Текст книги "Боги войны"

Автор книги: Андрей Уланов

Соавторы: Александр Зорич,Олег Дивов,Василий Орехов (Мельник),Юрий Бурносов,Андрей Мартьянов,Сергей Волков,Михаил Кликин,Дмитрий Володихин,Сергей Чекмаев,Владимир Березин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Ну, я-то тут понятно отчего. Но вы что тут делаете, неужто мир тесен для вас, неужто он вам не интересен такой как есть?.. Отчего вы рядом, но как чужие? Отчего не хотите узнать…

– Не знаю и знать не хочу! – вспылил Командир. – Вам что, будет лучше узнать, что я безногий инвалид, живущий в однокомнатной квартире? Я тут становлюсь человеком. У меня тут есть ноги, у меня тут – машина. Мое имя что-то да значит! – он осекся, замолчал, сел. Все было сказано.

Заговорил Лешек: он еще семнадцатилетним юношей оказался на фронте. Водил танки в бой, в составе Войска Польского брал Берлин, горел в подбитой машине. Думал, что война, бои забудутся – но где там.

Сейчас ему так много лет, что каждое утро благодарит Господа за дарование ему еще одного дня. И порой день или два он тратил на то, чтоб вспомнить, каким он парнем был… В один из них он уйдет, уже совсем скоро. И, может быть, присоединится к армии Того Парня, также известного как бог.

Когда-то Якут был боксером, подающим надежды. В один день он свалился со страшными головными болями. Он мысленно прощался с миром, представляя, как тот будет выглядеть после его смерти, писал и рвал завещания.

Но болезнь отступила, затаилась. Пронесло – одним словом. Якут выдохнул с осторожным облегчением и даже стал строить планы пускай на недалекое, но будущее. Врачи сказали: еще один поединок, еще один удар в голову может разрушить нечто тонкое, что приведет к немедленной смерти. Диагноз перечеркнул карьеру. Попробовав несколько других видов спорта, Якут пристал к танкистам.

Татьяна мило повела плечами:

– У меня есть мечта. Я сражусь с Тем Парнем и смогу его победить. Тогда я не забуду вас, ребята. И не смейтесь надо мной.

Никто не смеялся. Лишь беззвучно рыдал Командир.

– Ну-ну. Собирайся, – похлопал его по плечу Лешек. – Нам еще в бой идти. Ты поведешь нас в бой?

Командир кивнул.

– Соберись. – Наводчик протянул кружку горячего чая. – У нас впереди сложный бой. Лучшие погибшие танкисты.

– Все, что вам надо знать о погибших танкистах – это то, что они погибли, – уже спокойно ответил Командир. – Их подбили раз, сделали это парни безызвестные. А если их подбили однажды – наверняка выйдет и второй раз.

– За одного подбитого…

– А сколько дают за тех, кто подбил?

Слева и справа, пока хватало взгляда, стояли танки.

На «кавэшку» снова бросали взгляды, но уже другие, свысока: занесло же эту консервную банку…

– Да у них дюжина снарядов стоит так же, как и весь наш танк, – пояснил Якут.

– Может, им надо сказать, что мы просто мимо проезжаем? – предположил Пассажир.

– Не вздумай. Тогда свои же пришибут. Они ведь как думают: жестянку нашу изуродуют, как бог черепаху. Но пока нас будут бить, они успеют лишний раз выстрелить.

Танки вокруг были лучшими из тех, что можно было купить.

Средь чистого неба вдруг грянул гром, сверкнула молния. Тысячи танковых двигателей завелись, машины тронулись. Равнину тут же заволокло сизым дымом.

Впереди был подъем, на котором колонна спрессовалась в стальную лязгающую ленту. Броня скрипела по броне, радиоэфир наполнялся руганью. Появились первые жертвы – водитель одного из танков не справился с управлением, и тяжелая машина начала сползать к обрыву, а после исчезла, рухнула. Эхо взрыва докатилось, изрядно затихшее – словно гром, грянувший в иной жизни.

Дорога расширялась, стало свободней, но тут же с небес ударил бронебойный дождь. Танк, ехавший впереди, получил пыльный удар с небес, заглох, а после запылал, взорвался. Осколки и обломки застучали по броне «кавэшки».

Татьяна закрыла смотровой люк и дальше повела танк, всматриваясь в триплекс смотрового прибора.

