Текст книги "Ответный удар (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

В висках стучала предательская мысль: а может, все-таки не стоит? Может, есть другой способ? Но я задавил эти сомнения. На войне как на войне. А это война, пусть и без выстрелов. И в этой войне все средства хороши.

* * *

– Идем! – сейчас она потянула меня к самолету, не в силах больше ждать. – Надо сначала хотя бы посмотреть поближе.

Ага, она еще не до конца поверила в возможность полета. В прошлый раз, во время знакомства, я уже покатал ее на самолете. В небе над Москвой.

Теперь следующий шаг это дать ей возможность самой усесться за штурвал. Вполне логичное решение.

– Можно не только посмотреть, – я помог ей надеть кожаный шлем и очки-консервы. Летный комбинезон, который я заранее приготовил, оказался ей чуть великоват, но это только добавляло очарования.

«Авро» поблескивал свежей краской в утреннем свете. Я помог Анне забраться в кабину, попутно объясняя назначение приборов. Она слушала с жадным вниманием, то и дело перебивая вопросами, точными, профессиональными. Настоящий технарь, несмотря на внешнюю хрупкость.

Устраиваясь в кабине позади нее, я на мгновение прикрыл глаза. Вспомнил как она рассказывала о папках с грифом «Совершенно секретно», лежащих на ее рабочем столе в конструкторском бюро «Сталь-треста». Там, среди чертежей и расчетов, наверняка есть ответы на мои вопросы. Надо только разговорить ее. Сегодня, после полета, когда эмоции будут зашкаливать…

– Готова? – спросил я, берясь за рычаги управления.

– Да! – в ее голосе звенело такое неприкрытое счастье, что все мои сомнения на миг отступили.

Двигатель заревел, винт закрутился, размазываясь в сверкающий диск. «Авро» начал разбег по траве Ходынского поля.

«Прости меня», – мысленно повторил я, когда земля ушла вниз и Москва раскинулась под нами причудливым узором улиц и площадей.

А впереди было только небо. И ее счастливый смех, доносившийся сквозь рев мотора.

Москва проваливалась вниз, превращаясь в игрушечный макет. Анна восторженно вскрикнула, когда «Авро» сделал первый вираж, и я почувствовал, как она инстинктивно вжалась в меня.

– Потрясающе! – кричала она, перекрывая рев мотора. – А можно еще выше?

– Можно все! – я повел машину вверх, к редким весенним облакам.

Она была создана для неба, это чувствовалось в каждом ее движении, в каждом возгласе. Когда я передал ей управление, она справилась почти без подсказок.

– Смотри, вон Кремль! – Анна слегка повернула голову. – А там Москва-река! Господи, как же красиво!

– Хочешь научиться сама водить самолет? – я наклонился к ее уху, чувствуя знакомый аромат жасмина от ее волос.

– Еще спрашиваешь! – она рассмеялась, и в этом смехе было столько счастья, что все мои коварные замыслы на миг отступили куда-то далеко – Это же мечта всей моей жизни!

Мы летали почти час. Я показал ей основные приемы пилотирования, дал почувствовать машину. Она схватывала на лету, словно всю жизнь только этим и занималась.

– А теперь держись! – предупредил я, закладывая крутой вираж.

Анна взвизгнула от восторга, когда горизонт встал вертикально. Ее рука непроизвольно легла на мою, сжимающую ручку управления.

Внизу проплывала весенняя Москва – пестрая мозаика крыш, церковных куполов, заводских труб. Сейчас, в небе, все мои земные дела казались такими далекими и неважными.

– Знаешь, – Анна откинулась на меня, когда мы выровняли самолет, – я никогда не была так счастлива. Даже не верится, что это происходит на самом деле.

Я молча поцеловал ее в шею над воротником кожаной куртки. Она была такой живой, такой настоящей в этот момент.

Заход на посадку мы сделали вместе. Мои руки поверх ее рук на рычагах управления. «Авро» мягко коснулся земли, подпрыгнул и покатился по траве Ходынского поля.

– Ну как? – спросил я, помогая ей выбраться из кабины.

