Текст книги "Три секунды"
Автор книги: Андерс Рослунд
Соавторы: Бёрге Хелльстрём
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Первая – «и», вторая – «у», третья «ю».
– Ты видел?
– Да.
– Еще раз.
Все стало так ясно.
Три слова. Злость, с которой складывались губы, словно выплескивалась на них с монитора.
«Я их убью»
Дрожали руки. Все произошло так неожиданно. Пришлось положить трубку на стол.
Если ему ответят.
Если ему не ответят.
Он посмотрел через внутреннее окно на помещение мастерской, на этих голых, все еще на коленях, неподвижных. Остатки вчерашнего кофе в фарфоровой чашке посреди стола; он опустошил ее. Остывший и горький, но хоть какой-то кофеин.
Пит еще раз набрал номер. Первый гудок, второй, он ждал, там ли она, остался ли у нее прежний номер, он не знал, он надеялся, вдруг она…
Ее голос.
– Ты?
Как же давно это было.
– Сделай то, о чем мы договаривались.
– Пит, я…
– Именното, о чем мы договорились. Сейчас же.
Он нажал «отбой». Ему не хватало ее. Как ему ее не хватало!
Он не знал, там ли она еще, ради него.
Синие отблески мигалки становились все ярче, все отчетливее, вскоре они пробьются через перелесок, отделявший шоссе от дороги, ведущей к Аспсосской тюрьме. Леннарт Оскарссон стоял рядом с полицейским инспектором Рюденом на парковке перед главными воротами, когда приблизились два черных тяжелых джипа. Дежурная группа спецназа двадцать пять минут назад покинула штаб-квартиру в Сёренторпе, что в Сольне. Тяжелые машины еще не успели остановиться, а из них уже посыпались люди – девять одинаково одетых мужчин в высоких черных ботинках, темно-синих комбинезонах, трикотажных масках, защитных очках, шлемах, огнеупорных перчатках и в бронежилетах. Рюден подбежал поздороваться с длинным, худым, который спрыгнул с пассажирского сиденья первой машины. Это был командир группы Йон Эдвардсон.
– Там. Вон та черная крыша. Самый верхний этаж.
Четыре окна в здании возле внешней стены; Эдвардсон кивнул. Он зашагал туда, и Оскарссон с Рюденом почти бежали, чтобы успеть за ним. Они оглянулись – те восьмеро следовали за ними, пулеметы в руках, двое с особыми дальнобойными снайперскими винтовками.
Прошли центральный пост и административное здание, дальше – в открытые ворота в следующей стене, той, что была чуть дальше и делила всю тюрьму на участки, одинаковые квадраты с одинаковыми L-образными трехэтажными зданиями.
– Корпуса «G» и «H».
Оскарссон подошел ближе к внутренней стене, здесь был хороший обзор и в то же время люди находились под ее защитой.
– Корпуса «E» и «F». – Он указал на помещения, в которых сидели долгосрочники. – Корпуса «C» и «D».
Шестьдесят четыре камеры и шестьдесят четыре заключенных в каждом корпусе.
– Обычные заключенные. Особый сектор, где сидят осужденные за изнасилования, сейчас они в другом отделении тюрьмы. У нас возникли небольшие проблемы – после того, как один неправильный заключенный перешел дорогу другому.
– Корпуса «А» и «В». По отделению в каждом крыле. Корпус «В» развернут в другую сторону. Хоффманн пару раз показывался в большом окне, которое выходит на луг, на церковь – вон ту, Аспсосскую церковь. У меня есть свидетельства двух охранников, оба совершенно точно видели его, в разное время.
Серый бетонный бункер, кубик из «лего», уродливый, жесткий, молчащий дом.
– В самом низу – изолятор строгого режима. Принудительный изолятор. «В1». Именно там Хоффманн захватил заложников. И оттуда бежал.
Они остановились в первый раз после того, как спецгруппа покинула машины.
– Следующий этаж, «В2», левая и правая стороны. По шестнадцать камер с каждой стороны. Обычные заключенные, тридцать два человека.
Оскарссон говорил отрывисто, мешала одышка. Он выждал несколько секунд. И немного понизил голос:
– Там. На самом верху. «B3». Мастерская. Там работают заключенные. Видите окно? Выходит во двор.
