Текст книги "Частная жизнь кардинала Ришелье"

Автор книги: Алиция Липовска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

1.3. Приватная беседа Лианкура

"Стой! Стой! Отвечу пред гордым мужчиной,

Вспомня отцовский обычай:

В голосе вашем привет соловьиный,

В сердце же помысл лисичий!

Страшно! Любви я не верю, робею;

Хитрый обман злонамерен…

Адам Мицкевич. Свитезянка

Отправив супругу в Париж одну, Лианкур решил остаться еще немного в Рюэле, что бы узнать из первых рук о здоровье Его Высокопреосвященства.

Через час Ситуа, один из врачей Ришелье, разрешил герцогу зайти в спальню кардинала.

Кардинал был бледен, но улыбался.

– Очевидно, я сильно напугал вашу супругу, мой наилюбезнейший герцог! – иронично произнес он.

– О, полноте, ваша светлость! Герцогиню Лианкур этим не испугать. Она, пока мы ехали по дорогам немецких княжеств, столько раз врачевала раненых, принимала роды и даже пыталась спасти охотника, упавшего в медвежью яму на кол, что ваш обморок вряд ли произвел на нее сильное впечатление.

– Значит, мой дорогой друг, как больной я для герцогини не так уж интересен? – съехидничал Ришелье.

Герцог улыбнулся и развел руками.

– Раз вы, ваше высокопреосвященство, так быстро пришли в себя, то значит, не интересны! – Он знал, что мог себе позволить подобную фразу и в подобном тоне. – Вот если бы вы так быстро не пришли в себя, то тогда герцогиня бы вами глубоко заинтересовалась как любопытным медицинским феноменом. Она вожделела бы сложный случай, наипаче теперь, когда она в чужой для себя стороне пытается в наиболее ярком свете предоставить на наш суд свои, бесспорны выдающиеся, достоинства.

Кардинал искренне рассмеялся.

– Я дважды читал ваше письмо, мои хитроумный герцог, о вашей необычной супруге, но мне хотелось бы знать многие подробности ее жизни, раз уж она будет служить мне.

Герцог спрятал усмешку в усы.

"Знакомая фраза, – подумал он, – Ядзя мне говорила то же самое в парке Рюэля".

– Как Вашей Светлости будет угодно! – ответил он. – Спрашивайте, и я поспоспешествую услаждению слуха Вашей Светлости.

– Что ж, – задумчиво протянул кардинал, – начните с того, почему у нее разбито сердце и она способна думать не только о своих переживаниях, но и отдавать силы на пользу государству для нее иному. Я спрашиваю не от простого человеческого любопытства, а лишь потому, что меня удивляет ваша трактовка образа супруги. Обычно сумбур в личной жизни женщин ничему не учит, они все время пытаются войти в одну и ту же реку снова и снова.

– Ее история обычна для многих женщин, но все же мне ее жаль, ибо в отличие от большинства она имеет цепкий пытливый ум и огромное желание приносить пользу людям, – начал герцог.

История Ядзи.

Там где Висла сливается с Бугом, жило гордое племя – мазуры. Отец Ядзи Слуцкой, Лукаш, происходил из этого древнего племени, поэтому был свободолюбив и свободомыслен. Жена его, Лаура, была из племени ловчан, так что под стать своему мужу – гордячка и умница, вот только здоровьем ее Бог обделил.

Князья Слуцкие имели большой удел и несколько замков. Шляхта их уважала за открытый нрав. Одно было плохо. Князь Лукаш был вспыльчив. Из-за этого и случались у него ссоры с соседями. Получилось так, что из-за необузданной вспышки гнева в одночасье потерял князь и часть земель, и супругу свою горячо любимую, и многих друзей. О подробностях этой ссоры князя Лукаша со своим другом князем Мачеем никто не смог рассказать герцогу Лианкуру, даже сама Ядзя, ибо родилась она уже после. Результатом ссоры была страшная рубка обоих князей на палашах. Причем оба пали на землю залитые кровью, и нашлись доброхоты, которые донесли княгине Лауре, что муж ее лежит мертвый. А княгиня была на сносях, и начались у нее преждевременные роды. Родилась, правда, здоровенькая девочка, которую нарекли Ядвига-Эльжбета. Ядвигой в честь святой королевы Ядзи, ибо крестили ее в день именин королевы – 15 октября, Эльжбетой – в честь бабушки, матери отца, которая и стала для девочки за всю семью. Ибо умерла мать сразу после родов, а отец хоть и выжил в глупой дуэли, но без супруги своей стал совсем дикий и сам стал искать своей смерти.

