Текст книги "Собрание сочинений-2.Зверь"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

4

Еще до того как окончательно проснуться, Каргилл почувствовал, что он как будто парит в воздухе. Сначала он никак не мог сориентироваться ни во времени, ни в пространстве. Он потянулся, и в ногах его загремело что-то тяжелое, сковывающее движение. Охватившее его при этом чувство тревоги мгновенно стряхнуло остатки сна.

Каргилл все вспомнил, увидев над собой металлический потолок, а на ногах – цепи. Он начал подниматься с постели и вдруг почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он не успел повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же это, как вдруг что-то больно хлестнуло его по шее, обжигая кожу.

– Вставай, ты, бездельник! – Человек, стоящий в дверях, уже замахнулся хлыстом, чтобы ударить его снова.

У Каргилла от ярости потемнело в глазах. Он рванулся, чтобы броситься на обидчика, но цепь не пустила его. Его охватило отчаяние от сознания своей беспомощности и такого унизительного положения.

Человек вновь ударил его. Каргилл попытался увернуться, и удар частично пришелся по его рукаву, а острый конец хлыста звонко щелкнул по металлической стене. Человек снова занес над ним руку для удара.

Каргилл узнал этого человека. Это был отец девушки, которая захватила его в плен. При свете дня Каргилл увидел, что это был мужчина лет сорока, сухопарый и неопрятный. Лицо его было покрыто неряшливой щетиной – он, видимо, несколько дней не брился. Тонкие губы и злое выражение глаз дополняли этот неприятный портрет. Одежда его состояла из засаленных брюк и несвежей и небрежно заправленной рубашки. Человек угрожающе прорычал:

– Шевелись же, черт тебя подери!

Каргилл подумал: “Если он еще раз посмеет меня ударить, я брошусь на него и собью с ног”. Вслух же он произнес, пытаясь выиграть время, чтобы собраться для прыжка:

– Чего вы от меня хотите?

Это привело его противника в бешенство.

– Ну, сейчас я покажу тебе, чего хочу!

Хлыст обрушился бы на его голову, но Каргилл, не дожидаясь этого, бросился на этого человека, собрав все свои силы, и буквально пригвоздил его к стене, навалившись всем телом. Тот вскрикнул, пытаясь освободиться. Но было поздно. Каргилл схватил его за рубашку на груди и с размаху ударил в челюсть.

Это был нокаут. Обмякшее тело рухнуло на пол. Каргилл неловко опустился на колени рядом с ним и дрожащими пальцами стал обшаривать его карманы.

Из коридора послышался голос девушки:

– Руки прочь, или я сейчас спалю тебя заживо.

Каргилл вздрогнул, поднял голову и, увидев направленное на него оружие, тяжело поднялся на ноги и сел на койку.

Девушка подошла к лежащему на полу отцу и ткнула его в бок ногой.

– Вставай, дурак! – сказала она.

Мужчина пошевелился и сел, потирая рукой ушибленную челюсть.

– Я убью его, – пробормотал он. – Убью, и к черту этого поганого Твинера.

Девушка презрительно усмехнулась:

– Никого ты тут не убьешь. Ты напросился, чтобы тебе дали в зубы, и получил, что заслужил. Что тебе от него было надо?

Мужчина поднялся на ноги, покачиваясь.

– Проклятые Твинеры! Мне просто тошно смотреть на них. Дрыхнут себе, понимаешь ли, и даже не знают, что им надо делать.

Девушка сказала холодно:

– Не будь дураком, отец. Он же еще необученный. Ты что хочешь, чтобы он твои мысли читал? И вообще, не суйся к нему со своими грязными руками. Я его поймала, и если его надо будет бить, сделаю этс сама. Дай сюда хлыст.

– Слушай, Лела Боуви, – обратился к ней отец, – не забывай: хозяин здесь я. – Но хлыст все же отдал и проговорил, угрюмо уставясь на нее: – Все, что я хочу, это позавтракать, и побыстрее.

