Текст книги "Выход Силой (СИ)"

Автор книги: Андрей Дай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

/*Название дивного народца – ниссе, может происходить от норвежского и датского слова niðsi, означающего «милый маленький родственник»/

Сработало и с этим. Было у меня подозрение, что этот… хозяйчик мужского общежития, не совсем человек. Если конечно его в сопливом детстве не роняли в чан с чародейским составом каким-нибудь.

– Йоль* ушел, веттир* остались, – обещанием смерти прошелестел я застывшему уже практически на пороге существу. – Знаешь, кто я?!

/*Йоль (др.-сканд.jól, др.-англ.ġéol) – праздник середины зимы у исторических германских народов.

*Vættir (древнескандинавская, единственное число vættr) духи в скандинавской мифологии. Этот термин может использоваться для обозначения всего космоса сверхъестественных существ, включая альфаров (эльфов), дварфов (дварфов), йотнаров (гигантов) и богов ( асов и ванов )./

Существо прищурилось, потом все его тело как-то ужалось, стало еще меньше, еще боле непохоже на человеческое. Одни крупные мохнатые уши, которых прежде видно не было, чего стоили!

– Да-да, господин, – захлебываясь словами, на самой грани членораздельности, пролепетал «маленький братец». – Ошибся. Попутал. Не признал…

– У меня тут список, – достал я бумагу, под которой красовалась моя подпись. Вот уж не думал, что пригодится на что-то путное. – Будем проверять. Как тебя тут называют? Комендант?

– Не-не-надо проверять, – и вовсе огорчился тот. – Исправлю. В один миг все будет, господин. И даже лучше. Уж для Вас-то, поди, расстараюсь…

– Ты, наверняка, и живешь где-то здесь? – продолжал нагнетать я, намекая на то, что ниссе обычно очень привязаны к гнездам. В сказаниях часто встречается описание того, каким именно образом изгоняют провинившихся местечковых духов. И начинают процесс герои прошлых эпох всегда именно с уничтожения жилищ.

– Не-не-ненадо, – простонало существо, и даже прикрыл голову ладошками. Словно бы это могло его спасти. – Не-нее-надо.

– Я сейчас выхожу за вещами, – рычал я, вымещая на беззащитную тварь все обиды свалившиеся за день. Все бестолковости, прикрытые толстым слоем воображаемых традиций. Грубость и равнодушие сотрудников лицея, защищенных непробиваемым щитом обычаев. Кто-то должен был за это заплатить, и вот этот «кто-то» нашелся. – А когда вернусь, здесь нахожу чистоту и уют… И потом… Всегда чисто, одежда всегда в полном порядке. Иначе…

– Не-не-надо иначе, – дрожал ниссе.

– Иначе я иду тебя искать, – подвел я итог. По-другому они не понимают. Жалость почитают за слабость, и уважают только силу.

Это ради них в древности снимали с лодей головы драконов. Не ради людей. С людьми можно договориться, убежать или убить, если достичь соглашения не получилось. Твари понимали только язык силы. Только так. И деревянные морские змеи, по каким-то, одним тварям ведомым, причинам, вызывали у местных духов прямо-таки приступы бешенства. Грязь в котле с кашей, оступиться и упасть в самый неподходящий момент, залетевшая в рот муха в момент произнесения заклинания. Веттир гадили пришельцам без устали и с какой-то изощренной изобретательностью. Можно найти гнездо такого вот – домового – духа. Или выжечь лежбище духа лесного. Но нельзя воевать с каждым кустом или корягой.

Если конечно ты не Летов.

Опекуна, успевшего подъехать к дверям общежития и начавшего выгружать поклажу, нашел будучи в прекрасном расположении духа.

– Успел познакомиться с соседом? – первым делом поинтересовался Варгов, когда багажник был заперт, и я взялся за ручку громоздкого чемодана. И, верно от неожиданности и удивления, я уже открыл было рот, чтоб спросить: откуда тот мог узнать о буквально только что состоявшемся разговоре с «соседушкой», но не успел произнести и слова. Подполковник сам себе ответил. – А, ну да. Время еще раннее. Сосед наверняка еще на уроках. Или в клубе.