Вместо ответа она повисла у меня на шее. Глаза сияли, щеки раскраснелись, растрепанные волосы выбились из-под шлема.

– Это было… это было… – она не находила слов. – Спасибо тебе! Ты даже не представляешь, что ты для меня сделал!

– Полетим еще? – спросил я, глядя в ее сияющие глаза.

– Хоть каждый день! – она рассмеялась. – Знаешь, я, кажется, окончательно влюбилась. И не только в небо…

Я притянул ее к себе, чувствуя, как колотится ее сердце. Где-то в глубине души шевельнулось знакомое чувство вины, но я заглушил его поцелуем.

После посадки мы еще долго бродили по Ходынскому полю. Анна не могла успокоиться. Щебетала без умолку, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать меня. Ее глаза сияли, а голос звенел от переполнявших эмоций.

– Поехали ко мне? – вдруг предложила она, прижавшись всем телом. – У меня есть бутылка французского шампанского. Давно берегла для особого случая.

В ее взгляде читалось такое откровенное желание, что у меня перехватило дыхание. Я молча кивнул и помог ей сесть в «Паккард», специально арендованный для этого случая.

Всю дорогу она не отпускала мою руку, то и дело вспоминая детали полета. Квартира Анны встретила нас уютным полумраком и запахом жасмина. Она включила только маленькую лампу под зеленым абажуром, достала пыльную бутылку «Вдовы Клико».

– Сейчас… – прошептала она, но я не дал ей договорить.

Поцелуй вышел жадным, требовательным. Анна ответила с неожиданной страстью, видимо, полет раскрепостил ее окончательно. Ее руки лихорадочно расстегивали пуговицы моей рубашки.

– Подожди… – выдохнула она. – Надо хоть шампанское открыть…

– К черту шампанское, – я подхватил ее на руки.

Она рассмеялась, обвив мою шею руками:

– Знаешь, после неба… все чувствуется особенно остро. Словно я заново родилась.

Мы не дошли до спальни, опустились прямо на диван в гостиной. Анна дрожала под моими руками, тихонько постанывая. От ее прикосновений кружилась голова.

Потом, уже в спальне, мы все-таки открыли шампанское. Пузырьки щекотали нос, а Анна, завернувшись в простыню, рассказывала о своих впечатлениях.

Пламя свечей отбрасывало причудливые тени на стены спальни. Анна лежала, положив голову мне на грудь, ее растрепанные волосы щекотали кожу. От нее пахло небом, весной и немного шампанским.

– О чем думаешь? – спросил я, рассеянно перебирая пряди ее волос.

– О полете, – она мечтательно улыбнулась. – Знаешь, когда мы были там, в небе… Я вдруг поняла, какой мелкой и ненужной кажется вся эта возня в конторе.

– Какая возня? – я старался, чтобы вопрос прозвучал как можно более небрежно.

Анна приподнялась на локте. В мерцающем свете свечей ее лицо казалось совсем юным.

– Да эти бесконечные интриги… – она поморщилась. – Представляешь, Казаков совсем с ума сошел. Вчера орал на Беспалова при всех, требовал немедленно начать устроить проверки на заводах Краснова.

Я замер, но продолжал рассеянно поглаживать ее плечо:

– А Беспалов что?

– А Беспалов, – она фыркнула, – заявил, что рано. Что нужно дождаться результатов испытаний. Они чуть не подрались! – Анна тихонько рассмеялась. – Два солидных человека, а устроили базар как на Сухаревке.

– И что не поделили? – я притянул ее ближе.

– Да кто их разберет… – она потянулась за папиросой. – Казаков кричал что-то про какие-то векселя, про то, что время уходит. А Беспалов ему в ответ, что если спугнуть дичь раньше времени – весь план насмарку.

Я чувствовал, как гулко стучит сердце. Вот оно. Но нельзя торопиться.

– Забавно, – я потянулся за бутылкой шампанского. – Выпьем за небо?

– За небо! – она сделала глоток прямо из горлышка. – Знаешь, а ведь Пирогов, наш технический директор, тоже против этой авантюры. Говорит, что Краснов единственный человек, кто действительно двигает отрасль вперед.

