Текст книги "Ответный удар (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Он пробежал глазами бумаги:

– Три месяца? Но это же такой малый срок.

– Невозможно? – я прервал его. – Для обычного человека – да. Но ведь вы не из таких, верно? Вы же тот самый Лопаткин, который за полгода создал торговую сеть от Москвы до Владивостока?

Его глаза вспыхнули:

– Вызов принят! Через три месяца первая партия будет готова к отгрузке.

– Вот и договорились, – я протянул руку. – Добро пожаловать в команду, Дмитрий Алексеевич.

Он энергично пожал ее, и тут же снова метнулся к образцам:

– Нужно продумать упаковку… Рекламные материалы… Обучение продавцов… – Его карандаш летал по блокноту. – А вот здесь, – он постучал по корпусу холодильника, – можно сделать более обтекаемую форму…

Я переглянулся с Величковским. Профессор одобрительно кивнул. Да, этот человек нам подходит. Энергия и энтузиазм в сочетании с деловой хваткой и практическим опытом. Именно то, что нужно для нового проекта.

А Лопаткин уже строчил примерный план действий, бормоча себе под нос цифры и расчеты. Его энергия была заразительной, даже степенный Величковский начал вполголоса обсуждать с Сорокиным технические детали производства.

Что ж, команда собрана. Теперь нужно только правильно направить эту энергию в нужное русло.

* * *

Конец апреля выдался на редкость теплым. В кабинете Беспалова, несмотря на открытые окна, было душно. Директор «Сталь-треста» нервно ходил от стены к стене, время от времени останавливаясь у массивного несгораемого шкафа, где хранились документы по делу «Восточной торговой компании».

– Это катастрофа! – Студенцов сидел в кресле, обхватив голову руками. – Три дня до исполнения векселей, а денег нет! И банк отказал в новом кредите.

Беспалов остановился у окна. По Мясницкой грохотал трамвай, солнце играло на куполах церквей. Все было как обычно, но мир рушился.

– Сколько? – глухо спросил он.

– Двести восемьдесят тысяч, – Студенцов достал мятый платок, промокнул лоб. – Первая партия металла застряла на складах, покупатель требует неустойку. А тут еще эти чертовы векселя пришли, так некстати.

В дверь без стука вошел секретарь:

– Алексей Петрович, звонили из банка. По поводу нашего залогового имущества…

– Вон! – рявкнул Беспалов. Когда за секретарем закрылась дверь, он повернулся к Студенцову: – А что с берлинскими гастролями? Вы же ради них все затеяли?

– Какие гастроли… – тот махнул рукой. – Нестерова вчера объявила, что уезжает с труппой Художественного театра в Ленинград. Даже не попрощалась.

На столе зазвонил телефон. Беспалов снял трубку:

– Да! Что? Какие приставы?

Он с грохотом опустил трубку:

– Судебные исполнители описывают склады «Восточной торговой компании». А следом придут и к нам, ведь мы выступали гарантами по векселям.

В приемной снова послышались голоса. На этот раз вошел бледный Пирогов:

– Алексей Петрович, там представители ВСНХ… С проверкой. И кажется, я видел людей из ОГПУ.

Беспалов тяжело опустился в кресло. Как все рухнуло так быстро? Еще совсем недавно казалось, что они близки к победе над Красновым. А теперь…

Сначала неожиданные проверки и серия провокационных статей в газетах. Потом раскол среди руководства, который еле удалось преодолеть. Впрочем, Пирогов все равно собрался скоро уходить. До этого времени они спасались только благодаря поддержке Рыкова.

– Это он, – вдруг тихо сказал Студенцов. – Все это спланировал Краснов. И сделку с металлом, и историю с гастролями… Он знал, что мы не сможем исполнить векселя.

За окном снова прогрохотал трамвай. В приемной все громче звучали чужие голоса. Беспалов нервно потирал ладони.

– Мы пропали, – сказал он. Теперь вся надежда только на поддержку Рыкова. – Нам надо только сдать военный заказ. Если сможем, то останемся на плаву. Если нет, то потонем.

