Текст книги "Дидро"

Автор книги: Алиса Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

II Франция… XVIII столетие… Старый порядок

Жизнь еще больше, чем книги, служила источником статей «Энциклопедии». Для того чтобы заменить новым старый порядок, недостаточно было просто его осудить. Его надо было изучить во всех подробностях, показать их читателям, чтобы они могли судить, может ли такое положение вещей продолжаться дальше.

И ни в каких книгах нельзя было вычитать того, что составляло полностью содержание одних статей «Энциклопедии», вкрапливалось в другие. Того, из чего складывалась широкая картина жизни королевства Людовика XV с Версалем, Фонтенбло, Трианоном и «версалями» вельмож, богатейшими монастырями вперемежку с жалкими лачугами крестьян; необъятными светскими и духовными поместьями и крохотными мужичьими наделами, урожая с которых едва хватало, чтобы уплатить талью королю, десятину церкви, чинчи, шампары и другие бесчисленные повинности барину; с изысканнейшей поэзией, живописью, скульптурой, архитектурой, театром для верхов и почти поголовной неграмотностью низов; с головокружительными доходами откупщиков и владельцев мануфактур и скудными заработками подмастерьев.

Дидро знал о жизни королевства много. Он был сыном ремесленника, но и зажиточного человека, близко знавал арендаторов и подмастерьев отца, был учеником иезуитского коллежа и племянником двух каноников, живал в мансардах жалких трактиров, давал уроки в богатых домах, был завсегдатаем парижских кафе, встречаясь там с учеными, артистами. И у него были осведомленнейшие помощники, знатоки экономики и финансов, административных ухищрений старого порядка, системы образования, искусств, литературы.

Мы еще познакомимся с Дидро как с автором «Энциклопедии», но пока нет нужды разграничивать написанное им и написанное другими. Мы уже знаем, что без его участия, гласного и негласного, в набор не сдавалась ни одна строчка семнадцати томов статей, ни одна гравюра одиннадцати томов объяснительных рисунков и таблиц.

Статьи о земледелии: большая статья самого Дидро под этим названием, его же статья «Поденщик», статья главы физиократов Кенэ – «Фермеры» и другие очень точно рисовали состояние сельского хозяйства Франции. Несмотря на идиллический местами тон этих статей, они принесли стране огромную пользу, познакомив ее с фактами: из пятидесяти миллионов десятин пахотной земли королевства более четверти никогда не обрабатывалось или было заброшено. Эту четверть по нашей терминологии можно назвать целинными или залежными землями, но никаких надежд не было на то, что старый порядок их засеет. Назывались и причины упадка – стеснение хлебной торговли, налоги, переселение деревенских жителей, гонимых нуждой, в большие города. В противовес приводился пример благодетельного влияния на английское земледелие свободы английской внешней торговли.

Конечно, крестьяне знали, что земли их зарастают сорняками: они умирают от этого с голоду. Горожане видели толпы нищих мужиков, наводняющих города. Но только «Энциклопедия» объяснила причины чудовищного неблагополучия в сельском хозяйстве, а объяснив, тем самым и обвинила тех, кто вызвал это неблагополучие.

«Энциклопедия» знакомила своих подписчиков с налогами, ложившимися тяжким бременем на неимущих. Уже одно описание беззаконных и бессмысленных способов взимания самого тяжкого из косвенных налогов, налога на соль, красноречиво рисовало положение низших слоев. Автор статьи о налогах физиократ Тюрго объяснял, что само обилие и разнообразие налогов и податей – их было несколько десятков – вызывалось хроническим дефицитом бюджета королевства. Налоги и подати должны были этот дефицит покрывать. Должны были, но не покрывали.

Другая статья «Энциклопедии» – «Барщина» («Соrvéе») рассказывала о разорявшей крестьян барщине на дорогах. Автором этой статьи был инженер дорог и мостов в Турском округе. Редактором – Дидро.

После налогов и дорожной барщины самое сильное недовольство возбуждала в третьем сословии система вербовки в милицию. Забирали даже единственного сына земледельца. Об этом рассказывалось в статье «Милиция».

Положение торговли точно и красноречиво характеризовалось в статье Тюрго «Ярмарка». Он обрушивается на «злополучный принцип», который при всех правительствах так вреден торговле. «Я имею в виду, – пишет он, – манию всем руководить, все регулировать, никогда не полагаться на людей в том, что касается их собственного интереса». Как характерно для буржуазного экономиста противопоставление Франции как идеала Голландии, где нет ярмарок, но зато есть «беспрерывная ярмарка, потому-то в стране и процветает свободная торговля».