– Вот как? – я приподнял бровь.

– Ага! – она прижалась ко мне. – Вчера он долго говорил с нами, с инженерами, показывал какие-то расчеты… Технология Краснова действительно лучше нашей. А эти двое, Казаков и Беспалов, хотят просто уничтожить конкурента. Причем Казаков торопится, потому что ему срочно нужны деньги – он проигрался в карты какому-то немцу.

Я молча слушал, запоминая каждое слово. Картина постепенно складывалась.

– А документы? – спросил как бы между прочим. – Там же наверняка куча бумаг по этому делу?

– Ой, не говори! – она махнула рукой. – Три сейфа! Представляешь, у них даже специальная папка есть, называется «Операция К». Вся документация по заводам Краснова, планы проверок, компромат… Беспалов держит ее в личном сейфе.

Я поцеловал ее, чтобы скрыть промелькнувшую на лице улыбку. Вот оно. Теперь я знаю, где искать.

– Ты замерзла, – я набросил на ее плечи простыню. – Может, еще шампанского?

– Нет, – она потянулась ко мне. – Лучше поцелуй меня еще раз. И пообещай, что мы снова полетим!

– Обещаю, – прошептал я, привлекая ее к себе.

А в голове уже выстраивался план. Казаков проигрался и торопится. Беспалов медлит. Пирогов против. Документы в сейфе… Прекрасная возможность для контрудара.

Но об этом можно подумать завтра. А сейчас… сейчас были только мы двое, свечи и воспоминания о полете.

Я вернулся на завод далеко за полночь. Анна уснула, разметавшись по подушке, а я еще долго смотрел на нее, прежде чем уйти. Во сне она казалась совсем девочкой, доверчивой, беззащитной.

В кабинете было темно и холодно. Я налил себе коньяка и начал раскладывать информацию по полочкам. Итак, что мы имеем?

Казаков проигрался немцам и торопится с операцией против меня. Значит, он сейчас самое слабое звено, загнанный в угол человек способен на отчаянные поступки. И на предательство тоже.

Беспалов более осторожен, действует по какому-то плану. Все документы в его личном сейфе… Но если Казаков достаточно напуган, он может пойти на то, чтобы выкрасть эти бумаги.

Я достал блокнот, начал набрасывать план:

Первое. Через подставных лиц передать Казакову информацию, что немцы готовы огласить его карточные долги.

Второе. Намекнуть, что Беспалов ведет двойную игру и готовит документы для его устранения.

Третье. Организовать «случайную» встречу с Пироговым, технический директор может стать союзником.

Коньяк медленно согревал. За окном светало. Где-то в глубине души шевельнулось сожаление об Анне, но я отогнал эти мысли. В конце концов, я действительно дал ей то, о чем она мечтала – небо.

Я снял телефонную трубку:

– Мышкин? Нужно срочно встретиться. Есть информация по «Сталь-тресту». И еще – найди досье на некоего немца, который держит игорный дом на Тверской. Кажется, пришло время устроить еще одну небольшую панику в стане врага.

План складывался сам собой: стравить Казакова с Беспаловым, поддержать Пирогова, который выступает против травли моих заводов, а потом… потом нанести решающий удар, когда они окончательно перегрызутся между собой.

Я подошел к окну. Первые лучи солнца золотили крыши Москвы. Где-то там, на Ходынском поле, уже готовились к новому дню самолеты. Анна наверняка проснется с мыслями о вчерашнем полете.

Взяв чистый лист бумаги, я начал писать инструкции для Мышкина. Нужно действовать быстро, пока информация свежая. Пока Казаков в панике из-за карточных долгов. Пока Беспалов уверен в своей неуязвимости.

Глава 9

Раскол

В дальнем кабинете «Метрополя» пахло дорогими сигарами и трюфелями. Герр Штольц, грузный немец с моноклем и аккуратно подстриженными седыми усами, задумчиво разглядывал карточные долги Казакова, разложенные на крахмальной скатерти.

– Так-так… – он прищурился сквозь монокль. – Семь тысяч золотом. Приличная сумма, майн либер фройнд.

