Текст книги "Преступление не будет раскрыто"

Автор книги: Анатолий Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

XXIV

Второе полугодие началось для Осинцева с происшествия. Профессор, заведующий кафедрой технологии, на которой Олег работал лаборантом, послал его на завод. Нужно было отвести туда плакаты, которые профессор одолжил для лекции.

Олег, выполнил поручение, но обратно на службу не торопился. Был ясный и тихий зимний день, и он решил прогуляться. Солнце слегка пригревало, на крышах домов появились сосульки. На тополях весело щебетали воробьи и синицы. Было не по-зимнему тепло. Олег распахнул пальто и сдвинул на затылок мохнатую кроличью шапку. (Обновы, подаренные ему в Троицке по случаю награждения, он не носил; берег для особо торжественных случаев).

Дойдя до Набережной, он повернул направо и прошёл вдоль реки, наблюдая за рыбаками, которые, просверлив лунки в заберегах, ловили окуней на мормышку. Так шёл и шёл, ни о чём не думая, радуясь жизни, поглядывая изредка на небо, которое бороздили идущие на посадку и взлетающие самолёты. Ушёл почти к мосту и повернул обратно. Впереди его промелькнула знакомая фигура. Хоть и далеко был Добровольский, Олег узнал его в толпе прохожих. Глаз зоркий, как у орла. Прибавил шаг, чтобы догнать, но Юрий Петрович сам остановился, облокотился на дамбу и стал смотреть вдаль, через реку, где шёл товарный поезд.

– Гуляем? – спросил Юрий Петрович подходившего к нему Осинцева.

– Немного решил подышать свежим воздухом.

– И я тоже – люблю дышать свежим воздухом. Они пошли вместе по направлению к парку. Юрий Петрович взглянул на колоссальное серое здание с куполами, которое по архитектуре резко выделялось среди других на всей набережной, и прочитал вслух лозунг из огромных красных букв на крыше: «Слава советской науке!»

– Какая здесь организация? – спросил Олег.

– Иргиредмет, – ответил Юрий Петрович и пояснил: – Институт редких металлов. Кстати, надо сюда зайти, – он приподнял рукав пальто и взглянул на часы. – Сейчас самое время – конец работы.

– Я не попутчик, – сказал Олег. – Мне надо в политехнический.

– Идём со мной, – позвал Юрий Петрович.

– Не могу. Надо на кафедру. Доложить профессору, что поручение выполнил.

– Не надолго, – настаивал Добровольский. – Именно ты и нужен здесь.

– Я? – изумлённо спросил Олег. – Зачем?

– Нужен, – повторил Добровольский. – Одному человеку, – пояснил он. – Этот человек давно хочет с тобой познакомиться.

– Какой человек? – спросил Олег насторожённо.

– Сейчас увидишь.

– Я не понимаю, объясни…

– Пойдём. Сейчас всё поймёшь.

Они вошли в вестибюль. Добровольский оставил Осинцева в вестибюле, а сам поднялся наверх. Олег, заинтригованный, остался ждать. Прошло минут десять. Наконец, увидел Добровольского. Вместе с ним с лестницы спускалась Инна Борзенко. Олег уже совсем забыл о ней. Увидел её и опешил. Она подошла к нему и поздоровалась. На бледно-восковом холёном лице её было какое-то странное выражение – смесь неприкрытого любопытства и чувства собственного превосходства. Олег, ошеломлённый неожиданной встречей и столь нагловатым её видом, не сразу ответил на приветствие.

– Олег Павлович Осинцев, – сказал Добровольский, представляя товарища.

– Наслышана, – сказала Инна. – Минутку подождите, я оденусь.

Раздевалка была рядом. Олег обратил внимание, что зимний туалет её стоил недёшево: роскошная шуба под котик, меховая шапочка, импортные модные сапожки, – всё было самого лучшего качества.

– Между прочим, я вас помню, – сказала Инна, обращаясь к Олегу, когда все трое вышли на улицу. – Видела вас ещё летом с Юрием Петровичем. Оба разглядывали и обсуждали достоинства моей внешности, когда я стояла у кинотеатра.

«А ты, оказывается, слишком высокого мнения о себе», – подумал Олег.

– Потрясающая память! – воскликнул Добровольский с иронией. – Гениальная интуиция!

– С Юрия Петровича взятки гладки, – продолжала Инна. – Он человек неисправимый. А на вас – непохоже. Такой скромный на вид.

