Текст книги "Водная жила (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5
Первые заморозки

Вечерние сводки погоды по радио я обычно слушал невнимательно, больше как фон для работы с документами. Но в тот вечер голос диктора заставил меня поднять голову от расчетов урожайности:

– В ночь на пятнадцатое сентября ожидается резкое похолодание до минус трех градусов. Возможны заморозки на почве…

Я отложил авторучку и посмотрел в окно. За стеклом догорал ясный сентябрский день, небо было чистым, без единого облачка. Именно такая погода и приносила ночные заморозки, когда нет облачного одеяла, тепло быстро уходит в космос.

Минус три! А на экспериментальных участках растения-очистители еще не окрепли после последней пересадки. Горчица и рапс только набирали силу, накапливая в корнях и листьях тяжелые металлы из отравленной почвы. Заморозок мог погубить весь урожай за одну ночь.

Я быстро надел телогрейку и побежал к мотоциклу. Нужно срочно осмотреть участки и продумать план спасательных мер.

Территория бывшего кожевенного завода встретила меня тревожной тишиной. Обычно здесь гудели насекомые, шелестели листья, но сейчас воздух застыл. Термометр, установленный на метеорологической будке, показывал плюс два градуса, хотя солнце еще не зашло.

Растения выглядели здоровыми – мощные заросли горчицы высотой по пояс, рапс с желтеющими соцветиями, подсолнечник с тяжелыми головками. Но я знал, что при минус трех все это почернеет и погибнет. А ведь именно эти растения извлекали из почвы соли хрома, свинца, меди, очищая землю для будущих посевов.

– Плохо дело, – сказал подошедший дядя Вася, который пригнал трактор для вечернего полива. – Погода ясная, ветра нет. Все условия для заморозка.

– Нужно что-то делать, – ответил я, обходя делянки с горчицей. – Дымление организовать, костры жечь.

– А поможет? – скептически спросил механизатор, снимая замасленную кепку и почесывая редеющие волосы. – Участок большой, двести гектаров. Сколько костров понадобится?

Действительно, площадь была огромной. Но сдаваться нельзя, слишком много труда и средств вложено в эти посевы.

К полудню на территории завода собралась вся наша команда. Семеныч приехал на экскаваторе, Колька с Федькой привезли на грузовике горючие материалы – старые автопокрышки, солому, ветки, все, что могло дать густой дым. Володя Семенов принес самодельные термометры и составил схему размещения дымовых точек.

– Костры ставим через каждые пятьдесят метров по периметру, – планировал молодой инженер, размечая участок на топографической карте. – Дым будет стелиться низко, создавая тепловую подушку над растениями.

Петрович, бригадир полеводческой бригады, стоял в стороне и покачивал головой:

– Говорил же с самого начала, затея провальная. Нечего было связываться с отравленной землей. Лучше бы обычную пшеницу сеяли.

– Петрович, – сказал я, стараясь сохранить спокойный тон, – критиковать всегда проще, чем действовать. Лучше помогите советом, где взять еще горючего материала?

Бригадир буркнул что-то неразборчивое и направился к своему УАЗику. Но через полчаса вернулся с прицепом, полным соломы и хвороста.

– Взял на складе кормов, – пояснил он, избегая прямого взгляда. – Все равно эта солома подгнила, скотине не годится.

Пока мужчины готовили дымовые точки, я поехал в поселок мобилизовать дополнительные силы. В сельском клубе как раз проходило комсомольское собрание, обсуждали планы на октябрьские торжества.

Зал был полон молодых лиц. Галя в светло-голубой блузке и темной юбке сидела в президиуме, ведя собрание. Рядом с ней Володя, несколько механизаторов, девушки с фермы. Все оживленно обсуждали программу праздничного концерта.

– Товарищи, – сказал я, поднимаясь с места в заднем ряду, – извините, что прерываю. Но у нас чрезвычайная ситуация. Без помощи комсомольцев не справимся.

