Текст книги "ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)"

Автор книги: Анатолий Луначарский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

О ТРЕТЬЯКОВСКОЙ ГАЛЕРЕЕ

Впервые – «Известия», 1925, 10 октября, № 232.

Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 147—148.

Третьяковская галерея справедливо является одним из предметов гордости русской культуры. Однако самое ее богатство превратилось в своеобразное бедствие, ибо чисто пассивное увеличение количества художественных произведений, в особенности поступивших в революционную эпоху, не может заменить собой действительной целесообразной разработки всех ее сокровищ для действительного раскрытия их перед сотнями тысяч трудящихся, ежегодно посещающих Государственную Третьяковскую галерею.

Третьяков[168]168
  П. М. Третьяков (1832—1898), собирая картины с 1856 г., поставил себе цель создать общедоступный музей национального искусства. В 1892 г. он передал свое собрание, а также коллекцию, завещанную ему братом С. М. Третьяковым, в дар Москве (до 1918 г. музей именовался Московской городской художественной галереей П. и С. Третьяковых). В 1918 г. декретом СНК за подписью Ленина Третьяковская галерея была национализирована.


[Закрыть] имя которого должно быть упомянуто среди самых знаменитых собирателей, каких знала человеческая культура, помещал приобретаемые им художественные ценности в своем старом доме. Дом же этот ни в какой мере не соответствовал своему назначению. Теснота, сырость, отсутствие вентиляции привели к болезням картин. Несколько раз поднимали вопрос о том, чтобы прийти на помощь этой беде, но бывшая городская дума, которой до революции принадлежала галерея, никак не могла найти для этого внимания и средств. Коллекции разрастались, им становилось еще теснее, а в то же время продолжалось и постепенное разрушение их.

Перед революционным государством и революционной общественностью стоит теперь вопрос об исправлении этого огромного недостатка нашей замечательной галереи. Вряд ли какой–нибудь европейский музей может гордиться такой посещаемостью, какую мы наблюдаем в Третьяковской галерее после революции. Подумайте только, в прошлом году ее посетило 200 000 человек, а в этом году, по–видимому, посещаемость еще увеличилась. Руководители экскурсий сбиваются с ног, чтобы обслужить школьников, рабфаковцев, красноармейцев и крестьян, являющихся подчас из дальних уездов, вообще ту новую, демократическую публику, которая составляет теперь подавляющее большинство посетителей.

ВЦИК постановил в настоящее время улучшить положение галереи путем постройки для нее нового здания, отвечающего современным музейным требованиям. Это даст возможность приступить к научной реорганизации богатейших собраний галереи. Галерея уже теперь в состоянии развернуть несравненно более широкие выставки, чем те, которые сейчас доступны обозрению. Она мечтает пополниться большими коллекциями скульптуры, и тогда действительно галерея может стать Вольной Народной Академией, какой она должна была явиться по мысли своего основателя.

Приступая к этой постройке, специалисты должны, конечно, тщательнейшим образом обдумать полнейшее соответствие этого монументального здания своему назначению. Мы избегнем всякой бесполезной роскоши, но в то же время создадим, надо надеяться, здание по последнему слову науки и с таким благородством стиля, которое бы соответствовало первым шагам строительства социалистического общества.

Дело это, конечно, несколько затянется, и торопиться тут нельзя, а так как время не терпит, то решено безотлагательно произвести временную пристройку к существующему зданию галереи, которая увеличится приблизительно на 7з–Это мероприятие тоже уже утверждено, и друзья Третьяковской галереи могут быть спокойными за ее дальнейшую участь. Пристройка будет окончена уже к будущей зиме и позволит произвести целый ряд в высшей степени важных улучшений, а главное – предотвратить дальнейшую порчу художественных сокровищ.

Мне думается, что на благо галереи будет также организация общества друзей Третьяковской галереи, которое сейчас задумано и которое будет служить постоянной активной опорой для специалистов, блюдущих галерею по поручению Советского государства.