– Сейчас будет. Ну ладно, давай проваливай, – она махнула рукой. Ее отец повернулся и медленно вышел из комнаты.

Девушка отрывисто скомандовала:

– Эй, ты, давай на кухню.

Жестом она показала, куда нужно идти. Каргилл помедлил, раздумывая, стоит ли попытаться протестовать. Но слово “кухня” вызвало в его воображении приятные гастрономические ассоциации. Не говоря ни слова, он, тяжело переставляя скованные цепью ноги, поплелся туда, куда она показала. Ему вдруг пришло в голову, что эти люди могут держать его здесь на цепи, пока им это не надоест. Сознавать это было страшно. Отчаяние, навалившееся на него, давило тяжелее, чем цепи.

Кухня оказалась узким коридором между толстыми полупрозрачными стенами. Она была футов десять длиной, и в ее дальнем углу находилась закрытая прозрачная дверь, за которой просматривались какие-то механизмы. Кухня была полна света, проникавшего внутрь через полупрозрачные стены. Каргилл озадаченно озирался, но ни плиты, ни еще какого-нибудь привычного кухонного оборудования нигде не было. Более того, не было ни посуды, ни еды. Вглядевшись пристальнее в полупрозрачные стены, он увидел там множество непонятных линий – одни шли в горизонтальном направлении, другие – в вертикальном, какие-то – по диагонали, некоторые из них были прямые, другие – кривые. Картина вырисовывалась совершенно беспорядочная. Было абсолютно неясно, что все это значит.

Он вопросительно взглянул на девушку. Она сказала:

– Хорошо, что сегодня безоблачно. Мы получим столько тепла, сколько надо.

Он увидел, как она протянула руку и двумя пальцами слегка дотронулась до чего-то наверху, там, где стена соединялась с потолком. Быстрым движением она провела рукой сверху вниз до середины стены, а затем параллельно полу. Часть толстой стеклянной стены скользнула вниз. Каргилл увидел в проеме прозрачную панель, а за ней полки. С того места, где стоял, он не мог разглядеть, что находится на полках.

Девушка отодвинула прозрачную панель в сторону и сделала еще какое-то движение, но какое именно, Каргилл не понял. Через минуту в руке у нее была тарелка, на которой лежали очищенные сырые продукты: рыба и картофель. Это было весьма странно. Каргилл подумал, что ни Боуви, ни его дочь не были похожи на людей, которые заранее будут что-то делать. Значит, у них на кухне в этих стенах было автоматическое оборудование для того, чтобы подготовить продукты к обработке.

Девушка отошла чуть в сторону, повторила свои прежние манипуляции со стеной, и еще одна секция отделилась и опустилась вниз. Там также была прозрачная панель и за ней полки. Отодвинув панель, она поставила тарелку на одну из полок.

Когда она закрыла панель, рыба прямо на глазах зарумянилась, а картофель почти мгновенно сварился.

– Пожалуй, достаточно, – сказала Лела Боуви. – Ты тоже перекуси чего-нибудь.

Она вынула тарелку голыми руками, остановилась у панели холодильного шкафа взять что-то из фруктов и вышла из кухни.

Каргилл остался один. Когда она вернулась, он уже приготовил себе курицу с картофелем и с аппетитом завтракал.

Лела остановилась на пороге, и Каргилл подумал, что она вообще-то довольно хорошенькая, если не обращать внимания на несколько угрюмое выражение ее лица. Конечно, она могла бы получше причесаться, но, во всяком случае, было заметно, что она следит за своей внешностью в отличие от своего отца. Волосы у нее были чистыми и блестящими, а на загорелом лице выделялись голубые глаза и яркие, полные губы.

Она спросила подозрительно:

– Как же такой ловкий Твинер, как ты, так легко дал себя поймать?

Каргилл быстро проглотил еще не дожеванный кусок и ответил:

– Я не Твинер.

Глаза девушки вспыхнули злым огнем.

– Ты что, умничать тут будешь?

