Текст книги "Ангелы Эванжелины (СИ)"
Автор книги: Алеся Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Глава 9
Мне кажется, что я всего лишь на минуту прикрываю глаза, как меня будит необычайно мелодичный, но совершенно незнакомый звук птичьей трели. Сажусь на кровати в поисках источника этого шума и с изумлением цепляюсь взглядом за сидящую на подоконнике давешнюю спасительницу моей жизни.
Черная пташка смотрит на меня блестящими бусинками глазок и самозабвенно поет. Медленно встаю и, боясь спугнуть странного стрижика, осторожно подступаю к окну. Но пернатая даже и не думает удирать, а терпеливо ждет, когда я приближусь, склонив маленькую головку на бок. Аккуратно подношу руку и провожу пальцами по шелковистым перьям. В этот момент у меня даже и в мыслях не возникает, что это опасно, я скорее воспринимаю ситуацию как дивный сон.
Спокойно выдержав мою неуклюжую ласку, стрижик, чирикнув последний раз в непосредственной близости от моей ладони, расправляет маленькие крылышки и вспархивает со своего насеста, но летит почему-то не вверх и даже не вперед, а вниз.
Расстроено оборачиваюсь, чтобы вернуться в постель и испуганно замираю. На кровати преспокойно лежу я сама собственной персоной. Моя грудная клетка мерно поднимается в такт дыханию, руки лежат поверх одеяла ладонями вверх, веки плотно сомкнуты. В том, что я сплю, сомнений не возникает. Только что тогда делаю вторая я возле окна?
Не успеваю задуматься и ужаснуться данному факту, как переваливаюсь через подоконник и лечу вниз вслед за птицей, только ни дома, ни растущего подле него дерева нет, даже приближающейся земли не видно, лишь светло-серая, как грозовые тучи, закручивающаяся воронка, затягивающая меня в свои глубины.
– Эва! Эва! – вздрагиваю от гневного окрика моего мужа и нервно отдергиваю руку от кормушки. На тонкой веточке, близь моего окна висит круглая крышка от шляпной коробки, которую я лентами привязала к ней. А в этой самой кормушке сидит маленький черный стрижик. Он тоже испуганно пищит в ответ на гневный крик моего супруга и взлетает, как только дверь отворяется.
– Эванжелина, – рык пожилого, но крепкого мужчины разносится по моим покоям.
Лина давно уже забилась в свою каморку, мне некуда прятаться. Впрочем, я изначально знала, что наказание меня настигнет.
– Ты снова это сделала? Снова меня ослушалась? – хватает меня за руку маркиз Хендрик. – А ты знаешь, что бывает со строптивыми девчонками, смеющими ослушаться старших.
О, да! Я знаю. И очень-очень хорошо. Мой муж доходчиво объяснил мне это в первую же неделю брака. Я уже давно не прошу меня помиловать, и даже не плачу. Слезы и мольбы только раззадоривают его садистскую натуру, и ударов достается вдвое больше.
– Эва, девочка моя, – как правило, перед каждым наказанием его голос становится мягким и ласковым, как патока. – Я ведь говорил тебе не пользоваться силой понапрасну? Говорил?
Его ладонь поглаживает мою щеку. Я молча киваю, с трудом выдерживая эту ласку. Внутренности скручивает в узел от страха, к горлу подкатывает тошнота.
– И ты знала, что я тебя накажу? Знала? – я вижу перед собой его лицо. Блеклые светло-голубые глаза сейчас кажутся черными из-за расширившихся зрачков, на лбу выступает испарина.
Снова киваю.
– И тебе известно, как важна будет твоя сила через несколько месяцев, когда наступит день Миана? Известно?
– Да-да, лэрд Хендрик, – с трудом выдавливаю из себя слова. Голос хрипит, и каждый звук, словно наждачной бумагой царапает горло.
– Какая хорошая девочка, – ладонь легко похлопывает меня по щеке.
Затем он резко разворачивает меня спиной к себе и кидает на кровать. Я уже и так знаю, что за этим последует. Мой муж умеет бить так, что следов от ударов совсем не остается. Но иногда ему доставляет удовольствие смотреть на отметины оставленные его руками.
