Текст книги "Ответный удар (СИ)"
Автор книги: Алим Тыналин
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
По лицу Самарина пробежала легкая тень. Один из его спутников нервно кашлянул.
– Это возмутительное предположение! – академик побагровел. – Я требую…
– А я требую, – я поднялся из-за стола, – чтобы завтра вся ваша комиссия присутствовала на испытаниях. Будем проводить их по любой методике, какую вы предложите. И сравним результаты с любыми образцами, которые вы предоставите.
– Но позвольте…
– И еще, – я улыбнулся. – Думаю, товарищу Орджоникидзе будет крайне интересно узнать о вчерашнем ужине в «Праге». Говорят, осетрина была превосходной.
Самарин побледнел, торопливо запихивая бумаги обратно в портфель:
– Мы… мы подготовим новое заключение. С учетом дополнительных обстоятельств.
Когда делегация поспешно удалилась, Величковский вытер платком вспотевший лоб:
– Знаете, Леонид Иванович, а ведь они всерьез хотели нас остановить. Но что-то меня беспокоит. Как-то слишком топорно действовали.
– Именно, – я кивнул. – Это только первый удар. Я уверен, что следующий будет гораздо серьезнее.
За окном снова накрапывал майский дождь. До решающих испытаний оставались считанные часы.
Телефонный звонок раздался в три часа ночи. Я только задремал над последними расчетами, когда резкая трель вырвала меня из полусна.
– Леонид Иванович! – в голосе дежурного диспетчера звенела паника. – Беда! Состав с броней… его отправили в Новосибирск!
– Что⁈ – я мгновенно очнулся. – Какой Новосибирск? У нас приемка через шесть часов!
– Сам не пойму! – диспетчер почти кричал в трубку. – Накладные были правильные, я лично проверял. Но состав ушел час назад по другому маршруту. На станции говорят – указание с сортировочной.
Я бросил трубку и начал лихорадочно одеваться. Быстро выскочил наружу, растолкал спящего Степана и вскоре уже мчался с завода, едва только водитель подготовил машину.
На станции царил хаос. В тусклом свете керосиновых фонарей метались фигуры железнодорожников. Начальник станции, пожилой Незнамов, размахивал пачкой путевых листов:
– Вот же они, документы! Все правильно оформлено! А потом – бац! Указание с сортировочной, срочно перенаправить состав.
– Кто подписал? – я схватил бумаги.
– Дежурный по сортировочной… – Незнамов поднес документ к фонарю. – Подпись неразборчива…
В этот момент подбежал запыхавшийся Мышкин:
– Леонид Иванович! Узнал! На сортировочной сегодня дежурил новенький. Устроился три дня назад. А час назад исчез.
– Ясно, – я стиснул зубы. – А остальные три состава?
– Уже проверил, – Мышкин кивнул. – Два на месте, под охраной. А третий… – он замялся. – Третий почему-то загнали в тупик на дальних путях. Якобы плановый ремонт линии.
Я взглянул на часы. Четыре утра. До приезда приемочной комиссии оставалось пять часов. А у нас не хватает почти половины заказа.
– Степан! – крикнул я шоферу. – Гони в город, привези Котова. Срочно нужны все накладные. Мышкин – поднимайте через Рожкова людей из ОГПУ, пусть проверят все станции по маршруту. Незнамов, вы…
Но закончить я не успел. К платформе на всех парах подкатил запыхавшийся паровоз. Из будки высунулся чумазый машинист:
– Товарищ Незнамов! На десятом километре затор, два товарных состава столкнулись. Вся линия перекрыта!
Я почувствовал, как холодеет внутри. Теперь даже если найдем пропавший состав, не сможем его вернуть, пути заблокированы.
В предрассветных сумерках тускло поблескивали рельсы. Где-то вдалеке тревожно гудел маневровый паровоз. На востоке начинало светлеть серое апрельское небо.
– Леонид Иванович, – тихо позвал Мышкин. – Это явно спланированная акция. Сначала академики, теперь это… Похоже, они решили нас окончательно добить.
Я молча кивнул, лихорадочно просчитывая варианты. Времени почти не осталось. Нужно что-то решать.
