Текст книги "История свастики с древнейших времен до наших дней"

Автор книги: Анатолий Москвин

Соавторы: Томас Уилсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

На рис. 113 показано навершие булавы в виде трёх ощерившихся волчьих морд из Тлийского могильника кобанской культуры на Кавказе. С Алтая и из Тувы мы имеем наскальные рисунки свастики, составленной из четырёх (или пяти) оленьих голов. Конь сопровождал свастику на монетах древнего Хорезма VII–VIII вв. («Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху Средневековья». М., 1999, с. 205, 368). По У. Симпсону (статья в отчёте Фонда по изучению Палестины за январь 1895 г.) свастика на таких изображениях символизирует четыре стороны света, управляемые из единого центра Царём Мира, носившем в Индии титул Чакравартина.

Солярный символизм коня имеет вообще очень глубокие корни, в ведийских гимнах Солнце описывается теми же эпитетами («быстроногое» и пр.), что и конь. Метафорически Солнце зачастую именуется индусами конём. Славяне (в частности хорваты) представляют в эпических песнях Солнце как юного воина, едущего на двуколке, запряжённой белыми конями. У русских конёк (или коник, или кнес) был самой высокой частью избы, в непосредственной близости от которого, особенно на русском Севере, вырезались спиралевидные знаки, представляющие собою стилизованное изображение солнечного диска с лучами. Русские крестьяне верили, что от конька (охлупня), как ближайшей к небу части жилища, зависит исцеление от болезней (А. Сыропятов. «Отражения чудовищного стиля в архитектуре крестьянских построек Пермского края». Пермь, 1924, с. 9 и сл.).

Нацисты по-своему истолковали «солнечную» гипотезу происхождения свастики. Так как на священном копье из Мюнхенберга (рис. 64) в одном комплексе встречается три знака: свастика, трискеле и крест, вписанный в круг, который немцы называют Vierspeichenrad, буквально «колесо с четырьмя спицами» – Гвидо Лист их с готовностью объявляет рунами Urd, Werdandi и Skuld (прошедшего, настоящего и будущего). По интерпретации Шойерманна, разделение солнечного колеса на четыре части символизирует четыре времени года, попутно являясь символом божества или вечной жизни. Далее он пишет, что крест появился тогда, когда было убрано описывающее его колесо – и в этом грубо ошибается, поскольку, как мы видели, крест относится к древнейшим символам, известным ещё в палеолите, задолго до появления всевозможных «солнечных колёс». На рисунках 114 и 115 изображены древние монеты – одна галльская неопределимого племени, другая – галльского племени тектосагов, – на которых мы видим солнечное колесо rouelle. Прочие этрусские и галльские мотивы вы видите на рис. 116. Мотивы креста в круге в неолитическом искусстве рассматриваются А. Голаном («Миф и символ»), который считает, что идея солнечного колеса достаточно поздняя и могла возникнуть лишь с появлением колеса, первоначально же этот символ обозначал связь богини неба (круг) с богом земли (крест, символизирующий четыре стороны света), то есть, божественную сперму – животворный дождь. Лично нам эта интерпретация представляется кабинетной.

Древний символ солнечного колеса с четырьмя спицами нашёл своё применение и в христианской иконографии. В вышеприведённом «самарском» каталоге крестов под № 14 числится «круглый нахлебный» крест – специально для облаток или гостий, которыми производится причастие. Такой крест наносится или наносился специальными штампами-пинтадерами (на православных облатках печатается восьмиконечный канонический крест), а разделение начетверо предназначено для того, чтобы его было легче преломлять. В более древний период облатки имели вид как на рис. 117 (из римских катакомб) и рис. 118 (древнейшая окаменелая греческая облатка). Подобного вида (рис. 119) был и один из «лабарумов» (священных знамён) Константина Великого, где «спицы» солнечного колеса прочитывались как греческая буква хи, инициал в имени Христа.

Более того, к языческому «солнечному колесу» восходит такой непременный атрибут иконографии, как нимб или свечение вокруг головы святых, благодаря которым в многофигурных композициях, особенно на клеймах икон, святого можно отличить от со-

провождающих его грешных персонажей. Византийский «крещатый» нимб (нем. Radkreuz), как и многое другое, был заимствован у язычников, и представляет собою солнечное колесо или диск, помещаемый за головою святого так, что голова и шея святого закрывают его нижнюю «спицу». Порою «спины» на православных иконах делаются двойными, а пространство между ними закрашивается иным цветом, чем основная часть иконного нимба.