ВЫСТАВКА КАРТИН КОНЧАЛОВСКОГО

Впервые – «Известия», 1926, 4 апреля, № 77. Печатается по тексту газеты.

Эта выставка представляет исключительный интерес[169]169
  Выставка была открыта в 1926 г. в помещении быв. Цветковской гале реи (см.: Выставка картин и рисунков П. П. Кончаловского. М., 1926).


[Закрыть] П. П. Кончаловский шагнул в ней далеко вперед. А так как Кончаловский является одним из лучших мастеров всей нашей современной живописи и в последнее время уже стоял на весьма значительной высоте, то такой шаг вперед приобретает особое значение. Общее впечатление от выставки прежде всего необычайно оптимистическое и радостное. Все эти вещи полны густым соком земли. Все – деревья, скалы, здания, люди – не только реально существуют, но и утверждают себя и предаются своему бытию. Переходя от картины к картине, вы сами начинаете чувствовать эту радость жизни. Давно уже я не видел такого радостного искусства. Оно особенно поражает после впечатлений от искусства Европы, где радостного очень мало.

Особенно радует то, что Кончаловский сделал большие успехи в рисунке; недаром такое большое место занимают у него здания. Он строит их крепко и стойко, да и вообще все массы на его новых картинах твердо определены. Этого прежде не было. Импрессионистская манера давала себя знать. Несмотря на огромное увлечение Сезанном, а может быть, именно благодаря ему Кончаловский расплывался и немножко пачкал в своих картинах. Этого теперь совершенно нет. А между тем ни на одну минуту мы не видим перед собою раскрашенного рисунка, все сделано смелыми мазками, все вылеплено чисто импрессионистическими приемами. Это – первый интересный синтез, которого достиг Кончаловский. Стройный рисунок и чисто живописные приемы без тени графики.

Второй синтез, ничуть не менее значительный, – в соединении во многих картинах импрессионистского моментализма с монументализмом. Это, конечно, страшно трудно. В великолепном большом «Портрете дочери» поза веселой, жизнерадостной девушки, вдруг нагнувшейся, чтобы завязать бант на башмаке, ласково, весело, живо взирающей на зрителя, передана с мимолетностью почти японской. Это всегда бывает несколько рискованно, потому что на картине поза эта остается все время одной и той же, и если вы будете смотреть на нес полчаса (а она стоит того – картина такая, что невольно зовет полюбоваться собою), то поза может показаться натянутой, смех, мимолетный и искрящийся, может показаться гримасой. Ничего подобного нет у Кончаловского. Остановленный, завороженный миг так могуче утверждает себя в каждую единицу времени вашего внимания, что только вновь и вновь вест на вас с полотна той же молодой жизнерадостностью.

То же можно сказать и о картине «Новгородцы». Жесты как бы моментально сфотографированы, почти кинематографично; остановленный фильм – ведь это плохо? А между тем картина явно претендует на монументальность и достигает ее, она не производит ни впечатления застывшей, ни впечатления мелко взятой; так характерно выбраны эти жесты рук, эти позы, эти выражения лиц. Синтез жизненности в ее полноте и монументальности, ее покое, это – трудный синтез. Он теперь удается Кончаловскому.

Третий синтез лежит в плоскости поэтического творчества Кончаловского. Все его картины поэтичны, в них масса настроения. И не только в упомянутых мною картинах, изображающих людей, но и в пейзажах. Итальянские пейзажи все чрезвычайно значительны[170]170
  В 1924 г. Кончаловскнй совершил поездку в Италию. В 1925 г. в Па риже (в Шамар Лениколь, около Мадлен) была устроена его большая пер сональная выставка. Выставлено было 120 картин, привезенных из Москвы, и 40, написанных в Италии.


