Текст книги "Золотое рандеву"

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Что касается команды, то все, начиная с Буллена, не были в восторге ни от назначения Декстера, ни от него самого. Но поделать в данной ситуации ничего было нельзя.

– Здравствуйте, сэр! – я пожал протянутую руку Каррераса и внимательно посмотрел на него. Малоподвижные черные глаза и учтивая улыбка не могли скрыть того факта, что морщин у него с двух футов было заметно гораздо больше, нежели с пятидесяти. Но они также не могли скрыть силы и власти этого человека, и я выбросил из головы мысль, что это впечатление может создавать напыщенная глупость. Это было настоящее, и все тут.

– Мистер Картер? Рад с вами познакомиться.– У него были крепкая рука, изысканные манеры и правильный английский язык, которому обучают в одном из старейших университетов Новой Англии.– Мне не безразличен груз, который вы сейчас принимаете, и если вы не возражаете...

– Какие могут быть возражения, сеньор Каррерас? – Во мне заговорил неотесанный англосакс, которому было чуждо тонкое воспитание. Я кивнул в сторону рубки: – Не будете ли вы так любезны встать у правого борта, вот здесь, справа от люка.

– Я знаю, где находится борт,– улыбнулся он.– Мне приходилось командовать собственными кораблями. К сожалению, этот вид деятельности оказался мне неинтересен,– он стал наблюдать, как Макдональд закрепляет стропы, а я повернулся к Декстеру, который и не думал уходить. Декстер редко когда торопился– уж очень он был толстокож.

– Чем вы в настоящее время занимаетесь, четвертый? – обратился я к нему.

– Помогаю мистеру Каммингсу.

Это означало, что делать ему было нечего. Каммингс, начальник хозяйственной службы корабля, был очень толковым офицером, не требующим ничьей помощи. У него был только один недостаток, выработанный многолетним общением с пассажирами,– он был слишком вежлив. Особенно с Декстером. Я распорядился:

– Возьмите карты, которые мы получили в Кингстоне. В них давно пора внести коррекцию, не так ли? – предложение это таило весьма реальную опасность, что через пару дней мы выйдем прямиком на рифы Багамских островов.

– Но мистер Каммингс ждет.

–Карты, Декстер.

Он уставился на меня» его лицо потемнело» затем он сделал поворот кругом и зашагал. Я отпустил его на три шага и негромко сказал:

– Декстер!

– Он остановился и медленно повернулся.

– Карты, Декстер,– повторил я. Он стоял секунд пять, пытаясь меня переглядеть, но вынужден был опустить глаза.

– Есть, сэр.– Слово «сэр» было произнесено с такой интонацией, что в его чувствах по отношению ко мне сомневаться не приходилось. Он снова повернулся и пошел прочь, и я видел, как его напряженная шея побагровела. Но мне было наплевать. Пока он доберется до кресла папаши, меня уже здесь не будет. Я посмотрел, как он уходил, затем повернулся и увидел, что Каррерас смотрит на меня внимательно и оценивающе. Ничего, однако, не сказав, он медленно повернулся и пошел по правому борту к четвертому трюму. Я впервые заметил узенькую ленточку черного шелка на левом лацкане его серого костюма. Она не слишком гармонировала с белой розой в петлице, но, возможно, в этих краях символом траура служили именно эти два предмета, расположенные рядом.

Похоже, что так оно и было, потому что, пока ящики поднимались на борт, он застыл, вытянув руки по швам. Когда третий ящик уже качался над поручнем, он медленно снял шляпу, как будто чтобы насладиться легким бризом, неожиданно налетевшим в этот момент с севера, с открытого моря. Затем, держа шляпу в левой руке, под ее прикрытием украдкой перекрестился правой. И вдруг, несмотря на жару, меня бросило в озноб. Не знаю уж почему – ведь со своего места я не видел люка четвертого трюма, который при изрядной доле воображения мог показаться разверстой пастью могилы.

