Текст книги "Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана"

Автор книги: Анатолий Мошковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Анатолий Иванович Мошковский
Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

Глава 1. Вася Соломкин

На берегу пруда сгрудились ребята. Хохот и крики затихли. Все внимательно смотрели на Саньку. Вот-вот опять чего-нибудь выкинет…

Плотный, лобастый, в потрёпанных джинсах, он сидел, уперев одну ногу в землю, на побитом велосипеде и глядел на тропинку, уходившую вниз к дощатому мостку. Вдруг Санька вскинул голову и улыбнулся толстыми, добродушными губами:

– Эй вы, народ! Хотите, прыгну с мостка на велосипеде?

– Ты что, рехнулся? – усмехнулся один.

– Заливай, да знай меру! – отозвался другой.

– Слабо́, не прыгнешь! – подначивал третий, и лишь один мальчишка, светловолосый и худенький, с широкими, полными любопытства глазами, Вася Соломкин, крикнул сорвавшимся от волнения голосом:

– Сань, не надо… Разобьёшься!

– Это я-то? Раз-зойдись!

Санька оттолкнулся от земли, пригнулся и, бешено вращая педали, ринулся вниз. Влетел на мосток, оторвался от него, промчался метра три в воздухе и вломился в неподвижную гладкую воду. Исчез с головой, и Васино сердце оборвалось и вслед за Санькой с велосипедом тоже упало куда-то вниз. На пруду поднялся настоящий шторм: взбаламученная коричневая вода плеснулась на берега, низко положила растущую кое-где осоку.

Санька тотчас вынырнул. По шейку в воде, по-прежнему улыбаясь и отплёвываясь, пошёл к берегу, таща на плече велосипед. Вася влюблённо смотрел на него. Потом забегал, запрыгал, закричал. Пусть взрослые что хотят говорят про Саньку, а второго такого нет и быть не может!

Санька вылез на берег. С него лило. К джинсам и рубахе прилипли звёздочки ряски и водоросли. Ребята обступили Саньку, загалдели, заспорили.

– Как у вас здесь шумно и хорошо… Здравствуйте! – послышался знакомый, единственный в мире голос.

Вася вздрогнул, оглянулся и кинулся к маме. Целых пять дней не видел он её. Мама положила сумки на траву, потрепала Васины лохматые волосы, мельком заглянула в глаза – убедилась, что всё в порядке, – удержалась, не поцеловала. Вася считал себя большим и стеснялся.

Мама заметила кое-какие перемены: соломенные волосы ещё больше выгорели, на щеке появилась косая царапина, на измятой и перепачканной рубахе – на плече – внушительная дыра.

Мама перевела взгляд на Саньку.

– Не ушибся?

– Не для того прыгал… Я хотел бычков попугать!

– А я думала – проверить храбрость.

– А чего её проверять? – Санька весело посмотрел на неё. – Это же, тётя Валя, пустяк, вот если бы с высокого трамплина…

– Неуёмный ты парень… Вася, помоги мне.

Вася покорно взял авоську и пошёл впереди мамы. Он был очень рад её приезду, но как не хотелось ему уходить сейчас от ребят и от Саньки… И чтобы поскорей вернуться, Вася едва не бегом бросился к дому.

Однако его догнал и больно стеганул по ушам Санькин голос:

– Васенька, пора кушать и собираться на юг! Родителей надо слушаться!

Вася услышал за спиной смех ребят и весь зарделся, вспотел от несправедливости, а ещё и оттого, что не нашёлся что ответить.

Он почувствовал, что Санька жалеет и осуждает его. Да, Вася в самое ближайшее время должен мотать на этот ненавистный юг. Как не хотелось уезжать отсюда к морю, в выжженный солнцем посёлок у огромной чужой горы. Чего там хорошего? Пыль, жара, безделье… Там и небо не такое, как здесь, и деревья шумят по-другому, и запахи незнакомые, и даже бабочки летают не так, как здесь.

Вася быстро шёл впереди мамы и хмурил светлые брови.

Взяли взрослые такую манеру – возить своих горячо любимых детишек на черноморский курорт, и не «дикарём», не в какой-то там храбро прилепившийся к скале домик, а в дом отдыха. Там всё строго по расписанию, и трижды в день в одно и то же время нужно таскаться в столовую: опоздаешь – не накормят; там взрослые часами валяются на раскалённой гальке; там они, короче говоря, убивают попусту время. Наказание, а не отдых!

