Текст книги "Гроши счастья (СИ)"

Автор книги: Анастасия Туманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Внезапно на тропинке появился еще один зверь. Это было черное гибкое существо, повадки которого напоминали кошачьи, но рост явно превышал размеры обычной кошки. Напоминает ли оно пантеру, Анне сложно было судить, так как последний раз крупных представителей семейства кошачьих она видела в зоопарке много лет назад. Тут Анне стало действительно страшно. Существо замерло в нескольких шагах от нее, глаза его мерцали в темноте зеленоватым светом. Анне показалось, что все звуки вокруг замерли, слышно было только, как в ушах у нее стучит кровь, а животное в такт Анниному сердцу чуть слышно, но очень напряженно постукивает своим мощным хвостом по земле. Несколько секунд заняло у существа принятие решения. За это время в голове Анны сначала возникла пустота, потом стали проносится обрывки фраз, сказанные чужим ледяным голосом: “Время… почти пришло … выполнить свою задачу… надежда… лишь ты…”.

Затем Анна ощутила внутри себя пронзительно звенящую тишину, которая через мгновение разорвалась на тысячу осколков и превратилась в такие привычные и родные звуки шумящих от порывов ветра крон деревьев, пение птиц и другие лесные шорохи, знакомые с детства и дружелюбные по отношению к ней и всем хорошим людям на свете.

Существо исчезло, как будто растворилось в затопленной темнотой роще. Анна встряхнула головой, с упоением ощущая, что мысли ее снова принадлежат ей самой и можно идти дальше, туда, где будут люди и свет. Она была озадачена странным появлением Вестника, как она окрестила его про себя, но решила пока не сосредотачиваться на этом, предполагая, что Грох ей потом все объяснит сам.

Поспешно ступая по еле видимой в последних лучах заходящего солнца тропинке, она вышла из-за деревьев на открытое пространство и увидела невысокие ограды деревенских домов.

Солнце уже клонилось к краю небосвода, который принял оттенок аквамарина. Облака сиреневого цвета медленно тащились по небу. Казалось, должно быть слышно, как они кряхтят, выполняя свою непонятную, но важную миссию. Ну, как известно “если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно”. Звезды, кстати, тоже стали появляться, необычно яркие для московских широт.

Из некоторых труб домов шел дым. Кое-где в домах горели огни, но во многих было темно. На улице она никого не увидела.

Она уже успела почти успокоиться после встречи с черным существом. Теперь она должна была решить новую стоящую перед ней задачу: как ненавязчиво привлечь к себе внимание жителей деревни. Подходить к одному из домов и стучать в окошко ей было неловко, да и страшновато. Во-первых, несмотря на слова Гроха, она не была уверена, что ее ждут и будут рады принять. К тому же, разбуженные, они могли встретить ее неласково. “И пойдут клочки по закоулочкам”,– вспомнила Анна фразу из детской сказки. Во-вторых, жители, как показывал накопившийся в течение последних нескольких часов ее жизни опыт, могли оказаться вовсе даже не людьми. А новые потрясения в ее нынешнем психологическом состоянии были всё-таки нежелательны.

Покопавшись в памяти в поисках методов решения проблемы, она вспомнила, как ее научный руководитель в молодости стоял в ночной тишине перед закрытым зданием общежития и пытался разбудить знакомых громкими криками: “Люди!.. Вы почему не спите?!..”. Память, услужливо предоставившая Анне такой беспроигрышный способ привлечь к себе внимание, устыдилась внутреннего окрика и замолчала, больше не подсказывая ничего.

Анна пошла по деревенской улице в надежде, что ей встретиться кто-то, кто сможет выслушать ее рассказ, покормить и помочь ей устроиться на ночь, потому что воздух воздухом, но и ее вдруг помолодевшему организму хотелось есть и спать.