– Вот что, – наконец произнес я. – Мышкин, срочно в город – поднимайте Баумана. Пусть связывается с НКПС, нужен экстренный приказ о расчистке путей. Незнамов, готовьте паровоз, поедете с нами на место затора. Степан… Эх, подожди, дай позвонить.
Я отправился искать Величковского и Сорокина. Вот кто мне сейчас нужен. Они на заводе. Я позвонил прямо со станции. Первым делом профессору.
– Николай Александрович, как там наши новые изделия? – тихо спросил я. – Я вас просил подготовить на всякий случай. По-моему, пришло время показать наши настоящие разработки.
– Леонид Иванович, – голос Величковского звучал непривычно возбужденно. – Новая броня и снаряды давно уже готовы к испытаниям. Вы хотите вытащить этот козырь из рукава?
Я улыбнулся впервые за эту бесконечную ночь. Кажется, я все-таки недаром приберег эти новинки. Нутром чуял ведь, что понадобятся, как раз для такого случая.
– Профессор, готовьте все образцы. Через пять часов преподнесем товарищам из «Сталь-треста» сюрприз, которого они никак не ожидают.
Приемка партии заказа проходила на нашем заводе. Прибыла весьма авторитетная комиссия. Даже Тухачевский и Куйбышев. В том числе, и вчерашние ученые.
Сначала в просторном цехе повисла гнетущая тишина. А потом взял слово академик Самарин в старомодном сюртуке и на импровизированной трибуне у стенда с графиками зачитал заключение экспертной комиссии. Его холеный баритон звучал все уверенней с каждой минутой.
– Обратите внимание, товарищи, на эти показатели! – академик указал тонкой указкой на диаграмму. – Совершенно невозможное соотношение прочности и пластичности! Это противоречит всем фундаментальным законам металловедения.
Тухачевский, до этого момента хранивший доброжелательное выражение лица, нахмурился. Куйбышев, сидевший рядом с ним на стуле, озабоченно черкал что-то в блокноте.
– Более того, – Самарин сделал эффектную паузу, – полученные результаты прямо указывают на грубейшие методологические ошибки при проведении испытаний! – Он картинно перевернул очередной лист. – Посмотрите на разброс значений. Это же просто научный нонсенс!
По рядам военных экспертов пробежал встревоженный шепот. В углу цеха я заметил довольные улыбки представителя «Сталь-треста».
– И в завершение, – голос академика достиг торжествующих высот, – я вынужден констатировать полную научную несостоятельность представленной технологии! Это авантюра, граничащая с преступлением против государственных интересов!
Даже Величковский, обычно невозмутимый, нервно протирал запотевшее пенсне. Сорокин, бледный от напряжения, комкал в руках папку с чертежами.
– Я настаиваю, – Самарин воздел руки к потолку, – на немедленном прекращении приемки и полной переработке всей технологии! А товарищам из военной приемки настоятельно рекомендую обратить внимание на проверенных производителей с безупречной научной репутацией.
В этот момент в цех стремительно вошел Головачев, протягивая мне телеграмму. Быстро пробежав глазами текст, я почувствовал, как отлегло от сердца. наш пропавший состав перехвачен на станции Александров, ОГПУ взяло его под охрану. Через четыре часа броня будет на месте. Но это уже не имело значения.
Я медленно поднялся со своего места:
– Благодарю вас, Александр Петрович, за столь… исчерпывающий анализ. – В повисшей тишине мой голос прозвучал неожиданно спокойно. – А теперь позвольте продемонстрировать кое-что интересное. Для этого я прошу комиссию последовать со мной на заводской испытательный полигон.
Мы вышли из цеха и отправились в другое помещение. Просторное и вытянутое в длину.
На специальных стендах были закреплены броневые плиты необычного вида. В их матовой поверхности тускло отражались электрические лампы под потолком цеха.
– Это наша новая разработка – трехслойная броня, – я подошел к образцам. – Внешний слой сверхвысокой твердости, средний – вязкий демпфирующий, внутренний – противоосколочный. Такой конструкции еще нет нигде в мире.