По дороге мама закидывала Васю вопросами:

– Ну как вы здесь? Все живы-здоровы? Ничего не случилось?

– Всё в порядке, – скучно ответил Вася, открывая калитку.

Он ждал, когда мама наконец заговорит об отъезде. Папа был сейчас в Мурманске, а через неделю они должны были уезжать. Вот бы случилось что-нибудь такое, чтобы поездка не состоялась…

– Вчера получила от папы телеграмму, – сказала мама, и сердце у Васи притихло и напряглось от ожидания. – Он задерживается. Там у него какое-то ЧП, и вернётся он не в воскресенье, а в понедельник. Так что, Васенька, поедем его встречать.

К ночи брызнул мелкий дождик. Вася лежал под одеялом, слушал его вкрадчивый шорох и думал, как много надо успеть ему. Во-первых, забраться с Санькой в секретный блиндаж-землянку, посидеть на скамье у стены и, осторожно высунув в отверстие стереотрубу с системой зеркал, посмотреть, что делается на земле; во-вторых, нужно ещё раз порасспросить его о Кутузове и Нахимове – Санька всё знает и умеет не только бросаться на велосипеде в пруд. В-третьих, надо ещё предпринять с ним боевую вылазку – поймать ёжика, который жил где-то неподалёку от них: на садовых участках развелась тьма-тьмущая мелких диверсантов – мышей, и ёжик нужен был позарез.

Утром, наскоро поев, Вася кинулся искать Саньку. Ну и денёк это был! Они до посинения купались в пруду и ловили бычков-ратанов – скользкие, колючие, те, изгибаясь, вырывались из рук; обстругали рубанком несколько пахучих сосновых досок для недостроенного корабля со штурманской рубкой; плавили свинец на закопчённой печке и сами при этом замечательно закоптились! А потом на дикой скорости, точно в последний раз, носился Вася по бетонке на велосипеде… Вот это была жизнь!

А на следующий день, в воскресенье, они сидели с Санькой в блиндаже и при неровном свете спиртовки разговаривали. Санька по привычке покусывал толстые губы и весело выкатывал жаркие глаза. Вдруг он вздохнул:

– Ни на что не хватает времени, даже почитать некогда: сегодня в пять утра улизнул из дому и в лесу на пеньке читал о Тиле Уленшпигеле… Ночи бы не спал! Зачем эти ночи?

Вася слушал его, и неожиданно к нему пришло решение: не нужно ему никуда уезжать. Он спрячется в этом блиндаже, Санька будет носить ему еду и воду, а потом, когда опасность минует, Вася выйдет из укрытия, и его прекрасная жизнь будет продолжаться в прежнем темпе.

– Сань, – шепнул Вася, – а я не поеду с ними, а останусь здесь. Как ты думаешь?

Санька улыбнулся.

– Не пройдёт номер… И под землёй найдёт мама своего драгоценного ребёнка.

– Как же мне быть, Сань? Не хочу я туда!

– Мало ли что ты не хочешь. Кого это волнует? Они хотят, и всё.

– А я? – Васю стала потихоньку наполнять обида.

– Что «я»? Я же сказал, что ты никто, пока ты ребёнок… Ты, Васька, пока что только рядовой, а они – высший комсостав, начальство, вот и слушай их и беспрекословно выполняй приказы!

– А ты бы что сделал? Поехал бы?

– Ни в какую. Нашёл бы какой-нибудь выход.

– А какой? Скажи!

– Маленький ты ещё, Вася… Да и надоело мне здесь – спина заболела гнуться… Пошли наверх!

Они вылезли на свет, аккуратно заложили дёрном секретный вход, и скоро Санька пошёл обедать, а Вася остался один. Он стоял на широкой, поросшей ромашками и колокольчиками полянке и думал: «Почему он не сказал, как мне быть? Сам не знает? Или не верит, что у меня что-нибудь получится?»

Над цветами порхали красные и синие в голубых разводах бабочки, деловито прожужжал тяжёлый полосатый шмель. Тонкие белокожие берёзки на фоне тёмных ёлочек выглядели нарядно и празднично, точно собирались в гости. И Вася вдруг почувствовал тоску и безнадёжность: придётся и на этот раз ему уехать!