Наконец ей повезло. У одной из изгородей, наклонившись, стоял пожилой мужчина. Вот он отряхнул руки от земли и выпрямился в полный рост. После Гроха Аня была готова увидеть что угодно и кого угодно, любые странные обличья… Но внешне этот человек, по крайней мере, в неясном свете звезд, ничем не отличался от тех, которые населяли родные просторы.

Анна подошла к нему. Благообразная седина покрывала его голову. Длинная окладистая борода спускалась волнами на грудь.

– Добрый вечер, – тихо поздоровалась Аня.

Мужчина повернул к ней голову. Его ясные светлые глаза, казалось, просвечивали Анну насквозь. Как будто он мог с одного взгляда узнать истинную сущность человека.

– Добрый, странница, – он немного склонил голову, – тебе, верно, нужно где-то остановиться и переночевать. Иди к следующей избе, там живет здешняя знахарка, она будет рада принять гостью.

Он еще раз посмотрел ей в глаза, кивнул, как бы своим мыслям, а затем повернулся и пошел к своему дому, из открытой двери которого пробивался неяркий свет.

Аня вдогонку запоздало поблагодарила его, а затем направилась в сторону указанной избы.

Даже в темноте было заметно, что дом красив – приятных пропорций, с изящными панелями в виде древесных листьев на фасаде. Резные ставни были открыты, и это внушало надежду, что хозяева не уехали далеко, но за ставнями было темно. Анне ничего не оставалось, как постучать в окошко. Понадеявшись, что если она до сих пор не услышала лая, то собак здесь нет, она открыла калитку и по дорожке, ведущей через двор, пошла к дому.

Во дворе росли пышные кусты. Незнакомые цветы украшали клумбы около калитки. По забору с внутренней стороны было развешено несколько связок каких-то трав, от которых исходил приятный пряный запах.

Подойдя к дому и без труда дотянувшись до невысокого окна, Анна нерешительно постучала по стеклу. Хотя ей казалось, что шум она произвела оглушительный, нужной реакции не последовало. В доме по-прежнему не было слышно никаких звуков. Теперь Анна уже была бы рада тому, чтобы женщина встретила ее даже в самой нелюбезной манере. Возвращаться назад, к незнакомому старику, и напрашиваться к нему ночевать казалось Анне если не опасным, то уж точно неприличным.

Немного подождав, Анна постучала еще, на этот раз как можно громче. К своему облегчению, она услышала шаркающие шаги, резко растворились оконные ставни, и за стеклом показался чей-то силуэт. Затем он пропал, шаги стали удаляться. Через некоторое время справа загрохотал дверной засов, и Анна поспешила к двери.

На пороге стояла пожилая женщина со свечой в руке.

– Здравствуйте,– непривычно затараторила Аня, испытывая неловкость из-за своего ночного вторжения,– извините, что беспокою Вас так поздно, но один из Ваших соседей посоветовал мне…– она осеклась под пристальным взглядом старухи.

– Здравствуй! Заходи, заходи, чего на пороге стоять-то. Чай, не Баба Яга, не съем тебя, девица,– усмехнулась женщина, к счастью, как показалось Анне, довольно дружелюбно.

Анна вслед за старухой вошла в дом. Она оказалась в слабо освещенном свечой проходном помещении. “Это называется сени”,– вспомнила Анна, читавшая про деревенскую жизнь в классической русской литературе. С ее дилетантской точки зрения, в сенях должно было храниться сено для корма коровам. Но сена не было, вместо него на полках, расположенных справа и слева, поблескивали какие-то склянки.

Анна вспомнила, как она впервые пришла в дом к своему жениху Михаилу, чтобы познакомиться с будущей свекровью. Та встретила ее с распростертыми объятьями, от чего Анна была смущена и растрогана. Прежде чем пройти к щедро накрытому столу, как девочка из приличной семьи Анна сначала спросила разрешения зайти в ванную, чтобы помыть руки.

