Текст книги "Ведьма бывшей не бывает (СИ)"
Автор книги: Анастасия Никитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА 4
На лице богатыря застыла странная смесь из ужаса и восхищения. Но мне было не то того, чтобы заниматься физиономистикой.
– Поехали, – подпустив в голос нетерпения, повторила я.
– Любушка... – замялся Илья.
– Или едем, или признавайся, в чём дело! – окончательно разозлилась я.
Если я и рассчитывала на чистосердечное признание, то сильно просчиталась. Илья с тем же непонятным выражением на физиономии подошёл, подсадил меня в седло и даже отрегулировал стремена, чтобы я действительно могла на них опираться. С трудом скрыв разочарование, я выпрямилась в седле и сказала:
– Только бегать не надо. Я всё же в первый раз на лошадь села.
Зубы клацнули в опасной близости, и я поспешно поправилась:
– На коня! Но если эта зверюга не прекратит попытки отщипнуть от меня кусочек, то быстро станет мерином!
Уж не знаю, как там обстояли у Ветра дела с пониманием человеческой речи, но на этот раз он меня точно понял. Коситься не перестал, но зубами больше не щёлкал.
– Так-то лучше, – проворчала я и даже похлопала понятливую зверюгу где-то между головой и копытами, в общем, куда дотянулась, там и похлопала.
А Илья вдруг положил руку мне на колени и прижался щекой к моему бедру:
– Любушка...
Тут уж настал мой черёд ловить отвисающую челюсть: к таким вывертам богатырского внутреннего мира я была не готова.
– Словно в соседнем дворе тебя нашёл, – долетело на грани слышимости до моих ушей.
Но выяснить я ничего не успела. Илья отстранился, закинул на плечо седельные сумки и, подхватив коня под уздцы, повёл прочь с поляны. Мне сразу стало не до вопросов – в седле бы удержаться, а не слететь вниз, позорно растянувшись на первой же кочке.
Через какое-то время я приноровилась. Илья действительно вёл коня медленно, и качало меня вполне умеренно. Пожалуй, даже когда мы ехали вдвоём, трясло посильнее. Особенно если, выбравшись на свободный от деревьев отрезок, Илюшка пускал Ветра рысью. Я даже рискнула оторвать одну руку от луки седла, в которую вцепилась на старте, и расправить изуродованный сарафан. Впрочем, больше никакие чудеса джигитовки я демонстрировать не осмелилась. Земля ещё была где-то там, внизу, недвусмысленно напоминая, что вредная коняга с удовольствием вернёт меня в её гостеприимные объятья, дай только шанс.
Илья заметно меня щадил. К обеду мы добрались только до деревушки, которую я ещё вчера видела на горизонте.
– Тут и пообедаем, – сказал он, ступая на широкую и пыльную деревенскую улицу.
Но вопреки его словам мы проехали одни ворота, други, третьи...
– Ты к знакомым идёшь? – не выдержала я.
– Нет, я никого тут не знаю, – отозвался Илюшка. – Кузню ищу. Чуешь, дымком тянет.
– А почему именно кузню?
– Так белый день на дворе, – пожав плечами, будто я спросила о чём-то общеизвестном, пояснил он.
– И что? – не унималась я.
– Белый день – хороший хозяин в поле. Дома одни старики да дети малые. Некому гостей накормить-приветить. А кузнец завсегда дома. Да и женка его. Село богатое, кузнеца и так прокормит. Нет ему нужды в поле спину гнуть.
– А... – глубокомысленно протянула я, откладывая в памяти новые особенности местной жизни.
По спине потянуло холодком, хотя в небе не было ни облачка. Об этой стороне жизни, отправляясь с Илюшкой, я как-то не подумала. Что если и мне надо будет... в поле? Что я там делать буду? Я и с Яговским-то огородом еле справилась и только потому, что сперва нагрузила Илью, а потом безотказных богатырей. А ну как мне самой за лопату придётся взяться? Уж я-то накопаю. Все сорняки окучу, а всё остальное выполю нафиг. Я же помидор от лопуха только по наличию красных помидорин отличаю.
«Интересно... А травничество на помидоры распространяется? – задумалась я. – С пряными травками прокатило. Может, и с помидорами получится?»