[Закрыть] Каждый из них насыщен своим музыкальным настроением. В Европе Кончаловский выставил только эту серию картин, и тем не менее успех его был там велик, и я не удивляюсь этому. Я не удивляюсь, что по поводу великолепно вылепленного, такого стихийно изящного, такого мощно и вольно элегантного скалистого берега французская критика говорила о новом и помолодевшем Курбе. Это – высокая похвала. Еще более насыщен задумчивостью и жизненностью «Новгород» Кончаловского. На нем лежит не только тишина захолустья, поглотившего великую историю, но и какая–то не передаваемая словами многозначительность. Здания – настоящие живые существа. Может быть, отчасти этого достигли великие зодчие, инстинктивно их возводившие, но это открыл для нас вновь Кончаловский своей кистью. Оки необычайно органичны, эти здания, они не похожи ни на человека, ни на какое другое существо, но они живут, они думают, они спят и видят какие–то сны. Соединить большую насыщенность настроения (Slim–mung) и остаться настоящим и подлинным живописцем, для которого краски, формы и их комбинации – все, это еще не так трудно. Мы знаем многих мастеров подобного пейзажа и можем радоваться только тому, что Кончаловский легко поднялся до вершины этого творчества. Но это трудно в больших композициях с людьми.

Я уже говорил о портрете дочери. Еще раз возвращаюсь к нему. Портрет этот представляет собою чудесную, прямо–таки толстовски–психологическую поэму. Впечатление от этой здоровой радующейся девушки сильно, как полная солнца и юности страница, посвященная Толстым молодой Наташе; но вместе с тем трактовка шелкового платья, общая композиция, многие детали представляют собою великолепные живописно–красочные достижения. Мне пришлось бы говорить о мастерах Возрождения, если бы па пути к ним не встретился Ренуар. Кончаловский этим портретом стал рядом с Ренуаром, хотя, конечно, техника у него совершенно иная. Я говорю только о соединении психологии, огромной, почти животной, непосредственной радости жизни со столь прекрасно соединяющимся в аккорд с нею «пением» красок.

Задача соединения идейно–психологического замысла с живописью, задача идейности без литературщины и анекдота еще труднее поставлена Кончаловским в «Рыбаках». Это – богатыри, добродушные, лукавые, уверенные в себе, это – замечательная характеристика мужика в его лучших чертах. Хорошо, если верно, что таких мужиков, советских мужиков, все более и более становится в деревне. В них, между прочим, нет никакой тени кулачения, нет этого ожирения или паучьей хитрости. Это – рабочий мужицкий люд, который знает тяжелый труд, но в них чувствуется столько удали, такая ума палата, такая кряжистость, что так и хочется назвать их советскими мужиками.

Происходит какая–то вполне определенная сцена. Правый мужик, так сказать, прижал левого к стене, и этот почесывает голову в затруднении, а средний мужик, может быть, самый великолепный, весело присутствует при этой дипломатической «партии»; между тем – никакого анекдота. Вложить в эти образы можно все, что угодно. Кончаловский не стремится к литературной определенности, для него важен не самый эпизод, а игра лиц, торсов, рук в этом эпизоде и передаваемая через их игру основная сущность типов. Это ни в малейшей мере не какой–нибудь Маковский, а в гораздо большей мере Франс Гальс. Правда, нарочитости Гальса здесь нет. По гармонии красок картина напомнила мне Сурикова, столь близкого Кончаловскому, но это, так сказать, крестьянская сермяжная гармония красок, и она ни на секунду не гасит общего радужного тона картины.

В то же время на этой картине, пожалуй, более чем где–нибудь, видно, с каким убеждением и с какой уверенной быстротой, с каким смаком клал здесь Кончаловский свои пластически строившие фигуры мазки. Синтез позы и живописи, который далеко не всегда убедительно достигается даже большими мастерами, достигнут здесь Кончаловским.

Великолепен также и автопортрет. Трудно даже представить себе, как мог Кончаловский изобразить себя самого с таким великолепным по психологической значительности, но с таким беглым выражением. Его портрет является хорошим комментарием его творчеству. Вы видите перед собою неуемно веселого человека. Он бреется, – канительное занятие, приостанавливающее, так сказать, жизнь. Но жизнь эта выбежала вся в смехе, в творчестве, в активности, в общении с людьми, и эта кипучая жизнь готовится уже к дальнейшим прыжкам, к дальнейшему течению, она как бы клокочет и переливается в дрожащей удовольствием, симпатией улыбке, которая заливает все лицо и лучится из него. К тому же портрет сделан с чисто живописной технической стороны необыкновенно сочно и вкусно.