В кабинете висела мертвая тишина. Только часы мерно отсчитывали секунды, да с улицы доносился обычный городской шум. Москва жила своей жизнью, не подозревая, что в этом кабинете решается судьба одного из крупнейших промышленных объединений страны.

Весеннее солнце равнодушно освещало кабинет, где еще недавно вершились судьбы людей и предприятий.

Глава 12

Саботаж

Утро выдалось промозглым. Апрельский дождь барабанил по карнизам, и даже жарко натопленный кабинет не спасал от неуютного чувства сырости. Я просматривал утреннюю почту, когда в дверь постучал Мышкин.

– Леонид Иванович, есть важные новости, – он прошел к столу, стряхивая капли с потертого кожаного портфеля.

– Что там у «Сталь-треста»? – я отложил бумаги. За последние недели их финансовое положение стремительно ухудшалось после истории со Студенцовым.

Мышкин достал несколько листков, исписанных убористым почерком:

– Докладывают наши люди с Коломенского завода. Третий день стоит мартеновский цех, потому что нет огнеупоров для футеровки печей. А те, что есть, бракованные.

– Любопытно, – я взял листки. – А что с поставками кокса?

– Еще хуже. Последняя партия с Кузбасса застряла где-то на полпути. Якобы проблемы с вагонами. – Мышкин позволил себе легкую улыбку. – Странное совпадение, не находите?

Я пробежал глазами донесения. Картина складывалась интересная. На всех ключевых направлениях у «Сталь-треста» возникали «случайные» затруднения.

– Что с оборудованием?

– Совсем плохо, – Мышкин извлек еще одну бумагу. – Прокатный стан работает вполсилы, износ валков критический. Новые должны были прийти из Германии еще месяц назад, но задержались, – он развел руками.

– Дайте угадаю – проблемы с оплатой?

– Именно. После истории с векселями Студенцова немцы требуют стопроцентную предоплату. А денег у Беспалова нет.

За окном прогрохотал трамвай. Я подошел к окну, глядя на мокрую брусчатку на улице.

– А что военный заказ?

– Сроки горят, – Мышкин понизил голос. – По моим данным, они выполнили едва ли треть объема. И качество хуже некуда, – он многозначительно покачал головой.

– Пора подключать военную приемку, – я вернулся к столу. – Свяжитесь с полковником Лаврищевым. Он старый знакомый отца, человек принципиальный. Пусть организует внеплановую проверку.

– Уже подготовил документы, – Мышкин положил на стол папку с гербовыми бланками. – Только подпись военного представителя нужна.

– Отлично, – я просмотрел бумаги. – Действуем завтра. И еще… пусть наши люди зафиксируют все нарушения технологии. Нам понадобятся неопровержимые доказательства.

Мышкин кивнул и направился к двери. На пороге остановился:

– Да, и еще. Говорят, Пирогов окончательно рассорился с Беспаловым. Собирается увольняться.

– Вот как? – я усмехнулся. – Что ж, возможно, скоро у нас появится новый технический директор.

Когда Мышкин ушел, я еще раз просмотрел донесения. План действовал безупречно.

«Сталь-трест», лишенный оборотных средств, захлебывался в проблемах. Теперь оставалось только грамотно оформить их неспособность выполнить государственный заказ.

За окном дождь усилился, превращая апрельское утро в подобие осеннего ненастья. Но на душе легко – близилась развязка долгой игры.

* * *

В мартеновском цехе «Сталь-треста» стоял тяжелый, удушливый жар. Полковник Лаврищев, высокий седой военпред в безупречно отглаженной форме, придирчиво рассматривал показания пирометра «Гартман-Браун» через круглые очки в роговой оправе.

– Температура плавки на сто градусов ниже технологической карты, – он повернулся к сопровождающим. – Объяснения?

Беспалов, непривычно бледный в синем халате поверх дорогого костюма, что-то пробормотал о временных трудностях с поставками кокса. Казаков нервно теребил края блокнота.

– Временные трудности? – Лаврищев сделал пометку в акте. – А это что? – он указал на огнеупорную футеровку печи, где явно виднелись трещины.

