Текст книги "Красавчик. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

В пятницу я воспользовался внутренним компасом четыре раза. Проглотил в этот день две таблетки. Перед четвёртым «поиском» Юрий Григорьевич нахмурился. Но он выполнил мою просьбу и не отговаривал меня.

Ночь я просидел в кресле. Смотрел на подсвеченный лампой аквариум, вертел в руке привезённую с моря белую ракушку. Под утро подумал, что сегодняшняя головная боль пришлась кстати: она гнала из моей головы мысли.

* * *

В субботу явилась бабушка Варя. Она буквально ворвалась в квартиру своего отца, источая бодрость и хорошее настроение. Разбудила меня и тут же усадила за кухонный стол. Напоила меня кофе и накормила собственноручно изготовленным песочным печеньем (тем самым, которым буквально закармливала меня в детстве).

Рассказала о том, что поговорила вчера вечером по телефону с Сан Санычем – тот всё ещё был в Ворошиловграде. Сообщила о позавчерашней встрече с Аркадием и с его невестой. Выждала, пока я решительно отодвинул от себя тарелку с печеньем. Взглянула на своего молчаливого сегодня отца, затем на меня.

Потребовала:

– Рассказывайте.

– О чем рассказывать? – спросил я.

– Как это о чём? – удивилась Варвара Юрьевна. – О Лебедевой, конечно! Приходила?

Она посмотрела на опустившего взгляд в чашку Юрия Григорьевича.

– Что случилось? – сказала бабушка Варя. – Чего вы хмуритесь? Ленка Лебедева к вам вчера доехала, или нет?

Она склонилась в мою сторону, ткнула меня кулаком в плечо.

– Чего вы хмурые-то такие? – спросила Варвара Юрьевна. – Мужчины! Что стряслось?

Я заверил бабушку, что у нас всё нормально. Сообщил, что вчера тренировал «поиск» – особых успехов не добился, но головная боль ещё не исчезла.

– Да и не выспался я…

Варвара Юрьевна отмахнулась от моих слов.

– Лебедева-то здесь была? – спросила она.

– Была, – ответил Юрий Григорьевич.

– Ну, и? – сказала Варвара Юрьевна. – Мужчины! Мне каждое слово из вас клещами вытаскивать? Рассказывайте уже! Что Лебедева вам рассказала? Когда появится здесь снова?

Я подвинул в сторону бабушки Вари всё ещё лежавший на кухонном столе со вчерашнего дня билет.

Варвара Юрьевна опустила на него взгляд.

– Зверев Иван Леонидович, – прочла она. – Режиссёр.

Варвара Юрьевна подняла на меня глаза и спросила:

– Что это? Кто такой этот Зверев?

Я перевернул клочок бумаги обратной стороной и сообщил:

– Это билет в Московский театр сатиры. На сегодняшний вечер. Спектакль начнётся в семь часов вечера.

– Поняла, что билет, – сказала Варвара Юрьевна. – Я его видела ещё вчера. Лена мне его сама показала. Мне-то, братец, ты его зачем тычешь? Хвастаешься? Хочешь, чтобы позавидовала?

– Это твой билет… сестрёнка, – сообщил я. – Иди на спектакль. Сегодня. Если захочешь.

Бабушка Варя озадаченно хмыкнула, приосанилась.

– Не поняла, – сказала она.

Приподняла брови.

Я пожал плечами и ответил.

– Ты хотела в театр. Ведь хотела? Вот и иди. Сегодня в семь. Твоё желание исполнится.

Варвара Юрьева недоверчиво усмехнулась.

Она сощурилась, спросила:

– А как же ты, братец? Что-то я никак не соображу, что у вас тут случилось. Мужчины, вы мне объясните? Сергей, Лебедева же тебе этот билет принесла. Или она дала вам два билета?

Варвара Юрьевна развела руками, выжидающе замерла.

Юрий Григорьевич кашлянул, прикрыл свой рот чашкой.

– На спектакль сегодня не пойду, – сообщил я. – Так что билет твой, сестрёнка. Радуйся.

Я тоже взмахнул руками.

Бабушка Варя кивнула.

– Нет, я рада, конечно, – произнесла она. – Очень. Наверное.

Варвара Юрьевна повернулась к своему отцу.

– Папа, что за дела? – спросила она. – Я пока не врубаюсь в ситуацию.

Юрий Григорьевич кашлянул.

– Лебедева и Сергей вчера… расстались, – сообщил он.

– Да ладно! – воскликнула Варвара Юрьевна.

