Текст книги "Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана"

Автор книги: Анатолий Мошковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9. Ира

Васька вёл себя во время завтрака непонятно: он сосредоточенно смотрел в тарелку и избегал его, Алькина, взгляда, плохо слушал то, что ему говорили родители.

Алькино семейство давно позавтракало и ушло, а он, сгорая от досады, сидел и ждал, пока Васька допьёт чай. Наконец его терпение лопнуло:

– Что будем делать сейчас?

– Не знаю… Что хочешь, то и делай!

– А ты что будешь? – уставился на него Алька и подумал: «Значит, и вправду обиделся на меня за вчерашнее». Ну кто его, Альку, тянул за язык? Вокруг было столько зрителей, и не мог он сдержаться, чтобы не показать себя и не блеснуть остроумием. Как же теперь быть: сказать, что не хотел его обидеть? Попросить прощения? А как это делается?

– А ты что будешь делать? – опять спросил Алька.

– Что захочу, то и буду.

– А потом?

– И потом! – вспылил Вася и покраснел. Даже родители его встревоженно переглянулись.

Алька на мгновение оробел. Не привык он к такому отношению. Он выскочил из-за стола и, обиженно поджав губы, быстро ушёл.

– Вася, ты что? – спросил папа. – Повздорили?

– Нет! – Вася выбежал из столовой.

Наконец-то! Ура! Сам, сам сказал в лицо Альке всё, что хотел. Больше он не будет подчиняться ему. Будет жить, как хочет.

У выхода из столовой Васю, как всегда, обступили собаки. Они приветливо замахали ему своими непородистыми хвостами, да на этот раз Вася совсем забыл, что нужно принести им чего-нибудь поесть. Не до них сейчас было… Вот-вот должна приехать Ира… Как бы не прозевать её!

Вася помчался к административному корпусу, там останавливается автобус.

Автобуса не было. Вася вышел за ворота, возле почты занял удобную позицию под большим платаном и стал смотреть на дорогу.

Под платаном было не жарко, да и никто из знакомых, увидев его, не догадался бы, что он ждёт автобус. Наверно, целых полчаса стоял Вася под платаном, ждал и томился. Захотелось пить. Бочка с хлебным квасом – неподалёку, но Вася не решился уйти: вот-вот из-за поворота мог появиться автобус.

Внезапно Вася увидел Макарку и, сам не зная почему, отпрянул за ствол. Низко пригнувшись, Макарка мчался на «Орлёнке», и на руле его болтались синие ласты и маска. Макарка был, как всегда, неопрятен и ехал, некрасиво переваливаясь с бока на бок, потому что был мал и коротконог даже для подростковой машины. Вслед за велосипедом изо всех сил бежал тонконогий мальчонка в гольфах. Конечно, это он дал Макарке прокатиться.

Макарка исчез, и Вася снова уставился на дорогу. Он стал вспоминать Иру, её лицо, худенькое, яркоглазое, каждую минуту готовое улыбнуться. Она была старше Васи – училась в пятом классе, и хотя он изредка забегал к ней по просьбе папы за какой-нибудь книгой или клеем и даже был два раза на дне её рождения, ему никогда не удавалось по-настоящему поговорить с ней: забежишь по делу – не до разговоров, встретишься случайно с ней в лифте – что успеешь спросить за двадцать – тридцать секунд?

Вдруг перед Васей появилась мама. Она несла сетку с пучками яркой, как сигнальные огни, редиски и прозрачным кульком с жёлтой черешней.

– Когда долго ждёшь, время тянется очень медленно, – сказала она. – Скоро обед. Идём.

Соседи по столу всегда были шумные, разговорчивые, не то что Вася с родителями. Однако на этот раз самым разговорчивым оказался Васин папа: видно, очерк стал хорошо писаться. Он был непривычно оживлённый, всё время улыбался, шутил. Поблёскивая стёклами очков, он наскакивал на Виктора Михайловича с Верой Аркадьевной за то, что торчат с утра до вечера на пляже, и советовал махнуть куда-нибудь в Судак или в Феодосию и уж, конечно, пока не настали знойные дни, подняться на Кара-Даг.

