Текст книги "Речи любовные"
Автор книги: Алиса Ферней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
3
– Ты думаешь, они любовники? – спрашивала Ева мужа.
Они снова сидели в машине. Ссора как будто забылась, но это было лишь внешнее впечатление. В Максе она оставила чувство горечи, а в Еве – тревогу. Не слишком ли далеко она зашла? Последнее время она так часто задавалась этим вопросом, что, видимо, так оно и было. А что могло произойти в результате всех их ссор, она себе не представляла.
– Жиль и Полина? – расхохотался Макс.
– Ты думаешь, я брежу?
– Никаких сомнений.
Она пришла в возбуждение, заведя разговор о том, что ее и страшило, и притягивало.
– Я знаю только то, что видела собственными глазами, – со сведущим видом заявила она.
– Жиль на такое не способен, он никогда не ухаживает за женами друзей. К тому же Полина беременна.
– Откуда тебе знать? Я ничего не заметила.
– Марк сказал.
– Потому-то ты не веришь, что она любовница Жиля?
– Уж так сразу и любовница!
– А какое слово тебе больше по душе? Он ограничился тем, что заметил:
– Она очень любит мужа.
– Разве это чему-нибудь мешает?
– Тебе лучше знать, – улыбаясь, проговорил он. – Я не изучил так досконально женское сердце!
– Думаю, можно любить двоих, – с необыкновенной серьезностью изрекла Ева.
– Это предупреждение?
Она фыркнула: ей было не до смеха.
– Успокойся. Я не верю, что Полина может настолько потерять голову, чтобы обманывать Марка, будучи беременной. Это святой момент в жизни любой женщины.
Ева завидовала Полине: ей самой никогда не привалило такого счастья – обзавестись любовником. Вот она и прикидывалась, что удивляется тому, как повезло другой. И все же женская солидарность перевесила.
– Многие мужья заводят любовниц, пока жены носят ребенка, а это еще более подло. Ходят этакими гоголями-моголями, красуются, когда их жена набрала лишних пятнадцать килограмм и маловероятно, что она кого-нибудь соблазнит. Мне почти доставляет удовольствие, что Полина соблазнила Жиля! Неплохо, а?
– Ну как ты можешь быть такой категоричной?
– Да говорят тебе, это прямо бросалось в глаза!
– Полина Арну многим бросается в глаза. – Макс сказал это, чтобы позлить жену. – Она и впрямь восхитительна, – довольный своим ответом, закончил он.
– Не знаю, что вы все в ней нашли! Я не считаю ее такой уж неотразимой. У нее коровьи глаза и большие ступни.
Макс покатился со смеху.
Сара и Том ехали по периферийному бульвару. Сара не удержалась и попросила:
– Том, сбавь скорость. Том нахмурился и замолчал.
– Вечер удался, – осмелилась проговорить Сара, и утверждая, и спрашивая одновременно.
– На славу удался, – ответил Том угрюмо.
Ночь, считай, пропала. «Не буду делать никаких усилий», – подумала Сара, не желая завоевывать его улыбку с целью заполучения его любви.
– Высади меня у моего дома, – попросила она.
– Хорошо.
Сара думала о Жане и Марии, об их полном детей доме, о чувстве, так крепко связующем их и неосязаемом, невидимом. Они обрели то, к чему стремятся все: животворную любовь на всю жизнь. Как это у них получалось?
О том же размышляла и Луиза, садясь в машину и находя, что Гийом слишком толст, пьян, а его смех такой масленый. Ее беспокоило, что против ее воли в ней накапливались отрицательные впечатления о нем. К примеру, то, что она стала видеть, как некрасив Гийом, казалось ей признаком умирания любви. Оттого-то она и задумалась, что питало неутомимую любовь Марии к Жану. Затем мысли ее перескочили на Полину: прямо картинка с выставки. «Супружеское согласие – тайна за семью печатями», – только и могла она вывести из своих размышлений.