И как нужна была эта статья французским купцам! Как защищала она их интересы!

Читатель не купец узнавал все о гильдиях, и если он сам не был заинтересован в сохранении гильдий, не мог не согласиться с автором статьи о них, что они приносят своими разграничениями вред торговле.

Среди других язв общества «Энциклопедия» обнажала и язву проституции. В статье, написанной самим Дидро, речь шла не только о продажных женщинах, но и о критиках, проституирующих свое перо из-за денег, из-за милостей вышестоящих, поступая так, как не должен поступать честный человек.

Таким образом, «Энциклопедия» служила объединению общества: горожане узнавали из ее статей о земледелии и положении в сельском хозяйстве, сельские жители – о мануфактурах, торговцы – о покупателях, покупатели – о торговых гильдиях, учителя – о врачах, врачи – о системе народного образования…

III…и ремесел…

Впервые в титуле «Энциклопедического Словаря» к наукам и искусствам добавлены ремесла. Слово было емким: оно вмещало не только собственно ремесла, но и фабричную промышленность и, более того, производство всех материальных благ. Ремесла назывались еще и иначе: механическими искусствами.

Добавление надо было отстаивать. Многие читатели из высших слоев общества к появлению ремесел в «Энциклопедии» относились как к вторжению мужика в светскую гостиную. Поэтому Даламбер в предисловии ко второму тому вынужден был разъяснить, что подробности, касающиеся государственного хозяйства, ремесел и торговли, имеют не меньше права на внимание подписчиков, чем схоластическая философия, какая-нибудь не вышедшая из употребления риторическая фигура или тайны геральдики. В остром полемическом тоне он высмеял ученых педантов, которые не согласятся с ним, считая интересными и полезными диссертации о поварском искусстве, прическах древних, имени, данном при крещении малоизвестному писателю X столетия…

Дидро еще в первом томе «Энциклопедии» в статье «Искусство» («Аrt») отстаивал искусства, связанные с техникой, – граверов, скульпторов. А в статье «Ремесленник» – от того же корня – по-французски «Артизан» («Аrtisen») писал, что те французы, которые привозили из Англии машины для производства чулок, генуэзского бархата, венецианского стекла, не менее почтенны в глазах философа, чем те, которые пишут или гравируют битвы Александра. Он восклицает в той же статье: «Сравните, с одной стороны, реальную выгоду от наук, наиболее уважаемых, и искусств, наиболее почитаемых, с пользой от механических искусств, и вы найдете, что умеренный успех первых уступает пользе, которую приносят лица, занятые вторыми!..»

Он иронизировал, подчеркивая этим свою правоту: «Какая странность в наших рассуждениях! Мы отдаем предпочтение тем, кто занимается полезным делом, и мы выказываем неприязнь тем, кто занимается бесполезностями».

Мы видели Дидро в книжных лавках и библиотеках, за письменным столом, наблюдающим жизнь Парижа на Новом Мосту, в спорах за столиком кафе, не прекращающим своих занятий и в Венсеннском замке. Последуем же теперь за ним в ткацкую мастерскую мануфактуры, к печи стеклодува, к кругу гончара.

Для чего он это делает?

Откроем «Проспект» к «Энциклопедии» и найдем там объяснение.

Изложив все, что он хотел сообщить читателям о подготовке отделов наук и искусств, Дидро пишет: «Отдел механических искусств потребовал не меньшего внимания и не меньших забот.

Быть может, никогда и нигде не встречалось такого количества трудностей и так мало средств для преодоления их. Очень много писалось о науках, недостаточно хорошо писалось о большинстве свободных искусств и почти ничего не писалось о механических искусствах, ибо чего стоит то немногое, что встречается у авторов по сравнению с обширностью и богатством этого предмета? Из тех, кто о нем писал, один недостаточно сведущ в том, о чем ему надлежало говорить, и не столько справился со своей задачей, сколько показал необходимость лучшего труда; другой лишь слегка коснулся материала, трактуя его скорее как грамматик и как литератор, нежели как мастер; третий действительно более богат сведениями и более ремесленник, но вместе с тем настолько краток, что приемы мастеров и описания их машин – предмет, который может послужить материалом для обширных трудов, занимает лишь весьма малую часть его сочинения».

