Текст книги "Подглядывающая (СИ)"
Автор книги: Анастасия Славина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава 24. День 290
Мамочки… Мамочки… Мамочки…
Я захлопываю крышку ноутбука.
Опираюсь лбом о скрещенные на ноуте ладони.
Меня знобит.
Я в какой-то другой реальности. Это не может происходить со мной...
«Делай – и не оглядывайся», – сказала я себе, когда со мной связался репортер телеканала. – «Представь, что ты робот, запрограммированный на выполнение определенной задачи. Ты должна вывести Эя и Стропилова на чистую воду.
Чтобы запутать следы, я сняла в Приморске квартиру на сутки – и пригласила туда репортера. Я посчитала сто тридцать семь километров достаточным расстоянием, чтобы отвести подозрение от Питера. Утром – в Приморск, вечером – обратно.
Парик. Куртка неприметного цвета. Сапоги без каблука. Никакого макияжа. Никаких крайностей. Никто из попутчиков не запомнит меня.
Для репортера я создала другой образ. Распущенные волосы. Легкий макияж с акцентом на глаза. Шерстяное платье с невинным, но все же притягивающим взгляд декольте.
Красивая, молодая женщина, попавшая в беду.
Я все рассчитала правильно.
У меня не было вещественных доказательств, но мое лицо и моя история стали лучшими доказательствами.
Репортер вдохновился моей исповедью. Он настаивал, чтобы я приехала в студию на запись программы, но я отказалась, объяснив это тем, что беспокоюсь за свою безопасность – ведь вместе с личностью Эя, наверняка, вылезут и другие, весьма неприглядные, истории. Эта ремарка подлила масла в огонь репортерского энтузиазма.
Я рассказывала свою историю на камеру больше четырех часов. Уезжая, репортер сообщил, что обязательно свяжется со мной.
Но, что удастся репортеру, то удастся и Эю. Так что, по дороге в Питер я избавилась от сим-карты мобильного телефона.
Я ждала дольше недели. Ждала, ждала и ждала, просматривая каждый выпуск новостей, постоянно обновляя страницу сайта телеканала.
Я толком не ела и не спала. Ожидание превратилось в месиво минут и часов, хаос тусклого света и вязкой темноты. Помехи голосов телеведущих, песок в глазах. Кресло, казалось, приняло форму моего тела.
Сережа бродил за моей спиной, но ни разу не заговорил со мной.
То, на что я решилась, было апофеозом моей битвы с Эем. И битвы с самой собой – если говорить начистоту. Еще год назад я бы даже представить не смогла, что осмелюсь на интервью для телеканала. И, тем более, что сама напрошусь на него.
Что брошу все – и уеду в город, с которым меня связывает только фантазия.
Что решусь напроситься на работу, требующую общения с людьми.
Что затею игру, достойную агента 007, чтобы не попасться Эю.
И вот на экране появляется заставка с названием передачи: «Битва гениев».
Дрожащей рукой я делаю звук погромче...
Да, я все рассчитала.
Кроме одного.
Полуторачасовая передача получилась вовсе не обо мне. От видеозаписи остались считанные кадры, которые разбавляли историю противостояния двух гениев – Стропилова и Эя.
Никто не собирался закрывать выставку. Никого не заботило обнародование фото без согласия модели.
Более того, мое фото в спальне Эя демонстрировали снова и снова. Эксперты высказывали мнение, действительно ли оно снято тайно. Оценивали его художественные достоинства.
Одним из главных вопросов передачи стал: «Где скрывается непризнанный гений, автор «кошмарной» фотографии?». Да, журналисты дали моему снимку название.
Во время интервью я рассказала все, что знала об Эе. В том числе, адрес его дома и название бара, в котором Эй часто бывал. Самого Эя репортеры найти не смогли, но раскопали его школьные фотографии. И узнали его настоящее имя.
Адам Черный.
Имя, будто специально созданное для того, чтобы украшать выставочные афиши и красоваться на глянцевой бумаге фотоальбомов.
Имя, идеально ему подходящее, – будто именно оно сделало Эя таким, какой он есть.
И теперь для миллионов людей это имя стало символом тайных фото. Гениальных тайных фото.
Я хотела закатать Эя асфальтоукладчиком, а, на самом деле, возвысила.
Осознавать это было едва ли не больнее, чем выслушивать признание Эя во время нашей последней встречи.