– Товарищ полковник, мы уже заказали новые огнеупоры… – начал Казаков.

– Когда? – резко перебил Лаврищев. – По документам последняя поставка была три месяца назад. Печь в аварийном состоянии!

В другом конце цеха с грохотом опрокинулся ковш с шлаком. Сноп искр взметнулся под закопченные фермы крыши. Лаврищев поморщился:

– Идемте в прокатный.

Прокатный цех встретил их надрывным визгом изношенных валков. Полковник сразу направился к станине, где рабочие пытались править очередной лист брони.

– Что это? – он провел пальцем по волнистой поверхности металла. – Где допуски по толщине? Где равномерность проката?

Молодой инженер в промасленной спецовке попытался объяснить:

– Понимаете, валки изношены, а новые…

– Молчать! – Лаврищев достал штангенциркуль. – Отклонение от номинала четыре миллиметра! Это же броня для танков, а не кровельное железо!

Беспалов попытался вмешаться:

– Товарищ полковник, мы уже заказали новое оборудование в Германии…

– Когда прибудет?

– Э… в следующем квартале…

– А следующую партию заказа нужно сдавать через месяц! – Лаврищев захлопнул папку с актом. – В термический!

В термическом отделении их ждал очередной удар. Самописцы «Сименс» показывали хаотические скачки температуры в печах. На столе ОТК громоздились бракованные образцы с трещинами после закалки.

– Это не производство, а издевательство над государственным заказом! – Лаврищев был уже откровенно в ярости. – Где технологическая дисциплина? Где контроль качества?

Беспалов вытирал пот со лба дорогим платком:

– Алексей Михайлович, может быть, мы поговорим в кабинете.

– В кабинете? – полковник развернулся к нему всем корпусом. – Нет уж, давайте договаривать здесь. Я вижу полную неспособность выполнить оборонный заказ. Отсутствие материалов, изношенное оборудование, нарушение технологии по всем переделам!

Он достал из планшета гербовый бланк:

– Вот акт о приостановке приемки продукции. С сегодняшнего дня военная приемка прекращает работу на вашем предприятии.

– Но позвольте… – пролепетал Казаков.

– Не позволю! Я тридцать лет в военной приемке, с японской войны начинал. И такого бардака еще не видел! – Лаврищев махнул рукой сопровождающим. – Все, товарищи. Будем ставить вопрос о пересмотре исполнителя заказа.

Когда военные ушли, Беспалов тяжело опустился на табурет у печи:

– Это конец, – глухо произнес он. – Теперь мы точно потеряем заказ.

В огромном цехе стало неожиданно тихо. Только потрескивали остывающие печи да где-то вдалеке надрывно выла изношенная трансмиссия прокатного стана.

* * *

В полутемном кабинете райкома пахло свежей типографской краской и «Герцеговиной Флор», любимыми папиросами Баумана. Я рассматривал акты военной приемки, разложенные на красном сукне стола, пока Карл Янович неторопливо читал отчет Лаврищева.

– М-да, – Бауман снял пенсне, устало потер переносицу. – Развалили завод вчистую. А ведь Серго предупреждал их еще в прошлом месяце.

– Помню, – я улыбнулся, вспомнив тот разговор в кабинете Орджоникидзе. – «Не умеете работать по-новому – научим, не хотите – заставим». Его слова?

– Его, – Бауман тоже усмехнулся. – Кстати, он вчера спрашивал о тебе. Интересовался, как продвигается внедрение системы Гастева.

Я поднял глаза:

– А товарищ Сталин?

– Молчит, – Бауман раскурил новую папиросу. – Но ты же знаешь его метод?

Еще бы не знать. Тогда, после успешных испытаний, Сталин лично распорядился расширить производство. Но сейчас ситуация сложнее – за «Сталь-трестом» стоит Рыков и вся правая оппозиция.

– Что думаешь делать? – Бауман прервал мои размышления.

– Завтра комиссия в ВСНХ. Орджоникидзе будет?

– Будет. И Куйбышев тоже. – Карл Янович подался вперед. – Слушай, а ведь это шанс. Серго давно ищет повод перетряхнуть всю промышленность. Если ты предложишь не просто перехват заказа, а новую систему организации производства, может случиться много больших событий. Полетят головы.