Она стукнула ладонью по столу и повернула в мою сторону лицо.

– Братец, неужто она тебя бросила? – спросила Варвара Юрьевна. – С чего это вдруг? А это тогда что?

Варвара Юрьевна припечатала театральный билет пальцем к столешнице.

– Прощальный подарок? – сказала она. – Откупиться от тебя решила? Ленка для этого и приезжала?

Бабушка Варя хмыкнула и заявила:

– Вот же пакость такая! Мне она вчера показалась хорошей девчонкой. А она, значит… вот как? Стерва избалованная! Все они эти… эти знаменитости такие! Стервозные. Лучше бы она с этим билетом знаете что сделала⁈

Варвара Юрьевна сжала кулаки.

Будто от испуга притихли за окном птицы.

Мой прадед покачал головой.

– Лена Лебедева вчера плакала, – тихим голосом сообщил он. – Кхм. Леночка ни в чём не виновата. Это Сергей её вчера бросил.

Юрий Григорьевич вздохнул.

Варвара Юрьевна посмотрела на него, затем перевела взгляд на моё лицо.

– В каком смысле… бросил? – спросила она. – Это как так-то?

Бабушка Варя прикрыла театральный билет ладонью.

– Каком кверху, – сказал я. – Как обычно.

Усмехнулся и сообщил:

– Прошла любовь, завяли помидоры; и разошлись, как в море корабли. Вот так. Разве не понятно? Мы с Еленой Лебедевой расстались. Если это можно так назвать. Потому что у нас и была-то… просто обычная интрижка.

Я взмахнул рукой.

Варвара Юрьевна переспросила:

– Интрижка?

Она вновь пошевелила бровями.

Я пожал плечами и заявил:

– Курортный роман остаётся на курорте. Это всем известно. Поэтому ничего странного в том, что он не продолжится здесь, в Москве. Мы не поссорились и не поругались. Всё завершилось тихо и мирно. Как у всех нормальных людей.

Я развёл руками.

– Это Лебедева так решила? – спросила Варвара Юрьевна.

Она вновь прикоснулась к моему плечу.

– Это я так решил. И Алёна со мной согласилась. Так что тут без вариантов.

Я рубанул столешницу ребром ладони – звякнула о край сахарницы ложка.

Юрий Григорьевич кашлянул.

– Без каких ещё вариантов? – спросила Варвара Юрьевна. – Ведь ты же, братец, её любишь. А она любит тебя. Это я вчера у неё на лице прочла. Я такие вещи всегда замечаю и распознаю. Ни разу ещё не ошиблась. Без каких вариантов, братец⁈

Последнюю фразу бабашка Варя произнесла в повышенном тоне. Мне почудилось: её глаза гневно сверкнули.

Юрий Григорьевич прикоснулся к руке своей дочери.

– Успокойся, Варенька, – сказал он. – Сергей всё правильно сделал.

– Правильно⁈

– Да, правильно, – сказал Юрий Григорьевич.

Он посмотрел дочери в глаза. Примерно пять секунд они «бодались» взглядами.

– Папа, – сказала Варвара Юрьевна, – что же в его поступке правильного? То, что мой братец идиот, я уже поняла. Но ладно бы он вредил только себе. Лену-то он зачем обидел? Папа, тебе эту девочку совсем не жаль?

– Я ей сочувствую, – ответил прадед. – И Сергею тоже. Но таковы обстоятельства. Сергей поступил правильно. Как настоящий мужчина. Я поддержал его выбор. При этом искренне ему сочувствую. Понимаю, как ему сейчас тяжело.

Варвара Юрьевна растерянно улыбнулась.

– Мужчины, вы сошли с ума? – спросила она.

Я услышал в её голосе нотки обиды.

– Папа, тебе жаль Сергея? – переспросила Варвара Юрьевна. – Серьёзно? Ты пожалел Сергея, который отвернулся от своих чувств и растоптал чувства хорошей девочки? Он же самовлюблённый болван! Папа, ты в своём уме?

Варвара Юрьевна отгородилась от нас скрещенными на груди руками.

– Да, я в своём уме, дочка, – ответил Юрий Григорьевич. – Кхм. Лену мне тоже очень жаль. Но таковы обстоятельства.

– Какие обстоятельства, папа⁈

У меня за спиной вздрогнуло оконное стекло (то ли от порыва ветра, то ли от резких звуков бабушкиного голоса). Я взял из тарелки печенье, уронил с него на столешницу крошки и кристаллики сахара. Сунул печенье в рот.