Каргилл доел то, что оставалось на тарелке, и спокойно сказал:

– Я говорю правду. Я не Твинер.

Она нахмурилась:

– А кто же ты тогда? – В ее глазах появилась настороженность, даже тревога: – Тень?

Прежде чем он успел подумать, стоит ли ему притворяться, она сама ответила на свой вопрос:

– Конечно, нет. Если бы ты был одним из них, ты знал бы, как работает кухонное оборудование. Они ведь ремонтируют наши летающие дома, когда для нас это слишком сложно.

Притворяться было поздно, и Каргиллу пришлось подтвердить, что она права.

Девушка еще сильнее нахмурилась.

– Но Твинер ведь тоже знал бы все это… Как тебя зовут?

– Мортон Каргилл.

– Откуда ты?

Каргилл рассказал ей, и она, казалось, поняла. Кивнув головой, она проговорила:

– Значит, один из этих… За поимку таких, как ты, нам дают награду. Что же ты сделал – там, в своем времени, – почему Тени стали за тобой охотиться?

Каргилл пожал плечами:

– Ничего. – Он не собирался рассказывать ей о трагическом случае с Мари Шане.

Она снова рассердилась.

– Не смей мне врать. Стоит мне только сказать отцу, что ты беглец, и ты пропал.

Каргилл произнес как можно более убедительно:

– Но я действительно не знаю. Что я еще могу ответить? – Секунду поколебавшись, он спросил: – Какой это год? – и почувствовал, что у него перехватило дух в ожидании ее ответа.

5

Он как-то не подумал об этом раньше. Не было времени. Часы в комнате со стеклянной стеной в Городе Теней показывали время, но не год. А потом события стали разворачиваться с такой быстротой, что он просто не успел до конца осознать, что действительно находится в будущем.

В каком именно будущем? В каком году? Какие события произошли в течение тех столетий, которые отделяют этот мир от его времени? Но сейчас самым главным для него вопросом был тот, который он задал Леле.

Она пожала плечами:

– Две тысячи триста девяносто первый.

Каргилл решил, что предпримет попытку наконец хотя бы что-то узнать об этом странном мире, и начал с вопроса:

– Что мне непонятно, так это почему жизнь так сильно изменилась за эти столетия?

Он рассказал ей немного о том, какими были Соединенные Штаты в 1954 году. Она восприняла все очень спокойно.

– Ничего удивительного. Сейчас большинство людей желают быть свободными, не хотят жить постоянно где-нибудь в одном месте или быть привязанными к какой-нибудь дурацкой работе. Люди пока еще не совсем свободны. Нам – воздушным кочевникам – в этом смысле повезло больше по сравнению с другими. У нас есть наши летающие дома-флотеры, и мы летаем, где хотим.

Каргилл подумал, что он не назвал бы свободными тех, кто был явно зависим от других – взять хотя бы проблемы с ремонтом флотеров, но решил, что не стоит спорить. Ему нужна была информация.

– И сколько вас?

– Около пятнадцати миллионов.

Каргилл не стал возражать, хотя цифра эта показалась ему явно преувеличенной.

– А сколько всего Твинеров?

– Миллиона три. – Это было сказано презрительным тоном. – Эти трусы живут в городах.

– А Тени?

– Их, наверное, сотня тысяч, может, чуть больше или меньше.

Каргилл понимал, что она не могла быть уверена в точности этих цифр. Она не производила впечатления человека, который обладает достоверной информацией о таких вещах. Но он знал еще меньше, чем она., и хоть какие-то знания все-таки лучше, чем ничего. Он представил себе их мир: кругом дикая природа, несколько городов и масса воздушных кочевников, бороздящих небо в своих летающих домах.

– А управляют тут всем Тени, я полагаю? – спросил Каргилл.

– Никто тут никем не управляет, – сказала девушка с раздражением. – И вообще, хватит вопросов. Не твоего это ума дело. – Она вышла из комнаты.