Он замолчал; большое окно казалось удивительно красивым, в нем отражались солнце, зеленый луг и синее небо. А за стеклом, внутри, – смерть.
– Оружие?
Эдвардсон, ожидая ответа Рюдена, скомандовал шестерым спецназовцам расположиться перед тремя входами в корпус «В», а двоих со снайперскими винтовками отправил исследовать крыши ближайших зданий.
– Я уже два раза подходил к надзирателям, которые видели его оружие. Они растерянны, в состоянии шока, но я уверен – они говорят о чем-то вроде миниатюрного револьвера, шестизарядного. Я такое видел только раз в жизни. «Суисс-мини-ган», швейцарский револьвер, самый маленький в мире.
– Шестизарядный?
– Охранники говорят, он стрелял не меньше двух раз.
Эдвардсон посмотрел на директора тюрьмы:
– Оскарссон… каким, черт возьми, образом заключенный смог достать оружие здесь, в погребе, да еще в одной из самых охраняемых тюрем Швеции?
Леннарт Оскарссон все еще не мог ничего ответить и только потерянно качал головой. Поэтому командир спецназовцев повернулся к Рюдену:
– Миниатюрный револьвер. Я такого не знаю. Но вы утверждаете, что у него достаточная убойная сила?
– Один раз Хоффманн уже убил.
Эдвардсон изучал окно, из которого открывался вид на прекрасную церковь. В окне мелькал террорист-долгосрочник со связями, достаточными, чтобы добыть в тюрьме строгого режима оружие с боевыми патронами.
– Психопат?
– Да.
Армированное окно.
Двое заложников лежат голые на полу.
– И склонность к насилию отмечена в документах?
– Да.
Этот, в мастерской, вполне отдает себе отчет в том, что делает. По словам надзирателей, он действовал спокойно и целенаправленно, и мастерскую выбрал тоже не случайно.
– Тогда у нас проблемы.
Эдвардсон смотрел на фасад. Надо проникнуть в здание, а времени в обрез – террорист только что угрожал убить еще одного человека.
– Его видели в окне, но при таком расположении ни одно снайперское оружие не сможет его достать, если стрелять в пределах тюрьмы. А судя по тому, что вы рассказываете и что написано в досье означенного Хоффманна… штурм исключается. Выбить дверь или один из люков на крыше нетрудно, но заключенный, способный творить такие вещи и настолько больной… Если мы выломаем дверь, он нестанет поворачиваться к нам. Он наведет оружие на заложников – независимо от того, насколько серьезной покажется ему угроза, и сделает то, что обещал. Убьет их. – Йон Эдвардсон пошел назад, к воротам и стене. – Мы достанем его. Но не отсюда. Я поставлю снайперов в другом месте. За пределамитюрьмы.
Он отошел рт окна.
Они скорчились голые у него под ногами.
Не шевелились, не пытались заговорить ни с ним, ни друг с другом.
Пит проверил их руки, ноги, еще немного затянул пластиковые ленты с острыми краями, они врезались глубже, чем было необходимо. Но на кону стоит власть, ему нужна уверенность в том, что он может спокойно направить свою силу наружу – на тех, кто в эту минуту пытался обрушить свою силу на него.
Послышался вой второй сирены. Первая раздалась полчаса назад – пока только полицейские из местного участка успели прибыть оперативно. Новая сирена была другой – всепроникающая, оглушительная. Она звучала ровно столько времени, сколько занимала дорога от исходного пункта штаб-квартиры спецназа в Сёренторпе.
Пит, считая шаги, прошел через мастерскую, проверил входную дверь, проверил второе окно, сосредоточился на потолке и плохо держащихся на нем пластинах из стекловолокна – покрытие, предназначенное для поглощения шума в грохочущей мастерской. Поднял длинную железную трубу, лежавшую на каком-то верстаке, и с силой бил ею по стекловолокну, пока пластина за пластиной не упала на пол, обнажив потолок.