Юрий Григорьевич свёл у переносицы брови.

– Сергей через два месяца уедет, – сказал он. – Очень далеко. Надолго. Кхм. Поэтому с Леночкой он всё равно бы расстался. Подумай сама, дочка. Стало бы Леночке легче, если бы расставание случилось позже? А оно непременно случилось бы. Поверь мне. Было бы нечестно со стороны Сергея, дай он Леночке надежду, а потом… случилось бы то же само, что и сейчас.

Варвара Юрьевна тоже нахмурилась.

– Куда это он собрался? – спросила она.

Повернулась ко мне и поинтересовалась:

– Вернёшься в свой Владивосток?

Я похрустел печеньем.

– Он уедет ещё дальше, Варюша, – сказал Юрий Григорьевич. – Но только это секретная информация.

Варвара Юрьевна встрепенулась, расправила плечи.

Спросила:

– Секретная? Куда это Сан Саныч его втянул?

Юрий Григорьевич покачал головой.

Бабушка Варя вскинула руку.

– Только не ври мне, папа! – воскликнула она. – Если поездка секретная, то это явно проделки Сан Саныча. У него эти секретные командировки теперь случаются одна за другой. Что он на этот раз придумал? Во что он втянул моего братца?

Я проглотил печенье и сказал:

– Сан Саныч тут ни при чём, сестрёнка. Я сам создал свои проблемы. Уже с ними приехал в Москву. Приехал… потому что в следующий раз сделаю это нескоро. Решил, что повидаю отца и тебя. С тобой мы в будущем ещё встретимся. А вот…

Я взглядом указал на Юрия Григорьевича.

Варвара Юрьевна взмахнула ресницами.

– Что… вот? – спросила она.

– Старый я уже, – ответил Юрий Григорьевич. – До возвращения Сергея вряд ли доживу. Если он вообще вернётся в Москву. Повидал его сейчас – и то хорошо. Да и вас познакомил. Кхм. Или ты, Варюша, считаешь, что Лебедева его дождётся?

Прадед покачал головой.

– Пусть уж Леночка живёт спокойно, – сказал он. – Ей детей рожать нужно. Чай, не девчонка уже. Да и работы у неё в Москве много. Поплачет в подушку день-два и успокоится. Кхм. Она и знала-то твоего брата – всего ничего. Переживёт.

Юрий Григорьевич опустил взгляд в чашку.

Бабушка Варя шумно вздохнула.

– Ничего не понимаю, – призналась она.

Спросила:

– Эта ваша поездка… она действительно нужна?

Юрий Григорьевич кивнул.

– Нужна.

Варвара Юрьевна взглянула на меня.

– Без вариантов, – ответил я.

* * *

В театр Варвара Юрьевна не пошла. Сказала: не высидит вечер спокойно на предназначенном для меня месте. Заявила, что лучше уж кресло в зале будет пустым, чем Лена увидит на нём не меня, а другого человека. Я её логику не понял. Но в споры не вступил. Бросил билет на журнальный столик. Посматривал на него, когда в ночь с субботы на воскресенье пережидал вспышку головной боли (после четырёх вчерашних обращений к внутреннему компасу). В воскресенье бабушка Варя пришла снова. Вновь разбудила меня и в ультимативном тоне заявила: сегодня мы пойдём в кино.

Шестнадцатого августа мы посмотрели «Возвращение 'Святого Луки». Всё в том же кинотеатре «Художественный». На этот раз в кинотеатре не было аншлага. Хотя зал не выглядел и пустым: большую часть мест зрители всё же заняли. Советский детектив (на мой взгляд) смотрелся бледно и скучно на фоне тех голливудских боевиков, которые я просмотрел в девяностых годах. Сюжет фильма мне показался банальным, а игра актёров неубедительной. Я наблюдал за игрой Натальи Рычаговой (которой досталась Алёнина роль в фильме «Офицеры») и представлял на её месте Елену Лебедеву.

* * *

Понедельник, вторник, среда и четверг – все эти дни прошли для меня по единому шаблону: утренняя тренировка, дневной сон, четыре «поиска» и много головной боли. Плюсом к этому я добавил работу с тетрадью Порошиных (которую мысленно называл «спортивным альманахом»). На прогулки по городу и походы в рестораны или кинотеатры у меня не оставалось ни времени, ни сил, ни желания. Только в пятницу в моё расписание вклинилось изменение: вернулся из командировки Сан Саныч. Он явился в квартиру моего прадеда вечером, до начала моих тренировок. Поставил на кухонный стол банку с окровавленным платком и потребовал кофе.