И неожиданно для себя Вася сказал:

– Ну всего, бабочки, и вы, берёзки… Там я вас не увижу… И вы, бычки в пруду, и ты, Санька, прощай…

Вечером мама вышла на крылечко, посмотрела на участок с зелёными грядками и яблоньками и сказала:

– Пора, Вася, едем…

Будто заноза вошла в Васино сердце, но вида он не подал.

Глава 2. Машинка стучит и стучит

Пыльный дребезжащий автобус доставил их к железнодорожной платформе, электричка с дробным стуком увезла в Москву, а утром Вася с мамой встречали на вокзале прибывающий из Мурманска поезд.

Из вагона легко вышел папа с обшарпанным чемоданчиком. Заметив их в толпе, он радостно, как мальчишка, заулыбался – лицо у него было, как и у Васи, широкое, и очки почему-то сразу запотели. К сердцу Васи волной прихлынуло тепло, и он уже не думал ни о чём другом, кроме как о папе. Папа обнял и сильно прижал к себе одной рукой маму, другой – Васю. Васю он не только прижал, но и приподнял и несколько шагов пронёс по перрону, приговаривая: «Ну и вытянулся, ну и тяжеленный стал… Рука сейчас отвалится!»

Вася болтал ногами, со смехом вырывался, и ему было очень хорошо. Папа шёл, то и дело поглядывая на него: на маму взгляд, на Васю – два.

– Долго ты странствовал на этот раз! – сказала мама в вагоне метро, не спуская с папы своих серых, широко распахнутых и счастливых, с чуть подведёнными ресницами глаз. – Похудел, загорел. Трудная была командировка?

– Не из лёгких. Что-то давно мне не попадаются лёгкие. Решаю неразрешимые проблемы.

Вася улыбнулся. Всё-таки очень не хватало ему эти недели папы!

– Никто тебя, Саша, не просил решать эти проблемы – сам взялся и не жалуйся, – сказала мама.

– Верно, Валя, сам… – ответил папа. – А что мне оставалось делать? Не мог я не ввязаться в драку. На карту поставлена честь и судьба человека… И не плохого, а можно сказать, замечательного!

«Что за драка? Что случилось с этим человеком?» – мельком подумал Вася.

А папа, не замечая шума и толкотни в вагоне, защищал маму плечами от пассажиров, с жаром продолжал рассказ. Папа всегда такой, когда возвращается из командировки, – взбудоражен и несколько дней рассказывает маме о ней, и пока не «отпишется», ничто другое не волнует его…

Когда они вышли из метро и подходили к своему дому, папа озабоченно сказал:

– Успеть бы с очерком: ведь пять деньков осталось до отъезда.

– Я уже и билеты на поезд купила, – напомнила мама, – и резиновую шапочку для тебя, а для Васи новые плавки.

Папа съездил в редакцию, вернулся и ушёл в свою комнату, сплошь заставленную полками с книгами, журналами, справочниками, заваленную пожелтевшими, обтрёпанными подшивками газет. Мама не раз порывалась навести там порядок, но папа не разрешал и сердился: там был его, а не мамин порядок.

В этой комнате на письменном столе находилось главное «орудие труда» папы – пишущая машинка «Эрика». Без её металлического стука, то ритмично-спокойного, то прерывисто-лихорадочного, неровного, нельзя было представить папину жизнь. Итак, папа ушёл в свою комнату, и тотчас в ней воинственно застучала машинка, и стучала до вечера, до прихода мамы. Вася послонялся по двору в поисках приятелей – никого не было, все разъехались, – вернулся, а папа всё стучал и стучал. Вася никогда не читал его очерков и репортажей – они печатались в журналах непривычно мелким шрифтом и предназначались не для детей. Да и, признаться, некогда было читать. За ужином папа был молчалив, ничего не спрашивал – всё, видно, думал о своём.

Когда Вася проснулся, за окнами пылало огромное солнце, раздавался радостный птичий щебет, а стук за стеной всё ещё был слышен, правда, не такой частый и воинственный, как вчера, а редкий, сомневающийся, спотыкающийся. Усталый.

– Нельзя так, Саша, – сказала мама за чаем. – На усталую голову ничего путного не напишешь. Отдохни.

– На юге отосплюсь… Ох, как я там отосплюсь за весь год! – Папа вдруг засмеялся. – Ты с Васькой будешь бултыхаться в море, а я – дрыхнуть. Непробудно!