Начинались ранние зимние сумерки. День склонялся к вечеру, и по логике вещей, младшеклассник, коему не повезло оказаться моим соседом, и про существование которого я совершенно забыл, должен был быть уже у себя в комнате. Просто… Просто мне не было до него никакого дела.

Повезло, что нужный этаж был вторым. А не пятым, например. Проклятые чемоданы были словно свинцом залиты, а не аккуратно уложенными тряпками. Пока дотащил все четыре по очереди, взмок второй за сегодня раз.

– А ничего у тебя тут. Уютненько, – похвалил Варгов расстаравшегося на славу коменданта.

И я был с ним полностью согласен. Небольшая, наверное – три на четыре, комнатка разительно преобразилась. Мебели существенно прибавилось, и сама она выглядела новенькой, никем ни разу не пользованной. Да чего уж там, она и запах имела такой характерный: картон и свежее дерево.

Кровать была аккуратно заправлена. У двери лежал синтетический коврик с какой-то глупенькой надписью на латинском, а на подоконнике – горшок с неведомым комнатным растением. Ни о какой грязи по углам не могло быть и речи. Все сияло.

– Признаться, думал придется серьезно пообщаться с местным начальником, – покачал головой подполковник интендантской службы. – А они молодцы. Порядок знают.

Я неопределенно пожал плечами.

– Что-то же должно было быть сегодня хорошим, – уныло выговорил я.

– Понимаю, – невесть чего понял Варгов. – Нелегко оторваться от всего привычного, и вырваться в Большой Мир. Да?

– Вроде того, – не стал спорить я. Но и рассказывать почти незнакомому человеку о том, с какой жадностью рассматривал картинки этого его «Большого Мира» в сети, как торопился, рвался навстречу чему-то новому, тоже не хотел. Дядькой мой опекун оказался вроде бы неплохим. Плохо воспитанным, много о себе мнящим и любящим покомандовать? Да. Но плохим? Нет.

Только – чужим. И место в ближнем круге Олеф Бодружич Варгов, подполковник интендантской службы Берхольмского гарнизона, пока не заслужил.

– Здесь твоя мама тебе пирожков приготовила, – слегка смутившись, поставил он на стол картонную коробку, которую нес на вытянутых руках, пока я корячился с последним чемоданом. – Перекусить.

– Спасибо, – вяло выдохнул я, устраиваясь в кресле у стола. Жаль, что Варгов не умеет читать мысли. Узнал бы несколько новых способов по применению этих пирожков.

– Чем думаешь заняться?

– Душ, столовая, немного сети и спать. Завтра трудный день, – не стал скрывать своих планов.

– Добавь туда еще посещение куратора, – серьезно посоветовал опекун. – Лучше это сделать сегодня. Он обязан завтра представить тебя классу, а до этого должен будет составить о тебе свое какое-то представление.

– Вот как? Не знал.

– Да уж…

Пару минут посидели молча. Как на похоронах. Когда надо бы о чем-то говорить, но все темы кажутся неуместными.

– Ну, я, пожалуй, поеду, – хлопнул себя по коленям подполковник. – Дела еще, знаешь ли.

– Хорошо, – снова ноль эмоций. – Рад был познакомиться лично.

– Да-да. Мне тоже, – покивал опекун, которого я видел второй раз в жизни. – Поеду.

И уже у двери, словно решившись, остановился и выдал:

– Не держи обиды на свою маму. Ладно? Она славная женщина, и пытается забыть… Понимаешь? Твой отец, при всем моем к нему уважении, был… тяжелым человеком.

– Был? – вскинул я брови. – Вам что-то о нем известно?

– Нет-нет, – взмахнул руками тот. – Не более остальных. Не более…

– Жаль, – искренне огорчился я и даже попробовал улыбнуться. Получился какой-то волчий оскал. Еще зарычать не хватало.

– Все, – отрезал сам себе пути отступления Варгов. – Уехал. Нужно чего будет – звони. Приятно оставаться и успехов в учебе.

Кивнул. И подумал о том, что такие вот, общепринятые словоформы – они настоящее спасение для людей, не знающих как поддержать разговор ни о чем. Для чужих друг другу. Для тех, с кем молчать неуютно.