Измученный вид Сан Саныча отбил у меня желание пошутить. Да и сам Александров выглядел непривычно серьёзным.

Он придвинул к себе полученную от прадеда чашку с парящим напитком.

Сан Саныч указал на платок в банке и заявил:

– Этого используйте смело. Как у вас продвигаются тренировки? Появились успехи?

Юрий Григорьевич покачал головой.

– Пока всё глухо, – сообщил я. – Платки не сдаются. Но я всё же возьму их измором.

– Работай, Красавчик, – сказал Александров. – Оприходуй уже все эти материалы.

Сан Саныч снова показал пальцем на банку.

– Знали бы вы, с каким трудом я уговорил себя не свернуть этой твари шею, – сказал он.

* * *

В субботу двадцать второго августа я устроил себе вынужденный выходной. Потому что Юрий Григорьевич и Варвара Юрьевна отказались быть моими ассистентами. Прадед заявил, что «такими темпами» я умру от инфаркта раньше, чем он. Настоял, чтобы его дочь и Сан Саныч тоже «не поддались» на мои уговоры.

Вместо работы с «поиском» я сегодня бродил в компании прадеда, Сан Саныча и бабушки Вари по парку имени Горького. Мы рассматривали клумбы с цветами и фонтаны. Ели мороженое, пили лимонад. Поужинали в кафе, несмотря на ворчание Варвары Юрьевны (она твердила, что «здесь всё очень дорого»).

В ночь с субботы на воскресенье я усиленно поработал над запоминанием результатов спортивных соревнований будущего. Без помех в виде головной боли это было несложным делом. Я под утро устроил себе экзамен – убедился, что знания не выветривались у меня из памяти, сохранялись там «на будущее».

* * *

В воскресенье вечером Сан Саныч и Варвара Юрьевна снова явились к нам в гости. Александров и мой прадед уселись на кухне за столом – в полголоса обсуждали планы Сан Саныча на следующую поездку. Меня и Варвару Юрьевну они в свою компанию не приняли: заявили, что у нас «найдутся дела поважнее». Под «важными» делами они подразумевали мои попытки выцедить из окровавленных платков хоть «каплю» чужой «жизненной» энергии. Я с ними не спорил – бабушка Варя немного поворчала (скорее, просто по привычке). Мы ушли в гостиную, но сразу к тренировкам не приступили: Варвара Юрьевна заговорила о Лебедевой.

Она описала, какое удивление испытала при Алёнином появлении – тогда, в прошлую пятницу. Сказала, что поначалу не поверила собственным глазам, при виде лица актрисы. Но потом узнала и её голос. А после первых же Алёниных слов «всё стало на свои места». Варвара Юрьевна призналась, что даже испытала гордость за меня. Потому что о любви Елены Лебедевой сейчас мечтали все мужчины Советского Союза. Но актриса влюбилась не в коллегу артиста и не в сына «важных родителей». Лебедева «по уши втрескалась» в меня – в «новоявленного братца» Варвары Юрьевны. Бабушка посмотрела мне в лицо, усмехнулась и покачала головой.

– Жалко, что всё так закончилось, – сказала она.

– Мне тоже, – ответил я.

Варвара Юрьевна вздохнула, прошлась по комнате. Остановилась около журнального столика, на котором уже неделю лежал просроченный билет в театр. Взяла его в руки, оглядела со всех сторон.

Бабушка Варя обернулась и спросила:

– На память его себе оставил?

– Рука не поднялась выбросить, – признался я.

Варвара Юрьевна кивнула и заявила:

– Потому что любишь её.

Она посмотрела мне в глаза.

– Хоть себе в этом признайся, братец, – сказала Варвара Юрьевна. – Любишь её?

На кухне громко кашлянул Юрий Григорьевич.

Я посмотрел на шумевший и вращавший лопастями вентилятор, который стоял на тумбе. Перевёл взгляд на окровавленный платок, привёзённый Сан Санычем и Ворошиловграда – он трепыхался под полкой у стены на верёвке. Взглянул и на лампу, светившуюся над аквариумом.

Тряхнул головой и сказал:

– Давай уже поработаем. сестрёнка. Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь. Может, и головная боль завтра пораньше пройдёт.

Варвара Юрьевна фыркнула.

– Упрямый ты, братец, – сказала она. – Такой же, как и наш отец.

Я улыбнулся, посмотрел на бабушкино лицо.

