Текст книги "Сломанная подкова "
Автор книги: Алим Кешоков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)
Чтобы не обострять отношений, капитан ничего не сказал Бештоеву. Да и какой толк. Что написано пером, не вырубишь топором. Газета давно уже не выходит,
Ц*
опровержение давать некуда. Приедет Бахов и разберется.
Локотош взялся за дело.
Прежде всего он решил перевести всех на казарменное положение. Для этого отведено школьное здание. Пять классных комнат для пяти взводов. До сих пор бойцы собирались только на занятия, а жили кто где. Попробуй поднять отряд по тревоге, когда на сборы уходит полдня. Люди уходили в горы, да еще и уносили с собой оружие.
Бештоев смотрел на все это сквозь пальцы. Он даже не всегда знал, сколько людей осталось в том или другом взводе. Все ли вернулись с сенокоса или силосования. Посты, расставленные на тропах, ведущих в ущелье, проверялись от случая к случаю.
За два дня всюду побывал Локотош. Крепость, воздвигнутая самой природой, произвела на него сильное впечатление. Чопракское ущелье представляло собой вытянутый на десятки километров прямоугольный каменный ящик, со всех сторон окруженный неприступными, почти отвесными скалами. Лишь узкие охотничьи тропы, то исчезая в расселинах, то поднимаясь гю руслам высохших ручьев, вились по склонам гор, уводя наверх. Эти тропы можно было завалить камнями или просто взорвать, и тогда по ним спуститься в ущелье невозможно. Естественная крепость имела лишь одни ворота, пробитые неумолчной горной рекой шириной в двадцать метров. Прежде чем попасть в эту узкую горловину, надо пройти несколько километров над пропастью. Достаточно сделать один взрыв, чтобы наглухо перекрыть дорогу, выскобленную в отвесной скале. Река в этом месте причудливо изгибалась, образуя гигантские гранитные стены, испещренные множеством разновеликих искусственных пещер, сделанных еще во времена гражданской войны. Эти пещеры были соединены скрытыми переходами во время коллективизации. В них скрывались те, кто вел борьбу против колхозов.
Бештоев рассадил по этим гнездам несколько десятков бойцов и решил, что наглухо закрыл вход в ущелье. А наверху, на самом хребте, покрытом вечными снегами и огромной толщей голубого льда, шла работа дорожников. Предстояло прорубить восьмикилометровую траншею в скалах и льдах. В четырех аулах, расположенных на дне ущелья, скопилось огромное количество скота – богатство почти всех горных колхозов. Все население вместе с . отрядом было занято заготовкой кормов.
Слухи об исчезновении бойцов подтвердились. Капитан Локотош приказал всем перейти на казарменное положение. Составил расписание занятий, распорядок дня по часам и минутам, как в обычной воинской части.
В отряде поднялся ропот. Первым заговорил сам Аз-рет:
– Воллаги, ничего не выйдет. Какие мы бойцы? Вчерашние чабаны, пастухи, охотники. То поезжай за сеном, то за дровами. Люди и так заняты, нос вытереть недосуг...
Бойцы стали жаловаться на Локотоша Бештоеву. Но Локотош был непреклонен. Он сам ездил к каждому, кто жаловался. Проверял, так ли обстоит дело, как тот говорит. Большей частью жалобщики просто не хотели изменять своим привычкам. Жалобы прекратились, но усилилось дезертирство из отряда. У Локотоша возникла идея: не наказать ли одного дезертира публично, перед строем? Иначе не наладить воинской дисциплины.
Якуб и слушать не захотел.
– Здесь тебе это не пройдет. На другой день подстрелят, как кабана, и не узнаешь кто. А кто согласится судить? Я? Я – ни за что! И не заикайся об этом.
– Примем присягу!
– Принимали...
– Но что-то надо же делать! Или будем сидеть сложа руки? Придет день, а мы – генералы без армии. Сейчас еще не страшно, а вот погоди, немец нажмет – а мы с тобой вдвоем.
– Подождем еще.
– Чего ждать?
– Сделают «окно в небо» – из Грузии подбросят подкрепление. Будешь вводить строгости – еще больше народу убежит...