Одно доброе дело успел сделать отец перед погибелью: отбить двух арабских лекарей от турецкого плена. Лекари эти, дядя и племянник, были очень искусны, они помогли старой Эльжбете выходить маленькую Ядзю и стали понемногу приучать девочку к искусству лекарскому, а также обучать различным языкам, каллиграфическому письму и рисованию.

Отец Ядзи умер через три года после ее рождения от какой-то пьяной драки. Бабушка крепко взяла все хозяйство сына в свои руки. Благо она была женщина умная и очень практичная. А чтобы не разоряли ее и сироту соседи, она часть земель передала им в долгосрочную аренду. Посему они с внучкой жили в мире и спокойствии до 16 внучкиных лет. Вот тогда и начался снова беспокойный период.

Ядвига росла дичком.

Бабушка ее дружила с семьей французского дворянина, которого в свое время бросил в Польше будущий король Франции Генрих III, как и большинство своей свиты. Благодаря этой дружбе Ядвига прекрасно знала французский, потому что была у французского дворянина только одна дочь, к тому же очень болезненная, и Ядзя ее развлекала, читая красивые французские книжки про разных рыцарей и прекрасных дам. Правда, французская девочка прожила недолго (с Ядвигой они были одногодками) и умерла 15 лет от роду. С той поры Ядзя общалась только с арабскими медиками да со своей дворней. К простым людям она, как и отец, относилась с теплотой, а больше всего, как покойная матушка, любила читать книги, но не французские романы о рыцарях, а книги о врачеваниях или далеких путешествиях. Бабушка по возможности выписывала для внучки книги из Кракова.

Когда исполнилось Ядвиге 16 лет, посватался к ней князь Станислав Потоцкий, сын князя Мачея. Но Ядзя, зная от дворни, что именно из-за отца жениха она осталась сиротой, отвергла его.

Бабушка пыталась уговорить внучку, да куда там! Гонор отца мешал девушке разобраться в том, что до ссоры князья дружили между собой и что сам Сташек не может быть виновным в сих печальных обстоятельствах.

Польская кровь – вещь страшная. Кипит на морозе, застывает на жаре. Сташек затаил злобу. Несмотря на то, что отец уговаривал его подождать, пока девка образумится, и что все они Слуцкие – дикое мазурское племя, долго бузить не будут, Станислав решил наказать отвергшую его невесту. Наказание было не ужасным. Он всего лишь хотел испугать девушку в лесу, куда Ядвига выбиралась теперь почитать под предлогом обучения верховой езде. Ездить без седла Ядзя умела уже с 5 лет благодаря дружеским отношениям с бедняками, но теперь, невесте на выданье, ей необходимо было научиться ездить, как приличная дама, в дамском седле. Она честно демонстрировала бабушке, что усиленно этим занимается: выезжала из поместья в дамском седле и в сопровождении грума. Но, доехав до леса, расседлывала лошадь, отправляла грума гулять, а сама на мягкой мураве лежа читала очередной краковский манускрипт.

Станислав Потоцкий ожидал девушку в лесу, на ее любимой поляне, спрятавшись за кустом лещины. Но испугать Ядвигу не получилось. Хрустнула ветка под его сапогом, когда он тихо пробирался к погруженной в чтение невесте. Увидев сконфуженного жениха, гордая шляхтенка начала смеяться. Но потом она успокоилась и даже любезно пригласила Стаса присесть рядом и посмотреть на прекрасный краковский манускрипт. Ядвига, как и отец, была очень отходчива по натуре и вот теперь горела желанием поделиться своей радостью, что такая замечательная книга попала ей в руки. Но Сташек не понял подлинного чувства девушки. Он решил, что она наконец перестала бузить и согласна стать его невестой, раз уж разрешает рядом сидеть. Поэтому Станислав не стал церемониться, а лихо по куявски обнял Ядзю и попытался поцеловать ее. Что тут было! Девушка вырвалась из его объятий, надавала пощечин и, осыпая его страшными бранными словами, которые она знала от дворни, вскочила на лошадь и ускакала: без седла, грума и простоволосая.