Большую часть этого дня Каргилл пробыл один. Лелу он видел лишь раз, когда она на минуту зашла на кухню, чтобы приготовить обед себе и отцу. У него было время, чтобы серьезно подумать над тем, что он узнал. Самым поразительным было катастрофическое сокращение населения. Значит, все честолюбивые стремления людей двадцатого века оказались бессмысленной суетой, значит, все достижения цивилизации оказались ненужными, так как человечество не выдержало ее чудовищного стресса и отвергло все, накопленное трудами предыдущих поколений, как только появилась такая возможность.

Он не мог в это поверить. Цивилизация, казалось, была незыблемой. Человек достиг чрезвычайно высокого уровня развития в науке, в культуре, и хотя в социальном плане оставалось еще много проблем, шло постоянное поступательное движение вперед – человек к чему-то стремился, что-то искал, находил, чему-то учился.

Но где-то, видимо, произошел сбой. Из того, что он узнал от Лелы, Каргилл и сделал вывод, что на каком-то этапе давление властей на человека оказалось непомерно, и люди бросили вызов обществу, которое старалось все больше и больше подчинить себе личность, заставить человека жить по раз и навсегда установленным законам, лишив его свободы выбора.

Поэтому люди взбунтовались. Весь опыт предыдущей истории показывал, что с самых древних времен человек постоянно сталкивался с силами, стремящимися его контролировать, на какое-то время это им удавалось, а потом человек сметал их со своего пути, и все начиналось снова.

Так, по-видимому, произошло и на этот раз, и общество потребления ни своей агрессивной рекламой, ни проникающим всюду телевидением, ни “кадиллаками”, “бьюиками” и “ягуарами” не смогло поработить человека и удержать его в зависимости. Значит, ему нужно еще что-то, наверное, свобода выбора.

В кухне стало темнее, и Каргилл почувствовал, что их флотер снижается – по его корпусу снизу застучали ветви деревьев. Через минуту вошла Лела. Она стремительно пересекла кухню и открыла дверь в машинное отделение. Догадавшись, что она собирается сделать, Каргилл вскочил на ноги, чтобы посмотреть, как она будет открывать наружную дверь, но не успел. Девушка уже вышла, и через открытую дверь внутрь ворвался влажный морской бриз. Он понял, что тот самый глухой звук, который он слышал, – шум прибоя.

Через минуту она вернулась и сказала:

– Можешь выйти, если хочешь. Но не пытайся убежать. Далеко все равно не уйдешь, а если отец выстрелит в тебя, то вспыхнешь, как факел.

Каргилл сказал с сожалением:

– Куда я убегу? Боюсь, что вам от меня никуда не деться.

Говоря это, он внимательно смотрел, как она отреагирует. Ему показалось, что он заметил на ее лице выражение облегчения. Это было не совсем то, что он ожидал, он надеялся на большее, но это наводило на мысль, что девушка не против, чтобы рядом был еще кто-то, кроме ее отца. Каргилл решил, что попробует завоевать ее симпатии. Человек в его положении имел право использовать все средства для того, чтобы вновь обрести свободу.

Он не стал задерживаться около машинного отделения – завтра он узнает, как тут все работает. Неловко спустившись по ступенькам – с цепью на ногах это было весьма трудно, – Каргилл ступил на песчаный пляж.

Весь вечер они ловили крабов и другую морскую живность, которая собиралась вокруг опущенного в воду фонаря. Это был скалистый, безлюдный морской берег, и только местами попадались не занятые скалами кусочки песчаного пляжа. Кое-где почти к самому берегу подходил густой лес. Лела вылавливала морских животных маленькой сетью и бросала их в кучу, а Каргилл под ее руководством сортировал их, выбрасывая несъедобных обратно в море, а съедобных кидая в небольшое ведро.

