Текст книги "Ответный удар (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Запускайте цикл! – скомандовал я.

Каток с грохотом обрушился на рельс. Механический счетчик защелкал, отсчитывая обороты.

– Десять тысяч проходов… Двадцать тысяч… – монотонно докладывал Турчанинов. – Пятьдесят тысяч…

Я внимательно осмотрел поверхность катания через лупу с десятикратным увеличением. Даже при такой нагрузке металл оставался без следов усталостного износа.

– Бейнитная структура с микродобавками ванадия работает идеально, – удовлетворенно заметил Величковский. – Твердость поверхности триста пятьдесят единиц по Бринеллю при вязкой сердцевине.

– Сто тысяч циклов! – объявил лаборант. – Износ поверхности катания всего двенадцать сотых миллиметра по микрометру!

– Теперь мостовые конструкции, – я перешел к третьему стенду, где на мощной раме были закреплены две балки двутаврового сечения.

– Начинаем нагружение, – Сорокин открыл вентиль гидравлической системы. – Четырехточечная схема изгиба.

Стрелка силоизмерителя медленно поползла вверх.

– Сто тонн… Двести… Триста… – докладывал Турчанинов. – При нагрузке триста двадцать тонн прогиб всего четырнадцать миллиметров! И никакой остаточной деформации!

– И заметьте, – добавил я, – масса этой балки на двадцать процентов меньше стандартной за счет легирования ниобием.

– Леонид Иванович, – Величковский задумчиво разглядывал графики испытаний турбинной лопатки. – А ведь эти сплавы можно использовать не только в энергетике. Такая жаропрочность, такая коррозионная стойкость. Много где пригодится.

– Именно об этом поговорим вечером, – тихо ответил я. – В другом месте.

Профессор понимающе кивнул. А пока испытания продолжались. Гудели моторы, шипел пар, стучали механизмы. Новые стали, созданные по технологиям из будущего, раз за разом доказывали свое превосходство.

После испытаний я еще час провел в заводской конторе, просматривая протоколы и подписывая документы для завтрашней комиссии. Величковский педантично сводил результаты в специальные таблицы, то и дело протирая запотевшее пенсне. Турчанинов и Сорокин колдовали над чертежами, размечая точки для новых измерений.

Когда стрелки стенных часов показали три пополудни, я собрал бумаги в портфель:

– Все, товарищи, – я невольно улыбнулся, поймав понимающий взгляд Величковского. – На сегодня официальная часть закончена.

Потрепанный «Форд-АА», видавший виды трехтонный грузовик, неторопливо катил по Маросейке. За рулем, как всегда невозмутимый, сидел Степан. Кузов наполовину загружен какими-то ящиками со старой мебелью, отличная маскировка для поездок к «антикварному складу».

– Хороша машина, – заметил я, когда мы преодолели очередную выбоину. – Неприметная.

– Да уж не «Паккард», – усмехнулся Степан. – Зато никто не обращает внимания. Подумаешь, очередной грузовик с мебелью.

Я помнил, как горько было расставаться с представительским «Бьюиком». Но те тяжелые дни прошли, а неказистый «Форд» оказался куда практичнее для наших тайных дел.

Мы сделали круг по переулкам, убеждаясь, что за нами нет хвоста. Затем свернули в узкий проезд между купеческими особняками. Здесь, в глубине квартала, располагался двухэтажный дом с вывеской «Склад антикварной мебели».

Степан притормозил в тени старых лип. Я заметил условный знак в окне второго этажа, белую занавеску, чуть сдвинутую вправо. Значит, периметр чист, можно входить.

Массивная дверь с потускневшей медной ручкой чуть слышно скрипнула. В полутемной прихожей пахло воском и старым деревом. Мышкин, появившийся словно из воздуха, коротко кивнул:

– Все спокойно, Леонид Иванович. Можно начинать.

Я прошел через анфиладу комнат, заставленных старинной мебелью. Массивные буфеты красного дерева, гнутые венские стулья, пузатые комоды – отличная маскировка для нашей лаборатории. Кто заподозрит что-то необычное в очередном антикварном складе, каких десятки по всей Москве?