Станислав Потоцкий больше не делал попыток испугать бывшую невесту. Ядвига успокоилась, ибо прошел год, а от Потоцких никаких известий не было. Живя в мире книг, Ядзя мало слышала и воспринимала новостей. Она не знала, что Станислав принимал участие в одной из противотурецких кумпаний, был серьезно ранен, ему отняли левую руку, вместо которой отец достал ему механический протез, изготовленный немецкими часовыми мастерами…

Встреча с новым для нее Станиславом произошла также в лесу, ибо Ядзя не изменила своим привычкам читать на воле. Но вот пан Станислав изменился как внешне, так и внутренне. Потеря руки да шрам, рассекающий бровь, – это только внешние изменения, которые произошли с ним. Внутри его сжигал какой-то странный жар, который вдруг возродил ненависть к былой невесте и страшное желание отомстить ей за оскорбление его, тогда еще юношеского, чувства.

Собрав пять шляхтичей, вместе с которыми он участвовал в кумпании, Сташек подкараулил Ядвигу в дубраве.

Ядвига не была беспечной, но она привыкла к свободе и к тому, что на эту свободу никто не посягал. Поэтому она спокойно приехала на свою излюбленную поляну и расположилась читать. Впрочем, какое-то предчувствие все же томило шляхтенку. Она время от времени отрывалась от книги и оглядывалась, но на поляне было тихо.

Молодой князь Потоцкий появился бесшумно, он научился быть осторожным за время военной службы. Ядвига все же успела вскочить на ноги, прежде чем страшная механическая рука легла ей на плечо.

– Светлая панночка, не ждала ли ты тут своего суженого? – издевательски поинтересовался Станислав.

– Сташко! Матерь Божья! Что сталось с твоей рукой? – спросила пораженная Ядвига.

Но князь Потоцкий не стал продолжать беседу. Он со всего маху залепил девушке пощечину здоровой правой рукой.

– Это ответ на твои! – гордо сказал князь.

Горячая кровь Слуцких бросилась в голову Ядзи. Она кинулась на князя, собираясь вернуть ему пощечину. Но пан Станислав был уже опытным воякой и со смехом отбивал атаки девушки, а вскоре, распалившись, стал нападать сам. Впрочем, Ядвига крепко держала оборону и, как князь ни старался, ему не удавалось повалить бывшую невесту. Она пиналась и царапалась, как дикая кошка, твердо стоя на ногах. Причем девушке дважды удалось оцарапать, и довольно глубоко, лицо князя.

Эта потасовка могла бы долго продолжаться, если бы из-за старого мощного клена не выбежал шляхтич Якуб и не сбил Ядвигу с ног неожиданным толчком. Ядвига упала, а распаленный Станислав набросился на нее и стал буквально кромсать девичье тело механической рукой. Единственное, что он не трогал, – лицо.

Даже в таком положении Ядзя сопротивлялась. Платье ее давно превратилось в кровавые лохмотья, но девушка продолжала царапаться, кусаться и пихать князя коленками. И в какой-то момент она освободилась от сидевшего на ней верхом Станислава и поднялась. Но тут к ней подкрался второй из дружков шляхтича – Тадек, вооруженный дубинкой. Этой дубиной он и нанес удар по голове Ядвиги. Оглушенная девушка упала.

Станислав отправил всех дружков прочь. А сам вволю натешился над бесчувственной невестой. А когда она начала приходить в себя он, привязав ей ноги к разным деревцам и крепко связав руки, продолжал насилие-истязание. Через час подобного издевательства Ядвига впала в глубокое беспамятство.

