Текст книги "Выше только звезды"
Автор книги: Алина Феоктистова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Внимание Роберта, лежащего на песке с фотоаппаратом, привлекла еще одна девочка. Она не играла с детьми, а наблюдала за ними из окна ресторана, расположенного на берегу, недалеко от детского пляжа. Она сидела на подоконнике в белых трусиках, с распущенными светлыми волосиками и смотрела на детей, но не делала попыток присоединиться к их игре, несмотря на то, что, вероятно, в здании ресторана сейчас было невыносимо душно, да и окно, в которое выглядывала девочка, как предполагал Роберт, находилось на кухне. Он навел на девочку объектив. Мощная линза позволяла разглядеть ее, словно она была рядом. Она понравилась фотографу, и он стал делать снимки.
Песчаная полоска пляжа протянулась у подножия холмистой возвышенности, поросшей зеленью. Наверху, прямо в лесу, расположился дачный поселок работников искусства. Дачи, построенные по индивидуальным проектам, свидетельствовали о вкусе и достатке хозяев. Одна из них по всем признакам могла быть отнесена к самым шикарным: трехэтажная, с мансардой, застекленной верандой, балконами, большим ухоженным садом, посреди которого красовался бассейн с плещущимся фонтаном. Эта дача принадлежала знаменитому скульптору Дмитрию Дегтяреву. Сейчас скульптор с женой находились в Швейцарии. А в прохладном, благодаря кондиционеру, холле дачи на удобном диване занималась любовью молодая супружеская пара: сын скульптора Владимир Дегтярев, тридцатилетний писатель, и его жена, двадцатишестилетняя актриса Лиля Евстафьева. Несколько детективов, ставших отечественными бестселлерами, принесли Владимиру одновременно и славу, и самостоятельный, независимый от родителей денежный доход. Что касается молодой актрисы, то помимо приятной внешности она обладала еще и талантом. Кроме того, она принадлежала к знаменитой актерской династии. И потому все первые женские роли в городском драмтеатре бесспорно принадлежали ей.
Длинные золотистые волосы женщины, достающие до тонкой талии, рассыпались по обнаженным плечам. Она, полусидя, откинулась на согнутые колени мужа, и по ее красивому лицу, как и по лицу ее мужа, обрамленному разметавшимися по подушке русыми кудрями, пробегала судорога сладострастия. Веки ее полуприкрытых глаз вздрагивали, а высокая упругая грудь тяжело вздымалась. Ее тело двигалось в унисон с телом мужа, и по слаженности их движений, по одинаковому выражению лиц можно было смело судить о гармоничности их брака. Молодые люди были удачливы во всем, им посчастливилось родиться в известных благополучных семьях, и их никогда не затрагивали многие проблемы их обычных сверстников. Им не приходилось решать ни финансовых, ни жилищных вопросов, все у них получалось как бы само собой. Они получили отличное образование, знали по нескольку языков, были остроумны и начитанны, и в общем-то, если не считать того, что им не приходилось пробиваться в люди из неизвестности, сделали себе карьеру сами. Они с некоторым презрением относились к тем, кто в их возрасте не сумел ничего добиться. Эти двое явно были довольны собой и вполне счастливы. Даже после шести лет брака они не надоели друг другу, и когда они вдруг исчезали, незаметно покидая своих друзей, ни у кого не вызывало сомнений, зачем и куда они уединились. Конечно, и у самой счастливой пары бывают недоразумения. Так, после года совместного проживания у них был период охлаждения. Они вдруг ощутили, что им скучно вдвоем, и пока Лиля подумывала, не завести ли кого-нибудь на стороне и даже ради этого согласилась поехать на гастроли в захолустье со вторым составом актеров, ее муж, не долго думая, решил претворить ее «планы» в жизнь. Правда, начало его супружеской измены было не совсем успешным. В первый же вечер, как только он остался один, к нему зашла жена его друга, архитектора Горшкова, Женя. Он думал, что она, совсем не интересная внешне, сумеет несколько разнообразить его половую жизнь. Но она была настолько некрасива, особенно оставшись без одежды, что он, к своему