За неприметной дверцей в глубине дома начиналась потайная лестница вниз. Пятнадцать ступеней, поворот, еще двенадцать ступеней. Лампы накаливания в защитных плафонах отбрасывали тусклый свет на кирпичные стены.

Внизу меня уже ждали Величковский и Сорокин, они, как всегда, добрались другим путем.

– Ну что, – прошептал профессор, поблескивая стеклами пенсне, – начнем применять наши новые сплавы в мирных целях?

Я кивнул. В подвале уже гудели крупповские станки, купленные у Прохорова. В тигельных печах плавился металл. Пора превращать военные технологии в предметы быта, способные изменить жизнь миллионов людей.

В просторном подвале, освещенном электрическими лампами в латунной арматуре, негромко гудели станки. Крупповский токарный автомат выбрасывал сияющую стружку из-под резца. У термической печи склонился Сорокин, внимательно следя за показаниями пирометра.

– Смотрите, что получается, – Величковский разложил на верстаке образцы нашей турбинной стали. – Если снизить содержание молибдена до полупроцента, а хром оставить на уровне двенадцати процентов, получаем идеальный материал для нагревательных элементов.

– И какие преимущества? – я сделал вид, что заинтересовался неожиданным поворотом мысли профессора. Хотя сам недавно подкинул ему эту идею.

– Во-первых, рабочая температура до шестисот градусов без деградации свойств. Во-вторых, великолепная коррозионная стойкость. А в-третьих… – он поднял один из образцов, – смотрите, какая чистая поверхность даже после пятидесяти часов нагрева на воздухе. Никакой окалины!

Сорокин оторвался от печи:

– Николай Александрович, а если добавить немного алюминия для образования защитной пленки?

– Именно! – глаза профессора загорелись. – Четверть процента алюминия даст нам практически вечный нагревательный элемент.

Да, из этого можно делать электрические плиты, утюги, обогреватели. Но пока что об этом рано заводить речь. Но кое-какие намеки я уже сделал.

– А что с теплопроводностью? – спросил я, пряча улыбку.

– Вот результаты измерений, – Величковский достал из папки график. – На тридцать процентов выше, чем у обычных нихромовых спиралей. Представляете, какая экономия электроэнергии!

– Кстати, о теплопередаче, – я подошел к стеллажу с образцами. – Посмотрите на эти алюминиевые сплавы для турбинных компрессоров. Что если использовать их для теплообменников?

Профессор замер, осененный внезапной догадкой:

– Теплообменники… Холодильные машины! Леонид Иванович, да это же переворот в бытовой технике! Легкие, прочные, не подверженные коррозии.

– А эти подшипниковые сплавы с добавкой олова, – подхватил Сорокин, листая лабораторный журнал. – Они же идеальны для механизмов с высокими нагрузками! Работают без смазки, износостойкость в пять раз выше обычных.

– Представляете, если использовать их в автоматической стиральной машине? – как бы между прочим заметил я.

– В чем? – Сорокин недоуменно поднял глаза от журнала.

– В устройстве для автоматической стирки белья, – я подошел к доске. – Смотрите: металлический бак с электрическим приводом. Внутри вращающийся барабан с лопастями. Загружаете белье, заливаете воду с мылом, включаете, и через час чистое белье готово.

Величковский даже пенсне снял от удивления:

– Постойте… То есть не нужно стирать вручную? Никаких корыт и стиральных досок?

– Именно. А теперь представьте домашний холодильный шкаф, – я начал быстро чертить схему. – Герметичная камера с теплоизоляцией. Компрессор охлаждает воздух внутри до нуля градусов и ниже. Продукты хранятся неделями.

– Без льда? Без ледника? – Сорокин покачал головой. – Фантастика какая-то…

– Не фантастика, а техника ближайшего будущего, – я постарался говорить уверенно. – В Америке такие машины уже производят, только дорого и ненадежно. А мы сделаем лучше и дешевле.

