Текст книги "Нф-100: Адам в Аду (СИ)"

Автор книги: Анастасия Галатенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

В процессе поиска Бладхаунд почти случайно нашел видеозапись гибели Разумовского, о которой говорил Серый. Запись была плохая, изображение сильно зашумлено, место действия Бладхаунду опознать не удалось – впрочем, как раз это не проблема, место смерти Разумовского указано во всех биографиях. Зато звук был на удивление чистым.

Поперек узкой улицы стояло несколько автомобилей со следами аварии на лакированных корпусах. Поверх них красовалась инсталляция из оконных рам и мебели. На этом сооружении стояло несколько человек, один из них Разумовский – среднего роста, крепкий, с веселым и злым лицом.

"Выходите по одному! Вас не тронут, если вы не станете оказывать сопротивление!"

"Черта с два! – Разумовский вскарабкался на самую вершину нагромождения. Он был весь на виду. – Мы станем оказывать сопротивление, потому что все, что вы говорите – ложь! Ложь, что моих людей отпустят с миром! Ложь, что бессмертие будет отменено! Оно останется для паршивых правительственных сук! А я требую его для всех!"

"Спуститесь, и мы начнем переговоры. Мы не хотим применять силу..."

– Все готово! – доложила Тоша, приоткрыв дверь.

"Мы открываем огонь!" – предупредили Разумовского.

"Черта с два!" – закричал Разумовский, из-за его спины кто-то выстрелил первым. Разумовский покачнулся, а может, это камера задрожала в неопытных руках, потом все потемнело. Бладхаунд сохранил запись, хотя особого смысла в ней не видел.

За ужином Бладхаунд планировал свои дальнейшие действия. Побеседовать с господами Чистяковыми, наверное, придется завтра. Еще нужно навестить Януша – это уже сегодня.

А вечером нужно будет поторопить Емельянова и заодно проверить, как идут дела.

Тоша поставила перед ним чашку с кофе, и чуткое ухо Бладхаунда уловило легкий щелчок, с которым разжалась механическая ладонь.

– Есть проблемы? – спросил он.

– Не функционирует система самоочистки, – доложила Тоша. – С коммуникацией что-то – последний курьер не уловил около двадцати байт сообщенной ему информации. Последний техосмотр был год назад.

– Вызови Степана, – велел Бладхаунд. – Я все оплачу.

– Спасибо, – сказала Тоша и отправилась на кухню – мыть посуду.

Бладхаунд хлопнул дверью и сбежал по лестнице вниз.

Тошу давно стоило бы сменить. Старенький домашний робот Toshiba-215HR работал у него уже больше десяти лет. Гарантия на Тошу давно кончилась, а искусственный нейрокристалл прошлого поколения потреблял слишком много энергии. С другой стороны, он привык к Тоше, он удобно настроил ее, все ее механизмы до сих пор работали исправно, а заниматься подбором и настройкой новой прислуги было недосуг. Дом она поддерживала в порядке, с разговорами не лезла, если не забыть выставить режим "работа". А в режиме "сиделки" подключались контуры нейрокристалла, в которых были заложены медицинские навыки. Бладхаунд следил за всеми обновлениями в Сети и своевременно обеспечивал Тошу новейшими внешними модулями и справочной информацией. Ему и в голову не приходило требовать от домашней прислуги человечности. Человекоподобия было достаточно.

Бладхаунд тряхнул головой, выкидывая мысли о Тоше, и велел навигатору проложить по вечерним пробкам пусть к Янушу.

2. Кривцов

Кривцов казался самому себе динозавром, вылупившимся из какого-нибудь древнего яйца здесь и сейчас. Он шел к метро и чувствовал себя чужим этому миру. Но, к его удивлению, прохожие не обращали на него внимания. Спешили по своим делам под начинающимся дождем, и им не было ни малейшего дела до Кривцова.

Встреча была назначена в "Кофе-брейне" на Сухаревской. Кривцов пришел на четверть часа раньше назначенного времени. Сперва постоял, разглядывая вывеску. Интересно, специально ли сегодняшний его визави выбрал место с таким названием? Логотип ресторанчика изображал человеческий профиль, в который заливали, видимо, кофе – и голова наполнялась свечением.

