Текст книги "Ответный удар (СИ)"

Автор книги: Алим Тыналин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Я с благодарностью углубился в технические детали. Работа – вот лучшее лекарство от душевных ран.

– Отлично, Александр. Внедряйте немедленно, начиная с головного завода. И свяжитесь с Пироговым в Нижнем Тагиле, пусть готовят цеха под новую систему.

– Есть еще кое-что, – Сорокин достал сложенный лист. – Только что получили предварительные результаты испытаний новой брони. Превосходит все ожидания.

Я просмотрел протоколы. Действительно, впечатляюще. Военный заказ будет выполнен в срок и с превышением технических требований.

За окном загудел гудок – пересменка в ночных цехах. Где-то там, в огромных корпусах, кипела работа. Тысячи людей делали свое дело, создавая будущее советской индустрии.

Я подошел к окну.

– Кстати, – Сорокин помедлил у двери, – сегодня пришли документы из автомобильного отдела ВСНХ. Просят рассмотреть возможность создания собственного автомобильного производства.

Я улыбнулся. Вот оно – новое направление для развития. Масштабный проект, способный изменить страну.

– Передайте в конструкторское бюро – пусть начинают проработку. Будем делать советский автопром.

Когда Сорокин ушел, я еще раз окинул взглядом карту империи. Да, пришлось заплатить высокую личную цену за эту победу. Но теперь нет пути назад. Только вперед – к новым горизонтам, новым свершениям, новым победам.

В дверь снова постучали, рабочий день продолжался. Пора принимать очередные решения, отдавать распоряжения, двигать вперед огромный механизм промышленной империи.

Личное придется принести в жертву делу. Такова цена за право изменить историю.

Глава 17

Реорганизация

Я стоял у огромной схемы, пока скрытой белым полотном, и наблюдал, как заполняется просторный зал заседаний. В воздухе пахло свежей краской и мастикой – помещение только что отремонтировали под новые задачи. Утреннее солнце заливало светом высокие окна в стиле модерн, играло на массивной люстре и рядах дубовых столов, расставленных амфитеатром.

Величковский, как всегда аккуратный и подтянутый, с неизменным пенсне на золотой цепочке, занял место в первом ряду. Я невольно улыбнулся, вспомнив наше знакомство в поезде во время моего возвращения из Риги. Рядом с ним – молодой Сорокин, талантливый конструктор, один из первых поверивший в мои идеи разработки новой стали и автоматизации производства.

Котов, наш главный бухгалтер, степенно устроился с знаменитым гроссбухом. Этот человек старой школы, в неизменном сюртуке дореволюционного покроя, прошел со мной через все испытания, включая время в коммуналке.

Первым в зал вошел военинженер Бондарев, подтянутый, в идеально отутюженной гимнастерке с ромбом в петлицах. Наше знакомство состоялось во время инспекции завода №183 в Нижнем Тагиле, тогда его поразили мои знания о перспективах танкостроения. За ним – его заместитель инженер Морозов, тоже с военной выправкой, но в гражданском костюме.

Седов, директор Златоуста, занял место неподалеку. Немолодой, с усталым интеллигентным лицом, он проявил себя как отличный технарь, хотя и осторожный руководитель. Хотя его поддержка во время той истории с забастовкой помогла удержать ситуацию под контролем.

Молодой Воронов, талантливый инженер-технолог, что-то увлеченно обсуждал с Лопаткиным. Эти двое уже успели подружиться на почве общего энтузиазма к новым методам организации производства. Воронов тогда здорово помог разоблачить махинации старого руководства, а Лопаткин загорелся идеей массового производства бытовой техники.

Пирогов, перешедший к нам от конкурентов ради возможности заниматься настоящей наукой, о чем-то тихо переговаривался с Колосовым. Оба – блестящие инженеры старой школы, они нашли у нас возможность реализовать свой потенциал.