Титульный лист книги Дидро «Письмо о слепых в назидание зрячим», Бесцензурное заграничное издание.

Опять-таки достается Чамберсу, который «не прибавил почти ничего к тому, что он перевел из наших (французских. – А. А.) авторов».

За этим следует признание. «Все это побудило нас обратиться к ремесленникам».

Впервые в истории человечества Дидро поступил так, как постоянно поступаем мы – привлекая к содружеству с литераторами бывалых людей, практиков.

В «Проспекте» говорится:

«Обращались к наиболее искусным мастерам Парижа и королевства. Брали на себя труд ходить в их мастерские, расспрашивать их, делать записи под их диктовку, развивать их мысли, выпытывать термины, свойственные их профессиям, составлять из них таблицы, определять и сопоставлять их с теми, которые записывались по памяти, и (предосторожность почти необходимая) исправлять в длительных и частых беседах с одними то, что другие объясняли недостаточно полно, не отчетливо, а иногда и неверно. Есть мастера, которые являются в то же время и людьми образованными, мы могли бы назвать их здесь, но число их весьма невелико: большинство занимающихся механическими искусствами посвятило себя этому делу по необходимости, и деятельность их основана на инстинкте. Из тысячи их вряд ли найдется десяток таких, которые были бы в состоянии дать удовлетворительные объяснения своих инструментов и изделий. Мы видели ремесленников, которые работали лет по сорок и ничего не понимали в своих машинах. Нам пришлось исполнять при них функцию, которой хвалился Сократ, трудную и тонкую функцию повитух умов».

«Но есть ремесла, – говорится в «Проспекте» дальше, – столь особенные и операции столь сложные, что если не работать самому, не двигать машину собственными руками и не видеть образования изделий собственными глазами, то трудно и описать их точно. Поэтому нередко нам приходилось доставать себе машины… становиться, так сказать, учениками и изготовлять плохие модели, чтоб научить других делать хорошие».

Дидро везде пишет «мы». Но нам уже известно, что ни Даламбер, ни Мармонтель, ни Руссо, ни Гольбах и никто другой не ходил в мастерские, не расспрашивал рабочих, не составлял таблиц и тем более не садился сам за станок. Все это делал один Дидро. «Мы» же, как и во всех других случаях, подчеркивало общность цели энциклопедистов, коллегиальность в создании всего гигантского труда.

Близкое знакомство с механическими искусствами убедило Дидро «во всеобщем неведении относительно большинства обиходных предметов и необходимости выйти из этого неведения». Он получил возможность показать и показал в своих статьях о механических искусствах, что «человек образованный, лучше всех знающий свой язык, не знает и двадцатой части его слов; хотя каждое искусство имеет свой язык, но этот язык еще очень несовершенен…»

«Энциклопедия», и это, бесспорно, заслуга Дидро, обогатила французский язык множеством вновь созданных и уточненных технических терминов. Уже одно это, не говоря об обогащении и пополнении технических наук, было грандиозным вкладом в познание мира и развитие общества.

В «Проспекте» дан и метод, или, если хотите, план, схема описания каждого ремесла или отрасли промышленности.

Но одних слов было недостаточно. Возникла, как говорится в «Проспекте», необходимость в фигурах.

«Один взгляд на предмет или его изображение говорит больше, нежели страница рассуждений».

Почти тридцать лет Дидро занимался подготовкой и выпуском одиннадцати томов объяснительных рисунков и гравюр, в отдельных случаях не менее, а может быть, и более важных, чем статьи.

Разумеется, гравюры объясняли и науки и «свободные искусства».

Дидро сам не был ни художником, ни резчиком, ни гравером, ни рабочим типографии. Но не он ли собрал, сколотил эти категории сотрудников «Энциклопедии»? Не он ли так дорожил ими, что одной из причин его отказа перевести издание «Словаря» в Берлин или Петербург было справедливое опасение, что, потеряв этих пятьдесят человек, он не найдет ни в столице Пруссии, ни в столице России им равных?