величайшему стыду, просто ничего не смог и, почти мечтая в тот момент о своей красавице жене, выдумывал отговорки о невыносимой головной боли, резях в желудке, делая удрученное лицо, предполагал, чем бы он мог отравиться за ужином, сетовал на кухню ресторана, которая в тот день, как обычно, была превосходной, и облегченно вздохнул, когда Женя ушла. Когда на следующее утро он встретился за завтраком в ресторане с ней и ее мужем, он сел с ними за один столик и, продолжая вчерашнюю версию, стал рассказывать Виктору о своем отравлении. Официантка, которая их обслуживала, услышала его слова и, обольстительно улыбнувшись, пообещала разобраться с поварами, хотя вообще-то она уверена, что в их ресторане он отравиться не мог. У нее было приятное, хоть и несколько простоватое лицо, и, когда она во время разговора наклонялась к нему, показывая сквозь глубокий вырез на груди свой пышный бюст, и при этом лукаво поглядывала на него, он чувствовал прилив желания. Когда она отошла от их столика и направилась в кухню, он проводил ее долгим взглядом. Она так сексуально покачивала бедрами, что окончательно заворожила его. Он перехватил понимающую улыбку Виктора, встал, отыскал администратора и стал наводить справки. Дмитрий Николаевич, шустрый худощавый парень лет двадцати пяти, словно рожденный для своей работы, требующей подвижности и сообразительности, доверительно сообщил, что официантку зовут Таней, что ей девятнадцать лет, она не замужем и ревнивого любовника у нее тоже нет. Он сам вызвался поговорить с ней, зная застенчивость Владимира. Часов в двенадцать ночи в дверь его дачи робко постучали, и на пороге возникла Таня, показавшаяся Владимиру еще более желанной от некоторой деревенской скромности, столь контрастирующей с поведением девушек его круга. Он был в полном восторге от проведенной ночи и все время, пока отсутствовала Лиля, наслаждался ее пышным мягким телом и очень огорчался, когда она не приходила Он был слишком умен, чтобы думать о ней всерьез, никогда не смог бы появиться с ней в обществе, да и понимал, что через какое-то время она так же надоест ему, как и жена. Лиля вернулась из поездки раздраженная и недовольная, не пробыв на гастролях и половины срока. Ее побег администрация театра простила, так как ехать ее никто не заставлял и замена была. Друзьям она объяснила, что провинциальные городки в летнюю жару невыносимы из-за пыли и мух, а сама-то знала, что вернулась, так и не найдя себе достойного сексуального партнера, с которым можно было бы завести милую и непродолжительную интрижку. Ее раздражение вылилось на мужа, с которым отношения и так были неважными, и они уже всерьез обсуждали проблему развода, довольно сложную в отношении имущества. Все изменилось, когда Виктор Горшков неожиданно предложил секс под «руководством» психотерапевта. Оба, и Лиля и Владимир, сознавали, что развод принес бы много осложнений, бытовых неудобств, и подсознательно его не хотели. То, что предложил Виктор, им понравилось. Это придавало остроту приевшимся ощущениям. Они ни разу не пожалели о содеянном, даже Лиля, которой пришлось вынашивать двойню и уйти на полгода со сцены, а потом долго восстанавливать фигуру с помощью изнурительных упражнений. Они преодолели кризис, им было так хорошо в те незабываемые два месяца, что и сейчас, пять лет спустя, когда они занимались любовью, в их ушах звучала мелодия, под которую психотерапевт проводил свои сеансы, и оттого, что оба слышали ее, они действовали слаженно и в такт.
Громкий плач ребенка донесся с детского пляжа.
– Опять Данька ревет, – прошептал Владимир.
– Ничего страшного, с ним Динка. – Женщина на секунду открыла небесно-голубые глаза, делающие ее лицо еще красивее. – Она не даст его в обиду.
Плач ребенка не утихал, но они уже его не слышали, продолжая свое занятие.
Дверь со скрипом распахнулась, заставив их вздрогнуть. В комнату влетела Лолита.
– Тетя Лиля, дядя Володя, скорее! – закричала она. – Алик опять обижает Данечку.
– А где Динка? – Лиля вскочила, натягивая махровый халат мужа, валявшийся на полу.
