Текст книги "Десять желаний (СИ)"
Автор книги: Анастасия Славина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 8. Папа
Такси свернуло с трассы и поковыляло по разбитой дороге.
Ян прикурил четвертую сигарету за поездку. Катя уткнула нос в ладонь. Окно со стороны Яна было приоткрыто, но табачный дым висел в салоне, как туман.
Мелькала коттеджная застройка. Где-то темнели недавно вырытые котлованы, где-то возводились фундаменты. На паре участков, заросших травой и кустарником, стояли таблички о продаже.
Под колеса с лаем бросилась овчарка. Таксист резко нажал на тормоза. Взметнулось облако пыли. Пепел с сигареты упал Яну на джины – он выругался. Катя вжалась в спинку кресла.
– Поехали, шеф, – мрачно приказал Ян и закрыл окно. Дышать стало невыносимо, но Катя терпела.
С прошлой недели, когда она загадала желание, Ян ходил мрачнее тучи. Он разговаривал с ней односложными фразами, самой длинной из которых стала «Ты скоро выползешь из душа?!» Месть, несомненно, удалась. Только Катя не чувствовала радости. Она потратила желание на то, чтобы наказать Яна. За то, что все равно не исправить. Ситуация усугублялась тем, что следующее желание было за ним. То самое желание, которое он загадает после встречи с отцом – первой за восемь лет.
От мрачных мыслей Катю отвлекли коттеджи по обе стороны дороги. Даже не коттеджи – замки. У ее родителей в Бешенковичах тоже был свой дом, но по размерам, он, наверное, как раз совпадал с кухней любой местной виллы.
Вот они проехали мимо очередного дворца с окнами до земли, за стеклами которых завивались лестницы. Но его террасе с широким столом могла поместиться не одна семья. Из-за дома выглядывало кольцо баскетбольной площадки. И бассейн!
Наверное, Катя произнесла последнее слово вслух, потому что Ян обернулся и посмотрел на нее снисходительно, зло и с жалостью одновременно. Он был мастер по взглядам.
Машина скатилась к деревеньке, прорезала ее по сердцевине и, поплутав, подкатила к трехэтажному особняку, ослепительно белому на фоне яркого безоблачного неба. Такси, обогнув журчащий фонтан, скрылось из вида.
Ян расплатился с таксистом и подошел к калитке. Катя затаилась у него за спиной. Этот дворец наседал на нее, вызывая желание медленно, тихо попятиться и скрыться за поворотом, вслед за такси. И кому она отомстила своим желанием?.. Ян нажал на кнопку звонка. Раздалась мягкая переливистая мелодия. Калитка, щелкнув, приоткрылась.
Взойдя на крыльцо, Ян распахнул дверь и пропустил Катю вперед. Ему пришлось легонько подтолкнуть ее, чтобы войти самому: Катя застыла на пороге. Она оказалась в просторном холле, плавно переходящем в гостиную и кухню. Свет пробивался сквозь ветви елок и туй, растущих у дома, и кляксами, зигзагами, спиралями падал на молочные стены, кофейную плитку пола, кожаный диван и кресла цвета слоновой кости.
– Боже мой! Я, должно быть, сплю! – раздался насмешливый женский голос, а затем на лестничной площадке появилась его обладательница: длинноволосая блондинка, один в один кукла Барби, которую Катя видела в детстве у своей подружки. Даже наряды у блондинки и той куклы казались похожими: розовая маечка с серебристыми буквами и короткие джинсовые шортики.
Барби обошла Яна, разглядывая его, как дорогой и весьма привлекательный товар в магазине. Провела ладонью по его груди, коснулась плеч, взъерошила волосы. Ян лишь склонил голову, уворачиваясь от ее руки.
– Закончила спектакль? Где твой Спонсор?
– В кабинете. А зачем тебе?
Ян за руку потянул Катю за собой.
– Когда вернусь, принеси мне ключи от бумера, – бросил он Барби через плечо.
– Какого такого бумера? – насторожилась красотка.
– Того, что у фонтана припаркован. Его бумера. Семьсот пятидесятого. Цвет «Гавана». Чего стоишь? Мне еще объем двигателя сказать?
– С какой стати мне красть для тебя ключи?! – Барби догнала его на лестнице. – Он взбесится!