Идея происхождения свастики из солнечного колеса с четырьмя спицами достаточно наглядно видна на рис. 120 (трансформация в направлении слева направо),

который мы заимствуем у Шойерманна. Согласно мнению Германна Вирта, свастика вообще является идеограммой солнечного года – вроде диска с лучами на надгробном памятнике с рис. 121. Итак, на первой фигуре рисунка изображён уже знакомый нам солнечный диск либо колесо солнечного круга, на второй – солнце с обозначенными высотами сторон горизонта³⁷ (ср. выше), на третьей – то же, но без обода колеса, на четвёртой – тетраскеле, являющееся стилизацией предыдущего, и наконец – свастика, исполненная в двух различных графических манерах.

Итальянский религиовед-коммунист Амброджо Донини в своей книге «Люди, идолы и боги» (М., 1966, с. 56) так пишет насчёт возможного происхождения креста из колеса со спицами:

«Поклонение с незапамятных времён некоторым особенно важным орудиям оставило и ещё более глубокие следы. Колесо, наделённое в глазах первобытного человека необычайными свойствами – столь велики преимущества, которые оно даёт, – очень рано отождествляется с солнечным диском, чьё благодетельное влияние регулирует ход сельских работ³⁸.

Не следует забывать, что простейшая форма колеса имеет четыре спицы, расположенные под прямым углом. Этот образ уже встречается в украшениях и драгоценностях бронзового века. Отсюда идёт символика креста, который первоначально связан с культом солнца».

Любопытна «свастика» (была ли она таковою?), обнаруженная Йегером или теми, у кого он её срисовал (рис. 122) на миске индейцев пуэбло. Мы видим «коловорот» с четырьмя птичьими головками – вроде той, уже обсуждённой, готской брошки с «дарами святого духа». Йегер предполагает, что такая миска реализовывала идею «круглого стола» – это когда миску передают из рук в руки по кругу, а если едят из неё, поставив на пол, то никто не сидит к рисунку «вверх ногами».

Мелкая бронзовая и костяная пластика с четырьмя (тремя) звериными или птичьими головами, исходящими из одной шеи, встречается по всей Евразии – у тюрок, скифов и

сарматов, древних германцев, пару амулетов которых мы приводим на рис. 123 и 124. Если эта гипотеза верна, то древние кони могли быть переосмыслены в птиц, хищников, фантастических чудовищ, утеряв тем самым связь со священным солнечным колесом – всегда ли мы с вами придаём особое значение форме какой-либо брошки, например, в виде цветка ромашки, назначением которой является лишь украсить платье, но не свидетельствовать о религиозных воззрениях владелицы? Остаётся только гадать, что имели в виду средневековые бранденбургские маркграфы, выпуская денарии такого вида, как на рис. 125, 126 – с тремя и четырьмя птичьими головками. Разбор Уилсоном истории появления трискеле на гербе острова Мэн показывает нам, какими необычными и сложными путями порою развивались геральдические сюжеты.

Кстати, свастика отмечена кое-где на гербах европейских аристократов вроде семейства фон Тале из Брауншвейга (на французском геральдическом жаргоне описывается как ecartele en equerre de gueules et d’argent), рода Чемберлена (ок. 1394 г.) и некоторых других.

В пережиточном виде колесо солнца мы видим в западноевропейских весенне-летних календарных обрядах в виде «майского древа». Этой реалии, насколько мы знаем, нет у славян (у нас вместо этого принято на Троицу украшать окна и двери берёзовыми ветками), поэтому необходимы некоторые разъяснения. На один из майских праздников (Первое мая или Троицу) в Германии (и не только) на главной площади села ставится высокий крест, на который крепится большой круглый венок, образующий тем самым круг с вписанным в него крестом – солнечное колесо (рис. 127). В этот венок впле-

таются ленты, столб креста украшается цветами, наверх привязывается кукла, а молодёжь водит вокруг него хороводы и поёт песни. Иногда, чтобы упростить задачу, выбиралось отдельно стоящее сухое дерево, имеющее необходимые развилки, и венок вешался на него – с тем же идеологическим наполнением обряда, – так язычники праздновали «поворот солнца на весну». Солнечное колесо было известно в бронзовом веке Скандинавии – на одном из наскальных рисунков, происходящих с территории Швеции, мы видим солнечное колесо, водружённое на подставку – вероятно, на большой камень (рис. 128). Ношение амулетов в виде солнечного колеса также должно было быть распространено среди скандинавов доисторической поры – археологи даже обнаружили литейную форму для такого амулета (рис. 129).

