Текст книги "Нф-100: Адам в Аду (СИ)"

Автор книги: Анастасия Галатенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Бражников явился под вечер. Готовый кристалл лежал на папке с личным делом, Илюха спал на кушетке. Бражников поднял кристалл, осмотрел со всех сторон, провел пальцами по проявившейся только около пяти вечера бледно-желтой спирали на зеленом фоне. Присвистнул. Улыбнулся. Пожал Кривцову руку.

– Вениамин... можно мне вас так называть? Я не ошибся в вас. Отменная работа. Я смотрю, ваш помощник устал... Вы, должно быть, тоже. Идите домой, Вениамин, отдыхайте.

Кривцов подумал, что действительно очень долго не был дома.

Выспаться было необходимо. А еще нужно было позвонить Ольге. Посмотреть на ее кристалл. И хорошо бы узнать, какая у нее группа крови.

18. Ро

Ро устал. Если бы его спросили – от чего, он бы честно ответил, что от всего. От Кривцова и его нового помощника мутило. Крыс было жалко. И хотя жалость была притупленная, неживая – все-таки она была. Разумовский терял терпение и все чаще начинал спорить. Левченко ждал ему одному известно чего. Ро несколько раз просил выключить его хотя бы на время, но Левченко уговаривал его подождать еще немного.

Трое адамов сидели в кабинете Кривцова, прислушиваясь к шороху в лаборатории. Кривцов ушел. На кушетке пытался уснуть Илюха. Потом шорох прекратился и до слуха Ро донеслись тихие, неуверенные шаги.

– Эй, ребята! Где вы там?

Ро вжался в стенку. Илюху он не любил.

– Стремное местечко, не находите? Особенно в темноте.

Илюха появился в дверном проеме.

– Страшно там, – пожаловался он. – Там сегодня человека резали. Хотя вам-то что, вас тоже когда-то резали. А он прям кость – вжик, вжик... А крови мало, нет почти, я думал, больше должно быть. А так как будто и не человека режут, а куклу...

– Это страшнее, чем ты думаешь, Илья, – сказал Левченко. – Ты хоть знаешь что-нибудь про того человека?

– Про которого? Который помер, что ли? Не знаю ничего. И знать не хочу!

– Не хочешь, – кивнул Левченко. – То есть был человек, жил как-то, а потом получилась из него зелененькая штучка. Красивая. Поставили на полку и забыли. А человек – ну его? Так, Илья?

– Нет, – неуверенно сказал Илюха. – Не так. Человек-то помер все равно.

– Кто знает, – отозвался Левченко, – помер бы он, если бы не эта... зелененькая штучка.

Илюха, посмотрел на него озадаченно, зевнул и снова вернулся на кушетку.

Разумовский оторвался от терминала:

– Нет здесь ничего, – зло сказал он.

– Нет, – согласился Левченко. – И быть не может. Кривцов – свадебный генерал. К тому же новый человек. Кто ему доверит информацию?

– Так ты с самого начала знал, что здесь – пшик? – Разумовский угрожающе надвинулся на Левченко.

– Здесь, – Левченко постучал по экрану, – пшик. Но это не значит, Андрей, что пшик – везде.

– Послушай! Мы сидим тут уже неделю непонятно ради чего, вместо того, чтобы действовать! Ты хотел заявить о себе! Ты хотел прикрыть эту контору! Я сыт по горло обещаниями! Я уже наслушался их! И я никогда не спускал трусам и лжецам!

– А я не был ни тем, ни другим, – усмехнулся Левченко. – Я сделал то, что обещал, и сейчас сделаю. Просто нужно время.

– Чего ждать-то?! Или ты не уверен?! Тогда какого черта...

– Я уверен, Андрей, – Левченко пришлось слегка повысить голос. Убедившись, что Разумовский готов слушать, заговорил спокойно:

– Я сделаю, что обещал. Я прикрою эту контору. Я раскрою всем глаза на наше существование и добьюсь встречи с теми, от кого хоть что-то зависит, – он вздохнул. – Объясняю еще раз.

Это было кстати. Ро сам не очень понимал, что они делают здесь, все планы Левченко тонули в ставшем уже привычным гуле. Ро напряг слух.