Представив, как щупаю каждый бурьян, сверяясь с толстенным фолиантом, пока соседки идут по полю со скоростью мини-трактора, я передёрнулась. И чуть не хлопнула себя по лбу: «Травница же! Если село кузнеца прокормить может, то город травницу точно осилит. Интересно, сколько у меня там конкуренток будет? Вряд ли столица берендейская без травницы жила, меня дожидаясь».
Я уже хотела спросить об этом у Илюшки, но он внезапно остановился и, громко постучав в распахнутую створку ворот, подошёл ко мне, протягивая руки:
– Прибыли, любушка. Сейчас отдохнёшь.
Я позволила ссадить себя на землю, убедилась, что поездка, по крайней мере, пока не сильно аукается, разве что от непривычной позы слегка тянет спину, и тихо спросила:
– А почему мы не заходим?
– Сперва хозяина дождаться надо. Не по-людски это, на чужой двор без спросу вваливаться.
– Так, может, они нас ещё и не пустят вовсе, – пожала плечами я, снова почувствовав себя дурочкой, не знающей элементарных вещей.
– Никто гостя за порог не погонит, – покачал головой Илья. – Не по-людски это.
А от большой бревенчатой избы, на ходу вытирая руки передником, уже спешила румяная женщина лет тридцати.
Короткие переговоры завершились подтверждением правоты Илюшки. Никто нас не выгнал. В дом пригласили, баньку предложили и даже накормить и то накормили, правда, не сразу.
Банька мне не понравилась: слишком жарко, душно, да ещё и вениками дерутся. Нет, я прекрасно знала, что происходит в бане. Но вот бывать там до сих пор не приходилось. Поворчав про себя, я стерпела средневековое издевательство над собственной тушкой, тем более что после него почувствовала себя буквально заново родившейся. Правда, в предбаннике меня уже поджидала чистая длинная рубаха, выданная хозяйкой, а мои джинсы и сарафан болтались на верёвке посреди двора, как причудливые знамёна. Сарафан, кстати, чья-то добрая рука успела зашить. Впрочем, Илюшкина одежда висела рядом, поэтому я не особо напрягалась по этому поводу: хотели бы, чтобы гостья сама занялась стиркой – выдали бы корыто. А так...
Я подпоясалась тканым пояском, который нашла тут же на лавке, и пошла за хозяйской дочкой в избу. Хозяйка накрывала на стол, но ни кузнеца, ни Илюшки рядом не наблюдалось.
– К соседу в баньку пошли, – мотнула подбородком женщина, правильно истолковав мой ищущий взгляд.
– Давайте помогу, – предложила я.
Соваться под руку не хотелось, но и стоять просто так казалось глупым.
– Тесто домеси, – с благодарностью кивнула она. – Не успела я, а скоро мужики придут.
Я развернулась в указанном направлении и застыла. Передо мной на лавке возвышалась помесь бочки и ведра, доверху наполненная выпирающим во все стороны тестом.
«Приехали», – протянула я, с опаской подходя к этому монстру.
Почему-то перед мысленным взором крутился мультик про мальчика «И так сойдёт», который воевал с точно таким же тестом, пока не влип в него всем, включая фуражку. Я даже невольно покосилась на печь, гадая, заметит ли хозяйка, если я поступлю с ним так же как он, то есть затолкаю в пышущий жаром зев вместе с бочкой.
Впрочем, недостойные мысли я быстро отогнала. Во-первых, вряд ли подобная помощь порадовала бы гостеприимную хозяйку, а во-вторых поднять и дотащить до печки это я была попросту не способна.
Со вздохом я засучила рукава и встала над тестом, примериваясь, с какой стороны за него взяться. Не взялась. Вместо этого хозяйка, бросив взгляд в окно, заполошно охнула и потянула за собой куда-то за шторку. Не понимая, что происходит, но радуясь, что меня разлучают с пугающим количеством теста, я позволила себя увести.
За занавеской нашлись такие же лавки, как и в главной части избы, даже окно было. Так что в потёмках блуждать не пришлось. Женщина, чьё имя я так и не удосужилась узнать, как ни в чём не бывало села на лавку и подтянула поближе комок полотна с воткнутой в него иголкой.