– Мы же не в прятки играем. Рядом враг. Каждая оплошность будет стоить крови, жизни людей. Я требую одного: пусть каждый выполняет воинский долг. Защита Чопракского ущелья возложена на нас. А убегать им некуда. Далеко не убегут,
– Ты плохо знаешь дезертиров. Мяса вдоволь. Лежбище туров стало их лежбищем.
– Надо создать комендантский взвод из самых надежных бойцов. Будем вылавливать беглых и привлекать их к ответственности как изменников Родины. Иначе не отряд получится, а сброд. При первом серьезном столкновении с противником ни одного не найдешь. Кто за это будет нести ответ?
– Командир отряда.
– А комиссар гарнизона?
– Вот что я тебе скажу: я предупредил тебя об опасности, а ты поступай как знаешь. С меня хватит других дел. Я тебе мешать не буду. Хочешь, наводи порядок, наводи, но меня в это дело не впутывай.
– Не мешать – это еще не все.
В словах капитана Бештоев почувствовал угрозу. Он не мог допустить, чтобы Локотош командовал им. Поводок от волов должен быть в его руках. Куда он пойдет, туда и арба. Но и Локотош не собирался уступать Якубу. Пока что они терпели друг друга. Но назревал конфликт, и он мог разразиться в любую минуту.
– Не мешать – значит дать тебе свободу действий...
– Я не прошу у тебя свободы действий. Я ее имею.
Бештоев засопел, сдерживая себя, чтобы не взорваться.
– Что тогда тебе надо?
– Чтобы ты повлиял на людей...
– Чем они тебе не угодили?
– Разболтанностью. Тебе же легче с ними говорить. Ты знаешь всех их, их родных, близких. Тебе ничего не стоит узнать, где они скрываются. Я уверен, что они по ночам возвращаются домой...
– Ты возводишь поклеп на людей. Я докажу тебе обратное. А что касается дисциплины – я согласен. Отряд в твоем подчинении, бери людей в твердые руки. Только горцы не любят этого.
– Я составил списки дезертиров. Перечислю фамилии, имена... Да ты их сам знаешь.
– Среди дезертиров, что ты записал, нет ли Чоки Мутаева?
– Какого Мутаева?
– Ну как хочешь его назови, хотя бы сыном Бека-на Диданова. Говорят, поехал за скотом в тыл врага. Три дня прошло, а его все нет. Как проверить, где он? То ли скот у немцев из-под носа угоняет, то ли в аул к матери заехал, то ли его убили, то ли запишем его в дезертиры?
Локотош вспомнил, о ком идет речь.
– А кажется, я встречал его на станции, когда нас провожали. Славный парень.
– Славный. И жених славной девушки Апчары. Если, конечно, жив.
– Апчары?
– Чему удивляешься? Думаешь, тебе одному она улыбалась? Бекан Диданов – отчим Чеки – для того и увез ее в Грузию, чтобы сберечь для сына.
Воспоминание об Апчаре и разговор о ней отвлекли Локотоша и погасили спор. Но угольки-то в душе остались и у того и у другого. Подует благоприятный ветерок, и пламя займется с новой силой.
Локотош был рад, что все же не дошло дело до открытой схватки с Якубом. Он попробует навести порядок сам. Соберет коммунистов и комсомольцев, а их в отряде немало. Поговорит сначала по-хорошему, напомнит о присяге, о верности воинскому долгу, об ответственности каждого воина в столь роковой час для Родины. Зачитает сталинский приказ.
Приказ не просто зачитать, подумал про себя Локотош, а принять присягу на верность этому приказу. Пусть каждый знает, что его ждет за измену присяге.
Приняв такое решение, Локотош приказал Азрету Кучменову через два дня построить отряд в школьном дворе.
Бойцы были построены. Командир отряда встал перед бойцами и сначала ознакомил их с обстановкой.