– Не сразу, милый Александр Иванович, не сразу, – ответил Алькин отец, – не надо торопить события. Весь отпуск у нас впереди. Верно, Верочка?

Алькина мать в знак согласия наклонила свою красивую, аккуратную голову с гладкими, блестяще-чёрными волосами, заколотыми белым гребнем.

– Лентяи вы, безнадёжные лентяи! – под хохот соседей сказал папа. – Не обманывайте хоть себя: заранее знаю – не сдвинетесь вы с этой гальки!

Зато Алька за весь обед не проронил ни слова. Он старался не смотреть на Васю, а если изредка и бросал непривычно холодные, отчуждённые взгляды, то исподлобья.

Васин папа глянул в окно справа, где была обширная крытая терраса, и негромко сказал:

– А вот и они…

Вася вздрогнул, вскочил со стула и увидел за крайним столиком Иру и её дедушку. Забыв обо всём, он бросился к двери и чуть не налетел на официантку с подносом. Подскочил к лёгкому Ириному столику и выпалил:

– Здравствуйте! С приездом!

И весь загорелся от этих своих задыхающихся глупых слов.

– Приветик, Соломкин! – Ира протянула ему тоненькую руку и встряхнула светло-русой чёлкой; и её дедушка поздоровался с Васей. – Как вы тут?

– Хорошо! Я очень рад! Чего так долго не приезжали? – Вася покраснел ещё сильней.

– Поезд не очень спешил, и море не слишком нагрелось. Куда торопиться? – В глазах Иры гуляло веселье, дружелюбие и лукавство. – Купался хоть раз?

Васе ужасно хотелось предстать перед ней бесстрашным человеком, да как-то неловко было врать.

– Нет, не купался.

– Чего же так? А я сегодня буду, если дед разрешит, – Ира испытующе посмотрела на дедушку. – Я знаю, что он разрешит.

Её дедушка в рубахе с закатанными рукавами постучал пальцами по альбому, лежавшему на столе, и вздохнул:

– Не решался я брать тебя, Ириша, без папы и мамы, взял, а теперь не знаю, как быть. Мне надо работать, а не караулить с утра до вечера внучку.

– Зачем меня караулить? – засмеялась Ира. – Я не овечка! Знаю, что можно, а что нельзя. Правда, Соломкин?

Вася не успел ответить, да она и не ждала ответа, а, перевернувшись на одной ножке, побежала к выходу. Вася поспешил следом.

Ему было ясно: с этого дня у него начинается совсем новая жизнь. Как хорошо, что она приехала! Вот когда они наговорятся, набегаются, накупаются, насмотрятся, насмеются, наиграются… Как хорошо!

Только бы Алька не помешал! А как он может помешать?

– Давай сбегаем к фелюге, – предложил Вася. – Она на берегу, по пути к Хамелеону, там, где песок и речушка. Наверно, штормом выбросило.

– К фелюге? – Ира чуть прищурилась, сморщив лоб. – Оставим её на другой раз. Давай сегодня искупаемся?

– Давай, – сказал Вася и чуть поёжился: на чёрной доске у входа на пляж мелом было написано: 17. Однако немало народу купалось, и даже малыши. – Помчались за плавками?

Ира кивнула, и они побежали мимо столовой к корпусам.

У балюстрады с альбомом под мышкой стоял Иван Степанович, её дедушка. Ветер во все стороны дёргал его седые волосы, солнце пронизывало их, и они горели, как раскалённые.

Вася с Ирой хотели проскочить мимо дедушки, но не удалось.

– Вы куда теперь, молодые люди? – спросил он.

– Возьмём купальники и позагораем у моря, – ответила Ира.