Закусываю краешек покрывала и крепко зажмуриваю глаза. Я вытерплю. Должна. Мне нужно выполнить обещание, дожить до праздника Миана, а потом пускай этот делает со мной что хочет. Смерти я уже не боюсь.
Резко подскакиваю на кровати. Сердце выпрыгивает из груди, а спина еще ощущает боль от ударов плети. Вытираю дрожащей ладонью вспотевший лоб, понимая, что это был всего лишь сон. Странный, страшный сон. Сон, в котором мне пришлось побыть Эванжелиной. Громкий чирик заставляет испуганно вздрогнуть.
– Нет, дорогая моя, я теперь к тебе и на метр не приближусь, – говорю сидящей на подоконнике птичке.
Она возмущенно что-то говорит в ответ на своем птичьем языке, а затем принимается увлеченно чистить блестящие перышки. Я совсем не уверена, что именно это пернатое создание стало причиной моего путешествия в прошлое. Возможно, я просто спала, а пение стрижа просочилось в мои грезы и спровоцировало такую странную фантазию.
Впрочем, как бы там не было, а я уже убедилась, что в этом мире, возможно, все – от бьющих током пауков до переселения душ. И не мешало бы расспросить камеристку о моих способностях, которые во сне не давали покоя моему почившему с миром мужу. Странно, что Лина раньше не упоминала ни о каком моем даре. Может, его и вовсе нет, а я тут уже напридумывала себе.
День постепенно идет на убыль. Перед ужином ко мне забегает Сет похвалиться своими успехами и тоже пожаловаться на новую няню. А за ним сразу же наведывается доктор, справиться о моем самочувствии, хотя сегодня он уже был. Мне все никак не удается поговорить с Линой о мучающем меня вопросе, то посетители идут косяками, то горничная моя занята по самые уши.
К концу дня я уже готова взвыть от безделья и пустого лежания в кровати. Мне даже читать пока запретили. А вот бедняжка Лина валится с ног от усталости. Решаю не дергать девушку расспросами, это можно и завтра узнать, и отправляю спать. Сама же смотрю с тоской на настенные часы, которые медленно, ну просто издевательски медленно, отсчитывают минуты.
Сна у меня ни с одном глазу. Судя по всему, я уже днем порядочно отдохнула. Но когда в тишине комнаты раздается тихий скрип дверных петель, я мигом закрываю глаза и поворачиваюсь на бок, искусно притворяясь спящей. Вспоминания о том, что днем меня так же проведывал неизвестный гость, заставляют покрыться холодным потом от страха.
Сейчас все мои силы направлены на то, чтобы ничем не выдать своего бодрствования. Даже когда сквозь сомкнутые веки просачивается свет от маленькой тусклой лампы, которую держит в руках поздний посетитель, изо всех сил слежу, чтобы ресницы не дрожали, а дыхание было ровным и глубоким.
Я не могу увидеть, кто это так упрямо, почти не двигаясь, светит мне в лицо, но едва ощутимый тонкий и до боли знакомый аромат бередит какие-то подернутые дымкой забвения навязчивые воспоминания. К сожалению, у меня пока никак не получается их воссоздать, знаю лишь одно – этот человек мне очень хорошо знаком.
Вдоволь насмотревшись на спящую меня, поздний гость, наконец, убирает светильник и так же тихо уходит, как и пришел. Еще несколько минут лежу не шевелясь, опасаясь, что он может вернуться, хотя в комнате не слышно ни звука, да и внутреннее чутье мне подсказывает, что на этом визит тайного “знакомца” закончен.
То ли от нервов и переживаний, то ли позднее время берет свое, но сон таки приходит ко мне, или это не сон, а снова воспоминания Эванжелины, которые чудесным образом с поразительной точностью и подробностью выстраиваются у меня в голове.
Беседка в саду увита лозами с потрясающе красивыми бутонами незнакомых цветов. От их сладкого навязчивого аромата болит голова, но это единственное место, где я могу скрытся от посторонних глаз.
– Я могу на вас рассчитывать, леди Эванжелина, – слышу до боли знакомый голос и удивленно поднимаю глаза.
