Текст книги "Дидро"

Автор книги: Алиса Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

IX Мы из литературной республики

Аббат Куртенэ обозначается буквой «С», Гуссэр– «Д», де Кастийон-сын – «F. D. С.», де Кастийон-отец – «D. С.», Руссо – «S», Даламбер – «О»… Буквы стоят в начале и конце статей, за ними скрываются их авторы… Расшифровка буквенных обозначений – это и есть список авторов первого тома, он помещен в начале книги. Дидро в списке нет. Правда, его фамилия стоит на титуле – «Энциклопедия. Толковый словарь наук, искусств и ремесел. Составители и редакторы – Дидро и в части математической – Даламбер».

Авторов этой Книги всех книг очень много, и очень разных. Одни, как Монтескье, написавшие для «Энциклопедии» статью «Вкус», донесли свою славу до наших дней. Другие, как тот же аббат Куртенэ, забыты. Руссо писал о музыке, но и о политической экономии, Мармонтель – о литературе, он же и редактировал этот отдел. Постоянными сотрудниками «Энциклопедии» были знаменитый натуралист Бюффон и не менее знаменитый экономист Тюрго. Гольбах, прозванный «личным врагом бога», и Гельвеций утверждали материализм. Даламбер был скептиком. Вольтер – деистом.

Самый старший сотрудник «Энциклопедии» Лапгле де Франсуа родился в 1674-м, он годился бы Дидро в деды. Самый младший, Кондорсе, – в 1743-м, он мог бы быть сыном Дидро. Этот маркиз участвовал в революции 1789-го—1793-го, стал жертвой террора. Аббат Андре Морелле, самый долговечный, он умер в 1819-м, пережил и Священный союз и Ватерлоо, сменив прогрессивные убеждения на реакционные.

Но самое главное – в начале столетия революцию умов начали великие одиночки – Вольтер, Монтескье. Теперь же одиночек сменило общество, в него вошли и те, кто прежде был одиночкой. Недаром на титуле «Энциклопедии» значилось, что «Словарь» выпускает общество литераторов. Это и было выполнением плана, который Дидро развивал Дагессо. Одиночкой оставался разве только Ламетри.

«Энциклопедия» завоевывала все большую и большую популярность, и приток людей, желавших стать ее авторами, возрастал. В предисловии к шестому тому редакторы писали об этих добровольцах: «Чем более мы продвигаемся вперед, тем более замечаем приращение как в содержании, так в числе тех, кто любезно предлагает нам услуги».

Каждый, у кого возникала какая-нибудь идея, излагал ее в статье и присылал редакторам.

Значение «Энциклопедии» было быстро понято. После выхода двух первых томов Вольтер заявил, что «это предприятие будет славой для Франции и позором для ее хулителей. Дидро и Даламбер воздвигают бессмертное здание, и он будет доставлять им время от времени мелкие камешки. Среди этих «камешков» была его знаменитая статья «Ум». Позже он сказал, что «Дидро и Даламбер готовят себе крылья, чтобы перелететь в потомство, они – Атлас и Геркулес, несущие мир на своих плечах. Их «Энциклопедия» – величайшее произведение мира, великолепная пирамида. Их типография – бюро для поучения человеческого рода».

Но тот же Вольтер высмеивал жеманство и легкомыслие некоторых статей «Энциклопедии». Писал Даламберу, что у него и Дидро есть и плохие помощники: «Это дурные солдаты в армии великого генерала».

Редакторы Книги всех книг были вынуждены прибегать к помощи тех, кого их старший друг называл дурными солдатами, и защищаясь от цензуры, и для того, чтобы создать единый фронт. Речь об этом еще впереди. Но и эти авторы если не стреляли сами, то подавали снаряды для гигантской осадной машины, как называли «Энциклопедию».

Однако, если продолжить эту военную метафору, у главнокомандующего Дидро был не только деливший с ним командование Даламбер, но и маршалы, генералы, старшие офицеры. За ними-то история и сохранила название «энциклопедисты». Они говорили о себе: «Мы из энциклопедической республики», или: «Мы из литературной республики».

В наше время «мы» вместо «я» в статьях стало уже дурным штампом. Все чаще и чаще «мы» заменяют честным авторским «я».