– И только-то? – сказал дедушка. – И даже не попробуете рукой воду?

– Ну, если ты не против, попробуем.

– И чтобы на первый раз пробовали не больше пяти минут.

– Не больше, деда, не больше! – Ира радостно закружилась в своих открытых, синих туфлях и коротеньком, взлетевшем вверх белом платье. И сама она была до смешного тонконогая, тонкошеяя, тонконосая.

Дома никого не было. Вася скинул шорты и, не попадая куда нужно ногой, стал плясать по комнате, пытаясь надеть плавки. Надел и вдруг увидел на полу возле тумбы письменного стола желтоватую бумажку – потёртый и смятый рубль.

Кто же потерял его? Скорей всего, нечаянно уронили прежние жильцы. Что же делать с ним?

Внезапно Вася сосчитал в уме: «Рубль – это тридцать три выстрела плюс копейка сдачи! Тридцать три! Столько раз выстрелишь – сверхснайпером можно стать!»

Вася сунул рубль в карман и кинулся из комнаты.

С ликующим визгом бегали они по берегу, вдоль наката, высоко встающего в клёкоте пены и брызг, в дробном рокоте перекатывающейся гальки. Догоняли друг друга, брызгались, подпрыгивали, с хохотом ползали на четвереньках, мяукая и тявкая, передразнивали какого-то голенького малыша.

Кто бы мог подумать, что Ира такая быстроногая, такая смешливая и азартная! Вася мог бы ещё десять лет прожить с ней в одном подъезде, подниматься в лифте и заходить время от времени к ней домой, но ничего такого не узнать. А вот стоило только один раз сбегать с ней на море – и сразу стало ясно, какая она удивительная…

Громкий голос заставил его оглянуться.

У берега, напротив того места, где вчера лежала ядовито-жёлтая надувная лодка Алькиного папы, сейчас покачивалась шлюпка спасателя Митьки. Он был в одних плавках, крепкий, весь из тугих мускулов и мышц, весь с головы до ног, как ночное небо в созвездиях, в яркой синеве наколок; положив на борта вёсла, он громко отчитывал мужчину в полосатых плавках, стоявшего спиной к Васе, у самой воды.

– Я же вас просил не плавать за линию буёв! – Глаза Митьки смотрели холодно и непреклонно. – Штрафа хотите? Так это запросто!

– Хороша лодочка, – Вася кивнул на белую шлюпку с развевавшимся флажком на корме, – Вот бы на ней покататься!

Ира нерешительно кивнула – видно, не очень-то хотелось ей в лодку. Это удивило Васю, и он спросил:

– А поплыла бы на ней в Сердоликовую бухту? Я хорошо гребу, не думай…

Ира неопределённо улыбнулась и быстро окинула взглядом довольно-таки щуплую Васину фигуру с чётко выпирающими ключицами и рёбрами, с худенькой шеей, впалым животом и совсем не мускулистыми ногами и руками. Она так глянула на Васю, что на какое-то мгновение он затаился и замер и как будто случайно согнул в локтях руки, чтобы в том месте, где обычно – особенно у таких, как спасатель Митька! – упруго вспухают бицепсы, руки были потолще, повнушительней.

– А чего не поплыть? Поплыла бы, – Ира отвела от него глаза. – Побежали в море!

Вася схватил её за руку, и они кинулись в воду. Их с размаху обдали острые, жгучие брызги, и капельки всеми цветами радуги засияли на её ресницах и волосах. Держа друг друга за руки – так было интересней и спокойней, они легли на гальку. Волны шумно перекатывались через них, щекотали сорванными со дна водорослями, накрывали с головой и тащили в море.

Вода ещё была холодной, и от долгого пребывания в ней ломило косточки. Они встали. Вася попрыгал возле Иры и сказал:

– Давай строить крепость, а? Такую, чтобы была почище Генуэзской в Судаке! Такую, чтобы море не разрушило.

– Давай.