– С нашими новыми материалами… – Величковский задумчиво потер подбородок. – Да, теоретически это возможно. Но ведь нужно создавать совершенно новое производство!

– Зато представляете, какой переворот в быту? – я обвел взглядом их изумленные лица. – Никаких очередей за льдом. Никакой многочасовой стирки. Свежие продукты в любое время года.

– Леонид Иванович, – Сорокин смотрел на меня с восхищением. – Вы опять на десять лет вперед заглядываете. Как тогда с броней.

Я подошел к чертежной доске:

– Давайте прикинем конструкцию. Бак из нержавеющей хромоникелевой стали, она у нас уже есть. Подшипники из нового сплава. Активатор с особым профилем, отштампованный из той же нержавейки.

Величковский лихорадочно ерошил себя пятерней по волосам:

– Добавим систему автоматического отжима. Можно использовать те же принципы центробежного литья, что мы разработали для турбинных дисков.

– А двигатель? – Сорокин уже чертил эскиз привода.

– Возьмем за основу моторы для станков-автоматов, – я указал на схему. – Только уменьшим мощность и добавим регулировку оборотов.

Следующие несколько часов пролетели незаметно. Чертежная доска покрылась эскизами. На верстаке росла гора образцов с результатами испытаний. Величковский, забыв о времени, колдовал над расчетами теплообменника для холодильника. Сорокин увлеченно конструировал привод стиральной машины.

– Знаете что, – профессор наконец оторвался от чертежей. – А ведь мы с этими материалами можем создать целую линейку бытовой техники. Все то, что сейчас доступно только богачам, станет по карману рабочей семье.

– И что еще примечательно, она будет работать десятилетиями, – добавил Сорокин. – Никакой коррозии, минимальный износ, высокая энергоэффективность.

Я смотрел на их воодушевленные лица и думал: вот оно, настоящее применение нашим технологиям. Не только броня и турбины, но и простые вещи, способные изменить быт миллионов людей.

За стеной глухо громыхнул товарный состав. В подвале чуть дрогнули лампы. Но мы едва заметили это, слишком увлечены новыми идеями, рождавшимися на стыке военных технологий и мирных потребностей.

В дальнем углу лаборатории, за старым дубовым столом, мы с Величковским просматривали первые эскизы бытовых приборов. Сорокин уже ушел, а профессор все не мог успокоиться после новых идей.

– Леонид Иванович, – Величковский снял пенсне и устало протер глаза. – Идея, конечно, блестящая. Но вы представляете масштаб задачи? Ведь сейчас даже в Москве люди пользуются ледниками. Лед с Чистых прудов развозят по домам, как при моем дедушке.

– А стирка? – я подвинул к нему исписанный лист. – Сколько времени женщины тратят с корытом и стиральной доской?

– Вот именно! – профессор оживился. – Но я же говорю, для массового производства нужно создать целую отрасль. Штамповочные цеха, конвейерные линии, подготовка рабочих. А главное, кто будет покупать? Холодильник в Америке стоит как автомобиль Форда.

Я развернул черновик расчетов:

– Смотрите. Если использовать наши технологии массового производства, упростить конструкцию, применить местные материалы, – я подчеркнул цифры карандашом. – Можно снизить себестоимость в пять-шесть раз.

– Но все равно недешево для рабочей семьи, – Величковский задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– А если наладить продажу в рассрочку? Через профсоюзы, например? – я достал еще один лист. – Месячный платеж получится как два-три обеда в заводской столовой. При этом холодильник прослужит минимум двадцать лет.

– Хм… – профессор снова надел пенсне. – А знаете, в этом что-то есть. Особенно если подчеркнуть экономию. Ведь продукты в холодильнике хранятся дольше, не нужно каждый день бегать на рынок. А при машинной стирке меньше износ белья, экономия мыла и воды…

– Вот и я о том же. Нужен человек, который сможет все это грамотно организовать. Наладить производство, сбыт, обслуживание.

