Текст книги "Самый яркий закат (ЛП)"

Автор книги: Али Мартинес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Никакого притворства.

Никаких извинений.

Мы оба подскочили, когда дверь с треском распахнулась.

Тьма расступилась, уступая место свету.

Палками и камнями можно поломать мне кости, но слова мне боли никогда не причинят.

Ложь.

Мы не чувствуем слоги и буквы, но они всё равно могут уничтожить всю нашу жизнь быстрей, чем пуля, вылетевшая из пистолета.

Однако они также могут исцелять ваши раны, связывая части вашего сердца вместе, когда казалось, что вся надежда потеряна.

Слова не всегда были оружием.

Иногда они были самым сладким лекарством.

Восемь слов. Это было всё, что нужно, чтобы омыть весь мой мир самым ярким светом, который только можно себе представить.

– Он отлично справился. Всё будет просто замечательно.

Эпилог

Шарлотта

– Это несправедливо! – Трэвис жаловался примерно в четырёхсотый раз с тех пор, как началась вечеринка.

Две свечи в виде единичек горели сверху его шоколадного торта, освещая его лицо, когда пурпурные и розовые лучи заката позади него исчезли в темноте.

Различные оттенки синего, зелёного и коричневого серпантина – цвета Майнкрафт – украшали веранду нашего нового дома. Мы прожили здесь всего несколько месяцев, но он был больше похоже на дом, чем у меня когда-либо был за последние десять лет. Это не имело никакого отношения к дому с пятью спальнями и тремя ванными, который мы с Портером выбрали вместе – всё это было связано с тремя людьми, которые делили его со мной.

Хотя Портер убедил меня переехать к нему, у меня всё ещё оставалось несколько оговорок. И только через несколько недель после того, как я официально сменила свой адрес, я поняла это. Кэтрин, возможно, и не была частью его дома, но когда я стояла на нашем крыльце и смотрела, как Ханна собирает светлячков в банку из-под маринованных огурцов, маленький одноэтажный домик, который Портер делил со своей бывшей женой, издевался надо мной с самого конца тупика.

Ей не удалось стать частью этой красоты. Даже в воспоминаниях. По крайней мере, не моих.

Портер, будучи удивительно понимающим человеком, каким он всегда был, и глазом не моргнул, когда я призналась в темноте в своём желании переехать. Уже на следующий день я сидела у него на коленях за кухонным столом и просматривала объявления, присланные нашим агентом по недвижимости.

Мы купили первый попавшийся дом. Он был всем, чего мы никогда не знали, но хотели. Дом располагался дальше, чем мы планировали переехать – по крайней мере, в тридцати минутах от каждой из наших работ. Но он был далеко от моста Портера или парка Лукаса. Именно так, как нам это нравилось. Но что действительно меня радовало – ясный вид горизонта с обширной задней веранды.

Каждое утро восходящее солнце заливало светом гостиную. Дом был достаточно далеко от города, чтобы каждую ночь, после того как солнце исчезло, звёзды зажигались в небе, доказывая, что всегда можно найти свет – даже в темноте.

Трэвис уставился на отца поверх торта.

– У меня уже был одиннадцатый день рождения. Мне двенадцать лет!

– Я согласен с тобой, приятель. – Портер перевёл свой пристальный взгляд на меня, и его яркая, белоснежная улыбка почти ослепила меня. – Это Шарлотта настаивает, что тебе всего одиннадцать. – Он положил свою руку поверх моей, но вместо того, чтобы переплести наши пальцы, он использовал большой палец, чтобы поиграть с большим круглым бриллиантом на моём обручальном кольце.

Портер сделал мне предложение самым что ни на есть Портеровским способом.

Милым, очаровательным, романтичным и совершенно нелепым.