– Конечно, конечно,– еще шире засветилась улыбкой будущая свекровь,– проходи! – И широко раскрыла дверь ванной, пропуская Аню к раковине и протягивая ей полотенце. Аня почувствовала смутно знакомый и не очень приятный запах. Глаза ее невольно устремились на стоящий на стиральной доске, крепящейся на краях ванной, агрегат, смутно напоминавший ей виденный в каком-то фильме аппарат для самогоноварения, наполненный жидкостью темно-желтого цвета. Невольно остановившись, она была ласково напутствуема словами Мишиной матери: “А, это? Да это моча отстаивается…” Мысль о том, что ее будущая свекровь является приверженкой уринотерапии, долго терзала Аню по ночам, мешая ей наслаждаться радужными снами счастливой невесты.

Но хотя бы в отсутствии дружелюбия и оптимизма обвинить Анину свекровь было нельзя. Анна часто вспоминала, как замученная бессонницей после многочасовых укачиваний полугодовалого сына, она уже под утро, с замиранием сердца (“Как бы не проснулся! Поспать! Поспать хоть полчаса!”) укладывала уснувшего ребенка в кроватку. В этот момент бодрая и выспавшаяся свекровь, которая всегда была ранней пташкой, открывала дверь в комнату и, переполняемая чувствами любви к ближнему, широко распахнув руки с криком “Кирю-юша!” бросалась в любимому внуку, встречавшему бабулю криками, не утихающими следующие два часа.

Новая знакомая Анны особого энтузиазма при встрече гостьи пока не проявляла. Они вошли в комнату, в которой пахло травами. Старуха, наклонившись над столом и чем-то поколдовав, зажгла еще одну свечку. Стало светлее, и Анна смогла оглядеться по сторонам.

Комната была просторной и очень аккуратной. Мебели было мало. Вдоль окон стояли деревянные лавки, в углу рядом с печью находился старинный деревянный сервант, в толстых непрозрачных стеклах которого отражалось пламя свечей. В середине помещения в окружении нескольких стульев стоял стол, накрытый кружевной скатертью. В углу комнаты видна была лестница, ведущая наверх.

– Садись, голубушка, садись. Что ж стоять-то?.. Поди, устала уже. Ночь на дворе. Давно ждала тебя. Заблудилась, что ли? Да садись, кому говорю,– не переставая говорить, старуха достала из печки и поставила на стол чугунный котелок с какой-то едой. Желудок Анны возликовал.

– Спасибо большое! А Вы меня ждали? Это Грох Вам сказал, что я приду? – Анна старалась сдерживать расспросы, чтобы не казаться чересчур любопытной.

– Кто? Грох? Ну, пусть будет Грох. Ждем тебя с вечера. Дети всё хотели посмотреть на тебя. Нечасто у нас тут теперь гости бывают. Деревня совсем захирела. Остались только две молодые семьи, да старики. Все остальные в город подались, – старуха выложила содержимое чугунка в красиво украшенную лиственными узорами деревянную миску и поставила ее перед Анной.

– Теперь, наверное, везде так. А как Ваша деревня называется?

– Не деревня, село. Сторожевое называется. Ешь. Сейчас отвара тебе налью, и спать пойдешь. Вон уже глаза у тебя слипаются. Поспишь, отдохнешь, утро вечера мудренее. Завтра утром расскажу тебе, что дальше делать, куда идти.

– Скажите, а Москва отсюда далеко? Может, здесь электричка рядом? Так я бы с утра на первой бы и поехала, чтобы Вас сильно не стеснять. И, если Вам не трудно дать мне телефон, я подруге позвоню, скажу, что на работу завтра с утра не смогу выйти вовремя.

– Далеко отсюда твоя Москва. И про работу свою пока забудь, без тебя разберутся. Внук мой погостить когда приезжал, книжку с собой привез. Не помню, кто писатель. А называлась “Два года каникул”. Вот и у тебя каникулы сейчас будут. Не два года, конечно, не бойся. И не отдыхать ты будешь. Но про дом пока не думай, другая у тебя будет задача. Ты нам нужна. Но и мы тебе тоже. А то больно много в тебе всего лишнего. Других учишь, а сама с собой никак не разберешься. Книжек много вокруг тебя, а простых вещей не знаешь. На, пей, а я пойду, постелю тебе наверху в светелке. До конца всё допивай, чтоб ни капли не осталось, слышишь? А про Люсю свою не думай, с ней-то всё хорошо будет, позаботимся,– с этими словами старуха встала из-за стола, куда присела, пока Анна ела вкуснейшее мясо с картошкой и жареным луком, и направилась в сторону лестницы, ведущей наверх.

