Текст книги "Золотое рандеву"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Сейчас узнаем,– мрачно ответил Буллен.– У тебя есть пистолет, приятель?

Сиделка глухим низким голосом обложила его в несколько этажей на чистейшем английском. Не говоря ни слова, Буллен поднял пистолет и опустил его рукояткой на голову сквернослова. Тот пошатнулся и начал валиться набок. Я подхватил его и, удерживая одной рукой, второй обшарил. Вытащив из кобуры под левой рукой тупорылый автоматический пистолет, я отпустил пострадавшего. Он постоял, покачиваясь, затем свалился на диван и скатился на пол.

– Это... Это необходимо? – голос Бересфорда все еще звучал хрипло и напряженно.

– Отойдите назад,– властно скомандовал Буллен.– Станьте возле иллюминаторов, подальше от этих двоих, наших друзей Каррерасов. Они крайне опасны, и могут попытаться за вами спрятаться. Макдональд, все было сделано великолепно. Но в следующий раз стреляйте наповал. Это приказ. Всю ответственность я беру на себя. Доктор Марстон, принесите, пожалуйста, все необходимое и займитесь рукой Каррераса.– Он подождал, пока уйдет доктор Марстон, затем, сухо улыбаясь, обратился к Бересфорду:

Извините, что испортили вам коктейль, мистер Бересфорд. И уверяю вас, все это было крайне необходимо.

– Да, но... насилие... убийства...

– Они убили трех моих людей за прошедшие сутки.

– Кто они?

– Бенсона, Броунелла и четвертого помощника Декстера. Все они убиты. Броунелл был задушен, был задушен или застрелен, Декстер лежит в радиорубке с тремя пулями в груди, и бог знает, сколько бы еще людей погибло, если бы старший помощник Картер не добрался до них.

Я посмотрел вокруг на бледные, напряженные, ничего не понимающие лица пассажиров. Они еще по-настоящему не осознали, что сказал капитан,– шок, страх и истерия не оставляли в их головах места для мыслей. Старина Бересфорд. должен признать, лучше других воспринял это невероятное представление, когда его спутники совершенно неожиданно были обстреляны офицерами «Кампари», и пытался выбраться из тумана безумной путаницы.

– Но... Я хочу спросить, какую роль этот старик-инвалид, мистер Сердан, мог играть во всем этом?

– Как утверждает мистер Картер, Сердан вовсе не старик, он просто загримирован под старика. И опять же, согласно мнению мистера Картера, если Сердан калека, парализованный по пояс, то вы станете свидетелями современного чуда исцеления, когда он придет в сознание. Как знать, вполне вероятно, что Сердан является главарем этой шайки убийц. Правда, точно мы не знаем.

– Но скажите, ради бога, что за всем этим стоит? – настаивал Бересфорд.

– Именно это мы и собираемся сейчас выяснить,– твердо сказал Буллен. Он посмотрел на Каррерасов, отца и сына.– Вы, двое, подойдите сюда.

Они подошли. Макдональд и Томми Уилсон следовали за ними. Каррерас-старший обернул вокруг своей раздробленной руки носовой платок, безуспешно пытаясь приостановить кровотечение. Когда его глаза встретились с моими, они извергали ненависть. Тони Каррерас, с другой стороны, выглядел совершенно спокойным и даже слегка удивленным. Про себя я отметил, что ни в коем случае нельзя спускать с него глаз. Слишком уж спокоен и уверен он был.

Они остановились на расстоянии нескольких футов. Буллен сказал:

– Мистер Уилсон.

– Да, сэр?

– Этот обрез, принадлежавший нашему покойному приятелю. Поднимите его. Как вы считаете, вы сможете им пользоваться? И не направляйте эту чертову игрушку в мою сторону,– торопливо добавил он.

– Думаю, смогу, сэр.

– Сердан и так называемая медсестра. Следите за ними. Если они попытаются что-то предпринять...– Буллен не закончил предложение.– Мистер Картер, Каррерас и его сын могут быть вооружены.

– Да, сэр. – Я обошел вокруг Тони Каррераса, стараясь не попасть под прицел Буллена и Макдональда, схватил его пиджак за воротник и резко дернул вниз до уровня локтей.