Зал затих, все повернулись ко мне. Галя встретила мой взгляд и слегка улыбнулась, с тех пор как неделю назад между нами произошел тот поцелуй, в наших отношениях появилась новая нота, какая-то особенная теплота.

Я рассказал о грозящих заморозках и необходимости круглосуточного дежурства на участках. Реакция была мгновенной, комсомольцы буквально взорвались предложениями помочь.

– Организуем дежурство по сменам! – воскликнула Наташа Морозова, вскакивая с места. – По четыре человека на смену, каждые два часа!

– А мы термосы с горячим чаем приготовим! – добавила Катька, которая теперь встречалась с трактористом Мишкой, но по-прежнему смотрела на меня с плохо скрываемым интересом.

– И полевую кухню развернем! – предложил один из парней. – Всю ночь люди будут на холоде, подкрепление нужно.

Галя записывала предложения в толстую тетрадь, время от времени поднимая глаза и встречаясь со мной взглядом. В ее карих глазах читалась не только деловая заинтересованность, но и что-то более личное.

– Виктор Алексеевич, – сказала она, когда основные вопросы были решены, – а можно я тоже поучаствую в дежурстве?

– Конечно, – ответил я, чувствуя, как учащается сердцебиение. – Только одевайтесь теплее. Ночи будут холодные.

Пока комсомольцы разбегались готовить термосы и теплую одежду, я вспомнил о главном, на полях совхоза еще не убранными стояли поздние сорта картофеля и свекла. Заморозок мог погубить урожай, в который вложили труд всего лета.

– Семеныч! – окликнул я экскаваторщика. – А как с основными полями? Картошку убрали?

– Не всю, – ответил он, снимая замасленную кепку. – Гектаров сорок осталось, поздние сорта. Должны были на следующей неделе копать.

– А свекла?

– Свекла тоже стоит. Петрович говорил, пусть еще подрастет, сахаристость увеличится.

Ситуация осложнялась. Экспериментальные участки можно защитить дымлением, площадь небольшая, двести гектаров. Но основные поля занимали гораздо больше гектаров, и укрыть их дымом было нереально.

Я помчался искать Громова. Директор совхоза сидел в своем кабинете, изучая сводки с полей при свете настольной лампы под зеленым абажуром. На столе лежали производственные планы, отчеты бригадиров, календарь уборочных работ.

– Михаил Михайлович, – сказал я, влетая в кабинет, – нужно срочно организовать аварийную уборку. Заморозок погубит картофель и свеклу.

Громов поднял голову от документов:

– Всю технику задействовали на кукурузе. Силосование заканчиваем.

– А если перебросить?

– Можно, но картофелекопалки только две, да и те не в лучшем состоянии, – директор потер лоб загоревшей рукой. – За ночь много не уберешь.

– А вручную?

– Столько гектаров вручную? – Громов покачал головой. – Это ж сколько народу надо.

Но выхода не было. Я предложил мобилизовать весь поселок – и взрослых, и школьников, и пенсионеров. Объявить трудовой штурм, как в военное время.

– Рискованно, – засомневался Громов. – Людей много, а ответственность на мне. Если кто простудится, травмируется…

– Зато урожай спасем. А это годовой план выполнения, премии, показатели.

Директор подумал, барабаня пальцами по столешнице. Наконец решился:

– Ладно. Объявляем общий сбор. Но только добровольцы и при условии соблюдения техники безопасности.

Через час по поселку разнесся клич: «Все на поля! Спасаем урожай!» Громкоговоритель на здании сельсовета надрывался, передавая призыв Громова. Из домов потянулись люди с ведрами, мешками, корзинами.

– Ну и дела! – восклицала тетя Маша, уборщица из конторы, закутываясь в теплый платок. – Всю жизнь прожила, а такого не видала, среди ночи картошку копать!

