Текст книги "Речи любовные"
Автор книги: Алиса Ферней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Вы обжигающая.
Она не отвечала. Внутренняя пульсация сотрясала все ее существо, безмолвные слезы текли по щекам. Он старался быть с ней как можно нежнее, подстраивал под нее свои движения, томительный ритм которых в конце концов перестает удовлетворять, после чего требуется грубое завершение: полоснуть, нанести рану во имя острого, невыносимого наслаждения, пронизывающего с ног до головы и исторгающего стон.
Он отдался естественным танцующим движениям тел. Она подстроилась под него. Да с такой легкостью, что он был немало удивлен тем, как скоро их тела нашли общий язык. Вот в эту-то минуту его и осенило, что они были любовниками в прошлой жизни. Да-да, они уже знали друг друга задолго до этого! Все было просто, без затруднений, непринужденно. Он еще глубже вжался в нее, чутко улавливая ее ощущения, сосредоточив внимание на внутреннем созвездии, которое оживало. Она была его отзвуком, его отголоском. Он был смущен. Можно ли и дальше не замечать, что она любит? Ему захотелось превратиться в ангела, преисполненного крепостью и нежностью. Его заряженное семенем оружие, вставленное в ее истекающую соками плоть, ходило взад-вперед, а он был постыдно счастлив и твердил ее имя: «Полина… Полина…» Она была затоплена блаженным потоком и уже удалялась от него в сферу своих собственных ощущений, ширящихся, растущих… пока вовсе не пропала куда-то, после вздоха. Наступила тишина. Та, кем она была, исчезла. Ее мозг, соскользнув со своего места, добрался до некой точки, где что-то мягко, неторопливо потрескивало и постукивало. Мало-помалу в недрах этого затмения она узнала, что была поющим пламенем, чьи жизненосные языки расходятся с кровью по телу. Ее белые щеки и лоб покраснели, высокомерная красота переплавилась в подвижную божественность черт.
***
Ее лицо было таким, словно с него в результате какого-то потрясения упала маска и оно обнажилось до самых своих потаенных пределов; волосы были растрепаны, как у утопленницы. Мягкие губы шептали ей что-то, но она уже не слышала. Зрелище белой вздувшейся наготы, предстающее его взору, стоило ему ненадолго открыть глаза, захватило его. Разум, живущий в их телах, был самостоятельным, отдельным от них. Жиль погружался в горячую мягкость ее лона, будто в пену морскую, как никогда четко ощущая, где начинается и кончается его собственная плоть.
***
Естество Марка Арну не имело ничего общего с естеством Жиля Андре. Оттого и ощущения Полины Арну были иными. Любовь извиняла все, подавляя и угрызения, и чувство вины. Их тела переплелись, и они отправились по волнам исконных ощущений, без единого слова научающих, что такое быть то внутри, то снаружи, и наоборот, быть то заполненной инородным телом, то опустевшей. Она была гладью морской, а он скользил по ее поверхности. В своих погружениях он касался ее подрагивающего дна. По его членам разлилось женское тепло. Он безудержно целовал ее. Позже, улыбающаяся, слегка утомленная, прикрывающая груди и глядящая на свой круглый живот, она еще раз продемонстрировала ему, чем были для него женщины: созданиями, предназначенными для любви.
Но она понимала, что таким же он мог быть и с другой.
– Вы любите женщин. Женственность. Но не меня.
– Вы ошибаетесь, – улыбнулся он. – Я ни с кем не переживал ничего подобного.
– Ну, не подобное, так что-то другое! – с сожалением проговорила она.
– Да, это правда. – Он не хотел ей лгать. – Женственность способна во всех своих обличиях покорить меня. Минутку!