– Похоже, вам уже приходилось заниматься подобными делами, мистер Картер,– непринужденно заметил Тони Каррерас. Он был хладнокровным типом, слишком хладнокровным, по моему убеждению.

– Видел по телевизору,– объяснил я. Под левой рукой у него был пистолет. На Тони Каррерасе рубашка с застежкой сбоку, которая позволяет легко добраться до спрятанной под рубашкой кобуры. Его экипировка отличалась завидной продуманностью.

Я обыскал его, но у него был только один пистолет. Проделал такую же процедуру и с Мигелем Каррерасом, правда, он был не столь любезен, как его сын, но, вероятно, у него сильно болела рука. Оружия у него не было. Вполне возможно, это указывало на то, что Мигель Каррерас являлся главарем. Ему и не нужен был никакой пистолет, вероятно, его положение давало ему право приказывать совершать убийства другим.

– Спасибо,– сказал капитан Буллен.– Мистер Каррерас, через несколько часов мы будем в Нассау. В полночь на борт прибудет полиция. Вы хотите сделать заявление сейчас или предпочитаете сделать его полиции?

– У меня покалечена рука,– Мигель Каррерас говорил хриплым шепотом.– Указательный палец раздроблен, его придется ампутировать. Кто-то заплатит за все это.

– Полагаю, это и есть ваш ответ,– спокойно сказал Буллен.– Очень хорошо. Боцман, четыре линя, пожалуйста. Я хочу, чтобы их спеленали, как младенцев.

– Есть, сэр! – Боцман сделал шаг вперед и застыл на месте. Через открытую дверь послышался длинный, прерывистый звук пулеметной очереди. Казалось, он доносился прямо сверху, с мостика. И тут погас свет.

Думаю, я был первым, кто начал действовать. Более того, думаю, я был единственным человеком, кто начал действовать. Я шагнул вперед, левой рукой захватил Тони Каррераса за шею, ткнул ему в спину кольт и тихо сказал:

– Даже не думай что-либо предпринимать, Каррерас.

Затем снова наступила тишина. Казалось, она тянулась бесконечно, но на самом деле длилась не более нескольких секунд. Вскрикнула женщина, короткий крик перешел в стон, и затем опять тишина, которая резко оборвалась, когда послышался грохот и звон разбиваемого стекла. Тяжелыми металлическими предметами были выбиты иллюминаторы, выходившие на палубу, в тот же момент раздался резкий звук, который случается при ударе металла о металл,– кто-то резким ударом распахнул дверь, и она с грохотом ударилась о металлическую переборку.

– Всем бросить оружие! – крикнул Мигель Каррерас высоким звонким голосом.– Бросить немедленно! Если не хотите бойни.

Зажегся свет.

В проемах четырех разбитых иллюминаторов я увидел неясные очертания четырех голов, плеч и рук. Люди меня не интересовали, меня беспокоило то, что они держали в руках – зловещего вида дула и круглые магазины четырех пулеметов. Пятый человек, одетый в зеленый маскировочный костюм и зеленый берет, стоял в дверях, сжимая в руках такой же пулемет.

Я понял, что имел в виду Каррерас, когда потребовал бросить пистолеты. Мне это показалось замечательной идеей, у нас было столько же шансов уцелеть, как у последней порции мороженого на детском дне рождения. Я уже собирался выпустить пистолет из рук, когда, не веря своим глазам, увидел, что капитан Буллен резким движением направил свой кольт на человека, стоящего в дверном проеме. Это была самоубийственная глупость. Либо он действовал совершенно инстинктивно, абсолютно не думая, либо в отчаянном порыве, когда убийственное разочарование в проигрыше, когда на руках все козыри, оказалось для него слишком сильным. Можно было догадаться, мелькнула у меня мысль, слишком уж он был спокоен и хладнокровен – кипящий паровой котел с сорванным предохранительным клапаном.

Я попытался крикнуть и предупредить его, но было поздно, было слишком поздно. Я резко оттолкнул в сторону Тони Каррераса и попытался достичь Буллена, чтобы выбить из его руки пистолет, но опоздал, опоздал почти на целую жизнь. Тяжелый кольт грохнул и дернулся в руке Буллена, и человек в дверном проеме, которому в голову не могла прийти мысль о возможном сопротивлении, выпустил пулемет из безжизненных рук и вывалился из дверей за пределы видимости.