К полуночи на картофельном поле собралось человек полтораста. Светили фары тракторов, горели костры, установленные через каждые сто метров для обогрева. Картофелекопалки КТН-2В медленно ползли по рядам, оставляя за собой полосы вывороченных клубней.

– Собираем быстро, но аккуратно! – командовал Петрович, обходя бригады с фонарем «Летучая мышь» в руке. – Мелочь не бросаем, каждая картофелина на счету!

Люди работали цепочками, одни собирали клубни в ведра, другие носили к тракторным прицепам, третьи сортировали урожай. Дети помогали родителям, старики давали советы, женщины подносили горячий чай из термосов.

– Как в колхозе в тридцатых, – говорил дед Архип, сгибаясь над картофельными рядами, – тогда тоже всем миром урожай спасали.

Галя работала в одной бригаде со мной, ловко собирая клубни в оцинкованное ведро. Даже в этой суматохе она умудрялась выглядеть привлекательно, румяные от холода щеки, блестящие глаза, энергичные движения.

– А картошка хорошая уродилась, – говорила она, показывая крупный клубень сорта «Лорх». – Крупная, чистая, без болезней.

– Жалко было бы, если заморозок побил, – ответил я, высыпая очередное ведро в прицеп. – Столько труда вложено.

К трем утра удалось убрать половину картофельного поля. Остальную площадь решили доубирать утром, когда пригонят дополнительную технику из соседнего совхоза.

Со свеклой было проще, корнеплоды в земле могли выдержать небольшой заморозок. Их укрыли соломой и решили убирать в плановом порядке.

– Ну что, справились, – сказал Громов в четыре утра, когда последний прицеп с картофелем ушел на склад. – Двести тонн спасли. Это добрая треть годового плана по картофелю.

В тот же день и вечер на участках завода кипела работа. Теперь мы взялись за спасение проблемных участков от заморозка.

Через каждые пятьдесят метров пылали костры, выбрасывая в небо столбы густого дыма. Запах горящей соломы и резины смешивался с ароматом осенней листвы. Термометр показывал ноль градусов, и температура продолжала падать.

Зинаида Петровна развернула полевую кухню прямо на краю участка. Большой котел с борщом парил на треножнике, рядом жарилась картошка с салом. Женщина в теплом ватнике и шерстяном платке хлопотала у огня, время от времени помешивая содержимое кастрюль длинной деревянной ложкой.

– Ешьте, ешьте, – приговаривала она, разливая борщ в алюминиевые миски. – На холоде без горячего нельзя. А то простынете, потом болеть будете.

Дежурные сменялись каждые два часа. Комсомольцы обходили свои участки, подбрасывали топливо в костры, следили за показаниями термометров. В половине двенадцатого ртутный столбик опустился до минус одного градуса.

Я обходил весь периметр, проверяя работу дымовых точек. Дым стелился низко над землей, создавая защитную завесу. Местами, где костры горели особенно интенсивно, воздух был заметно теплее.

У восточной границы участка меня догнала Галя. Девушка была закутана в теплое пальто серого цвета, на голове вязаная шапочка, в руках термос с чаем.

– Как дела? – спросила она, доставая из термоса два стакана. – Температура еще падает?

– Пока держится на минус одном, – ответил я, принимая горячий чай. – Но самое страшное впереди, перед рассветом обычно холоднее всего.

Мы стояли рядом, потягивая горячий чай и наблюдая за работой дымовых завес. Вокруг пылали десятки костров, создавая фантастическую картину. Языки пламени плясали в темноте, искры улетали в звездное небо, а над землей стлался густой дым.

– Красиво, – тихо сказала Галя, глядя на это зрелище. – Как в сказке какой-то.

– Да, но цена этой красоты может быть очень высокой, – ответил я. – Если не получится уберечь растения, месяцы работы пойдут насмарку.

Галя повернулась ко мне, и в свете ближайшего костра я увидел ее задумчивое лицо. Щеки розовели от холода, глаза блестели в отблесках пламени.