***
– До чего же хороша сегодня была Полина! – проговорил Анри.
– Ах ты, свинья! Не хватало, чтобы ты пресмыкался перед нею, как все остальные!
Голос Мелюзины неузнаваемо изменился. Вся она насквозь пропиталась алкоголем. Ее тактичность разом улетучилась, как только она осталась с мужем – козлом отпущения. Но он не вышел из себя, поскольку считал ее тяжелобольной.
– Дорогая, для меня не существует никого, кроме тебя! – шутил он.
Он придвинулся, чтобы поцеловать ее, она залепила ему пощечину.
– Вот тебе.
– Ну что ж ты гневаешься? – смеялся он.
4
– Собиралась позвонить тебе из дома, – говорила Бланш Жилю, стоя в ночи перед тем, кого она сперва сделала мужем, а после бывшим мужем, и зная, до какой степени это ее рук дело.
Она решилась, вот только слова подобрать было нелегко. Они стояли у решетки клуба.
– Право, не знаю, осмелилась бы я так поздно звонить.
Она говорила правду, хотя сегодня непременно позвонила бы, невзирая на час. Иначе ей было не уснуть. Дело в том, что она твердо решила забрать его обратно и вся дрожала от волнения.
– Я больше не хочу разводиться. Я совершила ужасную ошибку. Я по-прежнему люблю тебя.
Можно ли было ждать утра, чтобы сказать такое? Отложить на завтра прерывание драмы? Нет, нужно было тотчас же дать знать тому, кого любишь, о своем чувстве, о том, что оно живо, что произошла ошибка. Она должна была сделать это немедля. Ее трясло, она задыхалась. Он ей улыбался. Ему, в сущности, нечего было сказать. Она пребывала в замешательстве.
– Ты доволен, как прошел твой ужин?
И даже не услышала ответа, настолько была потеряна. Зачем было напоминать ему о том, что как раз требовалось загладить? Оставалось лишь прикусить язык. И почему это ей постоянно приходится подыскивать слова? Она замолчала. Он кивнул, из его уст не вылетело ни словечка, но лицо засветилось от счастья. Бланш неимоверно страдала, видя его таким самодостаточным. Нужно было рассказать ему о том, что произошло с ней этим вечером.
– Я много думала весь сегодняшний вечер, – начала она.
– Да?
Он не станет ей помогать, она это понимала. Он ей казался наивным, как дитя. Она подальше запрятала свою гордость, считая, что в данную минуту не до нее. Так она думала, стоя рядом с тем, кто, как она надеялась, снова станет ее мужем. Он внимательно взглянул на нее. Вид у нее был усталый дальше некуда, кожа серая, веки припухшие.
– У тебя усталый вид.
На самом деле ему хотелось сказать: «Ты неплохо выглядишь», но он не смог. Получилось бы, что он шутит над ней. Иную глупую ложь не предлагают тому, кого любят. Она и без него знала, что не в форме.
– Я устала, – просто ответила она.
– У тебя нет причин, – прошептал он. Вырвалось ли у него это неосознанно, или он и впрямь был хамом? Если бы не желание помириться, Бланш вспылила бы. Ну как он мог говорить такое? И тут же осадила себя – не время было выяснять отношения.
– Не знаю почему, но я потеряла сон. А поскольку работы невпроворот… – Тут она чуть не расплакалась, как во время вечеринки. Ей стало жаль себя.
– Ты не больна?
Он хорошо изучил ее и знал: она хранит молчание, не желая дать волю слезам. И тогда он подошел к ней вплотную, положил руку на спину и сказал:
– Давай поплачь.
Она бросилась ему на грудь и разрыдалась.
– Прости, прости меня, – доносилось сквозь слезы. Чувствуя, как он водит рукой по ее позвоночнику, она расслабилась.