– Дина ушла покакать. – Девочка с интересом смотрела на взрослых.
Владимир беспомощно озирался по сторонам, пытаясь прикрыть руками наготу, и не решался подняться. Лиля протянула ему полотенце, и он встал, обмотав его вокруг бедер.
– Вы загорали? – Маленький веснушчатый носик недоуменно морщился, а бровки вопросительно поднялись.
– Да, – в один голос облегченно выпалили взрослые.
– Загорать нужно на солнышке, – назидательно сказала девочка. – Так мама говорит. Я вчера играла вечером в пляж и легла на пол позагорать с куклой. А мама сказала…
Володя с Лилей подошли к окну. Русоголовый кудрявый малыш в синих трусиках, их сын, ревел и пытался отобрать у другого, темноволосого, свою зеленую формочку, но тот отталкивал его. Даня упал в воду и сел, уже даже не пытаясь драться, смирясь с поражением, заплакал еще горше, размазывая по лицу слезы и песок. Роберт лежал на песке и, не вмешиваясь в драку, фотографировал. Помощь подоспела с другой стороны. Из кустиков выскочила Динка и, натягивая на ходу синие трусики, бросилась на обидчика с воинственным кличем. Она торопилась и потому натянула трусики только спереди и сверкала белой попкой, отчетливо выделяющейся на ее коричневом от загара тельце. Она что-то прокричала, схватила совочек и стукнула драчуна по голове.
Мальчик послушно протянул формочку ревущему Дане. А сидящая на подоконнике ресторана девочка наблюдала за детьми, засунув от волнения палец в рот, вытянув вперед шею, и чуть не вывалилась наружу, но вовремя ухватилась ручонками за оконную раму. Роберт, не переставая, делал снимки.
– А почему ты не попросила папу помочь? – спросила Лолиту Лиля. – Он ведь рядом, а тебе пришлось бежать так далеко.
– Папа работает, – уважительно ответила Лолита.
Дети работников искусств с малолетства были приучены не мешать творческому процессу родителей.
– Ну, вступилась бы за Даньку сама, – недовольно произнес Владимир. – Ты ведь его любишь, кажется? Вот и бери пример с Динки, учись драться. В жизни пригодится.
– А зачем? – засмеялась девочка. – У меня есть папа. Он сильный и всех поколотит.
– Ну, папа не всегда будет с тобой, – сказала Лиля.
– Всегда, – уверенно ответила Лолита. – Он меня любит. А я люблю Данечку и женюсь на нем. Динка согласна.
– Ну, если Динка согласна, значит, женишься. Вернее, выйдешь замуж, – засмеялась Лиля.
На берегу Дина, успокаивая ревущего братишку, сооружала куличики из песка. Алик, уперев кулачки в бока, пытался их раздавить, но всякий раз, встречая взгляд Динки и слыша ее протестующий возглас, убирал ногу. Роберт подошел к детям, поправил на девочке трусики и стал беспокойно оглядываться в поисках дочери.
– Беги, невестка! – Владимир подергал Лолиту за смешно торчащий вверх на макушке каштановый хвостик. – Тебя папа потерял.
Они проводили взглядом красный купальник, замелькавший на дорожке сада.
– Папочка, папочка, я нашлась, – звонко кричала Роберту девочка. Он подхватил ее на руки, закружил, потом отнес к помирившимся детям и расположился рядом, взяв книжку и углубившись в чтение.
– Слава Богу, что мы не назвали Динку Травиатой, как предложил мой папа, – усмехнулась Лиля. – А то было бы как в «Даме с камелиями»: Альберт и Травиата. Но те любили друг друга, а эти, видимо, так и будут всю жизнь ссориться из-за Даньки. И чего этот драчун не оставит нашего в покое?
– Кто их знает, – сказал Володя. – Но ты правильно придумала насчет Дианы. Красиво, и к ней подходит. Такая же смелая. Диана-охотница.
– Я назвала ее в честь своей первой роли, – возразила Лиля. – Я ведь играла Диану в «Собаке на сене».
– Да, да, конечно, – согласился муж, задумчиво глядя в окно.