– Виктор Алексеевич, – сказала она вдруг, – а можно я вас кое о чем спрошу? Личного характера?

– Конечно, – ответил я, чувствуя, как напряглись все мышцы.

– После того случая в конторе… – она замолчала, подбирая слова. – Я все думаю, что это значило. Для вас, для нас.

Вопрос висел в воздухе, и я понимал, что настал момент определиться. Отношения между нами зашли слишком далеко, чтобы можно было делать вид, что ничего не происходит.

– Галя, – сказал я, ставя стакан на пень и поворачиваясь к ней лицом, – для меня это многое значит. Больше, чем я готов признать вслух.

Она молчала, глядя мне в глаза. В ее взгляде читались сомнения, надежда, тревога.

– А вы уверены? – спросила она наконец. – Ведь мы работаем вместе, все в совхозе нас знают. Если что-то пойдет не так…

– Ничего не пойдет не так, – сказал я, осторожно взяв ее за руку. – Я не из тех, кто играет с чувствами.

Галя не отняла руку, и мы постояли так несколько мгновений, глядя друг другу в глаза. Вокруг пылали костры, стлался дым, кричали дежурные, но для нас в этот момент существовали только мы двое.

– Мне нужно время подумать, – тихо сказала она. – Это все так неожиданно. И немножко страшно.

– Я подожду, – ответил я, сжимая ее руку. – Сколько понадобится.

В это время к нам подбежал запыхавшийся Колька:

– Виктор Алексеич! На южном участке костры стали гаснуть! Дров не хватает!

Романтический момент оборвался, пришлось возвращаться к суровой реальности. Мы помчались к южной границе, где действительно несколько дымовых точек едва тлели.

– Федька! – крикнул я. – Бери экскаватор, тащи солому с центрального склада! Быстро!

Следующий час прошел в лихорадочной работе. Подвозили топливо, разжигали погасшие костры, следили за температурой. В два часа ночи термометр показал минус два градуса.

– Еще градус, и все пропало, – мрачно сказал дядя Вася, подбрасывая в костер охапку соломы. – Растения такого холода не выдержат.

Но к трем утра температура стабилизировалась на минус двух. Дымовые завесы работали, там, где дым был гуще, воздух оставался заметно теплее. Растения, укрытые этой защитной пеленой, могли выжить.

Самый критический момент наступил в четыре утра. Термометр показал минус три градуса, именно то, что предсказывали синоптики. Но наши растения были укрыты дымом, как одеялом.

Галя дежурила на северном участке вместе с Наташей и двумя парнями. Я подошел к ним, когда они подкладывали дрова в очередной костер. Девушки выглядели усталыми, но полными решимости довести дело до конца.

– Как температура? – спросила Галя, поправляя съехавшую шапочку.

– Минус три, – ответил я. – Критическая отметка. Но пока растения держатся.

– А долго еще? – поинтересовалась Наташа, потирая озябшие руки.

– До рассвета часа два. Потом солнце начнет прогревать воздух.

В пять утра началось долгожданное потепление. Термометр показал минус два, затем минус один. С востока пробивались первые лучи солнца, окрашивая небо в розовые тона. Дым от костров поднимался все выше, рассеиваясь в утреннем воздухе.

К семи утра температура поднялась до плюс одного градуса. Опасность миновала. Мы потушили костры и начали обход участков, оценивая ущерб.

Результат превзошел ожидания. Большая часть растений выжила, листья горчицы слегка привяли, но стебли остались зелеными. Рапс практически не пострадал, подсолнечник тоже выдержал заморозок. Только на окраинах участков, где дымовая защита была слабее, растения почернели от мороза.

– Процентов восемьдесят спасли, – подвел итог Кутузов, обходя делянки с блокнотом в руках. – Учитывая силу заморозка, это отличный результат.

Петрович, который всю ночь ворчал на «бессмысленную затею», теперь молчал, с удивлением рассматривая уцелевшие растения.

– И в самом деле помогло, – пробормотал он себе под нос. – Не думал, что дымление такой эффект даст.