Мощная черная машина выехала через широкие ворота Аспсосской тюрьмы и примерно через минуту, отъехав на километр, остановилась перед другими воротами, существенно меньшими; гравийная дорожка вела к горделивой белой церкви. Эдвардсон зашагал по свежеразровненному гравию, рядом с ним шел Рюден, а позади – двое со снайперскими винтовками. Одинокий посетитель, стоявший на залитом солнцем опрятном кладбище, встревоженно смотрел на вооруженных людей в форме, с черными лицами; эта воинственность никак не вязалась с царившей на кладбище умиротворенной атмосферой. Церковный портал был открыт, вошедшие заглянули в огромный пустой зал, но выбрали дверь справа и крутую лесенку вверх. Открыв следующую дверь (на дверной раме виднелись свежие отметины от взлома), вошедшие поднялись по легкой алюминиевой лестнице, которая тянулась до потолка и упиралась в люк, ведущий на колокольню. Все пригнулись, чтобы пройти под чугунным колоколом, и разогнулись, только оказавшись на узком балкончике. Здесь сильнее дул ветер, а тюрьма казалась серым четырехугольным колоссом. Ничто не заслоняло обзор. Полицейские крепко вцепились в низкие перила, изучая строение у тюремной стены и окно на третьем этаже, где скрывался террорист и находились заложники.
Пит ободрал с потолка уже половину стекловолоконных пластин, как вдруг прервал свою торопливую работу. Он что-то услышал. Отчетливый звук в ухе. То, что до этого было только задувавшим в приемник ветерком, теперь стало шумом, шагами, скрежетом. Кто-то ходил там, несколько, шаги нескольких человек. Пит кинулся к окну и увидел их. Они стояли на церковной башне, четыре фигуры. Они стояли там и смотрели на него.
Тень у края окна. Появилась на миг и тут же исчезла.
Он постоял там, увидел их и скрылся.
– Хорошее место. Отсюда мы его точно достанем.
Эдвардсон крепче взялся за железные перила. Ветер дул сильнее, чем ему показалось, а до земли было далеко.
– Рюден, мне нужна ваша помощь. Я прямо сейчас начинаю работать отсюда, с колокольни, но мне надо, чтобы кто-нибудь находился возле тюрьмы и вел ближнее наблюдение, человек вроде вас, знающий место.
Рюден проследил взглядом за немногочисленными людьми, пришедшими на кладбище. Те встревоженно поглядывали вверх, на башню, иные уже направились к выходу. Покоя, который они хотели разделить с теми, по ком тоскуют, здесь сегодня не будет.
Рюден медленно кивнул, он все слышал и понял, но предложил другое решение.
– Я готов. Но есть один полицейский комиссар, который знает Аспсос лучше меня. Он работал в этом округе, когда тюрьму только строили. Бывает здесь регулярно. Засадил сюда множество уголовников, приезжает для допросов. Великолепный следователь.
– Кто?
– Комиссар городской полиции Стокгольма. Эверт Гренс.
* * *
Каждое слово было отлично слышно, серебристый приемник работал хорошо. А другого Хоффманн и не ждал.
– Кто?
Он немного поправил приемник, нажал указательным пальцем на тонкий металлический диск, поглубже вдавливая наушник в слуховой проход.
– Комиссар городской полиции Стокгольма Эверт Гренс.
Голоса звучали так отчетливо, словно говорившие держали передатчик и старались говорить прямо в него.
Пит ждал у окна.
Они стояли возле низких железных перил, может быть, даже немного отклонившись назад.
На балконе что-то происходит.
Отчетливый скрежет – сначала металлическое оружие задело деревянную опору, потом легло тяжелое тело.
– Тысяча пятьсот три метра.
– Тысяча пятьсот три метра. Я правильно понял?
– Да.
– Слишком далеко. У нас нет снаряжения для такого расстояния. Видеть мы его видим. А достать не сможем.
* * *
Машина еле двигалась.
Изматывающе плотный утренний поток транспорта полз по обоим рядам Кларастрандследен.