Через две недели после того, как мы переехали в новый дом, я ушла в продуктовый магазин, чтобы купить что-нибудь на ужин. Вернувшись, я открыла входную дверь, а затем отпрыгнула назад, по меньшей мере, на три фута, уронив все пакеты на пол. По другую сторону двери меня ждала картонная фигура в натуральную величину, изображавшая Портера одетого…

Подождите-подождите…

В розовые плавки. Его руки были на бёдрах, и он смотрел прямо перед собой сексуальным тлеющим взглядом. На груди у него было написано чем-то вроде белого солнцезащитного крема: Кто такой Йен? Как только моё сердце успокоилось, я дико рассмеялась и отцепила салфетку, приклеенную к его плечу. На ней была нарисована от руки карта нашего дома, а стрелки указывали мне путь на кухню. Я с подозрительностью позвала Портера и детей, но они не ответили, и я последовала по указателям на карте в нашу кладовку, где нашла ещё одну картонную фигуру. На этот раз Портер был одет в джинсы и чёрную футболку с надписью: Бойфренд Шарлотты. (Нравится ей это или нет). В руке он держал гамбургер с маленьким флажком-зубочисткой, на котором было написано: Вагю Терьер.

Мой рот расплылся в эпической ухмылке, но осознание того, что это был не просто один из обычных глупых трюков Портера, осенило меня, заставив мой желудок затрепетать. Я сняла с его плеча ещё одну карту на коктейльной салфетки и пошла по коридору в нашу спальню. Я осторожно толкнула дверь и обнаружила ещё одну картонную фигуру. Но это был не Портер. Может быть и он, но только его тёмный силуэт. На груди у него было написано: Портер в темноте.

Слёзы хлынули из моих глаз, нервы воспламенились в моих венах, но я снова сняла салфетку с его плеча. Карта указывала на наш шкаф.

С бешено колотящимся сердцем я медленно открыла дверь и вдруг разразилась громким смехом. Там было три картонные фигуры. На одной из них были изображены мы с Портером, Бог знает сколько времени назад, но он смотрел прямо перед собой, его рука лежала на моих плечах, а широкая фирменная улыбка раздвигала его губы. Картонная версия меня смеялась рядом с ним. И непривлекательным смехом. Мой рот был открыт, глаза плотно закрыты, а рука согнута, чтобы я могла держать его руку там, где она свисала с моей груди. Слева от него был вырезан портрет Ханны. На ней было её любимое розовое платье в цветочек и ужасные красно-белые леггинсы. Её тёмные волосы были заплетены в косички, и она тоже была изображена в момент того, что я была уверена, было громким смехом. Справа от меня была фигура Трэвиса. Он был одет в свою обычную униформу: неоновые баскетбольные шорты и простую цветную футболку. Его подбородок был задран вверх, руки скрещены на груди, и он ухмылялся, как маленький мужчина.

Мой взгляд вернулся к Портеру, где я заметила слова, написанные на его рубашке спереди: Портер в свете.

В моей груди потеплело, а сердце наполнилось любовью. Я выглядела нелепо на этой дурацкой картонной картинке, но это и была Шарлотта в свете.

Взяв карту, я последовала по коридору к раздвижной стеклянной задней двери. Там, на веранде, стояла ещё одна версия бумажного Портера. Но от этого у меня перехватило дыхание. Он был великолепен в чёрном смокинге, который сидел на нём как перчатка. Его пиджак была расстегнут, а правая рука засунута в карман. Он улыбался, как всегда, но это была горячая улыбка, которую Портер приберегал для меня, когда мы были одни.

Мои лёгкие сжались, и тепло в моей груди распространилось по всему телу, как лесной пожар.

Его левая рука покоилась на сердце, а на безымянном пальце было надето толстое золотое кольцо.

На лацкане его пиджака красовалась табличка «Здравствуйте, меня зовут» с надписью: Портер в будущем.

Слёзы покатились из моих глаз, когда я закрыла рот рукой.