Спросил:

– Что мы сегодня ищем?

– А вот его и поищи, – ответила Варвара Юрьевна.

Она показала мне билет в театр. Положила его на журнальный стол, отошла к дивану. Я последовал за ней, поправил на правой руке спрятанный под бинтовой повязкой носовой платок.

– Мы ищем маленький клочок бумаги, – сообщила Варвара Юрьевна. – Это билет в Московский театр сатиры.

Я положил руку с прибинтованным к запястью платком на бабушкину голову.

Варвара Юрьевна зажмурила глаза и продолжила:

– На билете стоят две печати. Первая утверждает, что спектакль состоялся пятнадцатого августа. Вторая говорит о том, что спектакль начался в девятнадцать часов. На билете указан первый ряд и десятое место. На обратной его стороне билета ты, братец, синими чернилами написал: «Зверев Иван Леонидович. Режиссёр». Почерк у тебя корявый, буквы пляшут в разные стороны. Правый верхний уголок билета чуть надорван. Да и сам билет слегка помят…

Я тоже закрыл глаза, слушал бабушкин рассказ.

Тикали часы, шумел вентилятор. Со стороны кухни то и дело доносилось покашливание моего прадеда.

Я сам не заметил, в какой момент у меня в голове голос Варвары Юрьевны сменился на голос Елены Лебедевой.

– … Надписи на билете отпечатаны синей краской…

При звуках Алёниного голоса по моей руке (от прибинтованного к запястью платка к голове) побежали мурашки. Я почувствовал, как в моём воображении качнулась стрелка компаса. Она указала вправо.

Я открыл глаза и сказал:

– Почувствовал направление. Всё. Первый «поиск» закончен.

– Молодец, – похвалила Варвара Юрьевна.

Она поправила на голове причёску.

Я привычно помассировал кончиками пальцев виски…

Замер.

Посмотрел на Варвару Юрьевну и сообщил:

– Голова не болит.

Глава 5

На окне гостиной покачивались от сквозняка шторы. Трепыхался под полкой окровавленный платок. Гудел на тумбочке вентилятор. Из кухни доносился голос Сан Саныча и покашливание моего прадеда. Я прислушался к своим ощущениям. Воображаемая стрелка компаса уже не показывала в направлении журнального столика. Она исчезла, как только я разорвал контакт между своей рукой и бабушкиной головой. Обычно после этого сразу же впивались в виски болевые иглы. Но сейчас они запаздывали. Сердце у меня в груди отсчитывало секунды. Я выждал почти минуту. Но боль пока не появилась: ни в висках, ни в затылке.

– Что случилось, братец? – спросила Варвара Юрьевна. – Тебе плохо?

Я покачал головой и вновь прислушался к ощущениям. Почувствовал, как стучала в висках кровь, как билось в груди сердце. Даже услышал урчание в животе.

Ответил:

– Сам пока не понял. Голова не болит. Совсем.

Я накрыл левой ладонью повязку на запястье правой руки. Не ощутил на коже под платком ни тепло, ни холод, ни покалывание. Снова осторожно тряхнул головой.

– Не болит, – повторил я.

Посмотрел на Варвару Юрьевну и скомандовал:

– Давай ещё раз попробуем.

– Сразу?

Варвара Юрьевна удивлённо приподняла брови.

– Сразу, – сказал я.

Бабушка Варя усмехнулась – я не позволил ей возразить.

– Не спорь со мной, сестрёнка, – сказал я. – Не сейчас. Просто сделай, что я говорю.

– Но…

– Никаких «но». Забудь о них. Снова представь билет. Нет. Лучше подумай о рисунке своей дочери. Как в прошлый раз. Он где-то здесь лежит. Не знаю, куда ты его тогда убрала. Подумай о нём. Опиши мне его. Только не спеши.

Я положил руки на бабушкины плечи, посмотрел ей в глаза. Вспомнил, что вот так же мы завершали споры и раньше, в моём детстве. Вот только тогда она меня так же успокаивала взглядом.

Варвара Юрьевна кивнула.

– Ладно, – сказала она. – Только потом не плачь и не жалуйся, братец.

Она усмехнулась, зажмурилась.

– Лист плотной бумаги из альбома для рисования… – произнесла она.

