Текст книги "Голубая мечта (Юмористическая повесть в эпизодах)"
Автор книги: Анатолий Наумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– А-а, – по-прежнему не поднимая головы, безотрадно машет рукой тот. – Так я и знал!
– Ты хоть вслушайся в то, что тебе говорят! – зло бросает ему Куколяка.
Дробанюк поднимает голову и немигающим взором уставляется на управляющего.
– Геннадий Михайлович тебя своим заместителем рекомендует, понял? – растолковывает ему зам, в сердцах сплевывая.
– Да, Константин Павлович, все вместе мы решили, что ты по своим данным вполне подходишь на эту должность, – важно подчеркивает Младенцев. – Все вместе, – повторяет он. – Считаю… считаем, что здесь ты сможешь лучше проявить свои качества руководителя.
– Я-a? Заместителем? – Пораженный до глубины души Дробанюк поднимается и остолбенело стоит. – Э-э… – пытается он что-то сказать.
– Товарищ ты деятельный и энергичный, – продолжает управляющий, явно довольный тем, что произвел такой сильный эффект на Дробанюка. – А это – главное. Как сам считаешь – справишься?
Дробанюк делает нелепое движение своими куцыми, обрубистыми руками.
– Э-э… – все так же пытается он что-то сказать. Потом, наконец, обретает дар речи: – Все силы!.. – преданно таращит он глаза на управляющего. – Не пожалею!..
– Вот это другое дело, – удовлетворенно говорит тот. – Но учти, Константин Павлович, ты будешь заместителем по общим вопросам. Дело это сверхсерьезное, понял? Тут есть где развернуться…
ХАМИЛЬЯРНОСТЬ
отя! – говорит Зинаида Куприяновна. – Кто такой Ухлюпин?
Дробанюк с женой сидят в кухне, завтракают, и от этого вопроса у него валится из рук вилка.
– Ты что?! – отшатывается он.
– Я-то ничего, – спокойно отвечает жена. – Вот что с этим Ухлюпиным, мне неясно.
– Ничего не понимаю, – сердится Дробанюк. – То кто такой Ухлюпин, то что с ним? В чем дело?
– Скажу, все скажу, – говорит Зинаида Куприяновна. – Но сначала ты все же мне объясни – кто такой Ухлюпин? Он над тобой начальник или ты над ним?
– Это в каком смысле? – никак не может уразуметь тот, к чему клонит жена.
– Ты не юли, – по-своему воспринимает это Зинаида Куприяновна. – Как понимать, что этот Ухлюпин вчера звонит и спрашивает: «Зина, где твой муж Котя?» Что за панибратство такое? Ну, был бы он тебе близкий друг– можно было бы понять еще… Хотя даже и близкий друг не должен позволять себе такого хамства, если имеет дело с крупным руководителем. Ты ведь теперь заместитель управляющего целым трестом! Или я ошибаюсь?
– Ну, заместитель, конечно, – соглашается он.
– А Ухлюпин кто? – не унимается Зинаида Куприяновна.
– Ну, пониже меня… – осторожничает тот. Кто знает, как все повернется? Иногда с женой лучше не связываться. Женщина она временами крутая, возражений не любит.
– Вот-вот! – с чувством неоспоримой правоты подчеркивает Зинаида Куприяновна. – Именно пониже. А ведет себя так, будто наоборот.
– Вообще-то ты правильно говоришь, – соглашается Дробанюк. – Но ты же знаешь Ухлюпина. Что с него возьмешь?
Зинаида Куприяновна уставляется на мужа с благородным возмущением во взгляде.
– Эх ты! «Что с него возьмешь?» – передразнивает она. И с пылом добавляет: – С него и не надо ничего брать! Ему надо дать!
Дробанюк удивленно моргает: что значит дать?
– Дать ему по рукам! – объясняет Зинаида Куприяновна. – Чтоб знал свое место!