Когда среди германцев начало распространяться христианство, и прибывающие в их земли миссионеры стали требовать от новокрещёных ношения на шее амулетов-крестиков, то германцы не вели себя, как позднее якуты – у которых после отъезда миссии все розданные крестики тотчас же собирал шаман, чтобы украсить ими своё шаманское облачение, – а продолжали носить в общем-то привычный им символ. Вероятно, миссионерам удавалось убедить свою паству, что крест без круга – тот же самый привычный ей символ, а о новом религиозном наполнении в течение некоторого времени после христианизации простое население не очень задумывалось.

Кстати, когда испанские миссионеры прибыли в одну местность в Мексике, то они там обнаружили гигантские каменные стелы, в том числе и в виде крестов, и поклоняющихся им индейцев (у них это были символы бога дождя Чака), что было тотчас приписано якобы имевшей там место миссии апостола Фомы. Полагаем, что с этим пережитком язычества конкистадоры бороться не стали – для нас же этот факт может служить доказательством того, что поклонение кресту, так же как и сам крест, могло возникать стихийно в разных уголках земного шара. Другие же индейские племена, как сообщают миссионеры, наносили крестики на тело новорождённых, считая, что таким образом они отгоняют от них злых духов.

У древних скандинавов самым популярным был другой амулет – так называемый «молот Тора». Тор (по его имени по-английски назван четверг – Thursday, «день Тора») был скандинавским богом-громовником, вроде славянского Перуна или литовского Перкунаса, да и римского Юпитера. Древние верили, что гром и молния происходят от того, что бог, сидя на небесах, высматривает радующихся буре демонов и прочую нечисть, на время бури вылезающую из своих тайных убежищ, и поражает их молниями, сопровождением чему является звук грома. В подтверждение «истинности» подобных воззрений обычно демонстрировались ростры ископаемых головоногих моллюсков белемнитов, носящих в народе название «чёртовых пальцев» либо «громовых стрел». Якобы, стрела, попавшая в демона, исчезает вместе с ним, а если бог промазал – вонзается в землю и окаменевает. Интересно, как же древние при этом объясняли себе большие скопления подобных окаменелостей, порою встречающихся на берегах речек и на отмелях?

Индийский бог грома Индра, видимо, не желая оставлять свои стрелы в телах нечистых ракшасов, предпочитал применять оружие, возвращающееся по принципу бумеранга – свою знаменитую громовую палицу под названием «ваджра». Сокрушив демонов, она исправно возвращалась к небесному хозяину. Добродушный Тор, про повадки которого мы узнаём из написанной Снорри Стурлусоном «Младшей Эдды» – своеобразной компиляции древнегерманской мифологии, – применял свой волшебный молот против йотунов – инеистых великанов, с которыми у него была застарелая вражда.

Подобно тому, как христиане почитали орудие пытки и казни своего господа, более практичные скандинавы поклонялись чудесному божественному оружию – «молоту Тора». Древние авторы сообщают, что эти люди носили подобные молоточки широкой частью вниз на серебряных шнурках – один из них, обнаруженный на раскопках, мы представляем на рис. 130. В литературном сочинении «Трюмсквиса» («Песнь о Трюме») сообщается, что такой молоточек был желанным подарком на свадьбу. Те же, у кого не было такого случая, поступали проще – брали серебряную монету и процарапывали на ней ножом две палочки – в виде буквы Т⁴⁰. Потом сверлили дырочку, вешали монету на шею на шнурке – и её владелец уже считал себя под защитой грозного божества.