Тухачевский, мгновенно забыв о своем недавнем скептицизме, подошел ближе:
– Любопытно. А испытания?
– Прошу! – я кивнул Сорокину.
Мы отошли в безопасное место. Отсюда за прозрачной перегородкой отлично виднелись наши изделия.
Грянул выстрел. Бронебойный снаряд, гордость артиллерийского управления, просто расплющился о поверхность плиты. В наступившей тишине было слышно, как со звоном падают на бетонный пол его осколки.
– А теперь, – я сделал знак, – наш новый снаряд против обычной брони.
Второй выстрел буквально прошил насквозь стандартную броневую плиту, считавшуюся непробиваемой. Самарин судорожно протирал пенсне, его руки заметно дрожали.
– Это еще не все, – я жестом подозвал Величковского. – Вот образцы нашей новой стали для турбинных лопаток. Шестьсот часов работы при температуре в семьсот градусов, без единого признака деформации.
Куйбышев, отбросив блокнот, склонился над образцами:
– А себестоимость?
– На тридцать процентов ниже существующих аналогов. За счет новой технологии легирования и автоматизации производства.
– Позвольте! – Самарин наконец обрел дар речи. – Но это же… это невозможно! Это противоречит всем теориям!
– Теория, уважаемый Александр Петрович, познается практикой, – спокойно ответил Величковский. – Предлагаю провести любые испытания, какие сочтете нужным.
Следующий час превратился в настоящий парад технологических чудес. Новые рельсы из износостойкой стали. Жаропрочные сплавы для авиации. И под конец опытные образцы бытовой техники с использованием специальных материалов.
– Невероятно, – пробормотал Тухачевский, рассматривая результаты испытаний. – Это же где такое видано. Эх, нам бы такие снаряды и броню, хотя бы пару лет назад.
– Товарищ Краснов, – Куйбышев отвел меня в сторону. – Я сейчас же свяжусь с товарищем Сталиным. Это выходит далеко за рамки обычной приемки заказа.
Головачев снова появился на полигоне:
– Леонид Иванович, со станции сообщают, первый состав с основным заказом уже на подходе.
Я кивнул. Теперь это было уже не так важно.
В углу цеха представители «Сталь-треста» торопливо покидали помещение. А Тухачевский, склонившись над образцами брони, уже обсуждал с экспертами возможности ее применения в танкостроении. Приемка прошла безупречно.
Уже на следующий день я приехал в Кремль. Ждать пришлось недолго. Через десять минут после приезда меня пригласили в кабинет главы государства.
Массивная дверь открылась бесшумно. Орджоникидзе, шедший впереди, приветственно кивнул Сталину, который стоял у окна, неторопливо раскуривая трубку.
– А, товарищ Краснов, – Сталин обернулся, в его глазах мелькнул интерес. – Наслышан о ваших новых разработках. Присаживайтесь, расскажите подробнее.
В кабинете пахло табаком и кожей. За окном виднелись золотые купола кремлевских соборов, залитые весенним солнцем. Куйбышев, уже ждавший здесь, раскладывал на столе папки с документами.
– Иосиф Виссарионович, – я начал доклад, – мы создали принципиально новую технологию производства специальных сталей. Трехслойная броня превосходит все мировые аналоги.
– Знаю, – Сталин прервал меня характерным жестом. – Читал отчет товарища Тухачевского. Особенно заинтересовали ваши снаряды. И турбинные лопатки, просто прекрасная вещь.
Он прошелся по кабинету, попыхивая трубкой:
– А что с бытовой техникой? Говорят, вы и морозильники собираетесь делать? – Сталин проявил неожиданный интерес.
– Да, товарищ Сталин. Мы уже изготовили первые образцы, – я сделал знак Орджоникидзе.
Серго кивнул, и два помощника вкатили в кабинет два элегантных белых агрегата с хромированными ручками.
– Это электрический холодильник нашей конструкции, – я подошел к первому аппарату. – Особая система охлаждения, бесшумная работа, температура до минус пяти градусов. Срок службы – минимум двадцать лет. А это, – я открыл дверцу второго устройства, – автоматическая стиральная машина. Сама стирает, сама полощет. С использованием наших специальных сталей и подшипников.