– Ты так считаешь? – неуверенно произносит Дробанюк. Жена, конечно, права, нельзя позволять садиться на шею кому бы то ни было, в том числе и Ухлюпину. Но, с другой стороны, действительно не хочется связываться с ним. Характерец-то у того дикий, необузданный. Его только зацепи – не раз потом пожалеешь.
– Не только считаю, – напирает жена. – А если ты окажешься тряпкой и не одернешь его, я сама это сделаю!
– Да что он, собственно, такое сказал? – пытается смягчить ситуацию тот. – Он же вообще так… ко мне… и ко всем тоже.
Зинаида Куприяновна удручающе качает головой.
– Вот-вот! К тебе! Именно к тебе, а не ко всем! Он тебя не то чтобы за ровню считает – даже пониже. Все правильно, он такой человек, ему простительно, так что можно и на голову садиться. Между прочим, – со значением подчеркивает она, – так точно вчера Напреева попыталась мне нахамить. Идем мы втроем – она, я и Тина Эдуардовна…
– Какая Тина Эдуардовна?
– Господи, ну Валентина Эдуардовна. Фомушникова, кто же еще? Так вот, она принципиально стала звать меня Идой.
– Как? – изумляется Дробанюк.
– Деревня! – реагирует на это жена. – Ида, да будет тебе известно – всего-навсего сокращенное от Зинаиды. Зина – Ида! Ясно? Мог бы сам догадаться!
– А зачем? – с наивностью спрашивает тот, и это окончательно выводит из себя жену.
– Мужик ты был – мужиком и останешься, хоть и в заместители управляющего выбился! – с сердцем бросает она. – Ну что это за имя – Зинаида? Пережиток, а не имя! От него отсталостью отдает, периферией! А вот Ида – совсем другое дело. Незатасканно, оригинально, а в чем-то даже изысканно. И совершенно правильно рассуждает Тина Эдуардовна, когда говорит, что пора мне покончить с Зинаидой раз и навсегда, поскольку люди теперь по-новому смотрят на меня. Ты, говорит, Ида, теперь жена видного руководителя в городе и имеешь полное право на должное уважение. Лично для меня, говорит, ты теперь только Ида Яновна… И нечего, говорит, некоторым хамильярностью…
– Яновна? – перебивает Дробанюк с недоумением.
– Ох! – вздыхает жена. – До чего же ты темный человек, если и этого тоже не понял! Да, Яновна! Именно Яновна! Причем, опять же сокращенное от Куприяновны. Купри – Яновна!
Дробанюк качает головой. Вот так поворот, елки-палки!
– И Тина Эдуардовна права, я ее понимаю, – продолжает жена. – Ведь Куприян – это еще хуже, чем Зинаида. Куприян, Куприяновна – это вообще прошлая эпоха, лапти. Я, например, и не слыхала такого отчества у приличных людей… А вот Ида Яновна – это звучит вполне современно.
– Так что – и я теперь должен называть тебя Идой Яновной? – спрашивает Дробанюк.
– Только попробуй иначе! – категорическим тоном заявляет жена.
– Ида Яновна, Ида Яновна, – произносит тот, как бы пробуя на звучание.
– Нравится тебе или не нравится, а иначе я себя называть не позволю! – подводит черту под этой темой Зинаида Куприяновна. – И Напреевой не позволю! Пусть тоже знает свое место! Кто у нее муж – шофер! И я вынуждена была напомнить ей о том, что она – жена шофера! А ты, – с презрением смотрит она на мужа, – между прочим, будешь тряпкой, если не дашь по рукам этому нахалу Ухлюпину!
– Ну что ты так?.. – недовольно кривится Дробанюк. – Может, человек по привычке?.. А может, и вообще не в курсе, что я в замы перешел. Он ведь был в командировке, когда это случилось.
– Как это не в курсе? – возражает жена. – Целую неделю ты в тресте сидишь, а он не в курсе? Расскажи эту сказку кому-нибудь другому!
– Все может быть, – философски замечает Дробанюк.
– А когда он вернулся из командировки?
– Ну, я точно не знаю. Кажется, вчера только…
– Не фантазируй, если не умеешь! – разоблачительно смотрит на него жена. – Звонил-то он еще три дня назад!