Ни разу он не говорил со мной так мягко и нежно, разве что во время истерики и когда паук чуть не убил. Глаза графа, кажется, заглядывают в самую душу, заставляют сердце биться, как сумасшедшее, и потеть ладошки. Благодарю высшие силы, что на мне тонкие ажурные перчатки и едва заметно киваю.
– Конечно, лэрд Эмерей. Я не подведу ни вас, ни его. Но вы тоже должны мне кое-что пообещать.
– И что же? – поднимает брови Теодор, искренне недоумевая.
По моему телу пробегают мурашки озноба, хотя на улице довольно-таки тепло. На самом деле мне страшно. То, что я должна попросить, великая тайна. Тайна и опасность. Граф берет мою руку в свои ладони и слегка поглаживает в успокаивающем жесте. В этих прикосновениях нет ни капли романтики и соблазнения, так утешают и ободряют маленьких детей, когда они остерегаются сказать правду.
– Ну же, Эва. Вы можете мне доверять, – тихо произносит мужчина.
Я вижу. Я, правда, вижу, что могу. Верю, что он человек чести, иначе я б не выбрала его. Сама судьба мне указала на Теодора Эмерея, ибо я нужна ему, а он мне.
– Лэрд Эмерей, – с трудом выдавливаю из себя слова. – Вы должны его уничтожить, как только он выполнит свое предназначение. Клянитесь!
Стискиваю его руки своими холодными пальцами и с нажимом произношу еще раз.
– Клянитесь лэрд Эмерей, что он больше никому не причинит вреда!
– Но леди Эванжелина… – в его глазах неподдельное изумление и даже сомнение в моем душевном здоровье.
– Вы не понимаете… – печально качаю головой. – Из-за него гибли люди, предавали близкие, страдали дети. Это зло. Зло в чистейшем виде.
На мои глаза набегают слезы, а губы начинают дрожать от еле сдерживаемых эмоций.
– Хорошо, Эва, я обещаю, – привлекает он меня к своей груди и легко поглаживает по напряженной спине. – Нет, я клянусь, что уничтожу его. Я вас понял.
Тихо всхлипнув, успокаиваюсь и, отстранившись, вытираю ладонью мокрые щеки.
– Мне пора, – говорю, слегка вздохнув. – Сестра и так пошла нам на уступки, позволив встретиться наедине и то, потому что уже в субботу объявят о нашей помолвке. Если об этом “свидании” узнает Лейтон, то несдобровать ни мне, ни ей.
– До встречи, леди Эва, – слегка поклонившись, говорит Теодор.
– Всего хорошего, лэрд Теодор, – прощаюсь в ответ и получаю легкий, почти невесомый поцелуй в тыльную сторону ладони.
Щеки мигом краснеют, в стеснении опускаю ресницы, не зная как на это реагировать. Хотя, если подумать, то уже через месяц мы станем мужем и женой, и поцелуи рук это меньшее, что позволяют себе супруги друг с другом. Сестра меня давно уже просветила на этот счет.
Робко улыбаюсь и выхожу из беседки, стараясь как можно быстрее добраться домой, и там уже обдумать и свою реакцию на внимание графа, и то, что ждет меня в будущем, когда я стану его женой.
Сон обрывается так же резко, как и начался. Открываю глаза и понимаю, что уже позднее утро. В окно пробиваются яркие солнечные лучи, ветерок колышет легкую белую полупрозрачную штору, а на изголовье моей кровати сидит давешняя черная птичка и весело чирикает.
Недоуменно хмурю брови. Это что, бунт на корабле? Если гора не идет к Магомету, то Магомет, то бишь стриж, идет к горе…
─ С добрым утром, леди Эванжелина, ─ в комнату, неся поднос с завтраком, входит Лина. ─ Как вы себя чувствуете? Хорошо спали?
─ Спасибо, Лина. Да, хорошо. Чувствую себя отдохнувшей и полной сил, ─ ни капельки не вру своей камеристке.
У меня сегодня на самом деле ощущения такие, что я готова мир перевернуть. Неужели сон так подействовал. А может, мой ночной посетитель сделал что-то, чтобы я быстрее поправилась. Или птица. Кстати, о ней родимой…
─ Лина, ты не могла бы открыть полностью окно? В комнату залетела птичка. Не мешало бы ее выпустить.