Если все гравюры «Энциклопедии» для того времени были поразительны по богатству деталей, точности, наглядности, во всех отношениях превосходны, то гравюры к статьям о механических искусствах не только давали полное и часто первое представление о той или иной отрасли промышленности, той или иной профессии, но и вызывали в читателе преклонение перед трудом. Не случайно в «Проспекте» сказано: «Только труд создает мастера; по одним книгам нельзя научиться трудовым приемам». В этих гравюрах наряду с техническими подробностями было и то, что делало их живой и поэтической картиной человеческой жизни. Они вызывали сочувствие к тем, кто трудится, и осуждение тех, кто пользуется их трудом.

На гравюре XIV «Пахота. Землеобрабатывающие и посевные орудия» мы видим не только сами орудия, но и крестьян за ними, а вдали барский замок.

На гравюре XV – схемы землеобрабатывающих орудий, гравюре XVI – пропалывание и вспашку земли, гравюре XVII – сеялку Туаля, гравюре XVIII – ее же в продольном разрезе.

И так везде – не только техника, но и люди.

Статья «Земледелие», иллюстрированная этими гравюрами, принадлежала перу Дидро.

Первые тринадцать гравюр иллюстрировали и поясняли его же статью для первого тома – «Сталь».

И можно ли было при тогдашнем уровне техники рассказать о стали точнее, чем это сделал он?

И так все. Ни одна отрасль народного хозяйства, ни одна профессия не были обойдены ни в статьях, ни в гравюрах. Живость, ловкость, проворность рабочих в плавильне, у печи, где льют стекло, на пороховом заводе, на фабрике шелковых тканей изображены с таким же искусством, как более спокойные занятия молочницы, наборщика, аптекаря, чеканщика.

Самый мелкий рабочий инструмент, узелок на нитке, сгиб на веревке, изгиб кисти руки, а то и пальца рабочего воспроизведены так скрупулезно, что тому, кто их рассматривал, казалось – он сам если не работал на этом станке, то долго, столько же, сколько Дидро, наблюдал за мастеровым, на нем работавшим.

Мы теперь многое можем счесть излишним. Хотя бы полный набор выкроек портного. Но ведь тогда они были обнародованы впервые. Для полноты картины жизни общества Дидро считал выкройки портного не менее важными, чем точное изображение набора всех хирургических инструментов. Положение рабочего у станка надо было показать так же точно, как положение больного на операционном столе.

Приходится ли этому удивляться? Сын ножовщика, хотя и не унаследовал ремесла отца, вынес из его мастерской любовь к технике и уважение к труду.

Среди многих статей Дидро для «Энциклопедии» была и статья «Трудолюбивый». В других статьях он связывает трудолюбие со свободой, с высоким и прочным уровнем народного благосостояния, с добрыми нравами. «Если поденщик в нищете, и вся нация бедна!» – восклицает он в статье «Поденщик».

Идеальная организация человеческого общества для Дидро такая, которая основана на совместном труде его членов. И это теоретическое положение Дидро подкреплял тем, что труд в его разнообразных воплощениях был так полно и широко представлен в «Энциклопедии».

Иллюстрация к «Письму о слепых».

Дидро не понимал еще и не мог понять в полной мере, что такое капитал и капитализм в их враждебности трудящимся, он считал, что и купец труженик, а не тунеядец. Но его отношение к труду и трудящимся, мечта о народном счастье как высшей цели поднимали его над интересами буржуазии, приближая к нам.

Без статей о ремеслах в узком и широком смысле этого слова «Энциклопедия» не стала бы Книгой всех книг, зеркалом жизни Франции того времени и осадной машиной, штурмующей старый порядок. Значение этого отдела для развития производительных сил Франции было огромно.

Анатоль Франс воздал дань этой заслуге Дидро в речи, посвященной ему, воскликнув: «И вот мы видим в XVIII веке прославление ремесел – вещь странная, небывалая, чудесная!»

IV Арсенал, а не склад

Но «Энциклопедия» была не только Книгой всех книг, не только зеркалом жизни, не только источником практических знаний и сведений. Она служила не только складским помещением, в котором ученые могли обозревать накопленные ими сокровища, а мастера механических искусств делиться своим опытом, но и осадной машиной – арсеналом с заготовленным для нападения на старый порядок оружием.

По старому порядку била уже статья «Власть» («Аutoritet politique»), напечатанная в первом томе и содержащая взгляды более радикальные и демократичные, чем вышедший десятью годами позже «Общественный договор» Жан Жака Руссо.