Какой-то рассерженный человек вышел из тащившегося впереди автобуса и в одиночестве зашагал по обочине забитой транспортом дороги, с довольным видом проходя мимо раскаленных машин; он, должно быть, добрался до шоссе Е 4 гораздо быстрее своих оставшихся в автобусе попутчиков. Гренс подавил в себе желание погудеть идиоту, прущемуся по проезжей части, или даже сердито ткнуть ему в нос табличку «Полиция». Ладно уж. Если прогулка по жаре и скверному воздуху вдоль приросших друг к другу автомобилей позволит человеку не лупить по приборной доске и не пугать соседей по пробке, то пусть себе гуляет.
Гренс провел пальцем по смятой карте, лежащей на пассажирском сиденье.
Он решился. Он ехал к ней.
Через пару километров он остановится перед всегда открытыми воротами Северного кладбища, выйдет из машины, отыщет ее надгробие и скажет ей что-нибудь похожее на «прощай».
Мобильный телефон лежал под картой.
Гренс не вытащил его после первых трех сигналов, однако аппарат и не думал замолкать.
Дежурный.
– Эверт?
– Да.
– Вы где?
Знакомые интонации. Гренс начал соображать, как выбраться из окаменевшей пробки. Когда у дежурного такой голос, помощь нужна сию минуту.
– На Кларастрандследен. Еду на север.
– Вам приказано явиться.
– Когда?
– Срочно.
Эверт Гренс не любил менять планы.
Он любил, когда все идет своим чередом, любил заканчивать начатое, поэтому ему трудно было менять направление, когда он наконец собрался поехать.
Поэтому комиссар должен был бы вздохнуть, может быть – немного поупираться… Но он почувствовал – облегчение.
Ему не нужно ехать туда. Не нужно ехать прямо сейчас.
– Погодите.
Гренс помигал, высунулся на встречную полосу, собираясь развернуться через сплошную белую линию. Истерично засигналили еле успевшие затормозить водители. Гренсу надоели гудки, он опустил окно и выставил на крышу полицейскую мигалку.
Машины затихли. Водители съежились.
– Эверт?
– Я здесь.
– Это насчет Аспсосской тюрьмы. Вы знаете ее изнутри лучше, чем любой другой полицейский во всем лене. И вы нужны здесь, срочно, в качестве руководителя операции.
– Да?
– Положение очень серьезное.
Йон Эдвардсон стоял посреди красивейшего кладбища, раскинувшегося возле Аспсосской церкви. Двадцать минут назад он спустился с колокольни, оставив снайперов, которые уже дважды видели Хоффманна и заложников. Группа захвата могла вмешаться в любой момент, им нужно всего несколько секунд, чтобы взломать дверь или крышу и обезоружить террориста. Но пока заложники живы, он останется невредим, спецназ не станет рисковать.
Он огляделся.
Кладбище охранял патруль из Уппсальского полицейского округа, на обнесенной сине-белой лентой территории не было ни скорбящих, ни священника, ни церковного сторожа. Две машины прислали из Арланды, еще две – из Стокгольма, он поставил по одной к каждому углу тюремной бетонной стены. Сейчас в его распоряжении были четверо полицейских из Аспсосского округа, столько же – из Уппсалы, Арланды и Стокгольма; вскоре прибыли двенадцать остальных спецназовцев. Теперь на месте находились в общей сложности тридцать семь полицейских, готовых вести наблюдение, защищать, идти на приступ.
Йон Эдвардсон был напряжен. Он стоял на кладбище, изучая серую стену. Тревога, царившая за этой стеной, терзала душу и раздражала, он не мог понять, откуда она взялась, во всей ситуации было что-то… что-то неправильное.
Хоффманн.
Тот, кто стоял там, угрожая убивать заложников, вел себя очень странно.
За последние десять лет в шведских тюрьмах случалось по три-четыре случая захвата заложников в год; Эдвардсон помнил все эти случаи. Каждый раз на месте был спецназ, каждый раз – один и тот же предсказуемый сценарий. Однажды некий заключенный каким-то образом добыл самодельную брагу и крепко напился, потом проникся мыслью, что его оскорбляют и обходятся с ним несправедливо, и в первую очередь в том повинен женский персонал. Опьянение прекрасно подпитывает манию величия. Заключенный почувствовал себя способным на многое, сделался неуправляемым и захватил в заложники двадцатиоднолетнюю женщину (она заменяла находившегося в отпуске надзирателя), приставив ей к горлу ржавую отвертку. Потом была тревога, две дюжины прошедших специальное обучение полицейских со снайперскими винтовками, а решило все время. Через несколько часов бормотуха выветрилась из головы, похмельный страдалец с трудом, но сообразил, как на самом деле обстоят дела, и сдался полиции. Единственным результатом его бунта стали еще шесть лет, добавленные к прежнему сроку, и требование судьи сократить количество побывок домой.