– Я люблю тебя, – горячо проговорила она. Никогда еще она не была в этом так уверена. Для этого сначала пришлось осознать, что она его потеряла…
– Никогда еще я не любила тебя так, как сегодня.
– Я тоже тебя люблю и никогда не переставал любить.
Она уже стала понемногу успокаиваться.
– Даже когда ты лишилась рассудка! – добавил он.
Она улыбалась. Ей и невдомек было, что творится в душе мужа. А он ликовал! Жена вернулась к нему! Он больше не брошенный, не упустивший своего счастья! Не бессемейный одиночка, от которого требуются только деньги. Он стал тем, кто не утерял веры в любовь. Тем, кто был дальновиднее. Тем, благодаря которому возможно счастье.
Они шли под руку. Она говорила все, что приходило в голову:
– А я сегодня прогнала одну мамашу! У Сары были вши! Пришлось перестирать все подушки! Мелюзина снова напилась, не понимаю, куда смотрит Анри. А Пенелопа выходит замуж. – Он удивился. Она стала рассказывать. Они смеялись. Она воспользовалась этим, чтобы выдать заветное: – Я хотела бы обвенчаться с тобой.
Жиль покачал головой. Она настаивала:
– Ну пожалуйста, для меня.
Они опять смеялись. Он придумал отговорку:
– Дай мне время свыкнуться с этой мыслью. Она поцеловала его. Он сказал:
– Я пешком.
И они пошли дальше.
– Как раньше! – произнес он, счастливый тем, что завтра с самого утра увидит дочь.
– Увидишь, как Саре идет короткая стрижка.
Странная это была фраза: из области военной стратегии. С одной стороны, внимание к нему, с другой – тонкий расчет. У Бланш была козырная карта: ребенок. Стоило ли пренебрегать этим?
Они подошли к дому. Из них двоих она больше думала о женщине, с которой он ужинал. Полина…
– О чем ты думаешь? – в конце концов удивился он.
– О том, как я счастлива, – солгала Бланш.
– Я тоже.
5
Полина Арну солгала. Вышло превосходно. Опасность пересилила чувства. И при этом даже не зарделась, как за ужином с Жилем.
– Я рад за тебя. Это добротный журнал для профессионалов.
Она солгала, что у нее покупают рисунок, а это было вовсе не так уж безобидно. Пришлось лгать дальше.
– Какую же цену тебе предложили? Так мало? Надо бы попросить побольше. Хотя не в этом суть.
Вести разговор на пустом месте оказалось труднее, чем она предполагала.
– Я умираю от усталости.
– Сейчас ляжешь. Мы почти приехали. Я сам поставлю машину в гараж.
Она хотела было предложить поехать с ним, как обычно, но желание остаться одной перевесило участливость. Они помолчали.
– Где вы ужинали? – спросил Марк. Тут она не стала ничего придумывать.
– И что же, хорошо там кормят?
Она отделывалась односложными ответами.
– Сколько лет этому типу?
Она подумала: лгать, уродовать подлинные события, выдумывать – дело нехитрое. А вот как объяснить, почему ужин так затянулся… Нельзя было также допустить, чтобы память подвела ее и она случайно забыла о том, чего не было, но о чем она уже сказала. Потому она и старалась говорить самую малость и не отважилась назвать возраст.
– Ну как тут узнаешь? Между тридцатью пятью и сорока пятью.
– Моего возраста? – спросил Марк.
– Старше, – ответила она правду.
У нее было странное ощущение, что она участвует в каком-то фильме, действие которого происходит наряду с ее подлинной жизнью. Это было нечто противоположное моменту истины.
– Ну, вот и приехали, – проговорил Марк, останавливая машину перед их домом.