– Во-первых, доказательства нужны неоспоримые, – говорил тем временем Левченко. – Такие, чтобы нам не просто поверили. Нас должны захотеть выслушать. Мы должны стать героями в своем роде. О нас должна греметь вся Сеть, мы должны мелькать на экранах. Иначе нас разберут на запчасти без суда и следствия. Это во-первых.

Он замолчал, собираясь с мыслями.

– А во-вторых? – резко спросил Разумовский.

– Во-вторых, Кривцов должен остаться вне подозрений. Он всего лишь жертва в этой игре.

– Жертва? – поднял брови Разумовский. – Тебе жаль этого торчка?! Еще неизвестно, кто хуже, Бражников или твой Венечка! Ты думаешь, он только крыс живыми резал?

– Ты забываешься, Андрей!

Ро с удивлением услышал в голосе всегда спокойного Левченко жесткие нотки:

– Я понимаю, Андрей, твою неприязнь. Вениамин далеко не ангел. Но – не убийца. Не убийца хотя бы потому, что у него не хватит на это духу.

– Ладно! Пусть Кривцов остается беленьким. Но сколько еще ждать?!

– Нам нужны доказательства, – повторил Левченко. – Кое-что уже есть. Сегодня Бражников убил человека. Свидетельство о смерти было липовым, родным сообщили о скоропостижной смерти от инсульта, а на черном рынке наверняка скоро появится новый кристалл.

– Откуда ты знаешь? – спросил Ро.

Он сам удивился своему вопросу – за неделю, проведенную здесь, он едва ли сказал несколько слов – почти все время и силы уходили у него на борьбу с собой и с собственной головой. Сегодня он был, пожалуй, рад тому, что новую информацию воспринимал отстраненно и извлекал из памяти с трудом. И все-таки он помнил. И представлял себя – свое прежнее, нескладное тело – распластанным на кушетке, с изуродованной головой под чьими-то твердыми руками.

– Я не знаю наверняка, Ро, – сказал Левченко спокойно. – Но нейрокристаллы всегда привлекали нечистоплотных дельцов. Даже когда по закону было можно, до нас то и дело доходили отголоски очередного громкого дела. А теперь, когда жажда наживы остается единственной причиной существования подобных мастерских...

Левченко обвел рукой лабораторию. Он начинал горячиться – заходил из угла в угол, в голосе зазвучали жесткие нотки.

– Мне не нравится это место. Не нравится, и точка. Не нравится Бражников и сегодняшняя поспешная прошивка. И Веня почуял неладное.

– Тогда Кривцову точно не остаться чистеньким! – заметил Разумовский.

– Доказательства, которые мы, надеюсь, отыщем, мы предъявим Бражникову, – сказал Левченко. – Он не боится людей, им можно угрожать, их можно купить. А с нами этот номер не пройдет. Он знает прекрасно, что нам нечего терять.

– А что мы предъявим Бражникову? – спросил Ро.

– Есть одна мыслишка. Ро, Андрей, смотрите, – Левченко жестом попросил Разумовского уступить ему место перед терминалом. – Я долго думал о том, как нам получить доказательства того, что Бражников не чист на руку. Здесь везде камеры, к тому же, полагаю, Бражников не так глуп, чтобы хранить информацию в общей сети или на рабочем компьютере. Но Кривцов водил нас в часовню – помнишь, Ро? Через психиатрическое отделение, я проверил. Это муниципальная больница, камер там нет. И там наверняка должна быть документация, к том числе и по умершим больным. А что здесь умирают часто – чаще, чем в других больницах – я не сомневаюсь. И почти уверен, что подавляющее большинство умерших – одинокие люди, у которых недостаточно денег на договор с прошивщиком.

– И как ты попадешь в эти архивы? – спросил Разумовский.

– Я изучил устройство дверей. Они распознают людей по отпечаткам пальцев, но кроме людей здесь есть и роботы. Их довольно много.

– Трое, – сказал Ро.

– Нет, Ро, – улыбнулся Левченко. – Здесь и без нас их полно. Просто ты их не видишь. Я имею в виду роботов на искусственных нейрокристаллах. Уборщиков, курьеров, грузчиков. Даже медсестер. Знаете ли вы, что больница закупила экспериментальную модель медсестры на искусственном нейрокристалле? Вот она, полюбуйтесь!

Ро заглянул через плечо Левченко и ахнул. На мониторе – трехмерная фотография, анфас и профиль – стояла симпатичная девушка в белом халате.

