуд – тот самый, вполне обычный: терпимый, сейчас меня не зливший и не отвлекавший. Снова потрескивал справа от меня на журнальном столике фитиль свечи. За окном кричали дети и чирикали птицы. Продолжала свой монолог Лебедева. Тикали часы, пульсировала в висках кровь. Влажная рубашка холодила спину около позвоночника, ныла ещё ночью уставшая от сидения в кресле поясница. Я задержал дыхание. Различил тихий всплеск в аквариуме – покашливание прадеда я так и не услышал.

– … Серёжа, мне кажется, что…

Я открыл глаза, с трудом разжал пальцы и выронил платок с кровью прадеда на столешницу. Моргнул – убрал с глаз пелену. Увидел на своих ладонях похожие на следы от ржавчины пятна. Посмотрел на Лебедеву. Наши взгляды встретились.

– Всё, – выдохнул я. – Получилось.

Алёна прервалась на полуслове, вопросительно вскинула брови.

– Что… получилось? – переспросила она.

Я резво вскочил с кресла, грохотнул ручкой двери. Снова скрипнул паркетом – проигнорировал этот факт. Вошёл в спальню прадеда, наткнулся на вопросительный взгляд Варвары Юрьевны, сидевшей на краю кровати около своего отца.

– Всё, – шёпотом повторил я. – Думаю, что получилось. Как он?

Бабушка Варя вздохнула, посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

– Спит, – ответила она. – Теперь всё хорошо. Мы с ним разговаривали. Ещё минуту назад. Буквально только что папа закрыл глаза и уснул. Испугал меня поначалу. Но сердце работает. Дыхание хорошее. Можешь не шептать, Сергей. Его теперь до завтра ничем не разбудишь. Я такое уже видела несколько раз. Всё хорошо, Сергей. Теперь всё будет хорошо.

Варвара Юрьевна взглянула мимо меня – на застывшую в дверном проёме Лебедеву.

– Папа сутки проспит, – сообщила она. – Если не дольше. Проснётся завтра. Совершенно здоровым.

Бабушка Варя вновь улыбнулась. На её висках блеснули капли пота.

Варвара Юрьевна чуть запрокинула голову и зычно крикнула:

– Сан Саныч, ты где⁈

– Здесь, – ответил Александров. – Чего раскричалась– то?

Я увидел Александрова стоящим за спиной у Алёны.

– Не выпить ли нам чаю, Сан Саныч? – сказала бабушка Варя. – С печеньем. Поставь-ка чайник. Теперь можно.

* * *

Солнечный свет проникал на кухню через окно, отражался в Алёниных глазах: Лебедева сидела лицом к окну. По другую сторону от неё восседала Варвара Юрьевна – в её глазах светились желтоватые огоньки (отражения горевшей под потолком электрической лапы). Сан Саныч колдовал у газовой плиты: позвякивал чашками, ложками и крышкой чайника – его место рядом с бабушкой Варей пока пустовало. Варвара Юрьевна придвинула ко мне и к Лебедевой тарелку с песочным печеньем. Бледной бабушка Варя уже не выглядела – на её щеках запылал яркий румянец, словно Варвара Юрьевна пришла с мороза и только-только согрелась.

Она посмотрела на Алёнино лицо, усмехнулась и спросила:

– Ну, поняла уже? Или ещё гадаешь, что у нас тут произошло?

Лебедева кивнула… и тут же покачала головой.

– Пока… не поняла, – призналась Алёна.

– Папа уснул, – сообщила Варвара Юрьевна. – Проспит долго. Сутки, если не дольше. Беспробудно. Никак его сейчас не растолкать. Не пойдёт завтра на работу. Как и ты тогда. Помнишь?

Лебедева стрельнула в меня взглядом. Тут же вновь посмотрела на Варвару Юрьевну.

Сан Саныч поставил на столешницу перед Варварой Юрьевной чашку с парящим напитком. Затем установил такую же на столе около Лебедевой. Принёс чай для себя и для меня.

Бабушка Варя переждала суету своего жениха.

Едва только Сан Саныч уселся на табурет, она указала на Алёну пальцем и спросила:

– Забыла, девонька, когда ты проспала свою работу? Тогда, в июле. И почему это случилось?

Алёна неуверенно тряхнула головой.

Я заметил: к чашке Лебедева пока не прикоснулась, будто её и не заметила. Я прислушался – кричали за окном птицы, позвякивал ложкой о чашку Александров. Отметил: Юрий Григорьевич не похрапывал – я этого не услышал.