– Он еще больше взбесится, когда узнает, что я видел тебя в кофейне на проспекте в тесной компании с двумя патлатыми, похожими на мальчиков и на девочек одновременно. Но я ставлю на мальчиков.
– Это неправда!
– А это уж пусть Спонсор решает.
– Кретин!
– Ключи!
Ян рывком распахнул дверь кабинета и втолкнул Катю.
– Привет, па! Знакомься, это Кэт. Кэт, это Игнат Вадимович, мой отец.
Катя выдавила улыбку и пролепетала «здравствуйте», которое после натянуто-веселой реплики Яна – больше похожей на вызов – прозвучало неуместно.
Отец сидел в кресле у окна, заложив ногу за ногу, и читал газету. Внешне он не был похож на бультерьера, каким рисовала его Катя в своем воображении. Скорее, на стареющего графа. Темно-русые волосы, прореженные сединой, – зачесаны назад. Строгие четкие черты лица – в которых не виделось и черточки Яна. Осанистая, подтянутая фигура – насколько Катя могла рассмотреть из-за газеты. На нем была белая тенниска и серые штаны из какой-то мягкой ткани.
Игнат Вадимович отложил газету, снял очки и медленно, с усилием, поднял взгляд на сына. У Кати перехватило дыхание. Такие глаза она видела только у одного человека – который сейчас стоял рядом с ней. Яркая серо-зеленая радужка, которая словно вбирала больше света, чем у других людей. И леденящая прозрачность у самых зрачков обгладывала косточки неосторожного наблюдателя. Кате стало не по себе – как в первую встречу с Яном. Только тогда он смотрел на нее с легким любопытством и снисхождением, а Игнат Вадимович так мастерски ее игнорировал, что в пору было засомневаться в своем присутствии. Впрочем, Катя и сама предпочла бы оставаться невидимкой: не хотелось обжечься о перекрестные взгляды. Она заметила, как выпрямилась, напряглась спина Яна, выше стал его подбородок.
– И это все, что ты хочешь сказать мне, сын? – сухо, словно ветки хрустели, произнес Игнат Вадимович.
– Да, это все, отец, – в тон ему ответил Ян.
Но не двинулся с места.
За несколько следующих минут – или часов – никто не проронил ни звука. В воздухе потрескивало напряжение. Было слышно, как за окном кукует кукушка и гудит ветер. Тем сильнее давила тишина по эту сторону стекла.
– Познакомились – теперь можем идти, – подытожил Ян.
– Не забудь закрыть за собой дверь, – раздалось в ответ.
Катя выскользнула из кабинета. Ян вышел следом – и прислонился спиной к двери.
– Как все прошло? – шепотом спросила Барби.
Ян посмотрел на нее, словно не слышал вопроса.
– Ключи! – он отряхнул ладони, будто бы к ним что-то основательно прилипло, и забрал протянутое ему. – А теперь, девчонки, поболтайте. У меня еще есть одно дело.
Он исчез за поворотом коридора. Катя проводила его взглядом и виновато улыбнулась.
Тяжело вздохнув, Барби впервые посмотрела на гостью.
– Кофе? – без энтузиазма спросила хозяйка дома.
– А можно чай? Меня, кстати, Катя зовут.
– Марго, – холодно представилась блондинка.
Они спустились на первый этаж. Катя залезла на высокий стул и, проверяя прочность, поерзала на нем. Барная стойка обожгла локти холодом.
Марго молча поставила перед Катей кружку, бросила в кипяток пакетик с заваркой. Себе плеснула в бокал «Мартини».
– Послушай… – она запнулась.
– Катя.
– Послушай, Катя. Мой тебе совет. Если почувствуешь, что влюбляешься в него, собирай вещи и уноси ноги.
Влюбляюсь…
В кого?
В Яна?!
– Думаешь, это смешно?
Да, Катя так думала. Она до сих пор прятала улыбку за чашкой с чаем.
– Считаешь, он не в твоем вкусе? И вообще ни в чьем? Думаешь, он всегда был таким?.. бессмысленным? – Марго смотрела на нее с сочувствием и легким презрением. – Он окончил гимназию с золотой медалью. Какие-то олимпиады повыигрывал. Даже в Японию по этой части ездил – так, к слову. Чтобы его зачислили на факультет международных отношений, он должен был сдать единственный экзамен. Только Ян никуда поступать не собирался. Пошел на тестирование – чтобы родители отвязались – и сдал его через пять минут. Поставил все ответы наобум. Даже вопросы не читал. И знаешь что? Он набрал проходной балл, – Марго, хохотнув, поперхнулась напитком и прижала салфетку ко рту. – Типа подфартило!