– Нечего надеяться,– говорил Локотош,– что тишина на берегах Баксана будет длиться бесконечно. Немцы чего-то ждут. А чего – нетрудно догадаться. У стен Сталинграда идет кровопролитная схватка. Враг бросает в бой новые и новые силы. Волжская твердыня стала жерновами по размолу костей и металла. Удастся немцам остановить жернова, выйдут немцы к берегам Волги – освободившиеся силы Гитлер бросит на Кавказ, потому что у него график уже срывается. Он обещал всему миру быть в Баку двадцать пятого сентября. Гитлер не раз пытался ввести в заблуждение мир. Если у него слова расходятся с фактами, то карты ему путает стойкость советских войск. Ясно одно – гитлеровские армии не собираются долго задерживаться у Моздока. Накопят силы – начнут боевые действия. Задача Чоп-ракского гарнизона,– Локотош иначе не называл отряд, потому что считал ущелье крепостью,– не только в том, чтобы сохранить скот и всякое другое имущество, в том числе и промышленное оборудование, оказавшееся в ущелье, но и отвлекать на себя часть войск. Враг не может двигаться дальше, если у него в тылу остаются очаги сопротивления. Нас ждет испытание огнем,– говорил Локотош,– испытание на верность Родине. Нас будут подпирать горы, свидетелями нашего мужества будут чинаровые леса. Нам отступать некуда. Выстоять в боях или умереть на виду у Эльбруса – другого пути нам не дано.
Локотош перевел дух, окинул взглядом отряд. Его голос зазвучал с новой силой:
– Отряд, смирно! Слушай приказ Верховного Главнокомандующего!
Многие впервые услышали беспощадные слова приказа. Капитан читал торжественно-приподнято. Его слова звучали как приговор. Только снизу, из глубины ущелья, доносился монотонный шум многоводного Чопрака. Тихо шелестел чинаровый лес, тронутый ранней осенней медью. Даже ребятишки, рассевшиеся по всему каменному забору вокруг школьного двора, не смели нарушить торжественную тишину. Они не понимали, но чуяли сердцем, что происходит что-то важное, что касается всех.
Чтение приказа кончилось.
Подана команда:
– Вольно!
Тишину никто не смел нарушить. Каждый молча переживал слова приказа, осмысливал, проникался ими. Сталин должен был подписать такой приказ. Враг дошел до Кавказа. История не помнит случая, когда бы немцы водрузили свой флаг на Эльбрусе, унизили величие гор, развеяли былую легенду о неприступности Кавказа.
Выдержав паузу, Локотош спросил:
– Есть вопросы?—А сам подумал: о чем тут спрашивать? Сумеет ли Красная Армия сдержать натиск врага, если не удалось это сделать на Днепре, на Дону? Кавказ – не только горы и вечные снега. Кавказ – национальные характеры, нравы разных народов, еще в недавнее время раздираемых междоусобицей. Возьмет ли здесь верх чувство долга над инстинктом самосохранения? Достаточно ли идеи социализма смонолитили гранитные глыбы разных народов, положенные в опору нового общественного строя? Вдруг обнаружится слабина, отверстие в стене, в которое начнет просачиваться мутный поток враждебных идей. Вызвать к жизни националистические чувства куда проще, чем утверждать интернационализм в сердцах людей разных языков. Ло-котош вспомнил слова Доти: «Эта война – продолжение Октябрьской революции...»
Наступившую тишину первым нарушил Чандар, огромный белолицый человек, носивший винтовку на плече, как чабаны носят ярлыгу. Он вышел из строя вразвалку и, не глядя на Локотоша, сказал:
– Алла, такой приказ Сталин не подписал. Выходит, Сталин приказывает нас стирилать...
Локотош этого не ожидал.
– Кто разрешил выйти из строя?
Боец засопел, пятясь назад.
– Не Сталин хочет тебя стрелять, а Гитлер. Для того он прислал сюда армаду войск. Если не хочешь, чтобы в тебя стреляли, стреляй сам в фашиста, убей пришельца, спаси свою землю. Это твой долг. Не хочешь исполнить долг – пеняй на себя! – Локотош выхватил снова из планшетки листок.– Об этом пишет Сталин. Вот его подпись. Гляди. Ты же грамотный.– Локотош поднес к глазам бойца листок так, чтобы тот увидел подпись своими серыми глазами.– Не Сталина разве это подпись? А?
Чандар посмотрел на листок прищуренными глазами:
– А где мухур?
– Какая тебе печать, голова-сапетка? – гаркнул на Чандара Азрет Кучменов.
– А что, Сталин пишет печатными буквами, как мы в ликбезе?