Мне казалось, я на самом дне. Что хуже быть уже не может.
Но на следующий день я прочитала комментарии – те, что касались меня.
«Девочка хотела снять сливки».
«Красивые сиськи)))))».
«Пусть она сделает ход конем – и выложит свои снимки, где одеялко будет пониже».
«Эммочка захотела известности».
«Тема сисек не раскрыта!»
«Сфотографировали спящей! Что, больше рассказать не о чем?!!!»
«…у меня есть честь и чувство собственного достоинства… А где ж оно было, когда ты лезла к нему в постель?»
На этом я сдалась. Захлопнула ноут и оперлась лбом о скрещенные на крышке ладони.
Я же потерпевшая сторона... Это мои фото незаконно растиражировали. Почему же в комментариях столько грязи выливается на меня?! Как же мерзко! Как от такого отмыться?!
Виски разрывались. Щеки горели.
Теперь – все?
Война окончена?
Я сама себя убила?
Сережа, где же ты сейчас, когда так мне нужен?!
Я снова – одна.
Шмыгая носом и размазывая по щекам слезы, тащусь в коридор. Не включая свет, нащупываю в кармане куртки карточку формата визитки.
Швыряю свое тело в кресло.
Я все еще даю себе возможность передумать – верчу карточку в руках, покалываю ее уголком подушечки пальцев.
Это последний шаг. Готова ли я к такому? Не вырою ли я себе еще более глубокую яму, пытаясь вытащить себя на свет?..
Но пусть я буду жалеть о том, что сделала, чем о том, чего не сделала.
Я пойду до конца!
Набираю телефонный номер, написанный на карточке.
Сглатываю ком в горле вместе со звуком первого гудка. Мужчина отвечает на звонок сразу после него, будто сейчас не шесть часов утра.
– Слушаю!
Я медлю. Что мне сказать? Я даже не помню имени того парня, от которого получила карточку.
– У мменя проблемы, – осторожно произношу я и крепче прижимаю телефон к уху.
Еще не поздно сбросить вызов. Еще не поздно…
– Ваше фото использовали без разрешения?
Первые секунды я нахожусь в ступоре. Этот мужчина занимается лишь незаконными фотографиями?!
И только потом до меня доходит: он узнал меня по заиканию – наверняка, об этом ему рассказал помощник адвоката.
Он уже знает подробности дела, в том числе, и то, что репортеры не нашли Эя. Он советует мне очень хорошо подумать и вспомнить, где еще может появиться Эй.
– Вы много времени провели вместе. Вы точно знаете то, что может мне помочь. Думайте. А я буду работать по своим каналам. У вас есть вопросы?
Откашливаюсь в кулак.
– Ццена?
– На обратной стороне карточки, в нижнем правом углу напечатана цифра. Это моя ставка в условных единицах.
Я переворачиваю карточку. Сумма вовсе не заоблачная, но все же в ней три нуля.
Вполне адекватная цена за правосудие.
– Если захотите крайнюю меру – дорисуйте еще ноль.
От мысли о «крайней мере» меня передергивает.
Связываться с людьми, которые предлагают такое, – это очень, очень плохой знак. Это уже – за чертой.
– Я ддостану деньги.
Не прощаясь, он сбрасывает вызов.
Еще какое-то время я смотрю на телефон, будто с ним что-то должно произойти: он оплавится, или исчезнет, или сам начнет набирать последний исходящий номер.
Аккуратно кладу мобильный на край тумбочки. Затем – отодвигаю к центру. Затем – прикрываю телефон кофтой.
То, что я позвонила этому человеку, – неправильно.
Но стоит подумать, что будет, если я остановлюсь, если струшу, – и я начинаю действовать.
Деньги. Деньги. Деньги.
Иду в душ и несколько секунд стою под ледяной водой.
Это только начало, Эмма.
Кто-то хочет изобрести лекарство от СПИДа, кто-то – пытается зачать ребенка, а ты – хочешь отомстить Эю. И пусть твоя цель – низменная и жалкая, ты жаждешь достичь ее также неистово, как и те, чьи мысли заняты всеобщим благом или беременностью.
Так что – да, это только начало.
Я найду тебя, Эй.
Это ты создал такую Эмму.
Через час я уже сижу в кресле напротив Леши-логиста. Теперь ямочек на его щеках нет – он не улыбается: быстрее, чем Леша предложил мне чай, я попросила устроить меня на работу. Просьба прозвучала только в словах – не в интонации. Уверена, Леша понял, что без работы я не уйду.