Но впервые «мы» появилось в статьях «Энциклопедии», и тогда оно имело глубокий смысл, подчеркивая единство тех, кто осаждал старый порядок, приводя в движение умы человечества.

Это было высокое духовное братство. На первой линии его стояли «старшие братья» – Дидро, Даламбер, Гольбах, Гельвеций и Гримм. За ними шли младшие– литератор, одним из первых откликнувшийся на призыв Дидро принять участие в «Энциклопедии», Жан-Франсуа Мармонтель, другой литератор, близкий энциклопедистам Антуан Тома, Морелле, Кондорсе и другие.

Однажды Гримм в шуточной проповеди назвал и «сестер» – мадам Неккер и мадемуазель Леспинас и «мать» – мадам Жофрен, хозяек парижских салонов, где собирались энциклопедисты.

«Республику», «братство» объединяла общая программа действий буржуазии, стоявшей во главе третьего сословия. Эта программа опиралась на все, чего достигло к той поре человечество – в науках, искусстве, технике.

Территорией республики была не одна «Энциклопедия». В ней Дидро использовал все возможности легальной пропаганды, оберегая свою осадную машину от полного крушения, стараясь сохранить авторов-попутчиков, «подносчиков снарядов». И то последние десять томов текста и одиннадцать томов иллюстраций и таблиц ему пришлось готовить подпольно.

Полностью же энциклопедисты высказывали свои взгляды в собственных произведениях. Это и печатные, а еще больше – распространявшиеся в списках и изданные посмертно сочинения самого Дидро, и атеистические памфлеты, и «Система природы» Гольбаха, и трактаты Гельвеция…

А как им приходилось изворачиваться, публикуя свои сочинения! Да еще и не всегда удавалось их опубликовать. Гельвеций пострадал уже за свою первую книгу – «Об уме», вторая – «О человеке» вышла после смерти автора, и то не на родине, а в Голландии. Гольбах издавался тоже в Голландии – у Марка Мишеля Рея. Да еще, чтобы замести следы, на титульном листе вместо «Гааги» ставили «Лондон», а вместо «Гольбах» – фамилии истинного автора – фамилию автора подставного. Так «Система природы», оказывается, была написана покойным к тому времени секретарем Академии наук Мирабо.

Величайшим мастером, как никто умевшим подпольно, бесцензурно издавать книги, которые иначе никогда бы не напечатали, был Нэжон, помощник Гольбаха, а затем друг и душеприказчик Дидро.

Недаром ученик Дидро и последователь Руссо Луи Себастьян Мерсье – драматург, романист, автор социальных трактатов – в своих знаменитых «Картинах Парижа» так отозвался о королевских цензорах: «Это самые полезные для заграничных типографов люди. Они обогащают Голландию, Швейцарию, Нидерланды и прочие страны. Они так трусливы, так мелочны, так робки, что решаются давать свое одобрение только самым незначительным произведениям. И кто сможет их за это осудить, раз они несут личную ответственность за все, что ими одобрено?»

Что может быть точнее и убийственнее этой иронии?

Энциклопедисты вправе были говорить о себе «мы», потому что их философия создавалась если не в прямом соавторстве, как это было с «Системой природы», то, во всяком случае, в ходе товарищеских бесед. Дидро был и застрельщиком и главным оратором в этих разговорах, пожалуй не менее важных для подготовки революции, чем сочинения энциклопедистов. Он направлял и как бы кристаллизовал мысли своих друзей.

Дидро не был одинок в борьбе со старым порядком, являясь как бы президентом, главой литературной республики. Его кружок, или так называемое общество барона Гольбаха, представлял собой один из самых разительных примеров близкого и длительного содружества мыслителей-литераторов.

Х Начало

Внимание к «Энциклопедии» было привлечено уже «Предварительным рассуждением». Широкий взгляд на происхождение и развитие всех наук вызвал сочувствие даже противного лагеря, по крайней мере видимость сочувствия. Хорошо было и что две первые его части принадлежали Даламберу: он был под меньшим подозрением у правительства, чем Дидро.

Обстановка, в которой должен был появиться первый том, складывалась чуть ли не идиллическая «Извлечение из Проспекта», хотя его и написал Дидро, напечатали во втором томе журнала иезуитов «Журналь де Треву». Пусть это и было сделано в пику журналу янсенистов, но к «Извлечению» редактор аббат Бертье присовокупил похвальный отзыв о первом томе, еще не вышедшем в свет.