Катина рука застыла над чашкой – невыловленный пакетик с заваркой выглядывал поплавком.
– А дальше?..
– Ну, еще полгода Ян делал вид, что учится, потом его исключили. Потом «Здравствуй, армия». Через два года вернулся – и пошло поехало.
– Что пошло? Что поехало?! – округлив глаза, спросила Катя.
– О нет, я в это не полезу! Пусть сам тебе расскажет.
Ага, возьмет и расскажет – за чашечкой кофе.
– А Ян говорит, что ты – стерва, – выпалила Катя. Непривычное слово гадко коснулось губ. Катя обвела их языком.
– Он еще не знает, насколько! – глаза Барби лукаво блестели. – Спроси его о девушке с фото. Того, что стоит у него в коридоре, – Барби залпом допила вермут. – Ладно, пойду окунусь. Типа приятно было познакомиться.
Не дожидаясь ответа, Марго выпорхнула на улицу. Катя еще немного покрутила чашку в ладонях. Затем прогулялась по гостиной: покачалась в кресле-качалке, постояла перед коллекцией диковинных винных бутылок, выставленных над камином, полюбовалась пейзажами, развешенными на стенах. Яна все еще не было. Тогда, стараясь ступать, как можно тише, Катя поднялась на второй этаж. Она отыскала Яна по пронзительному воплю скотча, которым он склеивал коробку размером с телевизор.
Катя вошла в приоткрытую дверь – и оказалась в комнате Яна. Того самого Яна, о существовании которого она узнала несколько минут назад. На кровати лежало покрывало с изображением британского флага. Из-под нее выглядывали потертые носы кроссовок. На стене висели дипломы в рамках, постеры музыкантов, которых Катя не знала, карта мира с воткнутыми красными флажками. На столе – гора тетрадей, альбомных листов, книг, покрытых пылью.
– Стой за дверью. Это моя территория, – сражаясь со скотчем, приказал Ян.
– А что у тебя в коробке? – проигнорировала его реплику Катя.
– Одна вещь, которая не должна здесь находиться.
Ян поднял коробку – похоже, она была тяжелая. Придерживая ее одной рукой, наспех порылся в музыкальных дисках возле компьютера, парочку прихватил с собой.
«БМВ» мягко покатился по дороге, а Катя, вдыхая запах кожаных кресел, одно из которых так податливо впустило ее в свои объятья, все не могла оторвать взгляд от белоснежного коттеджа, увитого плющом. Она не понимала, как можно отказаться от такого. Ну как?..
* * *
Приемник зашуршал диском – и заиграла музыка, словно теплый дождь начал лупить по кленовым лапам. Музыка, после которой кажется, что сегодня будет лучший день в твоей жизни.
– Совсем не похоже на то, что ты обычно слушаешь, – удивилась Кэт. – Это блюз?
– Джаз, – нехотя ответил Ян.
– Кто поет?
– Нэт Кинг Коул.
– А композиция как называется?
Длинная пауза.
– Не знаю.
Ян и сам не понимал, почему соврал – «L.O.V.E» когда-то была одной из его любимых песен. Но то ли он просто не желал разговаривать, то ли не хотел глубже пускать ее в свой мир, то ли – произносить слово «любовь» в таком крохотном пространстве, ограниченном салоном автомобиля.
– Ты мог бы общаться со мной и повежливей. Исполнение желания прошло довольно гладко. При этом я не заставила тебя ходить без нижнего белья. И не натравила на тебя пару десятков похотливых женщин.
– Тише. Дай послушать, – Ян покачивал головой в такт музыке.
– …Хотя для тебя, наверное, это было бы не испытанием, а бонусом.
Ян что-то мурлыкал себе под нос, не обращая на нее внимания.
– Эй! Ничего, что я с тобой разговариваю?
– Просто немного помолчи… – вполголоса попросил он.
– Это твое желание? – ехидно уточнила Кэт.
Ян так резко нажал на тормоза, что заблокировались ремни безопасности. Съехав на обочину, он открыл дверь и жестом, галантным и нетерпеливым одновременно, попросил Кэт выйти из машины.