─ Какая птичка? ─ округляет глаза служанка.
─ Ну, вот же. На изголовье сидит, ─ невежливо тычу пальцем в нахальное пернатое.
─ Но леди, там никого нет, ─ удивленно шепчет Лина.
Глава 10
Может, для Лины там и нет никого, а вот для меня стрижик вполне себе видимый и даже осязаемый, помню, как чувствовалось под подушечками пальцев его шелковистое оперение. Но кричать об этом было бы глупо и небезопасно, особенно после того, как меня забрали из лечебницы для душевнобольных.
– Ой, а что это так восхитительно пахнет, – с деланным энтузиазмом восклицаю я, дабы переключить внимание камеристки на что-нибудь другое.
– О, это! – тут же ведется она на прием. – Новый рецепт. Мод где-то узнала как печь оладьи со сладким сыром. Очень вкусно.
– Охотно верю, – улыбаясь, вдыхаю аппетитный аромат.
Сырники мне часто готовила бабушка на завтрак, ибо только так меня можно было заставить поесть с утра перед школой. Потом бабуля заболела, и ее не стало.
Сейчас же, вместе с этим запахом, сердце в моей груди тупой иголочкой кольнула ностальгия, и я словно воочию увидела бабушку Лиду у плиты в байковом цветастом платье и белом полосатом фартуке, перешитом из старой юбки.
Незаметно смахнув набежавшую слезу, осторожно поднимаюсь с постели и, накинув поданный Линой халат, сажусь за столик. Краем глаза цепляюсь за изголовье кровати, но моей гостьи там уже нет, впрочем, не сомневаюсь, что она скоро снова появится.
– Леди, – мнет служанка в руках край передника. – После осмотра врача, вас попросил зайти к нему в кабинет лэрд Эмерей. Сказал, что для очень важного разговора.
Коротко киваю, понимая о чем мы будем говорить, и радуюсь, что доктор дает добро на окончание моего вынужденного заключения.
Сырники оказываются не только аппетитно пахнущими, но еще и потрясающе вкусными. Почти, как у бабули. Я и глазом не успеваю моргнуть, как уплетаю почти всю порцию. Почему-то вспоминается фильм “Унесенные ветром”, когда мамушка отчитывала Скарлетт, говоря, что истинная леди ест на людях, как птичка, и потчевала ее блинчиками перед приемом в “Двенадцати дубах”. Скарлетт из меня, как и леди, такая себе получается.
После завтрака Лина подбирает для меня платье и помогает одеться. Отчего-то именно сегодня я долго пялюсь на предложенные варианты, не зная, на каком остановиться. Разноцветные легкие муслиновые наряды, аккуратно разложенные на кровати, напоминают яркие экзотические цветы, но ни один из них меня не привлекает. В результате “плюю” на все это, в том числе и на глупое желание казаться привлекательной и женственной во время знаменательной беседы, и выбираю первый попавшийся вариант.
Белое в мелкий горошек платье удачно подчеркивает тонкую талию, слегка открывает ключицы и расходится пышной юбкой до самого пола. Я определенно нравлюсь себе в зеркале. Есть какая-то прелесть во всех этих винтажных нарядах, нежность, элегантность, утонченность, девушку в таком одеянии хочется холить, лелеять и оберегать.
Осторожный стук в дверь раздается уже, когда служанка расправляет поясок на талии, разглаживая едва заметную складочку.
– Это, наверное, доктор, – задумчиво смотрю на дверь. – Впусти его, Лина. А после осмотра я о кое-чем хотела бы у тебя спросить.
– О чем же, леди? – поднимает брови камеристка. – Вы что-то вспомнили?
– Потом, Лина, – машу рукой.
За дверью и правда стоит уважаемый Риган. При виде меня он сияет улыбкой и, уверенно переступив порог комнаты, полушутливо спрашивает:
– Как тут моя любимая пациентка?
– Доктор Эшли, на данный момент я ваша единственная пациентка, – хмыкаю в ответ, поворачиваясь к мужчине.
– Но это ведь совсем не исключает возможность быть любимой, – скалится в ответ Риган.
Смотрю на него с плохо скрываемым замешательством. Это что, флирт?
