Текст книги "Основы тибетского мистицизма"

Автор книги: Анагарика Говинда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

"Самость" и "вселенная" являются только внутренней и внешней разновидностью одной и той же иллюзии. Реализация целостности имеет, однако, все характеристики универсальности, не предполагая внешнего космоса, а поэтому все характерные черты индивидуального опыта не предполагают реальности эго. Идея реализации целостности избегает двойственного представления о единстве и множественности "я" и «не-я», или любой возможной пары противоположностей, когда мы движемся на уровне эмпирической реальности. Эта идея приложима ко всем уровням существования, от материального до высшего духовного, от опытных данных до уровня метафизического восприятия. Путь целостности – это не путь подавления и устранения, а развитие и сублимация всех наших способностей, путь избегания поспешных выводов и достижения плода.

Современный Мастер Мистического Пути Запада вкладывает эту идею в бессмертные слова:

"Быстротечность проваливается всюду в глубокие состояния бытия. И потому все формы нашего мира не только используются во временно-ограниченных чувствах, но и должны быть включены в эти феномены высшего значения, в которых мы соучаствуем (или частью которых мы являемся). Однако это находится не в христианском чувстве, а в чисто земном, наполненном радостью земного сознания, то, что мы имеем, то, что мы видим и с чем соприкасаемся в самом широком смысле. И нам следует войти не в "потусторонность", чьи тени расстилаются над землей, а во все, что представляет вселенную. Природа, вещи нашего повседневного пользования – все это мимолетно и преходяще, но когда мы "здесь", то они являются нашими друзьями и нашим богатством, полноценными участниками наших мучений, точно так же, как они были и во времена наших предков. Поэтому мы должны не только отказаться от очернения и обесценивания всего того, что принадлежит нашему миру, но, напротив, из-за их предшествующей природы, которую они разделяют с нами, эти феномены должны быть приняты и преобразованы нами в наше внутреннее чувство. Преобразованы? – Да, так как наша задача – принять на себя эту предшественность или изначальность, переходность земного посредством весьма мучительного способа в природу сущности, которая должна незаметно в нас воскреснуть. Только внутри нас может произойти эта верховная и полная трансформация видимого в невидимое" (R.M.Rilke, Letters from Muzot, с. 371).

Целостность может быть достигнута только внутри нас путем полной трансформации нашей личности или, как это выражено в буддийской терминологии, – путем трансформации скандх, т.е. через изменение или превращение всего основания ( ашрайя) нашего существования в состояние вселенской дематериализации нашей твердой корки индивидуального эгоизма. Это происходит посредством пробуждения способности к Просветлению, внутреннего тяготения к свету и свободе, скрытому и присущему каждому живому существу. Как у растений тяга к солнцу и воздуху заставляет зародыш пройти через толщу земли, так и зародыш Просветления ( Бодхичитта) проклевывается через двойное препятствие: затемнение, вызванное страданием ( клешаварана) и иллюзией объективного мира ( джнейяварана).

Путь Просветления – это путь к целостности, и тот факт, что мы можем пройти этот Путь, нам продемонстрировал Будда и Его бесчисленные последователи, которые на своем примере доказали, что в принципе каждое существо владеет способностью обратить свои преходящие элементы эмпирической личности в органы высшей реальности, в которой "ни земля, ни вода, ни огонь, ни воздух не могут найти точку опоры". Это – путь великой трансформации, которая была описана в мистической алхимии Сиддхов, как трансформация основных металлов, т.е. субстанций, подверженных распаду и разрушению, в чистое необратимое золото – «перво-материю», в неописуемую драгоценность ( мани) неразрушимого ума.

Как происходит эта трансформация? Манас, как мы видели, поддерживает равновесие между ограниченным и безграничным. И поэтому манастрансформирует человеческую личность ( ашрая-паравритти), меняя свою роль в осознавании принципа индивидуализации и всей дифференциации на роль сущностного единства всей жизни и причину для переживания внутреннего равенства ( самата) со всеми живыми существами.