– Мы говорили о делах, – сказал Олег.

– Я видела выражение ваших лиц, и поняла, о чём вы говорили.

– Сразу предупреждаю, – сказал Добровольский, повернувшись лицом к Олегу. – Инна Николаевна обладает необыкновенным даром чувствовать на расстоянии не только слова, но и угадывать мысли. И не только это. Например, она точно знает, что у того гражданина (Юрий Петрович показал на мужчину впереди) есть бабушка. Эта бабушка завтра вместе со студнем проглотит кость, дрыгнет левой ногой и умрёт без покаяния. Можешь проверить, – сказал он Олегу.

– Почему со студнем? – спросил Олег, смеясь.

– Все бабушки едят студень производства нашего мясокомбината. А в нём бывают кости.

– Не паясничай, Юрий Петрович, – сказала Инна. – Не солидно это.

– Да, не солидно, – согласился Юрий Петрович. – Я просто хотел сказать: метко стреляешь – в чистое небо, как в копеечку.

Инна шутя пригрозила ему кулаком.

– Это уже не честный бой, – сказал Юрий Петрович, поднимая руки кверху. Обратился к Осинцеву:

– Что, Олег Павлович, забавно на нас смотреть? Инна Николаевна всегда вызывает меня на словесную дуэль. Но заканчивается она, как правило, кулачным боем.

– Потому что ты невыносимый, – сказала Инна. – Так и стараешься уколоть. Советую тебе, Юрий Петрович, быть с людьми помягче, пообходительнее. Пока молодой, пока не поздно – переменись. Для своего же блага.

– Нынешний воробей прошлогоднего чирикать учит, – сказал Юрий Петрович, кивнув головой в сторону Инны.

Инна покосилась на Олега и лицо её приняло загадочное выражение.

– Я сейчас попрошу Олега Павловича, – сказала она. – И он за меня заступится.

– Мир! – сказал Юрий Петрович, чуть приподняв руки. – Предлагаю на сегодня мир. Кстати, сейчас я должен вас покинуть. У меня дела.

– Очень жаль, – сказала Инна, вздохнув с облегчением. Самой в душе давно хотелось, чтобы он их покинул. – Без тебя будет скучно, – прибавила она.

– Не будет, уверяю, – сказал Добровольский. – У этого парня большие способности развлекать. С ним не соскучишься. До свидания.

Юрий Петрович, сворачивая за угол, сделал прощальный жест рукой и мигнул Олегу.

Когда он скрылся за углом, Инна сказала о нём с досадой:

– Образованный человек, и никакого чувства такта. Циник ужасный. Отчего он такой?

– Наверно, скорее всего, результат застоя, – усмехнулся Олег.

– Может быть, может быть, – сказала Инна в раздумье. – Сколько таких неординарных, незаурядных людей не могут нигде приложить свои способности. Вот и становятся циниками.

– По-моему, вы первая задели его, – сказал Олег.

– Ну и что тут такого! – удивилась она. – Должен стерпеть.

– Видимо, не считает нужным.

– А вы, я вижу, не дадите своего друга в обиду, – сказала Инна. – Он мне говорил, как уехал однажды в деревню к матери на праздник, и вы пришли к нему с задачами, – она улыбнулась: – Неужели всё, что он рассказывал о вас, – правда?

– Не знаю. Может что-нибудь и приврал.

– Расскажите о себе подробнее.

– Не люблю я рассказывать подробно. Неприятно мне это.

– Вы любите театр? – вдруг спросила Инна.

– Я редко в нём бываю. За всю жизнь – всего два раза был.

– Значит, не любите.

– Нет, я этого не сказал. Если вы знакомы с моей биографией, то должны знать, что мне было не до театров.

– Обязательно сходите на спектакль «Зримая песня». Обратите внимание, как публика реагирует, – Инна сделала несколько шагов молча и заговорила опять: – Чем вы интересуетесь? Что любите?

Олег сообразил: «Сходу решила заглянуть в душу. Не выйдет».

– Ловить рыбу на спиннинг с лодки, – ответил он, улыбаясь.

– Ещё что? – допытывалась она.

– Люблю ночью смотреть на звёзды.

– Звезды ночью – очень интересно. А о чём вы думаете при этом?