Он смотрит и смотрит на меня, а я, почти не мигая, смотрю на него. Надо бы улыбнуться, но не получается.
Сейчас снова начнется: дефект речи, общение с клиентами… Без разницы. Не уйду!
– Точно! – Леша щелкает пальцами и отваливается на спинку кресла. – Я видел тебя по телевизору! Это же твой снимок выставили без разрешения?
Черт…
Я прикрываю глаза.
– Этот фотограф – козел! – голос Леши звенит от негодования. – Фото очень красивое, но он все равно – козел!
Поднимаю на него взгляд.
Впервые с начала выставки я встречаю искреннее сочувствие.
Леша так резко встает, что стул отъезжает на полметра.
– У тебя потрясная улыбка! – Леша подходит ко мне и присаживается на край стола. – На месте того урода, я бы только ее и фотографировал, а не кошмары, которые тебе снятся. Но я не разбираюсь в фотоискусстве. Так, могу фотиком нацелиться – и кнопку нажать.
– Этто ваш пплюс.
– В общем, Эмма. Я не прочь принять тебя на работу. Но я должен быть уверен, что ты понимаешь, на что подписываешься. Работа с шести утра до двенадцати ночи, день через два...
– Я ммогу ккаждый день.
Он хмыкает. В его взгляде появляется еще больше любопытства и тепла.
– Окей… – он растягивает звук «е». Я его убедила, а вот он себя – нет. – Когда можешь приступить?
– Ссейчас.
– Трудовая книжка?
– Вот, – я таким ловким движением достаю ее из рюкзака и кладу на стол, будто предсказываю Лешины мысли.
В который раз убеждаюсь, что жизнь – это паутинка. Каждая ниточка, которую ты плетешь, связана с остальными. Ну кто бы мог подумать, что единственный случайный месяц моей официальной работы пригодится мне в Питере? Через семь лет!
Вижу – Лешу я покорила. Да что там, я даже сама себя покорила.
Не спуская с меня глаз, он поднимает трубку телефона и набирает короткий номер.
– Есть новые заказы?.. Нет, не отдавай. Сейчас пришлю к тебе девочку на пробу, – он кладет трубку на место. – Следующий кабинет по коридору.
– Сспасибо! – я вскакиваю со стула, жму Леше руку. Во мне столько энтузиазма, что мое рукопожатие оказывается крепче.
Вот так я прошла первый этап на пути к моей цели.
Но поздно ночью, лежа в кровати, вымотанная настолько, что тело кажется чужим, я вспоминаю вовсе не этот разговор с Лешей. И даже не то, как мучительно привыкала к машине – серебристой «Пежо 307». И не первый телефонный разговор с клиентом, которому я доставляла коробку с фруктами. И даже не то, что он открыл мне дверь в одних трусах, – этой выходке я отвожу второе место.
Я вспоминаю – снова и снова – как во время доставки второго заказа внезапно хлынул ливень, и Питер стал в десятибалльной пробке. Едва различая дорогу, ежеминутно сверяясь с Яндекс.Навигатором, оглушенная автомобильными сигналами и все еще под впечатлением от встречи с первым клиентом, я стала в полосу, с которой можно поворачивать только налево. А мне позарез надо было прямо – и ни одна машина мне не уступала.
Сзади мне неистово сигналили – вот-вот зажжется красный свет… И в этот момент моя броня стала трескаться, как яичная скорлупа. Сережа, Эй, побег, мое фото на выставке, комментарии после передачи, договор с человеком-который-не-спит – все это обрушилось на меня – не образами, но ощущениями. Еще миг – и меня накроет…
Я едва ли не швырнула свою машинку под колеса джипа, который щемился справа. Под вопли сигналов кое-как дотащилась до обочины – и только тогда позволила себе зарыдать.
Я рыдала – и словно видела себя со стороны. Мокрые манжеты кофты – от слез. Мокрая майка на спине – от волнения. Опухшие глаза. Красный нос. Жалкая. Раздавленная. Слабая.
Тогда я дала себе слово: «Больше ни одной слезинки, пока я не поймаю Эя».
А я обязательно его поймаю.
Я всхлипнула в последний раз и включила «поворотник».
И вот теперь я лежу на кровати и спрашиваю у серого квадрата потолка: «Как мне найти Эя?».
