Текст книги "Десять желаний (СИ)"

Автор книги: Анастасия Славина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 35. Маша

– Маша!

Она обернулась – и Ян невольно замер.

Когда он впервые назвал ее по имени, подарив вместе с цветком себя, Маша выглядела почти так же. На ней была курточка похожего оттенка – кофе с молоком, распущенные пшеничные волосы. Даже солнце, казалось, светило так же ярко.

– Господи… Ян?.. Это, действительно, ты?! – Маша прижала ладони к губам.

Она говорила с заметным акцентом, блестела выбеленной улыбкой, но лицо почти не изменилось: разве что появились тени и морщинки в уголках глаз. И взгляд стал осторожнее, а не такой открытый, доверительный, впускающий в душу любого.

– Да, это, действительно, я, – Ян улыбнулся, но получилось горько.

– И ты все еще бегаешь по утрам… – не отнимая ладоней от губ, продолжила Маша.

Ян и в самом деле по возвращению из Германии возобновил утренние пробежки – по дубовой роще, вдоль железной дороги. Но сегодня он специально поменял маршрут – ради этой «спонтанной» встречи, которую планировал несколько дней.

– Ты совсем, совсем не изменился!..

«Кроме шрама», – возможно, хотела добавить Маша. Шрам был ей неприятен, она старалась отвести глаза, и Ян это видел.

– Как ты?! Чем занимаешься?! – не переставала восклицать Маша.

Скорее всего, пыталась за эмоциями скрыть их отсутствие. Или чувство неловкости.

– Я… работаю с отцом, – Ян еще вчера продумал ответы на любые возможные вопросы, но теперь сбивался, словно актер, который плохо выучил роль. Ему казалось, что все это – не по-настоящему. – Кредиты, ваучеры… Скучно. А ты?

– Я преподаю на факультете гуманитарных наук в университете Техаса.

– А здесь какими судьбами?

– Мама более. Рак. Я приехала, чтобы побыть с ней рядом.

– Жаль твою маму. Она – хороший человек.

– Да… – Маша тяжело вздохнула – и возникла та самая пауза, которой опасался Ян.

– Знаешь… Сейчас не очень удобно… – он провел рукой вдоль майки с влажным треугольником у горловины. – Давай, как-нибудь встретимся, поболтаем.

– Давай! Да, отличная идея!

– Завтра. Здесь же. В это же время.

– Я приду, – перестав, наконец, улыбаться, ответила Маша.

Ян вернулся домой ближе к полудню. Едва успел зайти в квартиру, как из «своей» комнаты выползла заспанная Кэт.

– Как все прошло?

– Еще не прошло, – ответил Ян.

Лицо Кэт вытянулось, в глазах – недоумение.

– А что ты думала? Улыбнулись друг другу – и разошлись? После всего, что было?

– Нет, но… – она не закончила, тряхнула головой.

– Но – что? Кажется, в твоем желании прозвучала фраза о точках над i.

Ян не хотел быть до такой степени резким, но сдерживать себя не получалось. Да и стоило ли? Все это он переживал по ее вине.

– И еще – сегодня переночуй где-нибудь в другом месте.

Снова этот взгляд – словно Ян тыкал в нее раскаленным прутом.

– Можешь, конечно, остаться. Если ты настолько стойкая.

Кэт все смотрела на него, хлопая ресницами. И Яну до боли в висках захотелось хорошенько встряхнуть ее за плечи, а потом потребовать ответа, глаза в глаза: «Ну, так что ты здесь делаешь?!» Но Ян не выдал себя ни единым движением.

– А если она не согласится? – спросила Кэт.

– Тогда я переночую один, – с неожиданным даже для себя злорадством ответил Ян и ушел в свою комнату – от греха подальше, как говорила его мама.

Ян тщательно продумал маршрут – включил в «прогулочный» список все места, которые должны были всколыхнуть воспоминания.

Сначала они сели на автобус номер «10», который курсировал до сих пор. Салон был полупустой – как и тогда. Ян даже словно случайно посадил Машу на то самое кресло. И когда она повернула голову, разглядывая пейзаж за стеклом, Ян увидел почти ту же картину, что и четырнадцать лет назад. И что-то шевельнулось в нем, заныло, но не сладость воспоминаний или – тем более – отголоски первой любви, а нечто, похожее на болезненную ностальгию. На ту ностальгию, которую переживаешь без желания вернуться.

