Текст книги "Сломанная марионетка (ЛП)"

Автор книги: Амо Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

10.

Откровение

Et delicatis praetulissem, sicut truncum arboris fluitantem olor et quasi argentum bullet sicut mortiferum.

– Соблазнительная, как плывущий лебедь, но смертоносная, как серебряная пуля.

– Я хочу знать почему, – допытывалась я, пытаясь заставить Хамфри признаться. Почему так важно, чтобы женщина не родилась в этом культе?

– Я же сказал тебе, женщина. Ты знаешь только то, что я хочу, чтобы ты знала. Ничего из этого не должно иметь для тебя смысла, потому что ты женщина. – Сдерживая все свои реакции, я села на один из стульев. Глядя на обжигающе горячее пламя, которое мерцало в каменном камине, я повернула голову к нему.

– Скажи мне. – Решив, что буду бороться с ним, я встала с кресла и подошла к нему. – Я хочу знать. У меня есть право знать – моя... – Я остановилась, распухшее горло остановило любое движение.

Раз.

Два.

Три.

Я начала считать внутри себя, приказывая слезам опуститься обратно.

Хамфри поднялся со стула и направился ко мне. Выражение его лица изменилось, все морщины, прорезавшие его лицо, углубились, и тогда я поняла, что задела за живое. Я всегда так делала. Он откинул руку назад и ударил меня по щеке, от чего мое лицо вспыхнуло жаром. Я упала на землю, прижимая руку к пульсирующей боли и глядя на него.

Он опустился на колени рядом со мной.

– Сейчас я расскажу тебе кое-что, не потому что ты попросила, вернее, потребовала, а потому что я хочу. Понимаешь меня?

Я кивнула, потому что у меня не было другого выбора, если хотела увидеть завтра восход солнца или снова увидеть своего сына.

Он придвинулся ко мне, его дыхание обжигало мочку уха. Я задрожала от отвращения, но скрыла это, прекрасно понимая, что если он узнает о том, что он мне противен, это послужит поводом для очередного избиения.

– Потому что женщинам нельзя доверять. Потому что женщин легко отвлечь славой и деньгами. Потому что власть, которую может получить Серебряный Лебедь, будет огромной, потому что то, что у тебя между ног – это слабость. Повязка. Она манит, и она отвлекает.

– Так ты делаешь это, потому что у нее было бы слишком много власти?

– А-а-а, – усмехнулся Хамфри, – она поняла. Да, она также была бы слишком привлекательна для других Королей. Слишком, слишком привлекательна. Это невозможно, и именно поэтому у нас, никогда не будет Серебряного Лебедя. Соблазнительная, как мирно плывущий по воде лебедь, но смертоносная, как серебряная пуля.

– Что, если через несколько поколений один из них проскользнет сквозь трещины? – спросила я, искренне переживая за будущих Лебедей, поскольку велика вероятность, что их будет много. Но выживет ли хоть один – это уже другая история. Я надеюсь, что кто-то из этой секты в какой-то момент проявит сострадание и спасет ее.

– Тогда она вырастет и пожалеет, что вообще родилась.

– Ну, ты все правильно понял, ублюдок, – бормочу я, закрывая книгу и засовывая ее обратно под кровать. Иногда я действительно чертовски жалею, что вообще родилась, но что он имел в виду? Почему он был так уверен, что если кто-нибудь из них выживет, то пожалеет, что родился на свет? Я могла бы сказать, что это просто Хамфри и его самоуверенный характер, но что-то в его уверенности выбивает меня из колеи. Голова раскалывается, напоминая мне о долгой ночи, и я сползаю с кровати, волоча свою слишком уставшую задницу в ванную.

Включив кран, я жду, пока вода нагреется до обжигающей температуры, и скольжу в нее. Выдавив немного шампуня на ладонь, я втираю его в волосы и намыливаюсь, позволяя пенной воде пролиться дождем на мою кожу. Я погружаюсь в мысли о последней находке в Книге, когда дверь ванной распахивается, и занавеска отдергивается, показывая стоящего там Нейта, без рубашки, в серых тренировочных штанах.

– Нейт! – кричу я, прикрывая свои интимные места. – Убирайся к чертовой матери!