Ни у себя дома, ни в баре, Эй не появлялся уже три недели.
Прижать Стропилова? Не факт, что тот знает, а последствия могут быть крайне неприятными – все же личность с мировым именем. Рената? Ей до Эя никогда не было дела.
Так как же мне найти его, если он не хочет, чтобы его нашли?
Что должно произойти, чтобы Эй появился?
Кто бы мог стать для него наживкой?
Не Стропилов. Не Рената.
Приподнимаюсь на локтях.
А если… я?
Я могу стать наживкой!
«Это не последняя наша встреча», – сказал Эй перед уходом. И он пытался связаться со мной позже – когда я выбросила телефон.
Эй придет ко мне.
Точно – придет.
Только когда и куда его пригласить? Как вообще сообщить ему информацию, что я буду в определенное время в определенном месте?
Я дрожу от нетерпения – чувствую, что знаю ответ.
Надо сделать это очень аккуратно, очень тонко.
Заставить его мне поверить.
Давай, Эмма, думай!
Сажусь на край кровати.
Эй так много о тебе знает – да почти все! Что-то же должно было проскользнуть. Слишком много очень личной информации, чтобы не осталось ни единой лазейки. То, что я не рассказала ему лично – рассказала Сергею в соцсети.
Соцсеть!
Это должно сработать.
Сердцебиение зашкаливает, кончики пальцев становятся ледяными, пока я набираю пароль, – который давно должна была забыть.
Раз Эй скрывается так тщательно, вряд ли он поверит в мое раскаяние и согласится на дружескую встречу. Но я могу сделать так, чтобы он пришел сам – без моего приглашения.
Впервые с момента моего побега я публикую пост в сети.
«День 290. Лучше жалеть о том, что сделала».
Глава 25. День 0
Месть – это блюдо, которое подают холодным. В моем случае, оно, наверное, заплесневело: я ждала шанса отомстить почти десять месяцев – больше, чем женщина вынашивает ребенка.
Это были самые длинные месяцы в моей жизни. И самые короткие. Потому что, если попробовать вспомнить, что происходило со мной в это время, – перед глазами возникнет серая пелена с редкими вспышками кадров: лобовое стекло «Пежо», залитое дождем; купола Иссакии; свет встречных фар; ладонь Леши на моем колене.
Я работала почти каждый день до полуночи. В конце смены получала маршрут на следующий день. Триста километров за сутки. День – север, день – юг. Я возила торты, цветы, фруктовые букеты. «Экспресс-доставка, наш разговор записывается…»
Сережа исчез. В моем мире из шипов и стали ему не было места.
Да и Питер перестал быть моим. Теперь я смотрела на него через автомобильное стекло – как туристка.
Я собрала нужную сумму – без дополнительного нуля. Но допускала, что возможны варианты, – в зависимости от того, как пройдет моя встреча с Эем.
Деньги я оставила в условленном месте. Человек-который-не-спит подтвердил, что сумма получена.
В жизни нет ничего невозможно – теперь я знала это наверняка.
Расклад был таков. Когда Эй придет ко мне в кафе, я подам знак – уроню со стола вилку – и тем самым обозначу Эя. После нашей встречи в укромном месте его встретят нужные люди.
Я сказала, что хочу получить максимум эффекта за те деньги, которые заплатила, – что бы это ни значило. «Делайте, что хотите. Только в конце – передайте ему привет от Эммы».
Эю должно быть так же больно, как и мне.
Хотела ли я остановиться? Сотни раз. Меня злил этот крохотный огонек, который постоянно вспыхивал в моей голове: что будет, когда Эй искупит свою вину передо мной? Станет ли мне спокойнее? Смогу ли я жить, как прежде? Но некоторые короткие, бережно хранимые воспоминания, возвращали меня в реальность.
…Я открываю дверь, а за Сережиным букетом чайных роз – лицо Эя.
…Эй кладет руку в перчатке на мое плечо: «Эм и Эй. Мы как Бонни и Клайд. Мы – команда!»
…Мое измученное лицо на огромном фото. «У нее что – оргазм?»
…Мы танцуем с Сережей в комнате для чтения. Он зарывается носом в мои волосы, прижимает меня к себе еще крепче и шепчет на ушко: «С Новым годом, Эмма!»
...Я в машине. Дождь заливает окна. Мокрые манжеты. Мокрая майка на спине.
У меня этих воспоминай столько, что хватит на несколько жизней.