– Ну как продвигаются твои дела? – спросила на третий день мама.

– Так себе, Валюша… Зашиваюсь! Скорей всего, мне не удастся поехать с вами. Катите с Василием без меня.

– Ты это всерьёз говоришь? – Узкие мамины брови, светлые, как у Васи, сурово сошлись на переносице. – Так вот знай: никуда мы без тебя не поедем. Разбейся, а успей – Мамины брови разошлись, и она улыбнулась. – Ты меня поддерживаешь, Вася?

Вася кивнул, а сам притих. Лишь сердце где-то в глубине его забилось тугими длинными толчками. Значит, вопрос до конца не решён и они ещё могут не поехать?

И только Вася представил себе всё это, как на него наплыло большегубое Санькино лицо с шальными глазами, придвинулся влажный шум леса за оградой их участка и стремительный свист велосипедных шин на бетонке…

Вне себя от радости Вася замурлыкал под нос. Потом его мурлыканье перешло в пение. Он кинулся в комнату, схватил заряженный пистонной лентой-обоймой пистолет и стал беспощадно палить из него и бегать по коридору. Будто Санька был рядом и они прочёсывали лес в поисках вражеских парашютистов.

В коридоре запахло сожжённой бумагой и серой. Вася так громко топал, кричал и палил, что из комнаты выглянул папа.

– Ты чего разошёлся? Решил выкурить меня из дому?

– Прости, па, больше не буду!

К щекам прихлынул острый жар. Как же так получилось? Ведь папа может подумать, что Вася рад, что папе не хватает времени… Ехать он не хочет, да, этого Вася не скрывает, но пусть у папы всё будет хорошо, а ещё лучше – отлично!

За вечерним чаем папа угрюмо покачал головой:

– Всё. Не уложился. Завтра отвезу в редакцию то, что успел.

Вернувшись, он швырнул портфель и сказал маме:

– Твоя взяла… Не хотел ехать, а придётся. Наш главный гонит меня отдыхать: дал ещё семь дней, на юге должен доработать и прислать…

Вася юркнул в комнату и, сжавшись в комочек, сидел на корточках и с горечью думал: «Ну и пусть едут, пусть! Они одни поедут, одни, без меня, а я куда-нибудь сбегу, спрячусь. Санька не помог, так я сам что-нибудь соображу… Хватит с меня!»

Упрашивать родителей не брать с собой – бесполезно: сколько раз уже просил! Надо сделать вид, будто ничего не имеешь против, а в самый последний момент – именно в самый последний, когда уже поздно что-нибудь изменить – улизнуть от родителей. Сам папа не раз говорил ему: каждый мальчишка должен уметь постоять за себя, а иначе какой же ты мальчишка.

Верно. Так оно и есть. Вот Вася и докажет это папе. Завтра же!

В открытый чемодан летели Васины майки и трусы, а он в холодном ознобе ходил возле мамы и набирался решимости: «Пусть собираются, пусть укладывают мои вещи – нельзя робеть и поддаваться на разные там чувства, иначе из тебя ничего не получится!»

Вася уже во всех деталях разработал план операции. Как только родители станут запирать дверь, надо сказать, что он пойдёт вперёд, броситься вниз по лестнице и спрятаться в подвале. Пусть-ка найдут, когда времени в обрез! А если подвал будет на замке, можно переждать у Женьки Машкина. Потом уехать к бабушке и дать родителям телеграмму, чтобы не волновались за своего драгоценного ребёнка. И если папа когда-нибудь попытается его пристыдить за всё это, сказать: «Ты же сам учил меня быть посмелей и посамостоятельней!» И нечего будет папе ответить ему.

Папа уже затягивал ремни на чемоданах, мама кинула на руку плащ и проверила, везде ли выключен свет. Наступал самый ответственный в Васиной жизни момент. Решился! Пальцы его мелко подрагивали. Несколько раз он даже икнул, и мама стала подозрительно посматривать на него.

– Ты что, Вася?

– Что я? Ничего я!

– Попей на дорогу воды – помогает, сказал папа.

– Не хочу я никакой воды! – Вася кинулся к двери, однако мама преградила ему дорогу, подняв с пола кожаную сумку с ремнями.

– Помоги нести сумку… Видишь, сколько вещей.