Дидро писал в ней: «Правление, которое наследуется от предков, не более как частное благо, оно никогда не будет восхищать народ… Государство принадлежит принцу, но и принц принадлежит государству, потому что оно выбрало его для себя, пригласив от имени народа управлять делами, и он со своей стороны обязался подчиняться соответствующим законам. Тот, кто носит корону, легко может ее снять, если захочет, но не может водрузить ее на голову другого без согласия народа, который водрузил ее на его собственную голову. Правление, корона и власть существуют, только если их признала главная часть нации. Руководители общества-государства не более чем члены этого общества, подданные этого государства…»

«Скипетр Людовика XV по наследству перейдет к его старшему сыну. Это не более как возможность, которой не будет сопротивляться ни нация, потому что это условие договора, ни сам отец наследника престола по той же причине…»

Очевидно, для смягчения цензуры идет успокоительное заверение. «Если это произойдет во Франции, это будет большим несчастьем, старшая ветвь царствующей фамилии будет истреблена для младших отпрысков, и скипетр и корона вернутся к нации…»

И все равно статья о власти заставила тех, кто не мог не стать противниками «Энциклопедии» – иезуитов, содрогнуться. Тот же аббат Бертье, который недавно расточал комплименты «Проспекту», теперь вооружился тройными очками, вчитываясь не только в первые статьи тома, но и в «Предварительное рассуждение». Он разразился длиннейшей статьей, полной нападок на сенсуализм, который усмотрел в «Рассуждении». Проэкзаменовал статьи первого тома и обнаружил, что религия не окружена в них должным почтением.

Редакторы «Энциклопедии» тем самым были призваны к осторожности, атака «Журналь де Треву» вынуждала их еще больше заботиться о маскировке своих взрывчатых взглядов.

Жан Франсуа Бое, епископ Морена, воспитатель дофина, член Французской академии, член Академии надписей, директор духовных учреждений, бенефиций и прочая, и прочая, и прочая, отправился к своему сыну Мальзербу, недавно назначенному директором управления книжной торговли.

Едва выйдя из кареты, Бое заявил Мальзербу, что цензоры, предложенные покровителем «Энциклопедии» Дагессо, были обмануты. Им показали статьи по медицине, физике и другим наукам, а статьи, в которых не мог не быть обнаружен криминал, – по теологии– от них скрыли.

Надо сказать, что «Энциклопедия» была первым делом, которым пришлось заняться новому директору книжной торговли, и этот визит был первым препятствием на пути великого труда, которое Мальзерб помог устранить. Все его симпатии, взгляды, убеждения были на стороне новых идей и их проповедников – энциклопедистов.

Историческая правота Дидро и его единомышленников подтверждалась тем, что и в лагере врагов у них нашлись друзья. Одним из этих друзей был Мальзерб.

Директор книжной торговли ответил своему отцу, что у редакторов «Энциклопедии», несомненно, были ошибки, заслуживающие осуждения, – мог ли он ответить иначе? – и предложил ему, как директору духовных учреждений, назвать цензоров, через которых должны пройти все статьи по теологии. Бое назвал аббатов Коссуля, Тампонье и Миле и, удовлетворенный, уехал. Делом Мальзерба было провести второй том через горнило духовной цензуры.

Он провел его, и второй том вышел из-под пресса цензуры в самом начале 1752 года не только лучше, основательнее подготовленным, чем первый, но и более радикальным и заставил противников энциклопедистов еще больше насторожиться и перейти в прямое наступление.

Повод для этого нашелся. Некий аббат де Прад, один из ученых богословов, деятельно сотрудничавших в «Энциклопедии», автор статьи «Достоверность»,

18 ноября 1751 года представил в Сорбонну тезисы своей докторской диссертации «Иерусалим небесный» по-французски и по-латыни. По решению синдика университета защита должна была состояться 27 января 1752 года на богословском факультете; присудить аббату степень доктора теологических наук должны были восемьдесят два голоса против пятидесяти четырех, а двумя днями позже их решение должно было быть утверждено архиепископом парижским. Но разразился грандиозный скандал. Официальный диспут превратился в сражение, парламент приговорил диссертацию к сожжению. Парижский архиепископ под влиянием насевших на него иезуитов разразился «пасторским посланием», расцвеченным духовным красноречием, где метал громы и молнии против своего подчиненного, осуждая его за еретические мысли, проливая слезы мнимой скорби, в которую он якобы впал, и глухо намекал на какие-то книги, сеющие неверие и заблуждения.