– Думаешь, время пришло? – я задумчиво постучал карандашом по столу. – Все-таки Рыков в Политбюро, его просто так не обойдешь.

– А ты помнишь, что Сталин сказал на недавнем совещании по индустриализации? «Революционер в технике может быть ценнее революционера в политике».

Я кивнул. Тогда, после доклада о новых методах организации труда, Сталин долго расспрашивал о деталях. Особенно его заинтересовала идея соединения системы Гастева с коллективной организацией производства.

– Хорошо, – я поднялся. – Завтра сыграем ва-банк. Тем более что козыри на руках хорошие.

Бауман тоже встал:

– Только учти – Рыков будет биться до конца. У них там целая программа по сохранению частного капитала в промышленности.

– Ничего, – я улыбнулся. – Надо просто показать реальные результаты. А там пусть хоть теорию относительности к делу притягивают.

Уже в дверях Бауман окликнул меня:

– Да, и еще. Серго просил передать, что он поддержит твой план. Но взамен требует полную модернизацию всех заводов объединения. По последнему слову техники.

– Передайте, что мы сделаем. У меня и так готов проект автоматизации производства. С центральной диспетчерской и системой Бонч-Бруевича.

На улице уже стемнело. В свете фонарей поблескивала мокрая брусчатка.

Степан уже ждал с заведенным «Фордом». Пора возвращаться на завод, готовить документы для завтрашнего боя.

* * *

Когда за Красновым закрылась дверь, Бауман еще некоторое время стоял у окна, глядя, как черный «Форд» растворяется в сумерках. Затем решительно подошел к телефону:

– Соедините с товарищем Орджоникидзе. Да, я понимаю, что поздно. Скажите, что это Бауман. По срочному вопросу.

Через несколько минут в трубке раздался характерный грузинский акцент:

– Слушаю, Карл. Что у тебя?

– Серго, Краснов только что от меня ушел.

– И как он? – в голосе Орджоникидзе послышалось неподдельное беспокойство.

– Держится. – Бауман помедлил. – Хотя досталось ему крепко. Знаешь, он ведь даже фамильные драгоценности заложил, чтобы рабочим зарплату выплатить.

– Знаю, – Орджоникидзе тяжело вздохнул. – Мне докладывали – особняк продал, в коммуналку переехал. «Бьюик» тоже пришлось сбыть. А ведь это все из-за той истории с авансом.

– Которую «Сталь-трест» так вовремя подстроил, – желчно заметил Бауман. – С подачи товарища Сталина, между прочим.

– Коба должен был проверить его на прочность, – в трубке послышалось шуршание папиросной бумаги. – Сам понимаешь, слишком большие планы на него.

– А то, что человек все нажитое потерял – это ничего?

– Зато теперь мы точно знаем – он не за деньги работает, – Орджоникидзе помолчал. – Другой бы уже давно сдался. А этот… новые цеха запустил, технологию улучшил. Даже в коммуналке продолжал чертежи по ночам рисовать.

Бауман прошелся по кабинету с трубкой в руке:

– Серго, а сейчас что делать будем? Военная приемка «Сталь-трест» закрыла, заказ висит.

– Вот пусть завтра на комиссии и выступит, – в голосе Орджоникидзе появились жесткие нотки. – Только учти – я открыто поддержать пока не смогу. Рыков на дыбы встанет, начнет про правый уклон кричать.

– А товарищ Сталин?

– А Сталин будет молчать и смотреть. Как всегда. – Орджоникидзе хмыкнул. – Хотя… Знаешь, что он мне вчера сказал? Что Краснов этот интересный человек. Даже в коммуналке продолжает промышленность развивать. Такие нам нужны.

– Значит, все-таки есть шанс?

– Шанс есть всегда, Карл. Главное – правильно им воспользоваться. – В трубке что-то зашуршало. – Ладно, завтра увидимся на комиссии. И скажи своим, чтобы документы подготовили как следует. Тут уж или пан, или пропал.