Он ничего не говорит, его зрачки расширены, а грудь вздымается, когда парень делает глубокие вдохи.

– Ты что, бегал? – спрашиваю я, совершенно не в тему, но, наконец, замечая блеск пота, покрывающего его кожу. Потянувшись за полотенцем, не свожу с него глаз, чтобы убедиться, что он не станет подсматривать, но он этого не делает. Нейт просто смотрит на меня, его глаза пристально изучают меня, как будто он ищет что-то важное. Ответы, возможно, ответы, которые я не могу ему дать.

– Нейт! – повторяю я, когда неловкое молчание становится слишком тягостным. Схватив полотенце, быстро оборачиваю его вокруг себя. Чувствуя себя в большей безопасности, когда я не голая, поднимаюсь и касаюсь его щеки. – Что случилось? – Я забочусь о Нейте, правда. Больше, чем мне хотелось бы в этом признаться, но это так. В глубине души у меня всегда были какие-то чувства к нему, и хотя я подавляю их и свожу все к тому, что он мой брат, ничего не могу с этим поделать. Мое сердце болит, когда болит его, и бьется, когда он счастлив. Так ли это обычно происходит, когда у тебя есть брат, я не знаю. Эти чувства для меня новые, поэтому я все еще пытаюсь разобраться в них.

Его глаза закрываются, когда моя ладонь касается его щеки, и он с шипением выдыхает сквозь зубы. Его пресс напряжен, каждый мускул в его теле выглядит изможденным.

– Нейт? – снова шепчу я, выходя из душа так, что мое тело оказывается вровень с его. Он почти на целый фут выше меня, поэтому я смотрю на него снизу вверх. – Поговори со мной.

Парень обхватывает мою спину и притягивает меня к своей груди. Потянувшись вниз, он смахивает несколько прядей волос, которые прилипли к моему лицу.

– Я... не могу... черт возьми! – вырывается у него. – Кто?

– Что кто? – отвечаю я, хотя знаю, что играю с огнем. Я еще не видела Нейта таким мрачным, и хотя это пугает, знаю с большей уверенностью, чем о Бишопе, что он никогда не причинит мне вреда.

– Не надо. – Его голос резкий, полный доминирования. Это простое слово разрывает мое сердце на две части.

– Я сказала Бишопу, что не знаю его имени. Все, что помню, это то, что он называл меня Сильвер.

Нейт наклоняет голову, его брови поднимаются, когда колесики начинают вращаться в его голове.

– Сильвер? – Другая его рука оказывается у меня за спиной, так что теперь он держит меня обеими руками. – Как Серебряный Лебедь? В смысле, он гребаный Король?

– Я не знаю, что он или кто он, Нейт. Я не хочу больше об этом говорить.

Это немного отрезвляет его, его черты лица расслабляются впервые с тех пор, как он ворвался сюда.

– Знаешь, – шепчу я, обвивая руками его шею, – когда-нибудь тебе придется перестать врываться в ванную, пока я принимаю душ.

Уголок его рта приподнимается в небольшой ухмылке, показывая одну из его ямочек.

– Да, думаю, когда-нибудь так и будет. Но не сегодня, и не завтра, и даже не в следующем месяце. – Подушечка его большого пальца проходит по нижней части моих губ. Его глаза фиксируются на этом движении, и в глубине моего мозга я знаю, что сейчас произойдет.

Мое дыхание становится поверхностным, грудь сжимается. Я хочу, чтобы ему стало лучше. Ненавижу, что он так переживает из-за чего-то, что связано со мной. То, из-за чего он не должен переживать, потому что я давно это похоронила. Закрыв глаза, я приподнимаюсь на носочки и прижимаюсь губами к его губам. Сначала он замирает. Проходит пара секунд, а он все еще не расслабляется, и я собираюсь отстраниться, но его рука ложится на мою шею, останавливая меня. Он сильнее прижимает мои губы к своим и слегка приоткрывает их, его язык лижет мою нижнюю губу. Мой живот переворачивается, моя плоть оживает от этого соединения, и я притягиваю его к себе еще сильнее. Наш поцелуй становится горячим и страстным, и через секунду он срывает полотенце с моего тела, его руки обхватывают заднюю часть моих бедер и поднимают меня.