Но Хоффманн в такую схему не укладывался.
По словам надзирателей, которых он запер в камеры, Хоффманн не находился под воздействием каких-то средств, он действовал продуманно, каждый шаг производил впечатление хорошо спланированного. Хоффманном руководили не импульсы, он явно преследовал какую-то цель.
Эдвардсон увеличил громкость рации, он распределял двенадцать новоприбывших спецназовцев: четверых – к дверям мастерской корпуса «В», монтировать микрофоны, пятерых – на лестницы с внешней стороны здания и дальше, на крышу, с дополнительным прослушивающим оборудованием, троих – в подкрепление к тем, кто уже контролировал лестницу.
Он приблизился к мастерской. Он закрыл кладбище.
Он сделал все, что сейчас было в его силах.
Следующий шаг – террорист.
Тяжелая, обитая металлом дверь на четвертом этаже Стокгольмского управления полиции была открыта. Гренс сунул свою служебную карточку в щель сканера, ввел четыре кодовые цифры и подождал, пока решетка поедет вверх. Шагнул в тесное пространство, дошел до бокса под нужным номером, открыл его собственным ключом, достал служебное оружие, за которое редко брался, и вставил полный магазин. Патроны с полостью в головной части, покрытой чем-то, похожим на кусочек стекла, – такие рвут в клочья. Потом Гренс заторопился в следственный отдел, замедлил шаг возле кабинета Сундквиста – есть дело, Свен, я хочу видеть вас с Херманссон в гараже через пятнадцать минут, и я хочу знать все, что есть в наших реестрах насчет номера 721018–0010,– и пошел дальше. Наверное, Свен что-то ответил. Гренс все равно его не услышал.
Кто-то передвигался по крыше.
Скрежет, шарканье.
Пит стоял возле кучи стекловолоконных пластин. Он правильно все рассчитал. Если бы стекловолокно осталось на потолке, оно приглушило, скрыло бы малейшие перемещения, которые сейчас происходили у него над головой.
Снова скрежет.
На этот раз – перед дверью.
Они на колокольне, на крыше, у входа. Сжимают кольцо вокруг него, Пита. Их теперь достаточно, чтобы наблюдать за тюрьмой и готовить штурм с нескольких точек сразу.
Хоффманн брал квадратные пластины стекловолокна и с грохотом бросал их к двери и на дверь, одну за другой. Те, кто стоит у двери с прослушивающими устройствами, должны понять: проникнуть в мастерскую стало труднее, вход забаррикадирован. Чтобы пройти, им понадобится лишняя секунда, дополнительное время, которое позволит человеку с оружием застрелить своих заложников.
Мариана Херманссон вела машину, сильно превышая скорость. Выли сирены и мигали синие отсветы; они уже успели отъехать на несколько миль к северу от Стокгольма. Ехали молча – может, думали о прежних захватах заложников, а может быть – о поездках в тюрьму, которые были частью повседневной следовательской работы. Какое-то время спустя Свен порылся, как обычно, в отделении для перчаток и нашел их – две кассеты с Сив и мелодиями шестидесятых. Сунул кассету в магнитолу, ведь они всегда так делали – слушали прошлое Гренса, чтобы избежать разговоров, равно как и мыслей о том, что говорить им особенно не о чем.
– Выключи! – Эверт повысил голос, и Свен не очень понял почему.
– Я думал…
– Свен, выключи! Уважай мою скорбь.
– Ты хочешь…
– Уважай. Скорбь.