– Не пойду, – Кэт вцепилась пальцами в края сидения.
– Я просто хочу пересадить тебя подальше от моих ушей.
– Ни за что!
– Ну, тогда сама нарвалась.
Ян отсоединил ремень безопасности и взвалил Кэт на плечо. Не обращая внимания на удары кулаками по спине, открыл багажник и забросил пассажирку туда.
– Место для тех, кто не хочет сидеть на заднем сидении.
– Ян!..
– Наклони голову, а то будет больно, – он хлопнул крышкой багажника.
Отряхнул руки. Теперь Ян чувствовал себя значительно лучше.
Машина понеслась по трассе. Музыка по-прежнему была плохо слышна из-за возни и проклятий, доносившихся из багажника. Ян сделал максимальную громкость. Теперь остались только он и джаз. Ян нажал кнопку автопилота и откинулся на спинку сидения.
Глава 9. Невеста
Катю мотало по багажнику так долго, словно Ян собирался нелегально вывезти ее за границу. Сначала она барабанила, чем попало, о стенки и кричала погромче, но потом решила, что благоразумней будет вести себя тихо. А то Ян мог разозлиться еще больше и придумать что-нибудь посерьезнее.
Долгое время машина мчалась быстро и гладко. Потом покрытие испортилось. «бумер» стало потряхивать. Ян снизил скорость. Когда он прижался к обочине, Катя подумала, не ГАИ ли его остановила. Было бы чудесно, если бы сотрудники автоинспекции попросили Яна показать багажник. Катя даже представила, как делает фото на мобильный как раз в тот момент, когда багажник открывается и возникает побелевшее напряженное лицо Яна.
Но старенький телефон разрядился еще в начале поездки. А лицо Яна вовсе не было испуганным. Скорее, злорадным.
Он вытащил Катю из машины и поставил на ноги. Она огляделась по сторонам. Непонимающе уставилась на Яна.
– Зачем ты привез меня сюда?
– Для исполнения моего желания. Так куда нам теперь сворачивать? – Ян огляделся по сторонам. – Где твой дом?
Путаясь в ногах, Катя обошла его по кругу.
– Какого желания?
– О-о-очень простого. Хочу, чтобы сегодня ты мне подыграла.
Катя остановилась перед Яном лицом к лицу.
– Нет-нет-нет-нет-нет! Что бы ты ни задумал – не смей! Это моя семья!
– А сегодня утром ты познакомилась с моей, – парировал Ян.
У Кати в глазах защипало. Она огляделась, все еще не веря в происходящее. Как такое могло происходить на самом деле? Они стояли на въезде в ее поселок, прямо перед указателем «Бешенковичи». Сразу за указателем, по обеим сторонам улицы, тянулся коричневый забор, а за ним – деревянные и кирпичные домики. Она знала людей, которые жили в этих домах, играла с их детьми. С Маргаритой сидела в школе за одной партой. Вместе с Виталиком поступала в колледж. У Надежды Григорьевны покупала козье молоко для папы – помогало от боли в суставах. Это был ее мир, ее личное пространство, дорогое, хрупкое. А теперь здесь стоял Ян, который о дорогом и хрупком слухом не слыхивал. Он приехал сюда, чтобы поглумиться над людьми, которые примут его в свои объятья.
– Ты не понимаешь, – твердо сказала она. – Это моя семья. У нас совсем другие отношения. Мы доверяем друг другу. И никогда не врем.
– Тем интересней.
– Ты же придумаешь что-нибудь гадкое! – простонала Катя.
– Обязательно!
– Я серьезно! Это не тема для шуток. Я и так стала твоей игрушкой. Но моя семья здесь не причем.
– То есть, ты отказываешься?
– Загадай что-нибудь другое.
– Нет. Это мое желание.
Теперь, когда Ян произнес фразу, после которой не было возврата, по правилам игры оставалось только два варианта: либо выполнять, либо уйти.
– Я не пойду на это.
Ян пожал плечами.
– Ладно. Тогда пока.
Он сел в машину. Бумер тронулся.
Ни работы. Ни жилья. Ни перспектив…
Ей можно даже не возвращаться, просто попросить Яна отправить ее вещи по почте. Она останется здесь, в родном поселке, в этой пыли по щиколотку. Ей не то, что в ресторан со свечами, ей в «Макдональдс» путь заказан. В ее жизни больше никогда ничего не произойдет.