Я молча кивнул. Штольц, в прошлом банкир из Гамбурга, а ныне хозяин подпольного игорного дома на Тверской, был частым гостем в высших кругах Москвы. Его заведение пользовалось определенной репутацией, а связи простирались от немецкого посольства до ОГПУ.

– И наш дорогой герр Казаков, – Штольц аккуратно промокнул губы салфеткой, – совершенно не имеет возможности погасить этот долг?

– Увы, – я отхлебнул рейнского. – Но у него есть… другие возможности. Скажем, доступ к определенным документам.

Немец понимающе усмехнулся:

– О, конечно, высоко сидящие люди имеют много возможностей. Очень интересные документы могут достать, не так ли?

Я достал плотный конверт:

– Здесь две тысячи золотом. Еще три – после того, как Казаков получит нужное стимулирование.

– Майн готт! – Штольц театрально всплеснул руками. – Вы предлагаете мне шантажировать почтенного человека?

– Боже упаси, – я улыбнулся. – Просто намекните, что в случае неуплаты вы будете вынуждены передать расписки его руководству. И, возможно, обмолвитесь, что Беспалов очень интересуется его карточными долгами.

Немец откинулся в кресле, сквозь монокль разглядывая игру света в бокале:

– А ведь это правда, кстати. Беспалов действительно наводил справки о долгах своего заместителя.

– Вот видите, – я подвинул конверт ближе. – Вам даже не придется лгать. Просто нужно донести до Казакова определенную информацию.

Штольц неторопливо пересчитал деньги, аккуратно убрал их в портфель из крокодиловой кожи:

– Положимся, скажем… на послезавтра? В моем заведении как раз большая игра. Наш друг наверняка не устоит перед искушением отыграться.

– Прекрасно, – я поднялся. – И еще… намекните, что у вас есть выход на некоего покупателя, заинтересованного в документах из сейфа Беспалова.

Старый банкир понимающе кивнул:

– О, не беспокойтесь. У страха глаза велики, особенно когда речь идет о таких суммах. Думаю, наш друг очень быстро поймет, что единственный выход – это сделать то, что нам нужно.

– То есть просто пойти на сотрудничество, – закончил я за него. – Передайте, что покупатель готов не только простить долг, но и заплатить весьма щедро. Скажем, еще семь тысяч?

– Вы дьявол, – усмехнулся Штольц, поднимаясь. – Но я с удовольствием сыграю в вашей партии. Тем более что Казаков действительно задолжал мне кругленькую сумму.

Когда за немцем закрылась дверь, я еще некоторое время смотрел в окно на вечернюю Театральную площадь. Первая фигура расставлена. Теперь нужно организовать «случайную» встречу с Пироговым. А потом… потом пусть события развиваются сами собой.

За соседним столиком кто-то заказал шампанское. Знакомый хлопок пробки напомнил о недавнем вечере с Анной. Я тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Нет времени на сантименты – игра началась.

* * *

В жарком полумраке «дворянского» номера Сандуновских бань, называемого так по старинке, на мраморной скамье блаженно растянулся Казаков. Распаренное лицо раскраснелось, по вискам стекали капли пота. После вчерашней крупной игры у Штольца голова гудела, но горячий пар понемногу возвращал способность мыслить.

– Игорь Владимирович? Какая приятная встреча! – раздался за спиной вкрадчивый голос.

Казаков вздрогнул, обернулся. В клубах пара проступила массивная фигура Рудольфа Майера, компаньона Штольца.

– А… здравствуйте, – Казаков попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. После вчерашнего разговора со Штольцем любая встреча с немцами вызывала у него нервную дрожь.

– Как ваши дела? – Майер опустился рядом, промокая полотенцем багровую шею. – Герр Штольц вчера был очень озабочен некоторыми обстоятельствами.

Казаков почувствовал, как по спине, несмотря на жару, пробежал холодок:

– Какими же?

– О, всего лишь некоторые расписки… – Майер сделал паузу. – Кстати, вы знаете, что Алексей Петрович очень интересовался вашими… карточными успехами?

– Беспалов? – Казаков резко сел. – Откуда он узнал?