Несколько раз он едва не назвал ее Кэт.

Потом был педуниверситет. У одной из колонн Ян потянул Машу за руку, усаживая рядом с собой, и стал рассказывать, как на этом самом месте дожидался окончания пар – когда еще не знал ее имени.

Ян шутил, Маша смеялась в ответ.

Он сокращал расстояние между ними крохотными шажками: помог за руку спуститься со ступенек. Приобнял, пропуская в вагон метро. Поправил ей волосы, которые попали под ворот куртки. Маша не делала ответных действий, но и не пыталась отдалиться от него.

Они катались на колесе обозрения, показывая друг другу те места, до которых еще не добрались. Сидели в кинотеатре на нелепой комедии. Когда-то они пересмотрели с десяток подобных фильмов, но мало что запомнили, потому что их руки постоянно касались друг друга, а губы, шепчущие что-то милое на ухо, все время набредали на поцелуи. Теперь же это был просто фильм, который, казалось, длился бесконечно.

Потом они катались на лодке. Причалили к островку, утопающему в зарослях. Ян достал из рюкзака сюрприз: термос, наполненный мороженым. На этом же самом острове, как много лет назад, они пластиковыми ложками выковыривали из термоса мягкие ванильные шарики и угощали друг друга. Только вкус был совсем другой.

– А помнишь, мы целовались здесь, – спросил Ян, и, приподняв пальцами ее подбородок, коснулся губами ее губ. Было сладко, пахло ванилью.

Маша выглядела растерянной, даже немного напуганной.

– Прости, просто хотел вспомнить их вкус.

– Вспомнил? – спросила Маша и улыбнулась.

– Да, – соврал Ян.

Воспоминания не оживали, словно его губы, его руки касались чужой, незнакомой женщины – которой он и касаться-то не хотел. И тогда у Яна в голове промелькнула мысль – а если отец оказался прав? Если его чувства, так легко погребенные временем, оказались ненастоящими? Если отец с высоты своих лет видел то, чего тогда не видел Ян? Если он был лишь эгоистичным, своенравным, жестоким подростком?

– Ты выглядишь печальным… – прервал его размышления обеспокоенный голос Маши.

Ян тряхнул головой.

– Кажется.

Чем гуще становились сумерки, тем больше откровенничала Маша.

– Когда я узнала о маминой болезни и поняла, что вернусь, сразу столько воспоминаний нахлынуло, – рассказывала она, крепко держа Яна под руку. – Я-то думала, что все улеглось, забылось. Мы же с тобой тогда совсем детьми были. Первая любовь! Кто ее не переживал? Но я всю неделю сама не своя ходила, рассеянная, растерянная. Представляешь, как глубоко ты во мне пророс?

Они сели на скамейку недалеко от ее дома. Маша совсем по-девичьи поджала под себя ноги и уютно опустила голову ему на плечо. И в этом движении, в этом касании, наконец, почудилось что-то знакомое.

Ян обнял ее за плечи и прижал к себе. Солнце исчезло за пятиэтажками, оставив багряную полосу, но и она уже затухала. Стремительно наползал холод.

– Ты знаешь, – продолжила Маша, – мне ректор тогда уголовщиной пригрозил – если не соглашусь, не уеду. Тебе же только семнадцать было, – Ян почувствовал в ее голосе виноватую улыбку. – Мы столько времени проводили вместе, а у меня даже мысли не возникло, что это подсудное дело. Я же деток мечтала учить, а тут – судимость. Это бы меня сломало. Ты бы меня такую бросил.

– Не бросил.

– Тогда я бы сама ушла. Все равно бы сбежала. Ты же был «золотым» мальчиком, с таким будущим, такими родителями! А рядом – жена-уголовница, – Маша заерзала, устраиваясь поудобнее. Ян крепче обнял ее. – А так, видишь, как вышло: ты банкир. Красавец. Счастливый, наверное. Женился?

Ян покачал головой.

– Правильно. Рано еще. Я вот в двадцать два замуж вышла и через три года развелась. Только после тридцати в голове какой-то порядок образовался.