Анна удивленно слушал ее, попивая вкуснейший отвар из лесных трав из огромной глиняной кружки, украшенной небольшими узорами в виде незнакомых существ, похожих на мифологических драконов. По крайней мере, Анна представляла их именно такими. Откуда эта женщина знает про то, что Анна несколько лет преподавала студентам историко-архивного института? Про ее работу с книгами? А про Люсю, которая сидит сейчас одна дома и, наверное, уже съела всю оставленную ей еду?!

Но терзаться всем этим не было сил. Голова тяжелела, и казалось, сейчас упадет. Анна смутно осознавала, что старуха вернулась и повела за собой по узкой лестнице наверх, в маленькую уютную комнату, в которой так же, как и по всему дому, приятно пахло травами. Из всего дальнейшего Анна запомнила только то, что она поблагодарила женщину, сбросила с себя, наконец, ненавистное уже грязное пальто и всю остальную одежду и оказалась в кровати, покрытой выглаженной и накрахмаленной простыней, которую хотелось гладить и трогать. Но в сон клонило неимоверно. Было такое ощущение, что внезапно все оставшиеся силы начали покидать ее, и дремота крала каждый сантиметр ее тела. Она начала вспоминать опять про свою свекровь, как та рассказывала, что будучи замужем за Мишиным отцом, каждый день вручную стирала и гладила комплект постельного белья, потому что считала что любой муж заслуживает в том числе и такой заботы.

Но как только голова коснулась подушки, набитой, судя по запаху, чем-то похожим на шишечки хмеля, Анна начала проваливаться в сон. Последнее, что она успела услышать перед сном, это то, что к женщине кто-то пришел. Негромкий мужской голос спросил:

– Она уже уснула? Ты сказала ей?

Дальше – сон.

Пробуждение вышло внезапным.

Анна подняла голову с подушки, потянулась. Выспалась она неплохо. В Москве такое бывало редко. Дома она просыпалась обычно, начиная еще в полусне прислушиваться к своим ощущениям в поисках чего-то плохого, что будет мешать ей сегодня весь день. Плохое, точно, тут же находилось, и Анна чувствовала от этого мрачное удовлетворение. Это мог быть неприятный привкус от какого-то давнего и вдруг почему-то вспомнившегося разговора с начальницей, боль в спине, несильная, но вызывающая мысли о страшных равнодушных садистах-врачах с невыговариваемым названием “вертебропатологи”, к которым рано или поздно придется обратиться и всё вдруг окажется совсем плохо, или мысли о сотне других неприятностей, которые могли испортить жизнь.

Сейчас плохое выискивать в жизни не хотелось. На него было попросту наплевать. Не было ни неприятных давящих воспоминаний о прошлом, ни страха перед будущим, никаких желаний вообще, только приятное ощущение, что она есть вот здесь, вот в эту секунду, и что так и должно быть, а всё остальное не имеет значения.

Постель была похожа на ее домашнюю кровать, но никак не ту, на которой она уснула.

Оглянувшись вокруг, она с удивлением отметила, что обстановка изменилась до неузнаваемости. Никаких пучков трав не было и в помине. Слева на стене висела большая плазменная телевизионная панель. Лампа в виде цветка лотоса стояла рядом с журнальным столиком, на котором были красиво разложены газеты и журналы. Именно к ним Анна и потянулась, потому что любые написанные где-то слова на любом языке сразу же привлекали к себе Анино внимание. Это относилось даже к надписям на заборе, которые Аня автоматически прочитывала, потом краснела, ругала себя, но в следующий раз, оказываясь перед очередным образчиком уличного творчества, совершала ту же ошибку.