– Пока, – бросила она и побежала ко входу. Его руки любили в ней нечто больше, чем ее физический облик. Как только она исчезла за дверью, он отъехал. А что с ней было дальше, он не узнал, как и о том, что было в начале вечера. Она, как сумасшедшая, ринулась домой, разделась, натянула ночную рубашку, почистила зубы, разобрала постель, легла и закрыла глаза. При звуках поворачиваемого в замочной скважине ключа она сжала кулаки, притворилась спящей. Марк бесшумно лег рядом и заснул первым. Но могла ли она спать? Образы, картины закружились перед ней.
VI ТЕЛЕФОННЫЕ РАЗГОВОРЫ
1
На следующее утро Жиль Андре с Бланш вместе повели дочку в детский сад. Сара поочередно поднимала сияющее лицо то на отца, то на мать. Каждый держал ее за руку. Пройдя по краю западни и не угодив в нее, они выглядели победителями, заклинателями злых духов. Полина увидела их как раз в ту минуту, когда они счастливо улыбались друг другу. Это было как гром среди ясного неба! Она тут же вообразила, что он все рассказал жене. Мысль о том, что Бланш знала об их вчерашней встрече, была невыносима. Какими глазами должна была смотреть Бланш на нее, предавшую своего мужа! Ей сделалось дурно, она стала под цвет пальто. В панике она заторопилась. Теодор удивленно взглянул на мать, та с застывшим выражением лица погладила его по щеке. Жиль двинулся ко входу в класс и, проходя мимо, поздоровался. Он вел себя как ни в чем не бывало. Полина задохнулась. Перед ней был мастер владения собой, не теряющий присутствия духа ни при каких обстоятельствах.
– Добрый день, – проговорил он голосом, не имеющим ничего общего с тем магическим голосом, который был у него вчера.
Он сумел подобрать именно тот тон, которым отцы и матери разговаривают друг с другом в детском саду. Бланш тоже поздоровалась с ней – теплее обычного, поскольку со вчерашнего дня они были знакомы.
– Ваш муж обыскался вас вчера вечером! У него был такой несчастный вид!
– Я вовсе не терялась, и он меня нашел!
– Я так переживала, видя, как он беспокоится, и в то же время это показалось мне замечательным.
Они разговаривали друг с другом! Жиль перепугался. Он уже не помнил, что о своей встрече с одной из них поведал другой, но точно наговорил лишнего. «Глупо!» Ну как он мог отступить от своего правила? И именно тогда, когда это было так важно! Он принялся размышлять: кое-что его беспокоило. Сказал ли он Бланш, что влюбился именно в детском саду? Кажется, так и есть! И могла ли после этого его жена, которой он доверил даже имя – Полина, – не пойти на сближение? А та не хочет этого. Он снова вгляделся в обеих. Бланш держалась очень уверенно. Оттого ли, что чувствовала себя победительницей? Полина же явно сникла и была не в своей тарелке. Он вспомнил, как она улыбалась ему накануне. Теперь она вся напряглась и поджала губы… От ее ошеломленного лица ему сделалось больно. Это было не к добру. Она принимала все слишком близко к сердцу. Для него это было неожиданностью. Вечно одна и та же история: он ведет себя как безмозглый дурак, а другие из-за него потом страдают. Все это произошло очень быстро, на пороге класса, который обе женщины переступили вместе. Сделав Бланш знак, что торопится, он вышел на улицу. Смотреть на красное лицо Полины, избегавшей его взглядов, было для него пыткой.
Во второй половине дня он ей позвонил. Она все больше молчала, постигая первейшую задачу, которую ставит перед человеком любовь: молчать, покорно сносить и не рвать, даже если кажется, что все кончилось.
– Вы на меня в обиде? – спросил альковный голос.
Помимо воли она так вся и всколыхнулась и затрепетала: этот голос был для нее и погибелью, и упоением. Как ей хотелось слышать его звуки.
– Да нет, с чего бы это? – ответила она как можно проще. – Не в моих силах запретить вам быть женатым.