Уткнувшись в тарелку, Дробанюк сердито сопит. Снова не прошел номер! Хотел побыстрее отвязаться, но черта с два проведешь жену! Она каким-то шестым чувством чует все эти штуки. Действительно, Ухлюпин возвратился из командировки еще на той неделе.
– Друга нашел, называется! – добивает Дробанюка Зинаида Куприяновна. – Этот твой Ухлюпин даже не удосужился тебя поздравить!
Дробанюк со злостью швыряет вилку: надоело! И быстро надевает пиджак. Разговор затянулся, а у дома уже давно ждет Муляев из планово-экономического отдела, с которым они должны сегодня ехать в седьмое управление, к Поликарпову. Вот это еще будет встреча – не нарадуешься! Этот язвенник-трезвенник тоже не удосужился не то чтобы поздравить, а машину прислать за ним. Он даже разговаривал свысока, будто не его объект едут проверять, а чей-то. «Да, жена права, – делает вывод Дробанюк, – Оставлять все это без последствий нельзя. Если авторитет не признают добровольно, значит, его насаждают принудительно». И он, Дробанюк, еще покажет кое-кому, где раки зимуют, если уж на то пошло…
– Зин! – уже с порога окликает жену Дробанюк. – Если Ухлюпин…
– Никакая я тебе не Зин! – резко перебивает его та.
– Э-э… – мнется Дробанюк. – Да, я не прав… Ида, если позвонит Ухлюпин, скажи, что я жду его звонка на работе. Поняла – жду, ты так и сформулируй, пусть проникнется. А уж я побеседую с ним на другом языке, чтоб ему стало <все понятно…
Когда Дробанюк выходит из подъезда, «Запорожец» с Муляевым за рулем уже действительно ждет его. Блекло-белого цвета и стародавнего выпуска, «Запорожец» этот оставляет убогое впечатление, и Дробанюк влезает – в кабину с некоторой брезгливостью. Хотя сиденье здесь покрыто новым светло-зеленым чехлом, ему все равно кажется, что он неминуемо испачкается. Стыдно бы заместителю управляющего целым трестом ездить в такой допотопной колымаге, но, увы, – действительность такова, что не предложи Муляев воспользоваться его «Запорожцем», пришлось бы добираться трамваем. Парадокс: был на должности пониже – и передвигался в служебном «Москвиче», а приподнялся в верха – меряй километры на своих двоих.
– Покатили? – обращается к Муляеву Дробанюк, захлопнув за собой дверцу. – Твой «Мерседес» не подведет?
– Что вы, Константин Павлович! – возражает Муляев. – Да он любую «Волгу» за пояс заткнет! Это ж, если разобраться, не машина, а золото. Больше десяти лет бегает – и хоть бы что. До Луны и обратно без капиталки уже пробежала…
Муляеву на вид нет еще тридцати. Возраста ему не добавляет и бородка, устроившаяся на подбородке этаким интеллигентским клинышком.
– Вот переберу в отпуске движок, – мечтательно произносит Муляев, – и снова до Луны и обратно…
– Ну, давай, давай, – благожелательно подбадривает его Дробанюк. – Дело это хорошее. У меня тоже есть мысля насчет «Жигулей»… Вот если не решат в ближайшее время со служебной машиной – а я вопрос поставил круто, – важно говорит он, – то придется купить самому. Иначе как работать без транспорта в нашей системе?
Конечно, Дробанюк о служебной машине и не заикался, ведь и у двух других замов тоже их нет, но для авторитета вовремя сказать что-либо умное, считает он, никогда не помешает.
– Конечно, конечно, – соглашается Муляев.
По пути к Поликарпову они заезжают на автозаправочную станцию. Здесь не такая уж большая очередь, но движется она медленно, и Дробанюк, опустив боковое стекло, тянет голову в окошко, высматривая, в чем загвоздка.
– Да блатари тормозят, – объясняет Муляев.
– Какие блатари?