– О времени и космических скоростях, – ответил Олег. – Звезда Бетельгейзе в созвездии Орион летит вниз, соседняя звезда – ей навстречу, остальные в разные стороны: одна к созвездию Тельца, другая – к Возничему, третья – к Большому Псу. Через пятьдесят тысяч лет созвездие Орион исчезнет. Рисунок неба станет совсем другой.

– Вы, наверное, любите природу.

– Кто её не любит.

– Но вы – по-особому. Умеете мыслить при этом, – сказала Инна насмешливо, провожая взглядом вспорхнувшего из-под ног воробья. – О чём вы думаете, наблюдая за птицами? – спросила она.

– О том, что люди – ленивы и эгоисты.

– Странно.

– Когда вам придётся туго в жизни, вспомните синицу, – посоветовал Олег – она вскармливает за гнездовой период четырнадцать птенцов, не зная покоя с восхода солнца и до темна.

– Вы, кажется, машиностроитель?

– Студент, – поправил Олег.

– Не находите, что такие вещи, как звезда Бетельгейзе и синичье гнездо далеки от вашей специальности?

– Не нахожу, – ответил Олег. – Ракета, которая когда-нибудь полетит к Бетельгейзе, ни что иное, как точная машина. А синицы спасают от вредителей лес, необходимый химической промышленности. Я решил специализироваться как раз по химическому машиностроению.

– Вот как! – изумлённая собеседница окинула его взглядом с головы до ног. – Так вы, пожалуй, найдёте связь между мной и африканской мартышкой. Мартышек, кстати, терпеть не могу.

– Мы и мартышки произошли от оного предка, который жил в начале третичного периода. Вот вам и связь. Не простая, а родственная, – добавил Олег.

– А не прольёте ли вы свет на теорию… происхождения обезьяны от человека?

– С такой теорией не знаком, – ответил Олег несколько грубовато, уловив в её вопросе нотку издевательства и иронии. – На теорию происхождения человека от обезьяны могу… пролить свет, – прибавил он, выделив интонацией два последних слова.

– Пожалуйста.

– Антропологи пришли к выводу, что австралопитек – не переходное звено между обезьяной и человеком. Это просто-напросто древняя примитивная обезьяна. На его место претендует презинджантроп. Но некоторые учёные оспаривают и это. А дальше всё идёт нормально: питекантроп, синантроп, неандерталец и человек разумный, или как говорит Юрий Петрович – «Гомо сапиенс».

– Блестяще! – воскликнула Инна все с той же издевательской иронией. – Добровольский номер два, да и только! Это он вас понатаскал?

– Наоборот, я его понатаскал, – ответил Олег, переняв тон собеседницы.

– Теперь понимаю, почему вы стали друзьями.

– Наконец-то.

– Не сердитесь на меня, Олег Павлович. Язык мой – враг мой, – сказала Инна на сей раз просто и искренне. – Хорошо, что ваши интересы не ограничиваются узкой специальностью. Я только поэтому поддерживаю знакомство с Добровольским. Он может ответить на любой вопрос. Как собеседник очень интересен. Но это, по-моему, единственное его положительное качество.

– Единственное? – спросил Олег. – Я думал, вы хорошо его знаете, – разочарованно сказал он. – Вы у него учились?

– Нет.

– Он – великолепный педагог.

– У него подозрительно много знакомых женщин.

– С ним знаком чуть не каждый пятый в городе, – сказал Олег. – Умеет притягивать к себе людей. Значит, хороший человек.

– Бог с ним. Пусть будет по-вашему.

Они шли мимо кинотеатра. Инна предложила сходить в кино. После кино Олег проводил её домой.

– У меня есть два билета в театр, на воскресенье, сказала она, когда они были в подъезде её дома. – Хотели идти с мамой, но она что-то приболела.

– До воскресенья выздоровеет, – сказал Олег.

– У неё больное сердце, – сказала Инна. – Ей нельзя волноваться. В половине седьмого вечера, в воскресенье подходите к драмтеатру, – прибавила она, не дожидаясь его согласия. – Не опаздывайте, я не люблю ждать.

– Постараюсь, – ответил Олег.

Когда Инна поднималась по лестнице, он посмотрел ей вслед. Последнее впечатление словно кто вдавил в память. Роскошная шуба под котик, чулки, полные ноги, особенно выше колен. И превосходные сапожки. Все, кроме ног, было самого лучшего качества.