Сталин с явным интересом разглядывал технические новинки:
– И где же вы собираетесь их производить?
– Пока изготовили небольшую опытную партию. Десять холодильников и столько же стиральных машин. Хотели бы предложить их в качестве… эксперимента для руководства партии. Чтобы на практике убедились в качестве.
Орджоникидзе хитро прищурился:
– Смотри, Коба, а ведь удобная штука. Не надо лед с Москвы-реки возить.
Сталин задумчиво погладил усы:
– Значит, говорите, опытная партия… – Он вдруг улыбнулся. – Хорошо придумали, товарищ Краснов. И холодильник этот симпатичный. Оставьте пока здесь, в Кремле испытаем.
– И для товарища Куйбышева машинку отправьте, – добавил Орджоникидзе. – У него как раз супруга жаловалась, что с прачками беда.
Куйбышев смущенно кашлянул, но было видно, что идея ему понравилась.
– А когда массовое производство наладите? – спросил Сталин, все еще разглядывая холодильник.
– После выполнения военного заказа, товарищ Сталин. Уже есть план организации отдельного завода бытовой техники.
– Хорошо, – он снова остановился у окна. – Очень хорошо. Надо готовить на экспорт. Но сначала надо выполнить военный заказ. Тот самый, что не смог осилить «Сталь-трест».
Орджоникидзе подал знак, и Куйбышев начал зачитывать цифры:
– Сто двадцать миллионов рублей. Тридцать миллионов авансом. Срок – шесть месяцев.
– Справитесь? – Сталин внимательно посмотрел на меня.
– Справимся, товарищ Сталин. Технология отработана, производство налажено.
– А если не справитесь? – в его голосе появились жесткие нотки.
– Тогда отвечу лично. Всем, что имею.
– Опять? – Сталин усмехнулся. – Мне докладывали, что вы в прошлый раз свой особняк продали, в коммуналке жили. Но все равно рисовали по ночам чертежи.
Он снова прошелся по кабинету:
– Вот что, товарищ Краснов. Даю вам этот заказ. И аванс. Но есть еще одно дело… – он сделал паузу. – Нам нужны свои автомобили. Не эти американские «форды», а наши, советские. И грузовики, и легковые. Справитесь с военным заказом – займетесь машиностроением.
– Машиностроением? – я невольно подался вперед.
– Да, – Сталин кивнул. – Построите автомобильный завод. Большой, современный. С конвейером, как у Форда, только лучше. И с вашими новыми технологиями.
Он подошел к столу:
– Но это потом. Сначала – военный заказ. Сроки сжатые, ответственность большая. – Он взял папку с документами. – Вы понимаете, товарищ Краснов, что теперь от вас зависит не только броня и снаряды? Речь идет о новом пути развития всей промышленности.
Я встретил его пристальный взгляд:
– Понимаю, товарищ Сталин. Не подведу.
– Верю, – он кивнул. – Серго, – обратился он к Орджоникидзе, – распорядись насчет аванса. И помоги товарищу Краснову с материалами. А вы, – он повернулся ко мне, – через неделю представьте подробный план работ. С графиками, сроками, расчетами.
Когда мы выходили из кабинета, Орджоникидзе тихо шепнул:
– Ты произвел на него впечатление. Особенно этой историей с коммуналкой. Он таких людей ценит, которые не ради денег работают.
На Кремлевской площади было солнечно и тихо. Куйбышев, на прощание пожимая мне руку, улыбнулся:
– Ну что, начинаем новое сотрудничество?
Я кивнул. В голове уже крутились чертежи новых цехов. Впереди столько работы… Но сначала нужно выполнить этот заказ. И выполнить блестяще.
Степан уже ждал у ворот с заведенным «Фордом». Скоро, очень скоро такие машины будут делать на нашем собственном заводе. Но это потом. А сейчас на завод, готовить план работ. Времени в обрез, а дел невпроворот.