Так что, я не передумала.
Жажда мести только крепла во мне. Она становилась все холоднее и тверже – закалялась, как металлический прут. Если раньше меня штормило – слезы, внутренний холод, – то со временем месть стала похожа на жизненный план, четкий и продуманный. У меня была цель. Я знала что, где и в какое время произойдет.
Каждый день – деньги в копилку для осуществления моего плана и новый пост с номером в сети.
Я чувствовала – Эй следит за моими постами. Ни единого сообщения – но мы общались с ним – вот так, не говоря ни слова. Каждый хранил свою тайну: Эй – что читает мои записи, я – что пишу их только для него.
Но все заканчивается.
И мое ожидание – тоже.
Вечером первого января я села в автобус.
Ночной переезд.
Бессонница.
Родной город.
Я привожу себя в порядок в туалете привокзальной забегаловки.
Отрезаю ценник от шерстяного платья. Заставляю свое отражение улыбнуться.
Тоник, увлажняющий крем, тональный крем, пудра, румяна. Щеточка для бровей, карандаш, гель для фиксации. Тени, карандаш черный, карандаш светло-розовый.
И снова самое сложное – накрасить ресницы тушью.
Помада.
Расческа.
Новые сапоги. Новая куртка. Новый шарф. Новые перчатки.
До бизнес-центра я добираюсь на такси.
Интересно, Эй уже здесь?
Не чувствую его взгляда.
Сажусь спиной к выходу. Я сосредоточена на происходящем у двери и не сразу обращаю внимание, что за окном. А за окном – сахарная зима. Машины с белыми спинами оставляют на дороге ржавые полоски.
Заказываю кофе и кусок пирога. Мне сейчас не до еды, но нужна десертная вилка.
Эя нет.
И Кости тоже нет. На ступенях его подъезда – ни одного следа.
Кофе остыл.
Совсем чуть-чуть, но мне становится тревожно.
А вдруг не получится?
Вдруг я просчиталась?..
Я чувствую на себе взгляд Эя – будто он поскреб мне ногтем между лопатками – и только потом замечаю его отражение на затемненном стекле.
Заставляю себя сконцентрироваться на Костином подъезде, но боковое зрение хищно следит, как Эй замирает у двери. Затем, не спеша, снимает куртку и вешает ее на крючок. Делает шаг ко мне – и вплетается в мою историю.
Историю, которую пишу я сама.
Эй приближается медленно, будто крадется. Все посторонние звуки приглушаются. Кажется, я слышу, как поскрипывают его ботинки при каждом шаге. Под локтем у него зажата то ли коробка, то ли стопка бумаг.
В последние секунды я не выдерживаю – и встречаюсь с ним взглядом в отражении стекла. Меня прошибает коротким и мощным зарядом сожаления, грусти, ярости и злорадства.
Эй бросает кипу документов на стол: просто разжимает руки – и стопка папок падает с таким громким хлопком, что на нас оборачиваются посетители.
Эй садится на стул напротив меня. Складывает ладони на столе.
Чуть подается вперед.
Его взгляд пронзительный и колкий, но в нем тоже запрятано что-то, похожее на сожаление. Или мне кажется.
Эй тщательно выбрит.
Полоска на виске.
Рукава джемпера чуть подтянуты.
Я помню его руки…
– Здравствуй. Эм.
Перевожу взгляд на его глаза.
– Ккак ты нашел меня?
Сжимаю в кулаке вилку.
Сейчас…
Нет, вот сейчас...
Смотрю на Эя, а представляю, как разжимаются мои пальцы, как вилка падает на плитку. Я словно слышу звон удара, он отстает от картинки на доли секунды.
Ни капли сожаления.
Только сердце вот-вот прорвет грудную клетку.
– День номер ноль, Эм. Когда-то ты рассказала мне, что каждый год второго января ты ждешь своего принца в кафе на втором этаже бизнес-центра. Во всем городе только в двух бизнес-центрах есть кафе на втором этаже. И только в одном – окна кафе выходят на жилом дом…
Я это знаю, Эй. Я же должна была убедиться, что ты придешь именно сюда.
И вот ты здесь. Единственный раз, когда все получилось, как хочу я.
Единственный – и последний.
Потому что, после того, как ты выйдешь из этого кафе, долгов у тебя передо мной не останется.