То, что так подействовало на меня, совсем не отразилось на сеньоре Каррерасе. Когда последний ящик коснулся пола трюма, он снова надел шляпу. Проходя мимо меня, приподнял шляпу и улыбнулся ясной, безмятежной улыбкой. Я не нашел ничего лучшего, как улыбнуться в ответ.

Спустя пять минут допотопный грузовик, два «паккарда» и «джип» тронулись с места. Макдональд закреплял баттенсы в четвертом трюме. В пять часов пополудни, за час до крайнего срока, на самом гребне прилива теплоход «Кампари» медленно прошел над отмелью у входа в гавань и взял курс норд-вест, носом в заходящее солнце, унося с собой контейнеры с оборудованием и покойниками, раздраженного капитана, сердитую команду и вконец разобиженных пассажиров. В этот изумительный июньский вечер корабль никак нельзя было назвать счастливым.

2. Вторник. 20.00 – 21.30

В тот вечер, к восьми часам, груз, ящики и гробы находились все в том же состоянии, что и в пять часов, но среди обитателей корабля произошли перемены к лучшему. На смену глубокой досаде пришло ярко выраженное чувство беззаботного удовлетворения.

Безусловно, на то были свои причины. Для капитана до Буллена, который дважды назвал меня «Джонни, мой мальчик», перемена настроения была связана с тем, что мы покинули порт Карраччо – иначе он его не называл. Он снова стоял на капитанском мостике, снова был в море, а меня вниз, избавившись таким образом от пытки светского ужина с пассажирами. На настроение команды повлияло то, что капитан оказался способным принять достойное решение – оплатить им значительно больше сверхурочных часов, чем было положено за фактическую работу в течение последних трех дней. Это решение было продиктовано и чувством справедливости, и желанием поквитаться с правлением за обрушенные на капитана оскорбления.

Что же касается офицеров и пассажиров, то для перемен в их настроении причина была проста: существуют весьма определенные, естественные законы человеческой натуры, и один из них заключается в том, что нельзя долго печалиться на борту «Кампари».

Как корабль с ограниченными возможностями принятия пассажиров и необъятными, почти всегда заполненными грузовыми трюмами «Кампари» следовало классифицировать как грузовое судно» не работающее на определенных линиях, и именно так он был представлен в туристических проспектах компании «Голубая почта». Но, как указывали эти же проспекты с должной сдержанностью, единственно уместной в отношении высокопоставленной клиентуры, для которой они собственно и издавались, теплоход «Кампари» не был обычным судном, работающим на определенных линиях. Это был «среднего размера грузопассажирский теплоход, предлагающий самые роскошные каюты и лучшую кухню из всех кораблей, ныне плавающих по морям».

Единственное, что удерживало все крупные пассажирские судоходные компании, начиная с «Кунард», от возбуждения судебного иска против «Голубой почты» за подобное нелепое заявление было то, что это заявление полностью соответствовало действительности.

Выдумал все это президент «Голубой почты» лорд Декстер, человек «приберегший свою светлую голову для себя и не передавший ее по наследству, сыну, который был нашим четвертым помощником капитана. Как вынуждены были признать все конкуренты, которые теперь усердно лезли из кожи вон, это было озарением гения. Лорд Декстер с ними не спорил.