Он выглядел таким счастливым! Его жизнелюбие заставило ее вздрогнуть. Она уже переживала, что придется расстаться, а он знай себе широко улыбается! Он видел, что она расстроена, и притянул ее к себе, не говоря ни слова. Она заплакала, не объясняя отчего, затем взяла себя в руки, и так они сидели, прижавшись друг к другу. Он гладил ее округлившиеся плечи и руки и ничем не мог ей помочь. Объятие выявило различие между ними. Когда же он вновь ответил на призыв ее горячего тела, его охватила такая невыразимая печаль, которой он не мог с ней поделиться. По ее блестящим влюбленным глазам он прочел, что от него она выйдет другой. Видно, женщины платят дань несравненному Эросу. Сила страсти, предельная нежность, непристойность оставляют по себе шрамы. Когда любовные утехи увеличивают женскую привязанность и боль расставания, что это – проклятие или мрачное изобретение мужчин? Словно пребывание тела в горниле страсти оставляет по себе любовь. Словно рождение детей, как и движения фаллоса, открывают для женщины безбрежные дали надежды, чудеса привязанности. Такова ли женская природа, или же это передается от матери к дочери? И все это вопреки ветрености возлюбленных. Полине не подняться с ложа любви прежней, с легкой душой. Расставаясь с нею, он увидит другую Полину. Как ей будет его не хватать! Как она будет жаждать встреч с ним, вооружившись долготерпением. А пока он снова припал к ее красоте и стал покрывать ее поцелуями. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Поскольку он ждал этого звонка, то был начеку и слышал, как на его этаже остановился лифт.
– Тс-с, – приложив палец к губам, прошептал он.
Они замерли. Было еще два звонка, после чего стукнула, закрывшись, дверь лифта. Они лежали друг подле друга, их сердца испуганно бились. Тишина и полумрак были их сообщниками.
– Ушел, – тихо выдохнул он.
Она почувствовала его дыхание на своей щеке. Она не насытилась, хотелось продолжения. Она утратила разум и здравый смысл.
– Испугались? – спросил он.
– Очень.
– Мне это ужасно понравилось.
– А мне нет.
***
Он посмотрел на нее так, словно пытался понять, что изменилось в нем самом по отношению к ней после близости: правильно или ошибочно оценивал он ее прежде?
– Впервые увидев вас, я не мог отвести глаз от вашего лица.
– Я поняла тогда, как вы на меня смотрите.
– Подействовало ли это на вас?
– Не сразу, сперва только польстило, доставило удовольствие. Я подумала: неплохое начало дня. И лишь потом, когда вспомнила об этом, да вы продолжали…
– Ну так как же?
Она загадочно улыбнулась, словно решила ничего больше ему не говорить.
– Я хочу точно знать, что чувствуют женщины, когда на них смотрят по-настоящему. Мне это неизвестно.
– Но вы же знаете, что это действует! Она засмеялась, он немного успокоился.
– Ответьте же мне. Что вы чувствовали, когда я пожирал вас глазами?
– Не знаю, смогу ли выразить словами!
– А вы попробуйте.
– Я не помню.
– Это неправда!
– Клянусь вам!
– Ну сделайте усилие!
– Сначала я смутилась.
– Смутились? Как именно?
– Ну, смешалась, мне было не по себе.
– А потом?
– А потом очень радовалась. Было так приятно, я скоро к этому привыкла.
– Привыкли, что вами любуются? – Да.
– А вы уверены, что вами любовались?
– Я думала, что нравлюсь вам, – отвечала она, порозовев.
– И правильно делали.
Она призадумалась, с уст ее готов был сорваться вопрос: «А теперь я вам нравлюсь?» Но раз ей хотелось задать этот вопрос, значит, ответ был ей известен: очарование рассеялось.
– И что произошло, когда вы так подумали?
– Как будто жизнь снова забила ключом. Как будто что-то очень приятное должно было произойти. Ваш взгляд стал мне нужен.
– А мужу вы сказали?
– Конечно, нет!
– А догадаться он мог?
– Не думаю.
– Словом, это ничего не меняло в ваших с ним отношениях.
– Да вроде нет.
– Почему вы сказали, что жизнь снова забила ключом?
Ей казалось, что это ясно без объяснении.
– Потому что, как бы это сказать… Потому что… любить кого-то долгое время и влюбиться – разные вещи.
– А у вас появилось впечатление, что вы влюбились? – удивился он слегка.
– У меня появилось ощущение, что это возможно, – обидевшись, ответила она.