– Завтра вечером мой папа проснётся, – заявила Варвара Юрьевна. – Живой и совершенно здоровый. Как и ты, девонька, тогда. Молодым он, конечно не станет. Но будет на вид моложе, чем прежде.

Бабушка Варя ухмыльнулась.

Мне почудился в её глазах лихорадочный блеск. Похоже, не только мне: Сан Саныч насторожился, замер с ложкой в руке. Он рассматривал лицо своей невесты, словно дожидался её дальнейших действий.

– Я такое уже видела, – сообщила бабушка Варя. – А ты, девонька, сама такое пережила. Этим летом. Вспомнила? Как теперь живётся без той гадости в голове? Хорошо? Не сомневаюсь: ты по ней не скучаешь.

Варвара Юрьевна накрыла ладонью лежавшую на столешнице руку Сан Саныча. Александров вздохнул, опустил глаза (словно вдруг заинтересовался содержимым своей чашки). Я заметил, как он ухмыльнулся.

Лебедева нахмурила брови.

– Хотите сказать… – произнесла она.

Алёна посмотрела мне в лицо.

Я снова рассмотрел отражавшиеся в её глазах светлые прямоугольники (окно).

– Не просто хочу, а прямо тебе об этом говорю, – перебила Варвара Юрьевна. – Нужны три платка с кровью. И всё готово. Два человека отправились в могилу, а один стал совершенно здоровым. Разве это не чудо?

Бабушка Варя развела руками, улыбнулась. Чай в моей чашке пришёл в движение, словно на корабле во время качки. Алёна снова переместила акцент своего внимания на Варвару Юрьевну, нахмурилась.

– В каком смысле… в могилу? – спросила она. – Я вас не поняла. Объясните, пожалуйста.

Варвара Юрьевна хмыкнула.

Её глаза сверкнули.

– Ну а как ты хотела, Алёнушка? – сказала бабушка Варя. – Это закон сохранения энергии, как мой папа объяснил. Обычная физика. Новая жизнь ниоткуда не возьмётся, как и новое здоровье. Где-то же их нужно взять, понимаешь?

Варвара Юрьевна пожала плечами.

Лебедева покачала головой.

– Варвара Юрьевна, что вы имеете в виду? – спросила она. – На что вы намекаете?

Глава 16

В чашках на кухонном столе остывал чай. Напиток пока никто не попробовал. Бабушка Варя с плохо скрываемой снисходительностью во взгляде посматривала на Лебедеву. Алёна почти не шевелилась, словно слова Варвары Юрьевны вогнали её в ступор. Сан Саныч свою чашку поглаживал пальцем, рассматривал её содержимое. Он, как и я, следил за беседой сидевших рядом с нами за столом женщин, не отвлекался на чаепитие. Выжидающе притихли за окном птицы. Я переводил взгляд с бабушкиного лица на Алёнино. В разговор не вмешивался; потирал запястья, где бод бинтами ещё прятались носовые платки, смоченные кровью мертвецов.

– Я ни на что не намекаю, Алёнушка, – сказала Варвара Юрьевна. – Я говорю, как есть.

Она пожала плечами и спросила:

– Ты же хотела узнать правду? Вот она – эта правда. Не самая приятная. Недетская. Смотри, девонька, слушай. Так уж случилось, что от тебя её уже не скроешь. Я не уверена, что тебе в этом повезло. Бывает правда, которую лучше не знать.

Варвара Юрьевна и Лебедева скрестили взгляды – будто затеяли игру в «гляделки».

– Скажу тебе, Алёнушка, то, о чём пока не рассказывала никому, – заявила бабушка Варя. – Мужчины в нашем роду обладают очень необычными способностями. Раньше бы их назвали колдунами. Сейчас… их способности отчасти объясняют законами физики.

Лебедева пошевелила бровями.

Варвара Юрьевна усмехнулась и качнула головой.

– Да, мой папа и Сергей тоже унаследовали такие способности. Это не хорошо и не плохо. Это просто такой бесспорный факт. Как их способности работают – ты только что сама увидела. Вот только ты не поняла, что именно здесь только что произошло.

– Я, кажется… – заговорила Алёна.

Бабушка Варя её перебила.

– Нет, ты не поняла, – заявила она. – Вижу это в твоих глазах. Потому что ты, девонька, увидела лишь одну сторону медали. Ты наверняка решила: случилось чудо. Подумала, что Сергей, как волшебник из тех детских сказок, исцелил моего папу. Как и тебя, тогда.

Алёна кивнула и произнесла:

– Да, я…

Варвара Юрьевна покачала головой.