Тот, кто стоял за ближайшим к двери иллюминатором, навел свой пулемет на капитана. В эту секунду я считал Буллена самым большим в мире глупцом, безумным маньяком-самоубийцей, но даже я не мог себе позволить, чтобы его пристрелили. Не знаю, куда попала моя первая пуля, но вторая попала в пулемет. Я видел, как он дернулся, как от удара огромной руки, после чего начался непрерывный, какофонический, ураганный, оглушающий грохот. Спусковые крючки пулеметов были вдавлены до упора. Что-то, с силой и энергией чугунной бабы копра, ударило мне в левую ногу, опрокинув меня на стойку бара. Я ударился головой о металлический угол стойки, и звук барабанной дроби затих вдали.

Запах пороховой гари и тишина, как в могиле. Еще до того, как ко мне вернулось сознание, еще до того, как я открыл глаза, я почувствовал – порох и невероятная тишина. Я медленно приоткрыл глаза, с трудом приподнялся и сел, более или менее прямо, облокотившись спиной о стойку бара, и встряхнул головой, пытаясь прояснить сознание. Вполне понятно, я забыл о своей больной шее – острый приступ боли лучше, чем что-либо другое, прояснил мою голову. Первое, что я осознал, были пассажиры. Они все лежали на ковре, лежали очень тихо. В какую-то долю мгновения я подумал, что все они мертвы или умирают, скошенные непрерывным пулеметным огнем. Затем я увидел, как мистер Гринстрит, муж мисс Харбрайд, немного двинул головой и осторожно и перепуганно посмотрел вокруг себя. Я видел только один его глаз. В другое время это могло показаться очень забавным, но не сейчас, сейчас мне меньше всего хотелось смеяться. Пассажиры, повинуясь мудрому решению, а скорее всего, руководствуясь рефлексом самосохранения, упали на пол, когда начал строчить пулемет, и только теперь рискнули приподнять головы. Я пришел к выводу, что был без сознания не более нескольких секунд.

Я перевел взгляд вправо. Каррерас и его сын стояли там же, где и раньше, но сейчас в руке Тони Каррераса был пистолет. Мой пистолет. За ними была видна группа людей, в беспорядке лежавших и сидевших на полу. Сердан, «медсестра», которую я застрелил, и еще трое. Томми Уилсон, улыбчивый, милый, беспечный Томми Уилсон был мертв. Ему больше не придется беспокоиться о своей математике. Мне не нужен был доктор Марстон со своей близорукостью, чтобы определить, что Уилсон мертв. Он лежал на спине, и с моего места было видно, что он прострелен пулеметной очередью поперек груди. Очевидно, он принял на себя главный удар из этого шквала огня. А ведь Томми даже не поднимал пистолета.

Арчи Макдональд лежал, вытянувшись, на боку, недалеко от Уилсона. Мне показалось, что он лежит очень спокойно, слишком спокойно. Я не мог видеть переднюю часть его тела, он лежал, отвернувшись от меня. Я лишь знал, что пулеметные очереди лишили его жизни, как лишили жизни Томми Уилсона. Но я видел, что с его лица и шеи кровь медленно струилась на ковер.

Капитан Буллен, напротив, сидел. И был к тому же жив, хотя на его шансы остаться в живых я не поставил бы и медного гроша. Он был в полном сознании, на губах застыла натянутая улыбка, белое как мел лицо искажено болью. Его правый бок, от плеча до пояса, был пропитан кровью, пропитан настолько, что я не мог определить, куда именно угодили пули. Но я видел ярко-красные пузыри на его искривленных губах, а это означало, что у него прострелено легкое.