Кривцов прикинул, какие вещества могли бы вызвать такую расцветку. Однако было похоже, что создателей логотипа заботила исключительно его внешняя привлекательность.

Внутри оказалось довольно приятно. Кривцов разместился в уютном уголке, подальше от входа. Огляделся по сторонам. Посетителей было мало. В центре, за столиком, заваленным бумагами – двое. Один невзрачный и серый, другой – с интересным серебряным узором. В противоположном углу склонился над планшетом обладатель бежевого кристалла. Две девушки неподалеку от Кривцова обсуждали что-то, по-видимому, очень женское – склонили друг к другу головы и шептались, то и дело озираясь. Одна повернулась и стрельнула кокетливым взглядом в Кривцова. На миг тому показалось, что он различил розовые пятнышки над висками. Но девушка отвернулась, и видение пропало. Симпатичная девушка. Розовый – редкий цвет.

Кривцову сказали, что к нему подойдут сами. Он заказал кофе – двойной эспрессо. В ожидании заказа выкурил сигарету, сходил в туалет, рассмотрел стену с причудливой росписью, но сюжета так и не понял. Возможно, виной тому головная боль.

Время шло.

Серый и серебряный поднялись из-за столика, пожали друг другу руки и разошлись.

Наконец принесли кофе. Кривцов поблагодарил официантку и любопытства ради попытался посмотреть на ее кристалл. Но увидел только приветливое лицо, дежурную, чуть усталую улыбку и светлые волосы, собранные в конский хвост.

Того, кого ждал, Кривцов заметил сразу. Первое, что бросилось в глаза – нейрокристалл. Ржавые лобные доли, болотные виски. И только потом появилась подтянутая фигура, ежик курчавых волос и широкая улыбка.

– Кривцов Вениамин Вячеславович, я не ошибся? – спросил он громко, отчего прожилки на его нейрокристалле вспыхнули ярче. Девушки снова обернулись на Кривцова.

– Да, – коротко ответил Кривцов, приподнимаясь и протягивая руку. – С кем имею честь?

– Бражников. Леонид. Я представляю компанию "Brain Quality" на российском рынке. О нашей деятельности, полагаю, вы осведомлены?

– Честно говоря, первый раз слышу.

– Понимаю вас, – бодро откликнулся Бражников.

В руках Кривцова оказалась визитка с логотипом компании и именем его визави: "Leonid A. Brazhnikov".

– Вы уже сделали заказ? – поинтересовался Бражников. – Девушка! Мне чайничек сенчи, пожалуйста. С мятой. Спасибо! Предлагаю приступить к делу, Вениамин Вячеславович.

– Валяйте.

Бражников сплел пальцы.

– Мы занимаемся тем, что называем между собой прокачкой мозгов.

– Образовательные услуги?

– И да, и нет. Психологические тренинги, позволяющие лучше узнать себя и других. Специальные упражнения, прежде всего – йога, поскольку здоровые нервы невозможны без здорового тела. Консультации психоаналитика для более нарушенных пациентов. Мы помогаем людям избавиться от дезадаптивных установок, шире смотреть на мир. Я думаю, вы понимаете. Избавиться от собственных, годами создаваемых якорей, мешающих нормально жить. В Штатах и в Европе мы зарекомендовали себя с самой лучшей стороны, да и в России уже успели заработать хорошую репутацию.

Он помолчал, давая Кривцову время оценить услышанное. Кривцов затянулся сигаретой и спросил:

– А я тут при чем?

– Как вы наверное знаете, среди состоятельных людей стало модным коллекционировать нейрокристаллы. Конечно, сейчас, когда миф о связанном с ними бессмертии, к огромному нашему разочарованию, развенчан, людей в нейрокристаллах интересует только одно – материальная ценность. Вы понимаете меня?

– Понимаю. И согласен.

В виске кольнуло. Кривцов махнул официантке:

– Повторите двойной эспрессо, пожалуйста.

Бражников откинулся на спинку и сложил руки на животе.

– Как мы с вами понимаем, Вениамин Вячеславович, в нейрокристаллах людей привлекает лейбл. Никто не захочет иметь на полке какого-нибудь Васю Пэ, если вы меня понимаете. Всем подавай видных политиков, артистов, крупных бизнесменов – словом, тех, кого можно показывать гостям с гордостью и говорить: "Смотрите, при жизни он был велик, а сейчас – полностью в моей власти!" Вы понимаете меня?