Я кончиками пальцев прикоснулся к тёплой шее Варвары Юрьевны и тоже закрыл глаза. Окунулся во тьму. Слушал бабушкин голос. Ждал, когда отреагирует на него воображаемая стрелка. Варвара Юрьевна говорила тихо, спокойно. Моё воображение реагировало на каждую произнесённую бабушкой фразу. Оно будто бы воспроизводило тот самый рисунок, который описывала мне Варвара Юрьевна. Я представил схематически изображённых на белом листе бумаги людей. Вообразил нарисованные простым карандашом цветы, траву и деревья. Стрелка покачнулась – в тот самый момент, когда по правой руке побежали к голове мурашки.

– Да неужели? – произнёс я.

Посмотрел бабушке Варе в лицо – та открыла глаза.

– Не почувствовал? – спросила она.

Я покачал головой.

– Нет.

– Наверное, я плохо представила, – сказала Варвара Юрьевна. – Попробуем ещё. Я постараюсь.

Я убрал с её плеч руки и улыбнулся.

– Всё нормально, сестрёнка. Расслабься. Рисунок я нашёл. Он лежит вон там, в шкафу. Стрелка сработала чётко. Как всегда. Но я больше не чувствую головную боль. Совсем. Понимаешь?

Я вскинул руку и прижал её к своему лбу.

– Братец, ты хочешь сказать…

– Да! – воскликнул я. – Так и говорю: у меня получилось.

– Ух, ты!..

Варвара Юрьевна на шаг попятилась и уселась на диван. Скрипнули диванные пружины. На кухне кашлянул Юрий Григорьевич. Над аквариумом мигнула лампа – будто бы у меня на мгновенье потемнело в глазах.

Бабушка Варя запрокинула голову, посмотрела на меня и сказала:

– Так это же хорошо?

– Это круто, – ответил я. – Почти месяц мучений… и получилось.

Я уселся на диван рядом с Варварой Юрьевной. Наклонил рукой её голову к своему лицу и поцеловал бабушку в щёку. Варвара Юрьевна ойкнула от неожиданности, смущённо улыбнулась.

– Нужно рассказать папе, – сказала она.

– Надо, – согласился я. – Сейчас расскажем.

* * *

– Сергей, ты уверен, что тебе не показалось? – спросил прадед.

– Уверен. Я попробовал дважды.

Юрий Григорьевич и Сан Саныч переглянулись.

– Давай ещё раз попробую, – предложил я. – Сколько «поисков» выдержит этот пациент?

Я похлопал рукой по спрятанному под бинтом платку.

– Три раза выдержит, – ответил Юрий Григорьевич. – Если у него здоровое сердце.

– А если больное?

– Тогда головную боль почувствуешь ты, – сказал Сан Саныч. – А этот… пациент откинет копыта.

Я покачал головой и заявил:

– Тогда с третьим разом повременим. Понятия не имею, что там у него с сердцем.

– Нет у него сердца, – сказал Сан Саныч. – Это я тебе точно говорю.

– Серёжа прав, – сказал Юрий Григорьевич. – Рисковать не станем. Прибережём этот платок для нужного дела.

Он посмотрел на меня.

– Сергей, замени платок на тот, который привёз Саня. Он уже высох почти. Для нашей цели сгодится.

* * *

Головная боль сегодня не появилась ни при третьем, ни при четвёртом «поиске». Несмотря на то, что оба этих раза моим ассистентом при работе с внутренним компасом был Сан Саныч. Не слышал я больше и Алёнин голос. Лишь пробегали по руке мурашки. Они начинали свой путь от участка кожи под платком и добирались до моего затылка.

Юрий Григорьевич кашлянул и сказал:

– Удивительно. Всего за месяц тренировок…

Он посмотрел на Александрова.

– Признаюсь, Саня, мне не верилось.

Юрий Григорьевич замолчал, покачал головой.

Сан Саныч улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

– Наш Красавчик – красавчик! – заявил Александров. – Всё у нас получится, Григорьич! Вот увидишь.

– Когда займёмся «лечением»? – спросил я.

Сан Саныч, Варвара Юрьевна и я скрестили взгляды на лице моего прадеда.

Юрий Григорьевич нахмурил брови.

– Не сегодня, – сказал он. – Ты, Сергей, молодец. Но давай сначала успокоимся. Хватит на сегодня тренировок. Отдохни. Завтра хорошенько выспишься. Я вернусь с работы, и мы обсудим дальнейшие занятия.

– Предлагаю отметить сегодняшний успех Красавчика! – сказал Сан Саныч.

Он потёр ладонь о ладонь, взглянул на меня и спросил:

– Красавчик, ты сегодня уже искал коньяк?