– Полный пакет медсестры, – заявил Левченко таким довольным тоном, словно медсестру изобрел он сам. – Умеет брать кровь, ставить клизму, менять судно, кладет на вязки особо буйных больных, причем, полагаю, это она делает лучше любого санитара... Вызывает доктора, если не может справиться сама. Абсолютно творческий подход, как у человека – в рамках одной-единственной сферы деятельности. Впрочем, ничего тут удивительного нет, домашние роботы подчас обладают куда большим спектром самостоятельно принимаемых решений, все же с естественных кристаллов копируется. Но главное...

– Ой! – раздался вопль Илюхи из лаборатории. – Черепашка!

Ро, сидевший ближе всего к двери в лабораторию, выглянул в проем. Илюха сидел на корточках и с любопытством трехлетнего ребенка изучал робота-уборщика, и впрямь похожего на круглый черепаший панцирь.

– Не трогай! – крикнул Левченко, когда Илюха уже протянул руку, чтобы схватить робота. – Он вполне может обладать защитным механизмом и запищать, или дать сигнал на пункт охраны. Зачем нам это?

Четыре пары глаз смотрели, как робот неспешно прополз мимо Илюхи и двинулся в долгий обход комнаты. Ро вспомнилось, как, еще ребенком, он поймал ежа и посадил в коробку у себя в комнате. Еж удрал в угол, попыхтел там, побежал в другой угол, по пути наткнувшись на кусочек сыра, брошенный юным наблюдателем. Кусочек сыра исчез мгновенно, почти не замедлив движение ежика.

Ро следил за уборщиком, так же быстро подбирающим мелкий мусор с пола, пока не понял, что остальные уже вернулись в кабинет.

– ... японцы не знали, куда девать остатки со складов, – закончил мысль Левченко. – И принялись переделывать их с учетом нового времени. Робот адаптирован под человеческий мозг. У нее даже под память несколько слотов, хотя для работы ей хватает и одного. И кстати, в ее памяти наверняка есть список тех, кто умер и чьи истории болезни нам нужно посмотреть.

– Что ты предлагаешь? Чтобы кто-то из нас влез в тело этой чертовой медсестры?! – возмутился Разумовский.

– Я сам это сделаю, – спокойно откликнулся Левченко.

– Как именно?

– Мы пойдем вдвоем с Ро. Найдем нужную ординаторскую, вырубим сестру. Ро переставит кристалл и блоки памяти, я быстро сбегаю за нужными нам документами и вернусь.

– А я?

– А ты, Андрей, будешь ждать здесь.

– Опять ждать?!

Левченко схватил Разумовского за плечи и слегка тряхнул:

– Недолго, Андрей! Потерпи еще немного.

Разумовский нехорошо посмотрел на Левченко, затем расхохотался.

– Недолго, говоришь? Да черт с вами! Когда вы пойдете?!

– Завтра ночью.

– Почему не сегодня?

– Потому что сегодня пятница. Завтра, соответственно, суббота, и в больнице будет гораздо меньше народу.

Из темноты лаборатории выполз уборщик. Подполз к двери, подмигнул ей лампочкой – и дверь распахнулась. Робот прополз в образовавшийся проем. С минуту подождав, дверь снова закрылась.

– Ладно! – повторил Разумовский уже спокойнее. – Действуй. Только не тяни!

Сердце Ро бешено колотилось. Даже несмотря на знание того, что никакого сердца у него нет, оно все равно билось, эхом отдаваясь в голове. Левченко шел впереди, сосредоточенный и хмурый.

Больница выглядела неприветливо. В коридоре горели тусклые лампы, двери палат были закрыты, а номера на дверях уменьшались по мере их продвижения вперед, и это выглядело зловеще – будто кто-то запустил обратный отсчет перед наступлением неизвестности.

Остановился Левченко напротив двери, из-под которой веером разбегались лучи света. Ро по знаку Левченко замер, прислушиваясь.

Левченко отошел назад и, поманив за собой Ро, скрылся в дверном проеме по соседству. Ро вошел следом.

Это был туалет. Три кабинки без дверей, раковина, на стенах – творчество местных больных, но главное – здесь была кнопка вызова медсестры. Левченко нажал на нее и спрятался за перегородкой. Ро вжался в стену рядом с ним. Сердце колотилось, заглушая гудение в голове.