Я посмотрел еще раз на всех троих. Буллен, Макдональд, Уилсон. Три прекрасных человека, лучше которых трудно найти. Три товарища по плаванию, лучше которых найти было невозможно. Они не хотели того, что случилось, не хотели крови, страданий и смерти. Единственное, чего они хотели, это иметь возможность мирно и тихо, как можно лучше, делать свое дело, выполнять свою работу. Трудолюбивые, общительные и безупречно честные, они никогда не прибегали к насилию, никогда даже не

помышляли о нем, и теперь они лежали здесь, мертвые и умирающие. Макдональд и Буллен, у которых есть семьи, и Томми Уилсон, у которого невеста в Англии и девушка в каждом порту обеих Америк. Я смотрел на них и не чувствовал ни сожаления, ни горя, ни гнева, ни ярости. Был спокоен, беспристрастен и до странности отрешен от всего. Я перевел взгляд на Каррерасов и Сердана и произнес про себя клятву. Мое счастье, что ни один из Каррерасов не слышал этой клятвы. Они были умными, предусмотрительными и пристрелили бы меня на месте.

Я не чувствовал никакой боли, но помнил о том чугунном снаряде, который отбросил меня к стойке. Посмотрел на свою ногу и увидел, что от середины бедра до колена брюки так пропитались кровью, что на них не оставалось и белого пятнышка. Ковер вокруг ноги пропитался кровью. Смутно припомнилось, что ковер стоил свыше десяти тысяч фунтов, и сегодня на его долю выпали большие испытания. Лорд Декстер пришел бы в ярость. Я опять посмотрел на свою ногу и потрогал пропитанную кровью ткань. Три четких разрыва означали, что в меня угодили три пули. Я решил, что боль придет позже. Очень много крови, слишком много крови, уж не артерия ли перебита?

– Леди и джентльмены, говорил Каррерас-старший, и хотя у него наверняка сильно болела поврежденная рука, на лице это никак не отражалось: От злобы и ярости, которые я недавно видел, остались лишь воспоминания, он снова был уверенным, спокойным, утонченным человеком, который полностью контролировал ситуацию.

–Я сожалею о том, что случилось, очень сожалею,– левой рукой он указал на Буллена, Уилсона, Макдональда и меня.– Все это было совершенно не нужно, и то, что случилось с капитаном Булленом и его людьми, вызвано безрассудной глупостью капитана Буллена.– Большинство пассажиров встали с пола, и я видел, как Сьюзен Бересфорд, стоя рядом с отцом, пристально глядит на меня, как будто у нее плохое зрение. На бледном лице ее глаза казались необыкновенно большими.– Я выражаю сожаление по поводу неприятностей, доставленных вам, мистер и миссис Бересфорд. Я приношу свои извинения по поводу того, что был испорчен сегодняшний коктейль. Вашу любезность следовало вознаградить не таким образом.

– Ради бога, прекратите цветистые речи,– вмешался я. Голос напоминал скорее не мой собственный, а карканье простуженной вороны.– Позовите доктора к капитану Буллену. У него прострелено легкое…

Он посмотрел в раздумье на меня, перевел взгляд на Буллена, затем снова посмотрел на меня.

– Вы обладаете одним неотъемлемым качеством, мистер Картер,– произнес он задумчиво. Он наклонился и пристально изучил мою окровавленную ногу.– Три попадания, ваша нога должна быть сильно повреждена, и все же вы умудряетесь заметить такую мелочь, как кровавый пузырек на губах капитана Буллена. Вы выведены из строя, чему я немало рад. Если бы все офицеры и команда были набраны из таких людей, как вы, я бы никогда не рискнул приблизиться к «Кампари» ближе, чем на тысячу миль. Что касается доктора, он скоро будет здесь. Он оказывает помощь человеку на мостике.

– Джеймисону? Третьему помощнику?

– Мистеру Джеймисону уже не поможет никто,– коротко сказал он.– Как и капитан Буллен, он вообразил себя героем, как и капитан Буллен, он поплатился за свою глупость. Рулевой ранен в руку шальной пулей.– Он повернулся к пассажирам.– Вашей личной безопасности больше ничего не угрожает. «Кампари» отныне полностью в моих руках. Вы, однако, в мои планы не входите и через два-три дня будете пересажены на другой корабль. А пока будете жить, спать и питаться в этом помещении, так как я не могу поставить охранников у каждой каюты. Сюда принесут матрацы и одеяла. Если вы окажете нам содействие, то сможете находиться в относительно комфортабельных условиях, и вам, безусловно, бояться нечего.