– Есть у меня на примете один толковый инженер, – Величковский понизил голос. – Лопаткин Дмитрий Алексеевич. Сейчас в Экономическом управлении ВСНХ работает. До этого три года с нэпманами дела вел. Организовал сбыт продукции нескольких частных заводов по всей стране. Блестяще справился.

– Интересно, – я подался вперед. – Расскажите подробнее.

– О, это необычный человек! – профессор оживился. – Представьте: тридцать два года, инженер-механик по образованию, но с коммерческой жилкой. В двадцать пятом организовал торговую сеть по продаже швейных машин, от Москвы до Владивостока. Придумал систему рассрочки платежей через рабочие кооперативы. Потом наладил сбыт металлоизделий через артели. Связи у него везде, от базарных торговцев до председателей губисполкомов.

– А как же он в ВСНХ попал?

– А вот тут самое интересное, – Величковский понизил голос. – Когда начались гонения на нэпманов, он не растерялся. Подготовил доклад о том, как использовать частные торговые сети для государственной торговли. Его идеями заинтересовались наверху. Взяли в управление, поручили курировать сбыт продукции государственных заводов.

– И как справляется?

– Блестяще! За год выстроил систему планирования продаж. Внедрил учет потребительского спроса. Даже создал что-то вроде службы услуг для сложного оборудования. При этом, – профессор усмехнулся, – старые связи не растерял. Может достать что угодно и договориться с кем угодно.

– А политически…?

– Член партии с семнадцатого, как я уже говорил. Но главное, умеет говорить с любым человеком на его языке. С рабочими – о классовом сознании, с инженерами – о технике, с чиновниками – о плановых показателях. И все это искренне, без фальши.

– Пронырливый малый, значит? – я усмехнулся.

– Не то слово! – Величковский даже руками всплеснул. – Но при этом честный. Все его схемы абсолютно законны. Просто умеет находить возможности там, где другие видят только препятствия.

– Именно такой человек нам и нужен, – я сделал пометку в блокноте. – Организуйте встречу. Только неофициально и где-нибудь подальше от любопытных глаз.

– Может, здесь? – профессор обвел взглядом лабораторию.

– Нет, слишком рискованно. Лучше где-нибудь в ресторане. Или на природе – весна все-таки.

Величковский понимающе кивнул. Новому делу нужен не просто администратор, а человек, способный провести корабль между рифами советской бюрократии и при этом наладить реальную торговую сеть. Похоже, Лопаткин именно такой человек.

– Политически благонадежен? – я усмехнулся.

– Более чем. Член партии с семнадцатого года. Но при этом прекрасно разбирается в производстве и экономике.

– Отлично, – я сделал пометку в блокноте. – Организуйте встречу, только неофициально. Пусть пока все выглядит как частная инициатива группы инженеров.

– А как же государственная поддержка? – профессор озабоченно нахмурился.

– Всему свое время. Сначала докажем, что это работает. Выпустим первую партию, отработаем технологию… – я склонился над чертежами. – Смотрите, вот здесь можно еще упростить конструкцию. И здесь… А это вообще можно штамповать из обычной стали, не нержавейки.

Мы просидели над чертежами до поздней ночи. Где-то наверху загромыхал последний трамвай. В тигельных печах остывал металл.

А мы все считали и пересчитывали, пытаясь найти баланс между качеством и доступностью, между технологическим совершенством и реальными возможностями производства.

Новая отрасль промышленности рождалась здесь, в подвале под складом антикварной мебели, при свете электрических ламп, среди чертежей и образцов металла.

Глава 11

Финансовая ловушка

В кабинете пахло талым снегом и одновременно свежезаваренным чаем.

За окнами сгущались апрельские сумерки, в свете настольной лампы под зеленым абажуром поблескивали корешки бухгалтерских книг. На столе лежала внушительная папка с документами «Восточной торговой компании».

Я перебирал вырезки из газет, счета и донесения агентов. Из разрозненных фактов постепенно складывался портрет человека.