Ян вспомнил, как вернулся из армии, все думал, где она, что делает. А Маша к тому времени вышла замуж. Еще и года после ее отъезда не прошло.

– Твой отец мне два условия поставил: никому не рассказывать о нашем с ним разговоре. И больше никогда не возвращаться. Матери я все-таки рассказала, – призналась Маша.

– А мне – нет.

– Возможно, так было нужно. Возможно, все сложилось для нас наилучшим образом.

Ян машинально гладил ее плечо – словно утешал, а перед глазами все приближалась и удалялась земля. Так, когда он отжимался в армии – до изнеможения, до потери сознания, чтобы выжать из себя память о Маше. Он словно со стороны наблюдал, как вместе с кровью из щербатого лица алкаша вылетали зубы – Ян бил остервенено, жестоко, на глазах у милицейского наряда, чтобы потом самому быть избитым. Он видел купюру, которую мама тайком запихивала ему в карман – во время их последней встречи. Снова почувствовал под ребрами деревянные балки скамейки, на которой собирался ночевать в парке, пыль в голове и глазах, когда «забывался» в казино с Газо, привкус железа во рту.

– Возможно… – Ян заставил себя прервать череду воспоминаний и поймал задумчивый взгляд Маши. – Пойдем ко мне.

Маша растрогалась, увидев свое фото у него на тумбочке.

Ян вернулся в спальню с двумя бокалами в одной руке и бутылкой вина – в другой. Откупорил бутылку, следя за каждым движением Маши, рассматривавшей детали интерьера, за жестами, мельчайшим изменениями голоса. Он пытался найти то, что так много лет назад задевало его за живое, не отпускало днем, возвращалось во сне. И до сих пор не нашел. Возможно, ему стоило рассмотреть ее поближе.

Ян подошел к ней сзади, отвел волосы за плечо, вдохнул запах ее тела.

Ничего.

Стянул с плеча шлейку платья, не сразу осознав, что делает: может, там, под шлейкой, запах будет отчетливее. Понял, когда она обернулась и стала искать его губы.

* * *

Катя сразу почувствовала ее запах.

Сглотнула ком в горле.

Пошла в свою комнату, не поворачивая головы. Ей совсем не хотелось увидеть любовников, разметавшихся по кровати.

– Подойди ко мне! – услышала она требовательный голос Яна.

Катя незаметно выдохнула и пошла к нему. Полумрак. Недопитая бутылка вина. Два бокала. Ян лежал на кровати, прикрытый одеялом.

– Ближе! – скомандовал он, его голос клокотал, хотя тело казалось расслабленным.

– Где она? – будничным голосом произнесла Катя – это далось ей с трудом.

– Ушла.

– Ты поэтому такой злой? Потому что я заставила тебя вспомнить ее? – осторожно спросила Катя.

– Нет, – Ян стремительным движением схватил ее за талию, и через мгновение, вскрикнув, Катя уже оказалась под ним. Ян снова был ее Яном. Она ощущала его запах, его жадный взгляд, его силу, которой хотелось сопротивляться – только для того, чтобы почувствовать ее полнее. – Потому что ты заставила вспомнить тебя!

Глава 36. Да

– Теперь ты даже не Кэт – ты Катрин, – произнес Ян, наблюдая, как обнаженная Кэт, лежа на его кровати, ухоженным пальчиком стряхивает с тонкой сигареты пепел в бокал для вина. Это было завораживающе красивое, хотя и непривычное, зрелище – но в его доме по-прежнему не курили. Поборов легкое сопротивление Кэт, он затушил ее сигарету в своем бокале, на дне которого плескались остатки виски.

– Это хорошо или плохо? – сладко вытягиваясь на постели, спросила Кэт.

* * *

Она могла бесконечно смотреть, как меняется взгляд Яна. Ленивый, расслабленный он вдруг становился осязаемым. Радужка его глаз мутнела – и Кате в пору было сбегать за кофе или в душ – или придумывать любую другую причину. Потому что у нее был план, и новая кровать Яна с высокими металлическими декоративными элементами подходила для его осуществления как нельзя лучше.