Таким образом, получается, что манасв момент изменения своего внутреннего направления или «обращения» становится драгоценностью, сознанием Просветленного ( бодхичитта), «философским камнем», чье прикосновение обращает все элементы сознания в средства или орудия Просветления ( бодхьянга). Затем эгоистические тенденции и чувственные желания ( кама-чанда; синоним – тришна– жажда жизни) превращаются в волю к освобождению, в стремление к реализации ( дхарма-чанда), и подобно этому индивидуальное сознание ( виджняна-скандха) превращается в знание универсальных законов и высшей Реальности ( дхарма-дхату-джняна; тиб. Чхос-кйи дБйингс-кйи йе-шес), представленной Дхьяни-БуддойВайрочаной («Лучезарный») и символизируемой эмблемой Колеса Учения ( дхармачакра).

Термин «дхьяни-будда»был введен западными научными буддологическими школами для отличия духовных или символических фигур Будд и Бодхисаттв, визуализируемых или представляемых во время медитации – дхьяны – в отличие от исторического Будды Шакьямуни, его предшественников и реализовавших последователей на земле. В тибетских же источниках исторический Будда обозначается как Победоносный Шакья-Муни (бчом-лДан-адас Шакья-тхуб-па), а так называемые Дхьяни-Буддыобозначаются теми же эпитетами, что и исторические Будды, т.е. «Победоносный», Татхагатаи т.д.

Затем наше зрение отворачивается от мира чувственных объектов к источнику, Сознанию-сокровищнице ( алайя-виджняна), в котором находятся исконные формы, архетипы, ядра или зародыши ( биджа) всех вещей. Затем на поверхности этого, подобного океану, Вселенского Сознания, которое содержит самое сокровенное из всего, что было и могло быть познано (пережито), затихают волны, и, будучи успокоенными, превращаются или сливаются с сияющим зеркалом (водной поверхности), в котором отражения всех форм (рупа) появляются неискаженными в своей кристальной чистоте. «Чувственное», воспринимаемое как «материальная» форма ( рупа-скандха) становится таким образом показателем запредельного, того, что находится за пределами чувств. Оно становится началом переживания шуньяты, бесформенности, которая есть основа всех форм, точно так же, как звук ведет к пробуждению тишины, исчезая в ней. Поэтому сказано в «Маха-праджня-парамита-хридая Сутре»:

"Форма ( рупа) есть «пустота» ( шуньята), и «пустота» не отличается от формы, и форма не отличается от «пустоты», в действительности «пустота» есть форма".

Многообразные формы существования, становления и свертывания, духовного вдоха и выдоха становятся здесь символами реальности, находящейся по ту сторону всех форм, но эта реальность тем не менее познается через них: как иероглифические картинки открывают знающему смысл и значение, прячущиеся за изображениями.

Таким образом, согласно «Виджняпти-матра-сиддхи-шастре»(Juryo Masuda, 1926; Vijnaptimatrasiddhi, 1928), написанной Васубандху, Сознание-алаятрансформируется в сознание, связанное со Знанием Великого Зеркала ( махадарща-джняна-сампраюкта-читта-варга), которое в Тибете называется Зерцалоподобной Мудростью (Ме-лонг лТа-бу'и йе-шес), и символизируется Дхьяни-БуддойАкшобхьей, являющимся воплощением непреложности этой Мудрости. С ним ассоциируется элемент воды ( Сознание-Сокровищницаподобно океану в состоянии спокойствия с зеркальной поверхностью водной глади – рупа-скандха, и его символом-эмблемой является ваджра.

Чувство ( ведана), которое сконцентрировано на самом себе до тех пор, пока манас играет роль самосознания и порождает иллюзию отдельности и различности существ, теперь обращается к чувству других, к внутреннему участию и отождествлению со всем живым. Оно порождает поток сознания, связанный с Мудростью Равного Тождества ( самата-джняна-сампраюкта-читта-варга), с познанием Равности сущностной тождественности всех существ ( мНйам-па-нйид-кйи йе-шес), воплощенной в образе Дхьяни-БуддыРатнасамбхавы, который представлен с Дака-мудрой(«жест отдачи») и эмблемой сокровища ( ратна-мани). Нигде внутреннее единство существ не чувствуется более глубоко, чем в эмоции любви ( майтри) и симпатии, в участии в чужом горе и радости ( каруна-мудита), из которого вырастает потребность отдачи, и не только того, чем обладаешь, но и самого себя.