– Вот, полюбуйтесь, – Мышкин положил передо мной свежий номер «Театральной Москвы». – Частный театр «Миниатюр» снова дает премьеру. Главная партия – Мария Нестерова. А вот и наш Студенцов, в списке меценатов первым значится.

– И во сколько ему обходится это меценатство? – я взял газету, разглядывая фотографию молодой певицы. Тонкое одухотворенное лицо, огромные глаза, легкая полуулыбка.

– За последний месяц – тридцать пять тысяч рублей, – Мышкин достал из портфеля очередную бумагу. – Аренда помещения на Тверской, костюмы от лучших мастерских, реклама во всех газетах… А вот еще любопытная деталь – дом в три этажа на Пречистенке, оформлен на нее. Подарок «мецената».

Я присвистнул:

– Солидные траты. Особняк на Пречистенке сейчас тысяч сорок стоит, не меньше. И откуда деньги?

– В том-то и дело, – Мышкин понизил голос. – Последние три месяца берет кредиты под залог складов. Уже половину своих активов заложил. А тут еще певица мечтает в Большой театр попасть. Требует организовать ей прослушивание у самого Головина.

– Любопытно… – я откинулся в кресле. – А что «Сталь-трест»? Он ведь у них основной торговый партнер?

– Именно. Через него идет почти вся их торговля металлом. Но самое интересное, что Беспалов лично просил правление Госбанка выдать Студенцову новый кредит. Похоже, они крепко повязаны общими делами.

За окном просигналил автомобильный гудок. Я подошел к окну, глядя на освещенную фонарями улицу. План постепенно вырисовывался.

– Значит, говорите, в Большой театр метит? – я вернулся к столу. – А что если предложить ему более интересный вариант? Например, включить его протеже в официальную делегацию в Берлин? А после успешных гастролей будет триумфальное возвращение и место в труппе Большого?

Мышкин понимающе усмехнулся:

– Для этого нужны очень серьезные связи в Наркомпросе.

– Связи есть, – я начал рисовать схему на листе бумаги. – У Величковского прекрасные отношения с Луначарским, еще с дореволюционных времен. А деньги… деньги можно заработать на совместных операциях с металлом.

– Думаете, клюнет?

– Еще как клюнет, – я показал на фотографию певицы. – Ради нее он уже заложил полкомпании. А тут такой шанс, официальные гастроли в составе делегации, знакомство с берлинской музыкальной элитой, а потом – Большой театр… Он в нее влюблен до безумия, значит, потеряет голову от таких перспектив.

Мышкин задумчиво потер подбородок:

– И как подведем его к разговору?

– Очень просто, – я достал театральную программку. – В пятницу премьера «Травиаты». Мы с ним случайно окажемся в соседней ложе. В антракте познакомимся. А дальше… – я улыбнулся. – Дальше он сам предложит сотрудничество. Когда узнает о моих связях в театральных кругах.

За окном окончательно стемнело. В свете лампы я еще раз просмотрел документы. Студенцов, самовлюбленный немолодой человек, потерявший голову от юной певицы… Идеальная мишень.

Мышкин собрал бумаги в портфель:

– Значит, в пятницу в театре?

– Да. И постарайтесь разузнать подробнее о финансовом положении его компании. Кажется, мы нашли еще одно слабое звено в империи «Сталь-треста». Надеюсь, это уже последнее.

Когда за Мышкиным закрылась дверь, я еще долго смотрел на фотографию певицы. Что ж, пора превратить любовную историю в финансовую операцию. В конце концов, на войне все средства хороши.

Спустя два дня весеннее солнце заливало старинные оранжереи Ботанического сада. В пальмовой оранжерее влажно и тепло, сквозь стеклянные своды пробивались яркие лучи, создавая причудливую игру света и тени на дорожках. Пахло влажной землей и экзотическими цветами.

Я неторопливо шел по дорожке, делая вид, что внимательно изучаю таблички с латинскими названиями растений. На самом деле краем глаза следил за высокой фигурой Студенцова, который, как мы и рассчитывали, проводил здесь свой обычный воскресный моцион.