К восьми утра измученные, но довольные дежурные стали расходиться домой. Галя подошла ко мне, когда я записывал последние показания термометров.

– Виктор Алексеевич, – сказала она, и в голосе прозвучала новая уверенность, – я подумала. О том, что вы говорили.

Я поднял глаза от блокнота, чувствуя, как замирает сердце.

– И?

– И я поняла, что тоже не хочу делать вид, будто между нами ничего нет, – тихо сказала она, глядя мне в глаза. – Мне тоже небезразличны наши отношения.

Слова были осторожными, но в них звучала искренность. Я отложил блокнот и взял ее за руки.

– Значит, попробуем? – спросил я.

– Попробуем, – кивнула она. – Только осторожно. Мне важно не потерять то, что уже есть между нами.

Я наклонился и поцеловал ее, на этот раз без спешки, нежно и долго. Вокруг нас дымились угасающие костры, пахло утренней росой и дымом, где-то пели птицы, встречая новый день.

Когда я отпустил девушку, Галя улыбнулась:

– А знаете, что мне больше всего понравилось в эту ночь?

– Что же?

– То, как вы не паниковали. Как сумели организовать людей, найти решение. Это дорогого стоит.

Мы шли к центральной усадьбе рядом, и я чувствовал себя победителем. Не только потому, что спас урожай растений-очистителей, но и потому, что происходило что-то важное в личной жизни. Галя была рядом, и между нами появилось взаимопонимание, которого я так давно ждал.

За завтраком в столовой вся честная компания обсуждала ночные приключения. Зинаида Петровна угощала всех горячими блинами со сметаной и вареньем, дядя Вася рассказывал, как в молодости спасал огороды от заморозков.

– А помните, в сорок седьмом году, после войны, – говорил старый механизатор, намазывая блин густой сметаной, – такой же заморозок был. Всю картошку побило. Голодно потом было.

– А мы спасли, – с гордостью сказал Колька. – Наука победила природу!

– Не победила, а договорилась, – поправил я. – Природе нужно помогать, а не воевать с ней.

Заморозок показал, что наша команда способна на многое. Когда приспичило, все работали как единый организм, не жалея сил и времени. Это хорошая проверка на прочность перед зимними испытаниями.

Весной мы запланировали снова посадить растения-очистители, уже с учетом полученного опыта.

– Будем ставить ветрозащитные экраны, – планировал Володя Семенов, чертя схемы на большом листе ватмана. – И систему аварийного обогрева из труб с паром.

– А дымовые шашки заготовим заранее, – добавил Федька. – Чтобы в случае чего быстро развернуть защиту.

Опыт с заморозками стал важным уроком. Он показал, что в сельском хозяйстве нужно быть готовым к любым сюрпризам природы. И что дружная команда может справиться с самыми сложными испытаниями, если действует сообща и не теряет присутствия духа.

Вскоре настало время подводить итоги моих титанических трудов за время пребывания здесь. Может, я получу заслуженную награду? Хотя что-то подсказывало, что вряд ли все пройдет гладко.

Глава 6
Первые результаты

Осеннее солнце косо освещало мой письменный стол, когда я склонился над толстой папкой с годовыми отчетами. За окном желтели березы, и воздух пах прелой листвой и дымом из печных труб. В руках у меня была авторучка «Геркулес» с золотым пером, подарок от Громова, а перед глазами стояли цифры, которые казались почти невероятными.

Пятьсот гектаров освоенных неудобных земель. Двести тысяч рублей дополнительной прибыли. Урожайность на террасированных участках в полтора раза выше плановой. Снижение концентрации тяжелых металлов в почве на сорок процентов. Эти цифры были результатом полугода напряженной работы, борьбы с природой, техникой и человеческим скептицизмом.