– С-с-суки! – шипел Командир. – Добрался бы до вас – гусеницами бы передавил!

«Чемодан», выпущенный из тяжелой артустановки, при прямом попадании вколачивал танк в землю, расплющивая механизмы и людей. Но ответно танк, ворвавшийся на позиции артиллерии, устраивал среди неповоротливых установок форменное избиение.

– Ходу! – кричал Командир. – Где-то тут их авангард! Они артиллерию наводят! Ходу.

Но то понятно было и без его крика. Татьяна вела танк на высшей передаче, объезжая воронки, подбитые танки. Пассажир смотрел на нее: белый локон выбился из-под шлемофона, на нем висела капелька пота. Ее руки сжимали рычаги до того, что побелели костяшки пальцев, словно часть своей силы она хотела передать стальной машине.

Командир через триплексы командирской башенки осматривал поле боя.

– Справа на семь минут – съезд. Давай к нему!

Приказ был принят и выполнен. Танк пополз по крутому склону. В перископы экипаж, находящийся в башне видел, что вслед за ними свернуло еще три танка.

На площадке за кустами стояла вражеская батарея САУ. В лобовой атаке у «КВ» просто не было ни малейших шансов – снаряд трехдюймовки не брал броневую шкуру самоходок. Но сейчас положение менялось. На ходу, когда машина противника почти заполняла прицел, Лешек дал залп.

– Снаряд, коллега!

Рядом с танком обрушился фугас. Якут зашатался и осел, сполз по горячей танковой броне. Из-под шлемофона текла тоненькая струйка крови.

– Снаряд! Ну же, быстрей, – не отрываясь от окуляра, требовал Лешек.

Тогда Пассажир прополз со своего кресла назад, достал из боеукладки снаряд. Вбросил в ствол, закрыл затвор. Идущие вслед за «кавэшкой» танки стреляли, неповоротливые самоходки поворачивались, били в ответ.

«Фердинанд» торопливо выстрелил в КВ-1С. Снаряд дал недолет, подняв облако пыли. Оно сокрыло танк противника. Лешек выстрелил в марево, что-то громыхнуло в нем, сверкнула будто молния:

– Есть! Попал!

Тут же машина, ведомая Татьяной, врезалась в бок «Ягдпантеры» и стала толкать к обрыву. Башня «кавэшки» повернулась, и Лешек выстрелил по самоходке рядом.

Т-54 попытался таранить «Фердинанд», но лишь прижал тот к скале, стеснил движение. Радист «Т-54» расколол эфир криком:

– Стреляй в направлении меня!

Его танк тут же взорвался, и тотчас множество снарядов упали вокруг.

Этот клочок поля боя остался за КВ-1С.

– Мы их подбили! – кричал Командир. – Теперь не они лучшие, а мы! Поехали дальше, а то без нас не управятся.

– Вперед! – в запале боя кричал Пассажир.

Приказы не обсуждались.

Все дороги стекались на равнину. Вдалеке видны были Ворота в Царство Божье, из которого появлялись новые и новые танки. Где-то рядом с ними был маленький съезд – ненужная и полузабытая дорога к морю.

Две стальные лавины столкнулись, залпы слились в сплошной гул, от которого дрожали земля, небо, казалось, даже двигались холмы.

Замолчала божественная артиллерия – танки вошли в боевое соприкосновение, смешались, и появилась вероятность попасть по своему танку.

Убогую «кавэшку» спасало то, что машины поднимали облака пыли, и рассмотреть что-то за сто метров уже было невозможно. Когда видели ее – с нее тоже успевали увидеть противника, а потому – уйти за подбитую машину, скрыться за дымовой завесой.

Но все равно приходилось несладко. Осколки градом стучали по корпусу, воздухоочистители давно забились и лишь гоняли дым.

Осколки градом стучали по корпусу.

– Господи, – кричал Пассажир, – Господи, если ты меня слышишь… Если ты существуешь…

Он думал – в этом грохоте никому не расслышать его неумелую молитву.

Но внезапно он услышал спокойный голос Лешека:

– Бог есть. Но он – в другом танке.

То, что в облаках пыли сначала показалось холмом, на самом деле было чудовищной боевой машиной – танком высотой под дюжину метров. Самые большие танки, с которыми «кавэшка» начинала бой, выглядели несерьезно. Даже для бога, более-менее всемогущественного, создание такого гиганта выглядело как расточительство.