Лела явно наслаждалась жизнью. Глаза ее блестели в отраженном свете фонаря, лицо горело возбуждением. Она жадно вдыхала бодрящий морской воздух. Ее гибкое тело легко и ловко двигалось, работа кипела в руках. Несколько раз, когда отец отходил подальше и не мог ее слышать, она радостным голосом восклицала, обращаясь к Каргиллу:

– Ну до чего же здорово, правда? Вот это, я понимаю, жизнь!

– Просто чудесно! Я никогда не видел ничего подобного! – Он говорил это, чтобы доставить ей удовольствие, но до некоторой степени это было правдой. Безусловно, в жизни на природе была своя прелесть, но девушка, по-видимому, не понимала, что это еще не все, что жизнь в цивилизованном мире гораздо более богата и эмоционально насыщена.

Каргилл подумал, что ему, может быть, придется привыкнуть к такому образу жизни, и, возможно, это было бы весьма неплохо. Здесь, среди этих просторов, он мог бы затеряться и его никогда бы не нашли. Но он был уверен, что новизна впечатлений сменилась бы сначала привычкой, потом скукой, ощущением бесполезности своего существования и затем отчаянием. Это была безрадостная перспектива, и он ее отбросил без-всякого сожаления.

Когда они закончили работу, было уже далеко за полночь. Усталый, он лег на свою койку, и мысли его обратились к Леле. У него было достаточно опыта в общении с женщинами, и ее поведение – то, что она часто обращалась к нему, искала его глазами, пыталась убедить его в преимуществах жизни на природе – подсказывало, что она одинока и жаждет общения. Хотела ли она любви или, вернее, на каких условиях согласилась бы на это, зависело от ее воспитания. Он подозревал, что, судя по манере держаться, она была девушкой строгих правил, но пока не чувствовал, что готов начать действовать, чтобы преодолеть возможное сопротивление.

На следующий день она несколько раз появлялась на кухне, когда там был Каргилл, и он, после неоднократных безуспешных попыток открыть дверь машинного отделения, в конце концов решился спросить ее об этом. Она без малейшего колебания показала ему, как это делается. Оказывается, нужно было одновременно дотронуться до дверных косяков.

Как только она ушла, Каргилл направился прямо в машинное отделение, чтобы понять, как устроен двигатель, что оказалось бесполезным занятием, так как последний был герметично закрыт. Тогда он, проделав все необходимые манипуляции, опустил одну из секций стены до пола и посмотрел вниз.

Внизу, насколько охватывал взгляд, проплывали картины дикой природы: деревья, кусты, буйная зелень, не знающая руки человека. Но кое-где в гуще леса можно было заметить какие-то здания. Даже с той значительной высоты, на которой летел флотер, было видно, что они давно заброшены. Многие подворные постройки перекосились, и время от времени можно было увидеть совсем развалившийся дом или сарай. Похоже, когда-то это были фермы.

Впереди показался оставленный жителями город. Здесь следы запустения еще больше бросались в глаза – покосившиеся заборы, заброшенные дороги, заросшие травой и давно оставленные людьми дома. Когда они пролетали над еще одним покинутым жителями городом, Каргилл опустил панель, закрывающую окно, и вернулся в свою каморку.

Он, живущий в мире, где практически не было ни одного клочка земли, который не принадлежал бы кому-нибудь и не использовался бы каким-то образом, был просто потрясен, увидев, что природа на таких обширных пространствах возвращается к своему первобытному состоянию, что люди позволили ей вновь захватить их. Он пытался представить себе, как это могло произойти, вспоминая и сопоставляя информацию, полученную от Лелы, с тем, что он увидел своими собственными глазами. Может быть, развитие науки и техники достигло такого высокого уровня, что это сделало ненужной целую отрасль экономики – сельское хозяйство? Если это так, то, значит, увиденное – свидетельство смены эпох. Пройдет еще немного времени, и все эти заброшенные создания рук человеческих превратятся в памятники исчезнувшей цивилизации и покроются пеплом веков, как и города древних.

Еще два вечера они занимались ловлей морских животных. На четвертый день Каргилл услышал в одной из комнат незнакомый женский голос. Это был неприятный голос, и Каргилл даже вздрогнул от неожиданности.