На самом деле ей этого ой как хотелось, и он мог догадаться об этом по ее изменившемуся голосу. Он попробовал обратить все в шутку:
– Честное слово! Вы ведь не ревнуете!
Он не мог поверить, что так оно и есть. И слегка подтрунивал над ней. Она молчала.
– Алло! Вы меня слышите? – Да.
– Я перестал вас слышать, думал, что-то с линией.
В эту минуту она осознала, чем она была: ненасытной и околдованной самкой. И совершенно потерялась. Он взял инициативу в свои руки.
– Вы любите вашего мужа?
Он прекрасно знал ответ на этот вопрос и задавал его только в качестве затравки для разговора.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– А вот почему: вы ведь не станете разводиться, как бы я вас ни умолял. Я прав? – подводил он к тому, чтобы услышать от нее «нет».
– Нет, – жалким голосом ответила она, уже смирившись с неизбежным и боясь только одного: как бы он не исчез навсегда.
А про себя подумала: «Вот так они и действуют: сперва поймают тебя, приручат к себе, а потом что хотят, то и делают».
– Я очень этому рад, поскольку это доказывает, что вы такая, как я о вас и думал. А теперь я вам все объясню.
***
И он пустился в рассказ о том, что произошло накануне после вечеринки.
– Мне неизвестно, по какой такой причине, но моя жена пожелала прекратить процедуру развода. Она попросила меня вернуться, сразу после закрытия клуба. – Он помолчал, прислушиваясь, не отзовется ли она. – Вы не хотите со мной говорить?
В телефонной трубке долго не раздавалось ни звука.
– Что я могу вам сказать? – тихо выговорила наконец Полина.
– Не знаю. Что угодно. Все что хотите. Откройтесь мне, я готов ко всему, – с нежностью попросил он.
Она все молчала.
– Жизнь – странная штука, – продолжал он. – Я ждал этой минуты месяцы, почти перестав надеяться, отчаивался. И вот наконец… И надо же было так случиться, чтобы это произошло именно в тот вечер, который мы провели вместе с вами, после ужина, на котором я по-настоящему с вами познакомился.
То, как он это говорил, вызвало у нее усмешку. Но он об этом не узнал.
– Считаете ли вы, что я вправе отказать своей жене в том, о чем она меня умоляет, не подозревая, что таково И мое желание? – Он помолчал. – Я вам не говорил, поскольку ни к чему было, но я никогда не верил в этот развод. Женщина, выбранная мною в жены, была сильной, прозорливой, любящей, и я не мог понять, как она может разрушить нашу семью. Меня принимали за сумасшедшего, ослепленного своим горем. Мне дали почувствовать, что я это заслужил. Мне повторяли: ничего не поделаешь, придется устроить поминки по самому себе. Кажется, это песенка наших дней. – Он с горечью рассмеялся, затем наступила тишина.
У Полины появилось ощущение, что его слова «этот ужин, на котором я по-настоящему с вами познакомился» – лишь красивый оборот, не более того. Она чуть было не расхохоталась, услышав их. Почему бы прямо не сказать: ужин, на котором я вас соблазнил? Ведь это и было сутью происшедшего. Правда, сейчас уже поздно об этом толковать… Ей пришло в голову: «Вот незадача жена вернулась к мужу именно в тот день, когда он соблазнил другую!»
***
Оба примолкли. У Полины в горле от всего услышанного стоял ком. И в то же время она была тронута его искренностью. Особенный голос действовал безотказно. Родившееся накануне чувство продолжало робко жить в ней, несмотря на крутой поворот в отношениях.
– Вам будут давать советы… не слушайте никого, – вновь заговорил он. – Бывает, другие и правы. Но есть вещи, которые знаешь только ты сам. Любовь, которая живет в тебе, та, что ты внушаешь другим. Словом, мне трудно говорить, но… Я счастлив. Теперь вы знаете все, я ничего от вас не утаил. Мне понятно ваше удивление, мое было не меньшим. И ни за что на свете я не стану портить то, что случилось. Вы ведь не можете на меня за это обижаться?