К заходу солнца князь Потоцкий привез бесчувственную девушку в имение бабушки и бросил во дворе. Выбежавшей служанке он крикнул, что теперь пусть пани Эльжбета сама посылает в его имение сватов и на коленях умоляет жениться на ее внучке, ибо кому она такая еще будет нужна.

Выздоровела Ядвига не скоро. Чудо совершили арабские медики, которые не отходили от девушки, убеждая ее жить дальше и посвятить себя целительству. Ядвига приняла эту идею как надежду и стала поправляться, но вскоре к своему ужасу она поняла, что беременна…

А к тому времени старый князь Потоцкий сам приехал в поместье Слуцких и имел долгую беседу с пани Эльжбетой. Он убеждал ее уговорить Ядвигу все-таки выйти замуж за его сына, ибо тот покалечен войной и не знал, что творил. Эльжбета обещала подумать. А узнав о беременности внучки, сразу поставила ей условие, что либо она выходит замуж за князя Потоцкого, либо уходит из дому с ее проклятьем. Разумная Ядвига покорилась…

Свадьба была скромной. Из костела супруги ехали верхом. И тут вдруг вмешалось провидение. Станислав был великолепным наездником, но неожиданно конь его встал на дыбы и князь вылетел из седла. Упав, он сильно ударился головой о камень. Болел он долго. Возле него три дня неотрывно дежурила бледная до синевы Ядвига, памятуя о клятве, которую дала перед Богом и людьми. На четвертый день Станислав очнулся. Сначала всем казалось, что он идет на поправку, но на седьмой день он стал заговариваться, дико хохотать и пытался поджечь свечой постель.

Умерла бабушка Ядвиги, оставив внучке все еще довольное большое княжество Слуцкое.

Старый князь Потоцкий отказывался верить в то, что его единственный сын сошел с ума. Для Ядвиги началась новая череда кошмаров. Теперь она скрывалась от сумасшедшего мужа, которому всегда удавалась к вечеру обмануть свою ленивую охрану…

В такой обстановке родился Владислав, будущий князь Потоцкий и Слуцкий. Таким был и первый год его жизни. Кошмар длился до той поры, пока безумный Станислав не пробрался со свечой в пороховой склад, находившийся под кухней замка. И не положил этим конец своим мукам, утащив с собой на тот свет несколько ни в чем не повинных людей, в том числе своего отца и старшего из арабских медиков. Благо Ядвига вместе с сыном и младшим из арабских медиков находилась в своей лаборатории в дальней части замковых построек. Взрывной волной разрушило лабораторию, но Ядвигу вместе с годовалым сыном весьма нежно вынесло на проселочную дорогу, по которой и проезжал герцог Лианкур.

Лианкур вздохнул и попросил воды. Один из секретарей кардинала подал ему кубок.

– Любопытная история. герцог, – тихо произнес Ришелье. – А что же было дальше? Вы ведь, любезный герцог, не сразу женились на ней. Насколько я умею считать, прошел год после тех событий.

– Я привез княгиню Потоцкую к ее свекрови, ваше высокопреосвященство, – продолжил герцог Лианкур.

Свекровь жила в старом имении Потоцких. Она два года как находилась в ссоре с мужем и практически не общалась с сыном. Но, увидев Ядвигу с ребенком, пустила ее в дом и нежно прижала маленького Владислава к груди. Он напомнил ей ее младшего рано умершего сына, которого она любила сильней, чем Станислава.

Ядвига была сломлена двумя годами ужаса жизни с безумным мужем, поэтому она даже не пыталась сопротивляться тому, что свекровь сделала из нее фактически прислугу. Впрочем, сказать к слову, свекровь и сама вместе со служанками работала в поместье на равных.

Через 7 месяцев молодая вдова снова встретилась с герцогом Лианкуром, который ради нее вернулся в Жечь Посполиту перед окончательным отъездом во Францию.