– Что это? Что, я вас спрашиваю? – кричал Командир. – Вы же говорили: никакого неконвенционного оружия!

– Это «Крыса», коллега. «Ratte». Танк последней надежды фюрера. Формально – все в пределах правил.

– Но это все равно несправедливо!

– У богов своеобразное понятие о справедливости и равновесии.

Танк бога двигался медленно, но в неразберихе не все успевали съехать с его дороги, и тяжелые танки под его гусеницами давились, словно детские игрушки.

– Ничего! Ничего! Надо сбить с него гусеницу! – кричал Лешек, наводя орудие. – Надо с него сбить гусеницу. А потом дать координаты нашей артиллерии. Танк большой – не промажут! Снаряд!

Лязг затвора. Выстрел! Горячей птицей летит снаряд, оглушает колокольный, почти музыкальный звон гильзы.

– Снаряд!

Выстрел! Гильза обжигает даже через «чертову кожу» комбинезона. Воздухоочистители не успевают вытягивать дым.

– Снаряд!

Часто стучало не то сердце, не то танковый двигатель.

Снаряды штатной трехдюймовки не причиняли «Крысе» никакого урона. Зато три орудия, установленные в ее башне, били без пощады. Две крупнокалиберные пушки стреляли нечасто, но попадания вполне хватало, чтоб порвать броню, словно бумажную, сорвать башню, перевернуть машину. Чаще било третье орудие, калибра поменьше – но и его для многих машин хватало вполне.

Но бой проходил не без потерь и для чудовищного панцирника – по нему быстро пристрелялась самоходная артиллерия, и промазать действительно было трудно.

Дымные трассы сходились на броне, «Крыса» содрогалась, но шла дальше. Однако взрывы снарядов гаубиц снесли зенитные скорострелки, разбило антенны, приборы наблюдения – стрелки «Крысы» били уже на глаз, и порой мазали.

В дыму, в пыли, свою машину Татьяна вела через все поле боя с правого фланга, мимо Ворот, к флангу левому, где начинался спуск. Казалось, еще немного, и можно будет умчаться по серпантину с гор, казалось, бог не заметит убогую «кавэшку».

Но нет, бой окончился немного раньше, чем хотелось.

Вколотив огромный пушечный снаряд в сверхтяжелый ИС, тысячетонная махина стала разворачиваться в сторону КВ-1С. Тяжелые орудия ворочались медленно.

Куда быстрей двигал ствол Лешек, выискивая место, куда всадить последний снаряд. Броня «Крысы», изуродованная попаданиями, напоминала лунный пейзаж. Думалось всем: влепить болванку в какое-то место, уже ослабленное предыдущим попаданием, осколки покалечат экипаж, подорвут боезапас…

– Стреляй! Стреляй же! – частил Командир. – Ну же! Чего ты ждешь?..

Лешек держал руку на электроспуске. Но выстрела не было. Не стрелял и бог, хотя ясно было: его чудовищные пушки перезаряжены. И наводчики, даже если они у него полные олухи и бездельники давно прицелились.

– Господи… – прошептал Командир. – Да мы только мимо проезжали…

И будто бы эта неумелая молитва была услышана.

«Крыса» дала задний ход, направляясь к открытым воротам.

– Поехали, – шептал Лешек. – Проезжаем, проезжаем…

– Мы же ему борт подставим, – слышался растерянный голос Татьяны.

– А ему все равно, куда нас пробивать! Ну же, лево руля!

КВ пополз в сторону от Ворот, объезжая горящие остовы танков. Задним ходом двигался и танк так и оставшегося неизвестным божества. Оба танка, впрочем, держали друг друга в прицеле. И оба танка так и не выстрелили.

Все пятеро дружно выдохнули, когда их танк скрылся за валуном. Через перископ было видно, как закрываются Ворота. Бой закончился.

– Даже если он не бог – он поступил милосердно по-божески, – сказал Командир, утирая пот шлемофоном. – Подбил бы нас – и это была бы чистая победа. А так – мы сыграли с богом вничью.

– Ничья в нашу пользу, – заметил Лешек.

– Истинно так… Коллега…

Танк мчался по Бриллиантовой дороге. Из-под траков летели не то искры, не то звезды.