– Ну, кто по блату. Знакомые да друзья. Королева бензоколонки их без очереди заправляет.
– Вот как! – недовольно реагирует Дробанюк. – Так чего ж мы тогда загораем в скучной и длинной очереди?
– Хэ, – Скептически колышет своим интеллигентским клинышком Муляев. – А где ж у нас блат?
– Ничего, сейчас все уладим, – заверяет Дробанюк. – Мы хоть и не блатари, но тоже не последние.
Он выбирается из кабины и с решительным видом направляется к королеве бензоколонки, восседающей за широкой стеклянной витриной киоска.
– Заместитель управляющего Дробанюк, – нагнувшись к окошку, в которое подают талоны на бензин, важно представляется он. – Э-э, не могли бы вы, уважаемая, отпустить нас в порядке преимущественного содействия ввиду срочности решаемых вопросов?
– Чего, чего? – морщится королева. Она была не очень внимательна.
– Я – заместитель управляющего, – с выражением значительности на лице повторяет Дробанюк. – Ввиду срочности, полагаю, можно отпустить…
– А-а, – протягивает та. – Вы на какой машине?
– Естественно, на двадцать четверке. Но сейчас, ввиду аварии, на частной. Временная вынужденная мера…
– Вон за тем вишневым «Жигулем» подъедете, – наконец милостиво соглашается королева.
Дробанюк возвращается к Муляеву с гордым видом.
– Все в порядке, – небрежно роняет он. – Вот за тем «Жигуленком» сразу и вползем…
– А что вы ей сказали? – с мальчишеским любопытством во взгляде интересуется тот.
– Одно волшебное словцо, – усмехается Дробанюк. – Любые ворота без стука отворяет.
Они терпеливо ждут, когда подойдет очередь вишневых «Жигулей» заправляться. Но впереди этих «Жигулей» постепенно набирается еще с десяток автомобилей – те появляются внезапно, словно из-под земли, – и Дробанюк не выдерживает:
– Да сколько ж можно?! Так мы и к Поликарпову сегодня не попадем!
– Ждали ведь больше, – уговаривает его Муляев. – Не стоит нервничать. Себе же дороже, как говорится.
Но когда на месте наконец-то заправившихся вишневых «Жигулей» каким-то непостижимым образом появляется бежевая «Волга» респектабельной двадцати четвертой модели, Дробанюк не выдерживает. Выскочив из кабины, он подбегает к ее владельцу – лощеному типу с благородной седины ежиком на голове, в импортных вельветовых брюках, кедах и голубой ковбойке с какой-то английской надписью.
– Позвольте, сейчас наша очередь!
Тип с презрительным недоумением в упор рассматривает Дробанюка.
– Откуда ты такой взялся, дядя? – пренебрежительно отзывается он. – Сейчас очередь моя.
– Неправда! – с негодованием восклицает Дробанюк. – Вас здесь – сном и духом не было!
– Склероз третьей степени у тебя, дядя, – ухмыляется тип. – Если не веришь, спроси у Маши, – кивком показывает он на королеву за широкой стеклянной витриной автозаправочного киоска. – Я с вечера еще занимал.
– Слушайте, вы! – бросается Дробанюк к стеклянной витрине. – Если вы отпустите этому типу, я вам обещаю крупные неприятности.
– Ты, жертва несбалансированного питания! – грубо бросает ему в спину тип. – Успокойся, а не то я тебя успокою.
Дробанюк поворачивается и с побагровевшим лицом, заикаясь от волнения, снова подбегает к нему.
– Вы что себе позволяете? Я – должностное лицо, и я этого так не оставлю! Николай Петрович, – кричит он Муляеву, – запишите номер этой «Волги». Мы разберемся там, где надо, во всем.
– Да плевал я на тебя с высокой башни! – отвечает сквозь зубы тот. – Ишь, должностное лицо нашлось! Не лицо – а харя! Из какой-то блохи оно вылезло – и зудит тут…
Дробанюк с перекошенным лицом бросается к королеве бензоколонки.