– Ты откуда к нам такая? – спросила она, расправляя ткань.
От неожиданности я сморгнула, не найдя что ответить: не рассказывать же про мир иной. Но и избушку на курьих ножках упоминать как-то не тянуло.
– Издалека...
За шторкой послышались мужские голоса, среди которых я безошибочно опознала и баритон Илюшки. «А, ну, нормально, – тут же успокоилась я. – Обойдёмся без рассказов. Сейчас поедим, а потом потащу Илью по деревне погулять. Пусть покажет, как тут люди живут. Надоело раз за разом в лужу садиться, не зная местных традиций».
Голоса гудели, вскоре застучали ложки, но хозяйка продолжала сидеть как ни в чём не бывало, что-то зашивая и время от времени с любопытством посматривая на меня.
– Оно и понятно, что издалека, – проговорила она, так и не дождавшись от меня ничего внятного. – Я таких порток отродясь не видала. И бляхами медными разукрашены.
– А... – беспомощно протянула я, бросив красноречивый, как мне казалось, взгляд на шторку. Желудок основательно тянуло. С завтрака прошло уже достаточно времени, да и банька явно подстегнула здоровый аппетит.
– Мужики-то, – хмыкнула хозяйка. – Не боись. У меня мужик хороший, зря дёргать не будет. Сиди себе делом занимайся – сам возьмёт, коли чего приспичит, – она гордо подбоченилась. – А твой не таков?
– Таков, – кивнула я. А что тут ещё можно было сказать?
– Оно и видно, – недоверчиво ухмыльнулась она. – То-то ты косишься туда, как волчица на собак. Гоняет, небось.
– Не гоняет, – буркнула я, чувствуя, как краснеют кончики ушей, достала травник и не глядя раскрыла. Беседовать с тёткой резко расхотелось.
– Так ты учёная, – протянула хозяйка. – Таких мужики всегда гоняют. Не любят шибко умных. Выкинула бы книжку, и получала бы реже.
Я прикусила язык, сдержав резкую отповедь. Но есть хотелось всё сильнее. Я каждую минуту ждала, что Илюшка вспомнит о голодной невесте и позовёт меня к столу.
Не позвал...
ГЛАВА 5
Голоса за шторкой через какое-то время стихли. Стукнула в сенях дверь. В окне, у которого я сидела, мелькнули тени. А я даже не пошевелилась. И аппетит куда-то пропал, хотя сразу после баньки я готова была съесть лошадь, причём сырую.
– Пошли, – кивнула на штору хозяйка. – Со стола прибраться надо. И поснедать, пока мужики не вернулись.
Я молча поднялась, сунула книгу, в которой так и не прочитала ни строчки, в сумку и пошла за ней. Болтать не хотелось. Впрочем, молодая женщина вполне справлялась и без моей помощи, словно уход мужа развязал ей язык. Она трещала без умолку сразу и обо всём. От цен на пшеницу до слухов из стольного града. Я без особого желания взяла ломоть тёмного плохо пропечённого хлеба и пододвинула поближе расписанную красными полосками миску. В ней оставалось немного квашеной капусты. К капусте мне было не привыкать, а всё остальное на столе скорее всего предполагалось загребать собственной ложкой, которой у меня тоже не было.
Эта последняя мысль прибила меня окончательно. Я вдруг осознала, что у меня не было не только ложки. У меня вообще ничего не было.
«Лучше бы ложку невесте вырезал, чем шляться непонятно где, – проворчала я, пережёвывая обрыдший ещё на яговской поляне овощ. Надо признать, что самобранка готовила куда лучше, чем жена местного кузнеца. Здешняя капуста мало того, что оказалась не больно-то хрустящей, так ещё и была явно недосоленной. – Вот только вернись обратно... Я тебе всё выскажу! – тут я покосилась на болтливую хозяйку, которая уже покончила с поздним обедом и, не прекращая болтать, убирала со стола, и добавила. – Ну, или чуть позже».