– Сурово, – пропищал кто-то сзади, когда Варгов уже вышел, и я захлопнул за ним дверь в общий на две спальни коридор. – Прости, у тебя дверь была приоткрыта, а слышимость здесь ого-го.

– Буду иметь в виду, – хмыкнул я. С уходом опекуна настроение начало понемногу ползти вверх. – Здравствуй, неведомый сосед.

– Это, как неведома зверушка, что ли?

– Ну почему зверушка? – сделал вид, словно удивился я. И заглянул мальчишке за спину. – Хвоста нет. Значит – соседушка*.

/* принятое у славян иносказание, обобщенное название дивного народца/

– Я человек, – обиделся малыш.

Нужно было признать, на ниссе парнишка совсем не походил. Да, маленький. Ну, так, а чего еще ждать от мальчишки десяти или одиннадцати лет? Опять же, представители дивного народца в большинстве своем вид имеют маленьких, сухоньких, часто даже сутулых старичков. А этот щекастый карапуз. Да еще и в очках, чего у волшебных существ быть не могло.

– У людей есть имена. У тебя есть?

– Добружко я, Утячич, – с готовностью улыбнулся сосед. Старший класс начальной ступени. А ты?

– Антон Летов, – тоже чуточку растянул губы я.

– Я тебя раньше у нас не видел, – тут же, решив, что на этом приличия соблюдены, затарахтел малыш. – Перевелся?

– Дома учился. Теперь вот пришлось поступить, чтоб экзамены сдать на аттестат.

– Дома? Болел что ли?

– Вроде того, Добружко. Вроде того.

– Ну, выздоровел, и Слава Богам, – звонко, так что по ушам резануло, засмеялся парнишка. – Выздоровел же? Да?

– Да-да, выздоровел, – чуточку поморщился я. – Ты шумный? В смысле, ругаться будем, если ты не будешь спать давать?

– Не, не шумный. Чтоб шуметь, одного человека мало. А ко мне никто не ходит.

– Чего так? Друзей нету, что ли?

– Есть, друзья, – с вызовом бросил сосед. – Как без друзей жить? Мы в клубе шумим. Я в клуб шуметь хожу. Там не запрещают.

– Хорошо, – сказал, чтоб что-то сказать, я. – Ну, будь здоров, Добружко Утячич. Мне еще вещи по полкам разложить нужно. И к куратору сходить.

– Могу проводить, – неожиданно для мелкого, деловым тоном заявил тот. – У нас один.

– В каком смысле – один?

– Ну, раз тебя ко мне подселили, значит у наших классов куратор один и тот же, – вытаращил он кругленькие глазки, показавшиеся и вовсе огромными за толстыми стеклами очков. – Нешто он будет по этажам бегать за каждым?

– А зачем ему вообще сюда бегать?

– Ну а вдруг ты драться станешь? А младших нельзя обижать. О нас нужно заботиться. Мы ваша смена и память. Вот получишь ты свой аттестат и уедешь. Кто-то же должен будет о тебе помнить.

– Вон оно что? – я удивился, теперь уже по-настоящему. – А зачем?

– Чего зачем?

– Помнить зачем? Я уехал, ты уедешь. Так жизнь и устроена.

– Так просто? А Момшанский говорит, что пока тебя здесь помнят, Лицей остается твоим отчим домом и родительским гнездом. Иных вот и по сто лет помнят…

– Момшанский – это у нас кто?

– Это наш куратор. Растопша Жданович Момшанский.

– И как он? Суровый?

– Не. Хороший. Добрый. Только говорит сложно и быстро. Поначалу половину не понимаешь. Потом – ниче. Привык.

– Ясно. Ну, тогда – договорились. Как соберусь идти, постучусь. Пойдем, познакомимся с твоим Момшанским. Ты меня, прям, заинтриговал.

– Да не стучись, – пухлой ладошкой отмахнулся сосед. – Я и так услышу.

Я хмыкнул, подумав, что шпион из соседа совершенно никакой бы вышел. Сам не замечает, как все секреты мне выболтает. Потрепал малыша по голове, и пошел раскладывать вещи. Хотя бы для того, чтоб убрать, наконец, с глаз долой ненавистные чемоданы.