Лина убирает со стола посуду и выходит, а врач приступает к своим обязанностям. Теперь мне еще больше неловко, когда он дотрагивается до моего лба ладонью, измеряет пульс, проводит руками над телом, уложив меня на постель, иногда останавливаясь и более тщательно сканируя область сердца и солнечного сплетения.
– Ну что я могу сказать, – закончив осмотр, вещает лекарь. – Эва, ты поразительно быстро восстановилась. Все системы органов функционируют замечательно, жизненные показатели в норме. Если тебя больше ничего не беспокоит, то карантин я снимаю, а вот укрепляющие капли еще недельку попей, не помешает.
– Спасибо, доктор Эшли, – поднимаюсь с кровати и искренне благодарю врача.
– Мне-то за что Эва? Это все твоя жажда к жизни и молодой организм, – отвечает мужчина. – Кстати, можешь звать меня Риган.
– Я не знаю, удобно ли, – опускаю ресницы, избегая смотреть ему в глаза.
– Абсолютно, Эва. И я рассчитываю тебя увидеть сегодня за ужином.
Неуверенно улыбаюсь и киваю, чувствуя себя не в своей тарелке от такого внимания.
Доктор, собрав свои инструменты, поднимается и уходит, а я принимаюсь ждать Лину. Хотелось бы с ней поговорить о моих способностях перед разговором с графом, чтобы быть, как говорится, во всеоружии.
Проходит десять минут. Двадцать. А горничной все нет и нет. Я уже начинаю немного нервничать. Не обозлился бы Эмерей на мою задержку, все же указания были ─ прийти сразу же после осмотра. Нетерпеливо ерзаю в кресле, прождав еще десять минут, а потом, сдавшись, решаю топать к Теодору. Разговор с Линой снова откладывается.
И только оказавшись за дверью своей комнаты, понимаю, что совсем не знаю куда идти. Я бывала в детской, библиотеке, классной комнате и даже на кухне, но вот апартаменты графа мне еще не доводилось посещать, как и его личный кабинет. Хотя припоминается мне, что в первый день, когда Зоуи вела меня в наши комнаты, она вскользь заметила, что восточное крыло это вотчина Теодора. Дескать, там и его кабинет, и зал с оружием, которое лэрд самозабвенно коллекционирует, и мастерская. Хотя какая может быть мастерская у аристократа, ума не приложу.
Дохожу до верхней площадки лестницы и сворачиваю налево, попадая в аналогичный западному крылу коридор. Тут тоже стены пестрят портретами и гобеленами. Вполне возможно, что за некоторыми из них прячутся новые тайные ходы, которые с большим энтузиазмом давно уже обследовал любопытный Сет. Может, не мешало бы попросить у мальчика провести мне экскурсию по секретным лабиринтам замка.
Ноги мягко пружинят в толстом ворсе ковровой дорожки, не издавая ни звука, я по очереди аккуратно заглядываю в каждую дверь, попадающуюся мне на пути.
За первой меня встречает огромная светлая комната. В ней отчетливо пахнет свежей древесной стружкой. Огромный стол у стены усеян золотистыми колечками опилок, а на самом его краешке выстроились в ряд несколько небольших деревянных игрушек. Там и лошадка, и котенок, и кораблик с надутыми парусами. С минуту стою, рассматривая все это, а затем тихо закрываю двери. Кажется, я нашла мастерскую.
За второй дверью, судя по всему, и есть тот самый зал с оружием. На стенах висят разнообразные мечи, сабли, секиры, арбалеты, луки и даже что-то отдаленно напоминающее булаву. Эту дверь я закрываю поспешнее, не теряя времени на разглядывание экспонатов.
До третьей двери я не дохожу. Дорогу мне преграждает непонятно откуда взявшийся стриж. Птица возмущенно чирикает и мечется от одной стены коридора к другой. Все мои попытки пройти мимо оказываются тщетными. Пернатое создание больно щиплется и дергает за волосы. Отмахиваюсь от бешеной пташки, но та все равно не успокаивается, пока, наконец, не хватает меня за локон и не начинает тянуть в сторону лестницы.