Когда разговор закончился, Бауман еще долго сидел в темнеющем кабинете. За окном зажигались фонари на Красной Пресне, откуда-то доносились гудки паровозов с Белорусского вокзала.

* * *

В заводской лаборатории под антикварным складом было непривычно многолюдно для позднего часа. Желтый свет ламп в защитных плафонах отражался от развешанных по стенам чертежей. На длинном столе, заваленном техническими журналами и образцами, мы с Величковским раскладывали документы для завтрашней комиссии.

– Так, давайте еще раз проверим результаты испытаний, – я перебирал графики. – Где данные по пробиваемости новой брони?

Сорокин протянул папку с протоколами:

– Вот, полигонные испытания. Прямое попадание бронебойного снаряда калибра сорок пять миллиметров. Даже трещин нет.

– А технологическая карта?

– Здесь, – Величковский положил передо мной схему. – Полный цикл производства, включая автоматическое управление мартеновскими печами. С учетом системы Бонч-Бруевича для контроля температуры.

Я внимательно просмотрел документы. Все было безупречно – от химического состава стали до схемы организации производства.

– Теперь экономика, – я повернулся к Котову. – Где расчеты себестоимости?

Старый бухгалтер, поблескивая стеклами пенсне, раскрыл неизменный гроссбух:

– При внедрении автоматики снижение затрат на тридцать процентов. Плюс экономия на топливе за счет новой системы загрузки печей. В итоге мы на пятнадцать процентов ниже сметы «Сталь-треста».

– Отлично, – я собрал документы в папку. – Протасов, что с производственными мощностями?

Начальник производственного отдела развернул схему цехов:

– Можем начать хоть завтра. Первая очередь мартеновского уже переоборудована под новую технологию. Прокатный стан после модернизации. Термический полностью автоматизирован.

За стеной глухо прогрохотал поздний товарняк. В лаборатории звякнули колбы на стеллаже.

– А самое главное, – Величковский поднял указательный палец, – у нас есть нечто, чего нет ни у кого. Новая технология закалки с автоматическим контролем температуры. Такого даже немцы еще не делают.

Я посмотрел на часы – почти полночь. До заседания комиссии оставалось меньше десяти часов.

– Хорошо, товарищи. Теперь надо только правильно подать материал. Сначала технические преимущества, потом экономика, и в конце сроки выполнения заказа.

– А Рыков? – тихо спросил Котов. – Он же их поддерживает.

– А мы не с Рыковым воевать будем, – я улыбнулся. – Мы просто покажем, как можно делать лучше, быстрее и дешевле. Против цифр и фактов даже члены Политбюро бессильны.

Сорокин, склонившийся над чертежами, вдруг выпрямился:

– Леонид Иванович, а ведь это не просто заказ. Это…

– Это новая система организации промышленности, – закончил я за него. – Автоматика вместо ручного труда. Научный подход вместо кустарщины. Точный расчет вместо «авось».

В лаборатории повисла тишина. Каждый понимал – завтра решается судьба не только нашего завода, но, возможно, и всей советской индустрии.

– Ладно, – я застегнул портфель. – По домам. Завтра тяжелый день.

Уже в дверях Величковский окликнул меня:

– А знаете, чем все это напоминает? Помните историю с броней? Тогда тоже никто не верил, что можно сделать лучше немецкой. А мы сделали.

Я кивнул. Да, ситуация похожая. Только ставки теперь намного выше.

Степан ждал у черного входа с заведенным «Фордом». Ночная Москва встретила нас пустынными улицами и редкими огнями фонарей.

* * *

В небольшой квартире на Маросейке тихо и темно. Я щелкнул выключателем.

Под абажуром настольной лампы медленно проявились знакомые очертания кабинета. Книжные полки вдоль стен, чертежный стол у окна, потертое кожаное кресло. После возвращения из коммуналки это место казалось почти дворцом, хотя и не шло ни в какое сравнение с прежним особняком.

На столе белел конверт. Я сразу узнал почерк Лены, она единственная писала таким летящим, стремительным росчерком. Внутри что-то екнуло, ведь последнее письмо от нее пришло больше месяца назад.