Глава 16
Рождение новой империи
Майское утро заливало светом просторный кабинет Орджоникидзе в здании ВСНХ на Варварке. За распахнутыми окнами доносился перезвон кремлевских курантов и гомон толпы, как будто Москва все еще отмечала Первомай. На массивном столе красного дерева были разложены папки с документами, карты заводов, схемы производственных связей.
Серго, в неизменной белоснежной рубашке с подтяжками, быстро просматривал последние бумаги. Рядом с ним замер молодой референт с золотым «Паркером» наготове.
Я стоял у огромной карты СССР, где цветными флажками были отмечены все предприятия нового объединения. От Ленинграда до Кузбасса, от Подмосковья до Урала – впечатляющая промышленная империя.
– Ну что ж, товарищ Краснов, – Орджоникидзе поднял глаза от бумаг, – документы готовы. Сегодня подписываем приказ о создании единого промышленного объединения под вашим руководством.
В этот момент дверь распахнулась. На пороге появился взъерошенный Беспалов, за ним маячила фигура Казакова.
– Товарищ нарком! – Беспалов бросился к столу. – Это незаконно! Мы требуем пересмотра решения!
Серго даже не повернул головы:
– На каком основании, позвольте узнать?
– Мы… мы подготовили новый план модернизации! – Беспалов лихорадочно выхватил из портфеля смятые листы. – И договорились о кредите.
– С кем договорились? – Орджоникидзе наконец поднял взгляд. – С теми же немецкими банкирами, что помогли вам успешно завалить оборонный заказ?
В приемной послышался шум. Вошел Рыков, как всегда безупречно одетый, но с явными следами бессонной ночи на осунувшемся лице.
– Серго, – начал он примирительно, – давай посмотрим на это с точки зрения принципов НЭПа. Частная инициатива всегда должна превалировать.
– Какая частная инициатива? – перебил его Орджоникидзе. – Проваленные заказы? Махинации с векселями? Или может, диверсии на железной дороге?
Рыков побледнел:
– Это голословные обвинения…
– Вот акты ОГПУ, – Серго выложил на стол новую папку. – Вот заключение военной приемки. Вот результаты финансовой проверки. Что еще нужно?
В кабинете повисла тяжелая тишина. Только тиканье старинных часов на стене отмеряло секунды.
– Товарищ Орджоникидзе, – снова подал голос Беспалов, но уже гораздо тише, – может быть, хотя бы частичное сохранение активов?
– Все решено, – Серго взял ручку. – Единое объединение под руководством товарища Краснова. С прямым подчинением наркомату. Возражения есть?
Рыков молча направился к выходу. Беспалов с Казаковым, понурившись, последовали за ним.
– Распишитесь здесь, Леонид Иванович, – Орджоникидзе протянул мне документы. – Об ознакомлении.
Я взял перо. На гербовой бумаге четко виднелось: «Приказ о создании Государственного объединения металлургической и машиностроительной промышленности».
– Кстати, – Серго улыбнулся, – там внизу ждет Пирогов. Говорит, хочет обсудить с вами модернизацию уральских заводов. Это очень срочно.
Я кивнул. Пирогов – блестящий инженер, его переход к нам станет еще одним ударом по бывшему «Сталь-тресту». Одновременно он поможет вникнуть в дела компании.
– И вот еще что, – Орджоникидзе понизил голос. – Руководство очень довольно вашими морозильниками. Впервые за много лет спим спокойно, продукты не портятся.
За окном снова зазвенели куранты. Я улыбнулся.
– Очень рад слышать.
Солнце клонилось к закату, окрашивая стены центрального заводоуправления в теплые медовые тона. В просторном кабинете с высокими потолками и массивными дубовыми панелями тихо, только шелест бумаг да негромкое тиканье напольных часов «Павел Буре» нарушали вечернюю тишину.
Я стоял у огромной карты, занимавшей целую стену. Разноцветные флажки отмечали предприятия нового объединения. Красные – действующие заводы, синие – месторождения, зеленые – научные центры. Тонкие нити протянулись между ними, обозначая производственные связи.
Котов, по-прежнему в неизменном сюртуке старого покроя, раскладывал на столе очередные папки с документами:
– Вот, Леонид Иванович, полная опись имущества. Начнем с московского куста?
