Текст книги "Принц Половины Осени"

Автор книги: Анастасия Юрченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Не смей. – Моррис это прохрипел. Я прижимал руку к горящей коже и смотрел на него. – Не смей открывать свой рот. От тебя и так много проблем, заморыш.

У меня было одно хорошее воспоминание. У меня была прошлая жизнь. И я уже точно не был убийцей.

– От вас тоже.

Он сжал кулаки. И только, когда он пнул меня в живот подошвой своего ботинка, я понял, что серьёзно его задел. Только от резкой боли до меня дошло, что не я один умею злиться.

– Ещё что-нибудь скажешь? – Он надавил грязной подошвой мне на щёку. Я только дышал. Было больно. Больно и унизительно. – Раньше ты был просто убийцей. Теперь ты убийца, который может выйти за периметр. И, как считаешь, это справедливо? Ты своих родных зарезал, а теперь собираешься стать свободным? – Он надавил сильнее, я ощутил, как крохотные металлические клёпки на подошве спиваются в кожу. – Правильно. Молчи. Если бы ты всегда так делал, мы бы многих твоих травм могли избежать.

Я зажмурился, потому что глаза сильно обожгло. Не хватало мне ещё позорных рыданий. Меня не особенно обидели его слова, боль тоже была и посерьёзнее. Я просто понял, что хочу домой. Куда угодно, но не сюда. Не в железный ящик.

– Отпустите мальчика.

Давление тут же исчезло, напоследок глубоко царапнув кожу. Я моментально сел, тело на пару секунд потеряло связь с головой. Моррис уже поправлял свою форму, а в паре метров от меня стоял один из тех двух солдат, которые были частью «Авроры» и всегда следом ходили за О’Харой. Солдат быстро преодолел расстояние между нами, наклонился, чтобы поднять меня. Я собирался отмахнуться от его помощи, чтобы сохранить последние крупицы своего достоинства, но не успел. Он поднял меня за шиворот слишком быстро. Пару раз прошёлся раскрытой ладонью по ткани, стряхивая часть пыли. Как мамочка, честное слово.

– Не стоило. – Буркнул я.

Мужчина ничего не ответил. Он кивнул, чтобы я шёл за ним. Моррис так и продолжил сверлить наши спины гневным взглядом. Мне уже становилось страшно от мысли, что меня ждёт, когда я вернуть обратно в общий зал. Пока мы шли оставшийся путь до комнаты для свиданий, я смотрела на кобуру своего сопровождающего. Думал, что если я достаточно быстро всё проверну, то что-то должно получиться. Долго думал, а потом решил, что не стоит воровать оружие. Шансы мои невелики. Я плохой вор. И стрелок тоже. Наверное. Я не помню. В любом случае, он военный, а у меня нет никакой подготовки.

Комната для свиданий всё такая же. Холодная и хромированная, блестит и пахнет железом. Иногда мне даже кажется, что здесь время застывает. Ругань в главном зале, суматоха на рабочем секторе и жуткие кряхтения в лабораторном – всё уходит на задний план. За столом ожидаемо сидел О’Хара, он что-то читал на своих бумагах. Как всегда.

– Мистер О’Хара, – сказал мужчина, который сопровождал меня.

– Спасибо, Скотт. Что-то Моррис в этот раз долго тебя вёл, видишь, пришлось даже Скотта за тобой отправлять. – Рассеянно говорил О’Хара, продолжая читать. – А Скотта и Алекса разлучать нельзя. Они по отдельности соображают хуже.

Последнюю фразу О’Хара сказал с лёгкой усмешкой. Я сел на стул, О’Хара поднял на меня глаза и его лёгкая улыбка тут же растаяла.

– Это ещё что? – Он вопросительно глянул на Скотта, тот сразу сказал, что это не его рук дело.

Я сначала не понял, о чём речь и что так всех присутствующих смущало. В комнате полотном натянулась тишина. В этой тишине раздалось тихое капанье. Я опустил голову и увидел своё отражение на хромированной поверхности стола. На отражение капало красное. Я мазнул по столу раскрытой ладонью, делая своё лицо багровым.