Менее удовлетворили меня другие портреты дочери, жены и еще какой–то дамы. В них, наоборот, почему–то мало жизни. Конечно, это – хорошие портреты, но они не идут в сравнение с другими выставленными вещами.

Не удовлетворила меня также и большая картина «Женщина перед зеркалом». Она, по–видимому, не совсем закончена.

Лицо совсем не выразительно; рисунок тела кажется мне безукоризненным, видна большая любовная работа, но как будто остановившаяся в середине своего творческого пути. Может быть, в этом виде картину не стоило выставлять. Здесь не только натура представлена в дезабилье, но еще в дезабилье вышел перед публикой и художник.

На мой взгляд, выставка выиграла бы, если бы эта незаконченная вещь не присутствовала на ней. Пожалуй, не проиграла бы она, если бы были изъяты три вышеозначенных портрета. Но разве бывают выставки, на которых нет балласта менее удавшихся вещей?

В общем и целом Кончаловский богатырски растет на наших глазах и скоро окажется одним из сильнейших художников в мире в нашу эпоху. Этого мы от души желаем ему.

ВОСЬМАЯ ВЫСТАВКА АХРР

Впервые – «Восьмая выставка АХРР «Жизнь и быт народов СССР» (Стенограммы приветственных речей А. Луначарского, П. Когана и др. на открытии выставки). М., Изд–во АХРР, 1926.

Стенограмма приветственной речи на торжественном открытии VIII выставки АХРР «Жизнь и быт народов СССР».

Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 157—160.

Товарищи, приятно видеть, что в этом году открытие годовой выставки АХРР[171]171
  VIII выставка АХРР была открыта с 3 мая по 18 августа 1926 г. в Москве на территории сельскохозяйственной выставки (ныне ЦПКиО им. А. М. Горького). Участвовало 294 художника, экспонировано 1832 произве дения. Основной материал выставки – результат творческих командировок в мае – июне 1925 г. более 100 художников в союзные и автономные рес публики. Издан каталог: VIII выставка картин и скульптуры АХРР «Жизнь и быт народов СССР». Справочник–каталог. 2 изд., М., изд–во АХРР, 1926. См. также: Рогинская Ф. Восьмая выставка АХРР. («Жизнь и быт народов СССР»). – «Правда», 1926, 8 мая; Тугендхольд Я–К выставке АХРР. – «Из вестия», 1926, 9 мая.


[Закрыть] превратилось в импозантный народный праздник. Праздновать нам есть что, ибо эта новая выставка АХРР есть несомненно значительный шаг вперед в деле нашего культурного строительства.

Прежде всего, осмотрев эту выставку, приходится признать, что критикам АХРР надо покончить с обвинением в недостаточной высоте живописно–технического уровня и мастерства в ее произведениях. Принято было до сих пор, и не вполне безосновательно, говорить, что, более или менее удовлетворительно разрешая вопрос о том, что надо изображать, АХРР еще не удовлетворяет тем, как она это изображает, – конечно, за выделением известного числа признанных мастеров. В этом году технический уровень, уровень мастерства значительно поднялся, и это одно уже показывает нам, как правы были те, кто говорил, что революция при всех вызванных ею бедствиях, при всех затруднениях, которые ее ломка создает для мирного культурного труда, непременно послужит импульсом к новому возрождению искусства. Самый факт подъема мастерства из года в год в самом большом и широком объединении художников нашего Союза знаменует собою это наступление мощного возрождения.

Я упомянул об этом именно для того, чтобы не возвращаться к этому вопросу; и впредь члены АХРР и примыкающие к ней художники должны будут, конечно, заботиться о своем росте как мастеров. Но гораздо важнее в социальном отношении тот особый характер, который бросается в глаза каждому, кто внимательно обойдет эту обширную, уже количественно богатую выставку. Нет никакого сомнения, что выставка ответила на определенное социальное задание. Это задание поставлено сознанием нашей страны не только перед живописцами, не только перед теми или другими отрядами культурников – это то самое задание, которое страна поставила перед собой в целом. Оно звучит: великий Союз Социалистических Республик, познай сам себя!