– Черт! – Нейт делает паузу, переводя дыхание. Я мысленно считаю до пяти, пытаясь замедлить свое неустойчивое дыхание и гормоны. Закрыв глаза, он прислоняется лбом к стене рядом с моей головой, моя плоть прижимается к его животу, а мои ноги по-прежнему обхватывают его талию.

– Мы не можем этого сделать – и я не могу, бл*дь, поверить, что я только что это сказал, потому что, бл*дь, Бог свидетель, я хочу этого с тобой, Мэдс. – Он мягко целует меня в ключицу.

– Как долго? – шепчу я.

– Что долго? – отвечает Нейт, его губы касаются моего плеча, а кольцо в губе оставляет прохладное ощущение.

– Как долго ты любишь меня?

Он делает паузу и крепко сжимает меня.

– Дольше, чем ты думаешь.

Я вдыхаю.

– Нейт, – предупреждаю я. – Я знаю, что тоже что-то чувствую к тебе. То есть, всегда чувствовала. И я всегда боролась с этим, но любовь? То есть я люблю тебя. Я люблю тебя очень сильно, но влюблена ли? Это не то, что принимаю.

Он отступает назад, медленно опускает меня на ноги и снова берет полотенце, оборачивая его вокруг моего тела. Парень затягивает его спереди и улыбается сладкой улыбкой, которая не достигает его глаз. Поцеловав меня в лоб, он шепчет:

– Я знаю. – Затем Нейт выходит из ванной и идет в свою спальню, и вот так все возвращается на круги своя.

Неужели мне это только показалось? Он ворвался в мою ванную, как торнадо, оставив после себя массу чувств. Гребаный Нейт Риверсайд. Ублюдок. Но я люблю этого ублюдка, очень сильно, но если бы я сравнила эти два чувства – Нейта и Бишопа – они такие разные. Оба сильные, но невероятно разные. Теперь я просто должна понять, что это означает. Как любовная головоломка массового поражения, только мы не знаем, кто нажмет на курок. Я скольжу под простынями, а потом кручусь и ворочаюсь несколько часов, пока, наконец, не засыпаю.

Прошлой ночью я хреново спала, и все утро не могла проглотить никакой пищи. Похмелье обреченности ждало меня вместе с солнцем сегодня утром, и теперь я не хочу жить, не говоря уже о взрослении. Надев треники и свободную белую футболку, я спускаюсь по лестнице, закручивая волосы в беспорядочный пучок.

– Доброе утро, милая, – приветствует меня Елена. Она нарезает всевозможные фрукты и кладет их в блендер, чтобы сделать один из своих ужасных коктейлей.

– Доброе утро. – Я, с другой стороны, направляюсь прямо к кофейнику и возношу хвалу богам, когда вижу, что он полон.

– Хорошо спала? – спрашивает она, ставя крышку на блендер и обрушивая ад на мои уши.

– Вообще-то, – кричу я из-за ее вторжения, которое происходит в зеленой слизи. – Я спала дерьмово! – кричу, только она вовремя отключает блендер, и я не просто говорю громко.

– Вау. – Нейт ухмыляется, заходя на кухню в темных трениках и без рубашки. Я быстро отвожу глаза, чувство вины накатывает на меня, когда вспоминаю, что произошло между нами прошлой ночью. – Я бы подумал, что ты спала как младенец, сестренка. – Мгновенно я перевожу взгляд на него и рычу. Он не просто назвал меня «сестренкой» после того, как совсем недавно мы были в нескольких секундах от того, чтобы сделать ЭТО.

– Ну это не так, – огрызаюсь я, отпивая кофе и пробираясь к одному из барных стульев.

– О, ну это прискорбно. – Елена скачет по кухне в своей спортивной форме, попивая зеленый сок. – У меня есть льняное масло, которое может помочь тебе со сном, Мэдисон. У него хорош...

– Спасибо, – перебиваю я. Обычно я не бываю такой грубой, но у меня болит голова, как у Аида, а из головы начинают расти рога. – Я буду иметь это в виду. – Слегка улыбаюсь ей, опираясь на локти и массируя виски. Елена уходит, оставляя нас с Нейтом на кухне одних.