Хотя Лиля, присмотревшись к нему, поняла, что он уже ничего не видит – весь углубился в себя.
– Послушай, Володя, как ты думаешь, кто эта девочка? – спросила она, чтобы отвлечь его, и кивнула в сторону девочки, сидящей на подоконнике ресторана.
– Лиля, я придумал новый роман, – по-прежнему витая где-то далеко, сообщил Владимир.
Он отошел от окна, снял полотенце, бросил его на кресло-качалку, надел сухие плавки и, отобрав у жены свой халат, направился в рабочий кабинет, где на письменном столе стоял компьютер.
– Я буду работать, – сказал он, включая монитор.
– Не сейчас: мы ведь хотели еще искупаться, и скоро придут дети, – возразила Лиля, выдергивая компьютер из сети. – Все равно ты не успеешь даже начать.
– Ну хотя бы послушай, – умоляюще произнес Владимир.
У девочки, что сидела на подоконнике ресторана, тоже было экзотическое имя, но это не было следствием творческой фантазии родителей, а объяснялось эстонским происхождением ее матери – она назвала дочку Властой в честь своей бабушки. Сама мать Власты носила русское имя Ирина и даже русское отчество Ивановна, хотя и была чистокровной эстонкой: бабушка Власты, Власта Эвальдовна, репатриированная, будучи беременной, из Прибалтики в Казахстан в тридцать девятом, постаралась сделать все, чтобы у дочери не было проблем. Ни сама маленькая Власта, ни ее мама никогда не были на исторической родине. Встретив на танцах шофера междугородных грузовых перевозок Сашку Ракитина, балагура и весельчака, Ирина вышла за него замуж и уехала с ним в Россию, поселилась в областном провинциальном городе и родила дочь. Сколько Власта себя помнила – а она была чуть старше детишек, игравших на детском пляже, ей было пять лет, стало быть, помнила она себя не так давно, – она всегда любила мать и ненавидела и боялась отца. С мамой было хорошо. Она обнимала ее, целовала, вкусно кормила и отводила в садик, а потом забирала оттуда и вечером укладывала ее спать и даже иногда рассказывала сказки. Но чаще всего она просто плакала у ее кроватки и, подперев щеку рукой, как обычная русская деревенская баба, говорила: «Бедные мы с тобой, дочка. Сволочи это мужичье. Ничего им, кроме бутылки, не нужно». Власта знала, что она имеет в виду ее отца, и еще знала, что стоит ей только уснуть, как он придет, будет громко шуметь, кричать, сначала целовать ее и называть доченькой, и от него будет противно чем-то пахнуть. А потом он будет бить ее мать, а та начнет голосить и вырываться. Потом он упадет на кровать и захрапит, а мать еще долго будет плакать, а потом уснет тоже. Утром он встанет, охая и хватаясь за голову, скажет ей: «Дочка, у папки головка болит». В такие минуты ей было немного жаль его, но вскоре жалость исчезала и оставалась только ненависть. Потом он уходил на работу, и Власта знала, что работает он на серой машине с черными клеточками, которая называется такси. Потом мама отводила ее в садик, и так было каждый день. Власта не знала, что в жизни бывает по-другому, и такая жизнь казалась ей вполне нормальной и устраивала ее. В садике у нее были хорошие добрые воспитательницы, и она любила их, правда, чуть меньше, чем маму. И чем старше она становилась, тем больше жалела и любила маму и ненавидела отца, и очень боялась, что однажды он побьет ее так же, как бьет мать. Позавчера это произошло. Все было, как обычно. Власта уже спала, и ее разбудил свет в коридоре и громкий крик отца. Пожалуй, он никогда не ругался так громко и так гадко. Все слова, которые он произносил, были Власте давно известны, так же, как известно было и то, что они плохие.
– Опять напился, – проворчала мама. – А ведь вчера обещал, Саша.
– Пошла отсюда, стерва! – Он ударил жену и пошел к дочери.