Кривцов снова кивнул. Между ним и Бражниковым появились чашка кофе и чайник с зеленым чаем.

– Но кроме этого есть еще красота. Искусство. Вы понимаете.

– И что же?

– А то, дорогой Вениамин Вячеславович, что мы внимательно изучили ваши научные труды. Статьи, диссертацию, монографии. Ознакомились со всеми результатами. И полагаем, что вы вплотную подобрались к объяснению того, что все это значит.

– Что значит?

Бражников развел руками:

– Все то, что так привлекает коллекционеров. Все эти оттенки, звезды и переливы. Я думаю, вы понимаете. Ведь это вы первым предположили, что вид нейрокристалла полностью определяется личностью носителя. И, насколько мне известно, этого предположения никто не смог опровергнуть...

– Но это не значит, что оно верно, – Кривцов передернул плечами. – Запрет на экстракцию личности положил конец всем возможным исследованиям в данной области. Остается только ковыряться в жизнеописаниях и сопоставлять. Бесполезная трата времени.

– Я понимаю, – покивал Бражников. – Тут вам виднее. Но все-таки в ваших работах рассмотрено довольно много случаев, подтверждающих вашу гипотезу. Более того, вы ведь были в двух шагах от того, чтобы доказать свою теорию, ну, почему появляется тот или иной цвет, я правильно понимаю?

– Я много работал над этим.

Бражников наклонился к столу, налил чай в чашку. Маленькая чашечка смотрелась неуместно в его крупных пальцах, и от этого несоответствия голова Кривцова заболела сильнее.

– "Brain Quality" хочет ввести новую услугу для своих клиентов. Мы много работаем с психикой пациентов, да и с телом тоже, а значит, так или иначе, мы меняем их мозг. Мы делаем его лучше. Дороже. Вы понимаете меня? Я полагаю, да.

– И вы хотите вручить клиенту при выписке диплом: "Поздравляем, ваш мозг стоит столько-то!"?

– Вы зрите в корень, – Бражников широко улыбнулся. – Некоторые организации, подобные нашей, уже ввели такую систему. Вручают человеку сертификат, где его потенциал оценивается в условных единицах. Силы юридической у такого документа, сами понимаете, никакой, однако клиентам очень интересно, сколько они стоят. Сравнивают себя с той или иной звездой. Чувство собственной важности растет, опять же. За это не грех и заплатить. И платят.

– В бирюльки играете, – хмыкнул Кривцов.

– Возможно, вы правы, – с готовностью согласился Бражников. – Но очень неплохо зарабатываем на этом. А будем еще больше, если к нам присоединитесь вы.

– Я?

– Да, Вениамин Вячеславович. Вы. С вашими знаниями, ученой степенью и авторитетом в мире нейрокристаллов.

Кривцов вдруг вспотел.

– И какую же должность вы хотите мне предложить? – севшим голосом спросил он.

Бражников истолковал его волнение по-своему. Он разулыбался, демонстрируя крепкие зубы. Его нейрокристалл горел от ржавчины.

– Консультанта. О зарплате договоримся, я думаю, мы сможем предложить вам хорошие деньги. Плюс – пакет акций нашей фирмы. К тому же на нашем материале вы легко сделаете докторскую степень. А мы, если понадобится, подсобим. По сути вам придется просто иногда проводить тренинги с нашими психологами. В остальном вы вольны делать, что хотите. Мы готовы предоставить в ваше распоряжение лабораторию со всем необходимым для научных изысканий...

– Для продолжения изысканий мне необходима только одна вещь – отмена запрета на экстракцию личности, – прервал Кривцов. – Боюсь, что этого вы мне предоставить не сможете.

– Я понимаю, – кивнул Бражников. – К сожалению, это не в наших силах. Но обеспечить доступ к широким массам, постоянно выполняющим то, что вы им скажете, мы можем. С введением новой услуги наши маркетологи ожидают наплыв пациентов пожилого возраста. Их нейрокристаллы будут доступны нам, у нас будет эксклюзивное право на их прошивку. Вы же понимаете, что это значит?

– Понимаю, – кивнул Кривцов.