Я возился на кухне с поздним ужином, потом быстро перекусил, вернулся в гостиную, опустился в кресло и надорвал конверт.

«Дорогой Леонид…»

Строчки плыли перед глазами. Я читал о том, как она встретила «удивительного человека», как он понимает ее с полуслова, как они решили пожениться этой осенью… А перед глазами стоял тот вечер в «Метрополе», запах ее духов, легкое прикосновение руки…

Но дальше было что-то еще. Я перевернул страницу:

«…и еще, Леонид, умоляю, будь осторожен. До меня дошли слухи о готовящемся большом военном заказе. Не берись за него! Я знаю, что говорю – это ловушка. Они специально подводят все к тому, чтобы ты взялся за этот заказ. А потом… В общем, я не могу написать больше, но очень прошу – откажись!»

Я отложил письмо. За окном шумела вечерняя Москва, где-то внизу громыхал трамвай. На столе среди чертежей поблескивал бронзовый подсвечник, единственная вещь, которую я сохранил из прежней жизни.

Я рассеянно взял чашку с чаем. Тяжело вздохнул. Может, оно и к лучшему.

Лена птица другого полета. Да и времена сейчас такие сложные. Вон, даже в особняке моем прежнем теперь детский сад устроили. А в гараже – авторемонтную мастерскую. Все меняется.

Я снова перечитал предупреждение в конце письма. Ловушка? Возможно.

Но разве у меня есть выбор? После того удара от «Сталь-треста», после продажи особняка и жизни в коммуналке… Нет, нельзя отступать. Даже если это действительно ловушка.

Я поднялся, чтобы еще раз просмотреть документы к завтрашнему дню. Но сначала подошел к окну.

Напротив, через улицу, темнели корпуса завода. Где-то там, в цехах, уже монтировали новое оборудование. Готовились к заказу, который, возможно, действительно окажется ловушкой.

Письмо Лены осталось лежать на столе. Завтра решится все – и судьба завода, и будущее новой промышленности, и моя собственная судьба. А личное… что ж, видимо, такова цена за право изменить историю.

За окном догорал апрельский вечер. В свете уличных фонарей медленно кружились тополиный пух и недавние любовные мечты.

Глава 13

В коридорах власти

Массивное здание ВСНХ на Варварке встречало апрельское утро красными флагами и транспарантами о пятилетке. В длинных гулких коридорах пахло свежей краской, явно готовились к празднику Первомая. Из приоткрытых окон доносился стук молотков и звон пил, на площади монтировали трибуны для демонстрации.

В большом зале заседаний уже собиралась комиссия. Куйбышев, в строгом темном костюме, что-то негромко обсуждал с Орджоникидзе у окна. Рыков, бледный и напряженный, перебирал бумаги на краю длинного стола, изредка бросая нервные взгляды на дверь.

– Товарищи, начинаем, – Орджоникидзе занял место председателя. – У нас сегодня два взаимосвязанных вопроса. Первый – критическая ситуация с оборонным заказом на «Сталь-тресте».

– Позвольте! – Беспалов вскочил со своего места. – Мы уже подготовили исправления. Товарищи! – Беспалов нервно поправил узел дорогого галстука. – Позвольте изложить наш план преодоления временных трудностей.

Хоть он и перебил председателя, но Орджоникидзе молча кивнул. Тогда Беспалов развернул цветные диаграммы:

– Да, у нас возникли некоторые сложности с поставками материалов. Но мы уже заключили новые договоры. Да, были проблемы с оборудованием, но запчасти из Германии прибудут через две недели. А вот график восстановления производства…

– Через две недели? – перебил его Куйбышев. – А заказ нужно выполнять уже сейчас.

– Валериан Владимирович, позвольте! – Рыков тоже поднялся со своего места. – «Сталь-трест» – образцовое предприятие нэпманского типа. Они всегда выполняли обязательства.

– Всегда – это в прошлом, – сухо заметил Орджоникидзе. – А сейчас у нас на столе акты военной приемки. Полковник Лаврищев, доложите.