– Нет, не поняла. Даже не спорь, Алёна. Не поняла. Иначе бы ты сейчас не светилась от счастья. Выброси из головы все эти радостные фантазии. Потому что жизнь редко похожа на детские сказки. Если только ты не смотришь на неё из-за чужой спины.

Алёна взглянула на меня, на Сан Саныча… заглянула в глаза Варвары Юрьевны.

– Но ведь… это же Сергей меня тогда вылечил? – спросила она.

– Серёжа только что вылечил моего папу, – сказала бабушка Варя. – Это пока всё, что ты поняла. Видишь: я не ошиблась. Ты рассмотрела лишь то, что было на самой поверхности. Лишь вершину айсберга. Но позабыла о том, что большая часть айсберга всегда под водой.

Бабушка указала на меня и сообщила:

– Способности мужчин моей семьи – не волшебство. Сергей действительно только что исцелил папу. Процесс ещё не завершился. Но уже необратим. Папа проснётся завтра под вечер или завтра ночью. Здоровый. Однако это лишь часть того, что сделал Сергей.

Варвара Юрьевна приподнялась, склонилась над столом и сняла повязку с моей левой руки. Убрала с моего запястья носовой платок, бросила его на столешницу рядом с моей чашкой. Алёна опустила на него взгляд – посмотрела на платок с недоумением. Бабушка с помощью Сан Саныча размотала бинт с другой моей руки. Второй мятый комок ткани упал на столешницу рядом с первым. Я с удовольствием потёр чуть покрасневшую (или окрасившуюся) кожу на предплечьях. Увидел, что Алёна подняла лицо. Встретился взглядом с её глазами. Улыбнулся – запоздало сообразил, что улыбка сейчас неуместна.

– Алёнушка, видишь вот эти два носовых платка? – спросила Варвара Юрьевна. – Они пропитаны человеческой кровью. Как и тот, который Серёжа оставил на журнальном столике в большой комнате. Как и тот, который Сергей летом пропитал твоей кровью, помнишь?

Лебедева отвела взгляд от моих глаз – посмотрела на Варвару Юрьевну.

– Сегодня ты, Алёнушка, сама увидела, как это обычно происходит, – заявила бабушка Варя. – Тогда, летом, было примерно так же. С незначительными отличиями. Тогда тоже было три платка. Один из которых Серёжа принёс от тебя. Припоминай, припоминай!

Варвара Юрьевна указала рукой на Лебедеву.

– Вспомни, что случилось. Сегодня. Я тебе сейчас напомню. Сергей взял три платка. Совершил то самое чудо, которое избавило тебя от опухоли. Сегодня он так вылечил нашего папу. Жить которому оставалось считанные дни, если не часы или даже минуты.

Бабушка Варя одарила меня взглядом.

Она ухмыльнулась и посмотрела Лебедевой в глаза.

– Вот только бесплатных чудес в этом мире не бывает, – заявила она. – У всего всегда есть цена. В чём бы она ни выражалась. Папина жизнь и здоровье стоила сегодня жизни двум другим людям. Настоящим, не вымышленным. Вот этим вот людям.

Варвара Юрьевна указала на платки.

– Сегодня они умерли, – сказала она. – Оба. Случилось это в то самое мгновение, когда папа уснул. У тех людей остановилось сердце. Возможно, что сейчас… где-то там, далеко от нас… в эту самую минуту врачи пытаются эти жизни вернуть. Но не смогут.

Бабушка развела руками.

– Тогда, летом, в июле, тоже умерли два человека. Жизни и здоровье которых достались тебе, Алёна. То были плохие люди. Это я точно знаю. Они заслужили свою участь. Не сомневайся. Быстрая смерть стала для них милосердной участью. Как и для вот этих.

Наши взоры вновь скрестились на пропитанных кровью платках.

– Один из тех людей был бандитом, – сообщила Варвара Юрьевна. – Жестокий убийца. Жить ему оставалось недолго: наш советский суд уже приговорил его к смертной казни. Сан Саныч раздобыл для нас его кровь. Мы тогда лишь ускорили исполнение приговора.

Бабушка повела плечом и заявила:

– Тот преступник умер внезапно. Наверное, даже во сне. Не около расстрельной стены. Умер он не напрасно. Не так, как жил. Сомневаюсь, что смерть такого человека хоть кого-то расстроила. Даже его родные, наверняка, вздохнули с облегчением.

Варвара Юрьевна подняла взгляд на лицо Лебедевой.

– На втором платке тогда была женская кровь, – сообщила она. – Я сама плеснула её на ткань. Плеснула самую малость. Хотя с удовольствием бы спустила с той мрази всю кровь до последней капли. Этого же хотели все мои коллеги, кто бы в тот день на работе.