Локотош понял, как непросто довести до сознания этих бойцов самые очевидные и простые вещи. Наверняка и еще есть в отряде такие чандары. Печать ему подавай! Кричать и спорить тут бесполезно. Вчерашние чабаны. Грамоты им хватает только на подпись, да и то печатными буквами. А может, этот Чандар не так уж прост, а только прикидывается? Как работать с такими людьми! А Якуб самоустранился от своих прямых обязанностей...
– Сталин пишет не печатными буквами,– Локотош старался не повышать голос и, не показывая внутреннего напряжения, объяснять доходчиво.– Приказ размножили типографским способом. Разве никто из вас не видел газеты с постановлением правительства или приказом Главнокомандующего?
– Видели.
– Не только видели. Читали.
– Они написаны печатными буквами?
– То газета.
– Мухур ставится?
– Кто на газету печать ставит?
– Газета от Советской власти. Все верят.
– Теперь понятно, почему здесь печати нет? – Локотош обратился к Чандару.
Чандар кивнул головой.
– Всем это ясно или есть еще вопросы?
В строю раздались голоса:
– Ясно, товарищ капитан.
– А если ясно, то каждый из вас должен поставить свою подпись на этом листе. Это будет присягой на верность приказу. Мы будем стоять насмерть в бою с врагом. Нам отступать некуда. Горы отрезали все пути. Земля защищает тех, кто ее защищает. Нас будут подпирать горы. Если кто из нас по своему малодушию или трусости попытается предать своих товарищей, покинет поле боя, спасая свою шкуру, его настигнет пуля возмездия. Если я струшу, этот приказ дает право каждому из вас поступить так же и со мной. Это наша клятва!
Ночью Локотош думал, что эта первая беседа с бойцами все же была удачной. Но утром обнаружились первые результаты проведенной беседы. Три бойца бесследно исчезли из казармы.
Бештоев не скрывал своего злорадства:
– Я тебе говорил? Ты вчера получил власть, а сегодня уже кричишь: всех в казарму, расстрел за трусость! Это тебе не армия. Здесь каждый воюет без отрыва от сенокоса или скота. Придет немец – война кончилась. Куда ему? Высшая должность, которую он получил от Советской власти,– чабан. Этот пост и немец у него не отнимет. Чандар останется костью своего народа.
– Что это значит?
– Не слыхал разве,– кабардинцы говорят: родился мальчик – будет костью рода. То есть продолжением. Чандар вроде корней. Дерево срубили – корни дадут новые побеги, снова оживет дерево. Немцы нас с тобой срубят, но мы с тобой – стволы, растем на виду, занимаем посты. У нас есть что терять. А Чандару что? От него пойдут новые побеги.
Рассуждения Якуба поразили Локотоша.
– Во-первых,– сказал он,– неизвестно, даст ли корень новые побеги. Не каждый корень сохраняет способность дать новые побеги. Иной корень, потеряв ствол, гниет в земле. Вместо ствола растут грибы на этом месте. Во-вторых, если и даст новый росток, он будет хилым, кривобоким, уродливым, в первую же жару зачахнет и засохнет. Это еще не все. Ты говоришь – терять нечего. Не понимаю. Чандар теряет свою землю, права, завоеванные для него отцами. Разве этого мало? Немцы хотят истребить неполноценные расы. Кто докажет, что немцы не занесли кавказцев в число неполноценных, что им гарантировано право на жизнь. Ты думаешь, гитлеровцы истребят евреев или поляков и остановятся на этом? Они только войдут во вкус. Будут действовать, как римские владыки, истреблявшие мужей ради того, чтобы овладеть их женами. Ты юрист с высшим образованием. Видимо, знаешь, в древней Спарте существовал закон: в войско брать не всех мужчин рода, но обязательно хотя бы одного оставлять. Если два брата в роду, лишь одного в поход, если отец и сын, то в войско уходил отец, а сын оставался дома. Хотя спартанцы с семилетнего возраста занимались только военным делом, однако и они считали, что никакая война не должна обречь род на исчезновение. Гитлер не придерживается спартанских правил. Его приказ: уничтожать каждого, в ком течет не голубая кровь. Ради жизненного пространства немцы будут истреблять всех, кто встанет на их пути. Отцы в гробу перевернутся... И как ты мог сказать, что этот пост немец у него не отнимет! Немец не захочет стать чабаном в этих горах, немец навечно прикует его к этому «посту», так прикует, что чабан не будет отличаться от того же барана. Превратит в раба своего... Или ты думаешь иначе?