– Что означает это вульгарное насилие? – голос Бересфорда дрожал.– Эти головорезы, эти убийцы, что это? Кто они такие? Откуда взялись? Что вы собираетесь делать? Вы сошли с ума. Надеюсь, вы понимаете, что все это вам так не сойдет?

– Пусть эта мысль вас утешает. А, доктор, вот и вы! – Он протянул свою правую руку, обмотанную платком,– Взгляните сюда, прошу вас.

– Будьте прокляты и вы, и ваша рука,– с горечью сказал доктор Марстон. Старина дрожал, он был потрясен видом мертвых и умирающих, и тем не менее с безумным безрассудством вступил в спор.– Здесь находятся более тяжело раненные, и я должен...

– Вы должны понять, что я, и только я, отдаю теперь приказы,– оборвал его Каррерас.– Мою руку. Немедленно! А, Хуан,– это относилось к высокому, худощавому смуглому человеку, который вошел со свернутой трубочкой морской картой под мышкой,– передай ее мистеру Картеру. Вот ему. Мистер Картер, капитан сказал, а я знал об этом уже давно, что мы идем в Нассау и прибудем туда менее чем через четыре часа. Проложите курс так, чтобы мы прошли мимо Нассау с востока, затем между островами Большой Абако и Эльютера и дальше на норд-норд-вест в Северную Атлантику. Боюсь, что мои навыки кораблевождения слегка запущены. Отметьте приблизительно интервалы времени для изменения курса.

Я взял карандаш, линейки, циркули и положил карту на колени. Каррерас недоуменно на меня посмотрел.

– Так что, мы обойдемся без высказываний типа «прокладывайте ваш чертов курс сами»?

– Чего ради? – устало спросил я.– Вы без колебаний выстроите всех пассажиров и будете расстреливать их по одному до тех пор, пока я не соглашусь вам помогать.

– Приятно иметь дело с человеком, который видит и понимает должным образом неизбежное,– улыбнулся Каррерас.– Но вы сильно преувеличиваете мою жестокость. Позже, после того, как вам будет оказана помощь, вы займете постоянное место на мостике. Как это не прискорбно, но, полагаю, вы понимаете, что вы – единственный оставшийся палубный офицер.

– Вам придется поставить на мостик кого-нибудь другого,– с горечью сказал я.– У меня раздроблена берцовая кость.

– Что? – Он пристально посмотрел на меня.

– Я чувствую, как внутри ноги трутся осколки,– я скорчил гримасу, чтобы до него дошло, как трутся осколки кости.– Доктор Марстон вскоре это подтвердит,– добавил я.

– Хорошо, мы попробуем сделать по-другому,– неожиданно спокойно сказал Каррерас. Он дернулся от боли, когда доктор Марстон пощупал его руку.– Указательный палец. Его придется отрезать?

– Не думаю. Местный обезболивающий укол, небольшая операция, и я полагаю, что смогу спасти его.– Каррерас и не предполагал, под какую угрозу поставит себя, если позволит старине Марстону поработать над собой. Вероятно, он потеряет всю руку.– Но это нужно делать в медпункте.

– Пожалуй, нам всем пора отправляться в медпункт. Тони, проверь машинное отделение, радарную рубку, всех, кто свободен от вахты. Проверь, чтобы они все были под охраной. Потом отнеси карту на мостик и проследи, чтобы рулевой менял курс в указанное время. Смотри, чтобы оператор радарной установки все время был под присмотром и сообщал о малейших целях на экране. Мистер Картер вполне может проложить такой курс, что мы врежемся прямо в середину острова Эльютера. Пусть два человека отнесут мистера Сердана в его каюту. Доктор Марстон, как вы считаете, можно ли доставить этих людей, не подвергая их жизнь опасности, в ваш медпункт?

– Не знаю,– доктор Марстон закончил перевязывать руку Каррераса и подошел к Буллену.– Как вы себя чувствуете, капитан?

Буллен посмотрел на него буквально безжизненными глазами. Он попытался улыбнуться, но получилась лишь болезненная гримаса, попытался заговорить, но вместо слов с его губ слетели свежие пузырьки крови. Марстон достал ножницы, разрезал рубашку на груди капитана, быстро осмотрел его и сказал:

– Можем рискнуть, почему бы и нет. Нужны два ваших человека, двое сильных парней. Смотрите, не жмите ему на грудь.