– А это хорошо, что трава – зеленая, а небо – голубое? – спросил Ян, незаметно для себя облизав губы. – Не знаю, Кэт. Просто ты сейчас – такая. К такой тебе я еще не привык… Но постараюсь привыкнуть, – с хитрецой в голосе закончил он и ловким движением притянул ее к себе.

Катя было подумала, что ее план полетел к черту, но в дверь позвонили. Курьер принес пироги – их ужин и, вероятно, завтрак и обед.

* * *

– Кэт, как хорошо, что мы вернулись друг к другу сейчас, пока еще молоды и красивы, – размышлял Ян, покончив с куском сочной мясной кулебяки. – Пока нам не нужно привыкать к морщинам друг друга – потому что они будут появляться незаметно, как незаметно растут дети, – Ян оборвал себя.

Они никогда не говорили о детях. Ян подумал, что хотел бы детей от Кэт. Двоих. Или троих. Возможно, он бы даже любил их больше, чем ее. Но он не произнес этого вслух.

А еще он до безумия, до помутнения в глазах хотел Кэт, словно только открыл для себя сладость женского тела. Последние полдня Кэт дразнила его – ускользала, когда желание едва не накрывало его с головой. От этого близости с ней хотелось еще больше. Пока Ян подыгрывал Кэт. Но вскоре она доиграется! Его бросало в озноб от предвкушения.

Об этом Ян тоже ей не сказал. Только приподнялся на локте, чтобы подушечками пальцев свободной руки было удобно водить по спине Кэт – и чувствовать, как от этого прикосновения по ее коже разбегаются мурашки.

– Ты знаешь, как это бывает? – он придвинулся ближе и, не переставая ласкать ее спину, коснулся губами ее плеча. – Когда ты долго-долго находишься взаперти, а потом выходишь на улицу – и на тебя обрушивается этот воздух, и этот мир. И солнце – или дождь. Неважно… И ты невольно делаешь глубокий вдох… Вот так я чувствую себя рядом с тобой.

Такого не было даже после его возвращения от немой бабки. Они не выходили из дома уже два дня, почти не покидая постели. Заказывали еду с доставкой на дом, и вскоре паркета в спальне не стало видно из-за разбросанных упаковок от пирогов, пиццы и суши. Из-за выпитых бутылок вина, скомканных салфеток. Батарейки в их телефонах давно сели, но никто не вспомнил об этом.

– Кэт, я только не могу понять… Как ты полюбила меня таким? Я знаю, что влекло ко мне других женщин. Но о любви речь не шла. Это было что-то физиологическое, что-то на уровне инстинкта. Ведь я был сволочью, Кэт. Я такое творил… И с тобой. И тебе это не нравилось, совсем не нравилось… Знаешь, есть женщины, которым это нравится, которым это нужно. Но ты же точно не из таких. Так почему?..

* * *

Она смотрела на него – и не могла насмотреться. В солнечном сплетении все время болело – как перед важным экзаменом.

– Если человек может точно ответить на вопрос, за что он полюбил кого-то, значит, он не любил – вот что я думаю, – сказала Катя, каждой клеточкой своего тела ощущая, как мучительно медленно, вырисовывая волны и спирали, скользят по ее спине пальцы Яна. – За что, например, мать любит своего ребенка? Ну, за что, Ян? Это чувство дается свыше – вот и все.

Ян улыбнулся.

– Ты стала такой мудрой, моя маленькая Кэт… – он приложил ее ладонь к своим губам.

Их взгляды снова переплелись – и Катя осторожно высвободил руку.

– Расскажи, как тебе жилось в Германии.

* * *

Ян откинулся на подушку. Это была отдельная жизнь длиною почти в четыре года.

– Сначала я выступал в клубах. А когда потеплело – еще и на улицах, – рассказывал Ян, гладя Кэт по шелковистым, непривычным на ощупь волосам.

Теперь она лежала на его груди, от ее щеки было горячо и приятно. Простыня молочного цвета стекала по ее нежно загорелому плечу, как тога, и запутывалась где-то в их ногах. Ветер играл занавеской, впуская в спальню свежесть сквозь едва приоткрытое окно. Несмотря на полдень, было тускло: намечался дождь.