Власта жутко испугалась. Раньше он бил маму потом, после долгих криков, а сейчас ударил сразу. И он был какой-то особенно злой. Она решила, что сейчас произойдет то, чего она всегда боялась, и, не дожидаясь, пока он подойдет, она вскочила и залезла под кровать. Он пытался извлечь ее оттуда, жутко ругаясь, почти достал, схватив за рубашонку, но тут она укусила его, и он, вскрикнув, выпустил ее рубашку и кулаком ударил в лицо. То, что случилось дальше, Власта не видела – она забилась в дальний угол под кроватью. Истошно кричала мать, стучали в стенку соседи, кто-то звонил в дверь. Потом мать уже не кричала, а только стонала, и по квартире ходили чужие люди. Она продолжала кусаться, когда чьи-то руки все-таки вытащили ее из убежища. Руки принадлежали незнакомому дяде в сером костюме и такой же серой фуражке. Власта знала, что это милиционер. А мама лежала в луже крови, и около нее суетились другие дяди, в белых халатах. Врачи. Они унесли маму на носилках. Дяди в сером увели папу, а Власта переночевала у соседей, которые жили через стенку. Рано утром ее забрала тетя Таня, папина сестра, и повела в садик, но воспитательница, о чем-то пошептавшись с тетей Таней, сказала: «Побудешь несколько дней дома с тетей Таней, а потом придешь к нам опять». Но тетя отвела ее не домой, а долго везла на автобусе, и они вышли там, где дорога закончилась и начинался лес, в котором росли елки, такие, как ставила мама на Новый год. Но на них не было игрушек, и их было очень много. Они спустились к реке, и вместо того чтобы пойти купаться и загорать, как другие, вошли в душный дом.
– Я здесь работаю, – сказала тетя Таня.
Она провела Власту на кухню и посадила на подоконник.
– Здесь не так жарко, – сказала она. – И ты не будешь путаться под ногами.
– Я поиграю с ними? – Власта показала на детишек, плещущихся в воде и играющих в песок.
– Нельзя, Власточка, понимаешь, нельзя, – прижав ее к себе, сказала тетя. – Мы с тобой потом искупаемся и поиграем, когда я освобожусь. Ладно? А то меня прогонят с работы, и я не куплю тебе новую куклу.
– Я не хочу куклу, – сказала Власта. – Ты мне лучше купи такие же формочки, как у мальчика, и такой же купальник, как у девочки, и они потом примут меня поиграть.
– Хорошо, – пообещала тетя. – Но только ты сиди здесь и никуда не убегай.
– Ладно, – согласилась Власта. Она поняла, что тетя любит ее тоже, как мама и воспитательницы.
Ей очень хотелось поиграть с детьми. Двое из них были совсем одинаковыми, словно две куклы в магазине на прилавке, и понравились ей.
– Тетя Таня, – закричала она, повернувшись. – Смотри, одинаковые дети.
– Это близнецы. – Тетя Таня произнесла какое-то непонятное слово. – Не мешай мне, детка.
Когда понравившиеся ей ребятишки, одновременно встав, побежали к кустам, росшим под окном, где она сидела, она удивилась. Один из детей сел, спустив трусики, как она сама, и, внимательно глядя себе под ноги, пустил лужу. А другой, чуть приспустив их спереди, достал маленький краник и стал задумчиво поливать куст. Потом спрятал краник и убежал. Власта поняла, что это мальчик. Она ведь ходила в детский сад, где у детишек был общий туалет с двумя стоящими рядом унитазами. Дети сами разделили их между собой, один – для мальчиков, другой – для девочек. И не раз, находясь на своей территории, Власта могла созерцать, что мальчики делают то же, что и девочки, но по-другому. А еще у них была общая спальня, и половые различия демонстрировались и там. Девочка осталась в кустах. По тому, как напряглось и покраснело ее лицо, Власта поняла, что у нее болит живот. Она сама недавно съела в садике слишком много гороховой каши, свою порцию и порцию своей подружки, которая кашу не любила и согласилась с ней тайком поменяться тарелками, а потом у нее тоже болел живот. А мальчик тем временем подрался с другим мальчиком, девочка в красном купальнике куда-то побежала. Власту очень пугал поначалу дядя со странной штукой в руках, которую он постоянно направлял на нее, и, если бы не запрет тети, она бы убежала, но потом она успокоилась. Из штуки ничего не вылетало, как из водяных пистолетов, которыми брызгались у них во дворе мальчишки, и она не стреляла, как пистолет в телевизоре, и она перестала обращать на него внимание, особенно потому, что окончательно была покорена бесстрашной девочкой в синих трусиках, которая поколотила мальчишку. Она просто влюбилась в нее. Девочки вообще нравились ей больше, чем мальчики, которые дрались и задирались. А девочка, которая могла победить мальчика, стала для нее идеалом. У Власты как-то неприятно заныло сердце, когда девочка в красном купальнике бросилась на шею своему папе и сама обняла его. Она не боялась его, как Власта своего отца, и он закружил ее в воздухе, чего ее папа никогда не делал. Первой ее заметил брат понравившейся ей девочки и показал на нее остальным. Потом девочка, взяв брата за руку, направилась к ней. Сердце у Власты заколотилось от счастья. Девочка шла сама знакомиться с ней.