Я отложил ручку и потянулся, разминая затекшую спину. В кабинете НИО пахло свежими справочниками и химическими реактивами. На стенах висели карты экспериментальных участков, графики изменения состава почв, фотографии террасированных склонов. В углу стоял микроскоп «ЛОМО», подаренный институтом после научной конференции, рядом стеллаж с образцами почв в стеклянных банках.

Кутузов сидел у противоположной стены, сосредоточенно рассматривая под микроскопом препарат почвенных бактерий. Лаборант в белом халате время от времени что-то записывал в толстую тетрадь в твердом переплете, покачивая головой с видом человека, который не может поверить собственным глазам.

– Петр Васильевич, что там у вас? – поинтересовался я, отрываясь от отчетов.

– Удивительно, Виктор Алексеевич, – ответил Кутузов, поднимая голову от окуляра. – Микрофлора почвы на очищенных участках стала в три раза богаче. Вместо промышленных отходов настоящая живая земля.

Ефимов, который сидел за соседним столом и обрабатывал данные химических анализов на счетах «Феликс», поднял голову:

– А я подсчитал экономический эффект от фиторемедиации. Получается, каждый рубль, вложенный в очистку почвы, дает три рубля прибыли от будущих урожаев.

Эти результаты должны убедить самых упорных скептиков. Но я знал, что впереди серьезное испытание. На следующей неделе в совхоз должна приехать большая комиссия из области для итоговой оценки программы освоения неудобных земель. В составе представители облисполкома, областного управления сельского хозяйства, научных институтов. От их заключения зависело будущее всего проекта.

Особенно меня беспокоило возможное присутствие недоброжелателей. Лаптев наверняка имел союзников в областном руководстве. Идеологическая атака летом была отбита, но противники могли попытаться подорвать нас с экономической стороны.

Вечером я зашел к Громову в кабинет. Директор сидел за массивным дубовым столом, изучая производственные показатели совхоза за год. Перед ним лежали отчеты всех подразделений, толстые папки с договорами на поставку продукции.

– Михаил Михайлович, – сказал я, садясь в кресло для посетителей, обитое темно-зеленым дерматином, – готовы к приезду комиссии?

– Готовы как никогда, – ответил Громов, откладывая документы. – Цифры говорят сами за себя. Валовая продукция выросла на двадцать процентов, рентабельность на пятнадцать. А ваша программа принесла дополнительно двести тысяч прибыли.

– А что с основным производством? – поинтересовался я. – Молоко, мясо, зерно?

– Тоже неплохо, – Громов достал еще одну папку с отчетами. – Надои на корову выросли с трех до четырех тысяч литров в год. Привесы молодняка увеличились на двадцать процентов. Урожайность зерновых составила двадцать два центнера с гектара при плане восемнадцать.

Цифры действительно впечатляли. Но я понимал, что комиссия будет оценивать не только количественные показатели, но и качественные изменения, устойчивость результатов, перспективы развития.

– А что думаете о возможном расширении программы? – спросил я.

– Савельев намекал, что область заинтересована в тиражировании опыта, – ответил директор, закуривая папиросу «Казбек». – Если комиссия даст положительное заключение, нас могут сделать базовым предприятием по освоению неудобных земель.

Статус базового предприятия означал дополнительное финансирование, льготы, возможность принимать стажеров из других хозяйств. Но и ответственность возрастала, нужно не только показывать результаты, но и обучать других, распространять опыт.

На следующий день я решил еще раз объехать все участки, чтобы убедиться в готовности к приему комиссии. Сел на мотоцикл «Урал» и отправился в объезд владений.

Первой остановкой стала территория бывшего кожевенного завода. Здесь царила поздняя осенняя тишина. Растения-очистители уже убрали, участок подготовили к зиме. Только высохшие стебли торчали из земли, напоминая о летней работе. Но главное не видно глазу, ведь в почве произошли кардинальные изменения.

Кутузов и Ефимов брали пробы для контрольных анализов. Они приехали сюда отдельно, раньше на час. Лаборант орудовал почвенным буром, аккуратно извлекая образцы с разной глубины. Молодой сотрудник записывал координаты точек отбора в полевой дневник.