В театре на премьере «Травиаты» с ним встретиться не удалось. Не явился, как будто почуял ловушку. Пришлось спешно организовать новую встречу. Вот здесь, на свежем воздухе.

Аркадий Павлович, одетый в безупречный костюм-тройку от лучшего московского портного, задумчиво разглядывал цветущую магнолию. В его петлице красовалась свежая орхидея. Наверняка для вечернего выступления Нестеровой.

Момент для «случайной» встречи идеальный, в оранжерее кроме нас никого не было. Даже престарелый садовник куда-то исчез.

– Какой удивительный экземпляр, не правда ли? – негромко произнес я, останавливаясь у соседнего растения. – Magnolia denudata, если не ошибаюсь.

Студенцов обернулся:

– Вы знаток ботаники?

– Скорее, ценитель прекрасного, – я слегка поклонился. – Леонид Краснов, к вашим услугам.

– Аркадий Студенцов, – он чуть нахмурился, очевидно, пытаясь вспомнить, где слышал мою фамилию.

– Знаете, – продолжил я, любуясь цветком, – магнолия удивительно напоминает мне голос вашей примадонны. Такая же утонченная красота.

Его глаза загорелись:

– Вы были на премьере «Травиаты»?

– Разумеется. Мария Нестерова – настоящий самородок. С правильным продвижением она могла бы блистать на лучших сценах Европы.

Студенцов подался вперед:

– Вы… вы разбираетесь в оперном искусстве? Эх, я вчера не смог прийти. Дела, знаете ли.

– Не только, – я загадочно улыбнулся. – На прошлой неделе беседовал с Луначарским о перспективах культурного обмена с Германией. Знаете, берлинская опера очень заинтересована в молодых талантах.

Мы медленно шли по дорожке. Из-под купола оранжереи доносилось мерное капание воды. Где-то вдалеке слышались гудки трамваев на 1-й Мещанской.

– Простите мою прямоту, – Студенцов остановился у раскидистой пальмы, – но я наводил справки о вас. Вы ведь промышленник? При чем здесь оперное искусство?

– Видите ли, – я понизил голос, – в современном мире искусство и промышленность неразделимы. Особенно когда речь идет о международных проектах. Например, – я сделал паузу, – организация гастролей в рамках торговой делегации.

Студенцов замер. В его глазах мелькнул жадный интерес:

– Продолжайте.

– Берлин, официальная советская делегация, знакомство с музыкальной элитой… А после успешных гастролей путь в Большой театр становится значительно короче.

– И… что требуется с моей стороны? – он старался говорить небрежно, но я видел, как дрожат его пальцы, теребящие цветок в петлице.

– Всего лишь небольшое деловое сотрудничество, – я остановился у фонтанчика с папоротниками. – Скажем, совместные операции с металлом. Прибыль от них можно направить на организацию гастролей. Все абсолютно законно.

Студенцов молчал, глядя на струящуюся воду. В оранжерее стало еще жарче, или это его лихорадило от открывающихся перспектив?

– Предлагаю обсудить детали завтра, – я достал визитную карточку. – В более спокойной обстановке. Скажем, в моем кабинете?

Он машинально взял карточку:

– В одиннадцать утра? Нет, давайте в яхт-клубе. В двенадцать.

Да хоть у черта на куличках.

– Превосходно. И, кстати, – я сделал шаг к выходу, – передайте мадемуазель Нестеровой, что ее «Casta Diva» в прошлой постановке была великолепна. Такой голос достоин лучших театров Европы.

Я вышел из душной оранжереи в прохладу весеннего сада. За спиной слышалось прерывистое дыхание Студенцова. Он все еще стоял у фонтана, сжимая в руке мою визитку.

Первый шаг сделан. Теперь он сам прибежит ко мне, окрыленный мечтами о европейской славе его возлюбленной.

На следующий день я прибыл в яхт-клуб, как и договаривались. Надо ковать раскаленное железо.

Солнечные блики играли на свинцовых водах Москвы-реки. Старинное здание яхт-клуба, построенное еще при Александре II, величественно отражалось в темной воде. У причала покачивались первые спущенные на воду яхты, навигация только начиналась.