– Ты чего здесь сидишь? – спросила девочка.
Власта не знала, почему она здесь сидит, и не нашлась, что ответить.
– Она глухонемая, – сообщила брату девочка. – Она хулиганка, как Алик, – прибавила она. – У нее синяк под глазом.
– Я не хулиганка, – сказала Власта. – Это меня папа стукнул.
– Папа? – Рты у детей открылись от удивления.
– Правильно, Данечка. – К разговору подключилась девочка в красном купальнике, которая, как и другой мальчик, уже присоединилась к остальным. – Значит, она хулиганка. Меня папа тоже один раз шлепнул, когда я не хотела пить молоко и сбросила чашку на пол. Но мне больно не было, и синяка не было. А она хуже. Ты что сделала?
Власта опять промолчала. Она не знала, что она сделала такого.
– Я его укусила, – подумав, сказала она.
– Данечка, не будем с ней дружить, она плохая, – заключила девочка в красном купальнике.
– Хочешь с нами поиграть? – спросил мальчик, которого называли Данечка. – Я тебе формочку дам. А Динка умеет лепить куличики.
– А я умею плавать, – сказал другой мальчик. – Меня зовут Алик.
– А меня Динка, а его Даня, а ее Лолита, – несмотря ни на что, девочка была согласна с ней дружить. – А тебя?
– Меня Власта. – Власта собиралась уже нарушить запрет тети и убежать с этими чудесными детьми.
– Пошли с нами играть, – позвал ее Даня. – Дина, скажи ей.
– Пойдем. – Дина протянула ей руку, чтобы помочь спрыгнуть с подоконника.
В этот момент появилась тетя Таня, и, не слушая протестов, схватила Власту и поставила на пол кухни, а потом захлопнула окно.
– Тебе нельзя с ними играть, – сказала она. – Я тебе потом объясню, почему. А сейчас сиди здесь. – Она принесла стул. – И не мешай.
Но Власта опять приникла к окну, которое теперь было закрыто, и с сожалением смотрела, как дети уходят к воде. Она подумала, что, может быть, права та девочка в красном купальнике, и она на самом деле плохая. Но почему?
По лестнице в обнимку спускались Лиля и Володя. Лиля облачилась в уже успевший высохнуть купальник Бикини было такого же голубого цвета, как ее глаза.
– Привет, Роберт, – окликнули они лежащего на песке мужчину. – Что читаешь?
– Набокова. – Роберт встал, отложив книжку.
– Ты так его любишь? – спросила Лиля.
– Да. Набоков – мастер словесной игры, эстет, – улыбаясь, сказал Роберт. – Его письмо виртуозно.
Дети шумной стайкой возвращались от здания ресторана к пляжу.
– Что же это ты, Роберт, не помог моему сыну? – шутливо спросил Владимир.
– Он вполне мог справиться сам, – объяснил Роберт. – Он ничуть не слабее Алика, просто привык, что Дина его защищает, вот и ленится драться.
Близнецы, взявшись за руки, подошли к ним. Они были одного роста и одинакового телосложения – крепенькие, ровненькие, как два огурчика с одной грядки. Чтобы быстрее их различать, Лиля пыталась сделать им разные, как положено мальчику и девочке, прически, но они устраивали по этому поводу скандалы и даже одеваться хотели всегда одинаково. Взгляды взрослых опустились к низу синеньких трусиков.