– Подожди!
Ян не слышал ее.
– Стой же!
Катя побежала за машиной, но бумер отдалялся.
– Стой!!!
Она подхватила с обочины камень и швырнула в машину. Раздался глухой металлический звук. Бумер остановился.
– Да! – Катя улыбнулась.
Или нет…
Она увидела, как Ян, выскочив из машины, осматривает багажник, и отряхнула ладони, в которых только что был булыжник, – словно избавлялась от улики.
Бумер дал задний ход. Окно водителя поравнялось с Катей, и стекло опустилось. Ян сдвинул солнцезащитные очки на кончик носа.
– Я подыграю тебе, – ледяным тоном произнесла Катя. – Но если перегнешь палку, игра закончится. И тогда катись к черту,
– Садись, – вместо ответа приказал Ян.
Катя залезла на сидение рядом с водителем.
– Царапину на бампере отработаешь, – добавил он.
Катя буравила его взглядом. Отработает, куда ж она денется.
– Обещаю не перегибать палку, – сжалился Ян.
– На ближайшем повороте налево, – Катя отвернулась к окну.
* * *
Это было спонтанное решение. И как любое его спонтанное решение, оно было прекрасно.
Если бы Кэт смогла удержать язык за зубами, если хотя бы согласилась пересесть на заднее сидение, ничего бы этого не случилось. Но она сопротивлялась. Буквально заставила его запихнуть себя в багажник и задуматься над тем, куда бы поехать, чтобы не доставать ее оттуда как можно дольше. Тут ему и пришла в голову эта идея.
Веселье началось еще до того, как Ян озвучил желание. Лицо Кэт, которая поняла, где находится, он будет вспоминать каждый раз, когда захочет поднять себе настроение. А потом стало еще веселее. Кэт понятия не имела, что именно задумал Ян, но стала сопротивляться изо всех сил. Впрочем, если б знала, то сопротивлялась бы еще больше.
Ян ехал по узеньким пустынным улочкам и удивлялся, как здесь могут жить люди. Середина лета. Суббота. Восемь вечера. А поселок словно вымер. Чем занимается местное население? Где-то раздавались удары топора, где-то блеяла коза, плакал ребенок. И все.
– Остановись, – скомандовала Кэт, когда они подъехали к белому кирпичному дому с цифрой «десять» на фасаде.
Ян прижался к цветнику возле забора, но «БМВ» все равно перекрыл полдороги. Из-под потрепанных «Жигулей», стоявших во дворе, вылез мужчина в спортивных штанах и с голым торсом. Тщательно вытирая перепачканные мазутом руки, он не сводил взгляда с бумера. Пока Кэт возилась с ремнем безопасности, Ян вылез первым. Мужчина вышел навстречу.
– Папа! – Кэт выскочила из машины и бросилась к отцу на шею.
Мужчина расцвел, и лицо у него стало добрым, как у мультяшного персонажа. На долю секунды что-то болезненно кольнуло Яна в сердце, но он тотчас же взял себя в руки.
– Папочка, это Ян! Он…
– Котенок, об этом позже, ладно? Не все сразу, – остановил ее Ян, чем ввел в замешательство обоих.
– Ян, это мой папа, Александр Михайлович, – уже с меньшим энтузиазмом продолжила Кэт.
– О-о-о-о-чень рад знакомству! – Александр Михайлович протянул руку, поглядывая то на Яна, то на машину. На машине взгляд он задерживал дольше.
– Что ж вы не предупредили… А может, я загоню машинку в гараж? Ну, чтоб не поцарапал кто?
Это была не просьба – мольба. Ян отдал ключи. Александр Михайлович испарился.
– Котенок?.. – прошипела Кэт, поднимаясь на крыльцо.
В ответ Ян лишь пожал плечами, мол, а что такое?
Ее мама выглядела типичной учительницей из школьного детства Яна. Слегка раздобревшая, волосы с химзавивкой, очки с толстыми стеклами. Она расцеловала Кэт, мягко пожала руку гостю – к нему она отнеслась настороженно, но с любопытством.
А потом началась суматоха с чисткой картошки, раскладыванием стола-книги в зале, поиском праздничного сервиза. Кэт ходила понурая, а Ян веселился за двоих. Он разговаривал без умолку, спрашивал, советовал, уточнял. Помогал нарезать салат, стелить скатерть, расставлять посуду.