Портер не скрывал, как сильно он хочет, чтобы мы стали семьёй. Он даже купил простую деревянную рамку для картины, которую повесил в прихожей, с выгравированными на ней словами: семья Риз: Портер, Шарлотта, Трэвис и Ханна.

После того, как я прожила замороженной в течение почти десять лет, перемены пугали меня до смерти. Но я должна была признать, что мысль о замужестве с Портером согревала моё сердце.

Однако сколько бы раз он ни говорил о том, что мы поженимся, на самом деле он никогда не делал мне предложения.

До этого момента.

Я сняла с плеча картонного Портера коктейльную салфетку и обнаружила, что она пуста. Вытирая слезы о плечо, я перевернула её. Толстыми чёрными чернилами было написано слово: Повернись.

С сердцем, застрявшим в горле, я развернулась быстрее, чем могла себе представить.

А потом слёзы хлынули в полную силу.

За эти годы я много плакала.

Но сейчас всё было по-другому.

Это были хорошие слезы. Счастливые слёзы. Да-я-выйду-за-тебя слёзы.

В том же смокинге настоящий Портер стоял на одном колене. Коробка с кольцами открыта. Бриллиант сверкает на солнце. Самая большая, самая красивая улыбка, которую я когда-либо видела, растягивала его губы. И табличка «Здравствуйте, меня зовут…» на его пиджаке гласила: Портер в настоящем.

Но он ничего не сказал.

Мы просто стояли и смотрели друг на друга.

Наконец, когда молчание стало невыносимым, я выдавила сквозь слёзы.

– Ты собираешься спросить меня или как?

Его улыбка стала ещё шире.

– Мне кажется, я был несколько преждевременен, когда попросил о небольшой компании в темноте.

Я рассмеялась, и это переросло в новые слёзы.

– Думаешь?

Он встал и подошёл ко мне, вынимая кольцо из коробочки. Портер остановился передо мной и взял меня за руку.

– Шарлотта Миллс, я хотел бы провести с тобой всю жизнь. В темноте. В свете. И везде. Навсегда. – Он наклонился вперёд и прошептал мне на ухо: – Выходи за меня.

Это был не вопрос, и он не стал дожидаться моего ответа, прежде чем надеть кольцо мне на палец.

И все же я сказал «да».

А через две недели мы поженились на небольшой семейной церемонии у пруда Таннера. У меня было много невероятных дней в этом году, но клятва моей жизни Портеру определённо была близка к вершине.

Я улыбнулась нашему сыну, изо всех сил стараясь подавить эмоции.

– Мне очень жаль, Трэв. Просто представь, что ты нашёл машину времени.

Брэди издал смешок из угла, где он стоял позади своей жены, обхватив её руками и положив руки на её округлившийся живот. Всего неделю назад они узнали, что это был ещё один мальчик. Судя по тому, как Стефани смотрела на Ханну, я знала, что она надеялась на девочку. Я также знала, что она будет любить этого ребёнка, несмотря ни на что.

С Брэди всё было… ну, по-разному.

По закону мы делили опеку над нашим сыном – пятьдесят на пятьдесят. Но после пересадки Трэвиса ему стало практически невозможно ездить туда и обратно между нашими домами. Поначалу Брэди это не нравилось, но мы все согласились, что здоровье Трэвиса – наш главный приоритет. Я думала, что Брэди проглотит свой язык, когда Портер сказал всей семье Бойд, что наша дверь всегда открыта для них. Как бы сильно Брэди не ненавидел эту идею, у нас не было других вариантов. Поначалу это было неловко, но мне следовало бы знать, что мой мужчина превосходно справляется с неловкостью.