– Безобразие! – кричит он. – Не отпускайте этому типу! Он без очереди!
Та показывает пальцами на уши: не слышу!
Сообразив, что кричал он в пустоту, Дробанюк наклоняется к окошку и, бурно дыша, сквозь зубы зло цедит:
– Попрошу не отпускать этому типу! Он без очереди!
– Да-а? – удивленно отвечает королева… – Это какому типу?
– А вон тому, на «Волге»! – Дробанюк оборачивается, чтобы показать, и видит, что тип уже воткнул заправочный пистолет в бензобак. – Именно этому!
Королева снова жестом дает понять, что не слышит. Взбешенный Дробанюк с силой впечатывается в окошечко.
– Этому вот, говорю! Который на «Волге»!
– А-а, – кивает та. – Так бы сразу и сказали. Пойдите скажите ему, чтоб сейчас же отъехал.
Дробанюк озадаченно смотрит на нее, он никак не может взять в толк, всерьез королева бензоколонки разговаривает с ним или издевается.
– Но вы же отпускаете ему! – втолковывает ей Дробанюк. Но уже слишком поздно – тип успел заправиться и отъезжает. Дробанюк в сердцах сплевывает и идет к «Запорожцу».
– Зря вы, Константин Павлович, – говорит ему Муляев. – Себе же дороже…
– Зря? – взвивается успевший забраться в кабину Дробанюк и едва не стукается головой о низкий потолок салона. – Не-е, я этого так не оставлю! Ты запомнил номер этого негодяя?
– Девяносто один восемьдесят восемь.
– Вот и хорошо. Он еще понадобится… Не-е, целеньким и невредимым он из этой истории не выпутается, – грозится Дробанюк. – Не на того нарвался. Я ему не кто-нибудь, я ему!.. – Губы у него сжимаются в жесткую складку, взгляд устремлен в одну точку. – Он меня еще узнает!..
От заправочной они едут молча. Дробанюк сидит насупившись, и Муляев благоразумно воздерживается от разговоров. А в душе Дробанюка идет сложная работа. Он так жаждет отмщения, что, появись сейчас перед ним тип в вельветовых брюках, набросился бы на него с кулаками. «Прохиндей какой! – негодует про себя Дробанюк. – На „Волге“ он разъезжает, понимаете!..» Он прикидывает, что предпринять, и логика подсказывает ему, что надо попытаться выйти на автоинспекцию. Во-первых, через автоинспекцию можно будет справки навести о том, кто он, этот вельветовый тип, во-вторых, с помощью гаишников и поприжать его, если что. Талон, например, пробить ему за превышение скорости. Дробанюк представляет, как это может произойти. Они с гаишником подстерегут вельветового типа где-нибудь в укромном местечке, и когда тот будет ехать, пусть даже не быстрее черепахи, – стоп, автоинспекторский жезл ему в физиономию! Ну-ка, уважаемый, отвечай по всей строгости за лихачество. «Как?! – подпрыгнет вельветовый тип. – Я нормально ехал!» «Тебе показалось, что нормально», – ответят они ему. «Как?! – еще выше подскочит тот. – Это несправедливо» – «Тебе кажется, что несправедливо». «Это он мстит мне, – показывая на Дробанюка, пустится во все тяжкие вельветовый тип, спасая свою шкуру. – Потому что я объегорил его на заправке, без очереди влез!» – «A-а, так ты еще и прохиндей! – скажут они ему. – Ну, в таком случае у тебя вообще надо отобрать права…»
Но через кого на автоинспекцию можно выйти? Дробанюк понимает, что такой человек – не кто иной, как Ухлюпин, но он гонит от себя эту мысль подальше. Нет, нет, только не Ухлюпин! С этим горлохватом разговор будет на иную тему. Ухлюпина надо проучить, чтоб знал свое место. Хватит потакать всяким клоунам!