Началось все достаточно прозаично, еще в пятидесятые годы, на другом корабле «Голубой почты» – пароходе «Бренди». В силу какой-то причуды, объяснимой только психоаналитиком, лорд Декстер, абсолютный трезвенник, предпочитал называть свои корабли марками различных вин и других крепких напитков. «Бренди» был одним из двух кораблей компании, совершавших регулярные рейсы между Нью-Йорком и английскими владениями в Вест– Индии. Лорд Декстер, поглядывая на роскошные круизные лайнеры, которые скользили между Нью-Йорком и различными островами Карибского моря, и не видя никаких причин, мешавших ему самому пробиться на этот богатый, благодатный и приносящий хорошие доходы рынок, оборудовал на «Бренди» несколько дополнительных кают и дал рекламу в американских журналах и газетах, доступных только избранным, однозначно давая понять, что он заинтересован лишь в сливках общества. В описании достоинств и особой привлекательности круиза на борту «Бренди» говорилось о полком отсутствии оркестров, танцев, концертов, маскарадов, бассейнов, лотерей на палубе, экскурсий и банкетов. Только гений мог сделать столь привлекательным и истинно сенсационным то, чего у него все равно не было. В позитивном смысле он предлагал лишь загадочность и романтику «дикого» корабля, который отправляется в неведомое плавание. Для этого не нужно было вносить изменения в расписание регулярных рейсов. Просто капитан держал в тайне от пассажиров порты назначения и объявлял о заходе незадолго до прибытия. Другим важным достоинством круиза рекламировалось оборудование телеграфного салона, которое обеспечивало постоянную связь с биржами Нью-Йорка, Лондона и Парижа.

Первоначальный успех был фантастическим. Выражаясь языком биржевых маклеров, спрос превысил предложение в сто раз. Лорд Декстер не мог этого выдержать. Корабль привлекал слишком много людей, среди которых отнюдь не все принадлежали к сливкам общества. Слишком многие из числа претендентов стояли на более низкой ступени социальной лестницы, их капитал еще не перевалил за несколько миллионов, и с ними не хотело знаться высшее общество. Он удвоил стоимость билетов. Ситуация не изменилась. Тогда он утроил цену и сделал для себя удивительное открытие, узнав, что на свете живет много людей, которые готовы отдать буквально все, чем владеют, ради того, чтобы их признали аристократами, кем они практически не являются. Лорд Декстер задержал постройку своего нового корабля «Кампари», спроектировал и оборудовал на нем дюжину кают, самых роскошных люксов, когда-либо существовавших на свете, и отправил корабль в

Нью-Йорк в полной уверенности, что он быстро окупит четверть миллиона фунтов стерлингов, израсходованных на устройство этих кают. Как обычно, его расчеты оправдались.

Безусловно, другие судовладельцы пытались подражать ему. С таким же успехом можно было пытаться копировать Букингемский дворец. Большой Каньон или алмаз «Кохинор». Лорд Декстер с самого начала был недосягаем для них. Он нашел свою формулу успеха и неуклонно соблюдал ее: комфорт, удобство, тишина хорошее общество. Что касается комфорта, то нужно было видеть собственными глазами потрясающую роскошь парадных комнат, чтобы поверить, что подобное может существовать в реальной жизни. Что касается удобств, то подавляющее число пассажиров мужского пола упивалось ими в необычном телеграфном салоне «Кампари», наслаждалось сводками биржевых новостей, по достоинству оценило бар, который не имел себе равных в мире. Тишину обеспечивала усовершенствованная звукоизоляция кают и машинного отделения. Как на королевской яхте «Британия», приказы на корабле отдавались тихим      голосом, палубная команда и стюарды неизменно ходили в сандалиях на резиновой подошве, отсутствовали оркестры, не устраивались вечеринки, игры и танцы, которые почитались менее знатными пассажирами особо приятной стороной жизни на борту корабля. Великолепную кухню на «Кампари» обеспечивали повара, которых ценой изрядных затрат и еще больших обид удалось переманить из одного из самых крупных посольств в Лондоне и из одного из самых изысканных отелей Парижа. Теперь эти мастера кулинарного мира работали посменно через день, божественные результаты их соперничества в попытке превзойти друг друга порождали завистливые разговоры на кораблях Западной Атлантики. Быть может, другим судовладельцам и удавалось успешно копировать какие-то отдельные моменты или даже все полностью, но, безусловно, не на таком уровне. Лорд Декстер был не просто судовладельцем. Он был, как уже говорилось, гением. И это проявлялось прежде всего в том, с какой требовательностью он подбирал пассажиров.