Свен нажал на кнопку, забрал выскочившую кассету и вернул ее в отделение для перчаток, аккуратно закрыл, убедившись, что Эверт видел и слышал это. Свен редко понимал шефа, но научился не задавать вопросов. Иногда лучше позволить человеческим свойствам просто оставаться таковыми. Он ведь и сам из тех тихих зануд, которые не рвутся в драку, не требуют ответов, не воюют за место в иерархии. Свен давным-давно решил для себя, что только такие боязливые, неуверенные в себе люди могут работать вместе.
– Террорист?
Свен обернулся к заднему сиденью.
– Что?
– Ты посмотрел его прошлое?
– Одну минуту.
Свен выудил из конверта пять документов и надел очки. Первый документ, из ASPEN, содержал особый код, который присваивали только очень немногим преступникам. Свен протянул бумаги Гренсу.
НАХОДИТСЯ В РОЗЫСКЕ ОПАСЕН ВООРУЖЕН
– Один из этих.
Гренс вздохнул. Захват таких преступников всегда означал дополнительный наряд полиции или специальные части из специально обученных полицейских. Один из беспредельщиков.
– Еще?
– База данных по преступлениям. Десять лет за амфетамин. Но что интересно – до этого был еще один срок.
– Ага?
– Пять лет. Покушение на убийство. Вооруженное нападение на полицейского.
Свен зашелестел страницами второго документа.
– Я раздобыл обоснование приговора. Наш террорист в Сёдермальме сначала несколько раз ударил одного полицейского рукояткой пистолета в лицо, потом дважды выстрелил в другого, одна пуля попала в бедро, вторая – в левое предплечье.
Гренс замер с поднятой рукой.
Слегка покраснев, он откинулся назад и свободной рукой яростно взъерошил жидкие волосы.
– Пит Хоффманн.
Свен дернулся.
– Откуда ты знаешь?
– Это он.
– Я тогда не успел дочитать до имени. Но… да, его так зовут. Эверт… как ты это узнал?
Слабый румянец Гренса сделался темнее, комиссар тяжело засопел.
– Я читал приговор, Свен, тот самый чертов приговор,меньше суток назад. Именно к Питу Хоффманну я ехал, когда собрался в Аспсосскую тюрьму, на допрос по делу об убийстве на Вестманнагатан.
– Я не понимаю.
Гренс медленно покачал головой.
– Его имя – одно из тех трех, которые я должен был проверить и вычеркнуть из расследования. Пит Хоффманн.Я не понимаю, как и почему, но, Свен, его имя было среди этих трех.
На кладбище, наверное, было красиво. Солнце пробивалось сквозь зелень высоких платанов; прямые, недавно выровненные граблями гравийные дорожки, в центре аккуратно подстриженных прямоугольных газончиков – надгробные камни, тихо ждавшие посетителей. Но эта красота была иллюзорной и при ближайшем рассмотрении оборачивалась угрозой, тревогой, беспокойством, а посетители сменили лейки и цветы на пулеметы и черные маски. Эдвардсон встретил Гренса у ворот, и оба заспешили к белой церкви, к высоким ступеням перед закрытой деревянной дверью. Эдвардсон протянул Гренсу бинокль, молча подождал, пока комиссар отыщет нужное окно.
– Вон та часть мастерской.
Гренс передал бинокль Херманссон.
– В той части мастерской всего одна дверь. Если брать заложников… оттуда не сбежишь.
– Мы слышали, как они разговаривали.
– Оба?
– Да. Они живы. Поэтому на штурм идти нельзя.
Помещение справа от входа в церковь было не особенно просторным, но только там сейчас можно было устроить штаб-квартиру. Обычно здесь собирались перед погребением скорбящие родственники, здесь ждали церемонии бракосочетания женихи и невесты. Пока Свен и Херманссон отодвигали стулья к стене, Эдвардсон подошел к маленькому деревянному алтарю и развернул на нем сначала план тюрьмы, а потом – подробный план мастерской.
– Его видно… все время?
– Я бы мог в любую минуту приказать своим снайперам выстрелить. Но расстояние слишком велико. Тысяча пятьсот три метра. А прицельная дальность нашего оружия – шестьсот метров максимум.
Эверт Гренс положил палец на чертеж, на окно. Только оно сейчас связывало их с человеком, который всего несколько часов назад убил другого человека.