– Сколько еще ты. Дина, будешь защищать этого лентяя? – спросил Роберт, «вычислив» девочку. – Он мальчишка, пусть сам и дерется.
– Дядя Роберт, – девочке понадобилось затратить много труда, чтобы выговорить трудное имя, – но я ведь старшая. А старшие сестры всегда защищают младших братиков.
– Она старшая, – подтвердил Даня.
Близнецы родились в один час, но девочка десятью минутами раньше, чем она очень гордилась.
– Да, Диночка, ты настоящая старшая сестра, – смеясь, похвалил дочку Владимир.
– Зря вы это… – начал Роберт, но его прервала подбежавшая дочка.
– Л, о – ло, л, о, л – лол, – пыталась прочесть она, склонившись над брошенной на песке книжкой.
– Прочти по слогам, а не по буквам, – Роберт присел рядом с девочкой.
– Ло-ли-та, – прочитала она радостно, – Лолита! Это ты написал?
– Нет, – засмеялся Роберт. – Я ведь не пишу книжек, Лолочка.
– Мама? – допрашивала Лолита.
– Нет, один дядя. Он уже давно умер, – объяснил отец.
– А откуда он про меня знал? – Глаза девочки округлились от удивления.
– Это не про тебя, про другую девочку, – засмеялась Лиля.
– Я буду на нее похожа? – допытывалась Лолита.
– Надеюсь, что нет, – ответил Владимир, вспоминая историю двенадцатилетней сироты, ставшей любовницей стареющего похотливого Гумберта. – Это была очень несчастная девочка.
– Алик, пора идти ужинать, – позвала внука подошедшая женщина в широкополой соломенной шляпе. Вера Горшкова.
– Привет, мама Вера, – целуя, приветствовали ее Лиля и Володя.
– Здравствуйте, Вера Анатольевна, – поздоровался Роберт.
– Мама Вера, Алик проходу не дает Даньке, – пожаловалась Лиля.
– А чего он обзывается! – Алик подбежал к бабушке и взял ее за руку. – Баба Вера, он первый начал, он обзывался.
– Ничего я не обзывался, – возмутился Даня. – Я только сказал…
– Когда взрослые вмешиваются в ссоры детей, получается только хуже, – махнула рукой бабушка. – Они уже и забыли, что поссорились. Разве я когда-нибудь выясняла, кто из вас виноват, когда вы дрались? Пойдем, Алик.
– Да и нам пора, – Роберт взял дочку за руку.
– Пока, Данечка, – Лолита послала мальчику воздушный поцелуй, полностью игнорируя его сестренку.
Взрослые рассмеялись.
– Пойдешь заниматься с Ло? – спросила Лиля.
Если бы он сказал «да», она бы отправила с ним и своих детей. Они ведь хотели еще искупаться, а потом продолжить прерванное так некстати появившейся Лолитой занятие. Теперь же, когда детская компания разошлась по домам, близнецы будут ходить за ней как привязанные, и ей не удастся ни одно, ни другое.
«Нужно нанять детям гувернантку», – подумала она.
– Нет, я иду к Виктору, Женя сказала, что он после велосипеда пойдет домой, а она хотела остаться до вечера на пляже, – ответил Роберт.
– Интеллектуал, любитель Набокова, – подняв брови, произнес Владимир, когда Роберт ушел. – А помнишь, как мы ошиблись в нем, когда увидели впервые?
– Да, у Роберта прекрасный вкус и отменные манеры, – сказала Лиля. – Не понимаю только, зачем он так носится с этим мудописом Горшковым? Практически только из-за Роберта мы и терпим его в своей компании. Не говоря уж об этом противном Алике, который обижает моего сына.
– Может, он его жалеет? – предположил Владимир. – Роберт – натура великодушная и жалостливая. Посмотри, как он носится со своей дочкой и как вообще относится к детям.
– А может быть, слухи насчет того, что Алик его сын, небезосновательны? И он чувствует свою вину перед Виктором? – предположила Лиля.