Ни один рейс «Кампари» не проходил без того, чтобы в списке пассажиров не значилось хотя бы одно известное имя независимо от того, был ли его носитель просто известным человеком или являлся всемирно знаменитой особой. Для носителя прославленного имени резервировался специальный люкс-апартамент. По чрезвычайно льготной цене в этом люксе путешествовали видные политические деятели, члены кабинета министров, звезды кино и театра и даже скандально знаменитые писатели и художники. Для последней категории обитателей действовало одно условие. они обязаны были следить за своим внешним видом и не забывать регулярно бриться. Члены королевской семьи, бывшие президенты и премьер-министры, герцоги и представители еще более высокой знати путешествовали бесплатно. Поговаривали, что если бы все английские пэры, записанные в лист ожидания «Кампари», могли одновременно отправиться в путешествие, пришлось бы закрыть палату лордов. Вряд ли нужно пояснять, что бесплатное гостеприимство лорда Декстера не имело ничего общего с филантропией. Он просто взвинчивал цены для других состоятельных пассажиров, которые путешествовали в остальных одиннадцати люксах и были готовы уплатить любые деньги за право совершить круиз в столь высокопоставленном обществе.

Спустя несколько лет нашими пассажирами были люди, которые в большинстве своем уже путешествовали на «Кампари» ранее. Многие появлялись на борту по три раза в год, что довольно красноречиво свидетельствовало о размере их банковских счетов. Теперь список пассажиров «Кампари» превратился в список членов самого избранного, с ограниченным доступом, клуба в мире. Иными словами, лорд Декстер. произвел дистилляцию составных частей финансового и сословного снобизма и обнаружил в его чистой квинтэссенции неисчерпаемый источник поступления золота.

Я приладил салфетку и окинул взглядом собравшихся за белоснежным столом. Пятьсот миллионов долларов сидели в сизо-серых бархатных креслах роскошного кондиционированного зала ресторана. Возможно, сумма превышала и миллиард долларов, так как один лишь Бересфорд,

наш старый клиент, представлял ее треть. Джулиус Бересфорд, президент и основной владелец акций компании «Харт-Маккормик Майнинг», сидел там, где сидел почти всегда во время нынешнего и полдюжины предыдущих своих круизов, с правой стороны капитанского стола рядом с капитаном Булленом. Бересфорд сидел на месте, занимать которое мечтали все пассажиры. Такой чести он удостоился не из-за размеров своего состояния, а потому, что на этом настоял сам капитан Буллен. Нет правил без исключений. И Джулиус Бересфорд представлял исключение из правила Буллена, которое гласило, что он вообще терпеть не может пассажиров, и точка. Бересфорд был высоким, худощавым, раскованным человеком с густыми черными бровями. Венчик седых волос обрамлял загорелую лысину, на загорелом, изборожденном морщинами лице живо светились карие глаза. Он путешествовал на «Кампари» потому, что любил комфорт, покой и хорошую кухню. Общество знаменитостей его не волновало. Именно это и ценил в нем капитан Буллен, полностью разделявший его мнение. Бересфорд, сидевший по диагонали от моего стола, перехватил мой взгляд:

– Добрый вечер, мистер Картер,– в отличие от своей дочери он не давал мне почувствовать, что оказывает огромную честь, всякий раз когда заговаривает со мной.– Не правда ли, чудесно, что мы опять в море? А где же наш капитан?

– Работает, мистер Бересфорд. Я должен принести извинения от имени капитана за его отсутствие за столом. Он не может покинуть мостик.

– Капитан на мостике? – повернулась ко мне миссис Бересфорд, сидевшая напротив супруга.– Я полагала, что обычно в это время вы стоите на вахте, мистер Картер?

– Да, конечно,– улыбнулся я в ответ. Миссис Бересфорд, полная, увешанная драгоценностями, разодетая крашеная блондинка, но все еще красивая в свои пятьдесят лет. излучала и добродушие, и веселье, и хорошее настроение. Хотя это было ее первое путешествие, я считал ее лучшим пассажиром.– В этом районе множество островов, отмелей и коралловых рифов,– продолжал я.– Поэтому капитан Буллен предпочитает вести корабль лично.