– Там на улицах выступает много музыкантов, очень талантливых. На чем только они не играют: чемоданы вместо ударных, коробки, какие-то гигантские трубы и летающие тарелки. И это кроме привычных инструментов. И все музыканты разные. Кто-то – в затейливых костюмах, кто-то – в робе, кто-то – и вовсе похож на бомжа. Там мой шрам, да еще прикрытый шляпой, был просто одной изюминкой из целого мешка, рассыпанного по улицам.

– Ты хотел бы туда вернуться?

– Меня временами тянуло назад. Там все как-то… проще. Но теперь – не тянет.

– Совсем не скучаешь по своей жене? – поддразнила его Кэт, упираясь подбородком в свою ладонь, лежащую у него на груди.

Ян тот час же подмял Кэт под себя.

– Подожди!.. – смеясь, попыталась вырваться она.

– Надо было думать, прежде чем раскрывать свой милый ротик… – прошептал Ян, рисуя поцелуями дорожку через изгиб ее шеи.

– Я хочу кое-что попробовать! – остановила его Кэт.

Ян поднял голову.

– Кое-что новенькое?

Кэт запустила руку под подушку и достала оттуда широкие наручники из черной кожи, украшенные металлическими заклепками.

– И на каких курсах тебя этому учили? – приподняв бровь, поинтересовался Ян.

– Я самоучка, – ответила Кэт, садясь на него сверху. – Руки!

– Что? Я?! – захохотал Ян. – Тебе придется потратить на это свое желание!

– Сейчас не моя очередь загадывать. Тогда придется отложить это на какой-то… неопределенный срок.

Кэт сделала вид, что слазит с него. Ян вернул ее на место.

– Ладно! Согласен!

* * *

Катя затянула ремешок на одной руке, продела цепочку через металлический прут кровати и тщательно закрепила второй наручник.

– Ты хоть понимаешь, до какой степени я доверяю тебе? – Ян попытался подняться, но наручники крепко его удерживали.

Катя плотоядно улыбнулась и толкнула его ладонью в грудь – Ян упал на спину.

А потом началась игра, которую так долго и тщательно планировала Катя. Игра не только с телом Яна, но и с его душой. Очень медленно, постепенно наращивая темп, обещая, соблазняя, дразня, Катя довела его до исступления, она очень старалась – и вдруг, на самом пике, остановилась.

– Еще!.. – простонал Ян.

– Это твое желание? – томным голосом спросила Катя.

Ян приоткрыл глаза.

– Кэт…

Его губы мучительно искривились. Он попытался схватить Катю руками, но только до предела натянул цепь наручников. Возможно, Ян мог бы порвать эту цепь – если ли бы толком понимал, что происходит.

– Так да или нет? – спросила Катя, елозя бедрами. – Да… Или нет…

– Да…

– Скажи: «Это мое желание».

– Это… мое… желание.

Ян еще несколько раз встрепенулся и, застонав, затих.

Катя расстегнула наручники.

Он просто уснул – не отвернулся, но и не обнял ее. И Катя тоже, впервые за три последние ночи, не обняла его – чтобы не почувствовать холод в ответ.

Утром, еще было темно, она проснулась, внезапно, словно увидела дурной сон. Ян сидел на краю кровати, полностью одетый, в пальто.

– Знаешь, что я хотел сделать этой ночью? – спросил он, сосредоточенно надевая перчатки. – Тоже связать тебе руки. И пригласить мужчину – для тебя. И чтобы твое «нет» стало твоим десятым желанием. А потом я подумал, что ты, такая как сейчас, можешь не произнести это слово. Мне назло, – он опустил руки на колени. В его глазах холодно отражался свет далекого фонаря. – Ты понимаешь, как далеко мы зашли, Кэт?.. Я не хочу этого. Теперь я – другой. Будешь уходить, оставь ключи на полке.

Ян ушел.

Он не вернулся ни через час. Ни через день. Ни через неделю.

Глава 37. Идеальная игра

Катя вышла из клуба и опустилась на ступеньки.

Ян не появлялся здесь уже несколько недель, и никто не знал, куда он исчез. Ближайший концерт планировался через месяц, но даже администратор клуба не мог гарантировать, что выступление состоится.