Герцог сразу после спасения княгини навел справки и был изумлен ее способностями. Знание медицины, философии, математики, а также свободное владение ею 15 языками навело его на мысль использовать ее способности на "благо французского государства". А также для поддержания собственной карьеры. Так как возраст, герцогу минуло 47 лет, давал о себе знать. Появлялось уже много молодых талантливых конкурентов, способных оттеснить герцога от милостей премьер-министра в ту пору, когда герцог надеялся на пенсион и тихую старость. Большая часть его имения находилась под секвестром. А поскольку своих детей он иметь не мог, он был не против соединить свою жизнь с женщиной, которая имела собственного ребенка и после вышеописанных событий не переносила мужчин.

Герцог сделал Ядвиге предложение, объяснив, что не собирается требовать от нее выполнения плотских супружеских обязанностей, а желает просто иметь рядом друга и соратника, который своими талантами будет помогать плыть к счастливой далекой земле под названием "зажить спокойно". Княгиня быстро согласилась, поставив лишь одно условие – дать блестящее образование ее ребенку. На что герцог также согласился.

И вот он венчается с Ядвигой в Кракове и выезжает вместе с новой семьей и лекарем-арабом во Францию.

Впрочем, о лекаре-арабе Лианкур ничего не сказал кардиналу, поскольку побоялся, что кардинал возжелает сделать араба своим лекарем, а Ядвига останется без последней поддержки.

– Так вот княгиня Потоцкая стала герцогиней Лианкур и помогла Вашей Светлости превозмочь болезнь, – закончил герцог.

– Да, весьма-весьма занимательная история, – сказал Ришелье. – Так герцогиня, значит, ненавидит мужчин?

– Она терпит их присутствие в этом мире. Но только если они не соприкасаются с ней… Можно даже сказать, если они не касаются ее. Она вообще вздрагивает, если ее касается кто-либо. А прикосновения мужчин не переносит.

– Бедняжка, – с ехидцей в голосе изрек Ришелье, – она многое теряет, замыкая себя в таких рамках. А впрочем, все женщины весьма странны и противоречивы. Взять даже Комбалетту. Она согласилась вести светскую жизнь лишь тогда, когда папа разрешил ей, соблюдая монашеские обеты, находиться в миру, а не в святой обители. Сколько теперь теологов ломают головы над тем, правильно сделал папа или нет, а Комбалетта спокойна, ибо нашла для себя компромисс.

1.4. Посольский прием

Нет на свете царицы краше польской девицы.

Весела, что котенок у печки,

И, как роза, румяна, а бела, что сметана;

Очи светятся, будто две свечки!

Адам Мицкевич. Баллада

Процедуры убивали большое количество времени, а постоянное присутствие секретарей и медиков рядом порождало сильное желание куда-нибудь спрятаться. Спасение приходило в виде пушистых мурчащих созданий или тайного бегства в сады. Но сегодня это было невозможно. Вечером намечался публичный прием. Кардинал ненавидел публичные приемы. Его противоречивая натура и расшатанное здоровье часто не ладили между собой, усиливая бесконечные мигрени, которые портили его политический имидж и снижали авторитет у народа… Он был по натуре честолюбцем и ему необходимо было признание и почитание, но природная застенчивость, которую он прятал глубоко внутри, порождала чувство скованности, которое необходимо было постоянно преодолевать на публичных приемах, то есть совершать насилие над своей натурой. После этого, как правило, происходило обострение болезни. Вот поэтому Ришелье со страхом думал о вечерней аудиенции. А она была необходима, потому что по агентурным данным получалось, что прямо у всех под носом, в Париже, работает турецкая шпионская сеть. Сведения были даны двойным агентом, а посему их надо было проверить досконально, а тут турки сами направили посольство на прием к министру. Совпадало еще и то, что английский пэр, герцог Соммерсетский, также напрашивался на прием к кардиналу. И желание столкнуть лоб в лоб эти две стороны, а также выяснить, что они знают друг о друге, ибо турки очень интересовались развитием английского флота, пересиливало знание того, что потом будут боль и страдание плоти.

Появление талантливой супруги герцога Лианкура было очень кардиналу на руку, поскольку сия дама имела редкие способности к быстрому усвоению языков и к усвоению акцентов.