Я не добавил, хотя и мог, что будь сейчас ночь, когда все пассажиры спокойно спят, капитан Буллен тоже отправился бы отдыхать, и его сны не развеяли бы сомнения в компетентности своего старшего помощника.

– Но я всегда считала, что старший помощник имеет полное право управлять кораблем,– на сей раз меня поддела мисс Бересфорд, нежно улыбаясь и поглядывая невинными зелеными глазами, слишком большими на слегка оттененном загаром лице.

– Имеет. У меня также есть водительские права, но все же я не вожу автобус по центру Манхэттена в час пик.

Старина Бересфорд улыбнулся. Улыбнулась и его супруга. Мисс Бересфорд задумчиво созерцала меня некоторое время, затем склонилась над салатом. Ее прическа выглядела так, будто ее создавали граблями и секатором, но стоила она, вероятно, целое состояние. Джентльмен, сидевший рядом, не собирался заканчивать начатый разговор. Он положил вилку, поднял голову с темными редеющими волосами и, надменно глядя на меня, произнес высоким медлительным голосом:

Послушайте, старший помощник! Я не думаю, что сравнение было удачным.

Обращение «старший помощник» должно было поставить меня на место. Герцог Хартуэльский, находясь на борту «Кампари», только и занимался тем, что ставил людей на место. Занятие неблагодарное, особенно учитывая то, что путешествие не стоило ему ни пенса. Он ничего не имел против меня лично. Дело в том, что он оказывал знаки внимания мисс Бересфорд. Внушительные суммы, зарабатываемые тем, что дважды в день – в два и в шесть часов – представители низших классов получали возможность с почтительным благоговением осматривать его старинный дом, лишь частично покрывали сокрушительные расходы по выплате налога с наследства. Союз с мисс Бересфорд навсегда избавил бы его от всех проблем. Положение незадачливого герцога осложнялось тем, что в то время, когда его мысли были сосредоточены на мисс Бересфорд, глаза и внимание оказывались прикованными к пышным прелестям безусловно красивой киноактрисы, разведенной блондинки с платиновыми волосами, соседствовавшей с другого бока.

Я тоже не думаю, что это был удачный ответ, сэр,– признал я. Капитан Буллен наотрез отказывался обращаться к нему «ваша светлость», и я также не собирался делать это.– Лучшего экспромта я не смог придумать.

Он кивнул, вроде бы удовлетворенный ответом, и продолжил атаковать свой салат. Старина Бересфорд смотрел на него задумчиво, миссис Бересфорд – с легкой, едва заметной улыбкой, мисс Харкурт, киноактриса,– с восхищением, а мисс Бересфорд так и не подняла головы с затейливо растрепанной прической.

Блюда сменяли одно другое. Сегодня вечером на камбузе трудился Антуан. Тишина, которая царила в ресторане ощущалась почти физически. По серому персидскому ковру бесшумно сновали индийцы-официанты, еда возникала и исчезала как по мановению волшебной палочки, и в нужный момент всегда возникала рука с бутылкой именно того вина, которое требовалось к поданному блюду. Но не для меня. Я пил содовую. Так было обусловлено моим контрактом.

Подали кофе. Настал момент, когда я должен был отрабатывать свою зарплату. В те дни, когда была смена Антуан и когда он был в ударе, разговор за столом считался святотатством, воцарявшаяся тишина была пронизана почтительным благодарственным трепетом, который обычно испытывают в церкви. Как всегда, восторженное молчание сохранялось минут сорок. Оно не могло длиться дольше. Мне не приходилось встречать богатого господина или богатую даму, которые не считали бы беседу, предпочтительно и главным образом о себе, одним из излюбленнейших занятий. Ну, а главной жертвой они неизменно выбирают офицера, сидящего во главе стола. Я окинул взглядом наш стол и попытался угадать, кто же бросит первый шар. Может быть, мисс Харбрайд – настоящая ее скандинавская фамилия была совершенно непроизносима – худая, костлявая женщина лет шестидесяти, жесткая, как китовый ус, сделавшая состояние на продаже очень дорогого и совершенно бесполезного косметического средства, которое она сама благоразумно не употребляла?