Глава 10. Торговцы и покупатели

Альке было досадно, что Васька ушёл от него. Сперва он думал, что тот разобиделся за те шуточки на берегу. Допустить, что он может быть кому-то скучен или неинтересен, Алька не мог. Однако тревога не покидала его. Но сейчас, увидев Ваську с длинноногой голосистой Ирой, Алька подумал: всё дело в ней!

Альке стало легче: эту причину можно было понять.

Он не терял времени даром. Он тщательно прочесал всю набережную от спасательной станции до тира. Он затеял игру сам с собой: решил обязательно что-нибудь купить или испробовать в каждом попавшемся на его пути автомате с водой или соками, в каждом киоске или палатке. Он то пил газировку или томатный сок, то уничтожал миндальные пирожные, то покупал «Крокодил» или шариковую ручку. Ни одной торговой точки не пропустил! Разве только на причале не купил билет на морскую прогулку и не записался на экскурсию. Был в этой его игре один недостаток: переел, да и денежек немало ухлопал!

Закончил Алька свою игру в тире – здесь, на набережной, был второй тир; он купил только одну пульку и поразил ею сидевшего на скале хищноклювого орла.

Альке было нескучно. Куда веселей, чем с Васькой! Того надо учить, уговаривать, спорить. Встать без очереди – и то не пожелал: морщился, кривился… Думает, благородство в том, чтобы всё делать, как положено, по ниточке ходить и ни-ни в сторону.

Набережная здесь особенная. Кое-где на скамейках идёт оживлённая торговля. Местные женщины продают курортникам семечки и орехи, корни от разных болезней, зелёные гороховые стручки, бусы и шкатулки из разноцветных ракушек и блестящие оранжевые рапаны – крупные, красиво изогнутые раковины, некоторые покупают их для пепельниц. Однако местные были мелкими торговцами и зарабатывали гроши. Куда крупней работали парни в белёсо-синих, дорогих джинсах и цветных майках с изображёнными на них лицами популярных заокеанских киноактрис и нашумевших политических деятелей. Эти парни открывали аккуратные чемоданчики – «дипломаты» – и предлагали перстни с отшлифованными камешками разных цветов – сердоликами, агатами, яшмами или просто так, без оправ. Они продавали кулоны, медальоны, кольца, чеканку на латуни, раскрашенные отливки из гипса: статуэтки, барельефы, бюсты, маски.

Вокруг этих скамеек всегда топчется и толкается народ: приценивается, примеряет перстни и кольца. Алькина мать на второй день после приезда купила себе за сорок пять рублей узорчатый серебряный перстень с полосатым серо-коричневым агатом. Мать надела перстень на палец, долго любовалась им и спросила у Альки: «Ну как?» «Подходяще», – ответил он, отец тоже похвалил, но добавил: «Покупай, Верочка, в хороших магазинах, пусть подороже, но лучше. Зачем тебе кустарщина и дешёвка?»

Алька был равнодушен к кольцам, перстням и камням, однако охотно сопровождал мать в её рейдах по набережной. Он с удивлением наблюдал, как парни небрежно прятали в карманы хрустящие в их крепких пальцах красные десятки, зелёные полусотенные, а подчас и фиолетово-серые сотенные бумажки. Ничего себе! Если перстень кому-то был мал или слишком велик, парни записывали в блокнотики нужный размер, адреса клиенток и обещали через три-четыре дня доставить в условленное место или на дом новый перстень.

Когда в аллее появлялся милиционер, парни поспешно отбирали у покупателей свои товары, закрывали чемоданчики и принимали безучастный вид.

Алька шёл сейчас на обед от причала и вдруг увидел на одной из скамеек бородатого парня с несколькими розоватыми пластмассовыми кулонами; они висели на его руке на тонких цепочках и заманчиво покачивались. Алька глянул на них и обмер. Внутрь каждого был заключён морской конёк, самый что ни на есть подлинный, засушенный, с изящно изогнутой шеей.