Как ни странно, текстов на русском языке наша героиня не нашла ни в одном журнале, ни в другом. Она протерла глаза. На второй взгляд она поняла, что все печатные издания на чешском.

Немного, мягко говоря, удивившись, она поискала взглядом свою одежду. Юбка и блузка были на стуле, выглаженные и аккуратно повешенные.

Вообще, вся обстановка создавала впечатление, что Анна только недавно приехала, не успев разложить вещи (ее сумка стояла рядом с кроватью) разделась и сразу легла спать.

Анна привела себя в порядок, с наслаждением приняв контрастный (и это резко отличалось от ее московской привычки побрызгать на себя теплой водой, отложив более выразительные водные процедуры на потом или на никогда) душ с гелем, источающим терпкий запах кофе.

Одевшись, она вышла из номера. Мимо куда-то пронесся одетый в ливрею и фирменную фуражку с логотипом отеля швейцар, попутно поприветствовав гостью.

Анна спустилась к выходу и вышла на улицу. Та сразу обдала ее запахом машин и пыли. Очень жарко.

Анна оглянулась и заметила продавца зонтиков. Было удивительно, что в такую погоду кто-то стоял и продавал зонтики, но такая странная деталь ее совершенно не смутила. Больше того, это воспринималось как должное. Единственное, чего она хотела на данный момент – укрыться от палящего зноем солнца. А зонтик вполне мог ей в этом помочь. Продавец молча разложил перед ней несколько десятков зонтов на выбор и ждал, пристально глядя на покупательницу. Здесь были экземпляры самых разных расцветок и рисунков. Она мечтательно открывала их один за другим и любовалась, точно зная, что вот этот, хоть и очень красивый, ей не подходит, но, может, быть, следующий?.. Здесь был синий зонт, украшенный изображениями ярких желтых звезд, красный с белыми крапинками, черный, притягивающий к себе взгляд и, казалось, засасывающий внутрь, как озоновая дыра, зонты с рисунками, напоминающими о пейзажах европейских и восточных городов и много других замечательных. Но всё это было не то. И вот она увидела тот, который был нужен ей, и узнала его сразу же. Это был большой зонт, украшенный рисунками, напоминающими собой изображения цветов из старинного учебника ботаники, сделанные рукой ребенка или не очень умелого художника. В чашечках некоторых цветков, на их стеблях и листьях, сидели обнаженные женщины. Некоторые цветы были раскрашены красной или зеленой краской пастельных оттенков. Рядом с цветами и женщинами встречались отрывки текста, написанные от руки аккуратным старательным почерком. При вращении зонта все рисунки начинали смешиваться друг с другом, а потом сливались вместе, создавая, казалось, какое-то новое изображение, которое о чем-то говорило Анне, но задумываться об этом было некогда.

Она взяла зонт, раскрыла его и пошла по улице. Навстречу ей часто попадались прохожие с зонтами. Видимо, это была новая пражская мода – защищаться зонтами от солнца.

Через несколько мгновений телефон, лежащий у нее в сумке, начал тихонько пиликать, наигрывая незнакомую, но приятную мелодию, которую Анна никогда не слышала и которая искрилась радостными звуками флейты и каких-то старинных струнных и духовых инструментов. Анна взяла трубку и услышала голос сына:

– Привет, мам! Ты сейчас где? Я подъеду к тебе с Таней, и мы поболтаем.

– Здравствуй, родной! Конечно, приезжай! – она так давно мечтала его увидеть или хотя бы просто поговорить с ним спокойно, чтобы никто не мешал. На глазах ее почти появились слезы. Стараясь скрыть их, она говорила преувеличенно бодрым голосом, что к счастью, ей вполне удавалось. Сейчас ей всё удавалось!

– Встретимся, как обычно, у хвоста коня Вацлава. Мам, ты найдешь сама Вацлавскую площадь, ты ведь давно здесь не была?