Сердце начинает тревожно биться. Теперь я понимаю, что неспроста маленький стрижик так настойчиво зовет меня к выходу. Интуиция буквально вопит об опасности. Дети! Гленн! Сет! Срываюсь на бег, подхватывая юбки. Черная птичка, указывая дорогу, стрелой летит впереди.
Бегу, не обращая внимания на изумленные взгляды попадающихся по дороге слуг, позабыв о сверхважном разговоре с графом, игнорируя покалывание в боку. Чувства обостряются до предела, каждая минута на счету.
Выскакиваю за дверь и кидаюсь к нашему с Сетом дереву. На маленькой лужайке возле него сидит Гленн. Он горько плачет, размазывая слезы по личику. Возле него стоит обеспокоенная Сиселия, только взгляд ее направлен не на малыша, рыдающего у ее ног, а куда-то вверх. Там, среди веток увенчанных густой сочно-зеленой листвой, мелькают знакомые, стоптанные до дыр ботинки.
– Сет! – испуганно вскрикиваю, прижимая ладонь к губам.
– Эва, – голос мальчика слабый и испуганный. – Эва, я больше не могу.
Поднимаю голову вверх и сглатываю внезапно пересохшим горлом. Мальчик из последних сил цепляется за ветку руками, рискуя вот-вот упасть с огромной высоты.
– Сет!?
– Эва, я не хотел, правда. Я просто лез на дерево и сорвался, – едва не плачет он.
В ушах шумит от страха и хочется выть от ужаса. Но этим я точно не помогу ребенку.
– Сет, милый, послушай, – стараюсь говорить как можно спокойнее. – Не плачь. Я тебя вытащу, слышишь!
– Да, Эва.
– Держись. Сейчас я залезу к тебе и помогу.
В груди поднимается волна гнева на Сиселию, которая замерла столбом и ничего не делает, но с ней можно разобраться и позже, главное мальчишки. Разворачиваюсь к девушке и тихо приказываю, удивляясь своему тону.
– Возьмите же вы Гленна на руки и успокойте его! – рычу сквозь зубы. – И бегите за подмогой. Не стойте, как истукан!
Мой яростный окрик производит эффект и няня кидается к малышу, принимаясь его укачивать, а затем с ним на руках спешит к дому. Мне и самой хочется его обнять и утешить, но нельзя терять ни секунды. Еще чуть-чуть и Сет сорвется.
Заправляю пышное платье за пояс, быстро снимая нижние юбки, чтоб не мешали, и остаюсь в одних панталончиках. Туфли тоже летят в сторону. Хватаюсь руками за нижнюю ветку и ловко закидываю на нее ногу, а затем уже подтягиваюсь сама.
– Эва, я больше не могу! – хнычет Сет.
– Держись милый, держись, я уже иду, – встаю ногами на эту самую ветку, опираясь о ствол дерева, и примериваюсь к следующей.
– Эва! – кричит мальчик. Его левая рука срывается, и он остается висеть, держась только правой.
Я понимаю, что не успеваю добраться до него. Никто бы не успел. Не смог. Но есть еще один вариант, и я спрыгиваю обратно на землю.
– Эва! – рыдает Сет. Вторая рука тоже не выдерживает нагрузку, и пальцы ребенка разжимаются.
Сердце пропускает удар. И еще один. Я на инстинктах расставляю руки, пытаясь поймать мальчика. В этот момент мне кажется, что время замедляется. Сет летит вниз. Медленно. Пугающе медленно. Я вижу, как ветер раздувает его непослушные локоны, вижу гримасу ужаса на его лице, вижу, как ломаются под его тяжестью тоненькие веточки. Одна лишь я двигаюсь быстро. Вокруг меня все как будто застыло в густом прозрачном киселе.
Ребенок попадает точно мне в объятья, и на минуту из легких вышибает дух. Я валюсь вместе с ним в траву, ожидая болезненного удара, но приземление оказывается намного мягче, чем я себе предполагала. Этот момент словно становится спусковым механизмом, чтоб время вернуло привычную скорость.
– Эва! – утыкается мне в шею мальчик и громко всхлипывает.
– Все хорошо, малыш. Все хорошо, – ошеломленно поглаживаю его по вздрагивающей от рыданий спине.