Устраивать скандал в присутствии чужих людей не хотелось. Я и в обычном мире до такого не опускалась, хотя гулящий муженёк за годы совместной жизни попортил мне немало крови. Но и спускать подобное хамство на старте новых отношений тоже не было никакого желания.
«Отзову куда-нибудь», – решила я наконец.
Но ни Илья, ни кузнец возвращаться под крышу не спешили. Я доела капусту, выхватила из плетёной корзинки ещё один ломоть хлеба и от скуки прислушалась к болтовне хозяйки.
И правильно сделала. Речь шла как раз обо мне.
– А кто дочку княжескую в стольный град приведёт, тому многия почести окажут и деньгой обсыплют с головы до ног. О как! – Женщина энергично вымешивала тесто, успевая при этом завистливо вздыхать. – Прям так и сказал на ярмарке: «деньгой обсыплют». А сам красавец писаный. Видно, что при князе как сыр в масле катается: ладный да гладкий...
– Кто? – впервые за последние несколько часов подала голос я.
– Так гонец княжеский. Я его прям вот так, как тебя видела. Одёжка парчовая, серебром шитая. Кобылка у него ладная, гладкая, не чета клячам деревенским заморенным, и сам ей под стать.
– Кобылке? – невольно фыркнула я. Но хозяйка не уловила сарказма.
– А то ж. Ежели у князя гонцы такие, так что ж он спасителю своей кровиночки отсыплет.
– Денег, – буркнула я, разом растеряв хорошее настроение.
– Ну да. И уж, наверное, не медяшек – на полновесное серебро расщедрится, – охотно закивала женщина. – Ну, оно и верно. Не поедет же за княжной мужик-лапотник.
– Почему бы и нет? – усмехнулась я. – Какая разница, кто кровиночку спасать отправится, лишь бы спас.
– Ой, разумница выискалась, – не оборачиваясь передёрнула плечами хозяйка. – То ж княжна. Там обхождение знать надобно. Она, небось, нежная как цветочек. Ветерок подует – застудится. На дорогу ступит – упадёт. Да и не поймёт эдакая мужицкий говор. Спужается ещё такого, как мой медведь, и дух вон. Тогда князюшка, чай, не золотом – плетьми отблагодарит.
«Цена за мою тушку растёт в геометрической прогрессии, – с сарказмом подумала я. – Ещё минут пять поговорим, и выяснится, что папочка за дочурку самоцветами расплачиваться будет».
– Эх... счастье девке, – женщина отодвинула кадку с тестом и, плюхнувшись на лавку, мечтательно уставилась в потолок.
– Почему счастье? – уточнила я.
«Действительно, очень интересно, какое такое счастье меня поджидает в отцовском дворце, или что там у князей вместо избушки... То есть, тьфу! Вместо квартиры».
–Будет как сыр в масле кататься. Не то что мы с тобой, горемычные. У княжны, знаешь, какая жизнь?
– А ты знаешь? – хмыкнула я.
Историю в спортивной школе, куда меня законопатила любящая «мамочка», преподавали кое-как. Впрочем, как и все другие предметы, кроме физкультуры. Так что мои знания о положении женщин в средние века ограничивались понятиями Домострой, бесправие и паранджа. Хотя последнее, вроде, к Руси не имело никакого отношения. Но я и про раздельное питание так думала, а оно вон как вышло.
– Эх ты... А ещё учёная, – фыркнула женщина. – Будет княжна в тереме сидеть, в окошко смотреть, палец о палец не ударит. На всё мамки, няньки да чернавки набегут.
– В тереме сидеть? – поморщилась я.
– Ну не в избе же, – рассмеялась хозяйка.
– Ну, будет же эта княжна ходить куда-нибудь, – поправилась я, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой то ли от «радужных» перспектив, то ли от паршивой квашеной капусты.
– А зачем? То ж княжна. На что ей ножки бить? Знай себе ешь, пей да жди, кого батюшка в мужья выберет. А и замуж отдадут, не больно-то что поменяется. Какой мужик княжескую дочь обидеть захочет?
– Батюшка... – пробормотала я и поднялась. – А Илья где?
– Твой-то? А кто его знает. Пошли с мужиками в корчму, видать. Смерклось ужо.