– Ты в порядке? – Он улыбается мне, прислонившись к стойке и потягивая кофе из кружки. Что-то такое естественное, но слишком уж дымящее, исходящее от Нейта. Мне нужно убираться отсюда.

– Отлично! – Я прочищаю горло, вставая на ноги.

– Куда ты идешь? – кричит он позади меня, когда делаю первый шаг наверх.

– Иду выбивать дерьмо.

ГЛАВА 12

После того как я упаковала оружие и погрузила его в «Range Rover», сажусь на водительское сиденье, а затем отправляюсь в район, где мы с отцом стреляли, когда я была ребенком. Помню его смутно, да и ехать далековато, но мне нужно побыть вдали от дома и всех, кто меня окружает. У меня начинается лихорадка от людей, поэтому думаю, что спрятаться там, где у меня были хорошие воспоминания о детстве, – это лучший способ снова обрести себя.

Позже вечером я прилетаю в Нью-Йорк, и мой телефон звонит без остановки. Ни одного звонка от отца, только от Нейта и Татум, и даже несколько от Бишопа. Они не поймут мою потребность уехать – никто никогда не поймет. Я люблю своих друзей – и какими бы ни были эти чертовы Короли, – но я не собираюсь изливать им историю своей жизни и рушить все стены, на возведение которых я потратила годы. Мне нравится думать, что я умнее.

Подъехав к старому ранчо, спускаюсь по гравийной дорожке, деревья и сады безупречно ухожены и подстрижены. Я не помню, чтобы здесь было так безупречно, но, опять же, когда я была здесь в последний раз, мне было всего десять лет.

Я подъезжаю к парадному входу, и парковщик подходит к моей двери.

– Имя? – спрашивает он, нахлобучив шляпу, скрывающую его юные черты.

– О, эм, я еще не бронировала. А это необходимо? – Оглядываюсь вокруг, принимая во внимание богатый масштаб и огромные размеры этого места. Оно кричит об элитности; конечно, мне нужна бронь.

– Да, прошу прощения, мэм. – Он говорит по-английски, но звучит не по-американски.

– О! – Я изображаю удивление. – Ничего страшного.

Уже собираюсь закрыть дверь, когда женский голос останавливает меня.

– Извините, – перебивает девушка, направляя прямо ко мне от главного входа. – Мэдисон? Монтгомери? – Я осматриваю ее с ног до головы, не зная, стоит ли мне отвечать или уехать. Как она могла узнать мое имя?

Молодой парень замирает, его челюсть напрягается.

– Эээ... – Я внутренне борюсь с тем, как ответить. Взглянув на нее снова, замечаю, как безупречно она одета. Обтягивающая черная юбка-карандаш, кроваво-красная шелковая блузка, темные волосы собраны в тугой хвост, туфли на шпильках. О да, эта женщина источает власть и деньги.

– Да? – Мой фильтр «мозг-рот» дает сбой, потому что я точно не давала разрешения на такой ответ.

– Ей не нужна бронь. – Женщина спускается по мраморным ступеням и направляется к нам.

– Мне не нужно? – отвечаю я, смятение, несомненно, заметно на моем лице.

– Нет, милая. – Она улыбается и берет меня за руку. – Проходи. Я принесу ключи от твоей комнаты. – Она должна знать моего отца; это единственное объяснение, которое у меня есть. Потому что как еще она могла узнать мое имя и кто я?

Смотрю через плечо на молодого камердинера, его лицо наклонено к земле, выражения не видно с того места, где я стою. Когда он оглядывается на меня, его глаза притягивают мои, как магнит, и я мгновенно ощущаю странное чувство близости с ним. Его глаза цвета молочного шоколада, кожа бледная, скулы высокие и четкие, а челюсть угловатая. Насколько я могу судить, ему не больше шестнадцати, может быть, семнадцати – он молод. Его тело тоже не очень большое, скорее худощавое.