Дидро в своем первом, опубликованном в первом же томе «Энциклопедии» в качестве предисловия к его статье «Искусство» («Аrt»), письме к Д. О. Бертье, иезуиту, благодарит аббата за похвалы безвестным авторам.

Было ли это тактическим приемом со стороны редактора «Энциклопедии»? Разумеется. Так же, как тактическим приемом были и похвалы иезуита. «Проспект» высоко оценили в ученом мире, о чем он сам пишет.

Перед выпуском первого тома были обнародованы условия для подписчиков. Предполагалось выпустить восемь томов текста ин-фолио, то есть крупного формата, по двести сорок страниц и два тома объяснительных таблиц и иллюстраций. Подписаться нужно не позже чем 1 мая 1751 года. При подписке надо внести шестьдесят ливров, в июне 1751 года при выходе первого тома (он вышел в октябре) – тридцать шесть ливров, в декабре следующего года – двадцать четыре ливра за второй том и по двадцать четыре ливра за каждый следующий том, кончая седьмым. Затем полагалось внести сорок ливров за восьмой том и за шестьсот таблиц и гравюр в девятом и десятом томах, всего двести восемьдесят ливров. Подписчикам тома будут доставляться по мере выхода.

«Условия» эти претерпели в ходе издания «Энциклопедии» большие изменения.

Сенсация, произведенная выходом первого тома «Энциклопедии», сопровождалась и вызывалась не только положительной, но и отрицательной критикой. Заигрывание одних противников дополнялось насмешками и эпиграммами других. Аббат Рейналь в своей «Корреспонденции» уже по первому тому назвал «Энциклопедию» одним из самых последовательных, наиболее философских, наиболее светлых, точных, сжатых и отлично написанных произведений из всего, что имелось на французском языке». Но и он поддался влиянию тех статей, где «Энциклопедию» обзывали «счастьем для невежд», характеризовали «главного издателя» Дидро как «хорошего писателя, но плохого верующего». Подвергалась в этих статьях сомнению и преданность Дидро престолу. В следующем номере «Корреспонденции» тот же Рейналь отзывается об «Энциклопедии» уже так: «Произведение похвально по философскому духу, но достойно порицания за те бесполезности, которые там встречаются».

А Рейналь и тогда, и потом был близок Дидро.

Но вместе с преследованиями и травлей «Энциклопедии» ее ожидал блистательный, неслыханный успех.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I Книга всех книг

Вот один из тех колосков, которые остаются после жатвы на поле истории, – анекдот, рассказанный не кем иным, как Вольтером – автором этого меткого определения.

Вольтер пишет в своих воспоминаниях:

«Один из лакеев Людовика XV рассказал мне, что однажды, в то время, как король ужинал в Трианоне в немногочисленном обществе, разговор зашел сперва об охоте, а потом о порохе. Кто-то из присутствующих сказал, что лучший порох делается из равного количества селитры, серы и древесного угля. Герцог де Вальер, лучше других знакомый с этим предметом, стал утверждать, что в состав хорошего пороха входит только одна часть серы и одна часть древесного угля на пять частей селитры.

– Странно, – сказал герцог Нивернуа, – что мы каждый день забавляемся в Версале убийством куропаток, а иногда занимаемся тем, что убиваем людей или даем себя убивать, а не знаем, из чего составляется порох.

Мадам де Помпадур тут же негодующе заметила, что в таком положении оказываются все, о чем бы ни зашла речь. Она, например, не знает, из чего составляются румяна, которые она накладывает на свои щеки, и как делаются ее шелковые чулки.

– Поэтому очень жаль, – сказал де Вальер, – что ваше величество приказало отобрать у нас «Энциклопедию»… Там мы сейчас бы нашли ответы на все, что нам нужно.

На это король ответил, что, как он слышал, двадцать один том «Энциклопедии», которые можно найти на бюро каждой знатной дамы, самая опасная вещь для королевства и он сам хотел бы проверить, так ли это.

За томами были посланы три лакея. Перелистав их, гости короля узнали из статьи о порохе, что прав в споре был де Вальер. А маркиза де Помпадур из соответствующей статьи узнала, какая разница между старыми испанскими румянами и румянами парижских дам, греческие и римские прелестницы пользовались пурпуром, узнала также, из чего и как ткутся ее чулки, и пришла в восторг от описания ткацкого станка.