На другой день Добровольский встретил Олега ехидной улыбкой.

– Как дела? – спросил он.

– Ничего, – ответил Олег.

– Не съела она тебя? – опять спросил Юрий Петрович, смеясь, и, не дожидаясь ответа, добавил не то в шутку, не то всерьёз: – Поскольку я познакомил тебя с ней, я должен и предупредить об опасности: она полная оттого, что съела много мужчин. Любит иногда проглотить себе на ужин Серёжу или Ваню с любовным соусом, наигравшись с ним в прятки и предварительно подвялив его на лунном свете, под окнами своего дома. В одиночестве, разумеется. Боюсь, не постигла бы тебя эта участь.

– Подавится, – уверенно сказал Олег.

– До сих пор победы были за ней.

– В каком смысле?

– В любовном, – ответил Добровольский, – Из моих друзей двое к ней сватались. Один, бедняга, влюбился не на шутку. И потом долго маялся… – Юрий Петрович заметил улыбку на лице Олега: – Чему радуешься?

– Смешно, – ответил Олег.

– Смешней некуда, – согласился Юрий Петрович.

– Зачем нас познакомил?

Юрий Петрович ответил не сразу, поразмыслил.

– Она ещё с лета тебя заметила, – сказал он, наконец. – Говорит, сразу почувствовала, что именно с тобой будет связано что-то очень важное в её жизни. Об этом, якобы, ей подсказала, с силою удара грома, её гениальная интуиция. Она в тот же день, когда мы её видели у кинотеатра, просила и после напоминала, чтобы я представил вас друг другу при случае. Вчера случай и подвернулся… – Юрий Петрович помолчал, обдумывая то, что ещё хотел сказать, и добавил: – Я учёл и твои интересы. Думаю, тут найдёшь всё, что нужно для жизни и любви, если, конечно, появятся серьёзные намерения.

– Не появятся. Ты ведь знаешь…

– А, Марина! – вспомнил Юрий Петрович. Улыбнулся: – Марина, конечно, вне конкуренции. Но Марина – это журавль в небе. Сплошная морока. И охота тебе снова забивать голову?

Олег промолчал.

– Дело, конечно, хозяйское, – сказал Юрий Петрович. – Но я бы на твоём месте подумал.

XXV

Осинцев закончил первый курс. На летние каникулы приехал в Новопашино. Бездельничать он не мог и работал все каникулы рамщиком на лесозаводе.

Однажды, в конце августа, за несколько дней до начала учебного года, когда Олег и Михаил были на работе, Валентина находилась дома, так как должна была идти в ночное дежурство, и шила дочери новое платье. Танюшка случайно посмотрела в окно и увидела двух женщин: одну – соседку, другую – незнакомую. Соседка показывала незнакомке на дом, в котором жили Осинцевы. Танюшка сказала матери. Валентина посмотрела в окно, но ничего не поняла. Незнакомая женщина, полная и красивая, в дорогом летнем пальто и небольшим чемоданом в руке посмотрела на окна их дома, и, кивнув головой и сказав что-то соседке, пошла по направлению их калитки. «К нам, – подумала Валентина, поправляя очки. – Непонятно кто и зачем».

– Таня прибери на столе, – сказала она, обращаясь к дочери. – Неряха, все разбросала!

Послышался лёгкий стук в дверь.

– Да, да! Войдите! – сказала Валентина, убирая незаконченную работу и лоскутки возле швейной машины.

Дверь осторожно открылась, и женщина вошла. Овальное красивое лицо её было бледно и, казалось, через силу улыбнулось. Она поздоровалась мягким грудным голосом, остановившись у порога.

– Проходите, – сказала хозяйка и засуетилась, обтирая ладонью стул. – Извините, что у нас такой беспорядок.

– Ничего, ничего, – сказала женщина, не двигаясь с места. – Я правильно пришла? Михаил Трофимович Осинцев здесь живёт?

– Здесь! – сказала Валентина, вглядываясь в лицо незнакомки.

– А ещё тут один молодой человек случайно не живёт? – спросила женщина. Голос у неё дрогнул, и грудь с волнением поднялась.

Валентина уставилась на неё сквозь очки вопросительными глазами. Сообразила кто это.

– Ой! – воскликнула она, прижав руки к груди. – Неужто… Неужели?!

Женщина ещё больше побледнела, что подтвердило догадку Валентины.