Через минуту дверь открылась и вошла медсестра. Та самая, с сайта, только теперь Ро засомневался в том, что она – робот. Приятно пухленькая, с широким лицом и черными волосами, убранными под шапочку, она осмотрела кабинки и начала разворачиваться с выражением удивления на лице. С тем же выражением она упала на руки Левченко, переключившему рычажок у нее на затылке.

Левченко осторожно усадил ее на пол и поднял глаза на Ро.

– Ну, давай, Ро, – сказал он, подставляя черноволосую голову. – Действуй.

Ро смотрел на девушку. Казалось, она спит. Глаза прикрыты, волосы чуть растрепались – вот сейчас она встанет, поправит прическу, одернет халат и пойдет к больным...

Но время шло, а девушка не вставала. В ее лице проступило что-то такое, что всегда пугало Ро: безликость – первый признак смерти.

Он хотел уже протянуть руки к затылку под шапочкой, но в голове снова загудело, и память подбросила недавнюю картинку – тело на кушетке, руки в перчатках, кровь, ошметки плоти и кости в пластиковой миске. К горлу подступила тошнота. В глазах стоял туман.

– Ро! – резкий оклик донесся будто издалека и погиб в тумане. – Ро! Действуй, Ро! Чего ты ждешь?

– Я... не могу, – сказал Ро. Он сам, кажется, упал – по крайней мере спина его касалась теперь чего-то твердого и холодного. – Я не могу. Не могу...

– Тогда иди сам, – твердо приказал голос откуда-то сверху.

– Хорошо, – согласился Ро, плохо соображая, что происходит. – Хорошо, я пойду.

И стало темно.

Ее звали Тамарой. Ро понял это сразу же, как вынырнул из водоворота воспоминаний.

В шесть утра ему нужно на обход, а до шести полагалось спать. Раз его разбудили, значит, кому-то нужна помощь...

Ро огляделся и увидел самого себя. Двух. Один – полулежал в углу, прислоненный к грязной стене, второй сидел перед ним на корточках и озабоченно разглядывал его – третьего.

– Ро! Ты в порядке?

– Кажется, да, – сказал Ро и замолчал в изумлении. Его голос стал женским. В глазах опять помутнело – уверенность в том, что этот голос – его, натыкался на не менее твердое знание, что это не так. Через некоторое время из глубин памяти всплыло понимание: так надо. Это ненадолго.

Ро потряс головой.

– Сколько времени? – спросил он.

– Четыре ночи.

– Уф... – выдохнул Ро. – Два часа еще!

– Лучше побыстрее, – покачал головой Бунтарь. Нет, Левченко. Или Бунтарь.

Несколько секунд ушло на согласование имени.

– Встать можешь? – спросил Левченко.

– Могу.

Ро поглядел на свои – Тамарины – ноги. Память электронной медсестры подсказала, что и ноги эти принадлежат Ро.

– Эй, – окликнул Левченко. – Все хорошо?

– Угу.

Ро встал. Покачнулся. Левченко поддержал его. Тело Тамары оказалось почти такого же роста как и его родное, модели Adam3f. Но все равно мозг отметил несоответствие.

– Ты должен спуститься в архив. Это двумя этажами ниже и...

– Я знаю, – перебил Ро. Он действительно знал. Он не раз и не два спускался в архив. Правда, ни разу еще ничего оттуда не брал – только относил папки.

Левченко поглядел на него с любопытством.

– Я поставил блок памяти сестры вместо одного твоего, Ро. Так что не пугайся, если обнаружишь провалы в памяти. Я вытащил самый старый блок, не думаю, что тебе понадобится эта информация в ближайшее время. Интересный опыт... Впрочем, – оборвал он сам себя, – сейчас у нас с тобой, Ро, другая задача. Система допуска должна реагировать на тело, а не на мозг, так что с тем, чтобы туда проникнуть, проблем у тебя не будет.

– Я знаю, – снова кивнул Ро.

Достаточно было поднести руку к панели.

– Тогда мне остается только сидеть здесь и ждать тебя, Ро, – улыбнулся Левченко. – Иди.

Ро подчинился беспрекословно. Он почувствовал, как тело выпрямилось и ровным шагом направилось к двери. "Иди" – так говорят люди, когда дают Тамаре задание. Это правильно.

Ро вышел из туалета и повернул направо. Он дошел уже почти до лестницы, когда на пульте завопила сирена.