– Почём? – дрожащим от волнения голосом спросил Алька.

– Трёшка.

Алька сунул парню зелёную бумажку, схватил один из кулонов и с радостно бьющимся сердцем пошёл, рассматривая покупку. Потом надел цепочку на шею, поправил кулон. Алька уже не шёл – почти бежал на обед, так хотелось ему поскорей показать свою покупку. За столом конька первым заметил Васька и в упор спросил:

– Настоящий?

– А то поддельный! Стал бы я носить фальшивого!

– Оригинально, – сказал Алькин отец. – До чего не додумается частник! Ведь надо, чтобы расхватывали товар, чтобы затраты и риск окупались…

– Какой риск? – спросил Ромка, что-то жуя.

– Торговать этим запрещено, могут быть неприятности, – сказал отец. – Значит, приходится рисковать.

– Сколько отдал? – резко спросила бабка, Алька ответил, и она отрезала: – Грабители!

Лишь Тайка молчала, и Алька был доволен. Однако его огорчало, что соседи по столу никак не хотели оценить его покупку. Не снимая цепочки с шеи, он положил кулон на стол и погладил пальцем его гладкую, чуть выпуклую поверхность.

– Разве не красиво?

– Красивей и не бывает! – Тайка заносчиво встряхнула тугими косичками. – Носишь на шее гроб с бедным коньком.

Альку так и передёрнуло, и если бы не Васькины родители, он стукнул бы её.

– Скажи, что тебе завидно! А как носят ископаемых мух в янтаре?

– Сравнил! – фыркнула Тайка.

– Алик, не забывайся! – Мать недовольно посмотрела на него и с некоторым извинением – на соседей. Ради них-то она и сделала замечание Альке, потому что давно привыкла к ожесточённым схваткам старшего сына с дочерью и не знала, как их примирить.

А кто знал? Тайка была упряма, неуступчива. Может быть, если бы мать и сумела их как-то примирить, Альке было бы хуже: пришлось бы от чего-то отказаться и приноравливаться к сестре. А он не хотел этого. Мать была не строгая и почти не вмешивалась в их отношения: у неё едва хватало времени даже на себя – на портних, на парикмахерш, на визиты к многочисленным знакомым и нужным людям. Отец – совершенно другое дело. Всё, что у Альки есть хорошего, всё от отца. Он ходил в школу по вызовам классного руководителя или директора, со всеми находил общий язык и запросто всё улаживал. Ну мало ли что бывает в классе или в коридоре на переменке: стукнешь кого-то, обругаешь, что-то отберёшь, а на тебя за это всякие маломощные, завистливые бегут с жалобами… В общем, отец у него что надо!

Он промолчал сейчас только потому, что в душе был согласен с Алькой и не хотел выносить на люди семейные ссоры. Отец никогда не говорит лишнего.

Алька мельком кинул взгляд на Ваську и вдруг почувствовал приступ тоски. Даже смешно, даже непонятно было! Что там ни говори, а его почему-то тянуло к нему, тянуло, и всё. Алька снова посмотрел на Ваську с молчаливым интересом, будто захотел увидеть в нём что-то скрытое, рассеянно потеребил в руке кулон и подумал: «Опять после обеда убежит к этой?» Алька не ошибся: Васька снова подбежал к столу, где сидела Ира со своим молодящимся дедом в шортах, по слухам, известным московским художником, и они о чём-то стали оживлённо говорить.

Алька снял с шеи цепочку с кулоном, спрятал в карман и снова пошёл бродить по набережной. Он мог бы познакомиться с каким-нибудь мальчишкой – ребята его возраста здесь были. Мог бы, да не хотел. И к отцу не тянуло: даст какой-нибудь совет, который не по душе Альке, и попробуй его не выполни!