Я покосилась на потемневший квадрат маленького окошка: «Надо же. И не заметила, что в потёмках сижу». Воткнутую в какую-то щель у печки парочку лучин освещением было назвать сложно. Пришлось смирить собственное нетерпение: на улице наверняка было темно, как... как на средневековой улице.
– А спать мы где будем? – скрипнув зубами, спросила я.
– Верно. Ты ж с дороги, умаялась. А тут я со своими сказками, – спохватилась женщина.
Минут через двадцать я уже лежала на застланной пёстрым домотканым половиком лавке. Сразу стало понятно, что поговорить с Илюшкой мне не удастся. Ещё один гость тут попросту бы не поместился.
Хозяйка, укладываясь на соседнюю лавку, ещё пыталась что-то бубнить, но я отвернулась к стене и сделала вид, что сплю. Однако на душе было неспокойно. Куда только подевалась та светлая уверенность, что всё будет хорошо? В голове толклись образы один другого кошмарнее: начиная от комнаты с низким сводчатым потолком, резными лавками и толстыми решётками на узких окнах до пьяного Илюшки, размахивающего почему-то пистолетом ТТ.
«Откуда здесь пистолет?» – задумалась я и проснулась.
Темень вокруг была такая, что хоть глаз выколи. А вот сон с меня слетел. Поворочавшись на жёсткой лавке с четверть часа, я сдалась и села. Безумно хотелось выйти на воздух, чтобы убедиться, что в реальности вокруг меня ещё нет ни решёток, ни своры мамок-нянек.
Я поднялась, но не успела сделать и пары шагов в незнакомом доме, как налетела на невидимую в темноте лавку, с которой с грохотом что-то посыпалось.
– Ты чего? – Чуть более светлый квадрат окна перекрыл тёмный силуэт.
– Э...
– До ветру, что ль, хочешь? – «догадалась» разбуженная шумом хозяйка. – На двор иди. Там, за банькой.
– Спасибо, – буркнула я. – А отсюда как выбраться?
– Ох, неуклюжая... – женщина с кряхтением, достойным столетней бабки, поднялась и через несколько минут вручила мне потрескивающую лучину. – Держи. Вернёшься – в бочонок у печки сунь.
Света лучина давала всего ничего, но я по крайней мере стала видеть очертания предметов и на мебель больше не натыкалась. Увы, от низкой притолоки меня это не спасло, выходя, я здорово приложилась лбом о массивную деревяху.
«Странно, – мелькнула в голове невнятная мысль. – Вроде, когда входили, наклоняться не приходилось».
Мелькнула и пропала. Вместо этого в нос ударил отвратительный запах. Я приподняла лучину, пытаясь разобрать, куда угодила, и тут же получила ощутимый пинок пониже спины.
Взвизгнув от неожиданности, я невольно сделала несколько шагов вперёд и, наступив в какой-то узкий желоб, налетела животом на низкую перегородку. Затрещало дерево, что-то хрустнуло. Ненадёжная опора поддалась, и я кувырком влетела в живую шевелящуюся кучу. Лучина, зашипев, мгновенно погасла.
Раздался многоголосый визг, только уже не мой, а следом басовитое хрюканье. Вот это уже прозвучало знакомо. Недаром в военном городке окна нашей служебной квартиры выходили на хоздвор части.
«Свинарник!» – осенило меня. Расталкивая недовольных поросят, я кое-как поднялась на четвереньки.
– Хр... – прозвучало у меня над ухом, и лицо обдало горячим влажным дыханием. Смрад перекрыл даже зловоние, царившее в хлеву.
«Сожрёт!» – окончательно перепугалась я.
От ужаса дыхание перехватило настолько, что я и пискнуть не сумела, не то, что закричать. Рванулась назад, каким-то немыслимым кульбитом перевалилась через низкое ограждение загона и плюхнулась на задницу, пытаясь отдышаться. Глаза уже слегка привыкли к темноте, и я различила, что сижу в проходе между стойлами на куче соломы. Вот только с какой стороны теперь находится дверь, совершенно не представляла. Над головой в квадрате поблёскивали далёкие звёзды. Но этот выход мне явно был недоступен.