Приобщение герцогини к службе осведомителя Ришелье хотел все же сохранить в глубокой тайне, чтобы только самые доверенные сотрудники знали, что герцогиня не только супруга своего мужа, но и агент кардинала.

Пока кардинал мучался ожиданием вечерней аудиенции, в парижском доме Лианкуров также готовились к ней.

Ядвига за день до того имела длительную беседу с прекрасной кардинальской племянницей про то, что ей надо достойно представить Францию, которая стала теперь для нее второй родиной, перед представителями двух настолько противоположных держав. Знавшая уже о необходимости быть на этом приеме и до этого относительно спокойная Ядвига разволновалась, опасаясь ответственности, тяжким грузом ложившейся ей на плечи.

Мари-Мадлен нежным голоском все продолжала увещевать герцогиню выглядеть достаточно привлекательно, а у Ядвиги от тоски сжималось сердце и холодели кисти рук и ступни.

Прибыв домой, герцогиня Лианкур заперлась в библиотеке, чтобы все обдумать в спокойной обстановке. Пока она там находилась, герцог осматривал ее парижские платья и драгоценности.

Выйдя из библиотеки, Ядвига увидела свой гардероб разбросанным по всей комнате. Любезный супруг поведал ей, что он искал такое платье, которое понравится и туркам, и англичанам. Будучи насмешницей по натуре, полячка сразу предложила герцогу два разных платья разрезать пополам и сделать одно, чтоб одной стороной поворачиваться к турецким гостям, а другой – к английскому посланнику.

– Может, мне еще и волосы перекрасить? – спросила она мужа. – Ты ведь знаешь, что англичане любят рыжих, а турки, наверное, светловолосых.

– А это блестящая мысль! – воспламенился герцог. – Твоей серой внешности не хватает красок, вот и добавь их.

– Вот так всегда, – с притворной горечью произнесла Ядзя, – стоит только предложить, как… Впрочем, это идея! Возьму у Али хны и басмы. Стану медноволосой.

Утром следующего дня Лианкур не сразу узнал свою супругу и очень веселился по этому поводу. Веселье явно имело нервную подоплеку.

Прибыл парикмахер, который должен был придать гриве герцогини приличный вид.

От средства для закрепления прически пахло салом. Ядвигу затошнило, и она начала отказываться от этой "дивной мази" для волос. Чтобы как-то скрепить непослушные пряди, ей пришлось самой изготовить смесь из ревеня и корня солодки.

Наконец она была одета, причесана и даже накрашена. Лианкур восторженно прищелкнул языком, увидев новую Ядвигу, которая из серой мышки превратилась в хорошенькую улыбчивую женщину, лихо "стрелявшую" подведенными глазами и трепетной рукой весьма возбуждающе перебиравшую шнурки на корсаже.

Прием состоялся в Рюэле. Поскольку король передал все полномочия в данной ситуации Ришелье, тот решил проводить аудиенцию в "родной" обстановке.

Супруги Лианкур прибыли загодя и теперь ждали появления всех действующих лиц, довольствуясь общением с Рошефортом. Затем появилась племянница, которая вошла в залу с озабоченным грустным лицом.

– Я переживаю за дядюшку, – сразу пожаловалась она Лианкуру. – Утром ему нездоровилось, как бы все это не закончилось мигренью.

Лианкур пожал плечами.

– Он привык балансировать между здоровьем и болезнью, – спокойно ответил герцог мадам Комбале, – с Божией и вашей помощью он справится…

– О, герцогиня! – с удивлением произнесла Мари-Мадлен, глядя на Ядвигу. – Вы изменились таким чудесным образом ибо теперь предо мной иная краса.

Ядвига успела только любезно кивнуть, как "на сцене" появился новый "персонаж".

Герцог Сомерсет вошел в зал с гордо поднятой головой, в сознании собственной красоты. Возможно, что некоторым ценителям его красота и показалась бы несколько приторной, но от этого она ничуть не проигрывала.