Эмпирическое сознание мыслей ( мано-виджняна), разделяющее и утверждающее интеллект, превращается в интуитивное сознание внутреннего видения, где частные и общие признаки всех вещей ( дхармы) становятся видимыми непосредственно и спонтанно (буквально «без препятствий» – асанга) и где происходит раскрытие духовных способностей. Это названо Сознанием, связанным с Различающим Знанием ( пратья-векшана джняна сампраюкта-читта-варга), или Мудростью Различающей По Отдельности ( со-сор-ртогс-па'и йе-шес). Эта Мудрость превращает функции санджня-скандхи– группы различающих процессов, которыми мы подводим общий итог восприятия, – в трансформированное, преображенное интуитивное зрение (дхьяна), в котором индивидуальные характеристики всех явлений и их общая вселенская связь становятся явными.

Эта Различающая Мудрость воплощается в Дхьяни-БуддуАмитабху, представленного в медитации ( дхьяни-мудра), чья эмблема – полностью раскрытый цветок лотоса ( падма).

Остающиеся пять классов сознания, суммируемые в одну категорию чувственного сознания, становятся средством или орудием жизни Бодхисаттвы, такой жизни, которая посвящена реализации Просветления, в которой молитвы и действия больше не эгоистичны, а потому и самоотверженны в истинном смысле (они более чем "альтруистичны", ибо слово "альтруизм" основано на различении "я сам" и "другой") и совершенно отличаются от мотиваций христианского идеала или какого-либо общественного служения. Они не связаны с процессами, которые порождают карму, анаоборот, направлены на Освобождение как исполнителя, так и тех, на кого эти действия распространяются.

Функции, характеризуемые группой ментальных образований ( санскара-скандха) преобразуются, таким образом, в сознание, связанное со Всесовершающей Мудростью или Знанием Свершения того, что должно быть исполнено ( критйануштхана джняна сампраюкта-читта-варга).

"Этот род знания проявляет себя для успеха во всех десяти направлениях (вселенной, пространства), в трех родах преобразующих действий и свершает дела, которые необходимо совершить, согласно обету" ( «Виджняптиматра-сиддхи шастра»).

Обет, упоминаемый здесь, является обетом Бодхисаттвы работать для блага всех существ; он касается не только собственного спасения, но и спасения других существ посредством реализации Совершенного Просветления ( самьяк-самбодхи). Три рода преобразующих действий есть деяния Тела, Речи и Ума. Здесь «тело» есть универсальное, вселенское тело ( дхарма-кайя), которое включает в себя все существа; «речь» – это слова силы, священные слова ( мантры) и «ум» – Универсальное Сознание, Сознание Пробужденного.

Они действуют или проявляются в десяти направлениях пространства, а именно в четырех кардинальных и четырех промежуточных направлениях, в зените и надире, что символизируется двойной ваджрой ( вишва-ваджра), которая является эмблемой Дхьяни-БуддыАмогхасиддхи, воплощающего «Всесовершающую Мудрость» (тиб. Бйа-ба груб-па и йе-шес).

Раскрытие этой запредельной мудрости в преображенном сознании духовного видения есть предмет нашего разговора следующей главной части, имеющей дело с ПАДМА – третьим символом Великой Мантры.

Третья Часть

ПАДМА

ПУТЬ ТВОРЧЕСКОГО ВИДЕНИЯ

1. ЛОТОС КАК СИМВОЛ ДУХОВНОГО РАСКРЫТИЯ

Лотос представляет собой символ духовного раскрытия, святости и чистоты. Буддийское предание рассказывает, что когда родился царевич Сиддхартха и когда Он коснулся земли и сделал свои первые семь шагов, то на месте следов выросли семь цветов лотоса. Таким образом, каждый миг Бодхисаттвы есть действие духовного раскрытия. Созерцающие Будды предстают перед нами сидящими в позе лотоса, а раскрытие духовного зрения в медитации ( дхьяна) символизируется полностью раскрытым цветком лотоса, центр которого и лепестки несут образы, атрибуты или мантры различных Будд и Бодхисаттв, согласно их относительному расположению и взаимной связи.

Центры сознания в человеческом теле, которые мы обсудим ниже, представляются также цветками лотоса, чей цвет соответствует их индивидуальному характеру, а число лепестков соответствует их функциям.