Раньше ему почему-то не приходило в голову, что Лела и ее отец должны, по-видимому, общаться с другими людьми. Но что еще больше удивило его, это то, что эта женщина, судя по ее тону, давала какие-то инструкции отцу девушки. Почти сразу же, как только умолк ее голос, корабль изменил курс.

Когда стемнело, к Каргиллу вошла Лела.

– Сегодня вечером мы будем не одни. С нами будут другие люди, так что учти это, – сказала она. В голосе ее звучало раздражение, и она вышла, не дожидаясь ответа.

Вскоре они приземлились.

Каргилл задумался. После четырех дней на цепи и без надежды на то, что ему когда-нибудь удастся избавиться от своих оков, он был рад любым переменам. Ему казалось, что благодаря присутствию других людей ему представится случай убежать.

“Все, что мне надо сделать, – сказал он себе, – это застать врасплох моих тюремщиков. И при этом вовсе не обязательно с ними особенно церемониться”.

Эти размышления привели его в хорошее расположение духа, и он почувствовал новый прилив энергии.

6

Каргилл встал, осторожно переставляя скованные цепью ноги, спустился по ступенькам на землю. Картина, возникшая перед его глазами, была просто идиллической. Под деревьями стояли флотеры, он насчитал их по меньшей мере дюжину, а через густую листву светились окна еще нескольких воздушных кораблей. В темноте мелькали люди, слышались голоса, от реки, которая была, очевидно, неподалеку, тянуло прохладой и влагой. Он сел на землю, жадно вдыхая свежий воздух, и услышал, что кто-то приближается к нему. Это была Лела. Она села на траву рядом с ним, радостно возбужденная, и сказала:

– Здорово так жить, правда?

Каргилл задумался и, к своему удивлению, почувствовал, что где-то внутри уже соглашается с тем, что происходит. Да, в человеке есть стремление вернуться к природе. И он сейчас больше всего хотел бы расслабиться, растянуться на зеленой траве, смотреть в бездонное небо и слушать шелест листьев, ни о чем больше не думая. Сейчас он понимал, что заставило Планиаков бросить упорядоченную жизнь в оковах цивилизации. Но, как это ни печально, уход от цивилизации влечет за собой возвращение к невежеству и дикости. Вслух он сказал:

– Да, это действительно интересная жизнь.

Из темноты появилась и подошла к ним высокая, крупная женщина.

– Где Боуви? – спросила она властным голосом. В руке у нее был фонарь, и она направила его прямо на Каргилла и Лелу. – Черт побери! – воскликнула она. – Малышка, кажется, подцепила себе мужчину!

– Перестань, Кармин, замолчи, – резко ответила Лела. Женщина громко расхохоталась.

– Я слышала, что у тебя тут завелся мужчина, а теперь, когда я его наконец увидела, скажу тебе, что это то, что надо.

Лела сказала деланно равнодушным тоном:

– Он мне совершенно безразличен.

– Да ну? – произнесла Кармин насмешливо. Она отошла в сторону, как будто внезапно потеряла к ним интерес, и свет ее фонаря выхватил из темноты отца Лелы, сидящего на стуле около своего флотера.

– А, вот ты где! – воскликнула она.

– Ну? – лаконично отозвался он. Кармин подошла к нему.

– Встань и дай мне сесть, – скомандовала она. – Что, не знаешь, как надо себя вести с дамой?

– Придержи язычок, старая ведьма, – ответил Боуви миролюбиво. Однако встал и отправился выполнять ее просьбу.

Пока его не было, женщина взяла тот стул, на котором он сидел, и отнесла его немного в сторону, ближе к берегу реки. Она крикнула Боуви:

– Тащи свой стул сюда. Мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз. Тем более что эти влюбленные птички хотят, наверное, побыть наедине.

Лела сказала Каргиллу голосом, в котором чувствовались напряженность и смущение:

– Это Кармин, она из боссов. Она думает, что так надо шутить.