2.Руна Асс

Сразу после праздника середины зимы. 1148 год

Конец месяца Ianuarius ю.к.

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что в вещах поднадзорного А.Л. артефакта Г. (М.К.) не обнаружено.

Сам же поднадзорный поступил на обучение в Первый Сибирский Лицей, где ведет себя скромно. Как-либо свое высокое происхождение не афиширует. О своих дальнейших планах сообщает, что намерен получать дальнейшее образование в одной из Высших школ Империи. Предположительное направление – геология.

Светояр

Мою комнату обыскали. Боги! Как только смог сдержать ядро Силы, когда заметил вторжение чужаков – сам себе поражаюсь! Но справился как-то. Сумел сжать зубы и не выть от обиды и ярости. И не потерял контроль, что самое главное. В общем, все остались живы, стены общежития не обратились обугленными развалинами, а я получил повод хорошенько задуматься.

С первого же дня, сразу после недолгого общения с куратором своего класса, осознал, что никому я здесь в лицее особенно не нужен. Ну, может быть, бухгалтерия была совсем чуть-чуть заинтересована в поступлении средств. Все-таки плата за полгода обучения – вполне приличная сумма. Большинство жителей Империи столько и за год жалованием не получают. Ну и все. Для остальных, включая директора Малковица, я был не более чем досадной помехой.

Для одноклассников, кстати, тоже. Все у них было хорошо. Большая часть класса в Лицее с младшей школы. Отлично все друг друга знают. Изучили, притерлись за столько-то лет. А тут я, весь такой красивый. И не разговорчивый. Провинциал еще больший, чем все они. Что от меня ждать? Как я могу проявиться во внутренней политике класса? Каково мое место в негласной, но всем понятной и давно устоявшейся иерархии? Скоро государственные экзамены, а тут я – отвлекающий фактор. Что, конечно же, не добавляло мне симпатий.

Всем было на меня наплевать. А мне плевать на всех. Ни одного знакомого. Ни единого человека, с мнением которого стоило бы считаться. Что еще нужно чтоб тихонько досидеть за партой до лета, сдать эти тролльи испытания, получить документы и, наконец, заняться настоящим делом. Идеальный план. И это мне очень нравилось.

А тут обыск! Это, в первую очередь означало, что кто-то проявляет к моей персоне сильный интерес. Кто именно и почему? Что искали и нашли ли чего хотели? Все вещи на месте, но ведь информация тоже ценный ресурс. Одних фотокопий пачки старинных свитков из «тако же и ларец злаченого древа» довольно, чтоб кое-кому надолго испортить аппетит. Хорошо, что будто предвидя саму возможность досмотра вещей, не стал брать надежно запечатанный, да еще и зачарованный ларец с собой. А больше… Кроме свитков у меня ничего этакого и нету. Информационный носитель вместе с серебряным «валькнутом» я на цепочке, на шее ношу. Самое ценное всегда с собой!

Погано, что никак не отреагировать на вторжение нельзя! Ни с какой стороны. Те, кто знает лишь об одном моем лице – обычного парнишки из глухой провинции – будут удивляться, почему я не сообщил о попытке ограбления. Ведающие больше, станут подозревать всякое, уверившись, что я проглотил обиду.

И уходить из комнаты было нельзя. Ниссе – они такие. Сказано: в помещении должен сохраняться порядок, значит – будет. Я и обыск бы не обнаружил, не явись в общежитие несколько раньше обычного.

Следующим уроком должна была стать гимнастика. Класс, относительно дружной гурьбой, отправился в раздевалки, а я побежал в свою комнату. Отговорился, что, дескать, позабыл взять с собой надлежащую, для занятий гимнастическими упражнениями, одежду.

Нельзя сказать, будто бы я стеснялся собственного тела. Две ноги, две руки. Одна голова. Все как у всех. Все на месте и ничего лишнего. Если конечно не считать татуировки. Рано, еще слишком рано было их демонстрировать. Попади они под внимательный взгляд знающего человека, и о попытках казаться обычным школьником из провинции можно будет забыть. А я, повторюсь для надежности еще раз, на ближайшие полгода намерен был лишнего внимания не привлекать.