– Ой! – опять воскликнула хозяйка и схватилась за голову. – Что же вы! Проходите, пожалуйста. Таня, беги скорей на лесопилку!

Женщина судорожно протянула вперёд руку.

– Не надо, – сказала она, проходя вперёд. – Не надо. Я сначала… приду в себя.

Она выдохнула воздух и села на стул, поставив рядом чемодан.

Потом положила правую пухлую ладонь с перстнем на сердце…

– Успокойтесь, что же вы! – сказала Валентина, глядя на неё со смешанным чувством страха и неописуемой радости.

– Сейчас, сейчас, всё пройдёт, – сказала женщина и, виновато улыбнувшись, бессильно опустила руку: – Как тут он?

– Приехал к нам на каникулы. Решил подработать немного.

– Где он сейчас? – спросила гостья и смахнула рукой набежавшую слезу.

– На работе. Таня! – Сказала Валентина, обращаясь к дочери. – Сбегай в лесопильный цех к дяде Олегу. Скажи, чтоб быстрее шёл домой. Скажи: мама его приехала.

Танюшка юркнула в дверь.

– Быстро беги! – сказала ей вдогонку Валентина. Танюшка бежала во весь дух. Миновав переулок, спустилась вниз с пригорка, осторожно перешла речушку по двум жёрдочкам и опять ринулась по направлению к лесопильному цеху.

Олег стоял у бревна, запущенного в раму, и громко, стараясь пересилить жужуканье пил, разговаривал о чём-то с пожилым рабочим. Когда к нему сзади подошла Танюшка и дёрнула его за спецовку, он обернулся, удивлённо посмотрел на неё и снова стал что-то доказывать рабочему.

– Дядя Олег, иди домой! – сказала Танюшка. – К тебе мама приехала. – И она опять его дёрнула за рукав.

– Подожди, Таня, чего тебе? Какая мама? – сказал Олег с досадой, обернувшись к ней.

– Твоя мама, – сказала девочка.

Олег сразу не сообразил и повернулся к рабочему, чтобы продолжать разговор. Но не докончил фразу, и, вдруг в одно мгновение изменившись в лице, как-то странно уставился на собеседника. Он повернулся к племяннице: «Нет, не может быть!» В ушах стоял шум пилорам. Олег вдруг понял все: «Друг, Никифорович, останься за меня не надолго. Очень прошу». – «Иди», – сказал Никифорович. Олег повернулся и быстро пошёл. Танюшка бежала сзади за ним в нескольких шагах, стараясь не отставать.

Валентина увидела их в окно и сказала гостье: «Вон они идут». Надежда Александровна привстала, глянула в окно и вдруг судорожно схватилась за край стола и оперлась на него рукой. Дверь распахнулась, и Олег, весь в опилках, простоволосый, переступил порог и остановился, уставившись на женщину, которую видел впервые, но которую любил и помнил всегда. Глаза их встретились и узнали друг друга. Они не виделись двадцать лет, но во взгляде, которым обменялись, почувствовали, что знали друг друга всегда.

– Здравствуй, сын, – сказала взволнованная до глубины души женщина.

Счастливая улыбка скользнула по лицу Олега. Он был поражён своим сходством с ней.

– Здравствуй, мама. – Олег смутился. И сам не знал отчего. Наверно, оттого, что сразу перешёл на «ты» и от непривычки произносить слово «мама».

Надежда Александровна протянула вперёд руки, обняла своего первенца и трижды поцеловала. Олег боялся запачкать её опилками, хотел осторожно высвободиться, но она вдруг схватила его голову и стала осыпать поцелуями. Слезы в два ручья текли по её напудренным щекам, падая крупными каплями на пол.

Валентина, глядя на них, сначала закусила губу, но не сдержалась, махнула рукой и заплакала, снимая очки и отворачиваясь… Танюшка подошла к ней, тоже вся в слезах. Они обнялись и пошли в другую комнату, сели на диван. Сашок пошёл за ними. Сначала он всё стоял в стороне, удивлённо наблюдая за всеми, но когда подошёл к своим и взглянул в лица матери и сестры, стал пыжиться, сопеть и прильнул к матери. Валентина обняла его левой свободною рукой и прижала к груди.

XXVI

Олег умылся, надел новую рубашку, брюки от коричневого костюма и предложил матери прогуляться, чтобы поговорить наедине.