Голова тут же загудела, и Ро вспомнил, что это из пятьсот седьмой, он обещал зайти туда, потому что у Голованова по ночам случаются панические атаки. Рисполепт не спасает. А Верочка наверняка забыла сделать инъекцию диазепама. Необходимо завтра же поговорить с Иваном Семеновичем об изменении лечения.

Стоп! Ро остановил себя, когда уже дошел до ординаторской и протянул руку к двери. Какой диазепам? Он, между прочим, не умеет делать уколы. Делал, много раз, но – не умеет!

Ро замотал головой, пытаясь прогнать из своего сознания память электронной медсестры. Навыки содержались в нейрокристалле, а не в памяти. От когнитивного диссонанса голова пошла кругом, и он был вынужден прислониться к стене, чтобы не упасть.

За дверью ординаторской раздались шаги.

– Тома! Уйми больного! – послышался заспанный голос Верочки.

Ро уже некогда было думать, откуда он знает Верочку. Он испугался, что его застанут здесь, а там, глядишь, отправят делать укол. Страх примирил обе его памяти и заставил тело броситься к лестнице со всех ног.

Стараясь ни о чем не думать, Ро спустился на два этажа, остановился перед знакомой дверью и приложил указательный палец к панели. Дверь послушно отъехала, и они с Тамарой уверенно зашли внутрь.

Папки лежали там, куда он их и положил. Умершие – отдельно, вот в этом шкафчике. Пока Тамара механическим движением доставала папки с полки, Ро отметил, что Левченко был прав. За последние полтора года умирать стали чаще. Намного чаще. Позапрошлый год – две папки. И до этого каждый год – не больше пяти. А в прошлом году... Он не успел начать считать, как цифра всплыла в голове: "восемь". И тринадцать уже за этот год. Проблем с родственниками умерших не было, потому что у одиннадцати из них не было родственников. С Одуваловым были проблемы – его жена угрожала подать в суд. Но так и не подала. А мужа прошили, больница заплатила из своего кармана. Еще у троих были контракты на прошивку, Ро знает точно, потому что сам вводил сыворотку, чтобы тела дождались прошивщиков. Остальные девять – просто пропали. Ро заполнял эти карточки, и знает, что причины смерти в них – вымышленные, а мертвых тел никто не видел.

Ро уронил папку. Руки были непривычно маленькие. Поднял и двинулся к выходу.

Левченко ждал его с нетерпением.

– Молодец! – похвалил он Ро, когда тот вывалил добычу ему на руки. – Давай, верну тебя на место, Ро! Садись сюда.

– Память! – Ро остановил его руки, протянувшиеся, чтобы помочь. – Моя... то есть ее память. Надо взять.

Левченко кивнул.

И Ро отключился.

Когда он пришел в себя, мозг с завидным упорством сообщил, что это – тоже не его тело. Но по крайней мере к Ро вернулась привычная четкость движений. Он почувствовал, что устал. Хотелось оказаться где-нибудь, лучше всего – в месте, которое он мог бы назвать домом, и побыть одному. С некоторой тоской подумал он о комнатке в институте мозга, где можно было уединиться. О Профессоре, Ваньке и Иване Михайловиче, о Жанне, которая приходила, рассказывала новости и позволяла себя писать... Память скользнула еще дальше, в убогую квартиру, снятую за гроши и заставленную холстами, в бессонные ночи наедине с бутылкой и куревом, в долгие гудки телефона и надежду, что сейчас она возьмет трубку... В жизнь. Он согласен на любую.

– Пойдем, Ро, – позвал Левченко. – Андрей заждался. К тому же нам надо почистить память твоей красавицы.

Ро посмотрел на сидящую Тамару почти с нежностью. Заправил выбившуюся прядь волос под смешную медицинскую шапочку, нежно пожал тонкую белую руку. Усмехнулся, подумав, что с этой медсестрой он был, пожалуй, ближе, чем с любой из женщин за свою недолгую жизнь.

– Пошли, Ро.

Коридор "Brain Quality" встретил их воем сирены. С лестницы дохнуло жаром и запахом гари.

– Что происходит? – Ро остановился, вглядываясь.

– Разумовский, не иначе.