«Ну, хоть шею не сломала, – попыталась я себя утешить, старательно не замечая, что подстилка, смягчившая моё падение, оказалась, скажем так, уже б/у.
– Хр-р-р... – напомнила о себе обозлённая свино-мамаша. Поросята снова принялись визжать, и над всем этим повис всё ускоряющийся стук копыт.
Как была, сидя, я попыталась отползти назад. Но куда там. За спиной возвышалась стена. «Блин...» – я зажмурилась, ожидая неминуемого удара.
Глухой «шмяк» прозвучал одновременно с грохотом распахнувшейся двери и громкой руганью. На пороге появился высокий мужик с факелом. За его спиной куталась в наброшенный на плечи платок болтливая жена кузнеца.
Жёлтый неверный свет выхватил из тьмы ранее недоступные моим глазам подробности: толстую свинью, развалившуюся прямо в проходе в окружении полудюжины поросят, лошадиную голову, свесившуюся через одну из перегородок. У стены на куче загаженной соломы очумело мотал башкой безрогий козёл.
Кузнец с руганью принялся загонять живность обратно в стойла.
Вот только я смотрела на всё это сверху.
«Убили... Илюшка расстроится... – обречённо подумала я, отводя взгляд от ставшей внезапно такой незначительной суеты внизу. – Что там дальше? Тёмный тоннель и свет в конце...»
Но никакого света там, где я оказалась, не было. Сюда не добирались даже отблески чадившего в хлеву факела. Зато над головой поблёскивали звёзды, и что-то неприятно кололо мой призрачный зад.
«Может, я не совсем умерла?» – заёрзала я и тут сообразила, что, свесив ноги, сижу на краю того самого люка, который заметила перед нападением проклятого козла. Задумываться, как я умудрилась сигануть метра на четыре, да ещё по диагонали, не хотелось: сразу возникали мысли на тему «Что, если бы не...». Решив для себя, что случайно продемонстрировала пресловутые возможности человека в стрессовой ситуации, я отбросила ненужные размышления и ущипнула себя за руку. Боль пришла. А вместе с ней и окончательная уверенность, что я всё ещё жива.
Обругав собственное нездоровое воображение, я, стараясь производить как можно меньше шума, отползла от люка. Впрочем, предосторожности были излишни. Внизу как раз поднялся невообразимый гвалт: кузнец попытался водворить на место свино-мамашу. Та водворяться обратно в загаженный загон не имела никакого желания и принялась удирать от заботливого хозяина по хлеву, визжа и снося всё, что только попадалось на пути, включая хозяйку. С мстительным удовольствием я услышала влажный плюх и новую порцию ругани – болтливую тётку, похоже, общими усилиями усадили в ту самую лужу, в которой четверть часа назад побывала я.
Впрочем, долго предаваться злорадству я себе не позволила. Надо было выбираться с забитого сеном чердака. И сделать это желательно раньше, чем хозяева зададутся вопросом, кто же, в прямом смысле, подложил им такую большую свинью среди ночи.
Я огляделась и, в конце концов, заметила тусклый свет, пробивающийся сквозь щели небольшой дверцы в торце сеновала. Пробравшись туда, я ещё немного повозилась, прежде чем мне удалось найти подходящую щепку и подцепить крючок, разумеется, располагавшийся снаружи, и наконец вдохнула полной грудью прохладный ночной воздух. После зловонного стойла и пыльного сеновала это оказалось неожиданно приятно. Увы, вместе с ароматами цветов и близкой свободы нос уловил и совсем другие запахи. Те, что исходили от меня самой.
Меня перекосило, и я поспешно спустилась по кривой лесенке, прислонённой к стене дома. Во дворе оказалось вовсе не так темно, как я себе воображала: полная луна очень кстати выглянула из-за туч. Обозрев себя в неверном голубоватом свете, я скривилась ещё сильнее. Скажем так, акробатика в навозе не пошла на пользу ни сарафану, ни мне самой.
«Осталось только в перьях обвалять!» – проворчала я себе под нос, вспоминая, с какой стороны мы с Ильёй вошли в село. Где-то там имелась небольшая речушка. Она-то мне и была нужна. Вернуться в избу в виде ходячей навозной кучи я была не готова.