– Нет.
Наконец она хоть что-то произнесла. Он чувствовал она сокрушена до такой степени, что не в силах вымолвить ни слова. Тогда он решил слегка подбодрить ее. Нежность, которую он испытывал к этой потерянном молодой женщине, смягчала его и без того мягкий и вкрадчивый голос.
– Думаете, для нас с вами что-то меняется? – с неподражаемой прямолинейностью спросил он.
Он прекрасно понимал, что этот вопрос порожден возвращением Бланш. Полина не посмела его задать. Он же, напротив, демонстрировал простоту и честность. Словно для него не существовало уродливых, постыдных или неуместных вещей, о которых нельзя было говорить. Она была ему за это признательна.
– Не знаю, – ответила она, слегка придя в себя.
– Я думаю, именно так вы себе и напридумывали. – И, чтобы вывести ее из колеи муки, заговорил более веселым голосом: – Какая же вы безумица!
Он надеялся, что она улыбнется или рассмеется, но ничуть не бывало. Он снова посерьезнел:
– Вы рассказали обо мне мужу?
– Нет.
– Вот видите. И бросьте мучиться. А вам не нужен еще один муж?
– Нет.
– Ваш со всем справляется?
– Перестаньте шутить, – выговорила она, все же улыбнувшись.
В их отношения вернулось галантное начало.
***
Увы, говорить больше было не о чем. Он сказал все, что хотел, а она была не в состоянии поддержать разговор.
– Ну что ж, до скорого!
– Да, – еле слышно выдавила она.
– Я вам позвоню. Обещаю, – прошептал волшебный голос.
– Спасибо, – совсем уж беззвучно выдохнула она.
– До скорого, – повторил он и повесил трубку. И пошла обычная жизнь. Она заплакала навзрыд.
2
Все ее мысли были о нем. Началась самая потрясающая любовная греза, которую ей довелось пережить У нее даже возникала потребность уединиться, собраться с думами, чтобы свободно перебрать в памяти сам ужин прогулку, все, что было сказано. Она словно укладывалась спиралью в корзину воспоминаний, безразличная ко всему, что не имело отношения к этому воображаемому любовнику. Порой она ясно отдавала себе отчет, до чего лишена здравого смысла ее греза. А другие люди, случалось ли и им уходить в такие химерические мечты? – размышляла тогда она. Разве нельзя хоть на время перестать думать о нем? Она пыталась жить, как раньше. Но по прошествии короткого времени что-нибудь вновь наталкивало ее на мысли о Жиле Андре: например, она проезжала на машине по кварталу, где они ужинали, или узнавала, что вышла книга об ангелах, или на глаза попадалось желтое платье, или сталкивалась в детском саду с Бланш… Как и любой другой, ее внутренний мир был населен лицами, связанными с определенными словами. Стоило выскочить такому слову, и тут же, как черт из табакерки, лезло уже и чье-то лицо, а за ним и целая вереница воспоминаний: переплетение мест, имен, других персонажей. Невозможно забыть все, о чем не хочется вспоминать: множество слов возвращало ее к ее новому увлечению.
***
Задумывалась она и о себе: была ли она как псе другие женщины? Означало ли мечтать втайне о мужчине, который не был ее мужем, падение? Разумеется, ответов у нее не было. И это все равно означало так или иначе думать о нем. Ей мерещился его голос, повторяющий все те речи, которые прозвучали из его елейных уст в тот незабываемый вечер. Все его слова нашли в ней пристанище, осели в уголках ее памяти и посверкивали всякий раз, как она до них добиралась, пошумливали всякий раз, как она перетряхивала себя. Проще сказать: этот человек вошел в ее плоть и кровь. А вместе с ним и то, что уже было, и то, что происходило, и то, что еще могло произойти, и то, о чем она мечтала, предчувствуя, рисуя себе мысленно картины, разыгрывая в уме сценки, где он подавал ей реплики. Он завладел ее жизнью. Более того, его присутствие было настолько ощутимым, что из разряда нереального переходило в разряд реального, и тогда происходила удивительная вещь: нечто круглое, щекочущее, баламутившее все внутри нее начинало жить внизу живота.