На ресницы опустилась снежинка, большая и пушистая, как щипок сахарной ваты. Катя машинально смахнула ее рукой – и только тогда с изумлением обнаружила – снег пошел. В начале октября! Сначала над серой улицей, словно притихшей в ожидании снегопада, появилась стайка кружевных пушинок, их становилось все больше, а потом они, мельтеша, заполнили собой все пространство – будто кто-то просеивал над городом муку. Всего пара минут – и тусклый воздух уже мерцает, белым мазком подчеркнут изгиб дороги, припорошены черные куртки прохожих. Люди спешат, спрятав руки в карманы, и все оглядываются, словно снег гонится за ними по пятам.

На долю секунды этот белый пух пробил броню, и Катя слишком близко подпустила к себе мысль, от которой отгораживалась предыдущие недели.

А если Ян не вернется?

Катя так хорошо помнила глаза Яна, когда он говорил «я доверяю тебе». Да, она украла его желание. В этом было немного кокетства, немного риска. И много обмана. А вдруг все их новые отношения стали похожи лишь на попытку украсть его желание? Выиграть любой ценой? Как тогда она выглядела в его глазах? Достаточно мерзко, чтобы больше не захотеть ее видеть.

Катя никогда не знала, что происходило в голове Яна. Некоторые вещи, конечно, можно было предсказать, но в целом… В целом это ей надо было научиться ему доверять.

После всего, что он сделал когда-то.

После стольких лет перерыва.

И при этом никогда не знать, чего ждать от него.

Готова ли она к такой жизни?

* * *

Ян спросил у администратора кладбища, где проводились захоронения тринадцать лет назад, и побрел по дороге мимо бесконечной череды крестов и оград.

Те могилы он нашел без труда – по высоким золотым крестам, которые, казалось, плавились в лучах вечернего солнца. Маму и брата похоронили рядом, внутри одной ограды. Ян ожидал, что найдет могилы в запустении, но они были тщательно убраны. На гранитной ограде не было ни паутины, ни даже пыли. На фоне черных надгробий ослепительно голубым ковром росли живые цветы. Кроме отца и Марго заниматься могилами было некому, но Ян никого из них не мог представить в резиновых перчатках, вырывающими сорняки. Значит, в ком-то – или в обоих – он ошибся.

Ян сел на скамью напротив маминой могилы. Мама на портрете выглядела совсем молодой, а брат – и вовсе казался подростком. Яну было странно и горько осознавать, что он уже старше своего старшего брата. А еще сколько-то лет – и он будет старше матери. Ян отвинтил крышечку у фляги, сделал глоток и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Привет, ма. Привет, Старший. Простите, что так долго…

И словно близким людям, с которыми давно не виделся, Ян рассказал о том, что произошло с ним за последнюю дюжину лет. Фляга давно опустела – лежала с отвинченной пробкой на скамейке – а Ян все говорил и говорил, пока фото на памятниках уже стало не разобрать из-за густых сумерек.

Тогда он набрал на телефоне номер Марго.

– Ты передала ему пригласительные? – спросил Ян, глядя в глаза портрету матери.

– Да.

– Вы придете?

Пауза затянулась, и Ян поморщился – словно от боли.

– Да, Ян. Мы придем, – в голосе Марго прозвучала улыбка.

* * *

Катин отец сметал с крыльца сухие листья. Замер, увидев незнакомый серебристый «Гольф». Потом рассмотрел водителя – и бросился к воротам.

– Катька! – он сгреб дочку в охапку. – Ну, как ты?! Чего не звонишь? Не пишешь?..

– Зато приехала, – крепко обнимая папу, ответила Катя.

– Впервые за три года! И без предупреждения! Мама в школе…

– Нестрашно, пап, я, похоже, надолго.

Катя, запрокинув голову, сделала глубокий вдох. На выдохе изо рта повалил пар.

– Хорошо-то как у вас, пап!..

– Ты осмотрись, надышись, а я пока дрова в дом принесу. Ты ж к холоду, поди, не привыкла…

Катя загнала машину в гараж. Это была папина территория – с дисками от колес, развешенными по стенам, словно почетные грамоты, горками баночек с красками и лаками, коллекцией гаечных ключей, коробок, полных запчастей. Катя все сидела и рассматривала знакомые с детства мелочи, и все они отзывались в сердце, просили прикосновения. Она заглушила мотор и пошла в дом.

У печки, за шторой, слышалась возня. Громыхнули поленья, хлопнула печная заслонка.