– Конечно, найду, о чем ты, такое не забудет даже твоя склеротичная старушка-мать. А почему у хвоста? Настоящие пражане всегда встречаются у морды коня.

– Вот именно поэтому! У морды слишком много народу, не хочу, чтоб тебя затолкали там. Если у тебя и есть склероз, то только ювенильный, младенческий, это я тебе как врач говорю. До встречи, мы уже бежим к тебе! Чмок!

Увидев сына, она стала рассматривать его тайком, чтобы не смущать. Они не виделись уже два года. Он так изменился. Уже седина в волосах, подумать только, ее маленький мальчик! Подросшая Таня выглядывала из-за его спины, недоверчиво глядя на бабушку.

Они шли по узким улочкам, периодически переговариваясь. Да говорить почему-то и не хотелось, главное, что они были, наконец, вместе.

Зной изнурял. Они прошли пешком, казалось, совсем недолго, но каким-то образом очутились на другом краю города, на Малой стране, в кафе под названием “У трех троек”. В ожидании заказа Кирилл вышел позвонить, Таня отправилась в дамскую комнату и Анна осталась за столиком одна. Решив немного позаботиться о своей внешности, страдающей от жары, она полезла в сумочку за пудрой и вдруг наткнулась рукой на газету. Видимо, случайно прихватила ее, когда выходила из отеля. Скомканная газета мешалась, захламляя и без того набитую ненужной ерундой сумку. Собираясь выкинуть ее, Анна, как всегда, машинально пробежала взглядом заголовки. Один из них гласил: “Продолжаются поиски манускрипта”.

Тут она вспомнила, что уже читала статью на эту тему.

Быстро пролистав газетные листы, повествующие о событиях чешской общественной и культурной жизни, она нашла то, что искала и начала внимательно читать интересующую ее статью.

Здесь описывались уже знакомые ей подробности о происхождении рукописи Манича. Однако несколько интересных деталей о возможных мотивах похищения документа заставили ее углубиться в чтение.

В статье рассказывалось о том, что манускриптом в течение последних нескольких лет активно интересовалась некая организация под названием “Хранители знаний”. Организация является международной и имеет штаб-квартиру в Чехии. Цели ее создании, состав и количество членов, а также источники финансирования на настоящий момент неизвестны. Однако официальные круги как Чехии, так и других стран не занимались расследованием деятельности “Хранителей знаний”, так как, с одной стороны, организация явно не являлась экстремистской, а с другой стороны, существенно помогала финансировать некоторые культурные проекты, связанные, в первую очередь, с библиофильством, а также являлась устроителем выставок книжных редкостей из личных собраний. Некоторое время назад представители организации пытались получить доступ к манускрипту Манича, рассчитывая купить его для частной коллекции одного западного коллекционера, имя которого не называлось. Это им не удалось, но сотрудникам организации был предоставлен доступ к документу в одной из пражских библиотек, где они активно работали над его расшифровкой. Особенных успехов им, по всей видимости, достичь не удалось. Вскоре манускрипт пропал.

Последний абзац статьи, где рассказывалось о том, кому могла понадобиться рукопись, воспринимался совсем уже странно. Якобы, если расшифровать текст не удавалось в течение такого долгого времени, а рукопись по утверждению экспертов была создана в 14 веке, то она, видимо, являлась одним из свидетельств существования цивилизации, которая не посчитала нужным раскрывать свои тайны. А теперь ее представители просто забрали ее назад. Куда – назад, автор статьи не упоминал.

Анна хмыкнула. Вмешательство пришельцев с других планет могло бы оправдать львиную долю всех краж и преступлений в нашей стране и по всему миру. Так что за поиски доказательств существования инопланетян нужно было бы засадить в России целые научно-исследовательские институты. Деятельность их могло бы спонсировать правительство, так как получение неопровержимых свидетельств вмешательства в земные дела извне было бы ему на руку. А доказать, как известно, можно всё, что угодно. “Странно, что до этого еще никто не додумался”, – с горькой иронией подумала Анна.