– Нет, не иначе. Чандару быть рабом, но не навечно же. Снова он обретет свободу.
– Каким образом?
– Русские его освободят. Вернут ему права и свободу. Россия – непобедимая нация. В мире нет нации, которая сумела бы подчинить себе Россию силой оружия. Если даже немцам удастся заставить ее сложить оружие, то ненадолго. Кабардинцев можно прикрыть одной буркой, и народ задохнется. Россию буркой не накроешь. Она сбросит с себя любого ездока, вернет себе все потерянное да еще кое-что прихватит. И нас не забудет при этом...
– Значит, спасение России – дело самой России?!
– По крайней мере не было случая, чтобы медведя от волка спасали козы. Наоборот – бывает. Медведь выпустит кишки волку – и козы спасены!
– Теория труса!
– Я трус? Я сам судил труса!
– Не его надо было судить, и не тот был судья...
– Ты хотел, чтоб он судил меня?..
– Не он, так другие будут судить.
– Не ты ли? Ну, это мы еще посмотрим, кто кого будет судить.
Локотош как бы заново знакомился с Бештоевым. Здесь, в своих горах, юрист не скрывал своих мыслей, спокойно говорил о возможности оказаться под гитлеровским сапогом. «Высшая должность, которую он получил от Советской власти,– чабан». Нет, Чандар имеет высшую должность – должность советского человека! Это высокий пост, за который не одно поколение сложило головы.
Спор, наверно, еще продолжался бы, но вбежал Аз-рет Кучменов и, теряясь от страха, промямлил:
– Бахов. Привел дезертиров назад.
– И Чандара?
– Воллаги, и Чандара тоже.
Все выскочили во двор.
У школьного здания, где размещается отряд, стояла толпа. Над ними возвышались всадники – небольшой отряд, сопровождавший Бахова. В центре три дезертира, схваченные в горах. Женщины, родственницы беглецов, тихо скулили, смотрели испуганными глазами на Чандара и его единомышленников.
– Получай пополнение! – еще издали крикнул Бахов, увидев капитана Локотоша, идущего ему навстречу.– Подобрал в теснине у лежбища туров. В самом узком месте. Там и двум всадникам не разъехаться. Говорят, это ты послал их за хребет, а я не поверил и повернул их назад. Туда торопиться не надо. Скоро пробьем дорогу, тогда...
ЛЕГЕНДА О КАГЕРМАСЕ
По характеру, а вернее, по отношению к людям Бахов напоминал табунщика, который держит необъезженного коня за туго скрученные ремнем мягкие губы. Известно, что до тех пор не отпустит табунщик коня, пока конь не покроется пеной от боли, пока всем своим лошадиным существом не поймет, что настал конец его разгульной свободной жизни, не знавшей ни седла, ни упряжки,– короче говоря, пока не смирится.
В роли одичалого, балованного коня оказался теперь Якуб Бештоев. По его душу приехал Бахов, оставив такой важный участок, как строительство дороги через хребет.
Правда, директиву «разобраться с Бештоевым» дал Кулов, но Бахов был рад ее выполнить, очень рад.
Локотош вспомнил слова Кулова: Бахов, мол, разберется. И действительно приехал для того, чтобы разобраться. Под пронизывающим насквозь взглядом чекиста Якуб краснел, потел, вилял, дергался, как рыба, пойманная на крючок. Очерк в районной газете насчет орла во главе стаи, вызывавший до сих пор в душе Якуба одно только чувство гордости, оказался обличительным документом и тем самым ремнем, которым скрутили губы своевольному зазнавшемуся коню.
Бештоев хотел было все свалить на того писаку из газеты, на автора очерка, но как на него свалишь, если здесь оказался Локотош, который знает, как все было на самом деле. Не он ли навел овчарку на волчий след? Конечно, со стороны след этот мог показаться лисьим, но Якуб про себя именно так и сказал: «на волчий след».
Бахова же особенно восстанавливало против Бешто-ева то, что заградотряд попал под удар врага, а Бешто-ев не только не пришел на помощь, но даже и не предупредил об опасности.