Ему нравился этот игрушечный дом, в каждом окне которого колыхалась зелень. Нравились цветочные горшки, которыми были заставлены все полки, подоконники и холодильник. Нравилось, как поскрипывал деревянный пол – жалостливо, по-домашнему. Даже суета здесь казалась неспешной.
Ему не нравились только низкие дверные проемы, к одному из которых он уже приложился макушкой. Охая и так нежно за него переживая, Любовь Витальевна принесла из морозилки кусок замороженного мяса, обернутого полотенцем. Ян сидел, запрокинув голову, приложив мясо к ушибленному месту, и сквозь прикрытые веки подглядывал, как его Кэт с серьезным лицом проверяет количество тарелок и вилок за столом (столовыми ножами здесь, похоже, не пользовались). Как с любованием, склонив голову на бок, украшает салат веточками укропа, только что сорванного с грядки. Как, задумчиво прикусив губу, смотрит в окно, откуда доносилось козье блеяние. А на коленях у Яна, перебирая лапами, урчал кот.
Сели за стол. Отец налил до краев в стопочки себе, жене и гостю. Кэт отказалась, что было Яну на руку. Выпили за знакомство.
– Ну, теперь, думаю, пришло время рассказать, зачем мы сюда приехали. Котенок, – Ян приобнял Кэт за плечи – она сжала челюсти. – Ты расскажешь или я? Давай, я. Дело-то деликатное… – он встал, обвел глазами присутствующих. – Дорогие Александр Михайлович и Любовь Витальевна! Мы с вашей дочерью собираемся пожениться. Прошу у вас ее руки!
Александр Михайлович застыл.
Любовь Витальевна охнула.
Кэт сидела белее мела и все смотрела на свои ладони, сложенные на коленях.
Первым пришел в себя отец. Он крепко, по-мужски, обнял Яна. Глаза «тестя» уже влажно блестели.
– Ну, Ян, молодец! Ну, молодец! – быстро обновил стопочку. – Люб, а? Что сидишь? Глаза на мокром месте… Ян, давай, пока бабоньки в шоке…
Мужчины опрокинули рюмки. Отец звонко хрустнул соленым огурчиком.
– Мы согласны! Еще как согласны! Правда, Люб? – он тряхнул жену за плечо. – Лишь бы Катька была счастлива! Дочура, ну, будешь счастлива?
– Я все для этого делаю, – одарив Яна тяжелым взглядом, произнесла она.
Любовь Витальевна всплеснула руками. Поднялась, опираясь о стул.
– Поздравляю вас, дети мои! – смахнув слезу, она обняла дочку. – Катюша, ну что ты так побледнела?
Ян откашлялся, привлекая внимания.
– А это, собственно, объясняет, почему мы так поспешно решили пожениться.
Мама, нащупывая опору, опустилась на стул, словно внезапно почувствовав головокружение. Папа поднял стопку и выпил без тоста. С размахом поставил рюмку на стол, попал криво – на вилку, она задела тарелку и громко звякнула.
Вздрогнув, Кэт подняла на Яна ненавидящий взгляд.
– Ох, дочка! А я-то думал, ты меня без внуков оставишь!
– Папа…
– А что, девочке скоро двадцать два, а я рядом с ней никогда парня не видел. Вдалеке, под окнами, да, бывало, околачивался один. Но чтоб рядом, хоть бы под ручку, – да никогда. Вон, в электричке едем, попутчики, парни молодые, и так и сяк, и шуточкой и всерьез – а она в учебник уставится и читает. Так что, хорошо все это, хорошо, – без остановки говорил он, шлифуя «стопарики». – Быстро, конечно. Но хорошо. А внучок или внучка появятся – вот заживем!.. Песочницу построим, песка с карьера навезу…
– Папа! – Кэт подождала, пока отец посмотрит ей в глаза. – Погоди с песочницей. Мы точно не уверены, это еще не на сто процентов. Ведь правда, Ян? – с угрозой в голосе спросила она.
Но Ян, водя вилкой между тарелками с солеными огурчиками и маринованными опятами, даже не взглянул на нее.
– Ну, может, не сто процентов. Может… – он проколол огурец насквозь, – девяноста девять. Тест-то показал две полоски.