Я окинул взглядом собравшихся. Каждый из этих людей прошел свой путь, у каждого своя история. Теперь нам предстояло стать единой командой.

– Доброе утро, товарищи, – начал я, дождавшись тишины. – Сегодня исторический день. Мы начинаем полную реорганизацию управления объединением.

По залу пробежал легкий шепот. Я заметил, как Бондарев подался вперед, как оживился вечно скептичный Седов.

– Перед нами стоит сложнейшая задача, – продолжил я. – Военный заказ, который мы должны выполнить в кратчайшие сроки. Но чтобы справиться с ним, нужна принципиально новая система управления.

Одним движением я сдернул полотно со схемы. Матричная структура, первая в советской промышленности, предстала перед изумленными взглядами.

В СССР она начала применяться в шестидесятых, в таких передовых отраслях, как ракетно-космическая промышленность, авиастроение и оборонный комплекс. Запуск космической программы, создание баллистических ракет, атомных подводных лодок, все это требовало координации и одновременного взаимодействия самых разных структур. Множества КБ, заводов и научных институтов. Почему бы не взять эту систему и нам?

Королев использовал элементы матричной структуры при управлении космической программой. А Косыгин и вовсе провел реформу, где внедрил элементы это системы. В авиационной промышленности Туполев, Илюшин и Сухой использовали эту систему для разработки проектов, требовавших координации между разными бюро и заводами.

Так что я, как обычно, не придумал ничего нового. Просто украл из будущего.

– Это еще одна революция в управлении, – негромко произнес Величковский, поправив пенсне на кончике носа. Мы с ним уже обсуждали эту систему.

– Позвольте, – поднялся Пирогов. – Но как будет работать эта система двойного подчинения?

Следующий час я объяснял принципы новой структуры. Постепенно недоумение на лицах сменялось пониманием. Даже у самых консервативных руководителей появился интерес.

– А как же связь между заводами? – спросил Бондарев. – Расстояния огромные.

– Завтра начинаем монтаж новой системы связи, – ответил я. – Бонч-Бруевич уже везет оборудование. Автоматические телефонные станции, селекторная связь, промышленное телевидение – все это создаст единый нервный центр объединения.

Я видел, как загорелись глаза у Воронова и Лопаткина, молодежь всегда легче принимает новое. Седов задумчиво постукивал карандашом по столу, он обдумывал технические детали. Бондарев делал четкие записи в блокноте, у него военная привычка к порядку.

– Каждый из вас получит детальный план действий, – завершил я. – Мы должны стать единой командой. Только так мы сможем выполнить заказ и создать принципиально новую промышленность.

Когда все разошлись, в зале остались только мы с Величковским.

– Знаете, Леонид Иванович, – профессор задумчиво протер пенсне, – а ведь это действительно новаторский подход. Смелый и неординарный. Не знаю, как приживется у нас, но задумка интересная.

Я молча кивнул, глядя на схему. Первый шаг сделан. Теперь предстояло воплотить эти планы в жизнь.

За окнами разгорался летний день, где-то вдалеке гудели заводские гудки. Величковский откланялся и вышел.

Почти сразу после того, как он вышел, заглянул Головачев и сообщил мне, что в приемной ждут Соколов, Лебедев и Штром. Те самые, что в трудный момент перебежали в «Сталь-трест». Я намеренно не пригласил их на общее совещание.

Они вошли в кабинет с явной нервозностью. Соколов, некогда блестящий инженер старой школы, заметно постарел за эти месяцы. Лебедев, специалист по мартенам, прятал глаза. А Штром, педантичный немец, теребил в руках записную книжку в кожаном переплете.

– Присаживайтесь, – я намеренно не стал вставать из-за стола. – Чем обязан, товарищи?

Соколов откашлялся:

– Леонид Иванович, мы… понимаете… хотели бы вернуться.

– Вот как? – я откинулся в кресле. – А я помню, как вы говорили, что у Беспалова перспективы лучше. «У них там стабильность и военные заказы». Что там насчет «бракованной брони»?