Мне случалось уже несколько раз говорить о том, что наша масса рабочих, красноармейцев, учащейся молодежи, трудовой интеллигенции, передового крестьянства хочет, чтобы искусство в своем волшебном зеркале как можно шире и сконцентрированнее отражало бы для сознания страны то, что она собой сейчас представляет. И вот таким именно зеркалом, очень ясным, очень правдивым, очень богатым, является нынешняя выставка.

Художники АХРР разъехались по всему беспредельному раздолью нашего Союза: выставка отражает и Мурмаи, и Крым, и Донбасс, и Кавказ, и Ургу, и Сибирь с их совершенно своеобразным и незабываемым характером пейзажа, атмосферы, солнечного освещения и условий быта. Это какой–то обширный и высокохудожественный репортаж о том, в какой среде и как живут многочисленные народности нашего Союза. И если художникам удалось подчас с поистине замечательной наблюдательностью и талантом отразить эту разницу света, воздуха, почвы, рельефа, в которых живут в нашей стране отделенные тысячами верст друг от друга, но объединенные в своей строительной работе граждане, то, с другой стороны, не менее живое отражение получил и быт. Выставка имеет художественный, географический и этнографический характер; и это именно потому, что такие частные задания входят в общее задание «познай самого себя».

Но через эту географию, через эту этнографию глядит на нас социальный момент. Это не простой пейзажный этюд, это не простой представитель жанра – это громадный пласт старого быта, через который пробиваются побеги, ростки новой жизни. На каждом шагу, когда вы ходите по выставке АХРР, поражает вас эта смесь старого, часто интересного, глубоко живописного, оригинального, замечательного, и нового – свежего, неожиданного, порой только предчувствующегося.

Я хочу обратить ваше внимание хотя бы на серию портретов, которые в разных местах выставлены по выставке. Кто эти люди? Это одновременно и личности и типы, ибо это вожди разного калибра, вплоть до известного в своем полудиком племени, вплоть до знаменитости маленького уголка. Но эти знаменитости, от мала до велика, – организаторы совершенно обновленной, невиданной в истории человечества нашей общественной жизни. Серия их представляет собой как бы смотр многим и многим представителям нового общества, нового человечества.

Нельзя не отметить также, какое огромное место занимает на новой выставке труд во всех его формах, во всех переливах его спектра. АХРР всегда отдавала должное труду, но часто прежде мы имели почти условное, я бы сказал, изображение, полуфотографическое изображение [заводских] цехов, это, по–видимому, казалось наиболее важным и выдвигалось на первый план. Теперь же мы видим здесь все необъятные этапы труда– от ремесленников или северных рыбных промыслов до громадных домн нашего Донбасса. Таким образом, если эта выставка не обняла еще весь наш Союз – ибо он необъятен и будет расти и изменяться, – то она поставила перед ним необычайной ширины и ясности зеркало художественного отражения.

Вот почему сюда придут не только те, которые хотят полюбоваться прекрасными картинами и скульптурными произведениями, сюда придут не только те, кого интересует переживание нашей живописи или кто любит насыщать свой глаз симфониями красок, – сюда придут те, которые хотят знать свою страну, массы, которые, может быть, не привыкли еще оценивать виртуозность рисунка, крепость построения полотна, не привыкли еще восторгаться нюансами красочной гаммы. Они, конечно, это постигнут в свое время – но сегодня они придут потому, что получат здесь необычайно внушительный, прямо в сердце идущий урок о том, что такое наш Союз.

В этом смысле АХРР в этом году приняла могучее участие в нашем культурном строительстве. Мы строим многообразно, мы знаем, что здание культуры надо строить с разных сторон и одновременно в разных этажах для того, чтобы великий план самостоятельного социалистического строительства, который взят теперь на наши плечи, был выполнен. Каким бы темпом ни шла мировая революция, мы сами достаточно твердым темпом идем по всем линиям нашего фронта вперед к поставленной цели.