Первоначальное значение этого символа может быть видимо из следующего сравнения: так же, как лотос прорастает из темноты ила к поверхности воды, раскрывая бутон только после выхода на поверхность, и остается не запятнанным землей и водой, которые его питали, так же точно и ум, рожденный с человеческим телом, раскрывает свои истинные качества (лепестки) только после выхода из мутного потока страстей и невежества и преобразует темные силы глубин в лучистую чистоту нектара просветленного сознания ( бодхичитта), несравненную драгоценность ( мани) и цветок лотоса ( падма). Так же прорастает и святой из этого мира и превосходит его. И хотя его корни в темных недрах этого мира, голова его подымается все выше к полноте света. Он живой синтез глубочайшего и высочайшего, тьмы и света, материального и духовного, индивидуальной ограниченности и беспредельности, универсальности формы и бесформенности, сансары и нирваны. Нагарджуна говорит о Полностью Пробужденном так: «Ни бытие, ни не-бытие не являются признаками Просветленного. Святой находится по ту сторону всех противоположностей».

Если бы тяга к свету не покоилась в зародыше, спрятанном в глубинах темной земли, то лотос никогда бы не повернулся к свету. Если бы тяга к высшему сознанию не пребывала спящей даже в самом диком невежестве, даже в состоянии полной бессознательности, Просветленные никогда бы не смогли выйти из темницы сансары.

Зародыш Просветления всегда и постоянно присутствует в мире. Как возникали Будды в предыдущих мировых циклах (по воззрениям всех школ Буддизма), также возникнут Просветленные и в нашем настоящем мировом цикле, также будут возникать в будущих мировых циклах, всегда, когда будут надлежащие условия для органической и сознательной жизни.

Поэтому исторический Будда рассматривается как звено в бесконечной цепи Просветленных, а не как единственный и исключительный феномен. Исторические черты Гаутамы Будды (Шакьямуни) отходят поэтому на задний план перед общими признаками Буддовости, в которой проявилась вечная и всегда пребывающая Реальность Просветленного сознания человеческого ума, всей сознательной жизни действительности, включающей в своем глубочайшем аспекте каждую единичную индивидуальность.

Поверхностные наблюдатели пытаются указывать на тот парадокс, что Будда Шакьямуни, желавший освободить человечество от упования на богов, от верования в неограниченное могущество Бога Творца, в более поздних формах Буддизма Сам был обожествлен. Они не понимают, что Будда, ставший объектом поклонения, не является исторической личностью человека Сиддхартхи Гаутамы, а воплощением божественных (в смысле их бесконечной превосходности) качеств и признаков, находящихся в скрытом состоянии в каждом человеке и явнопроявившихся в Гаутаме, равно как и в бесчисленных Буддах до него. И пусть нас не смущает слово «божественное». Согласно палийским текстам, даже Будда называл «пребыванием в Боге» ( брахмавихара) или «божественным состоянием» практическое воплощение в медитации наивысших духовных качеств (таких как Любовь, Сострадание, Сорадость и Равностность).

Поэтому не человек Гаутама был возведен в статус Бога, а именно "божественное", обозначающее потенциальность реализации Человека. Этим ценность божественного никоим образом не умаляется, а даже наоборот: из абстракции она стала живой Реальностью, из объекта ума – переживаемой Реальностью. Таким образом – это не схождение на низший уровень, а подъем с уровня более низкой на уровень более высокой Реальности.

Поэтому Будды и Бодхисаттвы не уподобляются тем богам, которые олицетворяли силы природы или другие физические качества, воспринимавшиеся примитивными людьми только исключительно в зоо– или антропоморфных образах, но они являются прототипами тех состояний высшего знания, мудрости и гармонии, которые были реализованы в человечестве и будут реализовываться впредь.

Безотносительно к тому, воспринимаются ли эти Будды как последовательно появляющиеся во времени исторические и конкретные существа (как в палийской традиции) или как вневременные образы или архетипы человеческого ума, представляемые в медитации и потому называемые Дхьяни-Буддами, – они не являются аллегориями запредельных совершенств и недостижимых идеалов, а представляются в своей полноте как видимые и переживаемые образы духовного совершенства в человеческой форме. Мудрость может стать для нас Реальностью лишь тогда, когда она воплощена в жизнь и стала частью человеческого существования.