Соколов дернулся, как от удара. Именно он тогда особенно резко высказывался о моих методах.

– Мы ошиблись, – тихо произнес Штром. – Sehr falsch… очень ошиблись.

В кабинет без стука вошел Глушков, крепкий мужчина в простой гимнастерке, мой начальник заводской охраны, сейчас отправленный присматривать за порядком на Урале. Я специально вызвал его телеграммой.

– А, вот и Степан Кузьмич, – я указал на вошедшего. – Как там у вас на Урале дела?

– Да вот, товарищ Краснов, людей не хватает. Особенно специалистов на новый цех специальных сталей.

– Отлично, – я перевел взгляд на «возвращенцев». – Вот вам и решение. Поедете в Нижний Тагил. Под началом товарища Горшкова поработаете.

– Но… но мы думали здесь, в Москве… – начал было Соколов.

– В Москве все места заняты, – отрезал я. – Людьми, которые не предавали. А вот на Урале, там да, нужны специалисты. Работа тяжелая, ответственная. Как раз то, что нужно для… восстановления доверия.

Глушков усмехнулся в усы:

– Не беспокойтесь, присмотрим. У нас там режим строгий, дисциплина. Зато воздух чистый, тайга рядом.

Мои бывшие работники переглянулись.

– Когда выезжать? – глухо спросил Лебедев.

– Сегодня вечером, – ответил я. – Степан Кузьмич проводит. И да, забыл сказать, никаких ответственных должностей. Начнете с рядовых инженеров. Может, со временем и повышение заслужите.

Когда они вышли, я повернулся к Глушкову:

– Присмотри за ними, Степан Кузьмич. Специалисты они неплохие, но доверять пока рано.

– Понял, Леонид Иванович, – кивнул тот. – Приставлю к каждому надежных людей. И скажу Горшкову, чтобы загрузил работой так, что на глупости времени не останется.

Я подошел к окну. Во дворе «возвращенцы» грузились в служебный автомобиль. Что ж, пусть поработают на благо объединения. В тайге, под присмотром Глушкова, самое место для искупления вины.

Вечерний поезд на Урал увез троих бывших перебежчиков в новую жизнь. А у меня на столе уже лежали чертежи новой системы связи. Дел невпроворот.

Не успели выйти перебежчики, как ко мне зашли Твердохлебов с Нижнетагильского комбината и Кузьмищев из Златоуста. Оба потомственные инженеры старой школы, с дореволюционным образованием. К ним присоединился Седов, которого явно что-то беспокоило.

– Леонид Иванович, – Твердохлебов нервно поглаживал седеющую бородку, – позвольте все-таки уточнить. По новой системе. Вот смотрите: у меня на комбинате начальник мартеновского цеха. Кому он теперь подчиняется? Мне как директору завода или Гладкову, который отвечает за все мартеновское производство объединения?

Я подошел к висящей на стене схеме:

– Давайте разберем на конкретном примере. Вот ваш начальник цеха. По территориальной линии он подчиняется вам – по всем вопросам общего управления, дисциплины, социальным вопросам. А по функциональной линии – Гладкову, но только в части технологии, качества, внедрения новых методов.

– Но это же абсурд! – взорвался Кузьмищев. – Как можно служить двум господам?

– А вы посмотрите на армию, – я улыбнулся. – Командир полка подчиняется комдиву по строевой части, а начальнику артиллерии дивизии – по вопросам боевой подготовки артиллеристов. И ничего, система работает.

Седов задумчиво потер переносицу:

– А если возникнет конфликт указаний?

– Для этого у нас есть четкое разделение полномочий, – я достал из папки документ. – Смотрите, вот перечень вопросов по территориальной линии, а вот – по функциональной. Пересечений быть не должно.

– Хорошо, – Твердохлебов все еще хмурился. – А как быть с премиями? Кто будет определять?

– И тут двойная система, – я развернул еще один лист. – Базовая часть премии – за выполнение территориальных показателей. Дополнительная – за достижение функциональных целей. Например, ваш мартеновский цех перевыполнил план – это вам как директору в зачет. А внедрил новую технологию – премия по линии Гладкова.

– А отчетность? – поинтересовался Седов. – Теперь придется писать вдвое больше бумаг?

– Наоборот, – я показал новые формы документов. – Единый отчет, но с разными разделами. Плюс автоматизация учета – помните, я говорил о новой системе связи? Все данные будут поступать в центральную диспетчерскую в реальном времени.

– Позвольте еще вопрос, – Кузьмищев заметно оживился. – А как это поможет с военным заказом?

Я подошел к карте объединения:

– Вот смотрите. Раньше каждый завод работал сам по себе. Теперь же… Златоуст дает специальную сталь, Нижний Тагил прокатывает, Коломна делает окончательную обработку. И все это координируется из единого центра, без задержек и нестыковок.

– А если на одном участке произойдет сбой? – спросил Твердохлебов.

– Для этого у нас проектные команды, – я показал на схеме. – Специальная группа инженеров, которая может быстро перебросить заказ на другой завод или найти решение проблемы. Они подчиняются напрямую руководителю проекта, минуя обычную иерархию.

Седов вдруг улыбнулся:

– Знаете, а ведь это похоже на нервную систему. Как в живом организме – есть спинной мозг, это территориальное управление, и отдельные нервы для каждой функции.

– Именно! – я обрадовался точному сравнению. – И как в организме, все части работают согласованно, дополняя друг друга.

– А новая связь будет как нервные волокна? – догадался Твердохлебов.

– Да. Автоматические телефонные станции, селекторные совещания, промышленное телевидение – все это создаст единую систему управления. Каждый руководитель будет видеть полную картину и сможет быстро принимать решения. Мы сейчас как раз работаем над этим.

Кузьмищев задумчиво постучал пальцами по столу:

– Знаете, Леонид Иванович, я сначала сомневался. Но теперь вижу – система действительно продумана. Хотя привыкать придется.

– Будем осваивать постепенно, – я положил перед ними папки с инструкциями. – Сначала внедрим на ключевых участках, связанных с военным заказом. Потом распространим на все производство.

Когда они ушли, я еще раз посмотрел на схему. Старая гвардия начинает понимать. А значит, система заработает. Теперь надо не сбавлять темп и довести начатое до конца.

Уже вечером я отправился работать со связью. Ну как, работать? Главными спецами там числятся другие люди. Я так, на подхвате.

В старом машинном зале, временно переоборудованном под монтажный цех связи, царил творческий беспорядок. Всюду громоздились ящики с оборудованием, катушки кабеля, измерительные приборы. Пахло канифолью, машинным маслом и кофе из большого термоса, Зотов, как всегда, готовился к долгой рабочей ночи.

Василий Петрович, засучив рукава, колдовал над разобранным коммутатором. Его длинные пальцы с въевшимися следами канифоли ловко перебирали контакты. Рядом на верстаке лежала стопка его знаменитых блокнотов с чертежами, куда Зотов фиксировал каждую техническую идею.

– Михаил Александрович, взгляните, – позвал я Бонч-Бруевича, указывая на схему центральной диспетчерской. – Если мы расположим усилители вот здесь, сможем ли обеспечить устойчивую связь с Уралом?

Бонч-Бруевич, представительный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой, склонился над чертежом. Его появление в нашем проекте было настоящей удачей, лучшего специалиста по связи в Советском Союзе не найти. Он занятой человек, но услышав про мои идеи, тоже загорелся и захотел поучаствовать.

– Интересная идея, – он постучал карандашом по схеме. – Но нужно увеличить мощность ламп. Я как раз разработал новую серию.

– А что если вот так? – подал голос Зотов, на секунду оторвавшись от коммутатора. Он быстро набросал схему в своем блокноте. – Поставим дополнительные ретрансляторы в Нижнем Новгороде и Казани. Тогда сигнал будет стабильнее.

Я невольно улыбнулся. Вот оно – идеальное сочетание научной мысли и практической сметки.

– Василий Петрович, как продвигается автоматическая станция? – спросил я.

– Почти готова, – Зотов любовно погладил стойку с декадно-шаговыми искателями. – Добавил свою систему ускоренного поиска. Теперь соединение будет занимать втрое меньше времени.

Бонч-Бруевич с интересом посмотрел на его работу:

– А ведь действительно, оригинальное решение. Надо будет описать в технической литературе.

– Тут необходимо сделать так, чтобы был визуальный контроль, – я развернул еще один чертеж. – Нам нужно видеть все ключевые участки производства в реальном времени.

– Мои передатчики телевизионного сигнала уже в пути, – кивнул Бонч-Бруевич. – Но потребуется очень много кабеля для передачи изображения.

– А может… – Зотов на секунду задумался, потом быстро зашелестел страницами блокнота. – Вот! Я тут придумал схему коммутации. Можно передавать сигнал по очереди, переключаясь между камерами. Кабеля потребуется меньше, и картинка будет четче.

Мы склонились над его чертежом. Решение изящное и простое.

– Более того, – воодушевился Бонч-Бруевич, – если добавить сюда фотоэлементы, система сможет автоматически переключаться на участок, где возникли проблемы.

Я мысленно усмехнулся. В будущем это назовут «событийным видеонаблюдением», а сейчас рождалось как результат коллективного творчества.

– Теперь селекторная связь, – я перешел к следующему чертежу. – Нужно обеспечить возможность общего совещания всех директоров.

– Тут я уже все продумал, – Зотов извлек из недр верстака еще один блокнот. – Смотрите: центральный коммутатор с усилителями, отдельный канал для каждого завода, система подавления помех.

Следующие несколько часов мы провели в обсуждении технических деталей. Бонч-Бруевич предлагал теоретические решения, Зотов тут же находил способы их практического воплощения, а я направлял работу, зная, что должно получиться в итоге.

К рассвету общая схема была готова. Центральная диспетчерская с огромным табло показателей и экранами телевизионного контроля. Автоматическая телефонная станция с системой быстрого набора между заводами. Селекторная связь для оперативных совещаний. Все это соединялось в единую систему управления.

– А знаете, Леонид Иванович, – Бонч-Бруевич прошелся вдоль верстаков с оборудованием, – давайте я вам покажу, какой колоссальный шаг вперед мы делаем. Вот, смотрите. Я такого еще нигде не видел, даже в Кремле.

Он достал из портфеля стандартную телефонную трубку образца 1929 года:

– Сейчас чтобы связаться, например, с Нижним Тагилом, нужно сначала позвонить на городскую станцию. Там барышня-телефонистка соединяет с междугородной. Ждем, пока освободится линия – иногда час, иногда два. Потом телефонистка в Нижнем Тагиле ищет нужный номер. Каждый разговор – целая эпопея.

– И это еще в лучшем случае, – подхватил Зотов. – А если линия повреждена или помехи? Я недавно три часа пытался дозвониться в Златоуст. Измучил всех телефонисток.

– Теперь смотрите, что будет у нас, – я подошел к схеме. – Директор завода снимает трубку. Набирает короткий номер – три цифры. Автоматическая станция сама находит нужное предприятие. Соединение за секунды, качество связи отличное благодаря усилителям.

– Более того, – добавил Бонч-Бруевич, – при необходимости можно мгновенно собрать селекторное совещание. Все директора слышат друг друга, будто находятся в одной комнате. Управляющий в Москве видит на экране ключевые цеха, получает данные о производстве в реальном времени.

– А если возникла внештатная ситуация? – продолжил я. – Сейчас пока дозвонишься, пока соберешь людей – драгоценное время уходит. В новой системе – нажал кнопку тревожного оповещения, и все ответственные лица мгновенно на связи.

Зотов с гордостью похлопал по стойке коммутатора:

– У нас тут еще и система приоритетов. Если звонит директор завода или начальник цеха – их вызов проходит вне очереди. А при аварийной ситуации все линии автоматически освобождаются для экстренной связи.

– Представляете масштаб изменений? – Бонч-Бруевич покачал головой. – От «барышня, соедините» до мгновенной автоматической связи между всеми предприятиями. От случайных, редких переговоров до постоянного оперативного управления.

– И все это уже не фантазии, – Зотов включил собранный им макет коммутатора. Механизм тихо загудел, щелкнули реле. – Вот она, новая эпоха промышленной связи, работает прямо у нас на столе.

– Знаете, – задумчиво произнес Бонч-Бруевич, разглядывая итоговую схему, – а ведь я такого никогда не видел. Надеялся сделать когда-нибудь, потом, но не сейчас, прямо перед собой. Мы создаем то, чего еще нигде нет.

Зотов, уставший, но довольный, кивнул:

– И что самое важное, что все работает. Я уже собрал макет, можно хоть сейчас демонстрировать.

– Завтра и продемонстрируем, – я посмотрел на часы. – На совещании с директорами. Пусть своими глазами увидят будущее.

За окнами занимался рассвет. Где-то в заводских корпусах уже гудели первые станки. Начиналась утренняя смена. А мы создали то, что должно было изменить само представление об управлении производством.

Я окинул взглядом помещение, заваленное приборами и схемами. Здесь, в этом творческом хаосе, рождалась новая эпоха промышленной связи. И у каждого из нас в этом своя роль: научный гений Бонч-Бруевича, инженерный талант Зотова и мое знание того, что должно получиться в итоге.

– Ну что, товарищи, – я пожал руки своим соратникам, – по домам. Завтра большой день.

Но я знал, что Зотов наверняка останется, доводить до совершенства свои схемы. Такие люди и делают технический прогресс возможным.

Глава 18

Новая структура

В приемной моего кабинета с самого утра толпились молодые люди. Выпускники технических вузов, перспективные рабочие с заводов, радиолюбители-самоучки. Все те, кто будут помогать устанавливать нашу систему связи. Зотов, которому я поручил предварительный отбор, постарался на славу.

– Давайте первого, – кивнул я Головачеву.

Вошел худощавый юноша в потертом костюме, но с аккуратно повязанным галстуком. В руках он цепко держал самодельный радиоприемник.

– Смирнов Николай, выпускник электротехнического факультета МВТУ, – представился он. – Собрал приемник по схеме журнала «Радиолюбитель», но внес несколько усовершенствований.

Через час я уже знал, что Смирнов будет отличным специалистом по радиосвязи. Горящие глаза, точные технические формулировки и что ценнее всего – способность мыслить нестандартно.

Следующим был Громов, коренастый парень с мозолистыми руками:

– Три года работал монтером на телефонной станции. Самостоятельно изучил схемы автоматических коммутаторов Стровгера. Есть идеи по их улучшению.

– А что думаете о матричной системе управления? – спросил я.

– Читал вашу инструкцию, – оживился он. – По-моему, очень похоже на коммутационную матрицу в телефонии. Каждый абонент может связаться с любым другим напрямую, без промежуточных звеньев.

Я отметил способность переносить технические принципы в управление. Такие люди нам тоже нужны.

Потом была Соколова Мария, хрупкая девушка в очках:

– Окончила физико-математический, специализировалась на теории колебаний. Прочитала все статьи Бонч-Бруевича о телевидении.

Ее знание теории впечатляло, но еще лучше, что она уже видела практическое применение:

– А если использовать систему синхронизации на основе кварцевого генератора? Тогда качество изображения значительно улучшится.