Или мистер Гринстрит, ее муж, неприметный мужчина со впалым лицом землистого цвета, женившийся на ней по одному богу известной причине, будучи сам весьма состоятельным человеком? Тони Каррерас? Его отец, Мигель Каррерас? За моим столом вместе с Кертисами, которых, как Гаррисонов, столь неожиданно отозвали из Кингстона, всегда сидело шестеро, но старик, прибывший на борт в инвалидной коляске, видимо, питается в каюте в обществе своих сиделок. Четверо мужчин и одна женщина – удачное соотношение за столом.

Первым заговорил Мигель Каррерас,

– Цены на «Кампари» совершенно умопомрачительные, мистер Картер,– Спокойно произнес он, с наслаждением выпуская дым сигары.– Напоминают грабеж в открытом море. С другой стороны, кухня соответствующая. У вас божественный шеф-повар.

– Судя по всему, сэр, «божественный» является, пожалуй, наилучшим определением. Умудренные путешествиями пассажиры, которые останавливались в Лучших отелях, расположенных по обе стороны Атлантики, считают, что Антуану нет равных ни в Европе, ни в Америке. За исключением, возможно, Энрике.

– Энрике?

– Нашего второго шеф-повара. Он будет работать завтра.

– Не кажется ли вам несколько нескромной подобная реклама «Кампари», мистер Картер? – он не стремился оскорбить меня. Когда хотят оскорбить, так не улыбаются.

– Нет, сэр, не думаю. Что касается ваших сомнений, то они могут быть разрушены через сутки. Энрике вас убедит скорее, чем я.

– Один – ноль в вашу пользу,– он снова улыбнулся и протянул руку к бутылке «Реми Мартини». Во время кофе официанты исчезли из зала.– Ну, а цены?

– Они действительно ужасны,– я говорил так всем пассажирам, и, кажется, им это нравилось.– Мы предлагаем то, чего нет ни на одном другом корабле мира, но цены все равно скандальные. Человек десять из присутствующих здесь уже говорили мне это, и почти все они совершают по крайней мере третье путешествие.

– Вы нас убедили, мистер Картер,– вмешался Тони Каррерас. Его голос, как и ожидалось, звучал медлительно, сдержанно, с глубоким резонирующим достоинством.– Помнишь лист ожидания в конторе «Голубой почты»? – взглянул он на отца.

– Разумеется. Мы были почти в конце списка. И что за список! Половину его составляли имена миллионеров из Центральной и Южной Америки. Должно быть, мистер Картер, нам очень повезло, что только мы успели подтвердить свое намерение отправиться в путешествие на местах, которые освободились из-за внезапного отъезда с Ямайки наших предшественников. Вы могли бы рассказать нам о маршруте?

– Определенного маршрута нет. В этом и заключается одна из основных достопримечательностей нашего круиза. В основном все зависит от наличия груза и его назначения. Ясно лишь одно – мы зайдем в Нью-Йорк. Большинство наших пассажиров поднялось на борт именно там, а пассажиры любят, когда их привозят обратно,– он и сам знал это. Знал, что на борту гробы, адресованные в Нью-Йорк.– Может быть, сделаем остановку в Нассау. Все зависит от капитана. Компания наделила его правом самому определять маршрут, с учетом пожеланий пассажиров и прогноза погоды. В это время года наступает сезон ураганов, мистер Каррерас, он уже почти начался. Если прогноз будет плохим, капитан Буллен сочтет целесообразным оставаться в открытом море, и тогда – прощай, Нассау! – я улыбнулся.– Еще одним достоинством «Кампари» является то, что мы делаем все возможное, чтобы наши пассажиры лишний раз не страдали от морской болезни.