– У герра Штольца свои источники, – немец понизил голос. – И они утверждают, что в личном сейфе вашего руководителя уже готовится определенный документ. Очень неприятный документ, касающийся вашего отстранения.

Казаков побледнел, несмотря на банный жар:

– Не может быть…

– Увы, – Майер развел пухлыми руками. – Но возможно, у нас есть решение. Есть люди, готовые не только уладить вопрос с долгом, но и щедро заплатить. Скажем, семь тысяч золотом? За определенные бумаги из того самого сейфа.

В парилке повисла тяжелая тишина, нарушаемая только шипением воды на раскаленных камнях. Казаков лихорадочно соображал.

Семь тысяч. Целое состояние. Можно не только рассчитаться с долгами, но и обеспечить себе безбедное существование. А Беспалов… что ж, он сам виноват. Нечего плести интриги за спиной.

– И… как это будет выглядеть? – наконец хрипло спросил он.

– О, совершенно безопасно, – Майер достал из простыни портсигар. – Вы просто передадите нужные документы. Все остальное мы берем на себя. Включая ваши расписки у герра Штольца.

– Мне нужно подумать, – пробормотал Казаков.

– Конечно-конечно, – немец поднялся. – У вас есть время до завтра. Потом, боюсь, герр Штольц будет вынужден действовать иначе.

Когда за Майером закрылась дверь, Казаков еще долго сидел неподвижно, глядя в одну точку. В голове лихорадочно крутились обрывки мыслей.

Беспалов готовит его отстранение… Но как он узнал о долгах? Неужели следил? А документы… да, у него есть ключ от сейфа. Технически это возможно…

Он вытер пот дрожащей рукой. Решение нужно принимать быстро. Или он сам нанесет удар, или его уничтожат. Третьего не дано.

За окном банного номера догорал весенний день.

Капкан начал захлопываться.

* * *

В просторном читальном зале Политехнического музея пахло пылью, кожаными переплетами и типографской краской. Солнце, пробивающееся сквозь высокие окна, золотило корешки технических журналов. За дальним столом Николай Александрович Пирогов, технический директор «Сталь-треста», склонился над свежим номером «Metallurgische Zeitschrift».

Я «случайно» столкнулся с ним между стеллажами:

– Николай Александрович? Какая приятная встреча!

– А, Леонид Иванович, – Пирогов приподнялся, близоруко щурясь сквозь пенсне. – Тоже интересуетесь последними немецкими разработками?

– Да вот, читаю о новых методах термообработки, – я присел рядом, раскрывая папку с чертежами. – Кстати, как вам идея использования молибдена для повышения прокаливаемости?

Глаза Пирогова заблестели. Я точно знал его слабое место. Истинный технарь, он не мог устоять перед обсуждением новых технологий.

– Любопытно, очень любопытно… – он склонился над схемами. – А вы пробовали добавлять хром для стабилизации карбидной фазы?

– Конечно. Смотрите, – я развернул графики. – Вот результаты испытаний. Трехкратное повышение износостойкости.

– Поразительно! – Пирогов схватил карандаш, начал делать пометки на полях. – Знаете, я давно говорил Беспалову, что нужно двигаться в этом направлении. Но он только о прибылях думает, о сиюминутной выгоде.

Я сочувственно кивнул:

– Тяжело, наверное, когда руководство не понимает технических перспектив?

– Не то слово! – он досадливо поморщился. – Вот вы используете новейшие методы, внедряете автоматику, а у нас… Беспалов с Казаковым только интриги плетут, думают, как конкурентов задавить. А о развитии производства кто думать будет?

– Да, слышал что-то об этом, – я сделал вид, что погружен в расчеты. – Говорят, они какую-то масштабную проверку готовят?

Пирогов вздохнул:

– Целую папку документов собрали, представляете? А толку? Ваша технология все равно лучше, я же видел результаты испытаний.

– Кстати, о технологии, – я достал еще один чертеж. – Вот любопытная разработка по автоматизации мартеновских печей. Хотел с кем-нибудь посоветоваться. Может быть, вы подскажите.