Жиль Андре вернулся к жене. Был ли и он так же околдован Полиной, как Полина им? Она мечтала, чтобы это было так. Но не верила. Этого не могло быть… В жизни мужчин ничто не оказывается в подвешенном состоянии из-за любви. Они любят параллельно с делом, которым заняты, или помимо того, что делает их незаменимыми и внушает уважение к самим себе. Они настойчивы и упорны, лишь когда нужно завести женщину. После чего женскому сердцу предстоит проделать большой путь, обильно политый слезами и обставленный словами, которыми мужчины оправдывают свое отсутствие. Жиль Андре полностью подтверждал это мнение: он перестал появляться в детском саду и не искал с нею встреч. Однако регулярно звонил и подолгу беседовал с нею. Нужно ли говорить, как она ждала этих звонков? Она была прикована к его голосу, не понимая, что происходит, а он… позволял времени течь, а вещам идти своим чередом.
***
Он больше не был уверен, что увлечен ею. По многим причинам ему удалось освободиться от колдовских чар. Волшебство чьего-то присутствия измеряется тем, что исчезает вместе с ним. Он выбрался из магнетического поля, где действовало притяжение. Теперь он мог даже представить себе эту женщину, бывшую мечтой, такой, какой она была на самом деле: кочерга (сказали бы одни), вешалка (сказали бы другие), ни кожи ни рожи (сказали бы третьи). Словом, не такая уж умопомрачительная. И все же что-то у него к ней было помимо чувственного. Из-за Бланш он не ощущал себя свободным, как требуется для продолжения любовной истории. И тогда он принялся придумывать нечто совсем иного рода, чем обычная связь: влюбленная дружба, всепоглощающая и волнующая. Он пытался пробудить эту дружбу в Полине. Это было нелегко: страсть не терпит ничего, что не является страстью. «Немного терпения», – думал он и набирал номер ее телефона. При этом пускал в ход свой неотразимый голос. Полина угодила в эту паутину, сотканную им из полушепота, смеха и придыханий, или, скорее, он окутал ее этой тончайшей сетью, подобный великим портным, которым случается шить одежду на живую нитку, прямо на человеке.
Если бы она отважилась спросить его: «Я живу мечтой, а вы тоже? Вы думаете обо мне?» – он мог бы ответить: «Я думаю о вас очень часто». Они думали друг о друге, все дело было в том, кто сколько. Он: очень часто. Она: беспрестанно. Вот и вся разница. Он мог бы искренне сказать ей: «У нас с вами был сон, но жизнь его отобрала, и остался след этого сна». Он жил вдали от нее и не тужил, но все же зачем-то ему было нужно, чтобы она существовала. Нужно было время от времени удостоверяться, что она, любящая и нежная, есть на свете.
***
Частица его внутренней жизни, как ни крути, принадлежала ей: он уделял время разговорам с ней, подолгу выслушивал ее, ощущал ее трепетность, смешил ее, испытывал необъяснимое чувство: будто они сообщники. Была в его отношении к ней и доля чувственности. Он задумывался. Потребность сделать ее любовницей исчезла. Но и решимости все загасить у него не хватало. Да и к чему это было делать? Чтобы перестать причинять ей боль? Как-то не верилось, что она страдает. Не верилось, потому что не хотелось. Он звонил ей для того, чтобы она не страдала и не сомневалась, что они неразрывно связаны. Но ей-то этого было мало. Прежде колеблющаяся, теперь она страстно желала его всего. Он же, чей первый порыв был отвергнут, не торопился.