– Потому что я вам тоже нравился?
– Должно быть, во всяком случае, вы не были мне неприятны, и, я вам уже сказала, получала удовольствие от того, как вы на меня смотрели! – И прибавила: – Что может быть интереснее встреч? Не так уж часто они случаются!
– А у вас было ощущение, что вы встретили кого-то?
– Это вас удивляет? – разочарованная тем, что он задал этот вопрос, протянула она.
– Нет, у меня и у самого было ощущение, что происходит что-то.
– Что-то магнетическое, – добавила она.
– Можно и так назвать. И что же дальше? – с ликованием спросил он.
– Как что дальше?
– Ну, что происходило дальше в вашей хорошенькой головке?
– Ничего! Я надеялась, что снова увижу вас в детском саду.
– Ах, плутовка!
– А что происходило в вашей головке?
Он открыто рассмеялся. Затем согласился с таким, распределением ролей и ответил:
– Сперва я попробовал не думать о вас. Но мы виделись слишком часто.
– Ну и?..
– Тогда я решил: будь что будет! И все думал, как к вам подступиться.
Она улыбнулась, словно хорошо помнила этот момент.
– Сперва я придумал пригласить вас в гости с сыном. Но моя дочь не проявила никакого интереса к вашему Теодору. Пришлось думать дальше, чтобы как-то познакомиться с вами накоротке.
Больше всего на свете она любила, когда он говорил о них двоих!
– Я думала, вы не осмелитесь.
– Я да не осмелюсь! Вы меня не знаете.
– Увы, нет. Я считала, что у вас нет ни одного благо видного предлога.
Он засмеялся очень искренне, потому что выяснялось, что это было не что иное, как ловушка, и что он был в таких делах мастер.
– И вы, значит, решили за мной приударить? – насмешливо спросила она.
– Я очень увлекся! Мне не оставалось ничего иного, кроме как попытать счастья.
– Я с уважением и восхищением взирала тогда на ваши действия.
– Правда? Но почему?
– Потому что ни разу не сделала первого шага навстречу мужчине сама.
– Неужели?
– Я на это не способна.
– Потому что уверили себя в этом, а кроме того, ни разу не приспичило.
– Да, это так, но все же я робкая.
– Не так чтобы очень. Я не считаю вас робкой.
– С вами нет.
– А знаете почему? Вот это был вопрос!
– Не знаю. Мне было хорошо с вами.
– Мне тоже. Причем сразу.
Ему показалось, что она наслаждается этой фразой.
Но он не нарочно так сказал, он просто был искренен и счастлив всякий раз, как доставлял ей удовольствие, не прибегая ко лжи или уверткам.
– Вы когда-нибудь уже так разговаривали с женщинами?
– Ну что вы все об одном и том же! Впечатление было такое, что зрелый муж беседует с девчонкой. Она его послушалась.
– Ничто ни на что не похоже, у меня было столько женщин, что и не перечесть, и каждая в чем-то неповторима.
– А ваша жена?
– А что моя жена? Что еще вам хочется знать?! – Он улыбался ей как ребенку.
Она не знала, что ответить, и они замолчали. Может и впрямь освобождаешься от ненужного, высказавшись вслух? Этот разговор изменил ее взгляд: приходилось допустить, что она не является единственной и неповторимой, как она себе вообразила, и что она в постели с полигамным мужчиной.
– Но вы меня преследовали!
Ей хотелось, чтобы хотя бы этот пункт не вызывал споров. Но и этого не случилось.
– Я так не считаю. После того ужина я оставил вас в покое.
– Но зло свершилось!
– Просто вы очень шустрая! Вы умоляли меня принять вас сегодня.
Это уж было слишком не по-джентльменски.
– А вам самому этого не хотелось?
Голосок у нее стал тоненьким-тоненьким. Он рас строился, что она так ранима.
– Хотелось, и я получил тончайшее наслаждение Вы чувственны до… – Альковный голос прервался.
Чтобы как-то разрядить обстановку, он рассмеялся. Она же так обиделась, что уже ничего не чувствовала.
– Вы признаетесь мужу?