Дробанюк перебирает в памяти всех своих знакомых, кто может иметь руку в автоинспекции, и с огорчением отмечает, что таких нет. «А может, проучить Ухлюпина завтра? – размышляет он. – А сегодня пусть он пока посодействует. У него в ГАИ знакомый капитан, не раз хвастался, вот и пусть…» Но тут вспоминается гневное лицо Иды Яновны, и он, содрогаясь, отвергает напрашивающийся компромисс. «Не-е, лучше уж на принцип пойти», – заключает Дробанюк. И у него выстраивается четкая линия по отношению к Ухлюпину. Да, конечно, сразу надо будет дать ему по рукам, точнее – по его длинному языку, поставить его на подобающее место, а уж потом и сказать насчет капитана из ГАИ. Пусть этим вину заглаживает. Вот тогда и станет ясно до конца, готов ли Ухлюпин уважать по-настоящему заместителя управляющего…
В управлении Поликарпова их встречает экономист Рудь, пенсионного возраста человек в роговых очках. На вопрос о том, где начальник управления, тот тихим голосом уставшего от жизни человека отвечает, что Поликарпов поехал куда-то на объект, а ему поручил заниматься с ними. «Ах ты, язвенник-трезвенник! – снова наливается раздражением несколько подуспокоившийся Дробанюк. – Даже не изволишь встретить?! Ну, ничего, посмотрим, что ты запоешь, когда мы с Муляевым станем разделывать тебя под орех! Со мной номер насчет твоей показной независимости не пройдет! Это, может, с другими замами у тебя что получится, а у меня – будь спок!..»
– Все, значит, у вас тут окей? – въедливо спрашивает он Рудя. – Если сам пан начальник не пожелал поработать с нами?..
– Он же меня оставил, – оправдывается тот. – А дела у нас вроде в порядке.
– Проверим, проверим, – с угрозой произносит Дробанюк. – Коля, – обращается он к Муляеву, – ты, пожалуйста, начинай, а я пока прозвоню кое-куда. У вас хоть есть где по телефону поговорить? – опрашивает затем Рудя. – Кабинет Поликарпова свободен?..
Дробанюк плотно прикрывает за собой дверь в кабинете Поликарпова и звонит Ухлюпину. Тот отвечает сразу, и Дробанюк на какое-то мгновение застывает в нерешительности.
– Ну? – торопит Ухлюпин. – Я слушаю.
– Дробанюк, – со значимой лаконичностью представляется Дробанюк.
– A-а, это ты.
– Да, это я, – неприязненно подчеркивает Дробанюк.
– Чего это ты? – улавливает перемену в его тоне Ухлюпин.
– Вы о чем? – контрвопросом отвечает тот, еще четче определяя нужную дистанцию между ними.
– Что-что? – с настороженным удивлением спрашивает тот. – С каких пор, Котя Павлович, вы меня так зауважали, что уже на «вы» обращаетесь?
– Кому Котя, а кому Константин Павлович, – решительно отрубывает Дробанюк. – И нечего хамильярность разводить!
– Тю-тю! – тут же шутовски отзывается Ухлюпин. – Вон оно что, оказывается! Котя Павлович уже возомнил себя настоящим спикером верхней палаты и требует к себе должного чинопочитания! – И он грубо бросает: —Да пошел ты знаешь куда?!
От этого у Дробанюка внезапно слабеют ноги и он бессильно опускается на стул. А Ухлюпин хлестко продолжает:
– Ишь ты, деятель! Не успели тебя в замы за уши вытянуть, как ты уже нос задрал! Учти – ты пока зам без портфеля, дорогой! И неизвестно, будешь ли ты с ним! Это, между прочим, зависит и от меня, понял?
– Д-да я… нарочно… – лепечет Дробанюк, поверженный этим напором. – Я пошутил… Ну что ты, в самом деле?!
– Пошутил? Знаю я тебя!
– Ну, мы же с тобой друзья, Юра! – умоляюще убеждает его Дробанюк.
– Да? – с иронией отзывается Ухлюпин.
– У нас и впредь будет все, как между друзьями, – продолжает Дробанюк. – Ну, ясно, если в официальной обстановке разве… А так – о чем может быть речь… Кстати, – спешит перевести он разговор на другую тему, – у тебя в автоинспекции нет никого?