Теоретически, можно было вообще от уроков гимнастики отписаться. И такой вариант со стариками воспитателями обсуждался. И нужно то было всего на всего предоставить в канцелярию Лицея документ, удостоверяющий мое занятие спортивными видами искусств на профессиональном уровне. С конкретным видом спорта только не определились. Из того, многообразия дисциплин, чем сейчас развлекают далеких от физического труда граждан империи, мне только фехтование худо-бедно подходило. Но после всестороннего недельного обсуждения, старцы пришли к выводу, что мне все-таки от идеи стоит отказаться.

И причины были озвучены две. Во-первых, от меня могли потребовать демонстрации умений. И что бы я им показал? Как за три секунды любым клинковым оружием превратить человека в истекающую кровью тушу? Представляется, что это малопривлекательное зрелище не добавит мне симпатий. Во-вторых, воспитатели пришли к выводу, что для меня будет весьма познавательно оценить нынешний уровень физической подготовки молодежи. В конце концов, наступит время, когда понадобится начать собирать дружину. Соратников, хирд, экипаж – называйте личный отряд отважных и умелых бойцов как вашей душе угодно. Важно лишь то, на что я, со своими людьми буду способен делать. Решение каких задач будет нам по плечу.

Это все дела будущего. Думать о них стоило, конечно. Но без фанатизма. И уж точно, не откладывая ради них куда более важных. Пока же моей ближайшей задачей было – сдать, наконец, тестовые экзамены, и приступить к подготовке к общеимперским испытаниям. И гимнастика, чтоб ее тролли утащили, к сожалению, в списке присутствовала.

Естественно, я торопился. Перемена не настолько долгая, как того бы хотелось. А мне еще предстояло бегом преодолеть расстояние чуть ли не версту. От общежитий до гимнастических залов было далековато.

Раздеваться начал прямо с порога. Ученическую шинель на кровать, ботинки остались валяться прямо на середине комнаты, а брюки бесформенной тряпкой повисли на спинке стула. И только после заметил следы вторжения. Неряшливого, на показ. Словно бы неведомый пока наглец и не пытался скрыть следы. И тому могло быть две причины. Либо этот отчаянный прохиндей знал о служащих мне нисси, и потому был уверен, что к моему возвращению с занятий в комнате будет наведен идеальный порядок. Либо, это был знак мне. Мол, мы знаем, кто ты есть, и глаз с тебя не сводим. Берегись!

В любом случае, выявить злоумышленника было остро необходимо. Хотя бы уже потому, что пора было обзаводиться репутацией. А никакой иной, кроме – хитрого, расчетливого отморозка, мне по традиции иметь не положено. Не водилось среди Летовых тупых тварей дрожащих. И, как смел надеяться, я не стану нарушителем семейных устоев.

Итак, уйти я не мог. Нисси немедленно наведут порядок, начисто убрав следы. Оставалось только воспользоваться любезным предложением господина Ормссона, местного начальника стражи. Как он, помнится, говаривал? «Буду признателен за любое сообщение о готовящемся ли, свершившемся ли правонарушении!» – так, кажется. И, в подтверждение серьезности своих намерений, выдал небольшую карточку с именем и номером телефона. Удобная, кстати, штука. Решил непременно обзавестись чем-то подобным.

Имел в виду этот тип нечто совершено, по моему скромному мнению, иное. Но я ведь и не обязан читать мысли. Не так ли? А от буквы... гм... так сказать, закона, я не отступил ни вершка. Позвонил немедля, как обнаружил свершившееся правонарушение.

К чести туземной стражи, они – собственно сам Ормссон, и двое его подчиненных, прибыли уже очень скоро. Я и успел только убедиться, что из вещей ничего не пропало, и затереть лужи от растаявшего снега в общей, с Добружко, прихожей.

Его, моего мелкого соседа, следы, кстати. Означающие, что малыш мог находиться у себя в комнате в то самое время, как некто обшаривал полки с моими вещами. О свойствах здешней акустики я уже был осведомлен. Как и о том, что Утячич на слух не жалуется. А значит, может рассказать о злодее что-нибудь интересное.