– Он знает, что мы не сможем стрелять отсюда… и за решетками, за пуленепробиваемым стеклом… он чувствует себя в безопасности.
– Он думает,что он в безопасности.
Гренс посмотрел на Эдвардсона.
– Думает?
– Мыне можем его достать. А наше оружие– сможет. Но оно пока не здесь.
На большом столе для совещаний в угловом кабинете правительственной канцелярии лежал чертеж. Чертеж был хорошо освещен, электрический свет мешался со светом из высоких окон, откуда открывался вид на воды Норрстрёма и Риддарфьердена. Фредрик Йоранссон расправил складки на жесткой бумаге и подтолкнул план к центру стола, чтобы было видно начальнику Главного полицейского управления и заместителю министра.
– Вот это здание, ближе всех к стене, – корпус «В». А это – верхний этаж, здесь видно мастерскую.
Трое склонились над столом, пытаясь благодаря листу бумаги сориентироваться в месте, где никогда не были.
– Значит, Хоффманн стоит здесь. Возле него, на полу, лежат заложники. Один заключенный и один тюремный инспектор. Полностью раздетые.
У присутствующих с трудом укладывалось в голове, что вот эти прямые черточки на плане означают людей, которым угрожает смерть.
– Эдвардсон говорит, после прибытия дежурной группы спецназа Хоффманн несколько раз показывался в окне в полный рост.
Йоранссон снял со стола несколько папок – тонкие и одну толстую, с тюремными досье – и разложил их на стульях, чтобы освободить место на столе; когда места все же оказалось недостаточно, он, следом за папками, убрал термос и три пустые чашки. Потом развернул карту поселка Аспсос и фломастером прочертил прямую линию от больших четырехугольников, обозначавших тюремные строения, через открытое зеленое пространство к четырехугольнику, отмеченному крестом.
– Церковь. От тюрьмы – ровно тысяча пятьсот три метра. Единственное место для снайперской стрельбы. Эдвардсон уверен, что Хоффманн знает об этом. Знает, что винтовки полицейских до него не достанут. Именно это он дает нам понять, когда встает перед окном.
В термосе еще осталось немного кофе. Заместитель министра взяла чашку, налила до половины. Потом поднялась, походила по кабинету, посмотрела на своих гостей.
– Вы должны были доложить мне об этом еще вчера. – Ее голос был очень тихим.
Она не ждала ответа.
– Из-за вас мы все оказались в ловушке.
Ее трясло от злости; она посмотрела на одного, потом на другого и еще больше понизила голос:
– Вы вынудили его действовать. Мне тоже придется действовать. У меня нет выбора.
Не сводя взгляда со своих гостей, замминистра пошла к двери.
– Я вернусь через пятнадцать минут.
Каждая ступенька была мучением, а когда Гренс увидел алюминиевую лестницу, которая упиралась в ведущий на башню люк, негнущаяся нога забастовала окончательно – в нее впилась такая боль, что думать ни о чем другом стало невозможно. Гренс ничего не сказал, когда поскользнулся на первой же перекладине, и ничего не сказал, когда через две перекладины сердце подскочило к горлу. С блестящим от пота лбом, с немеющими руками он выбросил свое тело на колокольню и до крови ударился головой о тяжелый чугунный колокол. Остаток пути до двери, ведущей на балкон, к прохладному ветерку, Гренс прополз на животе.
Сейчас в их распоряжении были в общей сложности сорок шесть полицейских – перед тюрьмой, в тюрьме, возле церкви… Двое находились здесь, на колокольне. Снайперы с биноклем, направленным на окно третьего этажа на фасаде корпуса «В».
– Есть два подходящих места. Железнодорожный мост, вон там. Он метров на двести ближе к тюрьме, но там гораздо хуже угол стрельбы, слишком маленькая целевая поверхность. А отсюда он нам виден полностью. Но есть проблема. Наши снайперы стреляют из винтовки PSG-90, для стрельбы в полярных условиях, а она рассчитана на расстояние до шестисот метров. И снайперы тренируются в стрельбе именно на это расстояние. А здесь, Эверт, расстояние гораздо больше.
Гренс уже успел подняться; теперь он стоял во весь рост на узком балкончике, крепко схватившись за перила. В окне снова показалась тень – тень Хоффманна.