Он закурил очередную сигарету, отхлебнул кофе и попытался представить себе, как все это будет. Свой кабинет, красотка-секретарша, и бесконечный человеческий поток – богатейшее месторождение. Надо только очистить самородки от породы, огранить и вставить в соответствующую оправу...

– Если вы согласитесь, то мы... – начал было Бражников, но Кривцов прервал его:

– Нет.

– Простите, что?

– Мой ответ будет "нет", – повторил Кривцов.

– Почему же? Мы готовы обсудить все ваши условия!

– Вы говорили об искусстве.

– Я?

– Да. Вы говорили о том, что есть кристаллы-лейблы и кристаллы-шедевры. Я согласен в полной мере. Однако шедевры не получаются только оттого, что кто-то заплатил денег психоаналитику. Создание произведения искусства из человеческого мозга – дело долгое, кропотливое, требующее чуткости, постоянного наблюдения и, главное – это штучная работа. Штучная! Нельзя поставить ее на поток.

Бражников сложил руки на коленях. Выглядел расстроенным, но Кривцов чувствовал, что он скорее зол.

– Чтобы получился шедевр, требуется много практики, вы же понимаете!

– Нет, не понимаю, – резко оборвал его Кривцов. – Чтобы получился шедевр, не стоит пытаться сотворить его из дерьма!

– Я понимаю! Но разве вам не нужен материал для научной работы?

Кривцов поморщился и затянулся.

– Вы хотите выпустить в возможное бессмертие кучу народу. Зачем они там?

– Бессмертие запрещено законом!

– Вот потому и запрещено! Потому что доступ к нему открыли для всех, у кого есть деньги! В том числе и для тех, кто к нему не готов!

– По-моему, вы меня не понимаете...

– Я вас отлично понимаю! – Кривцов с силой ткнул сигаретой в пепельницу и посмотрел Бражникову в глаза. – Вы хотите сделать легкие деньги на человеческом самолюбии, желании подражать кумирам и надежде на бессмертие. Это умно – играть на чужих слабостях в своих интересах. Вот только интересы у нас с вами разные. Вы думаете о сиюминутной наживе, а я – о реальности, в которой мы с вами живем.

– Может, я все же смог бы вас переубедить...

– Не стоит.

Бражников некоторое время мерил его взглядом, затем поднялся.

– Оставьте себе мою визитку. Если передумаете – звоните. Насколько я понимаю, ваше финансовое положение сейчас не самое устойчивое. У вас есть хороший шанс его поправить. Другого такого же вы вряд ли дождетесь. Вы меня поняли. Всего хорошего!

Его ржавые миндалины скрылись за дверьми. На столе осталась банкнота.

Кривцов попросил счет. Докурил сигарету, достал из кармана пачку смятых бумажек, расплатился за кофе. Грязные банкноты напомнили о болотно-ржавом кристалле Бражникова.

Выйдя из кафе, Кривцов зашел в аптеку и купил презервативы. Завтра приедет Ольга.

Мы все – сперматозоиды, вдруг подумалось ему. Бегущие к единственной яйцеклетке реальности. Не все, разумеется, достигнут цели. Но тот, кто пошустрее, задаст реальности вектор развития и определит ее будущие качества.

Каждый, кто этого не понимает – просто слеп.

3. Ро

Ро сидел рядом со Стасом, вглядывался в черты и прислушивался к звукам. Странно было смотреть на – с виду – совершенно человеческое тело и слушать не биение пульса, не дыхание, а тихое жужжание. На грани слышимости, но такое чуждое.

Ро знал, что еще некоторое время Стас будет лежать неподвижно – пока мозг не адаптируется к новому телу. Сначала оживет лицо, откроются глаза и начнут оглядывать все словно через туман, потом слегка дрогнут пальцы, заработают руки и ноги, но еще несколько часов он будет ходить неуверенно, придерживаясь за стены или руку товарища по несчастью. И только потом полноценно, уверенной походкой вступит в бессмертие.

Ро смотрел на лицо Стаса и думал о том, как не похож он сейчас на самого себя. Как безлико выглядит не подключенное к мозгу тело.