Учителя Великой Колесницы, и в особенности Тантрической Ваджраяны, всегда старались подчеркнуть это, ибо они осознавали опасность голых абстракций з духовной жизни. Эта опасность еще более реальна в высокоразвитой философии, подобной той, какой была Шуньявада, с которой была связана глубинная психология йогачарови виджнянавадинов.

2. АНТРОПОМОРФИЧЕСКИЙ СИМВОЛИЗМ ТАНТР

Отвлеченность философских концепций и умозаключений требует постоянной коррекции прямым опытом, практикой медитации и деталями повседневной жизни. Антропоморфический элемент в Ваджраяне появился поэтому не от недостатка понимания (как это было в случае примитивного человека), а наоборот, от сознательного желания перейти с чисто умозрительных позиций к прямому осознанию Реальности. Этого можно достигнуть не установлением убеждений, идеалов и целей, основанных на разуме, а только сознательным проникновением на те уровни нашего ума, которые не могут быть постигнуты логическими умозаключениями и рассудочной мыслью.

Такое проникновение и трансформация возможны только под воздействием силы внутреннего видения, где прообразы или архетипы есть формирующие причины нашего ума. Подобно семени, они погружены в плодородную почву нашего сверхсознания, чтобы вызвать к жизни и развернуть свои потенциальности.

Можно подумать, что такое видение чисто субъективно и в нем нет ничего высшего, однако слова и идеи тоже еще не есть высшее, а опасность отождествиться с ними весьма велика, так как слова имеют тенденцию к ограничению и узости, в то время как переживание и символы истинных видений являются тем, что живет, растет и созревает внутри нас. Они указывают и вырастают за пределы самих себя. Они слишком нематериальны, слишком "призрачны", слишком уклончивы, чтобы стать застывшими, или "вещественными", и вызвать отождествление. Они не могут быть ни "схвачены", ни определены, ни точно описаны. Они имеют тенденцию расти и перерастать из конкретных форм в бесформенные, в то время как то, что находится вне мысли, имеет противоположную направленность: оно застывает, уплотняется в безжизненные концепции и догмы.

Субъективность внутреннего видения не признает их (догмы) за реальную ценность. Внутреннее видение – не галлюцинация, поэтому его реальность есть реальность человеческой психики. Они – символы, в которых воплощено высочайшее знание и благороднейшие стремления человеческого ума. Визуализация их представляет собой творческий процесс духовной проекции, посредством которой внутренний опыт переводится в видимые формы, что можно сравнить с творческим актом художника, чьи субъективные идеи, эмоции или видения преобразуются в объективной работе искусства, которое имеет собственную реальность, независимую от творца.

Но как художник должен достичь совершенства в средствах выражения и использовать различную техническую помощь для достижения законченного выражения своей идеи, точно так же и духовные люди должны владеть возможностями своего ума и использовать некоторые технические средства, чтобы через свое видение распознать силу и ценность Реальности. Его технические средства есть янтра, мантра и мудра: параллелизм видимого, слышимого и ощущаемого, то есть того, что можно почувствовать. Они – показатели ума ( читта), речи ( вак, вача) и тела ( кайя).

Здесь термин «янтра»используется в значении мандала(тиб. дКйил-'кхор) – систематической упорядоченности символов, на которой основан процесс визуализации. Она, вообще говоря, может иметь форму четырех-, восьми– или шестнадцатилепесткового лотоса, образующего исходную зрительную точку медитации.

Мантра(тиб. гЗунгс, сНгагс) – это слово, священный звук, передаваемый от Гуру к ученику во время ритуала посвящения и в процессе духовной практики. Внутренние вибрации, вызванные этими священными звуками и их ассоциациями в сознании практикующего, пробуждают его ум к переживанию высших измерений.

Мудра(тиб. Пхйаг-ргйа) – телесный жест (в основном руки), сопровождающий ритуальное действие и священное слово, а также внутренняя позиция, подчеркиваемая и выражаемая этим жестом.

И только немного скоординировав все эти факторы, практикующий сможет создать свое духовное творение и реализовать свое видение. Оно не является чем-то подобным эмоциональному экстазу или буйному и неограниченному воображению, это сознательно направляемый духовный процесс творчества в направлении к Реализации, в котором больше нет места случаю, неопределенным эмоциям или путаным мыслям.