Все бросились на эти тома с такой же жадностью, как дочери Ликомеда на украшения Улисса, и всякий тотчас находил то, что ему было нужно. Те, которые занимались законоведением, к удивлению своему, нашли там разрешение всех мучивших их вопросов. Король прочел то, что касалось его короны, и выразил удивление, почему же ему так дурно отзывались об этой книге. Тогда герцог Нивернуа заметил, что это-то и служит доказательством, что книга очень хороша. Люди не бранят того, что заурядно или дурно. Если женщины поднимают на смех вновь прибывшую даму, можно быть уверенными, что она красивее всех остальных.

Граф С. пошел в восхвалении «Энциклопедии» еще дальше. Он громко сказал:

– Как вы счастливы, ваше величество, что в ваше царствование нашлись люди, способные изучить все отрасли знания и передать их потомству. Здесь можно найти все, начиная со способа делать булавки и кончая искусством лить и наводить пушки, от бесконечно малого до бесконечно великого.

Граф вознес хваление богу за то, что он сотворил в их королевстве людей, способных совершить дело, полезное для всего мира. Другие нации вынуждены или покупать «Энциклопедию», или похищать ее. Сам же он согласен, чтобы король, если его величеству угодно, отобрал у него все имущество, но вернул его экземпляр «Энциклопедии».

На это король возразил – его уверяют, что, хотя это произведение полезно и достойно уважения, в нем много недостатков.

Граф С. и тут не потерялся, заметив, что «за сегодняшним королевским ужином подавали два неудачных рагу. Сотрапезники оставили их нетронутыми, но тем не менее они прекрасно поужинали. Неужели из-за этих двух рагу король приказал бы выбросить за окно весь ужин?»

Многое в этом рассказе неточно, на то он и анекдот. Мадам де Помпадур не было уже в живых, когда вышли в свет тома «Энциклопедии» со статьями о порохе и румянах. О румянах и чулках, очевидно, говорила другая фаворитка короля, или маркиза упоминала другие статьи. Неточно и число томов «Энциклопедии». Но весь рассказ, очевидно, не вымышлен и очень красочно передает не только отношение к «Энциклопедии» высшего света, но и то, каким источником сведений была она для всего общества Франции.

Оценили ли высокопоставленные подписчики и поклонники «Энциклопедии» то, что редакторы ее не ограничились простым изложением разнообразных сведений, размещенных в алфавитном порядке, как это было у Чамберса да и в других предыдущих и последующих энциклопедических словарях? Вряд ли. Между тем Дидро и Даламбер, следуя принципу Бюффона – природа едина, а следовательно, и наука тоже должна быть единой, стремились сделать все отдельные науки частями единой науки, тем самым заставив читателя осознать связи между членами общества и предметами, составляющими природу. Они шли, как мы знаем, и от классификации наук канцлера Бэкона. Это отражено и в фронтисписе к «Энциклопедии».

Заключительная часть «Проспекта» к «Энциклопедии», почти целиком написанного Дидро, называется «Подробное изложение системы человеческих знаний». Вот ее начало: «Физические вещи воздействуют на чувства. Впечатления от этих вещей вызывают их перцепции в сознании. Сознание оперирует этими перцепциями тремя способами, соответственно своим трем главным способностям: памяти, разуму и воображению».

Отсюда следует общее разделение человеческих знаний на историю, основанную на памяти, философию, исходящую из разума, и на поэзию, порождаемую воображением.

История, что для нас столь же странно, сколь понятно для того времени, подразделяется на священную– факты, исходящие от бога, гражданскую – факты, исходящие от человека, и естественную – факты, исходящие от природы.

Философия, или та часть человеческих знаний, которые следует отнести к разуму, иначе ее именуют наукой, в свою очередь, разбивается на: I. Науку о боге. II. Науку о человеке. III. Науку о природе. В первую часть входит собственно философия, точнее– наука о познании. Во вторую – логика и мораль, два ракурса искусства сообщать мысли: наука об орудиях речи – грамматика и наука о качествах речи – риторика. К ним примыкают критика, педагогика, филология. Стихосложение как механика поэзии тоже относится сюда, так как его надлежит причислить к искусству украшения речи.