– Прошу вас, Леонид Иванович, – Студенцов привычным жестом показал швейцару членский билет. – Здесь нам никто не помешает. Я распорядился подготовить «капитанский» кабинет.

Мы поднялись по скрипучей дубовой лестнице. В просторном кабинете с широкими окнами, выходящими на реку, пахло кожей старинных кресел и морским канатом. На стенах висели модели парусников и старые гравюры с видами портов.

Студенцов по-хозяйски устроился в кресле:

– Я член клуба уже пятнадцать лет. Знаете, одно из немногих мест в Москве, где еще сохранился дух настоящей коммерции.

Седой официант в белоснежной куртке бесшумно сервировал чай. В серебряном подстаканнике дореволюционной работы «Хлебников и сыновья» янтарно светился цейлонский чай.

– Итак, – Студенцов отхлебнул из стакана, – вы говорили о совместных операциях с металлом?

Я достал из портфеля папку с документами:

– Взгляните. Контракт на поставку десяти тысяч тонн специальной стали в Германию. В рамках официальной торговой делегации. – Я сделал паузу. – Той самой делегации, к которой можно присоединить и культурную программу.

Его руки чуть дрогнули, когда он развернул документы:

– Солидные цифры. Но… потребуются значительные оборотные средства.

– Разумеется, – я улыбнулся. – Впрочем, ваша компания имеет безупречную репутацию. Уверен, банки с радостью предоставят кредит под такой контракт.

За окном басовито загудел речной пароход. Студенцов подошел к окну, разглядывая проплывающие баржи:

– А культурная программа?

– Все уже согласовано с Наркомпросом. Три недели в Берлине, выступления в лучших залах. – Я сделал вид, что задумался. – Правда, нужно внести гарантийный депозит. Порядка пятидесяти тысяч рублей.

– Пятьдесят тысяч? – он резко обернулся.

– Организация гастролей стоит недешево. Но прибыль от металла с лихвой покроет все расходы. – Я развернул еще один документ. – Вот предварительная калькуляция.

Студенцов жадно вчитывался в цифры. В его глазах разгорался азартный блеск:

– Когда нужно начинать?

– Чем раньше, тем лучше. Культурная делегация отбывает через две недели. А значит… – я выложил на стол договор, – нужно успеть провести первую партию металла.

Он почти не глядя схватил ручку:

– Где подписывать?

– Вот здесь, – я указал на строчку. – И здесь. Да, и еще потребуется письмо в банк о выделении кредитной линии.

За следующие полчаса Студенцов подписал все документы. Его руки слегка дрожали от возбуждения. Он уже видел триумф своей возлюбленной на берлинской сцене.

Когда мы прощались у причала, он крепко пожал мне руку:

– Знаете, Леонид Иванович, у меня предчувствие большого успеха.

– Не сомневаюсь, – я улыбнулся, садясь в ожидавший меня грузовик «Форд».

Глядя, как в зеркале заднего вида растворяется силуэт яхт-клуба, я мысленно усмехнулся. Бедный Студенцов даже не понял, что только что подписал кабальные условия поставок. Через месяц его компания окажется в долговой яме, а вместе с ней пошатнется и «Сталь-трест».

Что ж, любовь действительно творит чудеса. Особенно когда ею умело управляют.

Из яхт-клуба я отправился в тайную лабораторию. Там у меня запланирована другая встреча, не менее важная.

В тайной лаборатории под антикварным складом царила непривычная суета. Сорокин и Величковский расставляли на длинном столе опытные образцы: сверкающий хромированными боками холодильный агрегат, компактная стиральная машина с барабаном из нержавеющей стали, электрическая плита с новыми нагревательными элементами.

Дмитрий Алексеевич Лопаткин, невысокий подвижный человек лет тридцати двух, с растрепанной шевелюрой и живыми карими глазами, стремительно перемещался между экспонатами. Его руки, с въевшимися чернильными пятнами на пальцах, порхали над механизмами, то и дело выхватывая блокнот, чтобы записать очередную мысль.