Пронеслись мимо маяка, по короткому серпантину спустились к пляжу – на обратном пути этот подъем дастся с трудом, но это будет потом, все потом…

«Кавэшка» остановилась метрах в пяти от полосы прибоя у огромной ивы. Через люки экипаж выбрался так, словно машина объята пламенем и языки огня лижут боекомплект.

Пляж уходил в бесконечность. Дул свежий бриз с моря, шелестел в листьях дерева. И ветер здесь был другой, и дерево шумело совсем иначе, нежели черешня в саду Пассажира.

– Доехали, братцы, доехали! – кричал он.

– Доехали, коллега, – кивнул Лешек, доставая очередную цигарку.

– Доехали… Глазам не верю! – всплеснул руками Якут.

– Доехали, – с деланным безразличием согласился Командир.

Он ожидал: что же скажет Татьяна, каким тоном.

Но она молчала.

Пассажир быстро раздевался, словно боялся куда-то не успеть, боялся, что море закончится.

«О чем она думает? – гадал командир. – Она победила. Наверное, решает, какую новую машину выбрать. Вероятно, попытается туда сманить наводчика…»

Но все оказалось куда проще.

– Коль мы уже здесь, грех не искупаться! – сказала она. – А ну-ка, отвернулись все!

– Да больно надо, – обиделся Якут.

По обиде было ясно: как раз больше всего он хотел увидеть то, что за его за спиной происходило.

И вот мешковатый комбинезон лег на песок, и к полосе прибоя выступила девушка. Сложением она не походила на девушек с обложек глянцевых журналов, но разве в том счастье и суть? Татьяна была из тех, с кем приятно дышать одним воздухом, носить на руках, слушать, как бьется ее сердце, узнать в один день, что у вас будет ребенок.

Она коснулась ножкой кожи воды, после стала входить в море. Шла она не спеша, дыша и задерживая дыхание в такт с набегающей волной. Когда вода дошла до пояса – поплыла.

Плавала она неспешно, аккуратно, совсем не поднимая брызг. Зато Пассажир плескался, словно ребенок, распугивая рыбу в ближайших окрестностях. Он олицетворял абсолютное счастье: на свои деньги он получил даже больше, чем рассчитывал. Ибо что может быть лучше: он купался в одном море с красивой девушкой!

– Никто не хочет купаться? – спросил Якут.

– Я бы порыбачил. Да удочки нет.

– А ты, Леший?

– Я и так живу у моря, коллега, – ответил Леший.

– Где?

– Гданьск.

– Днепропетровск.

– Оренбург, – закончил Командир.

– Надо будет заехать к Командиру, – шепнул Якут Лешеку.

Тот кивнул. Командир сделал вид, что не услышал.

Пожали друг другу руки, словно только что познакомились.

В определенной мере так оно и было.

– Замерзнет ведь, – заметил Якут, глядя на Пассажира. – Судорога может схватить. Испортит себе впечатление об отпуске.

– Пускай, тебе что, моря для него жалко?.. – махнул рукой Командир.

Ему было не до того: Татьяна вышла из моря и вытирала волосы полотенцем, поданным Лешеком. Она была хороша и знала об этом. Она не просто давала собой любоваться, но и поворачивалась в лучах заходящего солнца так, чтоб ее лучше рассмотрели.

А ведь он забывал, дурак, забывал, что под промасленным комбинезоном скрыта женщина, да еще такая соблазнительная. Надо наверстать, подарить ей… Пока неизвестно, что – это надо обдумать. И, может быть, получится сохранить экипаж… Ведь, как ни крути, воюют не танки, воюют люди.

Выбрался из моря и Пассажир, присел у дерева, долго глядел вверх, вслушиваясь, как шелестит листва. Потом отломал веточку, набрал в ладонь песка, с сожалением поглядел на них.

– Хочешь взять с собой? – угадал его мысли Якут. – Прости, это невозможно.

Этот мир был как сон – все казалось таким реальным. Но ничего из него нельзя забрать в жизнь, откуда они явились.

Потом из собранного топляка разожгли костер, варили на нем кашу. Дрова горели с треском, с искрами. Они летели вверх и превращались в звезды…

Наступала ночь, заканчивалось время.

Он проснулся утром в своей постели. Поворочался, надеясь, что все это ему снится, и он очнется опять на песке у стальной коробки. Но все было тщетно: этот мир был еще более реален, нежели тот…

Все так же шумела черешня, под ней наливались помидоры. В сарае стояли коробки с деталями. Он вздохнул и стал за верстак.