Возвращая мое внимание к тому, куда я направляюсь, женщина проходит через главные стеклянные двери и останавливается на пороге, жестом приглашая меня войти. Пользуясь моментом, чтобы осмотреть помещение, я хватаюсь за плечевой ремень сумки и беспокойно оглядываюсь по сторонам. По моим воспоминаниям, место выглядит так же, может быть, кое-что обновилось, но концепция ранчо осталась прежней. Богатое, старое и стильное. Оно расположено глубоко в лесу. Мой отец говорил мне, что это безопасное место, где мы можем пойти пострелять в лесу, и нас никто не потревожит. Я начинаю думать, что его представление о беспокойстве было немного искаженным. В зоне ожидания слева, откуда открывается вид на лес, есть красные и белые шторы, которые свисают над стеклянными стенами от пола до потолка. Стойка регистрации находится прямо напротив главного входа, а справа – круглая лестница, ведущая в спальни наверху.

– Пойдем, Мэдисон, – говорит женщина, и тут я понимаю, что не уловила ее имени. Должно быть, она видит выражение моего лица, потому что она улыбается и машет рукой в воздухе. – Как грубо с моей стороны.

Я делаю шаг вперед и беру ее протянутую руку.

– Я Кация. Приятно познакомиться.

И в этот момент все замирает.

ГЛАВА 13

Она еще улыбается, когда я наклоняю голову и смотрю на нее. Кация не замечает моего удивления, или я хорошо его скрываю, потому что ее улыбка не исчезает.

Что.

За.

Хрень.

Покачав головой, я решаю, что, должно быть, ослышалась.

– Извините, – робко отвечаю я. – Привет, я Мэдисон. Простите, я не совсем поняла, как вас зовут?

– Кация! – повторяет женщина, ничуть не смущаясь. Пожимаю ей руку и мысленно даю себе пощечину. Я знала, что не должна была уезжать, но если уеду сейчас, узнает ли она, что я знаю? Что бы ни думала, что я знаю. Но это было бы слишком очевидно, если это сделаю. И тогда Кация может убить меня своими острыми шпильками, а у меня достаточно опыта близкого к смерти, чтобы хватит на всю жизнь, так что прикидываюсь дурочкой.

– Приятно познакомиться, Кация.

– Пойдем. – Она машет мне рукой, и я следую за ней, направляясь к стойке регистрации, где работают еще два молодых человека. Все они одеты в ту же форму, что и парковщик, но когда эти парни смотрят на меня, я ничего не чувствую. Ничего такого, что пережила с мальчиком на улице. Один из них имеет темный цвет кожи, у него стоическое выражение лица, а другой похож на латиноамериканца. Они оба распрямляют плечи, когда видят, что мы идем к ним.

– Мисс К. – Оба делают небольшой поклон, и я снова смотрю в сторону Кации, а затем на парней, которые не смотрят на нее, а смотрят прямо перед собой.

– Спасибо. Пожалуйста, дайте мне ключ Монтгомери.

Я наблюдаю, как их глаза расширяются от шока, но они не двигаются с места, уставившись на стену впереди.

– Сейчас, – призывает Кация, и они прыгают, кружатся на месте и исчезают за маленькой дверью.

– Извините. – Я прочищаю горло, решив, что сейчас самое время спросить. – Но могу я спросить, откуда вы знаете, кто я?

Кация поворачивается ко мне лицом, ее глаза смотрят в мои с нечитаемым выражением. Это что-то среднее между благоговением и чем-то еще, что я не могу определить.

– Ну, я думаю, мы сможем поговорить об этом, когда ты устроишься. Я бы хотела показать тебе территорию, если ты не возражаешь. Знаю, что ты не была здесь с тех пор, как была маленькой девочкой. – Решив, что не хочу показаться, будто слежу за ней или знаю что-то о Книге, я киваю и возвращаюсь к ожиданию возвращения мальчиков с ключом. Потому что, на самом деле, я не должна быть так удивлена. Мой отец мог бы рассказать мне об этом месте. Я не могу показать и намека на свои знания о Королях, потому что не знаю эту женщину и не знаю, на что она способна.

Мальчики возвращаются, тот, что темнокожий протягивает Кации ключ.

– Держите, мэм.

Она берет его и жестом указывает на лестницу.

– Я провожу тебя в твою комнату, Мэдисон. – Мы поднимаемся по лестнице и идем по длинному, тускло освещенному коридору, проходя мимо красных дверей с золотыми цифрами на них. Коридор намного длиннее, чем я его помнила.

Забудь.