Следующий час мы провели, склонившись над схемами. Пирогов все больше воодушевился, глаза его горели. Он был в своей стихии, среди формул, графиков, технических решений.

– Знаете что, – когда обсуждение подошло к концу, Пирогов снял пенсне, устало протер стекла. – Вы удивительный человек, Леонид Иванович. С вами можно говорить о настоящем деле, о будущем металлургии. А у нас… – он махнул рукой. – Беспалов только о сиюминутной прибыли думает.

Я помедлил, словно колеблясь:

– Николай Александрович… простите за личный вопрос. Как ваша дочь? Слышал, она в Германии, на лечении?

Пирогов заметно помрачнел:

– Плохо. Совсем плохо. Берлинские врачи говорят, нужна сложная операция. А Беспалов… – он горько усмехнулся. – Знаете, сколько раз я просил повысить жалование, помочь с переводом денег? «Не время», «Потом», «Сейчас другие приоритеты»…

– В клинике профессора Шмидта? – я как бы между прочим достал записную книжку.

– Да… – Пирогов удивленно поднял глаза. – А вы откуда знаете?

– Я хорошо знаком с профессором. Работали вместе, когда я был в Германии. Кстати, у него появились новые методы лечения. Очень перспективные.

Руки Пирогова заметно дрогнули:

– Правда? Но это же… это очень дорого.

– Николай Александрович, – я понизил голос. – Давайте начистоту. Мне нужен толковый технический руководитель. Вам нужна возможность заниматься настоящей наукой. И еще нужны средства на лечение дочери. Я готов авансом перевести необходимую сумму в берлинскую клинику.

– Но как же так? – он растерянно смотрел на меня. Хороший человек, даже слегка совестно вербовать такого.

– Очень просто. Вы переходите ко мне. Официально – через месяц-другой. А пока… можем начать неофициальное сотрудничество. Заодно подготовим почву для вашего ухода.

Пирогов долго молчал, глядя в окно. За стеклом догорал весенний день, на Лубянской площади зажигались первые фонари.

– Вы знаете, – наконец тихо сказал он. – Я ведь действительно устал. От интриг, от бесконечных проверок, от равнодушия Беспалова. Лизонька там совсем одна, в клинике… А здесь… – он махнул рукой. – Какая может быть наука, когда думаешь только о деньгах на лечение? Знаете что, – повторил он, снимая пенсне. – Плевать я хотел на все эти интриги. Давайте работать вместе. Неофициально, конечно. Тем более, что у меня есть интересные наработки по легированным сталям.

– Почему бы и нет? – я пожал плечами. – Наука не должна страдать от административных дрязг.

– Именно! – он решительно захлопнул журнал. – Я как раз заканчиваю исследование по хром-никелевым сплавам. Может, посмотрите?

– С удовольствием. Кстати, у меня в лаборатории недавно установили новый спектрограф. Можно провести детальный анализ, – я протянул руку. – Значит, договорились?

– Договорились, – он крепко пожал ее. – Тем более что ваши технологии действительно лучше. И знаете… – он впервые за весь разговор улыбнулся. – Даже на душе легче стало.

– Вот и прекрасно. Завтра же свяжусь с профессором Шмидтом. А вы пока… – я выразительно посмотрел на него.

– Понимаю, – кивнул Пирогов. – А я завтра же на совещании выскажу Беспалову все, что думаю о его методах работы. Пусть это станет первым шагом к моему уходу.

Когда он ушел, я еще некоторое время стоял у окна читального зала. План складывался идеально.

Теперь Пирогов будет работать не за страх, а за совесть. За жизнь дочери человек способен на многое. А уж если это совпадает с его научными интересами, тогда вообще не остановить.

Оставалось только ждать завтрашнего совещания. И готовить деньги для берлинской клиники. Обещания нужно выполнять. Тем более такие.

Еще один камень в фундамент раскола был заложен. Пирогов сам того не понимая, станет причиной серьезного конфликта в руководстве «Сталь-треста».

Когда он ушел, я еще некоторое время стоял у окна читального зала. Внизу, на Лубянской площади, сновали пролетки и автомобили. А здесь, среди книжных полок, витал особый дух технического прогресса – тот самый, который оказался сильнее любых интриг и подковерных игр.