– Ни за что на свете! Кроме горя, это ничего не даст.
– Вы правы.
– Думаю, мы с вами похожи, мне тоже нравится, что никто не в курсе нашего знакомства. С тех пор, как я вас встретила, я ощутила вкус к тайнам!
Он был доволен. Как это кстати! Она – его сестра, нет, они – двойняшки.
– Вы – мой тайный любовник. – Она сделала вид, что шутит, хотя это было именно так.
Он, не задумываясь, парировал с серьезным видом:
– О, не надо так думать. Я не ваш любовник.
Она помертвела, потому как хорошо понимала, что он имеет в виду. Мол, нечего фантазировать и воспламеняться зазря. И чтобы быть уверенным, что она не потеряет благоразумие и не станет обольщаться, он разъяснил ей, как понимал слово «любовники»: это не то, что произошло с ними сегодня, а нечто большее, повторяющееся, а у них повторения не будет. Приподнятое настроение как рукой сняло.
– Где у вас ванная комната?
***
Они вышли из дому и молча дошли до остановки такси. Она чувствовала себя зажатой в тиски.
– Вы очень нежная, – сказал он на прощание.
Ей нечего было ответить. Она поцеловала его и села в машину.
– Спасибо, – проговорил он, давая понять взглядом, что между ними все кончено.
Это был конец. И без всякого сожаления с его стороны. Он счастливо улыбался. Какая пытка сравнится с этой: распрощаться с мужчиной, который поставил вас на пьедестал, вам поклонялся и дарил удовольствия, а затем низложил вас оттуда? Все в ней всколыхнулось. Он склонился к ней, положил руку ей на затылок и нежно поцеловал.
– До скорого, – вырвалось из его сладких уст. Она была уверена, что он обманывает ее, говоря так, тогда как он ничего еще для себя окончательно не решил. Она стала перебирать в памяти весь вечер, а он просто наслаждаться теми минутами, которые подарила ему жизнь.
2
Она тоже лгала. Подобно моллюску, вырабатывающему свою жемчужину, она молчаливо и сосредоточенно окутывала тайной свою вторую жизнь, причинявшую ей страдания.
– Я не сплю, – сказал муж, когда она вернулась и вошла в спальню.
Он уже лег, но не спал, дожидаясь ее.
– Я ждал тебя. Хорошо провела вечер? – предупредительно спросил он.
– Да, очень хорошо.
– Где ты была? – поинтересовался он без подозрительности, авторитарности, из чистого любопытства. Она солгала, сказав первое, что пришло в голову; ни один мускул в ее лице не дрогнул. И пошла переодеться.
***
Когда она вернулась в спальню, он не спал. А она-то надеялась, что он уже уснул. Она прижалась к нему.
– Ты давно лег?
В голове кипело множество разных мыслей, нечего было и думать о том, чтобы уснуть. Странно, но она чувствовала себя и счастливой, и несчастной одновременно: она обрела и тут же утратила пищу для своей ненасытности.
– Давно.
Мог ли он знать, что происходило в душе его жены, на лице которой была улыбка? Она взяла в руки лицо задремавшего было мужа и жадно впилась в его рот. Не тот рот, не те поцелуи. Но желание не угасло, ведь физиология имеет свои законы.
– Что я вижу? – обрадовался Марк, встрепенувшись в постели.
У нее внутри что-то пело: «А то, что один мужчина разбудил меня».
Он обнял ее за талию, стал расстегивать пуговицы, снял с нее ночную рубашку.
– Не устала? – спросил он, гладя ее живот. – Я тебя люблю.
– Я тоже, – ответила она, а про себя подумал: «Один мужчина разбудил меня и ничего у тебя не взял, я вся здесь».
Тайна – ларчик для хранения семейного счастья.
Уже была глубокая ночь, они не спали, лежали рядом и разговаривали.
– Ты не жалеешь, что у тебя никого, кроме меня, нет?