Я кивнул, прослеживая пальцем линии на карте:
– Наш головной завод, бывшие предприятия Крестовского – Московский металлургический, Коломенский сталелитейный, Подольский механический… – я сделал паузу. – Как там у них дела?
– Запущены донельзя, – Котов поправил пенсне. – На Коломенском половина мартенов требует капитального ремонта. В Подольске износ оборудования под восемьдесят процентов. Я уже вам докладывал, сколько потребуется на модернизацию. В Наркомтяжпроме смету уже согласовали. Быстро они, однако…
– Серпуховский арматурный и Тульский металлообрабатывающий в чуть лучшем состоянии, – продолжил я, переводя взгляд севернее. – А вот ленинградский куст…
– О-о, это особая история, – Котов достал новую папку. – Путиловский завод, «Большевик», «Русский Дизель» – серьезные мощности. Но тоже требуют серьезной модернизации.
В кабинет вошел Сорокин с кипой чертежей:
– Леонид Иванович, мы с Величковским набросали предварительный план автоматизации путиловских цехов. Чтобы внедрить нашу систему управления, потребуется месяц.
– Погоди, Александр, – я поднял руку. – Давай по порядку. Василий Андреевич, что у нас на Урале?
Котов развернул огромную ведомость:
– Нижнетагильский куст: металлургический, механический №183, Высокогорский завод плюс рудники. В Златоусте – металлургический комплекс, оружейная фабрика, инструментальный. Ижевский оружейный… – он перевернул страницу. – Мотовилихинские заводы в Перми, Верх-Исетский металлургический…
– А сырьевая база?
– Высокогорское месторождение железной руды, Бакальские рудники, хромовые месторождения, – Котов сверился с бумагами. – В Кузбассе – угольные шахты, в Подмосковье тоже свой уголь.
Я указал на зеленые метки, где отмечены научные центры:
– Так, что у нас с исследовательской базой? Центральная московская лаборатория, Уральское конструкторское бюро, Златоустовский центр… – я провел пальцем по карте. – Ленинградский физтех, ЦАГИ…
В дверь постучали. Вошел Головачев:
– Леонид Иванович, звонили из Нижнего Новгорода. Сормовский завод просит уточнить план поставок.
– Да, Сормово, конечно, – я вернулся к карте. – И еще Коломенский машиностроительный, Балашихинский литейно-механический, Брянский…
Я отошел на несколько шагов, охватывая взглядом всю карту. Огромная промышленная империя, раскинувшаяся от Балтики до Урала. Тысячи рабочих, десятки заводов, шахты, рудники, научные центры…
– Ну что ж, – я повернулся к своим помощникам, – задача ясна. Нужно все это хозяйство привести в порядок и наладить работу как единого механизма. Сорокин, где там ваши планы автоматизации?
– Вот, – он разложил чертежи. – Начнем с Путиловского…
За окном окончательно стемнело. В цехах головного завода загорелись огни, начиналась ночная смена. Где-то там, за сотни километров, также работали другие предприятия объединения. Теперь все это нужно было заставить работать как один отлаженный организм.
Я снова посмотрел на карту. На столе лежал приказ о крупнейшем военном заказе. Впереди предстояла грандиозная работа.
– Все готово к техническому совету на завтра? – спросил я. – Туда прибудут представители всех компаний.
Назавтра в большом конференц-зале заводоуправления было непривычно многолюдно. Вдоль длинного стола красного дерева расположились главные инженеры всех предприятий объединения. В воздухе висел привычный запах чертежной бумаги, папиросного дыма и крепкого чая из начищенного до блеска самовара в углу.
Я стоял у доски, испещренной схемами и формулами, когда дверь открылась. Вошел Пирогов, высокий седой инженер в отлично сшитом костюме. А следом за ним…
У меня перехватило дыхание. Анна. В строгом сером костюме, с собранными в тугой узел волосами. Она замерла на пороге, увидев меня, и краска схлынула с ее лица.