И Вася остановился. И продел в ремни руки.

…Поезд мчался по рельсам, и в тишине их купе был отчётливо слышен однообразно-ритмичный стук колёс: на юг, на юг, на юг! Вася смотрел в окно, сплющив о стекло маленький, усеянный веснушками нос, и ненавидел себя: его продуманный во всех деталях секретный план не стоил и ломаного гроша! Надо было заранее убежать… Вот бы удивилась и всплеснула руками бабушка Надежда, увидев его перед калиткой участка: «Ты что, Васенька, не уехал? Отпустили?» «Можешь считать, что и так…» – равнодушно ответил бы он. А Санька, встретив его у Мутного пруда, звучно стукнул бы себя кулаком по лбу: «Ты что это? Раздумал покататься на дельфине? Наплевал на скалы и кипарисы?» «Ага, – спокойно ответил бы ему Вася, – осточертело мне там вот так…», и Санька удивлённо уставился бы на него.

Всё это могло бы случиться, если бы он был порасчётливей и потвёрже. Не сумел. И всё дальше и дальше с неумолимым железным грохотом уносил его поезд. Вася безучастно смотрел на грозные танки «Т-34» на постаментах, с задранными в небо орудиями возле Орла и уже не гадал: а есть в них двигатели? А орудия выстрелят, если их зарядить снарядами? Он уже не провожал взглядом, вставая на цыпочки, установленный где-то под Мценском гвардейский миномёт «катюшу» с наклонными рельсами, по которым когда-то скользили в небо всё испепеляющие мины.

Угрюмо глядел он на оголтелых мальчишек, которые вгоняли мяч в ворота, сложенные из старых чёрных шпал. И не было ему никакого дела до диковинных белых срезов высоких холмов у Белгорода, до мелких волн гнилого, серовато-жёлтого Сиваша, до штабелей выпаренной соли и однообразных солончаковых степей, мелькавших за пыльными стёклами вагона…

Папа сидел у столика возле окна и листал мурманские блокноты.

Мама поправляла у зеркала причёску.

– Эх море-море! – сказала она. – Не верится: и двух часов не пройдёт, как мы увидим синеву до самого солнца, накат, брызги, услышим постукивание гальки. А какие агаты и сердолики найдём мы после шторма! Найдём ведь, Васенька?

– Можешь искать, а я тут при чём?

– Да зачем Ваське твои агаты и сердолики? – тут же вмешался папа. – Мы с ним слазим на верёвке в кратер бывшего вулкана…

– А он есть, да? – отчуждённо спросил Вася: пусть родители не думают, что он так легко примирился с этой поездкой. – Сам же говорил, кратер погрузился в море миллионы лет назад!

– В общем, ты прав, – ответил папа, словно не заметив его тона, – основная часть кратера ушла в море (а может, там и происходило извержение), но кое-что и сохранилось. Специально для нас с тобой. И если мы не окажемся робкими, сможем попробовать. Или ещё что-нибудь придумаем и такое выкинем – навсегда запомнится!

– А что там можно выкинуть? – презрительно фыркнул Вася. – Я терпеть не могу…

– Безделья? И я не могу! На этот раз всё будет по-иному. Вот увидишь. Всё ведь от нас зависит.

– Всё, да не всё, – буркнул Вася. Он заранее знал, как пойдёт их жизнь там. День за днём, час за часом… С маленькими вариантами и поправками, как любят выражаться взрослые.

– А ты не забыл, что там будет Ира? – напомнила мама. – С дедушкой.

– Только и думаю об этом! – Вася сердито сдвинул брови и, как ни странно, чуть успокоился. Эта Ира жила в их подъезде и была очень весёлая и очень красивая – даже смотреть в лицо как-то неловко, особенно когда случалось вдвоём подниматься в лифте: ей на пятый этаж, а Васе на седьмой. И Вася старался не смотреть ей в глаза, уж очень они у неё несерьёзные, ну и… Ну и, конечно – никуда от этого не денешься, – очень красивые. И всё время Ира бегает и поёт. И Васе однажды сказала в подъезде: «А ты чего такой серьёзный? Приходи когда-нибудь не по делу, а просто так, в гости… Поиграем». «Приду», – с горящими от смущения щеками выдавил Вася. Короче говоря, Ира в Кара-Дагском – это совсем неплохо. Но самое лучшее, что ждало его там, так это, бесспорно, тир с мишенями на стенке и пневматическими ружьями на прилавке! Вася всегда с удовольствием бегал в него и метко стрелял…

Почти целые сутки уже стучал по рельсам поезд.