Когда Алька через полчаса вернулся к пляжу, он увидел их, Ваську с Ирой, возле моря. Они что-то строили из гальки. Алька кинулся было к ним, но тут же одумался. Не надо сразу. Он встал за газетный киоск.

Вот Васька, подвижный и щуплый, храбро прыгнул в волны, восторженно замахал руками и, весь исхлёстанный брызгами, принялся выворачивать из песка камни, подкатывать, подтаскивать их к Ире. И ловко это у него получалось. Куда девались его скованность и робость?

Васька неистово, с хохотом и криком снова, и снова кидался в волны. Ира покатывалась со смеху. Да и Альке было забавно. Мальчишка явно смешил её, знал, что ей нравится, и Алька впервые подумал: ай да Васька!

Чем больше смеялась и веселилась Ира, тем старательней трудился Васька, выворачивая громадные камни и складывая из них крепость. Алька уже не прятался за киоск, а открыто смотрел на берег. Возле крепости стала собираться малышня. Теперь можно было и ему спуститься на берег. Алька легко сбежал на пляж. И независимо, слегка вразвалочку пошёл к ребятам.

Ира сразу заметила его – рослого, черноглазого, красивого. Подойдя вплотную к крепости, он упёр руки в бока и звучно сказал:

– Крепко! Ты великий строитель, Василий! Фортификация – высшая категория! И девятый вал не сокрушит…

Вася промолчал.

«Что такое фортификация?» – подумала Ира и отметила, что Вася словно бы не очень доволен, что этот мальчишка подошёл к ним.

– И у тебя отличная помощница! – Алька с любопытством смотрел, как они работают.

Ира кинула на него быстрый взгляд, стёрла со щеки мокрый налипший песок и отвернулась. По её округлившейся щеке он понял, что она улыбнулась. Почему бы ему не подружиться с ней? Она, кажется, весёлая. С ней можно и в бадминтон поиграть и побродить по набережной. И в кино посидеть. Ну, а Васька ей скоро надоест. Маловат он ещё, чтобы дружить с девчонками…

Алька почувствовал себя в ударе:

– Замечательно! Восьмое чудо света! А кто комендант этой крепости? Ты? Возьмёшь меня в замы?

Васька опять промолчал.

Огромный морской вал обрушился на берег, ударил, захлестнул и повалил всех, кто был возле крепости. Один Алька длинным упругим прыжком успел отскочить. Когда вал схлынул, Алька увидел, что от крепости остались жалкие развалины.

– Это ты виноват, Васька, ты! – засмеялся Алька. – Не захотел меня взять в замы и рассердил море. Оно любит справедливость! Правда, Ира?

– Не предусмотрел такой возможности! – в сердцах крикнул Вася, разваливая ногой остатки крепости. Он сам удивился, откуда у него взялись такие слова.

Алька услышал сзади шаги и знакомый голос:

– Ага, и ты уже здесь? Куда дел морского конька?

К ним подошла Тайка.

– Куда надо, туда и дел, – вяло огрызнулся Алька.

– Тебя кто звал сюда? – сестра насмешливо уставилась на него.

– Сам пришёл! Без пригласительного билета, – он хотел было пустить в ход какие-нибудь словечки покрепче, но сдержался. Он понял: всё пропало. Тайка уже успела познакомиться с Ирой, и ему здесь теперь делать нечего.

Сунув руки в карманы джинсов, он медленно, вразвалочку побрёл от них. Тайка будто существовала на свете только для того, чтобы вредить ему, мешать жить и портить настроение. Как бы всё-таки проучить её?

– Горе-строители! – сказала Тая. – Море вас победило.

– Ну и пусть! – вывела дрожащими от холода губами Ира. – Мне уже надоело это военное строительство! – И оглянулась, чтобы посмотреть на уходящего Альку. Однако его и след простыл.

– Ир, пошли сейчас ко мне, – сказал Вася. – Кое-что покажу тебе. Совершенно секретное!

– Пойдём, – не очень охотно согласилась Ира.