* * *

В понедельник Юрий Григорьевич вернулся домой в компании Сан Саныча. Первым делом мы выпили по чашке кофе. Затем я с помощью Александрова дважды воспользовался «поиском». Оба раза я и сегодня не почувствовал головную боль. Порывался найти Алёнин билет и в третий раз, но прадед скомандовал «отбой». Юрий Григорьевич уселся в своё любимое кресло рядом с журнальным столиком, пробежался рассеянным взглядом по лежавшим на столешнице тетрадям и по театральному билету. Выждал, пока мы с Сан Санычем разместимся на диване. Посмотрел мне в лицо, кашлянул.

– Сергей, ты молодец, – сказал прадед. – Упорный и трудолюбивый. Как и все в нашем роду. Я рад, что у меня такой правнук. Рад, что познакомился с тобой. Что бы ни случилось в будущем.

– Григорьич, не нагнетай! – произнёс Александров. – Всё будет хорошо. Красавчик постарается. Он уже многого добился. Так что на этот-то раз ты сам воспитаешь своего правнука. Сам его обучишь.

– Я тоже на это надеюсь, Саня, – ответил мой прадед.

Он тряхнул седой головой. Пару секунд Юрий Григорьевич задумчиво смотрел в сторону подсвеченного лампой аквариума. Затем он кашлянул и взглянул на меня.

– Что касается «лечения»… – произнёс прадед.

Он выдержал паузу – словно вспоминал начало речи.

– Сергей, ты уже сделал гигантский шаг для освоения этой способности, – сообщил Юрий Григорьевич. – Кхм. Но пока это был лишь чисто технический процесс. «Лечение» и «поиск» похожи. И в то же время они сильно отличаются друг от друга. Отличаются прежде всего последствиями их применения. Хочу, что бы ты, Сергей, чётко эти последствия понял. «Лечение» – это не только помощь больному человеку. Это двойное убийство. При каждом успешном «лечении» ты убиваешь людей. Очень важно, Сергей, чтобы ты осознал этот момент.

Прадед замолчал и указал на меня пальцем.

Я кивнул и сообщил:

– Понял, дед. После каждого «лечения» на моей совести окажутся очередные два трупа. Не скажу, что это меня совсем не беспокоит. Но я с этим легко смирюсь, если то будут трупы таких уродов, как маньячила Василий Гарин.

– Очень надеюсь, что только такие трупы и будут, – сказал Юрий Григорьевич. – Мы с тобой, Сергей, не орудие возмездия. Мы лишь превращаем это возмездие в помощь другим людям. Именно так я понимаю нашу способность.

– Не волнуйся, дед. Кровавый шлейф за мной не потянется. Это я тебе обещаю. Это без вариантов. Кровавые мальчики мне в глазах без надобности. Так что расслабься, дед. Я всё понял. Хватит лирики. Переходи ближе к делу.

Юрий Григорьевич и Сан Саныч обменялись взглядами.

Прадед сказал:

– Сергей, хочу, что бы ты знал: без кровавых мальчиков мы, возможно, не обойдёмся.

– В каком смысле? – спросил я.

– Помнишь, я говорил тебе о «неудаче», что произошла во время моего обучения «лечению»? – сказал Юрий Григорьевич. – Обещал, что расскажу тебе о ней. Кхм. Сергей, я до сих пор помню имя и фамилию человека, ставшего той самой неудачей. На моих глазах умерли десятки, если не сотни людей. Но я чаще всего во снах вспоминаю именно этого человека: мою «неудачу». Он стал для меня тем самым «кровавым мальчиком». Хотя тому человеку и без моего неудавшегося эксперимента оставалось жить от силы три дня.

– «Лечение» не удалось, дед?

– Оно прошло не так, как я планировал.

Юрий Григорьевич вскинул руки.

– Сергей, ты уже видел, как я провожу «лечение», – сказал он. – Такому меня никто не учил. Весь процесс «лечения» от «А» до «Я» придуман мной. Хорош он или плох – по-другому у меня не получилось. Но и само «лечение» в настоящем его виде поначалу сработало непредвиденно. Его суть я тебе уже объяснил: я перекачиваю «жизненную» энергию двух доноров в пациента. На выходе имею два трупа и одного внезапно выздоровевшего человека. При первом использовании этой способности случилось точно так же. Кхм.

Прадед покачал головой.