– …Если честно, я надеялся, что ты не придешь. Не потому, что не хотел тебя увидеть – очень хотел. Но предпочел бы потратить еще время на поиски, чем узнать, что день номер ноль до сих пор важен для тебя...
А я ждала тебя, Эй. Ждала, когда ты придешь ко мне, такой расслабленный, довольный, – ведь ты сам так хитро придумал, как меня найти! И от меня ты не ждешь подвоха – какая женщина способна ждать шанс, чтобы отомстить, целых девять месяцев? Только та, у которой разбито сердце.
– У меня к тебе важный разговор, Эм. Очень нужно, чтобы ты поняла: у тебя не было выбора, – Эй откидывается на спинку стула с таким видом, будто только что поставил мат своему сопернику.
Сейчас, наверное, я должна оценить всю красоту шахматной партии. Но я понятия не имею, о чем говорит Эй.
– У тебя не было выбора – ни разу с тех пор, как мы встретились, – его голос звучит спокойно, но словно что-то предвещает. Будто в каждом слове – подтекст. Я невольно вслушиваюсь в его слова. – Никаких судьбоносных перекрестков и поворотов, Эм. Только лабиринт с единственным выходом. Так что, ты ни в чем не виновата.
Этой тирадой Эй отвлек меня даже от мыслей о вилке.
Я по-прежнему не понимаю, к чему он клонит.
– Ты считаешь, что нападение бродячих собак заставило тебя набрать мой номер – и тем самым продолжить общение со мной? Это не так, Эм. Не было бы истории с собаками, я нашел бы десятки других способов, чтобы заставить тебя позвонить мне.
Эй говорит, а его взгляд договаривает: ну же, Эм, давай, соображай! Но пока я нащупываю только нелепую, невозможную мысль, на которую и внимания обращать не стоит.
– А, может, ты думаешь, что могла бы сорвать выставку, уничтожив карты памяти, которые выкрала из моего дома? Так у меня были копии, Эм. Ты должна была увидеть эти фото – и очень сильно на меня разозлиться. Я даже комнату запер именно ту, где дверь – со стеклянной вставкой, – чтобы ты меньше возилась с замком.
Наверное, что-то исходит от Эя упрямое, зловещее, темное, потому что официантка замирает у барной стойки вместо того, чтобы принять у него заказ. Она подходит к нам только, когда я встречаюсь с ней взглядом. Мне очень нужна пауза. Просто пара минут, чтобы придти в себя.
Я открываю рот, чтобы заказать еще кофе, но Эй отсылает девушку нетерпеливым жестом. Она тотчас же исчезает.
– Ты делала то, что нужно было мне, – просто с большей или меньшей эффективностью. У меня всегда был план Б. Зачастую, и В, и Г, – он давит на меня тоном голоса, взглядом – но я не верю Эю. Никогда не верила. – Если бы ты не связалась с телерепортерами, я бы написал письмо от твоего имени – и правда об авторстве фото все равно бы всплыла. Но, согласись, эффект был бы совершенно не тот, – Эй мельком обводит взглядом окружающих, склоняется над столом и продолжает на полтона тише: – Но я постарался разозлить тебя достаточно сильно, чтобы ты действовала самостоятельно. Ведь исповедь молодой красивой модели – уязвленной, доведенной до отчаяния – совсем другое дело. Ты была невероятно убедительна! Ты так драматично рассказывала с экрана о том, какой я негодяй, что я и сам себя почти возненавидел.
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь, – вот такая реакция на откровения Эя. Теперь-то я отлично понимаю, о чем он говорит, но звучит его история не реальнее сказки или анекдота.
Я была свободна в своем выборе.
Многие решения давались мне с трудом.
Но это были мои решения!
И теперь он хочет заставить меня поверить, что за руку привел меня к телерепортерам? Что спланировал разоблачение Стропилова, хотя сам и передал ему мои фото? Зачем?!
– Потому что Стропилов – вор, – отвечает Эй на мой немой вопрос – как в наши лучшие времена. – Да, он мастер. Да, он делает крутые инсталляции, но это не мешает ему быть вором. Тот снимок Ренаты на чердаке он поначалу не собирался присваивать себе – только вот таблички с моим именем на выставке не было, и газетчики автоматически приписали авторство Стропилову. Но именно это фото многотиражка напечатала на первой полосе, именно это фото признали самым ярким событием выставки. Снимок перепечатали другие издания, его растиражировали в инете, и люди потянулись на выставку ради этой фотографии – вот тогда Стропилов и сломался. А Рената сбежала – и свидетелей у меня не осталось.