Сверкнуло на горизонте узкой полосой море, и появились корабли. Море было далеко, и скоро оно перестало быть видным, но корабли остались. И казалось, что они стоят на суше. Удивительно! Начались пригороды Феодосии с кипарисами, санаториями, пляжами…

Пассажиры с чемоданами, продвигаясь к выходу, толкали Васю в спину и бока. Он терпел, не отходил от окна и смотрел на скучно-серую гальку, усеянную людьми в плавках и купальниках.

– Видно, водичка ледяная! Одни смельчаки в море! – сказал за спиной папа.

Вася промолчал. Это было ясно и без слов.

Глава 3. Обгон

Потом началась обычная и довольно-таки неприятная ловля машины на привокзальной площади. Один за другим уходили санаторские автобусы, увозя прибывших с поезда. Мама с Васей стояли возле вещей у стоянки такси, а папа, нервничая, подбегал то к одной, то к другой машине. Некоторые ловцы не очень-то соблюдали очередь и выхватывали машины с зелёным огоньком буквально из-под папиного носа.

Даже странно было! Папа много ездил, был, по словам мамы, неутомимым, попадал в разные переделки и не терялся, а вот сейчас не мог поймать обыкновенного такси. Однажды за обедом папа сказал маме, и Вася навсегда запомнил эти слова: «Не хочу я, Валя, лезть вперёд, расталкивая других. Одного хочу я – быть в ладу с собой. Видно, я просто растяпа… Не повезло тебе со мной». «Ужасно не повезло…» – мама засмеялась и ещё больше растрепала рукой вечно непричёсанные папины волосы. «А ведь и правда в папе что-то есть от растяпы», – впервые подумал Вася.

Наконец папа дождался – к нему мягко и вкрадчиво подкатила машина с шашками на борту. Папа взялся за ручку дверцы, и тотчас послышался негромкий вежливый голос таксиста:

– Вам куда?

– В Кара-Дагский.

– Вас сколько? – Таксист был узкоглазый, с густой, рыжей шевелюрой. И с двумя золотыми клыками.

– Трое. – Папа уже махнул рукой Васе, чтобы сторожил машину, пока он будет подносить чемоданы и сумки.

– Петуха. – Таксист лениво положил руку на баранку.

– Не понимаю, – папа недоумевающе улыбнулся и посмотрел на Васю, словно тот знал, что означает это слово; оно-то вроде и обычное, пёстрое и кукарекающее, да ведь таксист имел в виду что-то другое… Что? И чтобы папа не надеялся на этот раз на его сообразительность, Вася пожал плечами.

– Объяснять надо? – вздохнул таксист. – На земле живёте или ещё где?

– Объясните, пожалуйста, – попросил папа.

Объяснить таксист не успел, потому что к их машине подбежал очкастый, как и папа, мужчина. Длинноногий, поджарый, быстрый. Нос у него тоже был длинный и тонкий. Он был в новеньком спортивном костюме: распахнутой куртке на «молниях» и тренировочных брюках тоже на «молниях» внизу, да ещё с ярко-голубыми лампасами. По виду – мастер спорта, а то и какой-нибудь чемпион!

Подбежал он не один, а с высоким, очень похожим на него мальчишкой в броской рубашке в красную вертикальную полоску.

– Куда, шеф? – быстро спросил у таксиста возможный чемпион.

– А куда нужно?

Узнав, что нужно в Кара-Дагский, таксист вежливо и деловито спросил, сколько их.

– Нас много… Больше, чем положено по скупой норме ГАИ! – заразительно засмеялся «спортсмен», зачем-то потрогал свой длинный нос и заранее похвалил таксиста: – Но вы же отлично умеете втискивать в машину любое количество нашего пешего брата… Правильно я говорю, шеф?

– Петуха плюс цыплёнка за риск, – ответил таксист, и тут Васин папа, с удивлением слушавший их разговор, не выдержал.

– Простите, – спросил он у «спортсмена». – Что такое «петух»?

– Не знаете? – удивился носатый. – Всего-навсего пятёрка.