Впрочем, что тут удивительного? Все тела были марки "Adam-3f", первая экспериментальная модель с полной функциональностью, сделанная, как и все прочие адамы, японцами. Родная сборка. Рост метр семьдесят два, черные волосы, чуть раскосые глаза.

И все же наметанный глаз фиксировал мельчайшие отличия. Ро никогда не спутал бы одного соседа с другим.

Профессор имел привычку говорить с легким прищуром, делавшим узкие глаза адама похожими на штрихи черной туши. Его спина была ссутулена, а пальцы вечно стремились что-то сжать – подлокотник кресла, чашку, запястье другой руки...

Ванька не мог ни на чем сосредоточить взгляд – постоянно ощупывал глазами помещение, собеседника, озирался боязливо. Его сбила машина, когда он перебегал дорогу – кажется, опаздывал на экзамен. Может, это беспокойство последних секунд навсегда отпечаталось в его повадке?

Иван Михайлович прихрамывал на обе ноги, а уголки губ его всегда были опущены так, что даже у типового механического лица появлялись бульдожьи брыли.

И вот теперь Ро смотрел в лицо Стаса и не узнавал его. Может, дело в том, что мозг еще не заработал на полную мощь, не взял под контроль все электронные жилы нового тела, но ни одной знакомой черточки опытный глаз художника не замечал.

Много ли разницы между трупом и типовой моделью? В одном человек уже умер, а в другом – еще не возродился. Ро смотрел на Стаса и представлял, как выглядело его собственное тело после смерти. Наверное, более непохожим на типового японского адама быть невозможно – высокий, нескладный молодой человек с бледными глазами и копной светлых волос. Невыдающийся, блеклый, неприметный в толпе. Пожалуй, он только после смерти понял, насколько индивидуальной и яркой была его внешность.

Гудение прекратилось внезапно. Ро не сразу сообразил, что на него смотрят черные зрачки. Смотрят напряженно, с тревогой и одновременно вызовом. Совсем не по-стасовски.

– Ты кто? – раздался типовой голос. Адам – почему-то Ро не мог по привычке назвать его Стасом – пытался встать с кровати.

– Меня зовут Родион, – тихо ответил Ро.

– Мы знакомы?

– Да, просто ты об этом не помнишь. Как ты себя чувствуешь?

– Терпимо. Дай руку!

– Подожди. Дай своему мозгу адаптироваться!

– Да ну тебя. Сам встану!

И он действительно поднялся. Встал нетвердо на ноги, придерживаясь рукой за столик. Пошатнулся – должно быть, голова кружилась, мозг еще не до конца прочувствовал тело. Ро поддержал его и усадил обратно.

– Что случилось?

– Видишь ли, ты... Как бы тебе сказать? Понимаешь, ты – умер.

Губы адама расплылись в усмешке.

– А ты шутник! Скажи еще, что ты апостол Петр с ключами от Рая!

– Не скажу, пожалуй. Здесь скорее Чистилище. Впрочем, кому как.

Адам задумался.

– Да, – наконец сказал он, скорее самому себе, чем Ро. – Я так и думал.

Он поднял глаза на Ро.

– Я умер, говоришь? Когда, интересно? Не знаешь?

Ро покачал головой.

Адам встал, прошелся по комнате. Покрутил руками, присел пару раз.

– Непривычно. Я был намного выше. И несколько шире, определенно. Почему у меня не гнется левая рука?

– Дефект конструкции. У Стаса тоже не гнулась.

– У Стаса?

– Да. Вчера ты был Стасом.

– Вот оно, значит, как? – Адам задумался. – Понятно. Я разберусь в этом, Родион.

Ро усмехнулся.

– Посмотрим, надолго ли тебя хватит. Впрочем, приятно, что хоть кто-то собирается действовать.

Прыткий незнакомец ему скорее не нравился. Вообще все происходящее не нравилось. Стаса – неприметного, тихого клерка, утонувшего где-то в богом забытом пруду, привычного, как старый свитер – больше не было. Вместо него был этот чужак, от которого неизвестно, чего ожидать.

К недоверию примешивалось неожиданное чувство одиночества. Стас, верный друг Стас, с которым вот уже семь лет Ро делил бессмертие, исчез. Пропал. Предал. Ро сам осознавал всю бессмысленность этой детской обиды, но не мог ничего с собой поделать.