Дойдя до конца, Кация нажимает на кнопку, и двери лифта открываются. Ступив внутрь небольшого помещения, двери закрываются, и в тишине звучит классическая музыка. Я не поклонница этого конкретного жанра, но ничто не сравнится с полной тишиной в замкнутом пространстве в обществе кого-то, в ком ты не уверена, хороший это человек или дерьмовый.

Двери открываются, и мы выходим в еще один длинный коридор, только теперь стены сверкают золотой краской, а двери вылизаны белым. Интересно, насколько яркими являются эти два цвета, но, возможно, это часть их декора и то, к чему они стремились. Хотелось бы надеяться. Если Татум увидит это, она будет в бешенстве, с ее-то мозгами, любящими деко. Думая о Татум, я должна написать ей сообщение на случай, если не доживу до выходных.

Мы доходим до двери, но там, где на красных дверях были цифры, на этих, похоже, какие-то иностранные надписи. Я не могу разобрать название, потому что пропись трудно читается, не говоря уже о том, что это на совершенно другом языке, поэтому пока отмахиваюсь от этого.

Кация вставляет ключ в отверстие и открывает дверь.

– Встретимся внизу, когда ты устроишься и будешь готова.

Я киваю, беру у нее ключ и вхожу внутрь. Закрыв за собой дверь, бросаю сумку на пол. Комната, если это та же самая, в которой я жила в детстве, выглядит неузнаваемой. Проводя руками по старой дубовой древесине, которой отделаны стены глубокого золотого цвета, я осматриваю остальную часть комнаты. Большая двуспальная кровать стоит слева на платформе, с которой открывается вид на лес через окна от пола до потолка. Здесь есть ванная комната, гардеробная, полностью функционирующий и укомплектованный бар, но нет телевизора.

Перейдя на другую сторону комнаты, я открываю шкаф, думая, что там может быть спрятан телевизор, но он открывается в полностью укомплектованный шкаф, полный оружия. Полуавтоматы, дробовики, все остальное. Это не удивительно. Была причина, по которой отец любил привозить меня сюда; очевидно, это ранчо, где все было в свободном доступе, и поддерживалась вторая поправка (прим. Вторая поправка к Конституции США – гарантирует право граждан на хранение и ношение оружия). Закрыв шкаф, я поднимаю свою сумку и несу ее к кровати, вытаскивая всю свою одежду. Решив, что я ни за что не стану заморачиваться с одеждой, я запихиваю все обратно внутрь и достаю узкие джинсы и рубашку с длинными рукавами.

Скользнув в душ, я намыливаюсь в два счета – несмотря на то, что мне хочется сидеть там вечно. Мне серьезно нужно поговорить с папой о том, чтобы купить душевую лейку, которая заполняет всю душевую кабинку, потому что это дерьмо просто потрясающее. Натягиваю свою одежду, распускаю волосы и провожу пальцами сквозь них их, чтобы они упали в естественные локоны, пропускаю макияж и надеваю «Чаксы». Я пришла сюда пострелять, а не играть в «Угадайку» с миссис Робинсон, но будьте уверены, я заинтригована. Хотя после встречи с Королями и знакомства с историей, меня уже мало что удивляет, это место меня достаточно заинтересовало, чтобы присесть и поболтать.

Когда я вхожу в главный вестибюль, молодой камердинер разговаривает с Кацией. Со своего места не могу разобрать, о чем они говорят, но, судя по движениям его рук и выражению лица, разговор не идет о чем-то приятном.

Мальчик, которого я, вероятно, должна перестать называть «мальчиком», прекращает говорить, его рот захлопывается, прежде чем он слегка наклоняет голову в мою сторону, как будто почувствовав, что я вошла в комнату. Что ж, связь взаимна, и я совершенно не знаю, что с этим делать. Его глаза встречаются с моими, и у меня в груди что-то щемит. Узнавание, чувство вины, растерянность. Все они бурлят во мне, и я понятия не имею, что с этим делать. Он отталкивает Кацию и уходит вглубь приемной. Кация продолжает следить за ним внимательным взглядом. Женщина оглядывается на меня, натягивает, кажется, фальшивую улыбку и машет мне рукой.

Я иду к ней.

– Извините, не хотела вас прерывать.

Она небрежно отмахивается от моих слов.