– А… – улыбнулся папа. – Положение у нас безвыходное – принимаем условия. Мы, по-моему, первые…

– Совершенно верно! Кто же сомневается… – немножко даже обиделся на папу мужчина.

Когда таксист захлопнул багажник с их вещами и мама влезла в машину, «спортсмен» в очках опять подошёл к папе и коснулся рукой его плеча:

– Простите… Вас всего трое… Не будете ли вы любезны прихватить одного из моих отпрысков? Я чувствую, что мы с вами едем в один дом отдыха, в «Синегорье», верно ведь? Боюсь, что в другую машину все мои не влезут. Уж слишком я многосемейный! Я, разумеется, оплачу, вам будет дешевле…

– Никаких оплат, – сказал папа. – Давайте сюда своего отпрыска.

Тот не заставил себя долго ждать: он стоял рядом.

– Алик, полезай! – приказал очкастый. – Сиди смирно и не забудь сказать этим добрым людям спасибо.

Не успел Вася и глазом моргнуть, как «отпрыск» дёрнул на себя дверцу кабины и уселся рядом с таксистом, сел на место, которое так мечтал занять Вася. Уж здесь-то была явная вина папы: мог бы и не пустить мальчишку на это место… Нахал, а папа с ним такой мягкий и вежливый!

Машина рванулась с места, развернулась и помчалась по улицам Феодосии. И сразу же сидевший впереди мальчишка заёрзал на сиденье, закрутился, глядя в заднее стекло. Он был года на два, на три старше Васи.

– Урра, отец уже сцапал таксо! Вот увидите, они вас обгонят… Как пить дать, обгонят! Честно. Отец всегда говорит: главное в жизни – не дать себя обогнать!

– Нас обгонят, – поправил его папа. – Ты что, не с нами едешь?

– Не с вами! – задорно, с вызовом отозвался Алик. – В вашей машине, но не с вами!

– Какой ты, однако, молодец! – засмеялся папа. – Ты всегда такой?

– Всегда! Я везде как дома. Я, как говорит отец, везде как рыба в воде и никогда не даю себя в обиду! А что, не похоже?

– Будь спокоен, похоже… Более, чем похоже.

– Я никогда не вру. Честно.

– В каком же ты классе учишься? – спросил папа.

– Перепрыгнул в седьмой! Хотите знать, какие у меня отметки?

Папа хотел. Он всегда и везде всё расспрашивал, и всё ему было интересно: таким его сделала профессия.

– Наверно, сплошные пятёрки? Способней тебя и в классе-то никого нет? – прищурив глаза, спросил папа.

Алька тут же выпалил, что покамест у него не сплошные пятёрки: за диктанты встречаются и четвёрки, но в самое ближайшее время он ликвидирует их, что лучше его учатся лишь два человека в классе; ещё Алька рассказал, что живут они в большом городе на Волге в пятикомнатной квартире с автоматическим лифтом, что отец его администратор в цирке и объездил с ним почти полмира, что мама его, Вера Аркадьевна, – экономист в облисполкоме, очень добрая, весёлая, и у них всегда полный дом гостей, и, по словам этих гостей, энергия отца прекрасно дополняется мягкостью и обаянием матери; зато его сестра Тайка – вреднющая и злющая девчонка, и он от неё немало натерпелся в жизни…

Папа ничего больше не спрашивал – Алька трещал без умолку. Стёкла папиных очков весело и чуть ехидно поблёскивали, а мамины узкие губы сложились в добродушную улыбку. Один таксист был безучастен.

Алькина спина, крепкие плечи и уверенный затылок мешали Васе смотреть вперёд. Ему приходилось вертеть головой, чтобы видеть улицы, обсаженные платанами, пирамидальными тополями и акацией, дома – высокие, многооконные, современные, а потом, ближе к окраине, низкие, с толстыми белыми каменными оградами, с почерневшей черепицей, а уже за городом – бескрайнюю равнину с виноградниками и садами…

Вася смотрел на Альку, слушал его голос, и потихоньку его наполняла досада на себя. Может, он завидовал этому Альке? Да ни капельки! И хорошо, что он не такой трепач. Но вот бы ему, Васе, немножко такой же беззаботности и уверенности. Этому Альке всё трын-трава! Ни взрослые, совершенно ему не знакомые, ни Вася, которого он видит впервые, – ничто не мешало ему. Скорей наоборот! Кроме того, судя по всему, ехал он в этот Кара-Дагский с огромной охотой…

На резких поворотах мама слегка обнимала Васю, чтобы он не стукнулся о дверку или спинку Алькиного сиденья, и приходилось то и дело отстраняться от маминых рук, чтобы Алька не видел и не думал чего не надо. Ну как мама не понимает, что нельзя так? Кто он, несмышлёныш, желторотый птенец, покрытый пухом?