– Не очень. Не так много мужчин, которые мне нравятся. – Это было правдой. – Иные мне даже противны. – Она привела примеры из их ближайшего окружения: – Например, Филипп, этот совсем не по мне. – Она говорила так потому, что Филипп был записным донжуаном. – Или Оливье, Альбер… Альбер, бр-р, даже представить жутко! – Они засмеялись. – Макс мог бы мне понравиться. Ты сам видишь, не так уж я собой жертвую. Впрочем, постель – не то, чего бы мне могло хотеться.
Она лежала в темноте на спине. Ее живот был совершенно круглым. Он дотронулся до ее натянувшейся кожи. Эта дарохранительница наполняла его несказанной радостью.
– Красавица моя.
Он видел в жене богиню.
– А вот влюбленная дружба мне бы, пожалуй, подошла. В общем, еще одна любовь не помешает, – отважилась она.
Они посмеялись над этой ее мечтой.
– Мне тоже это кажется привлекательным. Остальное не так важно.
До Полины отношения Марка с женщинами носили длительный глубокий характер, не сводившийся к сексуальному влечению, и то, что он говорил жене, было чистой правдой. Она это знала. До такой степени, до какой вообще можно знать другого человека. Она не забыла, как тонко, осторожно, неторопливо он ухаживал за ней и как подвел ее к тому, чтобы она сама ему призналась в любви, и как потом она вообразила, что он не способен быть предприимчивым и напористым с женщиной. Он хотел не взять, а получить, да так, чтобы ему и просить не пришлось. Она обняла его. Дорогой Марк, такой сложный, такой внимательный и щепетильный. Ни один мужчина его не стоил, в ее жизни он был самым драгоценным существом, неким постаментом, на котором можно было распуститься, как цветок. С ним у нее не возникало сомнений, любит ли он ее по-настоящему, так, как в ее представлениях и должен один человек любить другого: он любил ее такой, какой она была, и радовался, когда ей было хорошо. Может ли Марк оборотить свой взор на другую? Впервые она сочла это возможным. Кто устоит перед силой любви? Разве теперь ей не было известно, что нельзя ни от чего зарекаться? Ее собственная неверность пробудила в ней подозрения.
Они редко полностью расходились во взглядах, не понимали друг друга или не ладили. Их союз был прочным, и если один порой и раздражал другого, то лишь потому, что они очень походили друг на друга: каждый из них стремился к тому же, и тот, у кого это получалось лучше, вызывал в другом зависть. У Марка тоже была любовная тайна. Но, странное дело, пока эта возможная любовница разводилась, он желал ее, но так ни разу и не изменил жене. Чтобы назвать вещи своими именами: несмотря на огромное влечение, он ни разу с ней не переспал. Не то чтобы он считал это предосудительным, но он предвидел сложности и боялся, что эта женщина станет из-за него терзаться. Словно он помнил то, что пожелал забыть Жиль Андре: от тайных встреч остается след. Поэтому хранил жене верность из человеколюбия, не к ней, а к другой женщине. Та привязалась к нему, домогалась его, поверяла ему сокровенное. Он выслушивал ее. Можно быть таким одиноким, что кто-то заменит вам свет в окошке. Он был светом в окошке для той женщины. И она дожидалась его.
– Как вы думаете, ваш муж вам изменяет? – спросил Жиль Андре у Полины.
– Уверена, что нет.
– Вот бедняга! Дайте же ему пожить своей жизнью!
– Разве я не даю?
Жилю Андре нечем было крыть.
3
На следующее утро голос был тут как тут. Сперва она нашла это весьма галантным со стороны Жиля. Этот голос снова уносил ее в другое измерение. Она отдалась чувственности их претенциозных разговоров.
– Я вас не разбудил? Как вы? – И так стал с ней разговаривать, словно она одна интересна ему во всем мире.
– Я еще в ночной рубашке.
– Какого цвета?
– Белой.
Она смеялась, радуясь этим дурацким словам.
– По-прежнему свежи! Вы просто поразительно свежи.
Этот комплимент пришелся ей по вкусу: она тут была ни при чем, во всем виноват ее возраст, точно так же это пройдет без всяких усилий с ее стороны, но даже полуправда не могла отвратить ее от желания слышать приятные вещи. Лишь по тому, какое действие производили на нее эти безобидные фразы, она распознала страсть, безраздельно царившую в ней. Ей захотелось тут же удостовериться в этом.