– Ну, что Женя влюблена в Роберта, как кошка, ни для кого не секрет, – усмехнулся Владимир. – Так что это вполне вероятно.
– Но Роберту-то зачем нужно было с ней спать? Он что, с ума сошел? – недоумевала Лиля. – Она ведь страшная. Разве мало красивых женщин, если ему вдруг надоела Роксана?
– Вероятно… – пробормотал писатель и замолчал, закончив фразу в уме. «Вероятно, Роберт – сексуальный гигант, если по какой-то причине смог заставить себя переспать с Женей. Или маньяк, если он ее хочет».
У официантки ресторанчика дачного поселка Тани Ракитиной закончился рабочий день. Сегодня она вышла во вторую смену, хотя должна была работать в первую, но подруга ее заменила. Рано утром администратору поселка позвонили из милиции и сообщили о ночном несчастье в семье Ракитиных, попросив Таню приехать. От участкового она узнала только, что ее брат в состоянии сильного алкогольного опьянения нанес тяжелые увечья своей жене, и до суда будет находиться под заключением. В больнице ей сообщили, что Ирина Ракитина доставлена ночью в тяжелейшем состоянии с черепно-мозговой травмой в отделение нейрохирургии и что врачи не ручаются за ее жизнь. Пятилетнюю племянницу она нашла у соседей, которые и вызвали милицию. Сама Таня знала немного больше. Брат приехал к ней вчера вечером в поселок, где она жила в домике для обслуги, не на своем такси, как обычно, а на попутке.
– О, Сашка, опять навеселе, – укоризненно произнесла она и тут заметила, что на этот раз, пожалуй, ошиблась.
– Это я с горя, – махнул рукой брат. – Все, Танька, хана мне. С работы вытурили и права отобрали.
– Правильно, а ты пей побольше, – сказала Таня.
Она была даже рада случившемуся. Она в последнее время жила в постоянной тревоге за брата. Он пил все больше и часто пьяный садился за руль.
– Это все она, стерва. Добилась-таки своего, – с угрозой сказал брат. – Ну, да она у меня попомнит. Накляузничала начальству.
Почему Александр Ракитин во всех своих бедах, напившись, винил жену и почему так жестоко вымещал на ней свою злость, он, протрезвев, и сам не мог объяснить. Он неплохо к ней относился, любил свою дочь, но, когда бывал пьян, на него что-то находило, как он потом объяснял своей сестре. Ирина же его слушать уже не хотела. Она и забыла, что он когда-то был другим – добрым и веселым парнем. Но Таня это помнила. Они выросли в семье, где пил отец, а мать работала с утра до ночи, и только от Саши Таня слышала ласковые слова. Он рано пошел работать, и первые игрушки и лакомства она получила тоже от него.
– Дай мне выпить, Танюшка, – жалостливо произнес он. – Я ведь знаю, у тебя всегда есть бутылка для хахалей.
Несмотря на ее протесты, он сам залез в тумбочку и, достав водку, отхлебнул прямо из горлышка.
– Все они против меня, все меня ненавидят. – Он стучал кулаком по столу. – Я их друзьями считал, а они меня с работы…
Таня была в ужасе от того, что ее и саму могут уволить с работы за дебош, который он может устроить ночью. А что утром об этом станет известно начальству, она не сомневалась. Ее обвинят в том, что она водит мужчин, нарушающих отдых творческой элиты.
– Сашенька, потише, не шуми, – увещевала она брата, отбирая у него бутылку.
– А, и ты меня ненавидишь, – сказал он и встал. – Одна доченька меня понимает и любит. Она одна у меня осталась. Я к ней поеду.
Таня была рада, что он уходит, но ей было не по себе. Как он доберется до дому в таком состоянии, что может учинить дома? Но удерживать его она не стала. То, что произошло, она теперь могла легко представить себе из детского лепета девочки Всегда бессловесно терпевшая побои, мать вступилась за дочь, на которую, как и на всех прочих, разобиделся пьяный отец. Таня в случившемся винила себя и рыдала и в милиции, и в больнице. Сдержалась только, когда вела девочку в садик.