Катя сняла куртку и, положив ее рядом с собой, опустилась на скамейку. В одно мгновение силы иссякли, и все, чего хотелось теперь, – вот так сидеть на остывшей кухне родного дома и слушать, как отец возится у печи.

– Мне сны стали сниться плохие… – тяжело вздохнув, Катя прикрыла глаза. – Вроде все хорошо – а сны плохие. Как-то просыпаюсь ночью, не могу от кошмара отделаться – лезет и лезет в голову. Думаю, чтобы отвлечься, новости почитаю. Открываю комп. А там: выбросился, зарезал, сбил… И тошно так… Пап… Я тишину хочу. Хочу, чтобы тишина с ума меня сводила, чтобы хруст снега под ногами был самым громким звуком. Хочу…

* * *

Ян отложил полено и отряхнул мусор с колен.

Он не хотел оказаться здесь, по эту сторону ширмы. Не хотел слушать откровения, которые ему не предназначались. Но шок не сразу отпустил – Кэт… здесь… Несколько секунд он так и сидел, на корточках, перед еще незатопленной печью. Потом встал, протянул руку к занавеске – и в этот момент услышал скрип входной двери.

* * *

– Пап?.. – Катя ошарашено уставилась на отца, вошедшего в дом с охапкой дров.

– Вот, сходил за второй порцией… А жених-то где?

Занавеска распахнулась – и Катя увидела Яна. В заношенном гольфе ее отца, в джинсах, выпачканных золой, в кирзовых сапогах. В его отросших, зачесанных назад волосах, запуталась древесная труха. Сквозь рыжую щетину проступала бледная полоса шрама. Отрасти Ян еще и бороду – и он сошел бы за какого-нибудь лесного бога. Катя едва сдержалась, чтобы не обнять его.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, чувствуя, как ликует ее сердце.

– Скрываюсь, – уголок его губ едва заметно приподнялся.

Катя расплылась в улыбке.

Возможно, ты не так уж и не хотел, чтобы тебя нашли.

К вечеру печь растопилась, и все разделись до маек. От жары раскраснелись щеки, так что для Катиного румянца нашлось оправдание. Сидя в гостиной за столом напротив Яна, она изнывала от желания дотронуться до него, положить голову ему на плечо, расцарапать губы его щетиной. А вместо этого лишь попросила Яна передать ей хлеба – уловкой заполучила его взгляд глаза в глаза – пристальный, жгучий – и короткий. Словно за ту секунду Ян успел понять все, что ему нужно, – и принялся дальше вести размеренный разговор с ее родителями, будто это он был их сыном, а она – случайной гостьей.

К этому времени Катя уже знала, что Ян приехал в Бешенковичи три недели назад. Собирался арендовать дом на соседней улице, но родители пригласили его к себе: «не чужой, поди, человек». Ян помогал по хозяйству: рубил дрова, носил воду, иногда готовил, растапливая сердце Катиной мамы. Несколько раз он выступал в местном клубе.

– Мне потом старшеклассницы проходу не давали – кто такой, откуда, – рассказывала Любовь Витальевна, то ли не догадываясь, какие чувства вызывает ее история у непутевой дочки, то ли делая это нарочно.

А Кате хотелось оказаться в центре круга сельских поклонниц и совсем по-деревенски, не жалея ни прически, ни маникюра, растолкать их по сторонам. Подставляя тарелку под ароматные, дымящиеся, только что сваренные картофелины, она усмехнулась своим мыслям. Ян же сидел тихий и задумчивый, ел нехотя – лишь бы не обидеть хозяйку. И если бы сейчас он не находился в этом доме по доброй воле, в пору было подумать, что его отношения с Катей закончились.

Она выловила Яна на кухне, подхватив по его примеру грязные тарелки.

– Я хочу загадать свое последнее желание, – заявила Катя, составляя посуду в раковину.

Ян заложил руку за руку.

– Я слушаю.

– Хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой. В одной постели.

Это было явно не то, чего ожидал Ян. Он не сразу нашелся, что ответить.

– Ты хорошо подумала, Кэт? Помнишь, что я буду исполнять твое желание только до тех пор, пока длится игра? Но она может закончиться в любой момент. Да хоть прямо сейчас.