Ну, нет же! Нет! Не все вяжется в его истории.
Я утыкаюсь взглядом в свои ладони, сложенные на столе. Хмурюсь, пытаясь вспомнить подробности. Но на ум приходит только одна.
– Ззачем ты украл кота?
Я и сама не ожидала от себя такого вопроса. А Эй и вовсе таращится на меня.
– Что – прости?..
– Ккота с драгоценным камнем на ошейнике, – поясняю я.
– А, вот ты о чем… – уголок его губ ползет вверх. – Кот просто попался мне под руку. Я думал, всем женщинам нравятся коты, а заодно и те мужчины, которые подбирают животных на улице. Он – просто случайная жертва.
– Ккак и я.
Сжимаю вилку крепче.
– Нет, Эм! Ты – жертва преднамеренная. Но, согласись, это было взаимовыгодное сотрудничество… – Эй внезапно перегибается через стол и выхватывает вилку. – Хватит уже крутить ее! Будто ты прицеливаешься, чтобы попасть мне в глаз! Все равно же к пирогу не притронулась.
Я с ужасом смотрю, как Эй кладет вилку возле себя. С трудом отрываю от нее взгляд. Еще сложнее – сделать вид, что ничего не произошло.
– Ты стала говорить еще лучше, обратила внимание? До встречи со мной ты толком ни с кем не разговаривала. Даже плейбой, чьего приезда ты ждешь триста шестьдесят пять дней в году, не смог тебя разговорить – не смог вызвать в тебе правильные эмоции. Правильные – не значит, приятные, Эм. Вообще, то, что делает нас лучше, редко бывает приятным.
Вилка.
У Эя.
– Теперь, когда я отобрал у тебя вилку, по твоему взгляду заметно, что ты хочешь всадить в меня зубочистку... Но, согласись, Эм: подглядывание за Ренатой было самым увлекательным квестом в твоей жизни. Особенно тот этап, что проходил в ее квартире. Давай, Эм! Ну, чего ты застыла? Кивни хотя бы! Ты же знаешь, я – прав. С тех пор, как мы познакомились, тебе вовсе необязательно было публиковать посты в сети, чтобы запоминать, как ты прожила день. Потому что, каждый день, который мы провели вместе, был незабываем. И тебе нечего мне возразить.
Вилка.
Эй мне ее не вернет. А через стол я не дотянусь.
– Ладно, Эм, – Эй легонько хлопает ладонями по столу. – Наверное, я не с того начал. Я не очень умею все это: нужные слова в нужный момент… Так что, перейдем к подарку. Не спросишь, что за папки я принес? Что, даже не взглянешь? Эм, ты портишь такую красивую сцену! Но – ладно. Я сам расскажу.
Эй пододвигает папки к центру стола. Тихонько барабанит пальцами по стопке. Глаз с меня не сводит – как и все время, что длится наш разговор. Может, он о чем-то догадывается? Может, неспроста забрал вилку? Если Эй и в самом деле все так ловко просчитал, возможно, что и мой план ему известен. Поэтому сейчас именно я чувствую себя так, будто веду нечестную игру.
Опускаю взгляд на папки. Серая бумага, белые тканевые ленточки. Корешки примяты.
– Вот чем ты занималась последние десять месяцев, Эм?..
Возможно, Эй знает. Все может быть.
Но ведь когда-нибудь мне должно повезти?
– …Я, например, проводил свое собственное расследование одного несчастного случая. Ты знаешь об этом деле. Парень упал с крыши. После этого его сестра стала заикаться.
Я вскидываю голову.
Гляжу на Эя во все глаза.
Нет, ему нельзя верить. Еще одна игра, еще одна ловушка…
Его лицо плывет, растворяется в воздухе.
Я зажмуриваюсь. Но от этого кадры из прошлого кажутся еще более реальными. Март. Солнце в лужах. Солнце в окнах моего дома. Толпа. Кто-то хватает меня за руку: «Не ходи!..»
Я не сразу ощущаю ладонь Эя на моей ладони.
– Эм?.. Эм!
С трудом открываю глаза.
– Эм, тебе надо об этом узнать.
Каждый раз, когда, кажется, что я просчитала все ходы, Эй обрушивает на меня очередной сюрприз. Когда это закончится?! Только тогда, когда я уроню вилку.