– Ян! – Кэт едва заметно кивнула в сторону растерянной взволнованной матери. – Тесты, бывает, ошибаются.
– Бывает. Но этот, надеюсь, не соврал, – сказал он с такой теплотой в голосе, что Кэт не нашла, что ответить.
И вечер закрутился, раздобрился. Кэт, глядя на родителей, со временем и сама повеселела, улыбалась шуткам, вворачивала в обращения к Яну «милый» и «дорогой». Навалила ему целую тарелку «Оливье» со словами «ты же не хочешь расстроить тещу». Потом Ян отпросился покурить и уже из коридора слышал, как «теща» сказала: «Все в нем хорошо, только курит…»
Ухмыльнулся. Прикуривая, мысленно повторил про себя окончание фразы. Выдохнул колечко дыма, поднял голову, следя за ним – и замер. Небо казалось огромным, поглощающим – и многослойным, прозрачным. Млечный путь, такой густой, и в самом деле напоминал разлитое молоко. А звезды… Когда он видел в последний раз такие огромные, яркие, такие четкие – как на картинке в учебнике – звезды?
Козырек веранды позволял рассмотреть только часть неба. Ян сошел с крыльца в поисках более подходящего места. Кружил между теплиц и грядок – пока не заметил лестницу. Приставил ее к стене гаража и залез на крышу. Лег на прохладный шифер.
Он чувствовал себя таким крохотным по сравнению с этим небом и в тоже время таким величественным, словно ему было подвластно все. Немного кружилась голова, ладони и ступни казались большими и горячими, но Ян чувствовал себя не пьяным, а опьяненным. Он опомнился только, когда скрипнула дверь, и Кэт, кутаясь в отцовский бушлат, назвала его имя.
Волнуется?..
Точно. Я же ее «муж».
Поднялся. В его пальцах тлела, оставив на шифере дорожку пепла, забытая сигарета.
Кэт отвела его в свою детскую – крохотную комнату с милыми девичьими деталями, которые, впрочем, Ян едва мог соотнести с хозяйкой. На стуле прижимались друг к другу плюшевые игрушки. На полке за стеклом стояла коллекция поздравительных открыток с изображением пушистых зайчиков и котиков. С настенной лампы свисал детский рюкзачок, к нему были пристегнуты значки с надписями «Маленькая вредина», «Тону в любви… Спасать не надо», «Я – папина гордость». На подоконнике, перевязанная резинкой для волос, лежала коллекция вкладышей от жевательной резинки «Love is…» Ян знал Кэт совсем другой, и теперь возникло странное ощущение – словно его обманули. Только когда – тогда или сейчас?
– Ян! – строго окликнула его Кэт и кивком головы указала на разложенный диван, где возвышалась стопка постельного белья.
Наверное, все-таки сейчас…
Начали с подушек. Молча таскали их за уши, пеленали в наволочки, распространяя по комнате запах свежевыстиранного белья. Ян мельком поглядывал на Кэт, она не поднимала головы. И Яну очень захотелось нарушить тишину между ними, сделать что-то совсем уж мальчишеское. Выбить подушку у нее из рук, закутать Кэт в простыню, как в кокон, толкнуть на диван… Но вот подушки одеты и взбиты, а он так и не сделал того, что хотел.
– Теперь простыню, – скомандовала Кэт.
Стали по разные стороны дивана, одновременно приподняли простыню. Она вздулась, как парус, и плавно опустилась.
Ян сжимал губы, чтобы его улыбка не была явной. Они вели себя, как настоящие муж и жена. А учитывая новизну ощущений, новые образы и новые ракурсы, – как новобрачные.
Вместе заправили одеяло. Кэт выключила свет и, само собой, приказала отвернуться, когда стала переодеваться. Но в крошечном замкнутом пространстве было отчетливо слышно, как с легким усилием она стягивает узкие джинсы, как избавляется от маечки, расстегивает лифчик, как ночная сорочка, шурша, плавно сползает по ее обнаженному телу. Опомнившись, Ян тоже стал раздеваться.
Юркнув под одеяло, Кэт отвернулась к окну. Она лежала на боку, подсунув ладонь под щеку. Ян – сразу за ней, почти вплотную, подперев голову рукой. Даже сейчас он умудрялся смотреть на нее сверху вниз.
В темноте гудели комары. Ветер надувал занавеску.