От этих слов Кате стало не по себе.

– Я знаю, что ты можешь загадать свое последнее желание прямо сейчас, – приподняв подбородок, ответила она. – Или через пять минут. Или через год. Это твое право. Но пока игра продолжается, я хочу просыпаться рядом с тобой. Это мое желание.

Ян усмехнулся.

– Как знаешь, Кэт. Я тебя предупредил.

Следующие две ночи они и в самом деле засыпали и просыпались вместе – на ее детской кровати, в комнате с плюшевыми игрушками и коллекцией фантиков от жевательной резинки «Love is…» Катя не знала, что на этот раз чувствовал Ян, лежа за ее спиной, слышал ли он музыку, хотел ли коснуться ложбинки завитка ее косички. Но впервые за долгое время у нее было спокойно на душе, и ветер за окном, рвущий уцелевшие листья, только подчеркивал завораживающую тишину ночной комнаты.

Дни тоже проходили спокойно. Чуткие родители придумали причину, чтобы на выходные уехать в деревню. Катя и Ян остались наедине. Они почти не разговаривали друг с другом, но тишина между ними была не едкой, как после ссоры, а объединяющей, как у заговорщиков. Они вместе готовили, вместе ели, вместе выполняли нехитрую работу по дому и саду. Межу ними была своя музыка.

Ян казался сосредоточенным на чем-то, спрятанном глубоко в нем. Но время от времени, плюхнув в воду почищенную картофелину или вынырнув из горлышка папиной водолазки – засаленной, протертой на локтях, или с хрустом надкусив желтое яблоко, корзину которых они только что собрали в саду, он бросал на Катю долгий, тягучий взгляд. Что скрывалось за этими взглядами, было не разобрать, но она всегда невольно улыбалась в ответ. По крайней мере, со стороны Катя казалась себе смешной – в мамином платке, завязанном узлом на затылке, в стареньком подростковом джемпере, поношеных джинсах и резиновых сапогах.

В понедельник утром Катя открыла глаза – и увидела Яна, одетого и тщательно выбритого. Он собирал вещи в дорожную сумку.

– Что ты делаешь?.. – сонно спросила Катя, приподнимаясь на локтях.

– Вставай, Кэт, – сдержанно произнес Ян. – Я собираюсь загадать тебе свое последнее желание.

Катя почувствовала, как болезненно заныло в солнечном сплетении.

Все закончится.

Все закончится сегодня.

И что будет после этого?..

* * *

Она так красиво спала…

Многие женщины, прелестницы в дневное время, ночью превращались в дурнушек. А Кэт во время сна лишь становилась моложе. Ее ресницы замерли густыми дугами – сон, наверняка, был глубоким, спокойным. На щеках – нежный румянец. Губы – слегка приоткрыты. Хотелось прикоснуться к ним своими губами – она бы даже не почувствовала. Но Ян не двинулся с места – так и сидел на краю дивана. Когда Кэт откроет глаза, запустится невидимый таймер, отменяющий секунды до того, как их жизни изменятся.

Так и не разбудив ее, Ян тщательно побрился и начал складывать свои вещи в дорожную сумку. Он пропустил тот момент, когда Кэт открыла глаза, только услышал ее тихий спросонья вопрос.

Что он делал?

Возможно, огромную глупость.

Но, если не врать самому себе, Ян не знал, как по-другому разобраться в их отношениях.

– Я собираюсь загадать тебе последнее желание, – сказал он – и только тогда посмотрел ей в глаза.

В тот момент Кэт казалась печальной и уязвимой. А Ян казался себе негодяем.

* * *

– И что мы здесь делаем? – спросила Катя, глядя на вывеску с названием банка.

– Скоро узнаешь, – ответил Ян, распахивая перед ней дверь.

Они поднялись на второй этаж, сели в глубокие кожаные кресла.

– Номер двести тридцать семь, – произнес электронный голос, и цифра, мигая, продублировалась на табло.

– Так что за желание? – теребя лямку сумки, спросила Катя. Заметила это – и спрятала руки в карман.

– Подожди немного.

– Номер двести тридцать восемь…

– Вот, теперь, – Ян протянул квиток с номером двести тридцать девять. – Ты следующая.

– И что мне надо сделать?