Бабушка покачала головой.

– Обойдусь без подробностей. Ладно? Скажу только: та тварь в женском обличье убила троих детей. Своих. Хотела убить ещё мужа и себя. В отделении шептались, что зря мы не позволили ей сдохнуть. Но она ещё пожила. Потому что её жизнь понадобилась тогда нам.

За окном каркнула ворона – Лебедева вздрогнула.

Варвара Юрьевна фыркнула.

– Так и рождаются чудеса, Алёнушка, – сообщила она. – Любые чудеса. Даже подарки от Деда Мороза. Все они заранее щедро оплачены. Кем-то. Всегда. Цена у чудес есть. И обычно немалая. Даже если мы о ней не знаем. Поэтому чудеса и случаются редко.

Варвара Юрьевна развела руками.

– Вот такое оно, волшебство, Алёнушка, – сказала она. – Каждый сам для себя решает: стоят ли чудеса своей цены. В твоём случае решение принял Сергей. Так что твоей вины в смерти тех людей нет. Пусть твоя совесть спит спокойно. Ты ни в чём не виновата.

Бабушкин палец нацелился на платки.

– Ответственность за смерть этих подонков тоже полностью взвалил на себя Серёжа, – сообщила она. – Это он их сегодня убил. Только он. Всё. Плохо это, или хорошо – сейчас не в этом дело. Это просто неоспоримый факт. Пойми это, Алёна. Подумай над этим.

Варвара Юрьевна опустила руку на стол: вновь уложила её поверх руки Сан Саныча.

Она дёрнула плечами и добавила:

– Каждый из этих вот… платков ложится ядовитым пятном на Серёжину совесть. Это не первые пятна. Думаю, что и не последние. Каково это – я могу лишь гадать. Но это Серёжин выбор. Он его сделал. Как настоящий мужчина. Я ему сочувствую. Я им искренне восхищаюсь.

Варвара Юрьевна улыбнулась.

– Это хорошо, что ты, Алёнушка, сегодня здесь, – сказала она. – Хорошо, что ты нашла ответы на вопросы. Даже на те, которые у тебя появились бы позже. Поверь мне: они бы непременно появилась. Ведь ты умная; и уже давно не наивный ребёнок. То, чему ты стала сейчас свидетелем, нечастое событие. Папа и Сергей используют эту свою способность редко. Сама понимаешь, почему. Однако потребность в этой способности высокая. Слишком, я бы сказала, высокая. Не только у нас есть больные родственники и дорогие нам люди при смерти. Мой папа это понимал. Понял теперь и Сергей. Вот только Серёжа это понял… позже, чем следовало.

Бабушка печально улыбнулась. Александров хмыкнул и всё же пригубил чашку. Я тоже вспомнил о чае – обнаружил, что тот стал чуть тёплым.

Варвара Юрьевна и Алёна пару секунд молчали и смотрели друг другу в глаза.

– Помню, что ты, Алёнушка, гадала, – сказала бабушка Варя, – почему Сергей не останется в СССР. Теперь… когда ты узнала вот об этом…

Она показала на платки и продолжила:

– … Ответ на свой вопрос ты получила. Сама понимаешь, девонька, как нужна всем Серёжина способность. Все хотят чуда. Многим наплевать, какой ценой то чудо им достанется. Многим… но не нам. Как я уже сказала: Серёжа и папа пользовались этой способностью редко. Лишь когда Сан Саныч приносил кровь доноров: тех доноров, чья жизнь в наших глазах обесценилась. Это было нашим решением. Мы сами решали, кто умрёт, а кто выживет. Случалось это нечасто. Но иногда новые пациенты моего отделения вдруг засыпали на сутки. Именно новые, чудесное исцеление которых записывали в счёт неверного первичного обследования.

Варвара Юрьевна погладила Александрова по руке.

– Вот так мы и жили до недавнего времени, – сообщила она. – Сан Саныч приносил кровь доноров-смертников. Я находила пациента, как только у нас появлялось два платка. Папа использовал способность и получал новое пятно на совести. Где-то в тюрьме умирали очередные негодяи, которым советский суд вынес смертный приговор. Примерно так всё происходило. Раньше. Когда появлялась возможность. Делали мы это не потому, что нам это нравилось. А потому, что это спасало других людей. Тех, кто иначе бы умер. Никаких громких чудес и ужасных трагедий не случалось. Мы не привлекали к своим делам чужое внимание. Пока не проявился Сергей.

Варвара Юрьевна усмехнулась.

Взгляды всех сидевших за кухонным столом скрестились на моём лице.