Бойцов – участников событий Бахов допрашивал как свидетелей. Ни один из них не сказал плохого слова о Локотоше. Бахов отметил про себя, что показания бойцов о командире отряда и ощущения Кулова совпадают. Трудно было разобраться пока, насколько правдив рассказ капитана о трехнедельном пребывании в тылу врага. Его налет на лагерь легионеров выглядел неправдоподобно, да и расстрел командира легионеров Локотош ничем не мог подтвердить. Ну что ж, придет время, Бахов свяжется с кем надо и получит нужные сведения. А пока он все свое внимание сосредоточил на Якубе Бештоеве.
Для Якуба дело осложнилось еще и тем, что дезертир Чандар оказался его родственником. Якуб понял, что отрицать это бессмысленно, и начал вдруг утверждать, что действительно не раз говорил ему, мол, не мешало бы сходить к соседям за солью и табаком, которых мало остается в ущелье. Будто Чандар сразу не пошел, когда было говорено, а пошел только теперь. Но ошибка его в том, что он никому ничего не сказал.
Все выходило складно, но Бахов задал Якубу несколько дополнительных вопросов, и тот окончательно запутался. Хорошо еще, что Локотош не рассказывал Бахову о той философии, какую Бештоев недавно проповедовал. Этот факт Якуб оценил.
Полевая сумка Бахова распухла от протоколов. У него хватило бы теперь материала, чтобы поставить вопрос, по крайней мере, об исключении Бештоева из партии. Но, учитывая близость фронта и не желая пока обострять отношения в Чопракском ущелье, где и так все висит на волоске, Бахов проявил осторожность и решил доложить обо всем Кулову. Пусть решает. Пока он предложил создать отделение штрафников из дезертиров, а Чандара судить. Он сказал:
– Бештоев ведь юрист, знает все законы. Есть у него и опыт приведения приговоров в исполнение.– Испытующе поглядев на Якуба, добавил:– Чандар твой родственник. Понимаю. Но чем-то надо замолить собственные грехи. Чем замаливают грехи в боевой обстановке? Кровью. Другой валюты здесь нет. Действуйте. Я еще заеду к вам. Кулов тоже собирается приехать. Может быть, вдвоем и прискачем.
Локотош взял дезертиров под стражу. Он собирался еще раз построить отряд в школьном дворе. Пусть сами решают, как поступить с трусами. Локотош помнил легенду о трусах, сложенную еще в те времена, когда на Кавказ приходили то одни, то другие завоеватели. Легенда называется «Крепостная битва». Защитник;! крепости, обреченные на гибель, решали бороться до последнего вздоха. Если у кого-нибудь не хватало духа, чтобы вынести самому себе смертный приговор, его закатывали в бурку, пеленали, как ребенка, и завязывали сверху ремнями из кожи буйволицы. Когда противник шел на штурм крепости, такие «чучела» выставляли на земляной вал, надев сверху большую папаху. Трус погибал первым.
О событиях в отряде узнало местное население. Собрались жители всех чопракских аулов, целый день толпятся у школы, где в подвале заперты арестованные. Старики уже ходили к Якубу и просили о помиловании. Якуб обещал, но действовать самовольно не хотел. Боялся Бахова.
Неожиданно приехала Апчара. И не просто приехала– привела Локотошу Шоулоха. Оказывается, возвратившись от соседей, Бекан и Апчара зашли в Комитет обороны к Кулову. Тот выслушал их, похвалил, рассказал о здешних делах, дал Бекану новое задание.
– А Шоулох пусть больше тебя не связывает,—* посоветовал Кулов,– жеребца можно отвести в Чопрак-ское ущелье. Пусть на нем пока погарцует Локотош...
– Локотош? Капитан Локотош? – не сдержалась Апчара.– Разве он жив?
– Не только жив, командует отрядом самообороны Чопракского района. Просился в воинскую часть, а я его уговорил поехать в Чопрак.
Бекану не понравилось, с каким интересом Апчара расспрашивала о Локотоше. Ему уже не хотелось отдавать жеребца капитану.
Апчара еще больше огорчила старика,
– Можно я отведу ему коня?
– Он будет рад видеть тебя живой и невредимой...
– Загонят они коня,– пробурчал Бекан.