– Прошу прощения за опоздание, – Пирогов, не замечая возникшего напряжения, прошел к столу. – Позвольте представить моего технического консультанта, Анну Сергеевну Волжанскую. Она помогала нам с немецкой документацией в Сталь-тресте. А это Леонид Иванович Краснов, директор всего объединения. Ну, ты слышала о нем наверняка, Анна.
Девушка прожгла меня взглядом.
– Да, было дело, – процедила она и медленно прошла к дальнему концу стола, старательно избегая моего ответного взора. Ее пальцы, державшие папку с бумагами, слегка дрожали.
– Итак, коллеги, – я вернулся на место и заставил себя сосредоточиться на деле, – переходим к обсуждению модернизации уральских предприятий. Николай Александрович, вам слово.
Пирогов развернул чертежи:
– Начнем с Нижнетагильского комбината. Мартеновский цех требует полной реконструкции. Предлагаю внедрить новую систему автоматизации,которая так хорошо показала себя на ваших предприятиях.
Я слушал его доклад, но краем глаза невольно наблюдал за Анной. Она делала пометки в блокноте, иногда тихо переговариваясь с сидевшим рядом Величковским. Один раз наши взгляды случайно встретились, и она тут же отвернулась к окну.
– А что с прокатным производством? – спросил я, когда Пирогов закончил первую часть доклада.
– Здесь у нас есть интересное предложение, – он кивнул Анне. – Анна Сергеевна, покажите, пожалуйста, схемы немецких станов.
Она поднялась, все так же не глядя на меня, и подошла к доске. Ее голос, чуть охрипший от волнения, был предельно деловым:
– В документации Круппа мы обнаружили принципиально новую систему калибровки валков…
Я смотрел, как она уверенно чертит схемы, дает пояснения, отвечает на вопросы. Такая знакомая и одновременно чужая. Где та восторженная девушка, мечтавшая о полетах?
– Леонид Иванович! – голос Сорокина вернул меня к реальности. – Как вы считаете, сможем внедрить такую систему на всех прокатных станах?
– Да, конечно, – я кивнул, возвращаясь к чертежам. – Более того, предлагаю объединить ее с нашей системой автоматического контроля.
Совещание продолжалось еще несколько часов. Обсуждали модернизацию Златоуста, реконструкцию Ижевска, новые технологии для Мотовилихи. Анна больше не выступала, только изредка что-то записывала в блокнот.
Когда все начали расходиться, она быстро собрала свои бумаги и направилась к выходу. Я попытался перехватить ее у дверей:
– Анна Сергеевна…
– Не стоит, – она остановилась, все еще не глядя на меня. – Я все поняла. Блестящая операция, Леонид Иванович. Использовать мои чувства для получения информации… – ее голос дрогнул. – Что ж, поздравляю с победой.
– Анна, позвольте объяснить…
– Не нужно, – она наконец подняла глаза, и я увидел в них боль пополам с гневом. – Завтра я подаю на увольнение. Я надеюсь больше никогда не видеть вас. Никогда в этой жизни.
Она быстро вышла, оставив после себя легкий аромат духов и тяжесть в груди.
– Простите, Леонид Иванович, – Пирогов появился в дверях. – Я не знаю, что с ней стряслось. Она у нас лучший специалист по технической документации.
– Ничего, Николай Александрович, – я через силу улыбнулся. – Вы же слышали – она уезжает. Так что давайте вернемся к делам. Что там у вас по мартеновскому цеху?
За окнами темнело. В цехах зажигались огни. Где-то гудел паровоз, увозивший первую партию военного заказа. Когда я закончил совещание и остался один, то долго стоял у доски, глядя на схемы, начертанные знакомым изящным почерком.
Через два дня вечерняя Ходынка встретила меня тишиной и запахом свежескошенной травы. Закатное солнце золотило крылья учебных «Авро» на дальней стоянке.
Все это время я безуспешно пытался увидеться с Анной. Она не отвечала на звонки, не приходила на технические совещания, передавая документы через помощников.
И вот сегодня Мышкин доложил. Она будет в аэроклубе, последний тренировочный полет перед увольнением.
Я увидел ее силуэт возле ангара. Анна стояла спиной ко мне, в кожаной летной куртке, рассматривая что-то в планшете с полетными картами.