К тому же почва ушла у него из-под ног при одной мысли о том, что следующим может оказаться он сам. Он заснет однажды, а потом в его теле появится кто-то другой...

– Пойдем, Родион, покажешь мне, что здесь и как, – новенький решительно направился к двери и распахнул ее.

Оказавшись в узком коридоре, глянул сперва в одну сторону, затем в другую, обнаружил решетку. Прошел до нее, стиснул толстые прутья. Зашипел с досады.

– Рука, чтоб ее! Заперто? Отсюда вообще можно выйти?

– Нет.

– А там что? – он указал в темноту за решеткой.

– Ничего. Пустые комнаты, коридоры... Здесь никого нет.

– Никого?

– Кроме нас.

Развернувшись, они зашагали прочь от решетки. Узкий коридор с дверями по сторонам упирался в стенку и больше всего был похож на купейный вагон. Давным давно списанный и тихо ржавеющий вдали от всех железных дорог на свете.

Когда Ро жил еще в своем первом теле, и телу этому было лет десять, он видел такой вагон – неподалеку от небольшой сельской церквушки. Зачем он туда ездил, он уже не помнил, в памяти остались лишь недоумение – как вагон оказался так далеко от железной дороги? – и ощущение безнадежности и затхлости, от которого хотелось бежать.

Позже, предпочтя кисточки и краски отцовским надеждам, Ро пытался найти это место – романтика безнадежности дарила тогда мрачное удовлетворение. И потерпел поражение. Он долго колесил по бездорожью, искал, спрашивал, и, наконец, нашел нужное село. Но вагона уже не было. Церквушку отреставрировали, и вокруг нее, напротив нарядных могил, стояли столь же яркие автомобили.

Раздосадованный, Ро покинул это место, и больше не вспоминал его.

Пока не оказался здесь.

Остальных они нашли у Профессора. Тот сидел за столом, водя пальцем по исписанному листу.

– ... просим ускорения решения вопроса... кто написал "просим"? Ваня, ты? Я бы заменил на "требуем". Я думаю, Родион со мной согласится, он настроен более жестко... "требуем ускорения решения вопроса..." Иван Михайлович, вы согласны?

Иван Михайлович смотрел в затянутый паутиной угол. Глаза его стеклянно пялились вдаль, и видно было, что его меньше всего волнует отточенная формулировка.

– Вот из-за таких, как ты, нас и не признают людьми, – пробурчал Профессор вполголоса.

Ванька нервно оглянулся, встретился взглядом с Ро и потянул Профессора за рукав.

– А, Родион Родионович, проходите, проходите... Станислав, как самочувствие?

Ванька впился тревожным взглядом в лицо новенького.

"Почувствовал, – подумал Ро. – Молодец."

– Господа, я вынужден вам сообщить, что Стас, увы, покинул нас, – сказал он. – Подробностей я не знаю. Будем надеяться, что Стасу сейчас лучше, чем нам с вами.

Петр Евгеньевич перевел взгляд на лицо вчерашнего Стаса.

– Как прикажете величать? – осведомился он.

– Вергилием, – усмехнулся тот. – По крайней мере, я собираюсь вытащить вас из вашего чистилища.

– Да вы, юноша, бунтарь! – одобрительно заметил Профессор. – Дай бог, это вам удастся...

А бунтарь уже стоял у стола, изучая аккуратно написанный документ под нервным взглядом Ваньки.

– Это что?

– Прошение. В правительство. Институт давно закрыли, закон приняли, а мы все тут...

– Когда закрыли? – быстро переспросил новенький.

– Да уж лет шесть как... В октябре закон приняли, кажется. Родион Родионович, вы не помните точно?

– Семнадцатого.

– Вот, и Родион Родионович подтверждает. Шесть лет. А про нас забыли. А мы, знаете, и не люди, и не вещи.

– Экспериментальные крысы, – заметил Ро, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу.

– Вот-вот, – подтвердил Профессор.

– Крысы? – Иван Михайлович оторвал взгляд от паутины, на лице его появилась гримаса отвращения. – Где крысы?

– Все в порядке, Иван Михайлович, никаких крыс здесь нет, сидите себе спокойно! Так и живем, в клетке. Списать нельзя, отпустить тоже.