Дальнейшее продолжение статьи – разговоры с известными учеными – Анну особо не заинтересовало. Быстро пробежав эти отрывки взглядом, она поняла, что ничего путного никто из исследователей сказать не может.

Вернулся Кирилл, пришла и Таня. Анна выбросила из головы статью и отдала должное чешской кухне, которую многие ее соотечественники, живущие в Чехии, не любили, считая жирной и тяжелой. Сама она относилась к шпикачкам и кнедликам вполне доброжелательно. Анна заказала традиционное чешское блюдо с устрашающим русский слух названием “вепшокнедлозело”, что было сокращенным названием, которое целиком переводилось как “Запеченная свинина с кнедликами и (квашеной) капустой”. Аня пыталась как-то дома, в России, готовить кнедлики из купленной сыном в чешском супермаркете и присланной ей сухой смеси. Ничего вкусного из этого не получилось, хотя на приготовление кнедликов были брошены лучшие силы: приехала подруга, умеющая готовить, и они проторчали на кухне несколько часов.

Вообще, честно говоря, она готовить не любила. Может, это врожденный и неисправимый порок, может, дело в том, что родители никогда не учили и не заставляли ее это делать. Вряд ли это можно было бы объяснить ее ленью, она всегда была считалась трудолюбивой девочкой, хорошо училась и оправдывала все надежды, возлагавшиеся на нее родителями и старшими товарищами. Поэтому для нее самой так и осталось загадкой, почему без труда выучив, например, кто являлся в средние века и раннее новое время князем-избирателем Священной Римской империи (архиепископы Кёльнский, Майнцский и Трирский, пфальцграф Рейнский, маркграф Бранденбургский, герцог Саксонский и король Богемии), она не могла запомнить и освоить рецепт приготовления яичницы.

Выйдя замуж и оказавшись перед необходимостью готовить мужу обед, она начала, конечно, с полуфабрикатов. С гордостью раскладывая на столе “выброшенные” в ближайшем универсаме и взятые с боем сосиски, завернутые в плотную грубую бумагу с деревянными прожилками, Аня звонила подруге. Правда, на вопрос “В какую воду бросают сосиски: в холодную или в горячую?” она слышала много нелицеприятного, но муж не умер от голода в первые месяцы их совместной жизни, и уж, конечно, после, когда она перешла к приготовлению более основательных блюд. Ей никогда не забыть первую курицу, принесенную из магазина под названием “стекляшка” (в этом здании были стеклянные окна от пола до потолка) в сетке авоське, сквозь ячейки которой проваливалась куриная голова, болтавшаяся почти до земли на тонкой синей шее. Желтые куриные лапы торчали с другой стороны, приковывая к себе взгляд, и напоминая Анне сказку про избушку на курьих ножках. Дома муж помогал обжигать торчащие из курицы волоски паяльной лампой. Все цивилизованные люди с легкостью и удовольствием делали это над газовой плитой, но, увы, у них плита была электрическая.

Муж Миша готовил хорошо, так что на выходных проблем с едой не было. Он говорил, что кулинария – всего-навсего одна из областей химии, и не самая наукоемкая, так что у него, как у сотрудника химико-технологического института, проблем с ней возникнуть не может. Потом Анна, конечно, научилась и сама готовить любые блюда, начиная с борща и заканчивая эклерами, но удовольствие от процесса приготовления пищи так и не научилась получать.

Так что для Анны поход в ресторан всегда был радостным событием, избавляющим ее от необходимости либо стоять у плиты, что было неприятно, либо есть какую-нибудь неполезную вкусность типа сухих макарон “Роллтон”, что было вредно.

Время в кафе прошло незаметно. Вот уже сын расплатился, и они вышли на улицу. Темнело. Время и пространство сейчас стали почему-то дискретными. Анне казалось, что она с небывалой легкостью перескакивает из одной обстановки в другую, не затрачивая на это ни времени, ни усилий.