Каргилл удивился:

– Что ты имеешь в виду? Что это за боссы?

Этот вопрос озадачил девушку:

– Ну, они говорят нам, что надо делать… – Прозвучало это довольно наивно, и она поспешно добавила: – Но в нашу личную жизнь они, разумеется, не имеют права вмешиваться.

Каргилл на минуту задумался. До них доносился голос Кармин, говорившей что-то Боуви, но разобрать можно было только отдельные слова. Несколько раз она произнесла: “Тени”, “Твинеры”. Один раз он услышал: “Дело верное!”

Она явно пыталась в чем-то убедить отца Лелы, и Каргилла это очень заинтересовало, но понять, о чем идет речь, из отрывочных фраз было невозможно. Он повернулся к Леле:

– Я думал, что вы, воздушные кочевники, живете как свободные люди, а за вас, оказывается, решают другие, где вам быть и что делать.

Девушка пожала плечами:

– Должны же быть какие-то правила. Надо знать, что можно, а что нельзя. – И серьезно добавила: – Но мы действительно свободны. Не то что эти Твинеры в городах.

Последнюю фразу она произнесла презрительным тоном.

Каргилл спросил:

– А если вы не делаете того, что Кармин вам говорит, тогда что?

– Тогда мы лишаемся многого.

– Например?

– Священники не будут вести службу, никто не даст нам еды, Тени не будут ремонтировать флотер, ну и так далее.

Каргилл подумал, что не стал бы беспокоиться по поводу услуг священников. Он считал, что большинство знакомых ему религиозных людей – лицемеры, а священники – тем более. Но то, что он услышал от Лелы по поводу отсутствия еды в случае неповиновения властям, удивило его. У него сложилось впечатление, что Планиаки кормятся за счет природы. Скорее всего, не весь год одинаково сытно и разнообразно, но с помощью великолепного оборудования на борту флотеров можно было делать значительные запасы и жить вполне безбедно.

Значит, самым чувствительным ограничением Планиаков были, по-видимому, вопросы ремонта флотеров. Если бы Тени отказались их ремонтировать, это могло бы иметь катастрофические последствия. Естественно, напрашивался вывод, что самым лучшим выходом из положения для Планиаков было бы научиться ремонтировать свои летающие дома самим. Было непонятно, почему большое количество людей так легко позволяла себя контролировать. Видимо, в данном случае значение имела не материальная сторона дела. Эти люди, как и многие другие, были рабами своих собственных убеждений.

Каргилл спросил:

– Почему Тени признают власть Кармин и других боссов?

– Они просто хотят, чтобы мы вели себя как следует.

– Но вам разрешается ловить Твинеров?

Девушка помедлила с ответом и наконец сказала:

– Это, кажется, никого не волнует.

Каргилл кивнул. Он вспомнил свои разговоры с Лелой, попытки получить от нее хоть какую-нибудь информацию. Она явно никогда не думала о тех ограничениях, которые определяли жизнь воздушных кочевников. Но, сама того не осознавая, она нарисовала картину общества с очень жесткой социальной структурой. Наверняка, думал он, можно найти возможность воспользоваться ситуацией в своих интересах. Он пошевелился, и цепь на его ногах загремела, напомнив о том, что даже все вместе взятые в мире планы не могут оказать непосредственного воздействия на металл.

Кармин и Боуви вернулись к флотеру и поставили около него стулья. Затем Кармин подошла к Каргиллу, остановилась прямо перед ним и, глядя на него, сказала:

– Мне пригодился бы в хозяйстве такой крепкий мужчина, Боуви.

– Он не продается. – Это ответила Лела, резко и решительно.

– Я разговариваю не с тобой, а с твоим отцом, так что попридержи-ка язычок.

– Ты слышала, что сказала Лела, – с важностью произнес Боуви. – Он нам самим пригодится. – Судя по его тону, он давал понять, что хотя и был не прочь поторговаться, но согласился бы только на самые лучшие условия.