– Как дела, товарищи? – поздоровался я, подойдя к месту работы.

– Отлично, Виктор Алексеевич, – ответил Кутузов, упаковывая очередную пробу в стеклянную банку с притертой пробкой. – Почва стала совсем другой. Исчез запах химикатов, появились дождевые черви, структура улучшилась.

Ефимов достал из планшета таблицы предыдущих анализов:

– Сравните сами. Полгода назад содержание хрома было триста миллиграммов на килограмм почвы, сейчас сто двадцать. Свинец упал с двухсот до семидесяти. Медь – со ста пятидесяти до шестидесяти.

Цифры говорили о том, что биологическая очистка работает. Растения-аккумуляторы извлекли из почвы больше половины промышленных загрязнений. Земля становилась пригодной для выращивания обычных сельскохозяйственных культур.

Следующим пунктом стали террасированные склоны за Березовым оврагом. Здесь картина была еще более впечатляющей.

Вместо каменистых осыпей теперь располагались ровные площадки, разделенные подпорными стенками из местного камня. На террасах росли многолетние травы – люцерна, эспарцет, донник, которые должны закрепить почву корнями.

Дядя Вася работал на участке с граблями, сгребая опавшие листья в кучи для компостирования. Старый механизатор двигался неторопливо, но методично, время от времени останавливаясь, чтобы внимательно осмотреть состояние подпорных стенок.

– Ну что, дядя Вася, как дела? – окликнул я его.

– Дела хорошие, Виктор Алексеич, – ответил он, опираясь на грабли и вытирая пот фуражкой. – Смотри, какая земля получилась! – Он наклонился, взял горсть почвы, растер между пальцами. – Рыхлая, жирная, дождевых червей полно. А ведь был голый камень.

Действительно, почва на террасах имела темный цвет и зернистую структуру. В ней копошились дождевые черви, попадались остатки перегнивших растений. Из каменистой осыпи за год удалось создать настоящую пашню.

– А урожай какой получился? – поинтересовался я.

– Картофель дал двести пятьдесят центнеров с гектара, – с гордостью сообщил дядя Вася. – А по плану было сто пятьдесят. Капуста тоже уродилась на славу, кочаны по восемь килограммов попадались.

Эти цифры означали, что террасирование окупилось уже в первый год. Инвестиции в строительство площадок и подпорных стенок составили около тысячи рублей на гектар, а дополнительный урожай дал полторы тысячи рублей дохода.

Третьей остановкой стали солончаки возле озера Горького. Здесь тоже произошли заметные изменения. Вместо голой засоленной земли зеленели галофиты – солянка, лебеда, сведа. На этих пастбищах паслось экспериментальное стадо романовских овец под присмотром Семена Кузьмича.

Зоотехник стоял у загона, наблюдая за животными и записывая наблюдения в полевой дневник. Овцы выглядели упитанными и здоровыми, шерсть блестела, движения энергичные. Несколько овцематок заметно отяжелели, готовились к зимнему ягнению.

– Семен Кузьмич, как успехи? – поздоровался я.

– Отличные, Виктор Алексеевич, – ответил зоотехник, закрывая дневник. – Среднесуточные привесы ягнят составили четыреста граммов против обычных трехсот. А шерсть стала гуще и качественнее.

– За счет чего такие результаты?

– Галофиты оказались очень питательным кормом, – объяснил Семен Кузьмич, указывая на заросли солянки. – В них много белка, витаминов, микроэлементов. Плюс соль природная, которая полезна для пищеварения овец.

Я записал эти данные в блокнот. Использование солончаков для пастбищного животноводства открывало новые возможности. Вместо борьбы с засолением можно использовать его как ресурс, получая ценную продукцию.

Вечером в НИО мы с сотрудниками готовили итоговую презентацию для комиссии. На большом листе ватмана Володя Семенов чертил схемы размещения экспериментальных участков, я составлял таблицы экономических показателей, Кутузов систематизировал результаты химических анализов.