Что ж, теперь остается только ждать. Казаков, загнанный в угол долгами, наверняка уже принял решение. Пирогов готов выступить против политики руководства. А Беспалов… Беспалов скоро обнаружит, что его тщательно выстроенная система начинает рассыпаться.

* * *

В кабинете Беспалова, просторном помещении с видом на Мясницкую, царила гнетущая атмосфера. Только что закончилось техническое совещание, и последние его отголоски еще висели в воздухе вместе с сизым папиросным дымом.

– Что вы себе позволяете, Николай Александрович? – Беспалов медленно поднялся из-за массивного дубового стола. – Как прикажете понимать ваше выступление?

Пирогов упрямо поправил сползающее пенсне:

– Я всего лишь изложил техническую точку зрения, Алексей Петрович. Краснов действительно опережает нас в технологиях. Вместо того чтобы тратить силы на проверки и дискредитацию, нужно развивать производство.

– Вы это говорите… – Беспалов побагровел. – При всех! На совещании! Да еще в присутствии представителя ВСНХ!

Казаков, до этого молча стоявший у окна, нервно закурил. Его пальцы заметно дрожали.

– А что такого? – Пирогов пожал плечами. – Я инженер, а не интриган. И если вижу техническое превосходство конкурента, прямо готов признать это.

– Вон! – рявкнул Беспалов. – С вами мы еще отдельно побеседуем!

Когда за техническим директором закрылась дверь, Беспалов повернулся к Казакову:

– А вы что молчите? Это же удар по всей операции! Нужно срочно разобраться с этим.

– Да-да, конечно, – рассеянно отозвался тот, избегая смотреть начальнику в глаза. – Я займусь…

– Что с вами последние дни? – Беспалов прищурился. – Вы сами не свой. То опаздываете на совещания, то документы теряете…

– Устал просто, – Казаков отвернулся к окну. «Семь тысяч золотом– стучало в висках. – Ключ от сейфа. Сегодня ночью. Другого шанса не будет».

– Кстати, – Беспалов взял со стола какую-то бумагу. – Мне тут доложили странную вещь. Вы не знаете некоего герра Штольца?

Казаков похолодел:

– Н-нет… А что?

– Да вот, говорят, вы частый гость в его заведении, – Беспалов постучал пальцем по бумаге. – И суммы там фигурируют интересные.

В этот момент в кабинет без стука влетел встрепанный секретарь:

– Алексей Петрович! Там Пирогов…

– Что еще?

– Он только что написал заявление об уходе. И… – секретарь замялся. – Он забрал все свои расчеты по новым маркам стали.

Беспалов грохнул кулаком по столу:

– Что здесь происходит⁈ Казаков, немедленно решите этот вопрос.

Но его заместитель, бормоча что-то о срочных делах, уже выскользнул за дверь.

Оставшись один, Беспалов тяжело опустился в кресло. Что-то неуловимо менялось в последние дни. Пирогов, всегда такой лояльный, вдруг выступает против. Казаков явно что-то скрывает. А тут еще эти слухи о его карточных долгах.

Он подошел к сейфу, провел рукой по холодному металлу. Здесь, за стальной дверцей, лежала папка с документами, плод многомесячной работы по сбору компромата на Краснова. Но теперь появилось нехорошее предчувствие.

В приемной звонил телефон, за окном шумела вечерняя Москва. А в кабинете Беспалова, среди красного дерева и бронзы, витало ощущение надвигающейся беды. Словно первые трещины пробежали по тщательно выстроенной системе, предвещая скорый обвал.

Он еще раз проверил замок сейфа и вышел, плотно прикрыв дверь. «Нужно усилить охрану, – подумал Беспалов. – И присмотреться к Казакову повнимательнее. Что-то здесь не так…»

Когда ночь окутала особняк «Сталь-треста» на Мясницкой плотной апрельской темнотой. В пустых коридорах гулко отдавались шаги ночного сторожа. Казаков, притаившийся за массивной портьерой, дождался, когда стихнет скрип половиц, и бесшумно скользнул к кабинету Беспалова.