Вот уже Кирилл проводил Анну до отеля. У входа в гостиницу они обнялись на прощание, внучка поцеловала бабушку в щеку. Затем отец и дочь взялись за руки и пошли по направлению к такси, а Анна стояла, смотрела им в след, и грусть окатывала ее изнутри тугой волной.

В номере Анна чувствовала себя неспокойно. Она никак не могла найти себе место, испытывая смутную потребность в каком-то действии. Даже привычное средство спасения как от беспокойства, так и от уныния – чтение – не действовало сейчас должным образом. Повертев в руках и полистав всё еще лежащие на столике у кровати журналы и газеты, она решительно встала. Приняв решение погулять немного перед сном, Анна вышла на улицу.

Фонари ярко светили, указывая дорогу, в конце которой виднелся какой-то парк. Анна пошла, попутно осматриваясь по сторонам. Людей на улице было много, видимо все, кто прятался от жары в дневное время, теперь выползли в блаженную прохладу вечерней Праги.

Она не заметила, что за ее променадом наблюдал мужчина. Он внимательно смотрел ей вслед, пока Анна не скрылась из вида. Затем он, нацепив солнечные очки, которые были вряд ли нужны в такое позднее время, быстро направился в сторону Национального проспекта. Но, не дойдя до него, свернул в переулок и пропал.

Анна же тем временем уже прошлась по парку. Выпила вкуснейшей газированной воды: “Сто лет не пила!”. И свернула в один из переулков. Странное ощущение охватило ее. Не поняв, в чем причина, она начала обеспокоенно озираться. Ничего необычного вокруг не было. Те же дома, неяркий свет фонарей. Далекие звуки машин с одной из больших улиц. Из окон порой долетали звуки смеха и разговоров.

Пожав плечами, она пошла дальше. Прошло около пятнадцати минут, прежде чем она поняла, что заблудилась. Некоторое время поплутав, она смогла выйти из переулка на улицу.

Остановив прохожего, она почему-то на английском попыталась расспросить его о том, как ей пройти к отелю “Нулевой меридиан”, на что прохожий что-то невнятно буркнул и махнул рукой, потом отвернулся и быстрой походкой пошел дальше. Анна недоуменно посмотрела ему вслед, но затем пошла в указанном направлении.

Через некоторое время она поняла, что улица выводит ее на Староместскую площадь, странно, что она сама не поняла этого раньше. Она достаточно хорошо знала центральные районы города, прожив в свое время в Праге несколько лет. Вот стал хорошо виден Тынский собор и здание ратуши со знаменитыми курантами.

Анна издалека увидела их и в который раз восхитилась красивым и необычным оформлением циферблата. Подойдя ближе, она стала рассматривать центр огромных часов, где находилась Земля, вокруг которой медленно, почти незаметно, двигалось Солнце. Анна помнила: куранты устроены так, что каждый час приходят в движение фигуры, расположенные по обе стороны часов: Смерть, Тщеславие, Жадность и Турок, разыгрывая небольшое представление, а над ними раскрываются дверцы из которых появляются фигуры апостолов.

Ее охватил интерес – а как часы выглядят изнутри? Анне настолько сильно захотелось побывать там, что она, поддавшись внезапному желанию, пошла прямо к башне.

К огромному удивлению, дверь была чуть приотворена. Из-за нее доносились приглушенные мужские голоса. Видимо, охранник и билетер отвлеклись и оставили дверь открытой.

Мышкой проскользнув в здание и ощущая при этом огромный прилив адреналина, Анна увидела винтовую лестницу, ведущую наверх. Она тихонько стала подниматься.

Изнутри часы выглядели еще более впечатляюще. Шестерни, цепи и другие механизмы, часть деталей которых относилась к 14 веку, двигались почти бесшумно, издавая только тихое монотонное постукивание и негромкий лязг. Где-то вдалеке было слышно мерное движение секундной стрелки часов.