"Старая буддийская идея, что действия, осуществленные посредством тела, речи и мысли ( кайена, вачайя, удачетаса), являются в то же самое время запредельными, насколько и творящими карму, вследствие выражения человеческой воли, получила новое значение в Ваджраяне. Это соответствует новому убеждению относительно огромной важности ритуальных действий: координации действий тела, речи и ума (мысли) дает возможность практикующему ( садхака) ввести себя в динамику сил вселенной и сделать их послушными для своих целей" (Н. von Glasenapp, 1936).

Динамичные силы вселенной тем не менее не являются чем-то отличным от сил человеческой души, и осознание, преображение этих сил в своем уме – не только для собственного блага, но и для блага всех существ – цель буддийских тантр.

Буддист не верует в независимое и отдельное существование внешнего мира, в чьи динамичные силы он может интегрироваться. Внешний и внутренний мир для него – только две стороны одной и той же ткани, где все нити сил и событий, всех форм сознания и его содержания вплетены в неразрывную сеть бесконечных взаимообусловленных отношений.

Слово «тантра»относится к понятию «сотканного» и его производных (нить, пряжа, ткань), намекающему на переплетенность всех вещей и событий, взаимозависимость всего, что существует, непрерывность взаимодействия причин и следствий как в обычной жизни, так и в духовном традиционном развитии, которое подобно нити, пролагающей свой путь через ткань истории и индивидуальные жизни. Писания, вошедшие в Буддизм под именем тантрических, всегда имеют мистическую природу, так как они устанавливают внутреннюю связь вещей: тождество микрокосмоса и макрокосмоса, ума и вселенной, ритуала и реальности, мира материи и мира духа.

Это сущность тантризма, поскольку он развивался с логической необходимостью, вытекающей из религиозной практики последователей виджнянавадыи йогачары(первые подчеркивали больше теоретический или философский, вторые – практический аспекты одной и той же школы Буддизма Махаяны. Подобно гигантской волне тантрические воззрения на мир пронеслись над всей Индией, проникая в Буддизм и индуизм, модифицируя их и стирая многие их различия.

3. ЗНАНИЕ И СИЛА: ПРАДЖНЯ ПРОТИВ ШАКТИ

Влияние тантрического Буддизма на индуизм было так глубоко, что до настоящего времени большинство западных школ востоковедения находится под впечатлением, что тантризм – это индуистское творение, принятое уже на уровне упадка буддийскими школами.

Против этой точки зрения говорит большая древность и последовательное развитие творческих тенденций в Буддизме. Уже ранние махасангхикиимели специальный набор мантрических формул в своих «Дхарани-питаке»и «Манджушри-мула-кальпе», которые, согласно некоторым авторитетам, восходят к первому столетию н.э. и содержат не только мантрыи дхарани, но и бесчисленные мандалыи мудры. Даже если датировка «Манджушри-мула-кальпы»в чем-то неопределенна, то, вероятнее все же, что система буддийского тантризма выкристаллизовалась в определенные формы к концу III столетия н.э., как это можно видеть из знаменитой «Гухьясамаджа Тантры»(тиб. дПал-гсанг-'дус-па).

Утверждать, что буддийский тантризм есть производное от шиваизма, могут только те, кто не имеет возможности познакомиться с тантрической литературой из первых рук. Сравнение буддийских тантр с индуистскими (буддийские в своей полноте сохранились в Тибете и поэтому долгое время не замечались индологами) не только показывает удивительное расхождение в методах и целях, несмотря на некоторое внешнее подобие, но и доказывает духовный и исторический приоритет и оригинальность буддийских тантр.

Шанкарачарья, великий индийский философ IX в. н.э., работы которого сформировали основание всей шиваитской философии, использовал идеи Нагарджуны и его последователей до такой степени, что ортодоксальные индуисты подозревали его в том, что он тайный посвященный Буддизма. Подобным же образом индуистские тантры передают методы и принципы буддийского тантризма и приспосабливают его для собственных нужд. Этот взгляд подтверждается не только тибетской традицией и изучением ее литературы, но и индийскими школами после критического исследования ранних санскритских текстов тантрического Буддизма и его исторических и идеологических связей с индуистскими тантрами.