– Погодите. Разве новый закон не предполагает изъятия нейрокристаллов из тел для предотвращения дальнейшей экстракции?

– Такое ощущение, что ты сам писал этот закон, – заметил вполголоса Ро. – Как по-писаному шпаришь.

– Предполагает, – кивнул Профессор и нахмурился. – Вы, дорогой мой Бунтарь, похоже, сильно после нас скончались. Тогда вам должно быть виднее, почему нас не хм... не изъяли...

– Для предотвращения, – вставил Ро.

– Я, по всей видимости, погиб сразу после принятия закона, – Бунтарь бросил быстрый взгляд на Ро. – Значит, получается, шесть лет уже... Тогда беспорядки были. Не всем пришлась по душе отмена бессмертия. Были митинги, в том числе и вооруженные. Люди требовали... Наверное, тогда меня и задело, хотя я, разумеется, не помню ничего. Я... беседовал с другом, а потом проснулся здесь... Шесть лет спустя. Много вас здесь?

– Да вот все мы и есть, – Профессор обвел рукой всю компанию.

Бунтарь проследил за его рукой. Провел пальцами по волосам.

– Люди здесь бывают?

– Люди?

– Ну, я имею в виду, живые люди. Кто-то же приносит вам одежду, наверное, какое-то техобслуживание проводит...

– Меняет наши мозги на чьи-то чужие, – продолжил Ро. – Бывают, как видишь.

"Не сам же ты на место Стаса прыгнул, – подумал он. – Хотя судя по тому, как ты тут освоился, как-то ты к этому причастен..."

– Жанна заходит иногда, – сказал Петр Евгеньевич. – А так... Нам же не нужно ничего, кроме света и воздуха. Мы в известном смысле как растения.

– Кто такая Жанна?

Профессор пожал плечами. Он не знал толком и сам. Знал только, что почему-то Жанне было жаль их. Что она приносила им одежду, стараясь подобрать каждому что-то по его вкусу, пыталась скрашивать их бесконечный досуг новостями из внешнего мира, и всячески поддерживала их желание достучаться до властьимущих и прекратить, наконец, убогое существование, либо превратив его в полноценную жизнь полноправных людей, либо перекочевав из типовых японских тел на полки коллекционеров.

Ро знал больше, но предпочитал молчать. Он пристально смотрел, какую реакцию вызовет имя Жанны у Бунтаря. Бунтарь внимательно – чересчур внимательно – слушал Профессора. Значит, похоже, с Жанной он не знаком.

Ро вдруг почувствовал усталость. Хотелось тишины. Ро поднялся на ноги, кивнул собравшимся. Предоставив Профессору разбираться с новеньким, он выскользнул из комнаты и направился к себе.

4. Бладхаунд

Бладхаунд припарковал машину у ворот школы. Собрался было позвонить, но заметил маленькую фигурку, идущую навстречу. Славик.

– Добрый вечер, господин Бладхаунд! – поздоровался мальчик, открыв ажурную створку. – Януш Генрихович сказал встретить вас и проводить в его кабинет.

– Он занят?

– Да, – Славик погрустнел. – У нас Келли усыпили... Учитель ей сразу занялся, даже не дождался, пока ветеринар уедет.

– Давно он там?

– Часа полтора уже. Как вы позвонили, что приедете, так сразу и случилось все. Келли в погреб упала, который Сенька не закрыл, ну и поломалась вся, а доктор так и сказал, чтобы не мучить животное, лучше по-быстрому... Януш Генрихович весь побледнел, ветеринар даже испугался, по-моему. А Януш Генрихович сказал только: "действуйте, а я пойду лабораторию готовить". А, еще сказал, приедет, сказал, Бладхаунд, вы его встретьте и в мой кабинет проводите. И все, с тех пор там сидит. А вас подождать просил.

Бладхаунд прикинул. Раньше, чем через час, Януш не освободится. С другой стороны, у Януша хорошая библиотека, да и не стал бы он просить подождать без нужды.

Славик проводил его в кабинет Януша. Вскоре на столе появились кофе, сливки, сахар, фрукты и ваза с печеньем, и Бладхаунд остался один. Он внимательно просмотрел корешки книг, вытащил несколько и принялся их листать. Книги были старые. Их не было в Сети – слишком много внимания уделялось в них сопряжению нейрокристалла и механического тела. Опасно по нынешним временам. А бумажные издания могли отыскаться только у коллекционеров и немногих профессионалов старой школы.