– Хочешь, чтоб тебя почетным эскортом сопровождали?
– Гм-м… Теперь вот ты шутишь. Может, и мне обидеться?
– Как хочешь… Ну, так что тебе в автоинспекции надобно?
– Да, понимаешь, – мнется Дробанюк, стараясь так объяснить ситуацию, чтобы не дать повода Ухлюпину зацепиться за что-нибудь своим острым языком. – Надо бы одному типу мозги вправить. Чтоб повежливее был.
– Вот как? Нагрубили тебе, Котя, да? А при чем тут ГАИ? Или ты считаешь, что именно автоинспекция должна заниматься воспитанием у граждан хорошего тона?
– Понимаешь… – продолжает осторожничать Дробанюк. – Этот тип на машине ездит…
– Хамло на колесах, так сказать?
– Причем, нарушает правила движения на каждом метре. На любой знак прет со скоростью сто двадцать! А у тебя же капитан есть знакомый…
– Был, да сплыл. Ну да ладно, перезвони мне минут через двадцать.
Дробанюк с облегчением кладет трубку. Хорошо, хоть кончилось все благополучно. Послушался жену – и вот на тебе, влип. Нашел, с кем связываться – с Ухлюпиным! Не-е, с кем угодно, только не с ним! Вот на вельветовом типе отыгрывайся сколько душе угодно. Вельветовый тип – совсем другое дело.
Дробанюк заходит в планово-экономический отдел – там Муляев и Рудь корпят над бумагами.
– Ну ты, Коля, в восторг еще не пришел от идеального порядка в поликарповской вотчине? – спрашивает он Муляева с многозначительной ухмылкой, адресуя ее пенсионеру Рудю.
– А вы знаете, Константин Павлович, у них действительно почти ажур, – с каким-то радостным удивлением сообщает Муляев. – Даже не верится.
– Это на первый взгляд, – заверяет Дробанюк. – Бойся полного ажура, Коля!
– Ну почему же?! – обиженно возражает Рудь. – У нас нет никакой показухи. Иван Сергеевич никогда бы не позволил очковтирательства.
– Да, да, – поддевает его Дробанюк. – Иван Сергеевич у вас образцово-показательный руководитель. Идеал!
– А что – при Поликарпове наше управление за короткий срок поднялось по всем показателям, – защищается тот.
– В облаках парит, – продолжает гнуть свое Дробанюк. – Вот мы и спустим его на грешную землю! Ты, Коля, повнимательнее смотри на этот ажур, в нем наверняка дырочек хватает– на то он и ажур.
– Что вы такое говорите? – кисло отбивается пенсионер Рудь. – Если вас задело, что Иван Сергеевич не встретил вас, то вы не правы. Он очень долго ждал вас…
Разговор продолжается в том же духе, пока Дробанюк не спохватывается, что пора звонить Ухлюпину – двадцать минут истекли.
– Рисуй хоть на лбу, – в своей обычной манере отвечает ему тот. – Телефон девяносто четыре семьдесят ноль три, фамилия Сюкин.
– Это с материального склада? – уточняет Дробанюк, вспомнив давнишний разговор с жующим голосом по поводу коробки передач на «Москвичок». – Юлий Валентинович, если не ошибаюсь?
– Почти. Это его единоутробный брат Гай Валентинович. Он все, что надо, сделает.
– Он и на ГАИ выход имеет? – все же уточняет Дробанюк.
– И на самого папу римского. Папа римский тебя устраивает?..
Дробанюк тут же набирает подсказанный Ухлюпином номер, и в трубке раздается мужской голос. Отчетливо слышно, что тот, кому он принадлежит, жует. «Ну, комедия, – отмечает Дробанюк. – Жующие братья-кролики. Сюкина сыны… А впрочем, хорошо, что так. Козырну тем, что знаю Юлия. И вообще не помешает заиметь с ними дружбу. Да и в автоинспекцию тропинку найти заодно…»
– Гая Валентиновича можно?