В науку о человеке входят еще и естественное право и юриспруденция общества, политика общества. (Мы говорим просто: «юриспруденция», «политика», но тогда выражались так.)

Что же касается науки о природе, она делится на физику и математику. Сюда вынесены обобщения, которым нет места в естественной истории, занимающейся только явлениями и состояниями природы без объяснения и гипотез.

Любопытно, что ко второму разделу философии отнесены медицина и гигиена.

Что же касается поэзии, порождаемой, как сказано, воображением, в «Проспекте» сказано, что она относится и к одному из разделов истории, потому что ее предмет – подражание историческим фактам. Затем различие сюжетов разбивает поэзию на светскую и духовную.

И еще одно деление: «Поэт либо рассказывает о минувших событиях – это поэзия повествовательная, либо переносит их в настоящее – это поэзия драматическая, либо воплощает предметы отвлеченные и интеллектуальные – это поэзия параболическая».

Дидро относит к поэзии все, что тогда именовалось свободными искусствами, – архитектуру, музыку, живопись, скульптуру, гравирование и т. п., утверждая: «Поэт, музыкант, живописец, скульптор, гравер и пр. подражают природе или подделывают ее, но один пользуется для этого речью, другой – красками, третий – мрамором или медью, последний – инструментом или голосом».

Очень любопытно замечание, сделанное Дидро в «Проспекте»: «У поэзии, как и у природы, есть свои уродства. Нужно отнести к их числу все произведения распущенного воображения».

Не менее важно и соображение, что архитектуру – гражданскую, военную, морскую, – относя к поэзии, в то же время можно было отнести и к отделу математики, которая трактует об их принципах, то есть расчетах, и к естественной истории, которая содержит в себе способы использования природы, так же как и пиротехнику можно отнести к химии или соединить архитектуру с живописью, скульптурой и т. п.

Конечно же, эта система классификации весьма несовершенна, но, отвергая ее, мы можем легко уподобиться пионеру, считающему себя умнее Канта, между тем как его преимущество перед великим философом объясняется всего лишь тем, что он родился двумя с лишним столетиями позже. Для того же времени самая мысль – «создать генеалогическое древо всех наук и искусств, которое указывает происхождение каждой ветви наших знаний и связи их между собой и общим стволом, из чего будет ясно, что есть в природе и чего нет в ней», – была глубоко прогрессивной. И это генеалогическое древо было не только начерчено в первом томе «Энциклопедии», но и произросло во всех семнадцати томах ее статей и одиннадцати томах иллюстраций и таблиц к ним.

Титульный лист книги Вольтера «Письма из Англии».

«Энциклопедия» действительно стала Книгой всех книг, сводом всех знаний, накопленных человечеством, последним словом философии и всех наук.

В области точных наук, как они были представлены в «Словаре», переход от Декарта к Ньютону обозначал окончательную замену гипотез выводами из наблюдений, торжество младенца-гиганта – опыта. И такую же роль играли утверждаемые в статьях «Энциклопедии» идеи Бэкона, заменившего сверхъестественные толкования толкованиями, основанными на опыте.

Статьи «Энциклопедии» развивали и психологию Локка. Она не была еще материалистической, но уже опиралась на изучение естественных явлений, которым люди дают объяснение. Энциклопедисты пошли куда дальше.

Очень большое место в «Словаре» занимали статьи по экономике. И не меньшее – о политике, способах правления Для того чтобы возбудить общественное мнение против злоупотреблений тиранической системы в метрополии, и особенно в колониях, надо было дать точное представление об этих злоупотреблениях, и «Энциклопедия» его давала.

Важным отделом был отдел юриспруденции, опиравшийся на самые по тому времени прогрессивные правовые установления и с этих позиций горячо нападавший на жестокости устаревшего уголовного законодательства Франции.

Огромное значение придавалось в «Энциклопедии» естественным наукам, она пропагандировала все новейшие европейские открытия и тех наук, которые в самой Франции были развиты еще слабо: химии, минералогии, геологии.

А теология! Сколько ученых аббатов-вольнодумцев, но и знатоков религиозных догматов и нравов участвовало в этом отделе!

А география, история, история литературы и искусств! Эстетика! Этика! Статьи самого Дидро, статья Монтескье о вкусе, Руссо – о музыке, Мармонтеля – о литературе и так далее и тому подобное.