Они вышли из дому. Вдова-генеральша, несмотря на свои немолодые годы, выглядела ещё довольно статной и красивой дамой. Было тепло, и она вышла налегке, без пальто, в чёрном элегантном костюме с белой кружевной манишкой. Когда они шли по улице все село любовалось ими. Они говорили о том случае многолетней давности, когда Надежда Александровна приезжала в Зорино.

– Я до сих пор содрогаюсь, как вспомню деда. Я думала, он убьёт меня. Вот была встреча! – сокрушённо говорила Надежда Александровна.

– А в этот раз как он встретил? – спросил Олег, смеясь.

– В этот раз, слава Богу, обошлось все хорошо. Дал адрес и все советовал, на чём лучше и скорее доехать. Но, признаться, я все равно еле-еле осмелилась войти к нему. Сейчас он не такой страшный, как прежде. Сейчас он жалкий.

– Да, старик сдал после смерти бабушки.

– Ах, Альберт, Альберт! Сколько же я напереживалась из-за тебя. А бабушка хорошо к тебе относилась?

Олег смутился и ничего не ответил.

– Я спрашиваю о бабушке, – сказала Надежда Александровна.

– Мама, – сказал он, смущаясь и краснея ещё больше. – Меня здесь все Олегом зовут.

– Ну и пусть! – обиженно, с чувством ответила мать. – Для всех Олег, а для меня Альберт. Я тебе дала это имя и никогда от него не откажусь.

– Да, бабушка хорошо ко мне относилась, – сказал Олег, отвечая на вопрос – Она и мысли не допускала, что я при её жизни могу хотя бы съездить повидаться с тобой.

– Сумасшедшая старуха, – сказала Надежда Александровна и прослезилась.

– Не надо так, мама.

– Прости. Я никак не могу забыть… она отправляла обратно все денежные переводы.

– Ведь её тоже можно понять. Она боялась, что уж если поеду к тебе, то больше не вернусь.

– Вы получали поздравительные открытки? Я посылала их к каждому празднику и твоему дню рождения, – сказала Надежда Александровна и посмотрела на сына так выразительно, как будто спрашивала: «А почему ты мне ни разу не написал?»

– Получали, – ответил Олег и так объяснил ей причину своего молчания: – Бабушка их сразу прятала куда-то. Наверное сжигала потом. Сначала я не придавал этому значения, как-то по молодости лет не думалось о серьёзных вещах. Ведь я мечтал и в детстве и в юношестве (тут он усмехнулся) появиться перед тобой независимым, самостоятельным человеком. Тогда я ещё часто вспоминал отца, гордился им, и мне была чужда мысль брать на себя покровительство Андрея Гавриловича Ржевского. Когда был в армии, бабушка умерла. Я хотел написать тебе, но адреса у меня не оказалось. Я узнал его после, случайно, через одного военного, но у меня опять начались неудачи, и я предпочёл молчать. Когда поступил в институт, дал себе слово, что пока не закончу его, не заявлю вам о себе. Мне всё казалось… В общем, мои сёстры и брат… неизвестно, как бы ко мне отнеслись.

– Какой же ты! – воскликнула Надежда Александровна сквозь слёзы. – Только и помнил об Андрее Гавриловиче. О сёстрах. О брате. А обо мне забыл? Все эти годы ты не выходил у меня из головы. Чего я только не передумала! Жив ли ты? Здоров ли? Где ты? Слава Богу, на прошлой неделе зашли ко мне Пётр Савельевич с женой.

– Какой Пётр Савельевич?

– Что, Горбатовского забыл?

– Ах вот оно что! – изумлённо воскликнул Олег и улыбнулся. – Я ему многим обязан.

– Если бы не он, я бы ничего так и не знала. О твоём подвиге, оказывается, было напечатано в «Красной звезде», а мы, как умер Андрей Гаврилович, перестали её выписывать. Это что у вас? – спросила она, глядя на тенистые аллеи, огороженные штакетником.

– Это парк, – ответил Олег. – А тут неподалёку река. Пойдём?

Они прошли к реке и ещё долго гуляли по окрестностям села и все говорили и не могли наговориться.

Надежда Александровна погостила неделю и поехала домой. Олег и Михаил проводили её до Иркутска и посадили на поезд. Она взяла с сына слово, что каждую неделю он будет писать ей письма и в следующие каникулы приедет в Москву.