Он отошел от Буллена, склонился над Макдональдом и сразу выпрямился:

– Его можно переносить спокойно.

Макдональд! – воскликнул я.– Боцман! Он... Он не убит?

– Ранение в голову. Касательное ранение, возможно, контузия, возможно, трещина в черепе, но он будет жить. Похоже, что он ранен и в колено, но ничего серьезного.

Я испытал такое облегчение, будто с меня сняли непосильный груз. Боцман был моим другом, моим давним другом. Кроме того, когда рядом со мной был Арчи Макдональд, все казалось возможным.

– А мистер Картер? – поинтересовался Каррерас.

– Не прикасайтесь к моей ноге,– завопил я.– Не прикасайтесь, пока мне не сделают обезболивающий укол.

– Вероятно, он прав,– пробормотал Марстон. Он присмотрелся повнимательнее.– Кровотечение сейчас не такое сильное. Тебе повезло, Джон. Если бы была повреждена главная артерия, тебе был бы конец.– Он с сомнением посмотрел на Каррераса.– Думаю, его можно транспортировать. Хотя с раздробленной берцовой костью боль будет мучительной.

– Мистер Картер – человек выносливый,– без малейшего сочувствия оборвал его Каррерас. Конечно, не его кость была раздроблена. Он уже и так целую минуту пробыл добрым самаритянином, но эта ноша оказалась для него непосильной.– Мистер Картер выкарабкается.

7. Среда. 20.30 – Четверг. 10.30

Я действительно выжил, но только не в силу того обращения, которое я получил по пути в лазарет. Лазарет находился по правому борту, на две палубы ниже гостиной: на втором сходном трапе один из тех, кто нес меня, поскользнулся и упал, и я ничего не помнил до тех пор, пока не очнулся в кровати.

Так же как и остальные помещения на «Кампари», лазарет оборудовали, не считаясь с расходами. На полу просторного, двадцать на шестнадцать футов, помещения от стены к стене лежал обычный персидский ковер, стены пастельного цвета были разрисованы картинами, изображавшими катание на водных лыжах, ныряние с аквалангом, плавание и другие виды спорта, которые должны были стимулировать пациента, имевшего несчастье попасть на одну из трех коек, встать на ноги и выбраться отсюда как можно раньше. Сами койки, установленные изголовьями к иллюминаторам на борту корабля, издавали неприятный дребезжащий звук: это были обычные стандартные железные больничные койки, лишь с той разницей, что в тон переборке они были выкрашены в такой же пастельный цвет. В дальнем от двери конце комнаты стоял приемный стол старины Марстона, рядом с ним – пара стульев. Дальше, вдоль внутренней переборки, ближе к двери, находилась плоская кушетка, которая могла приподниматься при осмотре, а при необходимости ее можно было приспособить для проведения мелких операций. Между кушеткой и столом находилась дверь, которая вела в два небольших отделения, где находились амбулатория и зубоврачебный кабинет. Я знал это, потому что недавно провел три четверти часа в кресле этого зубоврачебного кабинета, когда Марстон лечил мой сломанный зуб, память о чем я сохраню до конца своих дней.

Все три койки были заняты. Капитан Буллен лежал на той, которая была ближе к двери, рядом с ним – боцман и в углу, напротив стола Марстона,– я. Мы все лежали на резиновых простынях, которыми были покрыты кровати. Марстон склонился над средней койкой, осматривая боцмана, рядом с ним, держа в руках металлический поднос с чашками, губками, инструментами и бутылками, содержавшими какие-то непонятные жидкости, стояла Сьюзен Бересфорд. Она была очень бледна... Я еще рассеянно подумал, что она здесь делает. На кушетке сидел небритый молодой человек в зеленых брюках, зеленой с эполетами и в пятнах пота рубашке и зеленом берете. Его глаза были слегка затуманены дымом, который струился от сигареты, прилепленной в углу рта. В руках он держал автоматический карабин. Я подумал, сколько же человек с автоматическими карабинами расставлено по «Кампари». Тот факт, что на трех раненых, измученных людей был выделен охранник, показывал, что либо у Каррераса было много лишних парней, либо он был очень осторожен. А может быть, и то и другое.