Кармин это тоже поняла.

– Цену набиваешь? – и добавила многозначительно: – Смотри, за этими Твинерами только глаз да глаз, когда рядом хорошенькая девушка.

Боуви недовольно фыркнул:

– Да брось ты. Лела не оставит своего отца и будет ему опорой всю жизнь, ведь правда, дочка?

– Да ну тебя, отец. Молчал бы ты лучше.

– Ух ты, да она борется! – сказала Кармин самодовольным тоном. – Сразу видно, что у нее на уме.

Боуви сел на один из стульев и откинулся на спинку.

– А скажи, Кармин, просто так, для разговора, сколько бы ты за него дала? – спросил он неторопливо.

Каргилл слушал этот диалог с возрастающим чувством нереальности происходящего. Кажется, его здесь собираются продать!

Отсюда можно было сделать вывод, что для Планиаков он был не что иное, как часть их собственности, бессловесное создание, раб, которого можно было заставлять делать черную работу, бить, а может быть, и убить, и это все было в порядке вещей. Его судьба никого, кроме него самого, не интересовала. “Кто-то об этом еще очень пожалеет”, – подумал Каргилл со злостью. Он не позавидовал бы рабовладельцу, чей раб был так полон решимости обрести свободу, как он. Во всяком случае, он готов был пойти на все, а его армейский опыт должен был сослужить ему хорошую службу.

Торговля между тем продолжалась. Кармин предложила отдать свой флотер за Каргилла и флотер Боуви.

– Это новая модель, – убеждала она. – Десять лет можно пользоваться – и без проблем!

Боуви заметно колебался.

– Это не так уж щедро. Тени дадут тебе сколько хочешь новых флотеров. Так что ты мне предлагаешь то, что для тебя не имеет никакой ценности.

Кармин возразила:

– Я предлагаю тебе то, что я могу достать, а ты не можешь.

– Слишком много возни, – сказал Боуви. – Мне придется все вещи перетаскивать.

– Вещи? – голос женщины выражал презрение. – Да этот хлам и доброго слова не стоит. А у меня во флотере очень много ценных вещей.

Боуви заторопился:

– По рукам, если ты отдаешь свой флотер со всеми вещами.

Кармин рассмеялась:

– Ты, кажется, меня за дуру принимаешь? Я оставлю тебе столько, сколько у тебя никогда не было, но многое я заберу себе.

Лела, которая все это время сидела молча, произнесла:

– Это все только разговоры. Что бы вы ни решили, это не имеет никакого значения. Поймала его я, и он принадлежит мне. Таков закон, и не пытайся использовать свое положение, Кармин, чтобы изменить его.

Даже в темноте было видно, что Кармин колеблется. Наконец она предложила:

– Поговорим об этом завтра утром. А ты, Боуви, пока научи свою дочь, как себя надо вести.

– Я как раз и собираюсь это сделать, – сказал он угрожающим тоном. – Не беспокойся, Кармин. Ты приобрела себе Твинера, и если завтра будут какие-то проблемы, кажется, придется устроить публичную порку неблагодарной дочери.

Кармин торжествующе засмеялась:

– Вот это разговор! Наконец-то ты решился за себя постоять! – Все еще продолжая смеяться, она скрылась в темноте.

Боуви поднялся со стула.

– Лела!

– Что тебе?

– Веди Твинера в дом и пристегни его хорошенько.

– Ладно, отец. – Она тоже поднялась. – Давай, двигайся!

Не говоря ни слова, медленно переставляя ноги, скованные цепью, Каргилл вошел к себе и лег на койку.

Прошло, наверное, несколько часов, когда он проснулся от того, что кто-то дергал цепь на его ногах.

– Осторожно, – прошептала Лела Боуви. – Я пытаюсь открыть замок. Лежи тихо.

Каргилл повиновался. Через минуту цепи были сняты и он был свободен! Снова послышался шепот девушки:

– Иди вперед, через кухню, а я за тобой. Осторожно!