Януш не был коллекционером.

Бладхаунд тщательно фотографировал все, что могло так или иначе помочь понять, что же происходит с нейрокристаллом якобы Разумовского. Бесшумно появившийся в кабинете Януш застал его за этим занятием.

– Добрый вечер, Блад.

Бладхаунд поднял глаза. Януш, всегда сухой и бледный, казался белее обычного и едва держался на ногах. Худое лицо осунулось, черные с сединой усы выглядели росчерками туши на листе рисовой бумаги. Бладхаунд выпрямился, захлопнул книгу, отложил камеру. Подошел к двери, выглянул в коридор.

– Эй! – крикнул он.

Рыжий мальчишка лет восьми показался в конце коридора.

– Кофе Янушу Генриховичу. Коньяк. Покрепче. И поживее!

– Это... – испуганно отозвался мальчишка, медля. – Я это...

– Я сказал – живее!

– Да, хорошо... Сейчас... – паренек убежал, а Бладхаунд вернулся к Янушу.

Тот уже устроился в кресле и закурил, с трудом удерживая сигарету дрожащими пальцами.

– Спасибо, Блад, – сказал он устало. – Это так неожиданно для меня. Прости, что заставил тебя ждать.

Бладхаунд кивнул.

– У меня будет просьба к тебе, Блад, – сказал Януш медленно, растягивая слова. – Пустяковая, но... важная. Для меня.

Бладхаунд поднял бровь.

– Мне нужно тело. Такое, чтобы никто не смог отличить от моей Келли. Не дешевая китайская поделка, а настоящее. Ты ведь знаешь людей, которые занимаются этим, я прав?

Бладхаунд кивнул.

– Не многих.

– В любом случае ты знаешь больше, чем я... Ты поможешь мне? Я будто осиротел сегодня. Утешает только мысль о том, что она может вернуться.

Януш покопался в ящике стола и протянул Бладхаунду старую фотографию, распечатанную на листе картона. На карточке была изображена собака породы колли.

– У нее оказался очень красивый кристалл, – продолжал Януш. – Пойдем со мной, Блад! Ты должен оценить, с твоим чувством прекрасного...

Бладхаунд поднялся и зашагал вслед за Янушем. Лаборатория располагалась за кабинетом, отделенная таким образом от остальных помещений. Это был просторный зал с неравномерным освещением и обилием техники, предназначение которой не всегда было Бладхаунду ясно. Бладхаунд был здесь не впервые, но Януш постоянно что-то менял, стараясь совершенствовать свое мастерство. Хромированные корпуса поблескивали в темных уголках, на освещенном пятачке стоял специальный стол с емкостью для биоматериала и мощным микроскопом. Долгие часы прошивщик проводил за этим столом, орудуя тончайшими иглами, ограняя личность для того, чтобы создать шедевр.

Карминного цвета нейрокристалл лежал в прозрачном аквариуме. Смесь газов придавала ему чуть золотистый оттенок. Он исчезнет, когда кристалл высохнет окончательно.

Кристалл был красив ровно настолько, насколько может быть вообще красив кристалл животного.

– У людей не бывает таких оттенков, – сказал тихо Януш. – Они чисты и непосредственны, как картинки ребенка, первый раз взявшего в руки кисть. Это ведь тоже немало, Блад.

Бладхаунд кивнул. Интересно, приготовили эти мальцы кофе? Янушу не мешало бы встряхнуться. Бладхаунд хотел задать ему пару вопросов.

Кофе оказался уже на столе, рядом стояла пузатая бутылка. Януш с наслаждением отхлебнул из чашки и зажег сигарету. Бладхаунд отметил, что руки его уже не дрожат.

С Янушем было легко иметь дело. Осторожный, как и любой прошившик, Януш был закрытым для чужих, однако Бладхаунду оказалось достаточно заметить его страсть к учительству и сыграть на ней, чтобы без труда подобрать ключик к информации в его голове. С Янушем можно было быть честным. Разумеется, посвящать его в свои дела было бы глупо, но создавать новые сущности, пытаясь скрыть настоящий интерес, не приходилось.