Левченко ускорил шаг, и Ро побежал следом. Дальний конец коридора горел. Дверь в кабинет Бражникова была распахнута. Лаборатория располагалась дальше по коридору, оттуда валил дым. Над ухом надрывалась сигнализация.

Навстречу им из дыма вынырнула фигура. Разумовский обхватил их за плечи.

– Я решил, что пора действовать! – прокричал он сквозь рев огня и сирены. – Пусть знают! И боятся! Мы объявим войну системе! Мы заставим их считаться с нами!

Ро обдало жаром. Он начинал задыхаться. Ему хотелось удрать отсюда. Одному или всем вместе, но спастись.

– Где Илья? – спросил Левченко..

– Илья? Не знаю! Не все ли равно! – Разумовский захохотал. – Они думали, смерть остановит правду! Идиоты!

Что-то прогрохотало в дальнем конце коридора. Огонь пробирался все ближе к ним.

Левченко схватил Разумовского за локоть и потащил к выходу. Ро бежал за ними.

Наконец выскочили на воздух. За кованой оградой больницы собралась, несмотря на позднее время, толпа. Многие стояли, запахнувшись в халаты, любопытные лица выглядывали из окон. В числе прочих Ро заметил Илюху в спортивных штанах и футболке, прижимавшего к себе Брунгильду.

– Не туда! – Левченко дернул Разумовского прочь от забора и повел к часовне.

Левченко пропустил Ро, втолкнул внутрь Разумовского, схватил его за плечи и встряхнул. Папки, добытые Ро из архива, упали на пол. Разумовский расхохотался Левченко в лицо.

– Я прошу тебя только об одном, Андрей, – сказал Левченко. – Не выходи отсюда пока. Вспомни, кто ты сейчас. Где и для чего.

Хохот Разумовского оборвался на пронзительной ноте. Он долго и пристально глядел в глаза Левченко. Стряхнул со своих плеч его руки. Кивнул. Отошел в угол и сел там, уперев взгляд в здешнюю икону – модель нейрокристалла Христа.

Ро отвел Левченко в сторону.

– Зачем он сделал это?

– У тебя часто гудит в голове в последнее время, Ро? – спросил Левченко.

– Почти постоянно, – ответил Ро.

– Вот и у него тоже, – Левченко вздохнул. – Я не понимаю пока, чем нам это грозит, Ро. Я думал, он справится. Чтоб ему хотя бы денек подождать!

– Так что с ним? – не понял Ро.

– Он застрял в состоянии борьбы. Даже если он добьется своего, то не сможет осознать этого. Так и будет продолжать бороться – неизвестно с кем, непонятно ради чего. Побудь с ним. Я скоро вернусь.

Ро охватил страх. Оставаться одному с безумным Разумовским не хотелось.

– Куда ты?

– Я скоро вернусь, – повторил Левченко. – Мне нужно найти Бражникова.

19. Бладхаунд

То, чего он ждал, произошло ранним утром. Телефонный звонок оторвал Бладхаунда от информации по Стогову. Сообщение было сухим и коротким:

– Клиника горит.

– Роботы?

– Вышли почти сразу, как загорелось. Сейчас двое в часовне, третий уходит с территории больницы.

– Следите за третьим. Наш человек внутри?

– На улице. Не с ними.

– Выясните у него подробности.

Бладхаунд чувствовал удовлетворение. Роботы не сидели сложа руки, а действовали, набивая себе цену на рынке. Время работает на заказчика.

Бладхаунд нашел в записной книжке номер, набрал.

– Да! – женский голос кричал в трубку, на дальнем плане раздавались звуки движения и сирена.

– Бладхаунд.

– Я на службе, Блад. Чего ты хочешь?

– Нужна информация. А у меня есть пара идей, которые могут оказаться полезными.

– В полдень, там же, где и в прошлый раз. Напоишь меня кофе и отвезешь домой.

– Договорились.

Бладхаунд открыл новости. Про пожар писали много. Упоминалось несколько фамилий, среди них – Бражников и Кривцов. Ни Левченко, ни Разумовского не было. Но это можно исправить.

Бладхаунд отложил материалы по "Brain Quality" и снова занялся Стоговым.