В первый раз, когда Брэди и его семья пришли сюда после возвращения Трэвиса, Портер заказал кучу еду из Портерхауса. Визит был напряжённым, с множеством неудобных разговоров и натянутых улыбок, но это было больше, чем я когда-либо надеялась с Брэди. Хотя за последние несколько месяцев его отношение изменилось, мы с Брэди никогда не станем лучшими друзьями. Начиная с iPad и заканчивая вечерними десертами, мы расходились во мнениях практически по всем вопросам воспитания Трэвиса. Но после того ада, через который мы прошли, и будущего, которое нам предстояло увидеть, я была готова бороться с ним всю оставшуюся жизнь из-за этого несущественного дерьма.

Отношения Трэвиса и Брэди стремительно развивались после пересадки. Портер всегда будет его отцом, но в каком-то смысле Брэди уже смирился с этим. Он просто хотел быть частью жизни своего сына. Как только Трэвис достаточно поправился, чтобы выйти из дома, Портер сказал мне, что собирается поговорить с ним о том, чтобы дать Брэди реальный шанс. Я понятия не имела, что было сказано во время этого разговора, но в следующую субботу Трэвис пригласил Брэди пойти с ним на рыбалку. Налаживание связей между ними обоими будет долгим процессом, но прогресс есть прогресс.

Одарив нашего сына дразнящей улыбкой, Брэди сказал:

– Ты должен быть благодарен, здоровяк. Я предлагаю тебе начать всё сначала.

Отчаянно нуждаясь в какой-то поддержке, Трэвис повернулся к Тому.

– Разве не существует какого-то закона…

– Эй, эй, эй! Малыш, не втягивай меня в это дело! – пошутил Том. – Шарлотта чуть не выгнала меня, когда я в последний раз встал на твою сторону.

– Это потому, что все знают, что горчица – лучшая приправа! – воскликнула я, заставив почти всех в комнате заткнуться.

Таннер неторопливо вышел на веранду с пивом в руке, на губах у него был едва заметный оттенок красной помады.

– Давай не будем увлекаться, Шарлотта.

Я оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рита вышла следом за ним, вытирая губы.

– Ленивец, не начинай, – отрезала я.

Комната наполнилась смехом, и я даже увидела, как хмурый взгляд Трэвиса на мгновение сменился тайной улыбкой.

Как бы это ни было удивительно, но, несмотря на ранние драмы, наши семьи слились воедино. Линн и моя мама быстро подружились, объединив усилия в операции «избаловать наших внуков». И да, именно внуков. Моя мама, не колеблясь, приняла Ханну как свою собственную внучку. За это я её и любила. Том был немного медленнее в своих размышлениях. Это заняло несколько месяцев, но, в конце концов, он перестал с хмурым взглядом смотреть на Портера, а совсем недавно я даже застала их смеющимися и делящими пиво на веранде. Казалось, никто не мог устоять перед обаянием Портера Риза.

Знала, что и я не смогу этого сделать.

– Я серьёзно должен быть одиннадцатилетним ещё год? – не успокаивался Трэвис.

– Да! – мы все ответили в унисон.

По правде говоря, мне было всё равно, сколько ему лет. Только чтобы он был здесь.

Было седьмое марта, и я праздновала его вместе со своей семьёй.

Это было чудо само по себе.

– Задуй свечи, приятель, – настаивал Портер.

Трэвис скривил губы.

– Я всё ещё могу получить эту игру 12+ на свой iPad?

Я закатила глаза. Портер отрицательно покачал головой.

Но именно Брэди закричал:

– Конечно!

Лицо Трэвиса вспыхнуло, а затем свечи потухли.

Но на одну-единственную секунду время остановилось, и солнце повисло в небе.

Я резко втянула воздух и задумалась о тех десяти мучительных годах, проведённых в темноте. Каждый день подводил меня все ближе и ближе к самому ослепительному из огней.

А потом всё началось сначала.

В одиннадцатый день рождения моего сына, когда рука моего мужа лежала на моей руке, Трэвис смеялся за своим тортом, а великолепная маленькая девочка, которая всегда будет моей, сидела у меня на коленях – я стала свидетелем самого яркого заката в моей жизни.

Конец