Еще дальше, чем глава парижского духовенства, пошел янсенист, епископ Окзеррский. Этот в своем послании прямо выступил против «Энциклопедии» и заодно задел Монтескье и Бюффона.

Казалось бы, какое отношение имели «Энциклопедия», Монтескье и Бюффон к богословской диссертации! Имели. И не только в представлении иезуитов, янсенистов и прочих противников энциклопедистов.

Аббат де Прад изучал теологию в семинарии святого Сульпиция, той самой, куда якобы собирался поступить Дидро. Это не помешало де Праду подпасть под влияние английских сенсуалистов и их французских продолжателей.

Стремился ли он к опровержению религии или употребленные им сравнения и доказательства имели целью всего лишь удостоверить истинность книг Нового завета и подкрепить их библейскими преданиями? Кто знает! Но рациональное объяснение чудес, данное им, было очень дурно встречено богословским факультетом Парижского университета. Де Прад позволил себе сравнивать чудесные исцеления, описанные в евангелии, с чудесами Эскулапа. Так или иначе, эти сравнения и аргументы, а еще больше – высказанные де Прадом мысли об естественном состоянии общества и то, что он, следуя Локку, отрицал врожденные идеи, отдавало духом «Энциклопедии» и не могло не привести диссертацию на костер, а ее автора в ряды записных безбожников.

Если бы на этом кончилось! Мракобесы – иезуиты и янсенисты, как можно убедиться из послания епископа Окзеррского, метили в мишень гораздо более значительную, чем де Прад и его диссертация. В авторстве злополучного сочинения обвинили Дидро. А тут уже было рукой подать до требования запретить «Энциклопедию». Посыпалась серия новых доносов на Дидро, они не уступали тем, которые привели его в Венсеннский замок. Дидро забрасывали грязью в пасквилях.

Появился даже пасквиль-эстамп.

На нем дата – 1752. Из тучи выходит рука монаха в широкой манжете, его кулак, вооруженный орденской лентой святого Франциска, разит коленопреклоненного человека с пером в руке, до смерти напуганного. Рядом с ним на земле распластана большая книга, открытая на странице, где написано «Христианство». По этим признакам можно узнать в человеке Дидро. Поодаль две другие фигуры, одна из них – аббат де Прад.

Старания мракобесов увенчались успехом. Едва успел выйти в свет второй том «Энциклопедии», как 7 февраля 1752 года королевский совет запретил оба вышедших тома.

«Его величество, – говорилось в решении совета, – признал, что в этих двух томах есть много положений, стремящихся уничтожить королевскую власть, укрепить дух независимости и возмущения и своими темными и двусмысленными выражениями заложить основы заблуждений, порчи нравов и неверия».

Иллюстрация к разделу «Энциклопедии» – «Астрономия»,

Де Прад бежал в Голландию. Потом Даламбер рекомендовал его Вольтеру, жившему в то время в Берлине. Фридрих II был в отлучке, и до его возвращения Вольтер оказывал беглецу покровительство. Вернувшись в свою столицу, король продолжил начатое Вольтером и назначил де Прада чтецом при своей особе. Аббат, впрочем, оказался не созданным для роли мученика и борца, он отрекся от своих «еретических» взглядов и получил бенефицию. Показал он себя и неблагодарным по отношению к своему царственному покровителю, выдал своим соотечественникам какие-то военные тайны Фридриха II и был за это заключен в тюрьму.

Все это не имело уже никакого отношения к борьбе вокруг его диссертации, которая продолжалась во Франции. Огонек разжег большой пожар. Подписавшись именем беглеца, Дидро пустился в полемику с епископом Окзеррским. Он выступил не только в защиту диссертации, но и в защиту разума, правды, справедливости, свободы. И его доказательства до сих пор не потеряли своей силы, так как внешняя модернизация церкви – пишущие машинки, телевидение, футбол – мало что изменила в ее сущности и в методах, ею применяемых в борьбе с противниками. Любви к ближнему у современных сановников церкви вряд ли больше, чем у епископа Окзеррского.

Дидро писал ему: «Я не знаю ничего более непристойного и более оскорбительного для религии, чем эта туманная декламация теологов против разума. Слушая их, можно подумать, что люди должны вступать в лоно христианства, как стадо рогатого скота входит в свое стойло, и что, вступая в вашу веру или оставаясь в ней, нам надлежит отречься от здравого смысла».