Забвение еще не пришло, но он с удивлением замечал: вот он уже не думал о прошедшем целую неделю, две…

И однажды, когда дело шло к осени, в одном из ящиков с деталями он обнаружил веточку ивы, а в другом будто кто-то рассыпал песок.

Веточка, поставленная в стакан, пустила корни, погнала новые побеги, благополучно принялась в земле следующей весной. Деревцо на ветру шелестело совсем как то, что росло у моря.

Он уже не думал о прошлом. Хотелось туда, вперед, в будущее. И в один вечер он принялся собирать сумку. Он собирался в путь.

Михаил Тырин
СЕРДЦЕ ВРАГА

Прозрачные рыбьи глаза полкового финансиста кропотливо изучали бланк выписки из приказа.

Наконец майор поднял взор на Старого, стоящего напротив с небрежно сложенными на груди руками.

– Интересно, интересно… – хмыкнул финансист. – Как это вам в лобовой атаке свезло на двух «Шерманах» сковырнуть «Пантеру»? Что-то я сомневаюсь.

– Твое дело не сомневаться, а деньги выдавать, – без тени почтения ответил Старый. – И никакого тут «свезло» нету. «Дуплет с доворотом» – мой фирменный приемчик.

– Мое дело финансовая часть, мне установленные факты нужны, а не приемчики, – поморщился финансист. – Я этих ваших штучек не понимаю.

– Да куда уж тебе, – фыркнул Старый. – Ладно, хорош тут порожняки гонять. Комполка подписал – выдавай. И никаких «потом». Я завтра в законный отпуск ухожу, мне сейчас надо.

– Ну да, ну да… Командир, это да… – он пошарил в сейфе, пошелестел бумажками и выдал Старому девять засаленных сторублевок.

– Расписывайся. Отпуск – оно конечно… Куда ж без него. – Взгляд майора был прищуренный, ядовитый. Да и голос под стать. – Будешь водку жрать да прошмандовок гладить. Пока твои товарищи тут кровь проливают.

– Водка – это обязательно. – Старый отодвинул подписанную ведомость. – Слышь, иди, чего скажу. Ну, нагнись, не бойся…

Удивленный майор чуть приблизился. И в ту же секунду Старый с размаха шваркнул ему кулаком в скулу. Финансист завалился назад, на стул, не удержался и грохнулся на пол.

– Это тебе за то, что мою невесту плохим словом назвал, – пояснил Старый.

Майор недолго копошился на полу, он уже вскочил, суетливо прикрываясь пухлыми ладошками.

– Да ты вообще охерел, лейтенант! – заорал он. – Да ты знаешь, что я с тобой…

В этом месте Старый дал ему второй раз, от души, прямо в «солнышко», заставив закашляться.

– А это – за то, что чужую пролитую кровь своими жирными пальцами мацаешь. Крыса толстожопая. Ну, всех благ, пошел я.

Он двинулся к двери кабинета.

– Конец тебе, говнюк… – хрипел майор.

– Ага, страшно до усрачки, – не оборачиваясь, ответил Старый и вышел на улицу.

База, как всегда, тонула в бензиновых и дизельных выхлопах, беспрестанном гуле, лязге, людском многоголосье и пылище. Это не помешали Старому сладко пощуриться на луч вечернего солнышка, заходящего далеко в холмах.

На сегодня оставалось одно неотложное дело: подписать у комполка отпускное удостоверение.

Путь к вагончику полковника лежал почти через всю базу. И естественно, пройти эти пятьсот шагов просто так Старому не удалось. Раз двадцать пришлось поздороваться, раз десять остановиться поговорить, пару раз заглянуть в мастерские на глоток спирта.

В общем, к командиру Старый пришел на полтора часа позже, чем рассчитывал. Достал из кармана комбинезона сложенный вчетверо листок с рапортом, постучался.

– Разрешите, товарищ полковник? – Старый прокашлялся. – Я вот тут хотел…

– Я знаю, что ты хотел, лейтенант. – Комполка протянул руку.

Старый поспешно сунул в нее рапорт. Полковник, не поднимая глаз, молча порвал его на несколько частей и бросил под стол, в корзину.

– Товарищ полковник, я ж… это… как же… – оторопел Старый.

– Обнаглел ты, лейтенант, до последнего предела. – Комполка наконец посмотрел прямо на него.

Не совсем прямо. Разговаривая, он всегда поворачивал голову чуть боком и смотрел по-птичьи, одним правым глазом. Второй глаз у него был в порядке, просто он прятал левую сторону лица. Лет пять назад случилось так, что он лежал и перевернутой «кавэшке», придавленный «чемоданами» со снарядами, а на лицо ему тонкой струйкой лилась кислота из аккумуляторов. Пока вытащили, натекло немало.

Врачи, конечно, подлатали ему шкуру как могли. Но все равно не очень красиво получилось. С тех пор полковник левую щеку старался поменьше демонстрировать.

– А-а… – понял Старый. – Настучал все-таки, денежная крыса.

– Не крыса, а старший офицер. Это во-первых. Во-вторых, давно тебе пора в штрафроте отдохнуть, траншеи покопать. И в-третьих, про отпуск забудь.

– Это из-за него, что ли? – прищурился Старый. – Из-за штабного?

– Нет. Завтра тремя батальонами выступаете на точку. Приказ командующего мехкорпусом. Маршрут и все подробности узнаешь утром у начальника колонны, подполковника Чибиса. Ты берешь взвод, усиленный – пять машин. В общем, все отпуска отменяются.

– Ясно, товарищ полковник, – горестно вздохнул Старый. – Разрешите идти?

– Стой, есть и еще новости. «Тридцатьчетверка» твоя из ремонта пришла…

– Да вы что! – радостно ахнул Старый. – И где?

– На грузовом дворе тебя дожидается. – Полковник вдруг усмехнулся, коснувшись пальцем губы. При усмешке он всегда придерживал левый уголок рта. – Слушай, лейтенант, а чего ты к ней прирос-то? Оставался бы на «Шермане». Все аккуратно, удобно, покрашено, сиденья мягкие, подлокотники… Хошь отдыхай, хошь кофе пей.

– А вот давайте, товарищ полковник, вы на «Шермане» в поле выйдете. А я на своей «тэшечке». И пободаемся кто кого, а? Мне танк нужен фрица бить, а не кофе пить.

– Ладно, иди уже, баран ты упертый. Эй, стой, погоди! У тебя сколько людей в экипаже?

– Трое, как всегда.

– Теперь будет не как всегда. Доукомплектовываешься стрелком-радистом.

– Да на кой он мне нужен? – возмутился Старый. – Воздух портить?

– Приказ, я тебе сказал. И скажи спасибо, что еще и командира орудия тебе не подсунул. Все, свободен.

…Из вагончика Старый со всех ног кинулся на грузовой двор. Пролетел КПП, что-то брякнув караульному, едва не расшибся, споткнувшись на шпалах, и наконец увидел свой танк.

Узнал сразу – издалека, среди двух десятков таких же «тридцатьчетверок».

– Ты моя лошадка… – с чувством проговорил он, поглаживая лобовую броню, на которой знал чуть ли не каждую царапину.

Потер пальцами стыки на маслопроводах, подергал ремни, глянул в новые триплексы, попинал для порядка новые обрезиненные катки.

– Эй, болезный! – крикнул Старый начальнику погрузки, рассеянно жующему грушу под навесом. – Где расписаться? Забираю конягу, прямо вот сейчас!

Полночи Старый с механиком проковырялись в мастерской, настраивая фрикционы и дизель. Потом посетили баньку, уже слегка остывшую.

На разводе Старый был хмурый и помятый, вопросов не задавал. А чего спрашивать, когда все ясно – сделать за сутки сотню километров, встать на рубеже, освоить позиции, окопаться и ждать приданных сил из второго мехкорпуса.

Новый стрелок-радист ждал его возле машины. С первого взгляда он Старому не то чтобы не понравился, а просто показался каким-то чужим. Во-первых, он был необычно высокого роста. Во-вторых, заметно старше всех членов экипажа. И вообще, на танкиста он был мало похож.

Из вещей у него был тощий рюкзак и небольшой чемодан довольно странного вида.

Неловко представившись, новичок сказал, что готов приступать к исполнению обязанностей.

– Что ж с тобой делать-то, а? – с тоской вздохнул Старый. – Куда бы приспособить?

– Как «куда»? – удивился радист. – Я по специальности рассчитывал.

– По специальности… Связь я и сам могу держать. И пулемет у меня свой есть, на башне. Да черт с тобой, садись, будешь мехводу помогать скорости переключать. Если силенок хватит. Длинный ты, однако. В танк-то влезешь?