Бенойтош Бхаттачарья в своем "Введении в буддийский эзотеризм" пришел к заключению, что

"можно заявить без страха противоречия, что буддисты были первыми, кто ввел тантры в свою религию, и что индуисты заимствовали их от буддистов в позднее время, и что поэтому неправильно говорить, что поздний Буддизм был производным от шиваизма" (В. Bhattacharya, 1932, с. 147).

Одним из главных глашатаев этой ошибочной идеи, основанной на внешнем сходстве индуистских и буддийских тантр, был Остин Уоддел, часто цитируемый как авторитет по тибетскому Буддизму. По его мнению, буддийский тантризм есть не что иное, как

"шиваистское идолопоклонничество, культ шакти и демонология. Его так называемые мантрыи дхарани– бессмысленная тарабарщина, его мистицизм – глупый маскарад ничего не значащего жаргона и «магических кругов», его йога – паразит, чудовище, которое выросло, раздавив и отравив более менее чистый остов Буддизма, все еще живущий в Махаяне... Доктрина Мадхьямиковбыла, в сущности, софистическим нигилизмом..., а Калачакра – самая недостойная тема из всех, рассматриваемых философией" (L.A.Waddell, 1895).

Поскольку Запад получил свою первую информацию о тибетском Буддизме в основном вот от таких "авторитетов", то неудивительно, что сейчас в представлениях тех, кто разбирается в этом предмете с помощью западной литературы, утвердились бесчисленные предубеждения против буддийского тантризма.

Утверждение, что буддийское тантрическое учение своей исходной точкой имело индуистские тантры, и в особенности принцип шактизма, не только не соответствует истине, но и совершенно ошибочно, так как обе системы начинают развиваться с совершенно различных предпосылок. Так же, как мы не можем объявить Буддизм идентичным брахманизму лишь на том основании, что и в том и в другом используются методы йоги и одинаково звучащие технические и философские термины, точно так же мы не можем истолковывать буддийские тантры в свете индуистских тантр и наоборот.

Никто не упрекнул бы Будду Шакьямуни в том, что Он искажает Свое же Учение, когда вводит божеств индийской мифологии в качестве фона Своей Проповеди, когда использует их как символы определенных сил или переживаний, возникающих в медитации, или как выражения более высоких уровней сознания. Однако, когда сходные причины используются в тантрах, эти священные для буддистов тексты европейцы называют извращением подлинного Буддизма.

Нельзя понять какое-либо религиозное учение или движение, если мы не будем стремиться к нему с духом человечности и уважения, что является самым глубоким признаком всех великих ученых и первопроходцев в познании учений. Поэтому нам следует увидеть различные формы выражения в их родственных связях и духовной основе, в которой они развивались до своих особенностей, прежде чем мы начнем сравнивать их с похожими чертами в других системах. И действительно, как раз то, что выглядит сходным, тождественным при поверхностном взгляде, зачастую оказывается принадлежащим совершенно различным системам. Одна и та же ступень, которая ведет вниз в некотором смысле, в ином значении и при другой системе координат будет вести вверх. Поэтому филологические выводы и иконографические сравнения, полезные в каких-то отношениях, здесь совершенно неуместны.

"То новое в тантре, что было привнесено в нее буддистами, и экстраординарное пластическое искусство, развитое ими, создало впечатление в умах индусов, и они легко приспособили многие доктрины, идеи, практику и богов, первоначально принятые буддистами для нужд своей религии. Литература, вышедшая под названием индуистских тантр, появилась почти вслед за буддийскими идеями" (В. Bhattacharya, 1932, с. 50).

И в конце своих убедительных исторических, литературных и иконографических доказательств, которые очевидны для каждого последователя буддийских тантр и тибетской традиции, Б. Бхаттачарья добавляет:

"Таким образом, достаточно полно доказано, что буддийский тантризм был основным источником, который повлиял на индуистские тантрические тексты, и поэтому невозможно утверждать, что Буддизм был производным от шиваизма. С другой стороны, из этого следует, что индуистские тантры были производными от Ваджраяны и что они являются только подражанием буддийских тантр" (с. 163).

Поэтому мы полностью согласны с Бхаттачарьей, когда он пишет:

"Буддийские тантры по внешности сходны до некоторой степени, но в действительности подобия между ними очень мало, и в их тематике, в философских доктринах, представленных в них, и в религиозных принципах. Это неудивительно, поскольку у буддистов и индуистов цели и мотивы весьма отличны" (там же, с. 47).