В заключение Дидро заставил де Прада, от имени которого выступил, обвинить янсенистского пастыря в постигших верующих смутах, явившихся следствием раздоров между янсенистами и иезуитами.

«Если достоверность чудес была ниспровергнута, этому виной отвратительная достоверность ваших конвульсий; если достоверность существования мучеников, за веру уничтожена, этому виной глупая отвага, с которой ваши фанатики шли навстречу угнетениям. Если духовенство, алтари и самая вера покрыты позором, этому виной ваши нападки на первосвященников, епископов, всю церковную иерархию. Если презрение стало уделом папы, епископов, духовенства, простых верующих, всей церкви с ее мистериями, таинствами, храмами и церемониями – все это дело ваших рук».

Дидро от имени аббата де Прада забивал клин между янсенистами и их противниками-иезуитами и господствующей церковью. Он нанес тяжелый удар янсенистам. Но это не улучшило положения «Энциклопедии». За запрещением двух первых томов последовало распоряжение о передаче издания иезуитам, которые на этом настаивали.

Можно себе представить, с какой радостью схватились иезуиты за рукописи и корректуры «Энциклопедии». Но их ожидания были обмануты. Они ничего не могли поделать с материалами, поступившими в их распоряжение. По меткому определению Гримма, им забыли передать голову и гений Дидро, то есть ключ к статьям, которых они не могли расшифровать. Не менее суров к иезуитам был и либеральный вельможа, маркиз Даржансон. «Никто не сомневался, – вспоминает он, – что иезуиты не продолжат дела так, чтобы удовлетворить подписчиков».

По словам историка «Энциклопедии» Барбье, правительство не без некоторой доли смущения было вынуждено предложить Дидро и Даламберу продолжить издание. Правда, это произошло только осенью 1753 года. Но осадная машина была снова приведена в действие значительно раньше, несмотря на то, что декрет еще висел над головами редакторов. И на этот раз не обошлось без помощи Мальзерба. Он спрятал бумаги, которые должен был конфисковать. Портфель Дидро теперь снова вернулся к владельцу. Под плохо прилаженным париком, над жабо, усыпанным табаком, улыбалось доброе лицо Мальзерба.

Но он был французом, а во Франции очень сильно уважение к законам. Поэтому, не ограничившись помощью нелегальной, директор управления книжной торговли постарался дать и легальное разрешение на продолжение издания «Энциклопедии» с прежними редакторами.

Для этого мало было влияния и доброй воли его одного. Понадобилась еще и помощь вельмож и маркизы де Помпадур, которая благоволила к Вольтеру, Монтескье, Даламберу, а точнее – с ними заигрывала, показывая свое свободомыслие.

Пока шли все эти хлопоты, Дидро было не по себе. И все равно он не хотел, как ему уже тогда советовал Вольтер, перенести издание «Энциклопедии» в Берлин. И когда запрещение еще не было отменено и даже до того, как Мальзерб вернул ему бумаги, Дидро верил, что поворот не может не произойти. Успех первых двух томов, рост числа подписчиков, достигшего двух тысяч – число по тем временам астрономическое, потом оно удвоилось, – поддерживали в нем эту уверенность. Кроме того, уроженец Шампани, он был прирожденным оптимистом.

Наконец все словно бы наладилось. Даже Бое вынужден был предать забвению оскорбления, нанесенные «Энциклопедией» религии.

Однако от пристального наблюдения цензуры «Энциклопедию» не освободили. Напротив, было решено, что цензоры должны визировать не только рукописи, но и оттиски статей.

И при подготовке третьего тома осторожность Даламбера чуть ли не целых шесть месяцев сопротивлялась энтузиазму Дидро.

К этому тому Даламбер написал предисловие. Оно начиналось так: «Что могла бы еще выдумать злоба против двух литераторов, которые давно путем размышлений дошли до того, что не страшатся ни несправедливости, ни бедности, и научились после долгого и печального опыта хотя не презирать людей, но не доверять им… благоразумно их избегать?!.

После того как настоящий труд служил бурным и тяжелым занятием самой дорогой поры нашей жизни, может быть, он станет отрадой наших последних лет? Когда не будет на свете ни нас, ни наших врагов, да послужит он долговечным свидетельством добрых намерений со стороны одних и несправедливости со стороны других…»