– Раньше влезал.

– Знакомься, кстати. Это – Саня-Кирзач, наш «механик-вредитель».

Кирзач расплылся в улыбке, добродушно подмигнул и косолапо переступил с ноги на ногу.

– А это – Вовка-Клаус, заряжающий. – Клаус сдержанно помахал с башни. – А меня тут Старым зовут. Я командир взвода, а на этой машине – еще и командир орудия.

– Новый танк? – поинтересовался радист, заметив свежую покраску.

– Это не танк! – погрозил пальцем Старый. – Это боевой волшебный единорог. Сам увидишь. Так, ладно. Если готов приступать – приступай…

И Старый протянул новичку ведро.

– Чего? – не понял тот.

– Чего, чего… Вон горючку везут, сейчас заправляться будем.

– Ведром? В смысле, руками, что ли?

– Ну, можешь и бровями. Только уморишься быстро. Полтонны соляры, как-никак…

Долгожданная команда «По машинам!» пронеслась над батальонами.

Старый оседлал башню и в который уже раз с замиранием сердца ощутил, как дрогнула под ним всей своей дизельной мощью 25-тонная стальная зверюга.

Воздух потемнел от густого дыма выхлопов. Танки повзводно, солидно и неторопливо покидали базу и тут же начинали перестроение. За танками шли тягачи, «саушки», заправщики, мастерские и легкие дозорные броневики-«сороковки», да еще грузовики хозроты.

Перестроение, как всегда, переросло в небольшую сутолоку и задержку. Старый воспользовался остановкой, чтобы бросить новичку старый бушлат.

– Подстели под себя, – посоветовал он.

– Да мне удобно! – отозвался радист.

– Удобно, неудобно, а седалище надо беречь! Вот разобьешь задницу – как мне начальству ее потом показывать? Стели, говорю!

За воротами Старый перебрался на свое любимое место – на шаровую опору курсового пулемета.

– Скажи Длинному, чтоб пулемет не трогал! – весело крикнул он Кирзачу. – А то отстрелит мне все хозяйство!

Наконец тронулись. Дорога была пока хорошая, места – свои, тихие. Колонна сходу взяла хорошую скорость.

Взвод был смешанный – вслед за тридцатьчетверкой шли, стараясь не отставать, два «Шермана» и два «Валентайна», приданные для усиления из пятого батальона.

Успели сделать километров тридцать, а потом начались задержки. Колонна замедлила ход. По радио прошли разговоры, что впереди взвод ИС-ов окончательно доломал какой-то мост, и теперь требовалось искать удобный объезд и переправу.

Колонна подергалась туда-сюда еще какое-то время, потом начальник колонны объявил остановку для обеда и мелкого ремонта.

Старый спрыгнул с брони и быстренько сбегал к тыловикам, где договорился насчет горячего обеда для всего экипажа. Кирзач сразу полез смотреть, как себя чувствует новая трансмиссия.

Новый радист прохаживался туда-сюда, разглядывая технику и слушая разговоры.

Увидев Старого, вдруг спросил:

– А правда, что, если снаряд в лоб попадает, – то изнутри осколки брони летят и экипаж секут?

– Бывает, конечно, – кивнул Старый. – Поэтому и защиту придумали. ВГО-2, тебе разве не выдали.

– Нет… – удивленно заморгал радист. – Что еще за ВГО?

– Так беги скорей к тыловикам, получать, чудак-человек!

– А мне дадут? Прямо сразу?

– Иди, говорю, пока другие не разобрали.

Радист уже почти зашагал в направлении хозроты, но краем глаза заметил, что Старый, Клаус, да и Кирзач с трудом сдерживают ухмылки.

– Что еще за ВГО, черти?! – воскликнул он.

– Ну, как же! – Старого уже трясло от смеха. – ВГО-2 – Ведро Головное Оцинкованное. И две дырки для глаз.

Теперь уже хохотали все. Кроме новичка. Он сердито зыркнул глазами и зашагал куда-то.

– Обучение молодняка идет по плану! – объявил Старый, отсмеявшись вволю. – Где там наш обед, интересно?

Обед появился только минут через пятнадцать. Все схватились за ложки, но куда-то запропал радист, его плошка с кашей одиноко дымилась на траве.