Седой военпред поднялся:

– Полная деградация производства. Мартены работают с нарушением технологии, прокатный цех парализован из-за износа оборудования, термическое отделение не обеспечивает требуемого качества. Вывод: предприятие не способно выполнить оборонный заказ.

– Но позвольте! – Беспалов начал раскладывать новые графики. – Вот план модернизации.

– За счет чего? – снова вмешался Куйбышев. – У треста долги перед банками, векселя опротестованы, счета под угрозой ареста.

– Алексей Иванович! – Беспалов умоляюще посмотрел на Рыкова. – Объясните им!

Рыков откашлялся:

– Товарищи, мы не можем отказаться от принципов НЭПа. Частная инициатива, предпринимательская активность, все это отлично работало до сих пор.

– А качество продукции? – жестко спросил Орджоникидзе. – А сроки? А обороноспособность страны? Нам скоро пятилетку выполнять, а вы все про частную инициативу…

В зале повисла напряженная тишина. Беспалов с растерянным видом перебирал свои диаграммы. Рыков нервно постукивал пальцами по столу.

– Есть другие предложения? – Куйбышев обвел взглядом присутствующих.

По залу прокатился легкий шум. Я заметил, как Рыков заерзал в кресле. И раз уж все молчат, я поднял руку.

– Слово товарищу Краснову, – Куйбышев кивнул мне. – Прошу изложить ваши предложения.

Я поднялся, раскладывая документы:

– Товарищи, мы стоим на пороге величайших преобразований. Пятилетний план требует полного переустройства промышленности. Старые методы, основанные на НЭПе первой волны, себя исчерпали.

– Что вы предлагаете? – Орджоникидзе слегка подался вперед.

– Новую систему организации производства. – Я развернул схемы. – Полная автоматизация основных процессов. Научная организация труда по методу Гастева. Централизованное управление через диспетчерские пункты с использованием системы Бонч-Бруевича.

– Это все теория! – выкрикнул кто-то из сторонников Рыкова.

– Нет, товарищи, это уже вполне работоспособная практика. – Я разложил акты испытаний. – Вот результаты внедрения на нашем заводе. Производительность выросла на сорок процентов. Себестоимость снизилась на треть. Качество продукции превосходит немецкие стандарты.

Куйбышев взял графики:

– А оборонный заказ? Сможете выполнить?

– Не только выполнить, но и превзойти технические требования. При этом… – я сделал паузу, – сохранив элементы хозрасчета и материальной заинтересованности работников. То есть лучшее из опыта НЭПа, но уже на новом уровне.

Рыков наконец не выдержал:

– Вы предлагаете уничтожить частную инициативу? Вернуться к военному коммунизму?

– Нет, Алексей Иванович. – я покачал головой. – Я предлагаю соединить государственное планирование с хозяйственной самостоятельностью предприятий. Централизованное управление с местной инициативой. Научную организацию производства с материальным стимулированием.

В зале повисла тишина. Орджоникидзе задумчиво постукивал карандашом по столу.

– То есть, – медленно произнес он, – вы хотите создать новый тип промышленности? Не частный трест в духе старого НЭПа, но и не простой госзавод?

– Именно, товарищ Серго. Государственное объединение нового типа. С современной техникой, научной организацией и элементами хозрасчета. Как база для всей пятилетки.

Куйбышев переглянулся с Орджоникидзе:

– А сроки? Первомай на носу, страна ждет результатов…

– Первую продукцию дадим через месяц. Полное выполнение заказа – к октябрьским праздникам.

– Нереально! – снова вскинулся Беспалов.

– Реально, – я разложил график работ. – Вот схема производства. Вот расчет мощностей. Вот план поставок. Все просчитано, все подготовлено.

Орджоникидзе встал:

– Товарищи, объявляется перерыв. Через час – окончательное решение.

Когда все потянулись к выходу, я заметил, как Серго что-то негромко сказал Куйбышеву, кивнув в мою сторону. Тот задумчиво кивнул.

В коридоре пахло свежим весенним ветром из открытых окон. Снаружи доносились звуки строительства трибун, город готовился к празднику. А здесь, в стенах ВСНХ, решалось будущее не только одного завода, но и всей советской индустрии.