Герцог был высокого роста, широкоплечий, но тонкий в талии. От матери испанки, в крови которой к тому же еще были "чернила" (так называли тех, кто имел предков-мавров), он имел смуглую кожу и смоляно-черные природные кудри, пухлые яркие губы и миндалевидный разрез глаз. Отец-англичанин подарил этим глазам редкий сине-фиолетовый цвет. Также именно благодаря наследству отца герцог был столь именит и обласкан при английском дворе.

Скучающим взглядом герцог скользнул по толпе. "Что ждать от этих французов!" – говорил весь его вид.

В это время из других дверей вошли три невысоких колоритных турка в ярких одеждах. После их появления в залу начала стекаться толпа дворян. Турки растерянно озирались. И в этот патовый момент появился кардинал. Послы, нашедшие, наконец, цель, к которой можно устремиться, стали продвигаться к Ришелье. Милорд Сомерсет также двинулся к кардиналу.

В это время герцог Лианкур наклонился к супруге и сообщил, что вынужден покинуть ее, так как он не мастак в таких переговорах. И, оставив жену в изумлении от сообщенного, спокойно удалился.

В это время турки, отвесив церемониальные поклоны, уже приготовились вести переговоры. Правда, сама возможность вести переговоры со священником несколько смущала их. Мало того, переводчик, который находился рядом с Ришелье, не внушал им доверия, ибо все их цветистое приветствие перевел всего лишь тремя фразами.

Видя всеобщее замешательство, умница Мари-Мадлен направила герцогиню Лианкур к посольству.

Турки нервно переговаривались между собой, когда услышали рядом вежливое приветствие, произнесенное с характерным восточным придыханием, нежным женским голосом. Подняв головы, троица увидела рыжеволосую женщину в европейском платье. Женщина по-восточному поклонилась им и продолжила свою речь с традиционной восточной заботой в голосе. И пораженные турки решили, что перед ними башкадуни – главная и любимая супруга властелина этой страны…

Милорд Сомерсет наблюдал за посольством с великим вниманием. Один из шпионов туманного Альбиона уже докладывал королю, что была обнаружена целая сеть турецкой разведки, которая очень интересовалась состоянием английского флота. Чтобы слышать, о чем говорят турки с кардиналом, он вынужден был подойти поближе, язык он немного понимал. Каково же было его удивление, когда он услышал весьма быстрый разговор послов с обворожительной дамой. Причем и Ришелье, и его переводчик, оба стояли с кислыми минами, так как практически ничего не понимали.

Первой оценила сложившуюся ситуацию опять-таки мадам де Комбале. Она тихонько подергала герцогиню Лианкур за поясное украшение. Герцогиня слегка скосила глаза в сторону племянницы, та, в свою очередь, показала ей взглядом на стоящих в напряженной позе Ришелье и переводчика. Ядвига, поняв некую абсурдность складывающейся ситуации, широким жестом пригласила послов к беседе с кардиналом. Сама при этом переводила и той, и другой стороне, позволяя переводчику изредка вставлять несколько фраз.

Сомерсет забавлялся зрелищем. Он искренне восхищался незнакомкой с такими по-английски рыжими волосами и нежными чертами лица. "Откуда во Франции появилось это чудо?" – удивлялся герцог, любуюсь женщиной.

Когда послы ответили на все вопросы кардинала, а Ядвига перевела их ответы, она поняла, что менее важную часть беседы может провести и переводчик. Любезно освобожденная от обязанностей небрежным кивком Ришелье, Ядзя направилась к выходу, надеясь получить порцию свежего воздуха.

Сомерсет, решив оставить обмен вежливыми фразами с кардиналом на потом, направился к загадочной переводчице. Почти возле самого выхода ему удалось перехватить ее. Он раскланялся и представился женщине. Герцогиня представилась в ответ. Услышав, что привлекшая его дама – супруга герцога Лианкура, Сомерсет не смог сдержать смех.

– Вот уж неисповедимы пути Господа-творца! – смеясь, воскликнул милорд. – Лианкур, мой личный враг, смог снова мне досадить! Он женился в ту пору, когда я – вдовец, да еще на самой прекрасной женщине во Франции.