– Что тут у вас, молодой человек? – изображая усталость, выдохнул Ормссон.

– У меня? – так же не искренне удивился я. – Это у вас, господин начальник стражи. У вас. Не у меня.

Лицей гарантировал полную безопасность учащимся. Как личную, так и всего принадлежащего детям имущества. Краеугольный камень. Основополагающий принцип. Веский довод для сомневающихся родителей. Известие о краже, да еще столь наглой, напоказ, если и не испортит репутацию Первого Сибирского Лицея, но, несомненно нанесет существенный ей урон.

– Ближе к делу, – намек он прекрасно понял. Но, понятное дело, прогибаться перед шестнадцатилетним недорослем на глазах у подчиненных не мог себе позволить. А мне вдруг пришла в голову мысль, что именно сотруднику стражи было бы проще всего вломиться в мою комнату. Судите сами: все въезды и выезды с территории Лицея под контролем. Периметр так плотно завешан камерами видеонаблюдения, что и воронам Одина не пробраться незамеченными. Перемещения учащихся и преподавателей в неурочное время наверняка привлечет повышенный интерес. А вот спешащий по своим, малопонятным, делам стражник никакого подозрения не вызовет.

Чем не версия? Тот же Ормссон, наверняка, проживает не в кампусе учебного заведения. Обычный горожанин, каких только в Берхольме больше миллиона. Семья, соседи, друзья. Кто-то попросил о небольшой услуге... Может такое быть? Да, легко! Может и не Ормссон конкретно, но кто-нибудь из двух сотен здоровых лбов, протирающих штаны на многочисленных постах охраны – более чем вероятно.

И что, в таком случае, предпримет начальник? Станет искать злодея? А если найдет, станет ли поднимать шум? «Выметать сор из избы» – как говорят славяне. Очень сомневаюсь.

Мне же, для показательной порки, был необходим конкретный персонаж. Очень желательно – реально виновный в злодеянии. И для, так сказать, подталкивания местной службы безопасности к действию, у меня были нужные аргументы.

– Кража, – развел я руками. – Забежал на минутку, а тут это.

– Зачем? – зацепился Ормссон. – Забежал – с какой целью? Почему не на уроках?

– Одежду для занятий гимнастикой забыл, – поморщился я, изображая досаду.

– Ясно, – покладисто согласился главный стражник. – Увидел следы присутствия чужого человека. Уверен, что это именно кража? Может ли так случиться, что это просто нисси проказничают? У нас, знаешь ли, бывает с новичками. Натворит такой чего нипопадя, обидит кого-нибудь из дивного народца, они и возьмутся безобразничать.

– Нет, – хмыкнул я, получив подтверждение собственным мыслям. – Это кража.

– Что-то пропало? – быстро спросил начальник, и они, все трое, уставились на мое лицо. Пытались, должно быть, разглядеть признаки лжи.

– В кошельке были деньги, – я дернул плечом, обозначив неуверенность. – Не много. Двести или триста ногат.

– Десять или пятнадцать гривен?

– Что-то около того, – кивнул я. И не солгал ни единым словом. В старом, потертом кошельке действительно была примерно такая сумма. Все мои накопления. Все мое богатство, собранное за несколько лет. Попав в Берхольм, я обратил купюры в цифры на счету. Добавил их к тем средствам, что смогли выкроить старцы для моей поездки в Большой Мир. Карточку же, как и прочие особенно для меня ценные вещи, всегда носил с собой. – Но там были именно ногаты. Мелкими купюрами.

Мог заявить о пропаже и значительно большей суммы. Старики-воспитатели расщедрились на десять тысяч гривен. Учитывая общий годовой бюджет поместья – не превышающий, кстати, сорока тысяч – так и вовсе. Тоже, наверное, не один год копили. Жаль только, что кажущийся роскошным, в нашей глухомани, подарок, здесь, в городе обернулся жалкой подачкой. Ничуть не сомневаюсь, что мой официальный опекун, подполковник Варгов, в год получал жалованием как бы ни в два раза больше.