– Не загонят. Локотошу не придется много ездить на нем. Он не кавалерист. Для жеребца там безопаснее. А тебе придется заняться восстановлением колхоза. Это теперь задача номер один. Немца приковали к Бак-сану. Дальше двигаться ему не дадим. К нам идут новые силы. Будем держаться.
– Немца сдержит Баксан?
Кулов улыбнулся, заерзал на стуле.
– Война, Апчара, есть война. Трудно что-нибудь предсказать. Мы так думаем. Ты отведи жеребца Локотошу, потом возьмись за молодежную ферму. Раненые молока просят. Масла не хватает. Если все будет, как мы думаем, тебе придется взяться еще и за большее дело.
– Справится. Апчара у нас все может,– с гордостью сказала Ирина, сидевшая тут же.
– Собрать коров, вернуть с благодарностью сохранные расписки. Ого-го! Это самое хлопотливое делю – сокрушался между тем Бекан.– Сколько коров погибло... Акты. Списания... Тяжелый труд на мою старую голову...
Локотош чуть не прыгал от радости в тот день, когда в ущелье приехала Апчара. Он даже отменил приказ о построении отряда. Правда, он и без того сомневался, нужно ли устраивать суд над дезертирами на глазах у всего народа.
Вокруг Апчары собралась толпа, не из-за нее, конечно, а из-за редкостного жеребца Шоулоха. Любовались как на картину, обсуждали и восторгались, а Апчара спокойно держала его под уздцы. Жеребец привык к ней, пока вместе путешествовали за перевал и обратно. Теперь в окружении толпы зевак под восторженными взглядами он оказывал ей знаки расположения: то пощипывал за плечо, то губами искал ладонь, из которой не раз получал гостинцы. Знатоки смотрели, знатоки ценили, знатоки делились восторгами.
– А икры? Крутые, литые, как у оленя.
– Пах – узкий. Скачи на край земли, пены в паху не будет.
– Хвост в пучке, словно это не конский волос, а шелк.
– А уши, уши! Заостренные, ровные. Не уши, а две ласточки, сидящие на дереве рядом.
– Голова сухая, ноздри широкие, легко дышать во время скачки.
– А глаза?
– Поглядит на тебя, невольно переспросишь у него: «А что ты сказал?»
Шоулох и правда словно собрал в себе лучшие черты разных пород. От арабской лошади он унаследовал изящность линий и грациозность, от персидской – резвость, от карабахской – выносливость, от турецкой – прочность копыт. Спина гибкая, создана для седла, для верховой езды. Горбоносый красавец одним своим видом вызывает гордость за тех, кто вывел, кто создал такую породу. Предки сушили сено для лошадей в тени, поили их ключевой водой, иногда парным молоком. Счастливый обладатель коня кабардинской породы держал любимца в конюшне, примыкавшей к его опочивальне, чтобы слышать через перегородку всхрапывание и дыхание своего коня.
– Красавец. Прямо из легенды,– сказал Локотош. Он похлопал коня по шее, тот метнул на него искры из глаз.– Даже жалко ездить на нем.
Локотош приказал поставить Шоулоха в отдельное стойло. «И чтобы ни одна рука не прикасалась к нему без моего разрешения!»
Апчару он пригласил к столу подкрепиться после дороги. Кроме того, не терпелось расспросить ее о пути кавалеристов до Нальчика. Локотош многое знал уже от бойцов, но кто же расскажет вернее и лучше Апчары?
Но в комнату, где был накрыт стол, пришел и Якуб Бештоев. Это связало рассказчицу, и она заговорила о Шоулохе, о его далеких и славных предках. В часы привалов во время путешествия Бекан много рассказывал ей о кабардинских лошадях, в том числе и о легендарном жеребце Кагермасе.
Свободный крестьянин, джигит, которого звали Ор-дашуко, был владельцем Кагермаса, предка Шоулоха по материнской линии. Чтобы никто не сглазил коня, хозяин выводил его, только накрыв огромной буркой, сделанной по заказу. Бурка закрывала жеребца по самые бабки. Воду для любимца Ордашуко возили из далекого нарзанного источника.