– Вот только исцелил я не того человека, – сообщил он. – У меня было три платка – три источника «жизненной» энергии. Это сейчас я бы не допустил подобную ошибку. Потому что теперь чувствую каждый источник по отдельности. Но тогда я просто распахнул для энергии три двери. Она хлынула из них стремительно. Кхм. Я не сразу понял, что произошло. Но потом изменить уже ничего не смог. Результатом моих трудов стали всё те же два убийства и одно исцеление. Вот только вылечил я не того человека, кого собирался вылечить.

Юрий Григорьевич развёл руками.

– Вот такая неприятность тогда случилась, – сказал он. – Это был одновременно и прорыв в моих экспериментах с использованием наших семейных способностей. И в то же время, я не добился желаемого результата. Я просто-напросто убил того пациента, к исцелению которого стремился. Произошла врачебная ошибка, как сказали бы мои коллеги. Кхм. Сегодня ночью и весь день на работе я размышлял над тем, как избежал бы такой ошибки теперь. Вот только ничего толкового я не придумал. Поэтому, Сергей…

Мой прадед замолчал – он смотрел мне в лицо и будто бы подбирал в уме нужные слова.

Вместо него продолжил лекцию Сан Саныч.

– Поэтому, Красавчик, ты поначалу поэкспериментируешь не с кровью Григорьича, – сказал он. – Сегодня я попрошу Варю. Она подыщет для тебя подходящего кандидата из пациентов своего отделения. У неё-то там всегда есть такие больные, кому только и осталось надеяться на чудо. Вот такого ты, Красавчик, первым делом и вылечишь. Если успеешь. На смену тому платку мы принесём новый, не беспокойся. В таком ресурсе недостатка не возникнет. За лечение Григорьича возьмёшься, когда появится уверенность в результате.

– Сколько у тебя было таких ошибок, дед? – поинтересовался я.

Юрий Григорьевич дёрнул плечами.

– Такая ошибка была только одна, – ответил он. – Потом «лечение» шло по плану… относительно. После того случая я всегда чувствовал и контролировал потоки энергии. Однажды остановил их и прервал процесс, когда почувствовал неладное – на конечный результат это не повлияло. Но ты, Сергей, пока в этом новичок. Поэтому Саня прав. Хотя мне и самому не нравится такой вариант. Я не хочу, чтобы ты тоже заполучил «кровавого мальчика». Поэтому имена доноров крови мы тебе не скажем. Если и случится в твоей работе осечка, пусть уж она ляжет на…

– Меня такой вариант не устраивает, – заявил я.

Юрий Григорьевич прервался на полуслове.

Он обменялся взглядами с Сан Санычем, посмотрел на меня.

– Почему… не устраивает? – спросил он.

– Потому что я знаю вариант лучше, – ответил я. – Есть у меня на примете один пациент. Вполне подходящий для нашего эксперимента. Им я займусь без спешки. Как раз сегодня утром о нём вспомнил. Он – это, что нам нужно.

Юрий Григорьевич нахмурился.

– Кхм. Сергей…

– Погоди, Григорьич, – попросил Сан Саныч.

Он поднял руку, показал моему прадеду пустую ладонь.

Повернулся ко мне.

– Что за пациент? – спросил Александров. – Красавчик, откуда ты его знаешь?

Я улыбнулся и сказал:

– Совсем недавно с ним познакомился. Это будущий Илья Муромец. Если «лечение» у меня получится с первого раза. Или мой первый «кровавый мальчик». Если с первого раза я облажаюсь.

* * *

Прадеду не понравилось моё предложение. Он долго доказывал мне, что личное знакомство с будущим пациентом навредит обучению. Говорил, что я буду во время «лечения» излишне осторожен – потому что обязательно настроюсь на «плохой» результат и всячески ему воспротивлюсь (вплоть до того, что сознательно саботирую получение любого результата). Он объяснял, что первое «лечение» – это, по сути, первое убийство. Оно непременно травмирует мою психику. А чёткий образ «невинной жертвы» лишь «усугубит травму», полученную мной при первом использовании способности.

На мои слова о том, что я «дитя перестройки» и «повзрослел в девяностых» прадед внимания не обратил: не понял их смысловую нагрузку. Он приводил мне в пример своих коллег, которым собственные «врачебные ошибки» едва не разрушили жизнь и карьеру. Говорил, что я пока слишком молод и неопытен, «чтобы спорить». Но я с прадедом и не спорил. Соглашался с его доводами, но стоял на своём: говорил, что для дальнейшего обучения меня устроит лишь «мой собственный» кандидат в пациенты. Мой спор с Юрием Григорьевичем едва не зашёл в тупик, пока моё решение не поддержал Сан Саныч.