Однако же, в моем кошельке таких денег никогда не бывало, а откровенно лгать не в моих правилах. Кроме того – а если ко мне в комнату влез какой-нибудь собрат-ученик? Горсть ногат мелкими номиналами у него еще может быть, а вот тысячи гривен – уже вряд ли. Но даже этой горсти будет мне довольно, чтоб поставить неудачника в подчиненное положение. А уж как применить неудачника я обязательно придумаю. Главное – найти.

– На этом все? – несколько раздраженно выдохнул начальник стражи. – Больше ничего не пропало?

– Нет, вроде бы.

– Вроде – нет, – фыркнул он. – Надеюсь, сохранить следы ты догадался?

– Ваш сарказм неуместен, – включил я аристократа. На сканди. С ярко выраженным акцентом коренного жителя скандинавской части империи. Датским, если еще точнее. Признаюсь – озорничал. Причем, даже не был уверен, способен ли Ормссон различить такие нюансы произношения слов второго государственного языка страны.

– Не смею вас больше задерживать, юноша, – отчетливо выговаривая окончания, так же на сканди, прорычал начальник. – Вы, кажется, торопились на урок гимнастики? Кто, кстати, у вас наставником?

– Аполлон Рашидович Иоаллиадис, – сверившись с расписанием, отрапортовал я. Боги! Наша империя столь огромна, столь богата на народы и племена, что только Рим в эпоху расцвета мог бы с ней поспорить. Но и там такого безумного сочетания в именах не нашлось бы. Латиняне до сих пор трогательно относятся к чистоте крови. Да чего уж там – таких расистов, как они, еще поискать нужно.

– Я сообщу ему о причине вашего опоздания, – пообещал главный стражник Лицея и отвернулся к своим людям, заканчивая разговор. Мне же оставалось только торопливо закончить переодевание и бежать в гимнастические залы.

Аполлон Рашидович оказался здоровенным – на две головы меня выше и вдвое шире – как тролль, густо поросшим жгуче-черным волосом, человечищем. Эллины, или как они теперь предпочитают себя называть – ромеи, насколько мне было известно, по большей части – блондины. Но этому, от Эллады достался только классический нос и фамилия. Что, в общем-то, и следовало ожидать.

– Отличное начало, новичок, – баритоном, что должен сводить с ума впечатлительных дамочек, выговорил Иоаллиадис. И кивнул, сам с собой соглашаясь. – Опоздание на первое же занятие – дебют достойный разгильдяя.

Я пожал плечами. Не стану же я оправдываться! Прямых оскорблений этот потомок многих народов искусно избегал, а всю глубину его заблуждений, как я надеялся, ему объяснит начальник лицейской стражи.

– Я смотрю, – снова кивок, – ты не особенно разговорчив. Не соизволишь ли представиться? Или и это я должен сделать за тебя?

Не заметил, чтоб этот притворяющийся учителем бугай вообще что-то успел за меня сделать, но и уточнять не стал. Моей задачей, напомню, было поменьше привлекать к себе внимание. А я и так уже несколько выбивался из образа обычного провинциального школьника.

– Антон Летов, – назвал я свое имя.

– Позволено ли мне будет узнать, какими видами спорта ты интересуешься? – не отставал Аполлон Рашидович. Класс, растянувшись в неряшливое кольцо, продолжал неспешно бежать вдоль стен зала, вялыми взмахами рук изображая разминку. И я прямо-таки видел, как поворачиваются уши тех моих одноклассников, кому доводилось пробегать мимо нас с учителем.

– Гребля… Фехтование, – поморщившись, выбрал я, наконец.

– Интересный набор, – кивнул и вскинул густые брови неправильный грек. – Кто был чемпионом всеимперских игр по фехтованию в прошлом году?

– Понятия не имею, – честно признался я. – И по гребле на лодках – тоже не ведаю.

– И в чем же выражается, в таком случае, твой интерес?

– Я… гм… в некотором роде – практик. Не теоретик. Смотреть, как это делают другие, мне не особенно интересно.

– Практик, – сто пятидесятый раз кивнул учитель. – Бежал? То есть, разминка тебе не требуется? Прошу к турнику. Посмотрим на подтягивания практика.