– Не беспокойся о Дэймоне. Ты голодна? – спрашивает она, ведя меня в большой ресторан по другую сторону лестницы. Я немного помню это место, но, войдя в него, как будто никогда не была здесь раньше. Все изменилось и модернизировано. С высоких потолков свисают люстры, а полностью стеклянные стены занимают весь зал, так что, где бы вы ни сидели, открывается прекрасный вид на лес. Мы заняли столик в другом конце зала, достаточно уединенный.

Она берет меню и улыбается.

– Рыба хороша. Если ты все еще любишь рыбу, конечно.

Улыбаясь, но, не понимая, на что она намекает, я киваю.

– Люблю рыбу.

Приходит официант и забирает наши меню, и, как она и предполагала, я заказываю лосося и овощи на пару. Налив нам обеим по стакану воды, она смотрит на меня.

– Итак, как я узнала, кто ты? – задает она мой невысказанный вопрос с улыбкой.

Кивнув, делаю глоток воды.

– Ну, я уже давно знаю твоего отца.

– Я догадалась. Я немного помню это место, – отвечаю я, ставя свой стакан на место.

– Как много ты помнишь? – Она стремится к непринужденности, но я улавливаю заминку в ее тоне, и хотя вопрос можно истолковать как имеющий двойной смысл, она говорит это с таким этикетом, что я не сомневаюсь в ее намерениях. На самом деле, если бы я не прочитала кое-что из Книги, и если бы я не знала того, что знаю о своем отце и Королях, ее вопрос и то, как она его произносит, проскользнули бы мимо меня.

– Не так уж много. Я просто помню, как он привозил меня сюда ребенком. Папа говорил, что это его свобода. Мне просто нужно было немного отдохнуть.

– О? – Это привлекает ее внимание. Я снова улавливаю ее тон. Как будто она понимает, что, возможно, показалась слишком заинтересованной, она слегка отпускает нажим своей улыбки. – Что ж, надеюсь, мы сможем тебе это дать. – Приходит официант, ставит хлебные палочки и чесночный хлеб на центр стола, и я сразу же тянусь за одной, желая чем-то себя занять, не включая допрос.

– Да. – Я пожимаю плечами, как сделал бы любой другой подросток. – Я имею в виду, только школа и мои друзья. Это все немного чересчур. Моя любовь к стрельбе только усилилась с возрастом, и я не знаю… – бормочу я. – Наверное, мне захотелось сменить обстановку и немного отвлечься.

Кация кивает, как бы понимая, но я вижу тысячу вопросов, скрытых за спокойной и собранной позой, которую она так хорошо держит.

– Как долго ты планируешь оставаться?

– Только на ночь. В понедельник у меня школа, так что я должна вернуться завтра днем.

Она улыбается в знак благодарности.

– Ну, я надеюсь, что тебе понравится твое пребывание. – Официант возвращается, ставит оба наших блюда на стол и уходит. Взяв вилку, я нарезаю лосося и кладу немного в рот, он мгновенно тает. Борясь с желанием застонать от одобрения, я медленно жую, запивая водой.

– Так вы с моим отцом все еще хорошие друзья?

Женщина перестает жевать и сглатывает.

– Ну, конечно. Я полагаю, он сказал тебе прийти сюда?

– Вообще-то, он не знает, где я сейчас. Просто села в машину и уехала. Я вспомнила это место и решила приехать сюда. – Кация кладет нож и вилку, промачивая салфеткой рот.

– Значит, он не знает, что ты здесь? – уточняет она, хотя я уже это сказала.

– Нет, не знает. Это проблема? – Наклонив голову, я наблюдаю за ее реакцией.

Ее лицо расслабляется, прежде чем она улыбается.

– Нет. Никаких проблем.

Эта сучка хороша. Во что бы она ни играла, у нее это хорошо получается. Поднявшись на ноги, она улыбается, но не настолько, чтобы улыбка достигла ее глаз.

– Чувствуй себя как дома, Мэдисон, – бормочет она таким тоном, что у меня по позвоночнику бегут мурашки. – Я уверена, что здесь достаточно всего, чтобы занять твое время. – Затем она поспешно уходит.