Информации было на удивление мало. Имя, возраст. Образование – биофизик. Диссертация на тему "Использование неорганических имплантантов при восстановлении энергетического метаболизма головного мозга". Стажировка в Южной Корее и знакомство с японскими технологиями роботостроения. Работа в модном тогда зоопарке нейрокристаллов – еще до бума кристаллов человеческих, на заре бессмертия ученые тренировались в буквальном смысле на кошках. Технопарки населялись искусственными телами животных с натуральными нейрокристаллами. Слоны и медведи, страусы и пингвины, полевки и ящерицы из металла, пластика и синтетики. Сначала больше похожие на роботов, с грубыми реакциями и купированными рефлексами, затем – все меньше и меньше отличающиеся от настоящих животных. Поколения моделей сменялись быстрее, чем плодились подопытные кролики, и весь мир с замиранием сердца следил, когда же появится венец творения – человек.

И он не заставил себя долго ждать.

Стогов в это время был уже на родине и вовсю разрабатывал свои модели на основе японских и южнокорейских. Он сразу заявил о себе, победив на выставке собак-роботов, и, получив грант, принялся совершенствовать мастерство. Довольно быстро смекнув, что медали и премии дают не за начинку, а за внешний вид, он быстренько сколотил команду химиков, физиков и антропологов и принялся переделывать стандартные модели в эксклюзивные тела под заказ. Как показало время, он поставил на правильную лошадь. Когда бессмертие превратилось во всеобщую манию и многие пытались зарабатывать перепродажей японских адамов, Стогов уже крепко стоял на ногах, перекрывая вход в эту нишу.

Запрет на экстракцию личности по нему не ударил. Технологии остались при нем. Годы легального бессмертия позволили ученым раскрыть если не все, то некоторые тайны мозга, и успешно скопировать кое-какие детали. Искусственные нейрокристаллы набирали популярность, людей уже не устраивали устрашающие формы роботов-чернорабочих, и клиенты продолжали ходить к Стогову протоптанной дорожкой.

В последнее время Стогов работал один, и делал очень мало. По мнению его клиентов – решил, что достаточно заработал, и наконец-то позволил себе жить, не думая о завтрашнем дне.

Бладхаунд так не думал. Он помнил Келли.

Стогов позвонил под утро.

– Не разбудил? – спросил он со смущением в голосе. – Поговорить нужно. Не заедешь ко мне? Часам, скажем, к двум?

Бладхаунд прикинул в уме и решил, что успевает.

– Заеду, – кивнул он.

Стогов облегченно вздохнул.

Жанна заглянула утром.

– Я могу идти? Я хорошо себя чувствую.

Бладхаунд поднялся из-за терминала.

– Да. Я отвезу вас.

– Я сама могу...

– Я отвезу, – сказал Бладхаунд. Увидев тревогу на лице девушки, изобразил улыбку:

– Не хочу вызвать гнев Тоши.

Жанна робко улыбнулась в ответ.

Бладхаунд под внимательным взглядом Тоши помог девушке одеться и спуститься к подъезду, усадил ее на переднее сидение "Тойоты" и тронулся с места.

– Адрес? – спросил он, выезжая на проспект.

– Что, простите?

– Адрес. Куда ехать.

– А, – сказала она. – В институт меня отвезите. Пожалуйста.

– Сегодня воскресенье.

– Да, я знаю, – она бросила на него просящий взгляд. – Мне очень надо! Я и сама могу...

Бладхаунд остановил машину около уже знакомых ему ворот перед заброшенным крылом института.

– Спасибо, – Жанна отстегнула ремень безопасности и распахнула дверцу.

Бладхаунд вышел из машины.

– Пойдемте.

– А вы... зачем? – удивленно воскликнула девушка.

– Это может быть опасно. К тому же мне нужно узнать, что вы там увидите.

– Я вам расскажу, – пообещала она, но остановилась перед воротами в нерешительности. Обернулась на ищейку. Слова об опасности она услышала.

Бладхаунд огляделся. Здесь было пусто и тихо. Прошедший ночью снег присыпал все следы, разве что узкая улочка была располосована следами шин – из них только след Бладхаундовой "Тойоты" был свежим, – да по тротуару с противоположной от института стороны тянулась цепочка следов одинокого пешехода. Бладхаунд быстро перебрался на другую сторону. Жанна еще стояла, нерешительно положив руку на черненый металлический прут. Потом тряхнула головой и решительно полезла на ворота.

Бладхаунд помог ей спуститься. Показал на снег под ногами:

– Здесь никого не было сегодня. И вчера.