Из Адыгеи, Черкесии и Чечении осетины и аварцы, лезгины и калмыки обивали пороги Ордашуко, давали ему табун лошадей за одного коня, но Ордашуко и слышать не хотел ни о какой торговле.
Если хотели выразить кому-нибудь наилучшие пожелания, говорили: «Да оседлаешь ты Кагермаса».
О девушке, за которую требовали слишком большой калым, говорили: «О ней и думать нечего! Кагермаса за нее хотят».
Но вот на Кавказ приехал высокий гость – великий князь, брат императора. Кабардинские князья собрались на совет и стали думать, что бы такое подарить высокому гостю. Не было тогда во всей Кабарде ничего драгоценнее Кагермаса. Порешили послать к Ордашуко и потребовать у него коня.
Посланцы вернулись ни с чем. Тогда поехал один из князей, хотя и непристойно князю идти на поклон к простому джигиту. Ордашуко принял гостя с почетом, как и полагается по обычаю, но продать Кагермаса не захотел и на этот раз.
Задумались кабардинские князья. Оставалось одно: отнять коня силой. Ордашуко тоже понимал, что в покое его не оставят, и принял свои меры. Нанял двух отменных джигитов для охраны любимца, а из своей спальни на конюшню проделал ход и завесил его ковром.
Темной ночью ворвались княжеские слуги к Ордашуко во двор. Пока джигиты боролись с налетчиками, Ордашуко увел коня из конюшни к себе в спальню. Парней убили, но жеребца в конюшне не нашли, конюшня была пуста.
Ордашуко оседлал Кагермаса и ускакал. На другой день на дне глубокой теснины нашли их обоих мертвыми.
– Вот, Якуб, какими были предки.– Локотош взглянул на Бештоева, когда Апчара закончила свой рассказ.– А ты говоришь: ярлыга чабана – не маршальский жезл. Ордашуко тоже не обладал высоким постом. Джигит. Однолошадный. А легенда о нем проходит по небосклону истории, словно Млечный Путь по небу. Кстати, Млечный Путь по-кабардински – Путь Всадника. А твой путь от отряда в Калмыкии до этих мест не назовешь Млечным Путем...
– Зато твой усыпан яркими звездами подвигов. Ты можешь сам сочинить о себе любую легенду. Свидетелей у тебя нет. Со мной был целый отряд...
– Однако это не помешало тебе. Возникла же легенда «Когда во главе стаи орел...» Я читал. Мне Ку-лов показывал.
Бештоев встревожился. Почему Кулов хранит этот номер газеты? Не связан ли с этим приезд Бахова?
– Когда газетчикам не хватает материала, они высасывают его из пальца.
– Чьего пальца?
– Откуда я знаю.
– А ты не совал свой палец в рот газетчику?
Апчара поняла, что между Якубом и Локотошем может вспыхнуть ссора. Ей-то больше всех известно, где Якуб приписывает себе геройство, а где виноват Локо-тош, не имел он права вернуться в штаб дивизии и оставить отряд. Сейчас она была рада увидеть Локотоша живым, здоровым. Зачем же омрачать эту встречу? И девушка перевела разговор.
На другой день, когда Апчара уезжала, Бештоев не отказал себе в удовольствии бросить колкое слово:
– Ты что-то не поинтересовалась Чокой? Или другой тебе приглянулся? Не в приданое ли ты привела жеребца?
Лицо Апчары залила краска.
– Разве Чока здесь?
– Был здесь. Сейчас не знаю где. Может быть, на хребте – пробивает «окно в небо». Он, между прочим, думает, что ты за хребтом. У камня за пазухой.
НАКАНУНЕ
В конце октября наступили холода. Люди готовились к зиме. По старой привычке старики приходили в сельсовет, сидели подолгу на скамеечке, как раньше сидели в ожидании «стоящего», то есть председателя. Обменивались новостями, слухами, а потом расходились. Всех беспокоило, почему «бежавшие» не возвращаются на свои места. Так они называли эвакуированных. Да и о Кулове ничего не слышно. Говорят, он в горах пробивает «окно в небо». Бекан Диданов занят уборкой кукурузы. День и ночь в поле. Старику приходится чуть не на коленях умолять каждого, чтобы шли на уборку. Нет подвод. В поле лежат вороха кукурузных початков, на себе не утащишь. Дожди, туманы.