– Анна Сергеевна…
Она вздрогнула, но не обернулась:
– Я просила больше не искать встреч.
– Выслушайте меня. Всего пять минут.
– Зачем? – она наконец повернулась, и я увидел, как окаменело ее лицо. – Чтобы объяснить, как ловко вы использовали мое увлечение авиацией? Как через меня получали информацию о «Сталь-тресте»? Ловко, очень ловко. Какая же я дура, что поверила вам.
– Все не так…
– А как? – в ее голосе зазвенела ярость. – Может, расскажете, как специально подстроили нашу «случайную» встречу? Как изображали интерес к полетам? Как…
Она осеклась, сжав губы в тонкую линию.
– Да, я использовал информацию, – я шагнул ближе. – Но мои чувства к тебе были настоящими. И сейчас…
– Не надо! – она выставила ладонь, словно защищаясь. – Я не хочу больше слышать ни слова. Ты… – она с горечью усмехнулась и снова перешла на «ты». – Ты даже имя мне свое настоящее не назвал.
– Анна…
– Знаешь, что самое обидное? – она подняла на меня потемневшие глаза. – Я ведь действительно верила тебе. Когда ты говорил о небе, о мечтах, о будущем… Верила, как никому на свете. А оказалось, что это просто часть большой игры.
В стеклах ангара отражался закат. Где-то вдалеке урчал мотор очередного взлетающего «Авро».
– Завтра я улетаю, – она застегнула планшет. – Месье Блерио предложил место в школе летчиков-испытателей. Буду проверять новые машины, – ее голос дрогнул. – Там, по крайней мере, все честно – только я и небо.
– Ты же знаешь, это опасно…
– Опаснее, чем довериться тебе? – она горько усмехнулась. – Вряд ли.
К ангару подрулил «Авро-504» с инструктором:
– Анна Сергеевна, ваша очередь!
Она подхватила шлем:
– Прощай, Леонид. Или как тебя там на самом деле… Желаю успехов с твоей промышленной империей. Ты далеко пойдешь. Вот только больше не лезь ко мне.
– Анна! – я схватил ее за руку. – Прошу тебя…
Она мягко, но решительно высвободилась:
– Все кончено. И знаешь… – она помедлила у кабины самолета. – Я рада, что узнала правду. Теперь не нужно больше притворяться.
«Авро» взревел мотором. Я смотрел, как самолет выруливает на взлетную полосу, как отрывается от земли, набирая высоту в закатном небе. Анна даже не обернулась.
Когда стих гул мотора, я еще долго стоял у ангара. В кармане лежало приглашение на техсовет, где она должна была делать доклад о немецких технологиях. Теперь этот листок стал просто бумажкой.
Потянуло вечерней прохладой. Где-то за ангарами механики готовили машины к завтрашним полетам. А я все смотрел в темнеющее небо, где растаял силуэт самолета. Туда, куда улетела моя последняя надежда все исправить.
Степан ждал у ворот аэродрома с заведенной машиной. Нужно возвращаться на завод, военный заказ требовал полной отдачи. Но почему-то впервые за долгое время победа казалась горькой.
Когда на Москву опустилась ночь, в моем рабочем кабинете по-прежнему горел свет. За окном расстилалась панорама завода. Яркие электрические огни в цехах, где шла ночная смена, красноватые отблески мартенов, маневровый паровоз, развозящий материалы по узкоколейке.
Я склонился над картами и схемами, разложенными на массивном столе красного дерева. Вот они – владения созданной промышленной империи. От Ленинграда до Урала, от Поволжья до Кузбасса. Путиловский гигант, златоустовские заводы, нижнетагильский комплекс, сормовские мощности…
Где-то в ящике стола лежала свежая телеграмма из Франции – Анна благополучно добралась до школы Блерио. Я намеренно не стал ее доставать. Хватит. Прошлое осталось в прошлом.
В дверь осторожно постучали. Вошел Сорокин с кипой чертежей:
– Леонид Иванович, мы с Величковским доработали схему автоматизации мартеновских цехов. Взгляните.