Алька между тем продолжал оглядываться и наконец воскликнул:

– А я что говорил? Вон они! Наша машина догонит и перегонит вас!

– Ну и на здоровье, – сказал папа, – невелика беда, если приедем на пять минут позже.

– Вы в этом уверены? – спросил Алька.

– В чём? – не понял папа.

– Что невелика беда… Скоро сами всё поймёте… Совсем скоро!

– Значит, вам квартира в Кара-Дагском не нужна? – спросил таксист, всю дорогу молчавший. – А то могу устроить. В хороший чистый дом. Пять минут ходу от моря, и столовая рядом. И такса сносная – полтора с койки.

– Не нужна, – сказал папа.

– Урра! Вас обгоняют! – Алька запрыгал на своём сиденье. – Мы первые прикатим!

Его восторг, кажется, не очень понравился таксисту.

– Между прочим, всё зависит от меня, – сказал он. – Могу не пустить Петьку вперёд и первым приехать, куда пожелаете.

«Вот хорошо бы! – подумал Вася. – Утереть бы Альке нос, чтобы не вопил, не распоряжался в чужой машине, как в своей».

– А зачем вам, дяденька, не пускать её вперёд? – вдруг горячо заговорил Алька, словно испугавшись слов таксиста и Васиных мыслей. – Ваши пассажиры совсем не спешат…

Вася с нетерпением ждал, что ответит папа. Опять будет мягкий и вежливый?

– Мне-то что, мне всё равно… – Таксист полуобернулся к папе и вдруг хитро улыбнулся. – Цыплёнка бы подкинуть к петуху – и рискнул бы, уважил бы. Кое-куда можно и опоздать…

– А цыплёнок – это что? – спросил папа. – Рубль, два, три?

– Целковый… С хороших людей не люблю драть.

– Спасибо за доброту, гражданин Зацепин, – съязвил папа – видно, прочёл на дощечке перед Алькой фамилию таксиста. – Петуха суньте в свой суп, а цыплёнок пусть побегает живой… Нам не к спеху.

Алька притих, перестал смотреть назад, на гнавшуюся за ними машину, но Вася-то отлично видел, как левая щека его радостно округлилась, и сердце у Васи упало: всё! Их обгонят. Не так, не так должен был папа ответить таксисту!

– Дело хозяйское, – ответил тот и зевнул. Снял ногу с педали акселератора, скорость упала, и Вася едва не стукнулся зубами в спинку Алькиного сиденья.

И в то же мгновение мимо них с протяжным, захлёбывающимся от восторга сигналом промчалась синяя, плотно набитая Алькиным семейством машина, и было видно, как краснолицый мальчишка восторженно кричит, широко раскрыв рот, да ещё вдобавок машет руками.

Вася зажал ладонями уши, потому что Алька заорал, как сумасшедший:

– Урра! А я что говорил? А я что говорил?

Васе захотелось стукнуть его.

– Слушай, друг, нельзя ли немного потише? – спросил папа. – Ты не один в машине… Я уже оглох на одно ухо.

– Теперь можно и потише… – Алька не спускал быстрых, счастливых глаз с удалявшейся машины.

Давно осталась позади облупленная, полуразвалившаяся церквушка с кустами на крыше, мимо проносились посёлки; справа и слева тянулись длинные, плоские, рыжевато-зелёные горы и холмы с причудливыми, плавными складками и морщинами. И не было этим горам и холмам конца и края… Тоска! То ли дело у них – леса, перелески, полянки и болотца, тоненькие берёзки и мощные, как силачи, дубы, высоченные сосны и весёлые рябинки, мелкая рябь на Мутном пруду, в который на велосипеде бесшабашно прыгал Санька. Всё там до последней травинки и ароматной земляничины, до скрипа калитки и уютного шороха листвы на яблоньке возле крыльца – своё, близкое, понятное…

А здесь? Здесь всё не так! Здесь всё открыто и громадно. Ярко. Даже глазам больно.