Я развёл руками.

– У Серёжи тоже есть наши семейные способности, – сказала Варвара Юрьевна. – Вот только он изначально отнёсся к ним недостаточно серьёзно и ответственно. Он почти не скрывал их от окружающих. Потому что не знал о своём умении исцелять. Этому он научился уже здесь, в Москве. Только после этого он понял, насколько безответственно себя вёл раньше. Серёжа зарекомендовал себя, как человек с необычными умениями. Тебе, Алёнушка, тоже о них рассказывали. Наверняка. Люди не держат язык за зубами. Даже, когда их об этом просят. Ты наверняка слышала от Хлыстова, как Сергей при помощи своих способностей нашёл потерянный автомобиль. Было такое?

Лебедева кивнула.

– Да, Женя говорил…

– Об этом Серёжином умении теперь судачит не только Женя, – заявила бабушка Варя. – В этот вашем пансионате Сергей тоже отличился; причём, не раз. Эту Серёжину способность находить потерянные вещи или потерявшихся людей мой папа назвал «поиском». Сергей раньше считал эту способность почти бесполезной. Вот только она привлекла к нему ненужное внимание. Этого внимания к Сергею станет больше, когда просочится информация о чудесном исцелении знаменитой советской актрисы Елены Лебедевой. А об этом наверняка уже говорят врачи. И скоро заговорят не только они. А тут ещё встанет на ноги тот парень…

Варвара Юрьевна покачала головой.

– … Теперь вот папа избавится от болячек, заметно помолодеет. У нас в больнице на это наверняка обратят внимание. И вспомнят об этом случае, когда… и если начнутся расспросы. Всё это по отдельности объяснимо. Хотя и выглядит странно. Вот только главная странность здесь в том, что все эти случаи непонятным образом связаны с Сергеем Красавчиком. Это наверняка заметят, рано или поздно. Тогда и вспомнят об этих Серёжиных фокусах с поисками… о которых многие говорят уже сейчас. Сан Саныча, вон, уже забросали вопросами и просьбами. После того, как Сергей отыскал в лесу ту девочку. Алёна, ты слышала о том случае?

Лебедева покачала головой.

– Нет. О каком?

– Летом в Лидинском лесу заблудилась маленькая девочка. Она провела в лесу почти два дня. Пока Сергей при помощи своих способностей её не отыскал. Девочка, кстати, уже выздоровела, чувствует себя прекрасно, пошла в первый класс. В Москве до сих пор поговаривают… спасибо её болтливой тёте… что для поисков этой девочки милиция привлекла колдунов и шаманов. Сан Саныча засыпали вопросами и требованиями разъяснить ситуацию. Но он сам виноват. Тут мне его не жаль. Однако ситуация безрадостная. Того шамана и колдуна рано или поздно вычислят. А там непременно всплывёт и информация о чудесных выздоровлениях.

Варвара Юрьева вздохнула и сообщила:

– Она обязательно всплывёт, когда за дело возьмутся специалисты из Комитета государственной безопасности. Поиск потерянных людей их вряд ли заинтересует. А вот слухи о чудесных исцелениях наверняка привлекут внимание КГБ. Да и руководители государства ими тоже заинтересуются. Сергея ждала бы прекрасная возможность возвыситься – здесь, в Советском Союзе. Если бы не та самая обратная сторона медали, о которой я тебе, Алёнушка, только что говорила. Каждый исцелённый партийный и государственный деятель будет стоить двух человеческих жизней. На всех желающих исцелиться убийц и насильников не хватит. Думаешь, Алёна, это имеет значение? Для них.

Бабушка указала пальцем в потолок и уточнила:

– Понимаешь, кого я имела в виду?

Лебедева посмотрела мне в лицо, снова нахмурилась.

– Вот! – сказала Варвара Юрьевна. – Ты поняла.

Она кивнула и продолжила:

– Это обстоятельство я и подразумевала, когда сказал: Сергей должен уехать из СССР. Хотя бы для того, чтобы он не оказался на допросе у людей из Комитета. Пусть ходят по Москве и по московским кабинетам слухи. Это не страшно. Слухи есть и были всегда. Лишь бы не выяснили правду. А КГБ правду обязательно выяснит, если обнаружит Сергея. Сказать, что случится потом? Нет, вряд ли Серёжу упрячут в тюрьму. Хотя и такой вариант возможен, пусть и мало реалистичен. Нет. Мы уверены, что Сергею даже обеспечат комфорт. Только ограничат свободу. Прежде всего: свободу выбора. Все эти наши нынешние методы использования Серёжиных способностей…