– Я одна. Приходите.
– Я должен работать.
– Приходите!
– Вам скоро рожать! – смеялся он. Это вовсе не показалось ей смешным.
Она умоляла и плакала. Он сломал барьер. В ее стенаниях ему послышалось потрясение, причиной которого был он. Он пришел. Она выглядела усталой. После всего, что произошло накануне, чего она только не передумала.
– Может, я умру родами.
Она была способна заявить что угодно, лишь бы удержать его подле себя. Он лишь грустно улыбнулся. Она чувствовала себя круглой идиоткой и все-таки продекламировала: «Ты отдался блуду: это было в другой стране, и девушка умерла». Затем стала серьезной:
– Что бы вы стали делать, умри я?
– Сожалел бы о вас.
Это был не ответ. Он попробовал урезонить ее, пустив в ход свой голос:
– У вас ведь нет страха перед родами? Она, как всегда, попала в ловушку.
– Нет. Но возможно, я не осознаю до конца опасности. Рассказывают столько ужасного. Произвести на свет человека – дело нешуточное. – В ее смехе послышалось злое отчаяние. Она как-то сразу вдруг очутилась в женском клане, с голосом вроде и ее, но сильно искаженным от бешенства. Любовные ласки и даже проникновение мужского естества в женское лоно были ничто по сравнению с извлечением-извержением из чрева. С полным отчаянием говорила она ему об этом. «Нужно было предвидеть», – подумал он и попытался как-то исправить ситуацию. Но она не слушала и все повторяла как заведенная:
– Ничего… Ничего… – словно в женской доле всегда было место для горькой борьбы между любовью к мужчине и любовью к детям.
Что он мог ответить на этот урок, который она вправе была ему преподать? Он расстроенно молчал.
Она взяла его за руку и притянула к постели. Это было супружеское ложе. То ли по тому взгляду, которым он окинул постель, то ли по непроизвольному испуганному жесту, то ли потому, что у себя он повел ее не в спальню, а в кабинет, она поняла, что у него самого на это не хватило бы смелости. О чем он думал? Никак не узнать. Она посмотрела на него снизу. Он как ни в чем не бывало раздевался с кисло-сладкой улыбкой на устах. Когда он подошел к ней, у нее было четкое ощущение, что он принуждает себя сделать то, чего ожидают от него, но это идет вразрез с его волей. Он приподнял ее белую рубашку. Живот, казалось, вот-вот лопнет, кожа натянулась, стала прозрачной. Голубые вены пересекали его в разных направлениях. Прямо над венериным холмом образовались красные змейки растяжек.
– Право, я боюсь причинить вам боль.
– Знаете, Ева Мартрё спросила меня, знакомы ли мы с вами? – покидая ее, сообщил он. – Забыл вам об этом сказать. Такое впечатление, что она что-то имела в виду, задавая мне этот вопрос. Вы ей ничего не рассказывали?
– Ровным счетом ничего! Мы с ней если и разговариваем, то по большим праздникам. А что вы ей ответили?
– А вы догадайтесь! Применил совет Оскара Уайлда. «Конечно, знакомы. Я всегда любил чужих жен!»
– О, какой вы милый! И дерзкий! А она что?
– То же, что и вы.
– Что вы дерзкий?
– Вот именно.
***
– Я должен идти. Как вы?
Она совсем притихла. Теперь они долго не увидятся. Она этого боялась, он же подозревал, что это будет так. Хорошо зная себя, он понимал, что выберет этот путь. Она думала о том, что рождение ребенка на время прервет ее любовную жизнь. Но, в конце концов, никто не прорицатель, и не хочется верить в худшее. Отныне они будут общаться лишь по телефону. Их жизни не соприкасались. И к тому же он не желал быть причиной опустошительных перемен, которые заметил в ней. А влечение, единожды утоленное, можно и превозмочь. Как мужчины, сеющие вокруг себя любовь, пожелавшие ту или иную женщину, могут жить вдали от нее?