– Твой принц не придет, Эм. Он дает показания, – голос Эя будто надламывается, становится тише и мягче. – Считай, это моим подарком тебе.
Последние слова я слышу словно сквозь вату.
Нахожу в себе силы спрятать ладони под стол. Сжимаю кулаки.
– Вврешь...
– Зачем мне, Эм?.. – он будто и в самом деле сопереживает. – История твоего брата сразу показалась мне мутной. Кое-кто очень не хотел огласки и хорошенько все подчистил. Вещдоки не сохранились, но одного свидетеля мне удалось разговорить – не спрашивай как. Вот так я узнал, что с твоим братом на крыше был Костя. Они поссорились из-за какой-то девицы. Причинение смерти по неосторожности – это мой вердикт. Но ты можешь настоять и на убийстве. В этих папках – все, что тебе нужно.
Меня начинает мутить.
Еще одна уловка?!
– Он был с тобой из-за чувства вины, Эм. Теперь, надеюсь, я излечил тебя от острой реакции на запах его одеколона?
Я резко встаю из-за стола. Эй подскакивает ко мне, подхватывает под локоть.
– Эм!..
Я вяло упираюсь в его грудь ладонью.
– Все… в ппорядке.
Опускаюсь на стул.
Нет, мне нельзя уходить.
Я еще не закончила начатое.
– Точно?
– Тточно!
Костя…
Это возможно…
Это – возможно!
Я что-то такое припоминаю… Его разговоры с братом, ссоры…
Возможно, Эй, и в самом деле, не врет.
Но я не хотела этого знать!
Эй словно отстреливает людей, которые мне дороги. Сначала – Сережа. Теперь – Костя.
Шарю взглядом по столу – вилки нет. Замечаю ее на полу возле стула Эя – наверное, упала, когда Эй подскочил ко мне. Попросить бы официантку принести другую вилку, но девушка как сквозь землю провалилась.
Ничего, я умею ждать.
Эй возвращается на свое место. Он выглядит расстроенным и рассерженным. Машинальным движением взъерошивает на затылке волосы.
Ну, что еще ты для меня приготовил? Давай, вываливай!
– Теперь, самое важное Эм...
Важнее признания?
Важнее папок?!
– …Наверное, теперь тебе нужно разобраться, кто я на самом деле.
Из меня вырывается стон.
Я опираюсь локтями на стол и зарываю лицо в ладони.
Мне не с чем разбираться, Эй. Как вообще это пришло тебе в голову?
– …Я – нечто среднее между тем подонком, которого ты знаешь в реале, и тем идеальным мужчиной, с которым ты познакомилась в сети.
Не отнимая лица от ладоней, качаю головой.
Мне нет до этого дела, Эй. Мне нет до этого дела!
– Эм! – он резко разводит мои локти – и мне приходится снова смотреть ему в глаза. – Костя был с тобой из чувства вины. Сергея не существовало. И получается, что я – единственный мужчина в твоей жизни, которому ты действительна важна. Который за тебя – и в огонь, и в воду. Да, я сволочь. Я манипулировал тобой. Я врал тебе. Я заставил тебя поверить в Сергея. Признаю себя виновным по всем пунктам. Но, Эм, сейчас я с тобой абсолютно честен! Наверное, я впервые настолько честен с тобой. Ты слышишь меня?
Киваю.
Я внимательно слушаю тебя, Эй. На прощание.
– Фотография – это моя жизнь, страсть и любовь. Я создаю нечто особенное, очень важное – я знаю это. Но такое искусство требует жертв – и так будет всегда, – он разжимает пальцы – выпускает меня и медленно опускается на стул. – Да, я урод, Эм. Но ты же чувствовала ко мне что-то… красивое, правда? То, что мы чувствовали друг к другу, – было настоящим. Когда я обнимал тебя, утешая. Когда мы занимались любовью – я не врал тебе. Ведь мы занимались любовью, Эм. Секс у нас был разве что в первый раз – ты и сама это знаешь, – он склоняется над столом, кладет свои ладони перед моими – почти касается их. Смотрит мне в глаза. – Я никогда не брошу фотоискусство, но я смогу быть самым преданным, самым искренним, я смогу быть твоим идеальным мужчиной, Эм. Однажды я почти им стал. Да, я жесток во всем, что касается фотографии, но, отложив камеру, я хорош! Ты знаешь, каким я могу быть.