– Разумно, очень разумно,– промямлил Каррерас. Он выжидательно глядел на меня.– Но мы все же зайдем по крайней мере в один или два порта на Восточном побережье?

– Не имею ни малейшего понятия, сэр. Обычно заходим. Это тоже зависит от капитана, а поведение капитана зависит от доктора Слингсби Кэролайна.

– Его еще не поймали,– объявила миссис Харбрайд резким, скрипучим голосом. В свое возмущение она вложила весь яростный патриотизм американки в первом поколении, окинула взглядом сидевших за столом и обрушила на нас свое справедливое негодование: – Это непостижимо, совершенно непостижимо! Трудно поверить! Американец в тринадцатом поколении!

– Мы слышали об этом типе,– Тони Каррерас, как и его отец, получил образование, очевидно, в одном из университетов Новой Англии, но с английским языком обращался более свободно.– Я имею в виду Слингсби Кэролайна. Но какое отношение этот парень имеет к нам, мистер Картер?

– Пока он на свободе, любой грузовой корабль, выходящий из портов Восточного побережья, будет подвергаться самому тщательному досмотру. Раза в два замедляется оборот грузовых и пассажирских перевозок. Это значит, что портовые грузчики теряют в зарплате. Они начали забастовку, и весьма вероятно, поскольку обе стороны успели наговорить друг другу много неприятного, забастовка продлится до тех пор, пока доктор Кэролайн остается на свободе. Если он вообще будет арестован...

– Предатель,– сказала мисс Харбрайд.– Тринадцать поколений!

– Итак, мы пока не будем подходить к Восточному побережью? – спросил Каррерас-старший.– Какое-то время?

– Насколько это возможно, сэр. Но в Нью-Йорк мы зайдем обязательно. Если же забастовка будет продолжаться, придется подниматься до реки Святого Лаврентия. Сейчас трудно сказать.

– Загадочность, романтика и приключения,– улыбнулся Каррерас.– Все так, как гласит рекламный проспект,– он смотрел мимо меня.– Похоже, что к вам посетитель, мистер Картер.

Я повернулся на стуле. Посетитель был действительно ко мне. Рыжик Уильямс – Рыжиком его называли за огненный цвет волос – двигался в моем направлении. Он был в безупречно отглаженной белой форме, левой рукой прижимал к себе форменную фуражку. Рыжик, которому исполнилось шестнадцать лет, невероятно стеснительный и впечатлительный, был нашим младшим юнгой.

– Что случилось, Рыжик? – по старому морскому обычаю к юнгам следует обращаться только по фамилии, но все звали его Рыжиком и не иначе. Обратиться к нему по-другому было просто невозможно.

– Привет от капитана, сэр. Не могли бы вы подняться к нему на мостик, мистер Картер?

– Сейчас буду.– Рыжик уже повернулся, чтобы уйти, и тут я заметил блеск в глазах Сьюзен Бересфорд, который обычно предвещал очередной выпад в мой адрес. На этот раз, вероятно, речь пойдет о моей незаменимости, о растерянном капитане, который, оказавшись в безвыходном положении, шлет гонца за своим верным помощником. Я не стал рисковать, хотя и подумал, что она не из тех, кто может говорить так в присутствии юнги, поднялся, произнеся: «Прошу прощения, мисс Харбрайд, прошу прощения, джентльмены», быстро направился за Рыжиком в дверь, ведущую в коридор правого борта. Рыжик ожидал меня.

– Капитан в своей каюте, сэр. Он ждет вас там.

– Что? Но ведь ты сказал...

– Да, сэр. Капитан приказал сказать так. На мостике мистер Джеймисон,– Джордж Джеймисон был нашим третьим помощником.– а капитан Буллен находится в своей каюте. С мистером Каммингсом.

Я кивнул и направился туда. Я припомнил, что Каммингса не было за столом, когда я уходил из ресторана, хотя он присутствовал в начале ужина. Каюта капитана находилась непосредственно под капитанским мостиком, и я был там через десять секунд. Постучав в полированную тиковую дверь и услышав сердитый голос, я вошел.