И гаркнул во всю мощь своей бочкоподобной груди:

– Класс, стой. Парни строятся у турника. Девушки – дыхательные упражнения.

Кольцо бегущей молодежи сломалось. Одноклассники, изображая крайнюю степень усталости и успевая на ходу разговаривать, поползли к указанным преподавателем гимнастики местам. Девчонки еще заинтересованно постреливали в мою сторону глазами. Парни же, резонно подозревая, что не одному мне отдуваться на стальной перекладине, явно счастливыми не выглядели.

– Эм… Учитель? – позвал я Иоаллиадис, добравшись до турника.

– Не «учитель»! – деланно вспылил полуромей. И принялся трясти головой на каждое свое слово, словно голубь, танцующий для голубки. – Наставник. На худой конец – ментор. Me intelligis*?

/* Me intelligis? – (лат.) Ты меня понимаешь?/

– Ita, Mentoris*, – улыбнулся я. Уж чем-чем, а языками меня трудно напугать. В дополнение к славянскому, который повадились теперь называть русским, я свободно говорил, читал и писал на тюркском, латинском и сканди, включая dansk tunga – языке данов Ютландии.

/* Ita, Mentoris – (лат.) Да, наставник./

– Вы не сказали – сколько раз мне нужно совершить упражнение.

– Вы не на торгу, юноша. Раз уж объявили себя практиком, любопытно будет взглянуть, на какое количество подтягиваний вас хватит. Однако будет печально, если их не наберется и дюжины. Для вас печально. Ибо в этом случае положительной оценки вам, господин практик, не видать, как своих ушей.

– Bene, Mentoris, – согласился я. Тем более что в его требованиях не было ничего запредельного. Легкая разминка для того, кто часами может двигать взад-вперед тяжеленное весло древней ладьи.

Легко подпрыгнул, и повис на перекладине. Троллья отрыжка! Специально же выбирал майку с длинными рукавами, и не подумал, что они могут и не помочь в таких вот случаях. Ну и конечно рукава задрались, открыв взорам чужих краешек татуировок – рунных цепей обвивающих предплечья. И еще запахи. Резкий запах пота, прелого наполнителя в гимнастических матах и зависти моих одноклассников. Взгляды чуть ли не буквально кнутами исполосовали мои руки и спину. Очень, я вам скажу, неприятное ощущение.

Тело действовало само. Вверх-вниз. Согнуть руки, разогнуть. Оставалось только считать. Слишком мало – не получить нужную оценку. Много – чрезмерно выделиться и раскрыть часть своих возможностей, что совершенно неприемлемо. Тринадцать. Хорошее число. Тринадцать месяцев в старом годовом круге. Тринадцать лучших воинов у подножия трона Отца в небесных чертогах Вальхаллы. Тринадцать двойных шагов в той ладье, веслом которой я греб на нашем озере.

Увлекся и чуть не пропустил момент, когда нужно было остановиться. А когда спрыгивал, из ворота гимнастической рубашки выскользнул амулет.

– Молодец, рус, – кивнул два раза учитель. – Но впредь перед занятиями у меня, оставляй украшения в раздевалке.

– Простите, наставник. Но я не могу этого сделать. Если нужно, я принесу разрешение директора, – тролли прячутся в мелочах. Имея за пазухой кругляш из истинного серебра золотников* этак в десять – двенадцать, изображать бедного провинциала – задача почти непосильная.

/*Золотник – 4,02657 г./

– Фамильное достояние, и ты дал обет Богам никогда его не снимать? – клянусь бородой Тора, у этого дядьки когда-нибудь просто оторвется голова, если он не перестанет дергать ей так часто.

– Что-то вроде того, наставник, – кивнуть было бы вроде как издевкой над вечно кивающим Аполлоном. Поэтому я просто сказал, и слегка улыбнулся.

– Хорошо, парень. Отожмись полста раз и считай что мое разрешение на ношение этой побрякушки у тебя в кармане.

Я и отжался. Старцы вообще настаивали, чтоб я не бросал нагружать тело физическими упражнениями. А это так, легкая разминка.