– Обиделся, что ли? – нахмурился Старый. – Пойду позову, а то стынет же…

Он прошелся по временному лагерю, потом обратился к ребятам у костра.

– Не видали нашего пацана? Длинный такой…

– Проходил один здоровый, – тут же ответил ему сержант-водитель и кивнул в сторону пригорка, поросшего дикой малиной. – Вон туда пошел, вроде. До ветру, что ли…

Старый взобрался по откосу, цепляясь за ветки, продрался через кусты и оказался на краю большого поля.

И сразу же увидел радиста.

Тот стоял спиной к Старому, у его ног виднелся тот самый чемоданчик, теперь – раскрытый. Внутри были какие-то приборы, а сам радист разглядывал горизонт в необычный массивный бинокль. На голове у него при этом висели наушники.

– Э! – изумился Старый. – Ты чего делаешь?

Радист вздрогнул, резко обернулся.

– Я… да вот… – слегка растерянно пробормотал он.

– Чего «вот»?!

– Связь тестирую. Прозваниваю частоты, базу слушаю.

– Да ты базу не услышишь через эту коробочку, до нее тридцать верст!

– Так-то оно так… – пожал плечами радист. – На УКВ не услышу, конечно, а на КВ – попытаюсь. Новую технику проверяю.

– Хм… – Старый покосился на чемодан. – Жрать пошли, пока не остыло. Заодно про технику расскажешь.

Успели съесть по пять ложек, как вдруг где-то вдали сильно грохнуло. И сразу – еще, и еще.

– Дозорные палят, что ли? – нахмурился Старый.

Он быстро отставил еду, вскочил и направился к танку, чтобы послушать эфир. Не прошел и двух шагов, как вдруг в центре лагеря мощно полыхнуло, и в небо поднялся большой столб дыма. Посыпались комья земли, закричали, забегали люди.

– По машинам! – кричали от северного края лагеря. – Тревога!

Еще несколько взрывов встряхнули землю, в воздух взлетела искореженная полевая кухня.

– Пацаны, в машину, живо! – заорал Старый. – Взвод, приготовиться к бою!

Он первый вскочил в командирский люк и натянул шлемофон. Пока экипаж занимал места, покрутил настройки радио. На УКВ творилась сущая каша из криков, обрывков команд и донесений. Наконец поймал начальника колонны – тот уже вовсю сыпал приказами.

– Кукушка – я Башня, – услышал Старый свой позывной. – Разворачивайтесь своей пятеркой прямо на восток, шпарьте через пролесок. Встречайте «тройки», от семи до десяти единиц. Держите их, пока мы выведем из-под огня бензовозы и грузовики.

– Башня, поддержка будет? – крикнул Старый.

– Никак нет, Кукушка, все охранение расставлено по секторам, ваш сектор – восток. Колонна уходит, потом догоните…

Старый выскочил на башню, быстро осмотрелся. Убедился, что оба «Шермана» и оба приданных «Валентайна» готовы выступать. Затем оценил назначенный маршрут.

«Извини, товарищ подполковник, – пробормотал он. – Тебе, конечно, видней, но мы и сами с усами…»

– Кирзач, – крикнул он торчащему из люка мехводу. – Ломись вон через те кусты напрямую. Длинному скажи, чтоб слушал УКВ, я на тэпэушку переключаюсь.

Пять танков, выворачивая комья дерна, двинулись клином через плотный кустарник. Старый перескочил на место наводчика, подергал рукоятки, давая рукам «проснуться».

– Командир, начальство вызывает! – сообщил через минуту радист.

– Чего хочет?

– Сам поговори, там столько мата, что ничего не понятно. Переключаю…

– Лейтенант, твою мать, куда черти понесли! – прохрипел в шлемофоне раздраженный голос. – Сказано, твой сектор – строго восток, куда ты прешься!

– Товарищ подполковник, я знаю куда! – не смутился Старый. – После боя расскажу, а пока не мешайте – у меня фрицы на прицеле.

Фрицев еще не было, Старый слегка опередил события. Через сотню метров все пять танков скатились на дно небольшого овражка – скорее всего, русла пересохшего ручья.

– Вот так, – кивнул сам себе Старый.

Теперь его задумка стала ясна всем: вместо предписанной позиции на ровном месте пять танков оказались в естественном укрытии, откуда открывался вполне пригодный вид на сектор. Над краем оврага возвышались только башенные люки, стволы пушек же фактически лежали на земле.