– Что вы здесь делаете, мисс Бересфорд? – спросил я.

Она подняла глаза, вздрогнула и на подносе в ее руках задребезжали инструменты.

– О, как я рада,– сказала она. По голосу было похоже, что так оно и было на самом деле.– Я думала... как вы себя чувствуете?

– Так, как и выгляжу. Почему вы здесь?

– Потому что она мне нужна.– Доктор Марстон медленно выпрямился и потер спину.– При обработке таких ран мне обязательно нужен помощник. Медсестры, Джон, это обычно молодые женщины, и у нас на «Кампари» только две попадают в эту категорию. Мисс Бересфорд и мисс Харкурт.

– Я что-то не вижу никаких следов мисс Харкурт.– Я попытался представить себе очаровательную молодую актрису в жизненной роли Флоренс Найтингейл, но воображение мое отказывалось справиться с такой абсурдной задачей. Я даже не смог представить ее в этой роли на экране.

– Она была здесь,– сказал коротко доктор.– Она упала в обморок.

– Тоже неплохо. Как боцман?

– Я должен попросить тебя воздержаться от разговоров, Джон,– строго оборвал он.– Ты потерял много крови и очень ослаб. Береги свои силы.

– Как боцман? – повторил я вопрос.

Доктор Марстон вздохнул.

– С ним все будет в порядке. То есть он вне опасности. У него очень толстый череп, должен сказать, и это его спасло. Сотрясение, конечно, но трещины, думаю, нет. Без рентгена трудно сказать. Дыхание, пульс, температура, кровяное давление указывают на то, что у него нет сильной мозговой травмы. Меня беспокоит его нога.

– Нога?

– Пателла, по-вашему, коленная чашка. Совершенно раздроблена и не подлежит лечению. Разорваны сухожилия, сломана берцовая кость. Проклятые убийцы!

– Ампутация? Вы не думаете...

– Никакой ампутации.– Он с раздражением покачал головой.– Я удалил все осколки кости, которые смог обнаружить. Надо или сращивать кости, тогда нога станет короче, или устанавливать металлическую пластину. Слишком рано об этом говорить. Однако я могу сказать наверняка: он никогда не сможет согнуть свое колено.

– Вы хотите сказать, что он калека? На всю жизнь?

– Мне очень жаль. Я знаю, что вы друзья.

– И с морем для него покончено?

– Извини,– повторил Марстон. Если отбросить в сторону его медицинскую некомпетентность, он был, в сущности, неплохим человеком.– Теперь твоя очередь, Джон.

– Да.– Я не очень ждал своей очереди. Я посмотрел на охранника.– Эй ты! Да, ты! Где Каррерас?

– Сеньор Каррерас.– Молодой человек бросил свою сигарету на персидский ковер и раздавил ее каблуком. Лорд Декстер сошел бы от этого с ума.

– Не мое дело знать, где находится сеньор Каррерас.

Все стало ясно. Он говорил по-английски. Мне в тот момент было совершенно безразлично, где находился Каррерас. Марстон вытащил свои большие ножницы и приготовился разрезать мою штанину.

– Капитан Буллен?– спросил я.– Как он?

– Не знаю. Он без сознания,– доктор запнулся.– У него две раны. Одна пуля прошла навылет ниже плеча, разорвав грудную мышцу. Вторая попала в грудь немного ниже, сломала ребро и прошла через верхушку легкого. Пуля застряла где-то в теле, вероятнее всего в районе лопатки. Возможно, позже я приму решение его прооперировать, чтобы удалить пулю.

– Прооперировать. – Мысль о том, что старина Марстон будет кромсать бессознательного Буллена, заставила меня побледнеть еще больше. Я проглотил те слова, которые пришли мне в голову и сказал: – Оперировать? Это очень серьезно и вы можете поставить на карту всю вашу профессиональную репутацию...

– На карту поставлена человеческая жизнь,– торжественно сказал он.