Жанна посмотрела на него с надеждой. Бладхаунд покачал головой:

– Это ничего не значит. Пойдемте.

Знакомые коридоры, гулкие и темные. Лестница. Подвальный этаж тоже встретил их темнотой. Жанна ахнула.

Бладхаунд достал фонарик. Свет выхватил из темноты двери и стены. Бладхаунд осторожно двинулся к тому месту, где в прошлый раз нашел Жанну и роботов.

Решетка была на месте, дверь – открыта настежь. Замка в петле не было. Бладхаунд вошел внутрь. Мелькнула мысль, что это ловушка, что он входит в клетку, как мышь в мышеловку.

– Подождите здесь, – велел он Жанне. Медленно обошел все крошечные комнатки. Везде было пусто. Некоторые служили складом для мебели, в одной – накрытое пленкой оборудование. В последней каморке друг на друге лежало несколько тел японской марки Adam3f. Без одежды, с раскрытыми черепами, чехлы от нейрокристаллов составлены рядом и щедро присыпаны пылью.

– Жанна! – позвал Бладхаунд. Девушка подошла и замерла на пороге.

– Как же так... – пробормотала она. Подошла, хотела коснуться верхнего тела, но Бладхаунд не позволил.

– Не стоит ничего здесь трогать, – сказал он.

– Можно я... похожу здесь? – спросила она.

– У вас пять минут. Только не забирайте ничего на память.

Жанна вышла. Бладхаунд вернулся к решетке и внимательно осмотрел. Внутри все выглядело так, словно помещения были заброшены несколько лет назад. Пожитки роботов были, по всей видимости, аккуратно собраны и уничтожены, а нейрокристаллы – спрятаны. Пол присыпан пылью ровно, словно сюда никто не заходил очень давно. Только его следы и следы Жанны.

– Они вынесли холсты Ро, – сказала подошедшая Жанна. Она плакала. – И Ванины учебники. И вообще все. Бутылку только нашла, с отбитым горлышком...

Бладхаунд выждал, давая ей время прийти в себя.

– Вы что-то еще хотели посмотреть?

Она покачала головой.

– Пойдемте. Отвезу вас домой.

Взгляд у Маши был усталый, под глазами залегли тени под цвет сине-серой формы.

– Что будешь? – спросил Бладхаунд, придвигая к ней меню.

– Ты всегда так любезен, когда тебе что-то нужно, – пробурчала она, откинувшись на спинку стула. – Давай кофе, с коньяком, и поедем. Устала как собака...

– Меня интересует "Brain Quality".

– Ничего еще неизвестно, – быстро сказала Маша. – Предполагаем поджог. Это мог сделать кто угодно. А что у тебя за интерес?

Объяснение было наготове:

– Я имел дело с Бражниковым. Дошли слухи, что истории тех кристаллов, что я покупал у него, не слишком чисты.

Маша фыркнула:

– Они грязнее общественного туалета. Там много всего всплыло. У кабинета Бражникова нашли карту памяти. Работает там один робот с электронными мозгами. На карте куча дерьма. Одиноких психов просто мочили ради кристаллов. Ну и понятно наши умники, не долго думая, выдвинули версию – Бражников, чтобы скрыть следы, поджог собственную клинику...

Маша замолчала и отхлебнула кофе. Поморщилась:

– Очень крепкий коньяк. Так вот, все бы ничего, но если дать себе труд подумать – то версия тухлая. Он не мог поджечь клинику, потому что у него есть алиби. Кроме того, он не похож на идиота. А получается, что он разбирает робота, чтобы подчистить ему память, и тут же меняет планы и совершает поджог, прекрасно зная, что пожар привлечет внимание полиции.

– Не Бражников.

– Угу, – Маша добавила в кофе сахара, покрутила головой, разминая шею, и продолжила:

– В общем, Бражников проходит по другому делу и смылся. Стали искать дальше, кому это выгодно. Нашли крайнего.

– Кого?

– Да есть такой, Вениамин Кривцов. Вроде как ученый. Последнее время работал на Бражникова. Но есть подозрение, что он и раньше на него работал, только не в клинике. Один кристалл для Бражникова он точно делал – у Бражникова в сейфе нашли, Кривцову показали, тот сам признал, что его работа. В ночь поджога он трындел по телефону, а потом спал у себя дома – свидетелей тому нет. Словом, готовый подозреваемый.