Вернувшись к еде, я двигаю лосося по тарелке, размышляя о том, что, черт возьми, только что произошло. Кто эта женщина и почему ее зовут Кация? Решив, что лосось слишком хорош, чтобы пропадать зря, я доедаю его до конца и запиваю водой. Откинувшись на стуле, обдумываю свои варианты, – которых, признаться, не так уж много. Я могла бы написать Нейту или Бишопу и спросить их об этой новой находке. Но это помешало бы моей цели сбежать, потому что знаю, что они оба будут здесь в мгновение ока, чтобы забрать меня. С другой стороны, они могли бы дать мне ответы, в которых я так отчаянно нуждаюсь из-за этого нового открытия.

Выдохнув, я поднимаю свой бокал и делаю глоток. Нет, я не могу этого сделать. Во-первых, у меня слишком много гордости, а во-вторых... у меня слишком много гордости. Мне придется разобраться в этом дерьме самостоятельно и надеяться, что меня не убьют в процессе. Глотая прохладную воду, я замечаю движение со стороны внешнего дворика и смотрю в его сторону. Заметив очертания шляпы камердинера, я поднимаюсь на ноги, бросаю пару купюр и направляюсь к дверям, которые открыты, впуская прохладную лесную ночь. На деревянных перилах, обрамляющих крыльцо, горят лампочки, и стоят несколько кресел-качалок, смотрящих в сторону леса. Глядя слева направо, я успеваю заметить спину мальчика, когда он поворачивается и исчезает за углом. Немного ускорив шаг, я иду за ним. Как только я поворачиваю за угол, чья-то рука прикрывает мне рот.

– Шшшш, – шепчет мне на ухо голос, прежде чем у меня появляется шанс закричать о кровавом убийстве. – Я… Я не причиню тебе вреда. Кивни, если я отпущу тебя, и ты не будешь кричать.

Я киваю, чувствуя, что уже достаточно раз уклонялась от смерти, чтобы написать книгу о том, как не быть убитой. Он отпускает, и я разворачиваюсь, мое дыхание перехватывает, когда пытаюсь замедлить свое беспорядочное сердцебиение.

– Какого хрена? – шепотом кричу я ему. – Это было необходимо?

Его реакция мгновенна.

– Да.

Мой рот закрывается, когда я изучаю его вблизи. Так он выглядит немного старше меня, теперь я вижу некоторые недостатки на его лице, но парень все еще молод. У него теплые шоколадно-карие глаза, обрамленные длинными ресницами.

– Кто ты такой? – спрашиваю я, не совсем понимая, о чем должна спрашивать, но решаю, что спросить, кто он, – это хорошее начало, и это даст мне несколько секунд, чтобы прийти в себя после его удивления.

– Дэймон. Ты Мэдисон Монтгомери?

– Дэймон? – шепчу я, ища на его лице подсказки.

– Да, – отвечает он на своем ломаном английском. – Это на латыне. Ты Мэдисон?

– Нет, мне просто нравится притворяться ею, знаешь, потому что перспективы просто потрясающие. – Я не могу удержаться от сарказма. Его лицо остается спокойным, неподвижным и не впечатленным моим чувством юмора. Он немного серьезен и очень сух. – Это шутка, – говорю я после неловкого молчания.

– Шутка? – Он пробует это слово на язык. – Что значит шутка?

Наклонив голову, я сужаю глаза.

– Что ты имеешь в виду? – Что-то не так в этом мальчишке, и страх запечатывает мое горло.

– Non fueris locutus sum valde bonum... – начинает он, и я в замешательстве втягиваю воздух. Он замечает мое недоумение и поправляет себя. – Извини, я имею в виду, что плохо говорю на английском. – Что ж, в этом есть смысл, и это все усложняет.

– Хорошо, – медленно отвечаю я. – Какой твой родной язык? – Может быть, это испанский. Боже мой, надеюсь, это испанский, потому что я знаю его очень хорошо.

– Латынь.

Бл*дь.

Потирая лоб, я качаю головой.

– Я ни черта не знаю латынь. Ладно. – Поднимаю на него глаза, его лицо все то же, как у потерявшегося щенка, который рвется на волю, чтобы заговорить, но умеет только лаять. Я почти чувствую, как от него исходит разочарование. – Ты, – указываю я на него, – встретимся в моей комнате через пятнадцать минут. Здесь небезопасно.