– И что это значит?
– На таком расстоянии попасть невозможно. Для нас.
– Невозможно?
– Самое большое расстояние, при котором снайпер попал в цель, – две тысячи сто семьдесят пять метров. Один канадский снайпер.
– И?
– Что «и»?
– Значит, не невозможно.
– Невозможно. Для нас.
– Здесь же почти на девятьсот метров меньше! В чем проблема?
– В том, что ни один полицейский с такого расстояния не попадет. Мыне проходили такой подготовки. У наснет такого снаряжения.
Гренс повернулся к Эдвардсону, балкончик заходил ходуном, Гренс был тяжелым и сильно дернул перила.
– А у кого?
– Что «у кого»?
– У кого они есть? Подготовка. Снаряжение.
– У военных. Как раз они и учат наших снайперов. Их готовят к стрельбе на такие расстояния. И у них, что еще важнее, есть снаряжение.
– Тогда доставьте сюда кого-нибудь из них. Сейчас же.
Балкончик опять затрясся, Гренс нервничал, большое тело перемещалось по балкону, комиссар дергал головой и топал ногами. Эдвардсон подождал, пока Гренс закончит, он не обращал внимания на грозный вид комиссара.
– Так не делается. Военных нельзя задействовать в полицейских операциях.
– Речь идет о жизни людей!
– Шведская конституция, статья 2002:375. «Положение о поддержке, оказываемой Вооруженными силами гражданским властям».Могу зачитать, если хотите. Параграф седьмой.
– Да положить мне на ваше положение!
– Это шведский закон, Эверт.
Он слышал, как они передвигались по крыше, мелкие-мелкие перемещения. Они не уходят оттуда. Приготовились и теперь выжидают.
В наушнике затрещало.
– У военных. Как раз они и учат наших снайперов. Их готовят к стрельбе на такие расстояния. И у них, что еще важнее, есть снаряжение.
Пит улыбнулся.
– Тогда доставьте сюда кого-нибудь из них. Сейчас же.
Он снова улыбнулся, но уже про себя, постарался встать в профиль, плечи перпендикулярно окну.
Снаряжение, подготовка, способности.
Снайпер. Военныйснайпер.
Карта Аспсоса все еще лежала на столе, когда заместитель министра вернулась в кабинет и плотно закрыла за собой дверь.
– Продолжим.
Пятнадцать минут назад, уходя, она была напряжена, лицо красное. Она что-то сделала или с кем-то поговорила, а это дало результат. Замминистра выглядела спокойнее. Она сосредоточенно допила остатки кофе.
– Регистрационный журнал? – Она кивнула на одну из папок, снятых со стола.
– Да.
– Дайте.
Йоранссон протянул ей толстую черную папку; медленно перелистывая журнал, замминистра заметила, что каждая страница исписана от руки, разными почерками. Черной и синей шариковой ручкой.
– Здесь зафиксированы все встречи руководителя с агентом Хоффманном?
– Да.
– И это – единственный экземпляр?
– Этот экземпляр я храню как ответственное должностное лицо. Он единственный.
– Уничтожить.
Хозяйка кабинета положила папку на стол и подтолкнула ее к Йоранссону.
– Еще где-нибудь зафиксирована связь между Главным полицейским управлением и Хоффманном?
Йоранссон покачал головой:
– Нет. Мы не фиксировали связь ни с ним, ни с другими агентами. Мы так не работаем. – Йоранссон почувствовал, что его отпускает. – Хоффманн получал от нас плату девять лет. Но только со счета, который мы называем «информаторский». Этот счет никак не связан с персональными заданиями, и по нему не надо отчитываться перед налоговым управлением. Таким образом, Хоффманна нет ни в каких ведомостях. Его, формально говоря, для нас вообще не существует.
Папка с тюремным досье все еще лежала на стуле.
– А это? Его?
– Здесь информация только о нем.
Замминистра раскрыла папку, поискала в верхней части выписку из базы данных и протокол психиатрической экспертизы.
– Вот это – все?
– Это его образ, нами созданный.
– Созданный вами?
– Таким мы его сделали.