– Но вам, возможно, придется вскрывать грудную полость. Серьезная операция. Без ассистентов, без обученных медсестер, без высококвалифицированного анестезиолога, без рентгена, а вдруг вы вынете пулю, которая закупоривает смертельную рану в легком, плевре или еще там где-то. Не говоря уже о том, что пуля могла отклониться куда угодно.– Я сделал глубокий вздох.– Доктор Марстон, я не могу выразить, как я уважаю и восхищаюсь вами за то, что вы уже подумали об операции в таких невозможных условиях. Но вы не станете рисковать. Доктор, пока капитан недееспособен, я командую «Кампари», командую условно,– добавил я с горечью в голосе,– категорически запрещаю вам возлагать на себя очень серьезную ответственность по проведению операции в таких неблагоприятных условиях. Мисс Бересфорд, вы являетесь свидетелем.

– Ну, что же, Джон, возможно ты и прав,– значительно сказал старина Марстон. Он неожиданно помолодел лет на пять.

– В самом деле, ты возможно прав. Но мое чувство долга...

– Это делает вам честь. Но вспомните о всех тех, кто носит в груди пулю со времен первой мировой войны и все еще находится в полном здравии.

– Есть и такие, конечно, есть и такое.– Мне не часто приходилось видеть выражение такого облегчения.– Так что, дадим природе шанс?

Капитан Буллен здоров как бык.– Теперь, по крайней мере, у него появилась хоть какая-то возможность выжить. У меня было такое впечатление, что я спас ему жизнь. Я произнес слабым голосом: – Вы были правы, доктор. Боюсь, что я слишком много разговаривал. Пожалуйста, дайте мне воды.

– Конечно, мой мальчик, конечно.– Он принес воду, посмотрел как я ее выпил, и спросил: – Стало лучше?

– Спасибо.– Мой голос был очень слаб. Я пошевелил несколько раз губами, – как бы пытаясь что-то произнести, но слов не получилось. Марстон, обеспокоенный, поднес свое ухо поближе ко мне, чтобы разобрать, что я хочу сказать, и я пробормотал тихо, но членораздельно: – У меня бедро цело, но сделайте вид, что оно сломано.

Он уставился на меня и в его глазах отразилось неописуемое изумление. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вовремя прикусил язык. Старина вовсе не был таким уж тугодумом. Он слегка кивнул головой и сказал

– Если ты готов, то начнем.

Он начал. Сьюзен Бересфорд помогала ему. Дело мое было не так плохо, как представлялось при первом взгляде на окровавленную ногу. Одна пуля прошла навылет, а рваные раны на бедре от двух других были неглубокие, хотя и обильно кровоточили. Во время своей работы доктор Марстон комментировал, для ушей нашего охранника, степень и серьезность состояния моих ран, и если бы я не знал, как гладко он лгал, я бы действительно почувствовал себя очень плохо. Он наверняка убедил охранника. Когда доктор очистил и перебинтовал раны – пытку эту я стоически перенес лишь потому, что не хотел кричать

от боли в присутствии Сьюзен Бересфорд,– он наложил на ногу несколько шин и туго их прибинтовал. Сделав это он подложил под мою ногу несколько подушек, удалился в амбулаторию и вернулся оттуда с парой свинченных блоков, куском проволоки, к одному концу которой был прикреплено грузило, и кожаным ремнем. Этим ремнем он обвязал мою левую лодыжку.

– Это еще зачем? – взорвался я.

– Я медицинский офицер, и прошу это помнить,– довольно резко произнес он. Его левое веко слегка мигнуло.– Растяжка, мистер Картер. Вы же не хотите, чтобы одна ваша нога стала навсегда короче другой?

– Извините,– пробормотал я. Возможно, я все же недооценил старину Марстона. Конечно, ничто не заставит меня изменить мнение о нем, как о докторе, но он был хитер в других делах: первое, что спросил бы такой человек, как Каррерас, так это почему пациент со сломанной берцовой костью не взят на растяжку. Марстон ввернул два крюка в отверстие в потолке, пропустил через них проволоку, к одному концу прикрепил грузило, а к другому – петлю. Терпеть можно было вполне. Затем он поднял мою отрезанную штанину, быстро оглянувшись и убедившись, что охранник не смотрит, плеснул на нее немного воды и выжал ее на мои бинты. Даже я должен был признать, что редко видел столь убедительное зрелище полностью лишенного подвижности пациента...