Я подошел к окну. Внизу, на площади, рабочие устанавливали огромный плакат: «Пятилетку – в четыре года!» Что ж, скоро мы узнаем, каким путем страна пойдет к этой цели. Если заказ дадут мне, я выполню еще раньше.

Длинные коридоры ВСНХ наполнились гулом голосов и табачным дымом. Я обернулся.

Затем намеренно держался в тени, наблюдая за перемещениями участников совещания. Беспалов с Рыковым о чем-то горячо спорили у окна. Представители военного ведомства сгрудились вокруг полковника Лаврищева, изучая документы.

– Хорошо выступили, Леонид Иванович, – Бауман словно материализовался из воздуха. – Но Рыков будет биться до конца.

– Знаю, – я кивнул. – Как думаете, Карл Янович, что решат?

– А не решат они ничего, – Бауман понизил голос. – Слишком большие ставки. Рыков уже успел позвонить своим сторонникам в Политбюро. Куйбышев колеблется. Даже Серго…

В этот момент к нам быстрым шагом подошел помощник Орджоникидзе:

– Товарищ Краснов, Серго Орджоникидзе просит вас зайти к нему. Сейчас.

В небольшой приемной наркома я столкнулся с Куйбышевым.

– Значит так, – негромко сказал он, оглянувшись на дверь кабинета. – На общем заседании решение не пройдет. Слишком много противоречий. Но Серго хочет обсудить детали в узком кругу.

– А Рыков?

– А Рыков пусть пишет особое мнение, – Куйбышев усмехнулся. – Главное – чтобы ваши расчеты были точными. Серго таких ошибок не прощает.

Когда после часового перерыва все вернулись в зал заседаний, напряжение можно было резать ножом. Орджоникидзе оглядел присутствующих:

– Товарищи, учитывая сложность вопроса и необходимость дополнительной проработки, предлагаю продолжить обсуждение в рабочем порядке. – Он выдержал паузу. – А пока прошу товарища Краснова, товарища Куйбышева и представителей военного ведомства пройти ко мне в кабинет. Остальным спасибо.

Ну что же, так даже лучше. Я вместе со всеми потянулся вслед за главой наркомата.

Просторный кабинет Орджоникидзе на втором этаже ВСНХ был залит предвечерним солнцем. За массивными дубовыми панелями виднелись кремлевские башни, золотые в закатных лучах. Тяжелые темно-зеленые шторы, кожаные кресла, огромный письменный стол придавали помещению особую основательность.

Орджоникидзе, сняв пиджак и оставшись в белоснежной рубашке с подтяжками, внимательно изучал итоговые цифры:

– Значит, два миллиона пудов специальной брони для танковой программы, – он поднял глаза на присутствующих. – Восемьсот тысяч пудов легированной стали для авиационной промышленности. И полтора миллиона пудов конструкционной стали для тракторных заводов.

– Общая сумма контракта – сто двадцать миллионов рублей, – уточнил Куйбышев. – Это крупнейший промышленный заказ в истории нашей страны. И вот сейчас все это под угрозой срыва.

– А сроки? – Серго повернулся ко мне. – В какие сроки сможете гарантировать сдачу заказа?

– Первая партия – через месяц, – я раскрыл график поставок. – К октябрьским праздникам выходим на полную мощность: по двести тысяч пудов специальной стали ежемесячно.

Рыков, сидевший в глубоком кресле у окна, покачал головой:

– Это нереально. Даже германские заводы Круппа не дают такой производительности.

– Потому что у них нет нашей системы автоматизации, – я развернул схемы. – Смотрите: центральная диспетчерская управляет всем циклом. Температурные режимы контролируются автоматически. Загрузка печей механизирована. Плюс научная организация труда по методу Гастева.

Куйбышев склонился над чертежами:

– А качество? Разве из-за такой скорости не пострадает качество?

– Качество превосходит немецкие стандарты на тридцать процентов. Вот результаты испытаний на полигоне.

Орджоникидзе прошелся по кабинету, заложив руки за спину: