Текст книги "Сломанная подкова "

Автор книги: Алим Кешоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

«Озорной слоненок» загорелся.

Апчара не думала раньше, что танк может так гореть. Не деревянный же он! Черный дым вьется над ним, застилая пшеничное поле. Остальные танки идут дальше, как бы задавшись целью отплатить за «озорного» братца. Так и есть: черный хвост пустил теперь немецкий танк. Горит не хуже нашего. Апчара ликует, твердит про себя: давай еще! Ударь! Отомсти за братика! За всех... И наши словно слышат внутренний голос девушки – подожгли еще танк. Апчара совсем воспряла духом.

– Родные мои, бейте их... Милые, бейте!

Вдруг Локотош привскочил. Размахивая палкой, крикнул во весь голос:

– Назад! Назад!

Апчара увидела, что с высоты бегут ее защитники.

Ни о чем не раздумывая и ничего не помня, Апчара выпорхнула из-под скирды и понеслась в сторону кургана, навстречу отступающим, не обращая внимания на снаряды и мины.

Локотош кричал надрываясь и матерясь.

– Куда? Стой, назад, негодная девчонка! Вернись, я тебе сказал!

У Апчары черные волосы растрепались на дымном ветру.

Локотош со злостью ударил палкой по земле.

– Ах ты, дура вольнонаемная!

Апчара не переносила этого слова и обиделась бы на капитана смертельно, но она бежала, ничего не слыша и не оглядываясь. Падала, вставала и снова бежала, исчезала в дыму, и снова ее волосы развевались, отлетая на целый шаг.

Никакого оружия у нее не было. Поэтому, повстречавшись с бегущими ей (навстречу защитниками кургана,

она растопырила руки, словно хотела задержать разбегающихся со двора кур, а потом, бросившись к одному бойцу, закричала:

– Отдай мне автомат! Ты, трус, отдай! – Апчара силой старалась вырвать оружие из рук бойца.– Комсо-

мольцы! Мужчины! Есть среди вас мужчины? Если мужчин не стало, чтоб защищать женщин, есть женщины, чтоб защищать мужчин! Дайте мне автомат!.. Мужчины, за мной! Вперед! Будем защищать могилу Солтана. Трусы, бегите назад! Мужчины – вперед! Назад, трусы,

назад!– Апчара подбегала то к одному, то к другому. По ее щекам текли слезы.– Назад! Забыли приказ: стоять насмерть?! Я буду стоять насмерть! Дай мне винтовку, она тебе мешает бежать! Дай! Назад!

Оружия ей никто не давал.

– Кто трус? – первым остановился бронебойщик, несший на плече, как коромысло, противотанковое ружье.– Скорей, пока противник не занял наши окопы!..

Преодолевая страх, все побежали к высоте вместе с Апчарой. Только двое исчезли в пшенице, и в одном из них Апчара успела узнать Якуба Бештоева.

Еще полминуты, и защитники кургана лишились бы своих окопов. Но пока они бежали на свои места, не один из них упал и остался лежать на выгоревшей от термитных снарядов земле. Танки, за которыми врассыпную бежали немецкие серые автоматчики, были близко. Два из них ползли прямо на курган.

Оказывается, у защитников кургана совсем почти не осталось патронов, из-за чего они и побежали было с кургана.

– Стреляй! – кричали бронебойщику.– Стреляй!

– Чем стрелять? ...что ли? – Матерного слова Апчара не расслышала за гулом и скрежетом надвигающихся немецких чудовищ, которых ей еще не приходилось видеть так близко, а главное, ползущих прямо на нее.

– Бей их, милый, чем-нибудь...– Апчара уже не кричала, а визжала и плакала.

Но нечем было выстрелить в танки, и некому было командовать людьми. Командир эскадрона лежал в щели мертвый, придавленный землей. Никто не взял на себя в эту минуту смелость командовать остатками третьего эскадрона.

Апчара умоляла стрелять, и всем казалось, что визжит она бесконечно долго, как во сне, бесконечно долго, как во сне, подползают танки к высоте, а на самом деле все исчислялось секундами.

Безусый боец, совсем еще мальчишка, подобрал крупнокалиберный снаряд, обхватил его одной рукой и пополз навстречу танку. Он полз, намереваясь поставить снаряд под гусеницы, чтобы танк наехал на снаряд, надавил на боеголовку и подорвал сам себя. Когда до танка осталось несколько шагов, боец поднялся во весь

рост, успел поставить снаряд свечкой, успел и крикнуть:

– Стоять насмерть!

Но никакого взрыва не произошло. Танк сделал круг на месте, смешал бойца с землей и, громыхая и исторгая пламя, ринулся прямо на Апчару. Она увидела над собой брюхо танка, сверкающие гусеницы с пятнами крови и кусками мяса, прилипшими к ним, и прижалась ко дну щели. Земляные стены поползли, сверху придавило темнотой, и в следующее мгновение Апчара покатилась по склону какой-то длинной горы, и снизу приближался и нарастал мощный шум Чопрака. Река взбухла, и надо было спасать телят. Кто-то кричал истошным голосом: «Чернушку, Чернушку спасайте, Чернушка тонет!» Потом вдруг все исчезло. Не стало ни Чопрака, ни телят, а стало просто темно и тихо...

...Как только Адамоков появился, Локотош тотчас послал его на курган.

– Передай им мой приказ отступить к хутору, как только стемнеет. А тебе особый приказ: приведи сюда Апчару. Тоже мне, нашлась Жанна д’Арк!

Приказ передать было не трудно, а вот Апчары Адамоков нигде не нашел. Где она, никто толком не знал. Была здесь, а куда делась – неизвестно. Наверно, опять убежала в тыл. В горячке боя никто не видел, как она убежала. Но один бронебойщик с искривленным ружьем, по которому проехался танк, показал Адамокову на следы гусениц, заваливших щель, и Адамоков прямо руками начал разгребать завал. Остальные бросились ему помогать. Действовать лопатами в узкой щели было несподручно, все разгребали землю руками. За бруствер летели тяжелые, окаменевшие от жары комья земли. Наконец показалась нога Апчары. Бронебойщик хотел потянуть за нее, но Адамоков не позволил. На счастье, голова Апчары оказалась в пустом пространстве.

Девушку подняли наверх.

Адамоков приложился ухом к груди. Сердце билось...

– Клянусь аллахом, жива! – воскликнул бронебойщик.– Мы думали, ты отправилась к Солтану...

– Не говори глупостей.

Апчара глотнула воды.

– Где брат?.. Альбиян...

– Брат найдется,– обрадовался Адамоков.– Он в глубоком тылу. Его жизнь уже вне опасности...

Апчара не знала, что это значит. Как брат может оказаться где-то в глубоком тылу, когда батарея Аль-бияна совсем близко отсюда? Апчара еще не знала, что ее брат ранен, отправлен в санэскадрон, а оттуда в армейский госпиталь.

Тошнило. Кружилась голова, шумело в ушах.

– Пошли теперь,– улыбался счастливый Адамо-ков.– Жанна д’Арк– так назвал тебя капитан. Ты вела бойцов сюда, а теперь мы поведем тебя.

Апчаре помогли встать на ноги, но стоять не было сил. Ее хотели взять на руки – не позволила.

– Не надо. Я сама...

Адамоков и бронебойщик повели девушку под руки.

Бронебойщик не расставался со своим похожим на коромысло ружьем.

– Ничего. Буду стрелять из-за угла.

Сгущались сумерки. Наступила непривычная тишина. С разных сторон потянулись к хутору горстки уцелевших людей. Они тащили на себе пулеметы, разобранные минометы. Артиллеристы вели измученных лошадей. Четыре лошади с трудом тащили одно орудие.

Курган, названный именем Солтана Хуламбаева и стоивший такой крови, тонул во тьме. Как всегда, то там, то здесь в небо взлетали осветительные ракеты. Немцы все еще думали, что перед ними притаился противник. Они все еще боялись, как бы опять в их боевые порядки не затесались автоматчики.

Локотош на всякий случай выставил боевое охранение вокруг хутора, куда стягивались остатки полка.

НА МОСТУ ЧЕРЕЗ САЛ

Хутор наполнялся людьми, повозками, лошадьми, артиллерийскими упряжками. Вокруг колодцев создалась толчея. Жажда мучила не только животных, простоявших не одни сутки без воды и корма, но бойцы сначала поили лошадей. Казалось, лошади превратились в цистерны, которые наполнить водой невозможно. Они дрожали, били копытами от нетерпения, в ведро лезло сразу несколько морд, вода расплескивалась. В колодцах вода не успевала накапливаться. Ведра скребли о пустое дно. Люди за эти дни как бы разучились говорить громко, но, встречаясь, не могли удержать восторга и удивления.

– Ты жив?! Вернулся из ада!

– Не побывав в аду, не оценишь рая.

– Вот мы в раю. Вода, тишина.

Люди наперебой рассказывали друг другу о поги и ших и раненых, о тех, кто чудом остался жив. Пошла гулять легенда об Апчаре, которая завернула бегущих бойцов назад и удержала высоту. Рассказывали, будто она из рук бойца вырвала автомат, а взамен швырнула ему юбку: «Вот твоя одежда, трус!» Ддбавляли, будто Апчара неслась в дыму и пыли на коне, и немцы, восхищенные ее бесстрашием, не стреляли в нее.

У колодцев говорили и о другом. Арестован человек, которого будут судить за то, что побежал с поля боя.

У школы толпились люди. Командиры подразделений волновались. Долго сидеть нельзя, а приказа об отступлении все нет. Немец узнает, что позиции оголены,– бросит вдогонку танки. Обстановку никто не знает. Где наши и где противник? Кто сосед справа и слева? Где занять оборону? Время идет, рождаются про-тиворечивые слухи. Приехавший из штаба дивизии офицер не привез ничего, кроме непроверенных сведений о калмыцкой дивизии, которая, избегая окружения, повернула на юг, в то время как кабардино-балкарская должна отходить на северо-восток. Теперь в Кавкорпусе остались только дивизия и отдельный полк. И самая тяжелая весть: немцы достигли гор. Теперь не скоро попадешь домой, думал каждый.

Адамоков был один из немногих, кому не надо было заботиться о лошади. Его трофейный мотоцикл стоял наготове. В люльке уложены мотки кабеля, коммутатор, телефонные аппараты, инструменты. Оставлено место для Апчары. Они вдвоем уселись около мотоцикла. Адамоков раздобыл флягу воды. «Для Апчары»,– сказал он, и ему налили полную флягу.

Напившись, люди почти мгновенно засыпали. Не успевали даже доесть свой сухой паек. С сухарем в руке, с недожеванным сухарем во рту, изнуренные бойцы валились на землю, и для них не было уже ни недавнего боя, ни ночной тревожной степи, ни завтрашнего, может быть еще более тяжелого дня. Только за хутором боевое охранение не имело права на сон.

Лошади спали стоя. На горизонте вспыхивали светлячками немецкие ракеты. Значит, немцы еще не знают, что дивизия оставила оборону и отошла. Теперь самое время бы в темноте уйти на новый рубеж обороны* Никто и ничто, кроме темноты, не прикроет отступающих кавалеристов. Авиация немцев только и ждет, как бы настигнуть войска на марше и перемолотить, смешав со степной землей. Самое время теперь уйти бы* Но приказа нет, и бойцы спят, не дожевав свои сухари, а ночь уходит с каждой драгоценной минутой.

Локотош сам.вскочил бы на мотоцикл и помчался бы в оперативный отдел дивизии. Но где их теперь найдешь? У кого спросить? Получится как с тем немецким офицером, который заплутался и сам приехал к нам в плен.

Не спал и комиссар Доти Кошроков. Бродил по подразделениям меж спящих бойцов и, если находил неспящих, расспрашивал о делах, о боевых подвигах, совершенных в эти дни, выяснял потери, подбадривал. Данные о подвигах ему нужны были для политдонесе-ний и для «молний». С этой же целью он искал Апча-ру. Уж ее-то подвиг украсил бы политдонесенис комиссара Кошрокова.

Апчара в это время думала о своем брате. Сначала она не поверила, что Альбияи ранен и отправлен в тыл, но Адамоков рассказал все подробности, и пришлось поверить.

Оказывается, тот самый немецкий танк, который засыпал и заживо похоронил Апчару, прорвался и к минометчикам. У Альбияна не было никакого противотанкового оружия. Он приказал сделать связки гранат. Выяснилось, что гранат на батарее осталось всего три штуки. Связали их, и Альбиян взял связку себе. Остальным он приказал встретить огнем пехоту, если она появится вслед за танком. Надвигающееся чудовище «танцевало», избегая огня, виляло орудием, выбирая жертву, строчило из пулемета, а увидев минометные позиции, вздрогнуло, словно обрадовалось такой находке, выпрямило свой путь и готовилось прогромыхать над «самоварными трубами», торчащими из минометных окопчиков.

В ту же секунду Альбиян поднялся над бруствером со своей связкой. Он выбирал место в танке, куда бы бросить гранаты, выбрал правую гусеницу, успел размахнуться и метнуть их. Раздался взрыв. Танк пошел на левой гусенице по кругу и, таким образом, на несколько секунд отвернулся от Альбияна. Лейтенант воспользовался этим, вскочил на танк и набросил плащ-палатку на его смотровые щели. Башня ворочалась под Альбия-ном вправо и влево, и он приготовил лимонку, которую по совету комиссара берег для себя. Сейчас откроется люк, и лимонка полетит в глубину танка, и в его стальных недрах произойдет взрыв...

Пулеметная очередь другого танка остановила схватку человека с танком. Альбиян сполз, сраженный двумя пулями. Минометчики оттащили своего командира, а потом сами стали забрасывать «ослепленный» танк всем чем могли. Полетели бутылки с горючей жидкостью, даже мины. Танк взорвался.

– Твой брат хотел оседлать танк.– Адамоков восхищался подвигом Альбияна, а кроме того, ему хотелось сказать приятное Апчаре, чтобы подбодрить ее.– И оседлал. Сразу видно – твой брат. Не ослепи он танк – худо было бы. Р-р-раз из всех стволов – нет минометчиков. Вот семейка! Брат достоин сестры.

– A-а. Вот где они.– Из темноты вышел Доти.– Ну, Жанна д’Арк, видела «молнию»? На, погляди. Не хватает твоего портрета.– Комиссар протянул Апчаре небольшой листок – серую тетрадную обложку.– Хочешь на память? Редактор дивизионки сказал: напечатает. Комсорг полка выпустил. Жаль, темно, не прочитаешь. Тут и стихи есть... Как ты сказала: если мужчин не стало, чтобы защищать женщин, то есть женщины, чтобы защищать мужчин?.. Молодец!

– Мужчины, вперед, трусы, назад!—добавил Адамоков.– Не придумаешь сразу. Так ты кричала?

– Я не помню!

Комиссар присел.

– Не сомневаюсь – быть нам гвардейской. Гвардии рядовая Апчара! Ничего звучит. А?

– Гвардии вольнонаемная, если так.

– Откуда ты взяла?

– Локотош так называет ее, когда рассердится...

– Никаких вольнонаемных. Мы уже представили тебя к награде как рядовую. Только обмундировать как следует не смогли. Обстановка позволит – сошьем армейскую форму, как в лучшем ателье. По фигуре, складочки не будет. О брате не волнуйся. Он уже в армейском госпитале. Сам проверял. Чувствует себя сносно. Две пули навылет: одна в правый бок, другая под ключицей прошла. Жив будет наверняка. В строй вернется...

Артиллеристов осталось раз-два и обчелся. Два ору дия. Стояли насмерть. Два танка – цена их жизни. Дрались зло, со слезами негодования на глазах...

– Вы там были, товарищ комиссар?..

– Сражались вместе. Подносил снаряды. Больше не мог помочь им ничем.

– И остались целы? Поразительно! Неужели правду говорят?..

– Что?

– Что вы завороженный. Пуля не берет.

Комиссар засмеялся.

– А тебя? Тоже не берет! Смелого пуля боится, смелого штык не берет. А мы с тобой не из трусливого десятка.

– И Адамоков тоже. А что слышно там?– Апчара кивнула головой куда-то неопределенно, куда-то туда, в темную ночь, но комиссар понял. Наигранная веселость исчезла с лица.

– Ничего хорошего не слышно. По сводке Совинформбюро трудно судить. Сводки старые, до нас доходят поздно... Кругом неразбериха. Мы – небольшой участок и то разобраться не можем. А Москве надо разбираться во всех фронтах. Посидите, отдохните пока...

Уже рассветало, когда приехал долгожданный офицер связи с пакетом. Локотош разорвал конверт, как бы вымещая всю свою злобу на бумаге. Приказ комдива предельно краток: «под покровом темноты» двигаться к Маратовке и занять оборону на юго-западной окраине райцентра.

– Где же теперь возьмем ночную темноту? Проспали!– в сердцах сказал Локотош.– Поднять полк по тревоге!

Через полчаса вытянулась длинная цепочка верховых, повозок, пеших. Нестройную колонну замыкали грузовики и среди них – трофейный мотоцикл. Апчара удивилась, когда полк вышел на дорогу. Она не думала все же, что уцелело столько людей. Конечно, если сравнить, сколько было всадников в полку в тот день, на параде прощания, то сейчас...

В небе появилась «рама».

В колонне заволновались. Локотош приказал рассредоточиться и двигаться быстрей, чтобы успеть прийти к месту раньше, чем «фокке-вульф» вызовет авиацию. Полк рассыпался по степи. На дороге остались только повозки и машины. Все с тревогой следили за «воздухом». Маратовка уже рядом, в излучине реки Сал. Конники кое-где попытались перейти реку вброд, по река оказалась глубокой, с обрывистыми берегами. Перейти на ту сторону можно только по мосту.

Солнце уже припекало. Выгоревшая степь дышала жаром. Последние дни июля выдались особенно знойными. Лишь над рекой можно было заметить узкие полоски зелени. В степи трава давно превратилась в порошок, злой, как махорка.

Вдруг впереди что-то застопорилось. Колонна, растянувшаяся в пути, постепенно стала сжиматься, как мехи гармошки. Головные остановились, а задние продолжали нажимать на передних. Локотош бросился вперед. Причина задержки оказалась неожиданной. На мосту через Сал застрял танк. Пробовали взять его на буксир – получилось еще хуже. Танк сгреб настил и провалился одним боком. Танкисты и кавалеристы чертыхались и матерились самыми последними словами, но это не помогало.

Командиры суетились, кричали, шумели, а войско между тем скапливалось у моста, как текучая вода у внезапной преграды. Каждую минуту надо было ждать вражеской авиации, и тогда началась бы у реки Сал настоящая мясорубка. Локотош, не дожидаясь, пока танк стащат с моста, приказал конным и пешим переходить реку вброд кто как может и быстрее занимать оборону. Сам он первым бросился в реку с обрывистого берега, чтобы увлечь за собой других, но пример получился неудачным. Во время прыжка Локотош вылетел из седла и оказался под лошадью. Лошадь стала барахтаться в воде и ногой ударила капитана в бок. Хорошо, что была не кована. Локотош, наглотавшись воды, выплыл на поверхность, и оказавшиеся рядом бойцы подхватили своего командира полка.

Апчара сидела одна в мотоцикле, потому что Адамо-ков пошел на мост. Доти Кошроков увидел ее.

– Ты чего здесь? Иди перебирайся на ту сторону. Пешие все перебираются. Адамоков потом догонит, когда освободят мост.

Пешим действительно оказалось проще всех. Они пробирались по мосту мимо танка, некоторые даже через него и на другом берегу уходили все дальше от опасного места. Апчара поступила точно так же.

Между тем конники метались перед мостом. Лошади не хотели прыгать с обрыва в воду, их толкали сзади, они падали вниз головой, потом, барахтаясь, выплывали, с трудом выбирались на противоположный берег. Некоторые лошади не всплывали.

Локотош, бледный и мокрый, торопил, торопил оставшихся на берегу. Вспененная вода в реке пахла конским потом.

Комиссар предложил сбросить танк в реку, но майор-танкист набросился на него:

– Сбросить в реку боевую технику, чтобы освободить дорогу повозкам?! На повозках против немецких танков поедешь?

– А если он мешает нам занять рубеж обороны? Это надо не только мне! Вам и самим пора быть где положено...

– Пора, так иди. Нашелся лихач. Боевую технику в реку! Видать, все разбросал, на повозку пересел...

– А ты смотри, как бы не пересел на скамью подсудимых...

Танкисты на буксире потащили злополучный танк. Стальная махина гусеницами сгребла с моста весь настил. Танк повис на стальных тросах, орудие уткнулось в воду.

В конце концов произошло то, чего боялся Локотош. Немцы обнаружили опустевшие окопы и по свежим следам двинули свои танки. Они шли двумя колоннами на райцентр, чтобы не дать полку закрепиться на новом рубеже и первыми ворваться в Маратовку. Это им удалось.

Все те, кто успел пройти по мосту пешком, и все те, кто перебрался через реку вплавь, не достигли еще окраины райцентра, как увидели, что с другой стороны к райцентру широким фронтом через перезревшую пшеницу идут немецкие танки. Они пока не стреляли, потому что конники не вышли еще на рубеж обороны и не обнаружили себя. Но получалось, что колонна наших войск движется навстречу стремительным вражеским танкам.

Локотош приказал рассыпаться по домам и огородам станицы, чтобы хоть как-нибудь встретить немцев и сдержать их, хоть на сколько-нибудь минут, и крикнул Апчаре:

– Беги к мосту, скажи им: танки! Пусть поддерживают нас огнем. Мы будем биться. Потом сядешь на мотоцикл. Там Доти Кошроков. Будь рядом с ним.

Локотош не потому послал Апчару к мосту, что не нашел другого связного, а потому, что у моста сейчас оказалось безопаснее. Там все-таки пушки, а здесь ничего нет, кроме гранат, и можно было предугадать, чем и как закончится этот бой.

Апчара понеслась к мосту, в то время как люди начали разбегаться по станице. Прежде чем спрятаться самим, надо было прятать еще лошадей. Конники затаскивали их в сараи и даже в дома. Немцы, как видно, не заметили еще движения на улицах станицы, но на всякий случай открыли по ней огонь. Лошади, хорошо уже знавшие, что такое артналет, начали метаться и шарахаться. От станицы к реке потянулись машины и повозки чьих-то тылов, оказавшихся с вечера в райцентре, и около моста началась настоящая неразбериха. Тут-то и послышался гул немецких бомбардировщиков.

Комиссар приказывал рассредоточиться, но его команды никто не слышал. А может быть, никому не хотелось уезжать от моста в степь на два или на три километра. Доти вскочил на трофейный мотоцикл и сказал Адамокову:

– Заводи, шуруй по этому базару.

– Есть заводить.

Они ездили на мотоцикле, пронизывая «пробку» в разных направлениях, лавируя между повозками и машинами, и Доти, стоя в люльке, кричал:

– Рассредоточиться в радиусе трех километров! Рассредоточиться в радиусе трех километров!

Апчара не сводила глаз с приближающихся бомбардировщиков. Повозки, машины, танки, орудия – все сразу пришло в движение, все бросилось врассыпную.

Не надо было теперь ездить на мотоцикле и каждому кричать на ухо.

Адамоков считал, что пора подумать и о своем спасении, но Доти действовал иначе. Он приказал Адамокову переждать где-нибудь бомбежку, а сам побежал к мосту. Танк, из-за которого полк оказался расчлененным, наконец-то сбросили в реку. Из воды торчало орудие.

Первые бомбовые удары уже сотрясли воздух, когда Доти повел людей в райцентр и приказал разобрать бревенчатый дом. Бойцы действовали быстро, энергично. Сам комиссар залез наверх и начал разрушать крышу, сам же он потащил первое бревно к реке. За какой-то час можно было бы починить мост, и тогда танки пошли бы на помощь Локотошу. Но немцы увидели людей, суетившихся на мосту. Посыпались бомбы, и все полетело в реку. Под левую лопатку Доти впился горячий осколок, но он ге остановился, а взялся разбирать следующий дом.

Мост кое-как навели. К этому времени немцам удалось разбить два танка. По полю носились взбесившиеся лошади, волоча за собой полуразбитые повозки. Загорелись машины со снарядами, люди разбегались от них в разные стороны.

В грохоте бомб и снарядов, выстрелов из орудий слышится ржание лошадей, отчаянные вопли раненых, зовущих на помощь. Апчара ловит эти крики, вскакивает, бежит на помощь. Сидит боец. Смотрит обезумевшими глазами на исковерканную осколком ногу. Апчара успокаивает, хочет перевязать ему ногу.

– Не надо! Убей! – вопит раненый.– Убей меня! Убей, сестра!..

Апчара только дотрагивается до ноги, а раненый теряет сознание, падает навзничь. Чем помочь ему? Да ничем. Нужна немедленная операция.

Апчара ползет дальше. В луже крови лежит огромный мужчина. На лбу испарина. Старшина, заросший бородой. Рядом повозка, лошади убиты, одна еще дышит. Раненый корчится на левом боку. Увидев девушку, взмолился:

– Не трогай меня, девушка. Умоляю, не трогай! Только помоги мне лечь на подводу.

– Я не трону. Дай посмотреть твою рану.

– Нет, нет! Дай мне глоток воды и положи на подводу...

Апчара приподняла гимнастерку, обильно пропитанную кровыо. Рана большая. Ниже правой лопатки в тело впился осколок величиной с пятак. Сочится кровь. Апчара мигом выхватила осколок, как выхватывают из огня горячий уголь. Раненый вскрикнул.

– Вот и все. Бери на память.– Апчара протянула красный от крови осколок раненому.– Теперь перевяжу – и на повозку...

По мосту пошли танки. Два, поближе, так и остались торчать недалеко от моста. Немцы отбомбились. Едва они повернули на запад, показался комиссар. Он искал Адамокова и Апчару. Нашел мотоцикл, но Адамоков убит. На мотоцикле Доти объехал поле, усеянное догорающими машинами, повозками, убитыми лошадьми» Он призвал всех живых и уцелевших двигаться дальше.

За рекой на улицах казачьей станицы кипел бой, горели дома. Тянулись вереницы беженцев.

Немецкие танки торопились «по горячим следам». Они мчались без артиллерийского прикрытия и сопровождения пехоты. Они рассчитывали на внезапность и быстроту, к тому же танкисты видели издалека, как авиация «домолачивает» колонну, застигнутую на марше. Они летели с открытыми люками, навстречу легкой победе. Наконец-то им удастся опрокинуть в реку полудиких кавказцев. Для них не было сомнения, что главные силы уже за рекой, где авиация непрерывно «клюет» добычу...

Локотош успел поставить задачу подразделениям, определить, кому какой дом или огород занять, указал на кирпичный домик с подвалом, где будет находиться он сам. Предупредил:

– Гранаты только для танков. Других средств у нас кет. Артиллерия за рекой. Танки там же. Залезайте на крыши, чердаки, чтобы верней ударить по кумполу. Ружейно-пулеметный огонь берегите для пехоты. За тапками сразу или позже пойдут автоматчики. В Маратов-ке мы устроим для немцев ад. Пусть попляшут. Их защищает броня, нас защищают родные стены. Не бойтесь танков. Вспомните командира батареи. Оседлал же он танк. Ничего! Жив остался. Танк слеп. Тем более на узких улицах.

– Эх, будь неладен тот танк. Залег на мосту – ни туда ни сюда.

– Ничего. «Карманная» артиллерия есть. Стены домов нам защита. Держитесь.

Локотош тут же послал связных к соседям, которые успели занять оборону, чтобы наладить взаимодействие, установить контакт, а главное – предупредить их, что у Локотоша, кроме «карманной», никакой артиллерии нет.

Немецкие танки словно знали, где слабое место, и шли прямо на Локотоша. Громыхая и лязгая гусеницами, они неслись к станице, стараясь спрятаться за домами, потому что соседи Локотоша начинали уже постреливать, прикрывая огнем его участок. С чердаков окраинных домиков полетели в танки первые связки гранат. Танки таранили и разворачивали глинобитные домики, поднимая облака пыли. Один из них загорелся.

– С хромой волчицы и щенок шкуру спустит. Добивай его, добивай! – кричал Локотош, хотя голоса его никто не мог услышать.

Немцы открыли люк. Голова показалась и снова провалилась в глубину танка, потому что по танку брызнула пулеметная очередь.

Вслед за танками показались и автоматчики.

– Подпустить ближе,– командовал Локотош.—

Стрелять в упор, торопиться некуда.

Но тут произошло неожиданное не только для немцев, но и для Локотоша. По наведенному кое-как мосту пошли наконец уцелевшие от авиации танки, полковая артиллерия, минометы. С остатками войска шел раненый комиссар Доти Кошроков. Локотош воспрянул духом.

ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА

О, если бы все это было сном, от которого просыпаешься! Апчаре снились иногда тяжелые сны. Сделается трудно дышать, навалится скала, придавит острым углом, ни вздохнуть, ни пошевелиться. А то еще часто во сне ее преследовала отвратительная старуха. Хочешь убежать от нее – не бежится, и вот уж старуха протягивает свои костлявые руки, хватает Апчару за одежду и за волосы, Апчара кричит и просыпается от собственного крика.

А в домике тихо. Посапывают доярки, ее подруги. С вечера их никак ие уложишь спать, а утром никак не добудишься. Спят они на узких койках по двое. Обнялись поневоле, как с любимыми. В окне виднеются снежные горы. Их вершины вспыхивают розовым цветом. И это первая весточка утра, нового дня. В хлевах мычат коровы. Они лучше доярок знают, что пора просыпаться и начинать день. Со своим мычанием они не опаздывают ни на минуту. Требуют, чтобы допустили к ним телят. Телята неуклюжие, суетливые, смешные, но в суете ни один не спутает свою матку с чужой коровой. По запаху молока, наверно, узнает.

Доярки начинают шевелиться во сне, и оказывается, нет никакой ужасной старухи, потому что это был только сон.

А от этого кошмарного сна нельзя проснуться. Вчера погиб добрый Адамоков, мастер на все руки. Все время он говорил Апчаре: «Больше всего боюсь оказаться без вести пропавшим. А ведь на поле боя всегда один. Ищу, где кабель порвался, кто меня видит, кому я нужен? Ушел – не вернулся. Вместо похоронки мать получит извещение: «Ваш сын пропал без вести». А меня, может, даже похоронить забудут. Но ты, Апчара, запомни: связист не может пропасть без вести.– И шутливо добавлял:– Он сам весь из вестей состоит...»

Вчера он хотел наладить связь между двумя берегами, протянуть провод к Локотошу, засевшему в станице. Но и десяти шагов не сделал от своего мотоцикла, как бомбовый осколок разворотил ему половину груди... Апчара сама похоронила его. Перешла еще раз через мост, нарвала цветов в палисаднике, положила на свежую могилу.

Проснуться нельзя, и продолжается страшный сон. Солнце медленно тянется к горизонту. «Да садись ты скорее! – хочется крикнуть Апчаре.– Закатывайся, пока снова не налетели немцы».

Но бой в станице уже затих. Отовсюду выползают люди, повозки. Бродят по полю, ищут своих. Конники выстрелами из пистолетов добивают еще живых лошадей, барахтающихся в крови. Кони умные. Добивают одну лошадь, другая прячет голову, сует ее под хвост мертвой, лежащей рядом. Из выпуклых воспаленных глаз текут чистые слезы. Бедный Бекан! Ему поручено сберечь элиту кабардинской лошади, а сколько здесь погибает этой элиты!

Апчара присела у мотоцикла. С заходом солнца далее в станице из подвалов вылезли жители, появились дети. Бойцы из уст в уста передают приказание Локотоша: приготовиться к маршу. Отходим дальше.

От Локотоша пришел боец. Капитан так и сказал ему: найти Апчару живую или мертвую и ждать его. Боец был рад, когда увидел Апчару, не потому, что выполнил приказ командира, а потому, что смертельно устал и двигаться дальше не мог. Присел у мотоцикла и тут лее заснул, повалясь на бок. Он спал в такой неудобной позе, что Апчара хотела ему помочь, да не знала, надо ли тревожить.

Из Маратовки потянулась леидкая колонна остатков полка. Все пешие. Всадника ни одного. В колонне одно-едииственное орудие и два миномета – вся артиллерия...

Апчара сразу узнала Локотоша но его палке. Он по-прежнему хромал. Даже, кажется, больше прежнего. Падение в реку не прошло даром.

Конечно, в реку падали и потомственные джигиты, но Локотош ведь только волею случая попал в кавалерию. Ему бы танк, тогда он чувствовал бы себя по-настоящему «на коне».

Апчара поняла, зачем капитан ищет ее, «живую или мертвую». Ему необходим мотоцикл, потому что теперь он не сядет с больной ногой на коня. Да и коней уже нет. Вошли в райцентр на лошадях, а вышли оттуда пешими...