– Невероятно! Просто невероятно! – он возбужденно взмахнул руками. – Такая простая конструкция, а какой эффект! А материалы? Это же революция в бытовой технике!

Я наблюдал за его реакцией, отмечая цепкий взгляд опытного коммерсанта за внешней эмоциональностью. Этот человек мгновенно схватывал суть, оценивал перспективы, прикидывал выгоды.

– А вы представляете потенциальный рынок? – Лопаткин вдруг остановился, развернувшись ко мне. – Миллионы домохозяек, тратящих часы на стирку! Очереди за льдом для ледников! Сколько времени уходит на приготовление пищи на керосинках! – Он лихорадочно черкал в блокноте. – При правильной организации производства и сбыта это будет…

– Грандиозный успех? – я прервал его монолог. – Безусловно. Но только при одном условии.

Он мгновенно подобрался:

– Каком же?

– Абсолютная секретность. Никаких утечек информации, никаких преждевременных анонсов. Мы должны выйти на рынок внезапно, сразу с полной линейкой продукции.

Лопаткин быстро кивнул:

– Разумеется. Иначе конкуренты перехватят идею. Но как организовать производство втайне?

– У меня есть незадействованные цеха на Урале, – я развернул на столе чертежи. – Официально там будет выпуск оборудования для пищевой промышленности. Неофициально наша линия бытовой техники.

– А сбыт? – Его глаза загорелись. – У меня есть сеть кооперативных магазинов, можно организовать сбыт через них.

– Смешанная система, – я прервал его энтузиазм. – Основной канал – государственная торговля через «Техноснаб», это даст нам политическое прикрытие. А кооперативы используем как дополнительную сеть для рассрочки и обслуживания.

Лопаткин прищурился:

– Умно. Государство получает контроль и основную прибыль…

– А мы – гибкость и скорость, – я развернул схему. – Смотрите, базовые модели идут через госторговлю по твердым ценам. Это для отчетности и статистики. А улучшенные версии и обслуживание – через кооперативы, с системой рассрочки через профсоюзы.

– И все довольны! – Лопаткин азартно потер руки. – Государство рапортует о выполнении плана по обеспечению рабочих бытовой техникой, профсоюзы получают социальный проект, кооперативы – прибыль от сервиса.

– А главное – товар действительно дойдет до потребителя, – я кивнул. – Это ведь и есть настоящий государственный подход: не просто отчитаться, а реально улучшить быт рабочих семей.

– Политически безупречно, – Лопаткин уважительно покачал головой. – И прибыльно. А если добавить систему премирования передовиков производства через профсоюзы, это увеличит их заинтересованность.

Я кивнул.

– Совершенно верно. Продажи можно организовать в рассрочку платежей через профсоюзы. Вы ведь уже делали что-то подобное со швейными машинами?

Лопаткин удивленно моргнул:

– Откуда вы…? А, понимаю, навели справки. Да, система отработана. Но потребуются серьезные оборотные средства.

– Они есть, – я положил на стол папку с расчетами. – Как и связи в нужных инстанциях. От вас требуется только одно – абсолютная лояльность и полное подчинение моим указаниям.

Он замер, внимательно глядя мне в глаза. Я видел, как в его голове происходит молниеносный расчет возможностей, рисков, выгод.

– Вы ведь понимаете, – медленно произнес он, – что при таком размахе дел я должен быть уверен…

– В чем? В том, что я не брошу вас на полпути? Или в том, что прикрою в случае проблем? – Я усмехнулся. – Дмитрий Алексеевич, вы же сами видите масштаб подготовки. Мы либо взлетим вместе, либо…

– Либо упадем, – он криво улыбнулся. – Но риск того стоит, верно?

Вместо ответа я открыл сейф и достал пачку документов:

– Вот ваше назначение на должность директора Уральского завода бытовых приборов. Пока что предприятие существует только на бумаге. Ваша задача – за три месяца сделать его реальностью.