Вид у меня был не очень. Мало того, что глаза, как оказалось, красные после последней ночи. Ещё и разодранная щека, из которой несколькими тонкими полосами стекала кровь. А вокруг свежих дыр чёрные следы грязи. Часть крови уже попала на одежду и превратилась в россыпь небольших бурых пятнышек. А новые капельки продолжали звонко разбиваться о холодную поверхность стола. Объёмные капельки быстро застывали на таком холоде, покрываясь мягкой корочкой.

– Так получилось. – Я снова поднял голову, глядя на Ригана. Он выглядел усталым, но его глаза всё ещё были равнодушны. В этот раз он даже не пытался сделать вид, что сочувствует.

– Вытри это. – Он протянул мне платок из нагрудного кармана своего пиджака. – Не хочу, чтобы ты испортил одежду. Это ведь след от сапога, я правильно понимаю? – Этот вопрос был уже для Скотта.

– Так точно.

О’Хара разочарованно помотал головой. Его, наверное, расстроило, что придётся выводить меня за периметр с такой красотой на лице.

– Мы ведь уже куда-то едем, так? – Осторожно спросил я, когда закончил вытирать щёку. Потом занялся руками. Я пару минут повертел в руках грязный платок, мне стало дурно от вида подсыхающей крови, и я бросил его на стол.

– Да, есть у меня для тебя одно дело. – О’Хара заметно оживился. Даже не стал ничего говорить про испорченный платочек. – Я должен был забрать тебя позже, но планы немного изменились. Мой клиент паникует, поэтому ты мне нужен сегодня же.

– А ещё будут подробности? – Я немного улыбнулся, стараясь поязвить, но попытка улыбнуться отозвалась жгучей болью на щеке из-за дыр от металлических зубчиков.

– Переоденься сначала. Скотт, отведёшь потом его к машине. Мы заедем проверить мальчика, прежде чем поедем по делу.

О’Хара положил на стол небольшую коробку, протянул Скотту чёрный футляр, встал из-за стола и вышел из комнаты, Алекс пошёл следом. Дверь хлопнула.

– Можешь начинать. – Скотт убрал футляр и снова принял обычную стойку, продолжая смотреть на меня.

– Чего? – Я посмотрел на него. Пару раз моргнул и перевёл взгляд на коробку. – Тут что ли? И…при тебе?

– Мы с тобой одного пола, если не заметил. Так что, можешь не переживать, ты меня не удивишь.

Я уже поднялся на ноги, когда он добавил:

– И нижнее бельё не забудь.

– Бельё? – Брови стремительно поползли вверх. – Это ещё зачем?

– Мистер О’Хара сказал, что мы заедем тебя проверить. Судя по всему, ему не нравится, что твой надзиратель так себя ведёт. – Кажется, слова «бьёт тебя» застряли у него в голове, так и не вырвавшись. – Лучше, если вся одежда будет свежая. К тому же, Мистеру О’Хара спокойнее, когда весь комплект им лично проверен. Так безопаснее.

Скотт достаточно много разговаривал и объяснял, поэтому я решил, что он не совсем солдат. Может, кто-то вроде наёмного охранника. Тем не менее, он знал своё дело и ещё раз напомнил, что мне следует переодеться полностью. И он совершенно не собирался отводить взгляда. Смотрел он явно без всякого интереса, выполняя это скорее на автомате, потому что, я думаю, для него это тоже не представляло особого удовольствия.

Я моргнул, сглотнул и очень протяжно выдохнул. Я повернулся к нему спиной и расстегнул молнию формы, потом подумал и поставил перед собой стул так, чтобы спинка закрывала всё самое интимное, когда придётся переодевать нижнее бельё. В целом, мне был понятен ход мыслей О’Хары: он хочет быть уверен, что у меня ничего с собой нет. Видимо, до меня умудрялись пронести что-то в самых интересных местах.

– Пара минут холода и позора прошли вполне успешно, как считаешь? – Скотт сказал это очень громко, так что я подскочил. Это было неожиданно после тишины, от которой чувствовалось ещё больше неловкости. – Всё это оставь тут и подойди.

Я пожал плечами и выполнил указания. Скотт с хлопком вскрыл футляр и повертел в руках аккуратный пульт небольшого размера. Она быстро ввёл что-то, машина отозвалась тихим гудком, а потом и мой аксессуар издал такой же звук. Я рефлекторно отступил и ощупал обруч на шее, но изменений не было.

– Когда выйдем за периметр, могут появиться неприятные ощущения.

– А если сниму? – Попытался я его поддеть. – Я ведь могу сбежать.

– Во-первых, замок электронный. Во-вторых, при попытке взлома тебя ударит током. Пока этих двух аргументов достаточно?

Я пожал плечами. Потом Скотт повёл меня к выходу. Осознание настигло неожиданно: мы идём на улицу. То есть прямо-таки на улицу. Я не выходил за стену уже…сколько я здесь? И в груди расплескался яркий детский восторг, точно должно было произойти что-то грандиозное. Скотт скептически фыркнул, когда заметил, что я не смог сдержать эмоции и начал светиться от радости. Ему-то не понять, он не был закрыт в бетонном ящике столько времени.

Мы покинули комнату для свиданий и ходили по коридорам, мне даже начало казаться, что мы заблудились. Потом был лифт, который ехал очень долго, из-за чего молчание в кабине было просто мучительно. А потом мы вышли на просторную площадку с четырьмя вышками, большим, круглым, одноэтажным офисным центром и самим зданием лагеря. К слову, офис вызывал странный контраст с чудовищем из бетона и металлических балок, выстроенным рядом. И всё это огромное и жуткое сооружение окружено высоким решетчатым забором. А вокруг…сухая земля, песок, скудная растительность и палящее солнце. Не это я хотел увидеть, спустя столько времени за толстыми стенами.

Тем не менее, нелепый восторг всё же взял своё. Я остановился, раскинул руки и, запрокинув голову, кричал в небо. Я улыбался в ответ солнцу. Мы оба были яркие в тот момент. Вместе с криком в небо полетела вся та горечь и тоска по большому миру, которая успела накопиться внутри. Конечно, неприятный осадок всё так же продолжал зудеть, но основные эмоции нашли свой выход. Я чувствовал радость. Эту радость я посвятил Томасу и Лисс. Пусть знают, что я их помню. А мама с папой пусть знают, что я ещё могу всё исправить.

Солдаты на вышках сразу взяли меня на мушку, но Скотт быстро встал рядом, показывая, что всё в порядке и не надо паники. Он взял меня под руку и потащил в машину.

***

В автомобиле приятно пахло. Мягкие сидения, приглушённая музыка, деловая атмосфера. Я был рад, мне удалось уговорить О’Хару, чтобы он разрешил мне ехать без пиджака и галстука. А то я чувствовал себя очень скованно. После миленького комбинезона заключённого классические костюмы кажутся парадными, и становится жутко неудобно. Но жилет он заставил оставить. Даже расстегнуть не позволил.

Скотт оказался прав. Уже минут через двадцать от начала поездки кожа под браслетом зачесалась, было ощущение, будто под ошейником всё было покрыто колючками. Как множество крошек, которые впиваются в кожу.

– Всё чешется, – я демонстративно попытался поддеть пальцами аксессуар.

– Не трогай. Нормальная реакция. – Риган всё так же продолжал глядеть на дисплей своего телефона.

– В лагере было по-другому. – Я не унимался.

– Представь, что сначала ты был загипсован весь, а потом загипсована только нога. Так же с этой защитой. Уровень разный.

– Но ведь правительство говорит, что от нас нет защиты. – Я свёл брови и даже перестал пытаться почесать кожу.

– Если бы её не было, – О’Хара поднял на меня глаза, которые казались жуткими от подсветки экрана телефона. И, да, он снова смотрел на меня, как на последнего идиота. – Вы бы уже всё там до основания разрушили. – Он снова вернулся к телефону. – А тебе пора перестать быть таким наивным и прекращать верить всему, что говорят.

Я сглотнул, а Алекс, кажется, нашёл в словах О’Хары шутку: я слышал, как он издал звук похожий на смешок.

– А куда мы едем? Я уже переоделся, Вы обещали рассказать.

– Скотт, он всё правильно сделал? – О’Хара начал быстро что-то печатать.

– Да, сэр.

– Так, сейчас я договорюсь с доктором. Если ты здоров, в состоянии выполнить свою часть сделки, то я тебе всё расскажу. А без уверенности, что ты будешь нужен, я не могу посвятить тебя в подробности всего. – Он поднёс телефон к уху и продолжил, пока шли гудки. – Незачем тебе засорять мозг лишней информацией. Да, здравствуй Фиона. А чего голос такой грустный? – Он хищно и самодовольно улыбнулся. – Можешь не продолжать, мне всё равно. Я для вежливости спросил. Итак, у меня для тебя дело. – Он утомлённо, но зло выдохнул. – Мне нет разницы, где ты сейчас. Должна быть в клинике. У тебя ещё около получаса. Тогда беги. Да. До встречи.

Он нажал «отбой» и спрятал телефон во внутренний карман пиджака.

– Хорошо, что я приехал на пару часов раньше, чем было необходимо. – О’Хара поднял указательный палец. – А то плакали бы наши деньги. Как чувствовал, что с тобой могут быть проблемы.

Автомобиль был просторный, диван шёл по периметру, а на небольшой свободной площадке в центре пассажирской кабины стоял столик. На нём ровные стопки бумаг, ноутбук и какие-то папки. Риган продолжал работать даже в пути. Он сказал водителю, чтобы тот отдал мне пульт от радио. Сам же О’Хара воткнул беруши и начал что-то быстро печатать на клавиатуре ноутбука, оставив безопасность на своих охранников.

Я быстро освоился и выбрал станцию, которая мне больше понравилась, прибавил музыку. Потом Скотт предложил мне открыть окна, потому что он помнил, как мне хотелось увидеть улицу. Алекс сказал, что он ведёт себя как моя мамочка, и оба охранника рассмеялись. Я опустил стекло и жадно смотрел на всё, что мелькало за окном. Уже был пригород, кажется. Всё чаще проскальзывали домики. Старые, немного косые, но ужасно очаровательные. Все их шторки на окнах, свежие цветы. Под колёсами машины поднималась пыль, но она не поспевала за нами. Авто ехало очень быстро. И, наверное, я испытывал что-то отдаленно напоминающее счастье. Была музыка, был ветер и, пусть похожие друг на друга, но пейзажи. Появилась какая-то невесомая иллюзия свободы. Я был за периметром. Вокруг был простор большого мира, а не ограниченная площадь комнаты или главного зала.

В городе лил дождь. Я так был погружён в свои мысли, что совсем не заметил, как небольшие домики сменили высокие здания из бетона и стекла. Асфальт, тучи и приглушённые раскаты грома. Я выключил музыку, и вытащил руку в окно. Об кожу приятно разбивались холодные капельки, чтобы буквально коснуться того мира, который так долго был за стенами. Захотелось выйти из машины и подставить лицо под холодный дождь. Я слушал раскаты грома, шум косого дождя, звуки проезжающих машин. Видел людей на улицах. Разные. Все такие разные. Холодный воздух приятно заполнял лёгкие, принося с собой неуловимые нотки радости и нелепого умиротворения. Нелепого, потому что никто не должен чувствовать себя умиротворённо в машине с О’Харой. К тому же, с двумя охранниками по пути в неизвестность. Это уже клиническое.

О’Хара взглянул на часы, посмотрел в окно и сразу вытащил беруши, а потом гневно сверкнул глазами.

– Руку обратно засунь. Рукав намочил. – Риган вздохнул и обратился к охранникам. – Вы-то куда смотрели?

Ответа он не получил. О’Хара снова посмотрел на наручные часы, удостоверился, что время, данное некой Фионе подходило или уже подошло к концу. Автомобиль остановился около высокого белого здания. Я хотел уже пройти к выходу, но Скотт прижал меня локтём обратно к креслу. А Алекс на моё поведение снова фыркнул. Первым, оказалось, выходит водитель. Он открывает пассажирскую дверь, подаёт каждому охраннику зонт. Алекс и Скотт открывают большие черные зонтики, потом выходим я и Риган, а охрана держит по зонту над каждым из нас. О’Хара удостоверился, что с его пиджаком всё в порядке, потом поправил мой жилет и сказал немного закатать рукава. Сказал, что это смотрится ничуть не элегантно, но лучше пусть будет видна часть предплечья, чем мокрый рукав.

– Оголённую кожу можно списать на безвкусный, но всё-таки стиль, – пояснил он, когда мы поднимались по лестнице на высокое крыльцо. – А мокрые рукава так и останутся мокрыми рукавами. Чем бы ты их не намочил – это всегда неопрятность.

***

Фиона была молодой, если бы не её замученный вид, то можно было бы назвать её красивой. Она выглядела усталой, какой-то серой. Фиона быстро распрямила халат, когда увидела, как мы подходим. Натянула улыбку, но в глазах у неё отражалось странное отчаяние и волнение.

– Можешь не стараться. Мне не нужна фальшивая улыбка. – Отмахнулся Риган. – Нужно осмотреть тело на наличие серьёзных травм и всего прочего. И нужны срочные анализы на основные инфекции.

– Но я не болен, – я попытался его перебить, но он лишь скосил глаза и продолжил.

– Всякое бывает, инфекции ведь не всегда видны сразу, да? – О’Хара снова посмотрел на часы. – У нас есть полтора часа в запасе. Тридцать минут, из которых на дорогу и запас в минут десять. Фиона, у тебя почти час времени. За час ты всё успеешь?

– Думаю, да. – Без особого энтузиазма, но с очевидным опасением кивнула девушка. – У нас есть экспресс-тесты, они займут около получаса или сорока минут. Сначала сделаем их, а пока ждём результата, я проведу осмотр…

– Так действуй, а не распинайся, – с улыбкой перебил её О’Хара. Он всё-таки со всеми общался так, будто один понимает, что происходит, а его окружению, по его мнению, необходимо объяснять на пальцах прописные истины. – Итак, Скотт, ты опять останешься с мальчишкой. Мы с Алексом на первом этаже, так что не халтурь, Фиона, договорились?

Она быстро закивала, поджимая губы. А потом быстро провела меня по белым коридорам. Эхо от её туфелек расходилось по всему помещению. Она была очаровательной, казалась нежной, когда поправляла аккуратный халат на небольшой фигурке. Но это обманчиво. Просто так в должники к Ригану не попадают. Не знаю, что он там для неё сделал, но явно что-то не очень хорошее.

В процедурную мы почти влетели. Фиона лично брала кровь, слюну и другие жидкости, которые добывались не самым приятным путём. Потом она отправила меня в смотровой кабинет. Если точнее, то Скотт сказал закрыть меня в смотровой. Он лично сопроводил Фиону в лабораторию. Не знаю, почему он беспокоился за биологические жидкости. Может, просто хотел пофлиртовать с ней без лишних глаз, может, хотел угрожать. Черт его знает. Я улёгся на кушетку, согнул одну ногу, вторую положил на неё и убрал руки за голову.

Я понял, что мне не нравится запах больниц. Стерильный. Не оставляет следов. Это навевает какие-то странные ощущения и мысли о безликом и белом. Безликое пугает. Врачи тоже такие. Они все одинаковые, пахнут одинаково и одинаково не любят людей. Те, кто их любят, не смогли бы стать врачами, потому что вечное сострадание просто убило бы в них хорошего специалиста. Хороший специалист не должен знать жалости и сочувствия. О’Хара – хороший специалист.

Я поднёс одну руку к глазам. На коже всё ещё виднелся крохотный прокол, из которого недавно Фиона брала кровь. Я долго буравил его взглядом, что даже голова заболела, а потом перед глазами пронеслась рябь. В ушах зазвенело. Мир начал странно растворяться, а сила притяжения стала более ощутимой. В голове зазвенели какие-то голоса. Они шептали, кричали, смеялись. Все они были разные, все они бились о стенки черепа. Фразы становились всё громче, но я не мог разобрать ни одну из них. Они сплетались друг с другом в какой-то безумный клубок и быстро разлетались, исчезали; пока в голове резко не прояснилось. Когда перед глазами поплыли пятна, а под веками разлетелась режущая боль, звон в ушах заглушил всего один вопрос:

– Не так уж больно, а?

Я резко подскочил и рухнул с кушетки, от неудачного приземления заболело плечо и заныли пара гематом. Я поднялся на ноги, отряхнул колени, но изображение мира снова поплыло. Кто-то намеренно выливал воду на густые пятна красок. Звон снова нарастал.

…Стоял тёплый денёк, золотистые лучи солнца заливали всё вокруг, а высокие деревья шелестели кронами, которые были густо усыпаны зелёной листвой. Приятный и лёгкий ветерок в небольшом городе. Жилые дома вдоль дорог, совершенно разные по виду, но одинаково очаровательные. По небольшому дворику с зелёным газоном сновали детишки разных возрастов, они хватали друг друга за одежду, а потом разбегались в разные стороны. Играли в салочки. Я знал этот день, я его помнил, я бегал вместе с ними. В голове зашевелились ржавые шестерёнки, и меня настигло осознание, что продолжение у этой игры совсем не весёлое. Должно было что-то произойти, но картинка с этим «что-то» не желала всплывать. Оставалось только следить за событиями вокруг, понимая, что совсем скоро счастливый тёплый день обернётся кошмаром.

Мы бегали друг за другом, задорно кричали и широко улыбались. Какая-то милая девочка с парой каштановых хвостиков подарила мне жёлтый цветочек, я улыбнулся. Другие дети, увидев это, повторили за ней. Теперь у меня был целый букет из пёстрых цветочков и травы, вырванной по неаккуратности с корнем, я гордился этим букетом, словно он был наградой или одобрением чего-то. Мир был пропитан деткой радостью и невинностью, но я точно знал, что совсем скоро всё должно пойти не так. Эти мысли скреблись в моей голове. Огороженный высоким забором двор был безопасным местом для детских игр и прочих забав, всё должно было быть хорошо. Но хорошо не будет.

Это одно из самых страшных чувств, которое может испытать ребёнок. Проницательная детская интуиция тихо шепчет на ухо, повторяя «что-то не так, что-то не так». Ребёнок не может понять, что именно выбивается из общей картины, что же такого страшного произошло или должно произойти, но это чувство продолжает биться в животе и шелестеть среди мыслей.

– Снаружи, на другой стороне дороги, есть дом. – Громко заявил мальчик с небольшим шрамом на лбу. Он уселся на траву посреди двора, щурясь от света.

– На этой стороне – тоже. Тут много домов. – Ответил кто-то из компании.

– Нет, – заговорчески протянул мальчик. – Тот дом другой. Он особенный.

– А что в нём особенного? – Насупилась девочка с хвостиками.

Она надула губки, явно подозревая, что её друг желает втянуться в какое-то приключение, которое никому не будет по душе. А я упёр руки в бока, чувствуя, что страшное уже приближается.

– Там живут призраки. – Гордо ответил он.

– Настоящие? – Шёпотом поинтересовался ещё кто-то из стоявших рядом детей. В ответ мальчик со шрамом кивнул, а потом гордо запрокинул голову. Все вокруг начали переглядываться, ища опровержения в глазах сверстников.

– Ты врёшь. – Решительно и очень твёрдо ответил я ему. – Мама говорит, призраков не бывает.

– Ха! Все взрослые так говорят. – Мальчик со шрамом весь всколыхнулся, оскорблённый таким заявлением, он даже вскочил на ноги, своим видом напоминая разозлившуюся маленькую птичку. – Они нас обманывают, чтобы мы не боялись.

– Неправда! – Снова повторил я, сжимая в руке букетик.

Детки, стоявшие вокруг нас, смотрели то на одного, то на другого, пока мы продолжали кричать, выясняя, кто же прав. Громкий спор резко сменился деловым предложением, когда я заговорил о пари:

– Я пойду туда и лично докажу, что нет там никаких призраков.

– Если ты это сделаешь, то я отдам тебе свой самолёт.

После скупого согласия и рукопожатия, мы осмотрелись, убедились, что все взрослые дома, а потом направились к высокому забору. За цветочным кустом был небольшой ход, который вырыла, скорее всего, какая-нибудь собака. Он был узкий и не очень глубокий, но ребёнок вполне смог бы там пролезть. В дом «на той стороне улицы» пошли только трое, остальные остались во дворе, они тоже собирались в это «приключение», но мальчик со шрамом сказал, что уходить всем нельзя: могут заметить. До дома мы бежали, так же переговаривались, перекидывались смешками, споря, кто же окажется прав. Задиристые, весёлые и бесконечно живые.

Сердце пропустило удар, когда я увидел это двухэтажное чудовище. Облезлая белая краска, выбитые окна, заколоченная дверь и забор, который могло просто сдуть порывом ветра. Высохший газон вокруг, не придавал никакого шарма этому участку, как и пара отсутствующих ступенек на лестнице к крыльцу. Часть крыши, которая попросту впала под тяжестью одной из толстых веток дерева, могла рухнуть в любой момент. Пустые клумбы, засыпанные сухими ветками и пустая, покосившаяся собачья будка нагоняли сильнейшую тоску, как и ржавый скрипучий флюгер на носу уцелевшего края крыши. Ржавая конструкция жутко завывала от каждого порыва тёплого ветра.

Мальчишка со шрамом сглотнул и дернул меня за рукав:

– Может, не стоит всё-таки? Я тебе и просто так готов самолёт отдать.

– Да, бросай эту затею. Вернёмся во двор, пока взрослые не заметили. Будет плохо, если что-то пойдёт не так.

Я нахмурился, вырывая рукав из пальчиков своего друга.

– Хватит. Нет там никого. Я не трус, понятно?

Сначала я искал вход, выслушивая просьбы о возвращении домой. Они боялись, что взрослые начнут ругаться, если не найдут нас во дворе; что меня заберут призраки, и тогда взрослые будут ругаться ещё больше. Но идея доказать свою смелость стала навязчивой и успела засесть в голове, несмотря на страх. Дверь была заколочена, пришлось разбить камнем то, что осталось от окна. Я пододвинул к деревянной раме какой-то железный старый бак и, забравшись на него, попал в дом. Приземление на старый пол получилось не очень удачным и совсем не грациозным, тем не менее, обошлось хотя бы без травм. Внутри дом выглядел ещё менее дружелюбно. Не было ни мебели, ни ящиков, ни коробок. Только плесень и сырость. Дышать стало труднее, в голове закипало. Я пережил здесь что-то страшное, и оно затёрлось в мозг настолько сильно, что превратилось в подсознательный страх, который не исчез даже из-за амнезии.

Свет падал только на пару метров вперёд, а остальная часть дома была поглощена густой темнотой. Пройдя немного по скрипучему деревянному полу, я ощутил, как доски сильно просели под моим весом. Снова раздался протяжный и тоскливый скрип флюгера на крыше, который больно впивался в самое сердце; но я был полон решимости доказать, что ничего страшного в старом доме нет.

Я громко выдохнул, выгоняя эмоции из нутра. Сделал ещё шаг, доски сухо затрещали под ногами. Последняя мысль, которая молниеносно пронеслась в голове, была желанием убежать оттуда как можно дальше. Но я не успел ничего сделать, потому что уже в следующую секунду пол с грохотом провалился прямо под ногами. Жуткое ощущение падения в неизвестность ударило холодом в голову, выбило из лёгких громкий вопль. Я рухнул вниз в какое-то сырое месиво из грязи или чего-то ещё более мерзкого, а вокруг только кромешная темнота. Ничего не удавалось различить, а в лёгкие забивался запах сырости, земли и бетона. Сверху осыпались ещё пара тонких досок и щепок.

Я закрыл голову руками и просто кричал. Без особой цели, потому что думал, что теперь мне так и суждено умереть в темноте под фундаментом заброшенного дома. Паника продолжала разлетаться по телу дрожью, а боль, которая заполняла собой всё, сузилась до пары сильных очагов. В руки и ноги впивались занозы, коленки и ладони жгло. Страх вгрызался голодным зверем, паника становилась сильнее, а от слёз было всё труднее дышать. Я обнимал себя за ноющие после падения плечи, давился слезами и жмурился, боясь открыть глаза.

– Эй! – Сквозь пласт страха прорезался его голос. – Это я, слышишь? Всё будет хорошо. Просто подай голос, ладно?

Я замер на пару секунд, вслушиваясь, а потом, зашёлся новой волной истерики. Я запрокинул голову и громко заплакал. В ушах звенело, горло болело, по щекам катились крупные слёзы.

– Я здесь, я здесь. Всё хорошо.

Томас подскочил к краю прогнивших досок, не обращая внимания на их предупреждающий скрип, я смотрел на него снизу, даже немного успокоился: плач сошёл на периодические спазмы горла и всхлипы. Брат положил фонарик, так что его свет частично освещал и недра дыры в полу. Рука Томаса потянулась вглубь, он сильно нагнулся вперед. Кончики его пальцев дрожали.

– Давай. Ещё немного.

Он наклонился сильнее, от чего пол снова заскрипел, опора под палками, на которых он сидел, затрещала. От этого звука меня снова пробрал дикий страх, но, на удивление, я только шире раскрыл глаза, обошёлся без новых слёз и истерик. Я слегка подпрыгнул, преодолевая боль, и ухватился за его руку. Он быстро подтянул меня наверх, прижал к себе и отскочил в сторону от дыры в полу. Я прижался к нему так сильно, как только мог и снова заплакал в голос. Рыдания, должно быть, разнеслись по всей округе. В тот день Чудовище лишилось своей жертвы. Грязное и тёмное чрево осталось пустовать.

– Всё хорошо. Всё в порядке. – Томас прошептал это, коснувшись губами моей макушки. – Я здесь, слышишь? Я рядом, всё уже в порядке.

Его пачкала грязь, кровь и детские слёзы. Томас, шепча, что всё уже хорошо, снова прижался губами к моей голове и, наплевав на включенный фонарик, понёс меня подальше от заброшенного дома…

Виски сжимала ноющая боль, а сердце сильно бухало в груди, будто ему там резко стало тесно. Ещё один лоскуток моей жизни вырвался наружу, но от этих воспоминаний я был готов лезть на стену, потому что никто из свидетелей этого происшествия не знал, во что вырастет этот ребёнок.

Не хотелось бы, чтобы каждый отрывок старой жизни возвращался к своему правообладателю с такой адской болью. Я понимаю, ничего не получить без боя, но, боюсь, я в таком случае умру раньше, чем планирую. Замок звонко щёлкнул, в кабинет вошла Фиона и следом Скотт. Без лишних вопросов о том, что я делаю на полу, они усадили меня обратно на кушетку. То есть Скотт усадил, а Фиона посмотрела на меня с настоящей жалостью. Даже знать не хочу, что за мысли пронеслись тогда в её голове, потому что глаза её выражали настоящую скорбь. Хотелось рявкнуть, что мне не нужна жалость, сострадание и уж тем более утешительные объятия, но мама наверняка говорила мне, что врать нехорошо.

– Раздевайся до нижнего белья.

Интонация у Фионы была, как у командира взвода. Такое невинное лицо с серым замученным взглядом и такая жесткая интонация. Она хотела покончить с этим быстрее.

Я резко выдохнул, поднялся и принялся послушно выполнять её указания. Хуже уже всё равно не будет. Я подобный позор сегодня уже пережил. Так что ничего нового. Когда все оставшиеся элементы костюма висели на спинке стула, а я стоял только в нижнем белье, Фиона не сдержала сдавленного оха, прижав руку к грудине. Она поняла, что дыры на щеке – не самое страшное.

Я не знал, чему она больше сочувствовала: тому, что мне с завидной регулярностью доставалось или тому, что я всё ещё живу? Потом она зафиксировала каждую гематому, ссадину и пару белых рубцов, которые стали фиолетовыми из-за холода. Затем проверила все суставы и кости. Сказала, что некоторые из них, видимо, были с трещинами или неправильно срослись – без рентгена она была бессильна. Левое запястье немного отличалось от правого, одно из свободных ребёр выпирало при глубоком вдохе, и мне повезло, что оно не вспороло органы в своё время.

– В целом, ничего смертельного. Но так не должно продолжаться. Меня ещё волнует шрам на голове. И…я боюсь, что в будущем некоторые системы органов могут просто перестать нормально функционировать, если это не прекратить. – Она что-то дописала, натянула на руки новую пару перчаток и достала обеззараживающие средства. – Будет неприятно.

Назад к карточке книги "Принц Половины Осени"