После нескольких веков усилий католических священников потомки викингов поменяли-таки амулеты на кресты, но наследие старины сохранилось – в Швеции и Норвегии узор вышивки в виде молоточков столь же часты, как и у нас – коников и петухов. Щедрый и немного глуповатый бог Тор был, помимо прочего, покровителем гостеприимства – и в старой Швеции был обычай, что нищие, ходя по домам, стучали в двери и окна специальными молоточками (один из них изображен на рис. 131 – этот музейный образец датирован 1771 годом и украшен свастикой, несколькими латинскими буквами и искажёнными руническими знаками) – и для хозяйки считалось позором не отворить и не вынести нуждающемуся хоть корку хлеба или медный грошик.

Свастика у древних германцев была не в меньшем обиходе, чем в древней Трое. У них мы встречаем её на амулетах, на монетах (на рис. 132 вы видите средневековый норвежский серебряный брактеат), на надгробных камнях, на кости, на керамике, на оружии – если бы в земле сохранялись деревянные предметы, то мы бы нашли свастику и на них.

На рис. 64 мы привели изображения исторических реликвий – железных древнегерманских наконечников копий с инкрустацией серебряной проволокой. Слева изображено копьё «Ранинги», справа – копьё «Тиларида» (по именам своих тогдашних хозяев, написанных руническими знаками на оборотной стороне наконечников). Первое из них найдено в Мюнхенберге, второе – около Ковеля на Волыни. Атрибутируются эти копья народу готов. На копье слева мы видим свастику, трискеле и солнечный круг с точкой, на другой же его грани – непонятные загогулины, которые Шойерманн объявляет «знаками крови». На правом копье мы видим две свастики и «руны счастья» – определение, под которое можно подвести что угодно.

Образец древней немецкой бронзовой подвески со свастикой, найденной в Тюрингии, мы показываем на рис. 133, а свастикообразное украшение из проволоки, найденное у польского Щецина (тогда это была германская территория) на рис. 134. Причём – и это важно – свастики здесь нет на наскальных рисунках бронзового века, а появляется она примерно на рубеже нашей эры, будучи перенесена из стран Средиземноморья, и активно употребляется до христианизации германских земель. Будучи некоего рода священным символом, свастики ставились на погребальных урнах эпохи бронзы в Северной Германии, а также на англо-саксонских дохристианских урнах (образец из Норфолка, рис. 135). Когда среди этих североевропейских племён распространилось христианство, то стали бороться с обрядом кремации покойников, и сожжение заменилось погребением.

Собственно говоря, свастику мы встречаем и в римских катакомбах⁴¹, где её, вероятно, считали одним из вариантов креста (о чём ниже) – у германцев же она, скорее всего, имела значение символа катящегося по небосводу солнца – а значит, света, тепла и добра. Часто германцы вписывали свастику в изображения быков, коней или птиц, иногда, наоборот, изображали её четырьмя звериными или птичьими головками (рис. 123, 124). Комбинацию свастики и креста мы видим на брошке древнегерманской жрицы, обнаруженной археологами при раскопках одного из могильников (рис. 136), другие брошки-амулеты примерно той же эпохи (I–V веков) представлены на рис. 137, 138, причём амулет с рис. 137 выполнен в технике перегородчатой эмали. То обстоятельство, что они обнаружены в могилах, свидетельствует о вере в святость этого символа, должного и после смерти защищать своего хозяина от лап демонов. Простенькая ритуальная заколка со свастикой показана на рис. 139.

Свастика настолько часто попадается при раскопках древнегерманских памятников, что исследователь Эрнст Краузе, писавший также под псевдонимом Cams Sterne, в своей книге 1891 года «Земля туисков, арийских племён и прародина богов» называет её «арийским руководящим ископаемым»⁴².

Посмотрите на два изображения свастики из римских катакомб, встретившиеся нам в литературе. На одном из них (рис. 140) вы видите голубя, сидящего на чаше с причастием, – напоминаем, что голубь у ранних христиан означал так называемого «Святого Духа»⁴³, – и происходит оно из «катакомбы Прискиллы». На рис. 141 тот же сюжет – чаша для причастия и голубь дополнены свастикой и оливковой ветвью – символом мира. В сопровождающей изображение надписи приведено имя покойного и выражается надежда оставшихся в живых, что их единоверец упокоится «в мире». Любопытно, что свастика вместо более обычного креста изображается ранними христианами именно в сочетании с чашей либо с сосудом, что напоминает этрусские и древнегерманские погребальные урны со свастикой. Мы бы даже рискнули предположить, что ранние христиане видели в свастике «крест для мёртвых» в противовес обычному кресту, предназначенному для живых, если бы этрусскую и раннехристианскую культуру не разделяли бы столетия, и если бы подобное предположение не казалось нам чересчур смелым.