– Смотря кому, – отвечает голос.
– Я Дробанюк. От Ухлюпина…
– A-а. Че нада? Я – Гай Валентинович.
– Ну… вопрос, конечно, личный, Гай Валентинович, – объясняет Дробанюк. – Однако общественного значения. С выходом, так сказать, на ГАИ.
– Права отобрали? – интересуется тот.
– Хуже, Гай Валентинович. Права личности нарушены, если можно так выразиться. В душу наплевали на автозаправке. Один тип, весь в вельвете, нахамил так, что дальше невозможно. Подъехал, видите ли, на шикарной двадцатьчетверке, фирмовый весь, будто только что из Парижа, – и нахрапом, нахрапом! Ему говорят – в очередь стань, а он – вперед, ему закон не писан! Я ему втолковываю, что я заместитель управляющего трестом, а ему хоть бы хны! Считаю, что безнаказанным такое оставлять нельзя! Как вы считаете, Гай Валентинович?
– Примерно так же. У меня тоже такой случай был. Один толстобрюхий тип пытался нагадить на заправке… Ты вот что – подъезжай сейчас ко мне, я тебя с нужными людьми сведу. Оставлять безнаказанным такое нельзя, ты прав. Можешь сейчас подъехать, пока я дома? Запиши адрес…
Через минуту Дробанюк с ярко выраженным нетерпением на лице вбегает в комнату к Муляеву и Рудю.
– Ну, ажур сплели тут? – спрашивает он. И, не дожидаясь ответа, жестом поднимает с места Муляева: – Перервемся, Коля, на полчасика, надо срочно в трест. Одним колесом туда, другим – обратно. Быстренько, быстренько, – торопит он его. А по дороге покровительственно похлопывает по плечу: – Сейчас возьмем того вельветового типа с заправочной голыми ручками и покажем, где раки зимуют. Есть у нас в запасе один всемогущий человек…
Через пятнадцать минут Дробанюк поднимается в лифте на четвертый этаж и нажимает кнопку звонка в одну из квартир. Дверь ему открывает сногсшибательно красивая молодая женщина в модных «бананах».
– К Гаю Валентиновичу? Проходите.
Дробанюк входит в одну из комнат, и ноги у него снова слабеют – на этот раз из робости перед тем великолепием, которое он видит. Мебель резная, стулья с гнутыми ножками – цены, наверное, не сложишь. Стереосистема «Акай». Хрусталь в три яруса. Бутылки с яркими наклейками. Сплошной импорт. Ничего отечественного, кроме стен.
– Гай Валентинович переодевается, – с обворожительной улыбкой сообщает Дробанюку красотка в «бананах». – Курите? – протягивает она сигарету. И усаживается в кресле напротив, закинув нога за ногу – острым носком розовых туфелек целя Дробанюку прямо в сердце. – Сейчас вы поедете в ГАИ. У Гая Валентиновича тоже был сегодня дикий случай на заправке.
Дробанюк мысленно спотыкается на слове «сегодня», – совпадение, что ли?
– Один толстобрюхий тип не давал ему заправиться, бегал вокруг, как кабан, и орал, что он какое-то значительное лицо, хотя это была настоящая харя…
Дробанюк чувствует, как остроносый туфелек впивается ему в сердце все глубже и глубже. Слова, которые произносит красотка в «бананах», начинают расплываться, он вдруг перестает понимать их смысл, а когда в комнату входит лощеный тип с благородной седины ежиком на голове, в вельветовых джинсах, кедах и голубой ковбойке с какой-то английской надписью, будто проваливается куда-то, где его обдает чем-то горячим. С громадным усилием вынырнув оттуда, Дробанюк подхватывается и, оттолкнув расплывшегося в гадкой ухмылке вельветового типа, бросается в прихожую…
– Ну как, Константин Павлович? – встречает его в блекло-белого цвета «Запорожце» Муляев. – Порядок?
– П-порядок, – отвечает Дробанюк, заикаясь, и тот удивленно смотрит на него: с чего вдруг это?..