– О, велеречивый незнакомец! Не так уж давно я нахожусь во Франции, а уже услышала столько комплиментов, что хватит чтобы с верхом наполнить чащу юдоли! – с иронией ответила Ядвига. – Наверное, особые флюиды, которым наполнен свежий французский воздух, заставляют мужчин делать комплименты дамам без всяких весомых на то оснований.

– Поскольку, о, прекрасная супруга врага моего, вы все равно намеревались скрыться из залы, то могу ли я осмелиться напроситься вам в кавалеры? – спросил Сомерсет.

– Буду признательна, любезный кавалер! – скромно ответила Ядвига.

Прогуливаясь с малом парке Рюэля, который был доступен для многих, милорд с удовольствием слушал меткие выражения герцогини Лианкур, которыми она сыпала в изобилии. Видно, был такой удачный день, расположивший Ядвигу на утонченное красноречие. Он щедро навешивала ярлыки попадающимся изредка придворным, высмеивала парижские нравы и моды. Умело изображала равнодушие к политике. Осмеливалась посмеяться над самим Ришелье.

Сомерсет смеялся постоянно. Сам рассказывал о нравах английского двора. Герцогиня слушала его, казалось бы, рассеяно, но ее цепкая память удерживала все, что говорил лорд…

Нагулявшись волю по парку, милорд и Ядвига возвратились в залу. Там почти не осталось народу, но кардинал еще не ушел.

– Еще немного, наипрекраснейшая из герцогинь, – с грустной улыбкой обратился Сомерсет к герцогине, – и я бы стал самым неучтивым послом в истории Англии. Увлекшись прелестной супругой врага, я позабыл засвидетельствовать свое почтение господину премьеру! Это ваша вина, мадам Лианкур!

– Ну вот, то я была самим совершенством, то теперь становлюсь виновницей всех бед, – надула губы Ядвига, – ступайте к кардиналу, а пойду искать своего супруга.

– Смогу ли я надеяться на встречу с вами, наилюбезнейшая сударыня? – совсем тихо произнес милорд.

– На все Божья милость, велеречивый герцог! – лукаво ответила герцогиня Лианкур.

Поскольку медлить было уже нельзя, Сомерсет вынужден был покинуть Ядвигу без положительного для него ответа и направиться к грозному министру.

Полячка же поспешила на поиски супруга, свято веря в то, что тот не мог совсем уехать из Рюэля и явно находился где-нибудь поблизости. И герцог нашелся в небольшом кабинете, примыкающем к зале.

– И как тебе англичанин? – сразу же начал он.

– Остроумен, но неосторожен, – ответила супруга, – или это такая игра… Впрочем, сомневаюсь. Скорей всего, он просто посчитал, что все, что он говорит, во Франции уже знают.

– Это не помешает тебе, драгоценная моя, сообщить обо всем, что он тебе сказал, кардиналу, причем лично.

– Зачем? – искренне удивилась Ядзя. – Разве ты не можешь передать это ему? И имеют ли эти сведения значение для государства?

– А вот это не нам с тобой судить! – строго ответил Лианкур. – Главное, передай все дословно и с интонацией милорда, а уж Его Высокопреосвященство сам решит, нужны ему эти сведения или нет.

– И когда я должна все сообщить кардиналу?

– Сегодня, дождемся, когда Сомерсет покинет Рюэль, и ты все расскажешь, пока ситуация благоприятная.

– Но ведь уже скоро ночь? – сново удивилась Ядвига.

– Дорогая супруга! – Лианкур улыбнулся наивности жены. – Их Светлость работает по ночам, так как ему ночью легче думается. Потерпи, вскоре ты будешь нежиться в своей постели в доме, а кардинал будет обдумывать всю ночь, ибо спит он 3-4 часа, не более, важность твоей информации… А с турками ты была неподражаема! – добавил герцог…

Кардинал расположился в том кабинете, в котором Ядзя нашла супруга. Лицо его было пергаментно бледным. Погрузившись глубокое раздумье, он, казалось, не замечал никого из собравшихся в комнате. Его извечный ангел-хранитель – Мари-Мадлен, находилась по левую руку. Лианкур сразу спросил у женщины, как чувствует себя Его Светлость и можно ли с ним беседовать.