Но в этот день нашего народного праздника на небольшом как будто участке культуры по изобразительному искусству мы не можем не оглянуться с удовлетворением на то, что делают наши политически пока отставшие братья. Вы знаете, что сегодня все мы охвачены радостью вследствие известий, говорящих о революционном повороте событий в Англии. Английский рабочий класс огромными массами приступил к организованному протесту против капиталистического порядка, и вся Англия объявлена испуганным правительством на военном положении[172]172
  Речь идет о всеобщей забастовке английских рабочих в мае 1926 г., охватившей около 6 млн. человек. Генсовет британских тред–юнионов, после того, как правительство объявило чрезвычайное положение в стране, дал указание о прекращении ее. Однако английские шахтеры продолжали забас товку до середины декабря 1926 г.


[Закрыть] Мы можем отсюда, с этого небольшого, но яркого праздника, сказать нашим западным братьям: смотрите, мы строим – пора вам разрушать.

ПО ВЫСТАВКАМ

Впервые – «Известия ЦИК», 1926, 23 мая, № 117.

Печатается по тексту кн.: Луначарский А. В. Об изобразительном искусстве, т. 2, с. 149—156.

I

В этом году мы имеем значительное богатство выставок. Прежде всего, центральная выставка этого года, выставка АХРР[173]173
  Речь идет о VIII выставке АХРР (см. статью о ней и приложение 15).


[Закрыть], чрезвычайно богата не только количественно, но и качественно. Расцвет нашей живописи несомненен. Мы еще далеко не достигли тех вершин, которых надо достигнуть для того, чтобы иметь право серьезно говорить о «ренессансе» нашей русской живописи, о мощном продвижении вперед, дающем ей возможность занять место в передних рядах мирового искусства. Но, во всяком случае, громадный подъем живописно–творческой энергии в нашем обществе не подлежит никакому сомнению.

Не подлежит сомнению и то, что в публике изобразительные искусства возбуждают живейший интерес. Массовая публика, десятки тысяч зрителей – вот что теперь приливает к выставкам.

Но рядом с этим надо отметить, что условия еще очень неблагоприятны для создания сколько–нибудь прочного материального фундамента такого расцвета.

Совершенно очевидно, что с исчезновением частного покупателя искусство может развиваться только в случае открытия широкого рынка государственного, поддерживаемого кооперацией, профессиональными союзами, рабочими клубами и всякого рода другими объединениями. Такой коллективный и организованный покупатель, несомненно, очень благотворно будет сказываться на самой живописи, в особенности по мере того, как будет расти вкус к художественному мастерству, по мере расширения интереса коллективного зрителя и покупателя к центральным явлениям искусства нашего времени.

Сейчас, в связи с режимом экономии, такие закупки и заказы начинают уменьшаться. Заказ на портреты и бюсты, как он ни узок и сколь часто ни приводил к довольно официальным и полухудожественным результатам, все–таки представлял какой–то источник существования, который при суровом режиме экономии может до крайности сузиться. Между тем экономно ли с государственной точки зрения осудить искусство на несколько лет самого жалкого прозябания, привести, быть может, к поредению его рядов, заставить в отчаянии уйти на другие пути некоторую часть самой талантливой молодежи? Я думаю, что нет.

Можно смело сказать, что те 70 000 рублей, которые правительство дало АХРР, и те немногие тысячи, которые оно вообще сумело уделить художникам других объединений, отнюдь не пропали даром, но дали весьма богатый результат.

Дело не идет в данном случае об очень больших суммах. На разумную экономию какого–нибудь небольшого треста, которую он может произвести без существенного стеснения, можно создать целый государственный фонд по закупкам картин, для начала вполне достаточный. С какой–нибудь сотней тысяч рублей можно было бы при правильном применении их уже сейчас начерно урегулировать этот вопрос.