К полудню у меня было уже несколько страниц заметок. Романов – бывший флотский радист, разбирается в дальней связи. Кучеров – самоучка-механик, собрал действующую модель автоматического регулятора. Светлова – математик, предложила систему кодирования сообщений для быстрой передачи данных.

После обеда пришел Павлов, высокий парень с военной выправкой:

– Служил в войсках связи, потом окончил курсы диспетчеров на железной дороге. Умею координировать работу множества подразделений одновременно.

– Как относитесь к новой системе управления? – поинтересовался я.

– Отличная схема! – он достал блокнот с заметками. – На железной дороге похожий принцип – движением управляет диспетчер, а текущим содержанием путей – начальник дистанции. Двойное подчинение, но четкое разделение функций.

Последним был Волков, молчаливый человек с цепким взглядом:

– Работал наладчиком автоматики на электростанции. Создал систему дистанционного контроля параметров. Хочу заниматься автоматизацией производства.

Ближе к обеду я просматривал списки отобранных кандидатов с Зотовым и Бонч-Бруевичем.

– Отличный подбор, – одобрил Михаил Александрович. – Особенно девушка-физик, у нее светлая голова.

– И Громов толковый, – добавил Зотов. – Я его проверил на практике, он отлично разбирается в схемах.

– Но лучше всего то, что они все мыслят по-новому, – подытожил я. – Не боятся изменений, готовы учиться, видят взаимосвязи между разными областями.

На столе лежали документы о создании учебного центра. Этим молодым специалистам предстояло не только работать в новой системе, но и обучать других.

– А знаете, – задумчиво произнес Бонч-Бруевич, – ведь мы сейчас не просто набираем персонал. Мы создаем новую техническую интеллигенцию. Людей, которые будут управлять промышленностью по-новому.

Я кивнул. Старая гвардия инженеров создала крепкий фундамент. Теперь пришло время строить на нем новое здание – современное, технологичное, устремленное в будущее.

Утро пролетело мгновенно, я и не заметил, как наступил полдень. За окном светило майское солнце.

В цехах связи уже монтировали оборудование, которому предстояло стать нервной системой объединения. А эти молодые энтузиасты станут ее операторами.

После обеда я вышел из кабинета размяться. В заводском буфете встретил Величковского, который как раз заканчивал неизменный чай с лимоном.

– Как продвигается отбор связистов, Леонид Иванович? – поинтересовался профессор, протирая пенсне.

– Нашли несколько отличных кандидатов, – я присел за его столик. – Но это только начало. После обеда будем смотреть производственников.

– А, да! – оживился Величковский. – Я как раз отобрал несколько интересных молодых металлургов из нашей лаборатории. И Морозов прислал толковых ребят из Нижнего Тагила.

Вернувшись в кабинет, я увидел совсем другую публику. Вместо щеголеватых связистов в приемной сидели крепкие парни с характерной осанкой производственников, несколько человек в прожженных спецовках явно приехали прямо из цехов.

– Прошу, – кивнул я первому.

Вошел высокий молодой человек с обветренным лицом:

– Рудаков Сергей, горный инженер. Три года на Высокогорском руднике. Внедрил новую систему крепления забоев, сократили аварийность на сорок процентов.

– А что думаете об автоматизации добычи? – спросил я.

Глаза Рудакова загорелись:

– Вот, набросал схему! – он развернул чертеж. – Если поставить автоматические датчики давления породы, связать их с центральным пультом.

Следующим был коренастый сталевар Федоренко:

– Варю сталь пять лет. Но главное – разработал новый метод продувки. Получается точнее контролировать состав, выходит меньше брака.

Он говорил о металле со страстью исследователя, а не просто как практик. Такие люди смогут освоить новые технологии производства специальных сталей.

Потом пришел молодой конструктор Левшин, за плечами три года на Путиловском:

– Изучил станки с копировальными устройствами. Думаю, можно создать систему программного управления на основе перфокарт.