О свастике у древних «катакомбных» христиан немецкий религиовед А. фон Фрикен («Римские ката-

комбы и памятники первоначального христианского искусства». М., 1877, ч. 2, с. 154) пишет: «Гамматический крест встречается на христианских памятниках, прежде всего, рядом с эпитафиями, раньше Константина. Мы видим его возле надписи III столетия из катакомб города Кьюзи в Тоскане; на надгробной плите римского происхождения, сохраняющейся теперь в собрании древностей города Бергамо; вместе с монограммой Константина возле эпитафии 363 года в сопровождении венка и пальмы. Во многих других случаях равносторонний крест с загнутыми концами присутствует на катакомбных надгробиях или отдельно подле имени умершего, или между А и Q. Несколько раз повторён этот же знак на христианском саркофаге IV столетия (теперь в городе Милане)». По мнению этого исследователя, свастика замешала обычный крест для того, «чтобы напомнить орудие искупления, не изображая его открыто», так как изображение распятия с истекающим кровью Христом тогда ещё шокировало адептов нарождающейся религии. И. Бердников (журнал «Православный собеседник», июль-август 1869 г., с. 241) также считал раннехристианскую свастику «прикровенным изображением крестного знамения».

Употреблявшийся римлянами задолго до новой веры крест-свастика был привычен язычникам – грекам и римлянам (мы это видели), его почитание не вызывало подозрений в приверженности преследуемой религии и в то же время он скрыто содержал в себе изображение столь милого христианскому сердцу четвероконечного креста. В качестве катакомбных изображений этого знака мы приводим рис. 142 – свастику, вышитую (нанесённую) на краю туники и на правом плече могильщика Диогена – уважаемого в своё время человека (его имя содержится в сопроводительной надписи), а также на рис. 143 – такие свастики высекались на каменных надгробиях первых христиан. Впрочем, порою в раннехристианских изображениях свастика тесно соседствовала с каноническим крестом, находясь боко-бок с ним, что заставляет нас искать другие, не «заместительные» её истолкования.

Такая попытка делалась, например, Фьюхльфтом Хлевехлином (валлийцем по национальности) в региональном мэнкском издании «Manx Notebook»⁴⁴ (1885, т. I). Он подметил, что греческая буква Г (гамма) имела числовое значение три, потому якобы свастика, составленная из четырёх гамм, должна была выражать идею так называемой «Троицы». Данное истолкование достаточно наивно, ибо в таком случае непонятно, зачем свастике четыре ветви, когда логично было бы обойтись тремя. В ответ на разумную критику последовала новая выдумка, что четырежды три будет двенадцать, следовательно, такая комбинация четырёх гамм выражает идею Небесного Иерусалима с его двенадцатью вратами (по количеству апостолов и пр.). Другие истолкователи (например, Th. Rollet. «Les catacombes de Rome: histoire de l'art et des croyances religieuses pendant les premiers siecles de christianisme». Paris, 1881, т. 1, c. 41), отмечая, что свастика на ранних изображениях часто сопровождает имя усопшего, считают её символом спасения или избавления, якобы полученного душой скончавшегося христианина.

Греческая монограмма «хи-ро», встроенная во вращающуюся свастику, встречается на страницах Евангелия VIII в. из Тулузы (рис. 144). Истолковывая этот сюжет, французский религиовед Б. Гросси («Dictionnaire encyclopedique du christianisme ancien». Tournai, 1990, c. 594) пишет, что здесь свастика должна символизировать вращение, а следовательно, и жизненную круговерть – идея небезосновательная.

На фреске IV в. из катакомбы Дженероза (Рим), вырытой под священной рощей жреческого Арвальского братства, Христос изображён в виде Доброго Пастыря. Он стоит, скрестив ноги, между двумя овцами, со свирелью в правой руке, поднося её к устам и опираясь левой рукою на посох. На нижней части его короткой туники два раза повторена свастика. Аналог такому размещению «древнего знака» мы видим в языческой римской одежде, например, на мозаиках виллы Казале в Пьяцца Армерина (Италия), датируемых III–IV вв. Такой же знак мы находим на тунике Пастыря в стенописи катакомб Неаполя.