– Самое главное показать системность подхода, – говорил я, развешивая на стенах графики и диаграммы. – Мы не просто осваиваем отдельные участки, а создаем комплексную технологию работы с проблемными землями.

Ефимов готовил альбом фотографий, показывающих состояние участков до и после освоения. Контраст был разительным: серые промышленные пустоши превращались в зеленые поля, каменистые осыпи – в ровные террасы, засоленные низины – в продуктивные пастбища.

– А это наш главный козырь, – сказал молодой сотрудник, показывая снимок террасированного склона с созревающей картошкой. – Наглядная демонстрация результатов. Лучше любых цифр.

К концу недели материалы были готовы. Итоговый отчет составил сорок страниц машинописного текста с таблицами, графиками, фотографиями. Экономический эффект подсчитан до копейки, агротехнические результаты документально подтверждены, перспективы развития обоснованы расчетами.

В воскресенье вечером в совхоз прибыла комиссия. Три черных «Волги» ГАЗ-24 подъехали к центральной усадьбе, привезя внушительную делегацию из Барнаула. Первым из машины вышел Савельев в темно-синем костюме и каракулевой шапке. За ним представители областного управления сельского хозяйства, научных институтов, плановых органов.

Громов встречал гостей в парадном костюме тройка с орденскими планками на лацкане пиджака. Рядом с ним стояли все руководители подразделений совхоза, включая меня в роли заведующего НИО.

– Добро пожаловать в совхоз «Заря»! – торжественно произнес директор. – Рады представить результаты нашей работы по освоению неудобных земель.

Гостей разместили в гостинице для приезжих в райцентре, а ужин организовали в совхозной столовой. Зинаида Петровна приготовила настоящий пир: борщ украинский со сметаной, жареная утка с яблоками, пельмени домашние, блины с икрой и семгой. На столах стояли графины с водкой «Столичная», вино «Кагор», минеральная вода «Боржоми».

За ужином царила непринужденная атмосфера. Представители комиссии расспрашивали о местных условиях, климате, почвах. Савельев сидел рядом с Громовым, время от времени поднимая тосты за развитие сельского хозяйства области.

– Виктор Алексеевич, – обратился ко мне главный агроном областного управления Павел Николаевич Самойлов, – расскажите кратко о сути вашего подхода. Завтра будем изучать подробно, а пока хотелось бы понять основную идею.

– Основная идея проста, – ответил я, отложив вилку. – Вместо борьбы с неблагоприятными условиями мы используем их как ресурс. Загрязненные металлами почвы очищаем растениями-аккумуляторами. Каменистые склоны превращаем в террасы. Солончаки используем для специализированного животноводства.

– А экономическая эффективность? – поинтересовался представитель плановой комиссии области.

– Каждый рубль вложений дает три рубля дохода, – ответил я. – При этом улучшается экологическая обстановка, вовлекаются в оборот ранее бросовые земли, создаются новые рабочие места.

Главный почвовед области Николай Петрович Семенов, тот самый, который участвовал в летней конференции, одобрительно кивнул:

– Подход научно обоснован. Мы изучали ваши публикации, результаты впечатляют.

После ужина гости разъехались в гостиницу, а мы остались в конторе для последних приготовлений. Галя помогала расставлять материалы в актовом зале, где завтра должна была состояться презентация.

– Волнуетесь? – спросила она, раскладывая на столах фотографии экспериментальных участков.

– Немного, – признался я. – Слишком много зависит от завтрашнего дня.

– Все будет хорошо, – уверенно сказала Галя, поправляя непослушную прядь каштановых волос. – Результаты говорят сами за себя.

За последние недели наши отношения стали более доверительными, хотя мы по-прежнему соблюдали осторожность на людях. Галя была не только помощницей в работе, но и источником эмоциональной поддержки в трудные моменты.