К вечеру картина сложилась. Рудаков возглавит модернизацию рудников. Федоренко с его интуитивным пониманием металла станет отличным руководителем мартеновского цеха. Левшин займется автоматизацией станочного парка.

Особенно впечатлил молодой металлург Дроздов. Он создал в цехе лабораторию прямо у печи, сам собрал приборы для экспресс-анализа стали:

– Понимаете, надо варить не вслепую, а точно знать, что происходит в печи каждую минуту.

Последним был невысокий крепыш Катушкин, мастер прокатного стана:

– Придумал новую калибровку валков. Брак снизился втрое. А если добавить автоматический контроль температуры, то вообще до нуля уменьшим.

Вечером я показывал список отобранных кандидатов Величковскому.

– Отличный подбор, – одобрил профессор. – Особенно Дроздов, я следил за его экспериментами. И Федоренко – у него настоящий талант металлурга.

– Главное – они сочетают практический опыт с исследовательским подходом, – заметил я. – Не просто выполняют работу, а думают, как ее улучшить.

– И готовы осваивать новое, – добавил Величковский. – Я поговорил с некоторыми в лаборатории – горят желанием изучать новые методы анализа, опробовать автоматические приборы.

На столе лежали списки обоих потоков, и связистов, и производственников. Вместе они составят тот сплав теории и практики, который нужен для модернизации.

За окнами догорал майский день. В цехах пересменка, одни возвращались домой, другие заступали к печам и станкам. А мы заложили фундамент будущих преобразований – подобрали людей, способных их осуществить.

Я отправился обратно к связникам. Нашел Бонч-Бруевича и Зотова озадаченными.

Сейчас, до начала монтажа оборудования, мы с ними уже изучали схемы существующих телефонных линий. Видимо, они столкнулись с проблемами по прокладке.

– Смотрите, Леонид Иванович, вот основные магистрали, – Зотов развернул потрепанные чертежи. – Москва-Нижний Новгород-Казань-Урал. Четырехпроводная система, медный кабель.

– Не подойдет, – покачал головой Бонч-Бруевич. – Слишком большое затухание сигнала на таких расстояниях. И емкость линий мала для нашей автоматики.

Я разложил карту существующих линий связи:

– Что можем использовать из готового?

– Городские линии в Москве и Ленинграде вполне подходят, – Зотов отметил карандашом. – И часть подмосковных коммуникаций. А вот дальние магистрали придется тянуть заново.

– Сколько времени уйдет на прокладку?

– Если использовать железнодорожные пути… – Зотов прикинул в блокноте. – Бригады уже готовы, материалы есть. За две недели дотянем до Нижнего Новгорода, еще месяц до Урала.

– Долго, – нахмурился я. – А если параллельно несколькими бригадами?

– Можно задействовать строительные отряды НКПС, – предложил Бонч-Бруевич. – У них есть опыт прокладки линий вдоль железных дорог. И техника соответствующая.

Мы связались с железнодорожниками. Они согласились помочь, им самим нужна качественная связь. Работы начались одновременно из нескольких точек: от Москвы, от Нижнего Новгорода, от Казани и от Урала навстречу друг другу.

Днем и ночью вдоль железнодорожного полотна тянулись новые кабели. Использовали современную технологию: медная жила в свинцовой оболочке, двойная изоляция, защита от помех. Каждые пятьдесят километров – усилительный пункт.

За три недели непрерывной работы основные магистрали должны быть готовы. Теперь можно было начинать монтаж оборудования.

Вот только все проходило не так гладко, как хотелось бы.

Спустя пять дней после начала работ по прокладке кабелей я зашел к монтажникам. В центральном зале будущей диспетчерской пахло свежей краской, канифолью и горячим металлом – работники заканчивали установку стоек с оборудованием.

Зотов, не спавший вторые сутки, колдовал над коммутационной панелью. Его помощники – Смирнов и Громов, недавно принятые на работу, прокладывали силовые кабели.