Ключ, которым он пользовался уже не первый год, легко вошел в замок. Внутри пахло кожей кресел и «Герцеговиной Флор», любимыми папиросами начальника. Лунный свет, пробивавшийся сквозь незашторенные окна, серебрил массивный сейф в углу.

Руки предательски дрожали, когда он набирал комбинацию. Цифры знакомо щелкали под пальцами: 7−14–23… Беспалов так и не сменил код с прошлого года.

За спиной скрипнула половица. Казаков замер, но было поздно.

– Так-так… – голос Беспалова прозвучал неожиданно спокойно. В кабинете вспыхнул свет. – Что же вы, Игорь Владимирович, даже перчатки не надели? Наследите.

У двери стояли двое из охраны. В центре комнаты сам Беспалов, и в его руке поблескивал «Браунинг».

– Я… я могу объяснить… – начал Казаков, но Беспалов перебил:

– Не утруждайтесь. Я все знаю. И про долги у Штольца, и про предложение в семь тысяч за документы. Знаете, кто был истинным покупателем? – он усмехнулся. – Краснов. Это его люди подкинули вам идею с кражей.

Казаков тяжело опустился в кресло. В висках стучало: «Попался, как мальчишка».

– Думаю, самое время показать те документы, что я обнаружил сегодня, – Беспалов разложил на столе какие-то бумаги: – Вот, полюбуйтесь. Вы уже месяц сливаете информацию конкурентам. Заодно приторговываете техническими секретами. А вот и расписки из игорного дома. Охрана! – Беспалов кивнул стоявшим у двери. – Уведите его.

Когда заместитель ушел, Беспалов медленно опустился в кресло. Его империя рушилась на глазах. Казаков оказался предателем. Пирогов уходит к конкуренту.

В опустевшем кабинете директор долго смотрел на ночную Москву. До самого утра. Первые лучи рассвета окрасили крыши домов в розовый цвет, а он все сидел. В приемной уже звонили телефоны весть о ночном скандале разлетелась мгновенно.

Беспалов достал из ящика стола бутылку коньяка. Налил, залпом выпил.

Капкан захлопнулся.

Глава 10

От турбин к бытовым приборам

В просторном испытательном зале заводской лаборатории царил рабочий хаос. Гудели моторы, шипел пар, грохотали механизмы. За массивным бронестеклом в специальной камере высотой шесть метров располагался турбинный стенд – наша гордость, изготовленный по чертежам Коломенского завода.

– Давление сорок две атмосферы по манометру Бурдона, температура пара шестьсот десять градусов по оптическому пирометру «Ардометр»! – Турчанинов, толковый инженер, помощник Протасова, не отрываясь, следил за стрелками механических самописцев фирмы «Сименс». – Обороты двенадцать тысяч триста в минуту!

В потоке раскаленного пара вращалась экспериментальная турбинная лопатка из нашей новой хром-молибден-ванадиевой стали. Металл светился тусклым красным светом.

– Триста шестьдесят часов непрерывной работы, – Величковский сверился с лабораторным журналом. – Николай, переведите паровой регулятор на циклический режим.

Сорокин потянул массивный латунный рычаг на пульте управления. Турбина начала работать в переменном режиме, резкие ускорения сменялись торможением.

– Смотрите на показания индикаторов деформации, – я указал на ряд круглых циферблатов системы «Гартман-Браун». – Даже при пиковых нагрузках стрелки не дрожат.

– А вот результаты исследования на металлографическом микроскопе, – Величковский разложил на столе фотопластинки. – После трехсот часов работы структура остается стабильной. Карбиды не коагулируют, размер зерна не меняется.

Сорокин оторвался от приборов:

– Начинаем испытания рельсовой стали?

Я кивнул. На соседнем стенде уже был смонтирован рельсовый полигон. Тяжелый каток диаметром метр двадцать, имитирующий колесную пару паровоза серии «Э», мерно вращался на массивной чугунной станине.

– Нагрузка тридцать тонн на ось, – докладывал лаборант, следя за круглым циферблатом динамометра. – Скорость вращения соответствует ста километрам в час.