Компания «Голубая почта», несомненно, хорошо позаботилась о своем коммодоре. Хотя капитан Буллен и не был поклонником сибаритской жизни, он никогда не жаловался, что его балуют. Он занимал трехкомнатную каюту-люкс с ванной, оборудованную во вкусе миллионеров, и дневную каюту, где мы и находились в эту минуту. Она отвечала запросам человека из любого сословия: ноги утопали в толстом красном ковре, стены были обшиты сикоморовыми панелями, узкие дубовые планки создавали облицовку потолка, дубовая мебель была обтянута зеленой кожей. Когда я вошел, капитан Буллен взглянул на меня. Он вовсе не был похож на человека, который наслаждается уютом своего жилища.

– Что-то случилось, сэр? – спросил я.

– Садитесь,– он указал на стул и вздохнул.– Серьезные неприятности. Пропал Бенсон – Банановая Нога. Об этом сообщил Уайт десять минут назад.

Хотя, когда звучало «Бенсон – Банановая Нога» и казалось, что речь идет о прирученной человекообразной обезьяне или, в лучшем случае, о профессиональном борце из провинциального цирка, это прозвище носил самый учтивый, самый вежливый и прекрасно воспитанный, наш лучший старший стюард Фредерик Бенсон. Он пользовался заслуженной репутацией ревностного поборника дисциплины. Однажды, когда кто-то из его подчиненных удостоился жесткой но совершенно заслуженной выволочки, этот провинившийся обратил внимание на незначительный зазор между коленями Бенсона и, как только тот отвернулся, не замедлил наградить его этой кличкой. Она так и пристала к Бенсону, главным образом из-за того, что была неуместной и не соответствовала действительности. Уайт же был помощником старшего стюарда.

Я молчал. Буллен не любил людей, особенно своих офицеров, которые имеют привычку переспрашивать, восклицают, бесполезно повторяют уже сказанное. Вместо этого я взглянул на Говарда Каммингса, сидевшего напротив капитана.

Невысокого роста, пухлый, добродушный и необыкновенно хитрый ирландец, начальник хозяйственной службы корабля Каммингс был самым главным после Буллена лицом на корабле. В этом никто не сомневался, несмотря на то, что сам Каммингс старался не выделяться. Хороший начальник хозяйственной службы на корабле ценится на вес золота, и Каммингс был своего рода бесценной жемчужиной. За те три года, которые он провел на «Кампари», у нас практически не было ни конфликтов с пассажирами, ни жалоб от них. Говард Каммингс обладал удивительной способностью договориться, уговорить, найти компромисс, сгладить острые углы и успокоить взволнованных пассажиров. Капитан Буллен скорее мог дать отрезать свою правую руку, чем отказался бы от присутствия Каммингса на борту.

Я посмотрел на Каммингса по трем причинам. Он был в курсе всего, что происходило на корабле – от тайных финансовых сделок, которые замышлялись в телеграфном салоне, до сердечных драм, которые волновали младшего кочегара в машинном отделении. Он руководил всеми стюардами. И, наконец, он был близким другом Банановой Ноги.

Каммингс перехватил мой взгляд и отрицательно покачал головой.

– Извини, Джонни. Я знаю не больше тебя. Видел его до ужина, где-то без десяти восемь, когда выпивал с пассажирами.

Каммингс «выпивал» из особой бутылки, в которую вместо виски заблаговременно наливался имбирный лимонад.

– Перед тобой здесь был Уайт. Он сказал, что видел Бенсона, во время вечерней уборки люкса номер шесть. Это было в восемь двадцать, полчаса назад, быть может, сорок минут. Они должны были вскоре встретиться, потому что каждый вечер последние два года при любой погоде Бенсон и Уайт выходят на палубу, чтобы выкурить по сигаре, когда пассажиры уходят на ужин.