Стремительно темнело. В сиреневых сумерках горели фонари. Один бросал косой жженый свет в окно, подсвечивая хвостик «невестиной» косички. Ян очень хотел провести пальцем по ложбинке завитка этого позолоченного хвостика, но снова сдержался.
Потом фонари погасли, и сразу стало заметно, что сирень ночи сменилась на черноту.
– Уже за полночь, – прервал долгое молчание Ян. – «Сегодня» – закончилось. Ты можешь сказать родителям, что мы пошутили. Тогда нас разложат по разным кроватям.
Ян все-таки просунул палец под лямку ее ночнушки. Кожа Кэт была нежной и теплой. А запах ее словно стал насыщеннее. Она пахла женщиной, а не девочкой.
Кэт повела плечом. Он послушно убрал руку.
– Язык не повернется сознаться, – с тоской в голосе призналась Кэт. – Так что пока побуду беременной невестой, а там что-нибудь придумаю.
Он все смотрел на голубоватое плечо, высвеченное луной. На блестящие возле уха волосы, которые соскальзывали в черноту и сливались с ней. И он вдруг захотел прижать ее к себе. Ну, что она сделает? Шикнет на него, погрозит вполголоса, но не позовет же родителей. Он улыбнулся от этой мысли. Сначала заарканится – как же без этого. Но потом подчинится, раскроется. А затем и сама ответит. Он знал, как сделать, чтобы она ответила…
Ян закусил губу, чтобы прервать фантазию. Потом успокоился, коснулся подушечками пальцев кружева на шлейке ее сорочки, провел по контуру. Затем осторожно, очень медленно убрал руку и опустил голову на подушку. Он услышал то, что не слышал уже много лет: как где-то внутри его зарождается едва ощутимая мелодия. Ян закрыл глаза, чтобы не потерять ее, ухватить ускользающую ниточку. Эта мелодия и стала его колыбельной.
* * *
Пусть только дотронется!
Катя сжала в кулаке край одеяла. Она не собиралась кричать. Но представляла, куда надо ударить, чтобы отбить у мужчины охоту прикасаться к ней.
Пусть только!..
Она чувствовала, как Ян дотрагивается до кружева на шлейке ее ночной сорочки. И это невесомое, едва ощутимое скольжение ткани по коже, усиливалось тысячекратно и отзывалось во всем теле. И промелькнула мысль: а если она не ударит, не сможет… Катя заставила себя вспомнить липкий взгляд мужчин в казино, шок во время «вечера правды». Поездку в багажнике. Ухмылочки, смешки, язвочки. Спектакль, который пришлось разыграть перед родителями.
О, да! Она сможет!
Но Ян убрал руку и больше за всю ночь ни разу ее не потревожил. Катя же не сомкнула глаз. Долго лежала, вслушиваясь в звуки за ее спиной: шорох, дыхание Яна. Потом он заснул, а Катя все еще не шевелилась, боясь его разбудить. Быстро скользил по небу месяц: только выплыл из-за занавески – и вот уже завис над вазоном с геранью. Потом заныл бок, затекла рука, но Катя все еще не двигалась, потому что в голове прочно засел образ: она поворачивается и оказывается лицом к лицу с Яном, так близко, что ощущает тепло его дыхания. А потом он открывает глаза, и Катя видит, как в его зрачках плещется по луне, глубоко, как в колодце… И что тогда? Что делать, если его ладонь очень медленно преодолеет разделяющее их пространство? Что делать, если ее пальцы не сожмутся в кулак, а потянутся к его лицу…
Она так и уснула, то изнывая от видений, то боясь своих желаний, то потрясенно узнавая себя заново. Проснувшись, увидела герань на подоконнике. Сирень за стеклом раскачивалась, ее рвал ветер, дождь остервенело бился в закрытое окно. Подходящая погода для такого утра.
Тело не сгибалось, не слушалось. С левой стороны оно было и вовсе незнакомое, неподатливое, чужое. Рука словно омертвела, по ноге бегали мурашки. Не сразу получилось заставить тело повиноваться. Потом Катя спохватилась, обернулась – выдохнула. Яна рядом не было. Ни в кровати. Ни в комнате. Ни, если повезет, в Бешенковичах.
– Котенок, завтрак готов!
Ян вошел без стука.
Катя рывком натянула на себя одеяло.