Текст книги "Ангелы Эванжелины (СИ)"
Автор книги: Алеся Лис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 33
Это, наверное, неправильно, но я искренне радуюсь, когда двое гвардейцев ведут доктора Куинкея по коридору. Не знаю, какое наказание ждет недобросовестного лекаря, но он обвиняется в злоупотреблении служебным положением и пренебрежении обязанностями.
Дорогого Лейтона тоже задержали этой ночью и уже отправили в городскую тюрьму до выяснения обстоятельств.
Это все мне тихо в двух словах рассказывает Тео, пока я все еще вздрагивая от страха, прижимаюсь к его груди. Лекарство продолжает действовать, но под влиянием событий эффект препарата основательно уменьшился, поэтому я хоть и спокойна, но вполне соображаю и даже отвечаю на вопросы следователей.
Теодор, конечно же, пытается меня сразу забрать домой, но я упираюсь рогом, желая помочь следствию.
– Я должна, понимаешь? – смотрю на него, часто-часто моргая в попытке сдержать непрошенные слезы. – Думаю, что схему с операцией проводили не единожды, и мои показания могут помочь. Представь, сколько девушек и юношей пострадали от его рук в угоду алчным родственникам, претендующим на наследство. Пока мои воспоминания еще свежи, я хочу все рассказать страже.
Беседа со следователями немного затягивается, и хоть я могу поведать совсем мало, но по моей указке двух добросовестных санитаров тоже забирают. Сомневаюсь, что они были не в курсе, какие делишки прокручивал уважаемый врач под покровом ночи. Не удивлюсь, что какой-то небольшой долей левого заработка он делился с этими бравыми работниками.
Домой меня против воли забирают, когда я уже начинаю откровенно клевать носом. Мои гордые возражения перебиваются широким зевком, который прикрыть ладошкой просто-напросто не хватает сил. А в карете и вовсе засыпаю, еще сквозь сон чувствую, что Теодор меня берет на руки и куда-то несет, сквозь ресницы угадывается фасад столичного дома, ранее принадлежащего Хендрику, знакомые лица дворецкого и парочки служанок, выбежавших нам на встречу, а вот комнату я не узнаю от слова совсем. Но в сей момент меня это ничуть не беспокоит, поскольку сон уже полностью овладевает моим сознанием.
Утро наступает поздно, когда солнце уже достаточно высоко поднимается на небосвод. Я с наслаждением потягиваюсь, ощущая как все косточки становятся на место. После двух дней в связанном положении, спать так, как хочется телу, великое благо, так же как и потягивания.
– Доброе утро, леди Эванжелина, – в дверь заглядывает служанка.
– Доброе… э-э-э… – пытаясь вспомнить имя девушки, сажусь на кровати и спускаю ноги на пол.
– Меня зовут Рита, – ничем не высказывает удивления моей забывчивости горничная, в этот момент открывающая тяжелые парчовые шторы, впуская в спальню утренний свет. – Принести Вам завтрак? – спрашивает она, широко улыбаясь.
– Неси, – киваю я, ощущая как громко начинает урчать в животе при одном упоминании о еде.
Девушка тут же скрывается, а я изумленно оглядываюсь, замечая незнакомую обстановку вокруг. Комната явно мужская, обставленная со вкусом и любовью. Деревянные панели, темные шторы, массивная дубовая мебель и пушистый ковер на полу. Не думаю, что это спальня Хендрика, скорее всего Тео меня принес в свою. Но где же он сам?
Пока жду служанку, решаю освежиться и хоть что-то накинуть на себя, ибо на мне вместо ночнушки батистовая мужская сорочка, а забирал меня Тео из лечебницы в больничной рубашке, которой я, слава Богу, нигде не вижу. Хорошо бы ее сжечь, чтоб больше на глаза не попадалась.
Ванная находится довольно-таки быстро, как и теплый бархатный мужской халат, в который я сразу заворачиваюсь, не желая никого смущать своими голыми коленками. А, умывшись холодной водой и почистив зубы мятным порошком, и вовсе чувствую себя ожившей. Только вот девушка, глядящая на меня из зеркала, по-прежнему выглядит так, будто по ней проехались асфальтным катком: бледная, с тусклыми волосами, синяками на пол-лица и потухшими глазами. Мне кажется, что я даже чувствую тошнотворный больничный запах, исходящий от моей кожи и волос. Быстро срываю с себя одежду и ступаю под душ. Только сейчас до меня полностью доходит, чего мне удалось избежать, и под горячими струями воды меня начинает потряхивать, словно в ознобе. Включаю напор посильней и до боли скребу себя мочалкой, пока кожа не начинает гореть и саднить, только тогда нахожу в себе силы выбираться из душа и, вытершись полотенцем, взятым из аккуратной стопочки на тумбе, снова заворачиваюсь в халат.
– Женя! – прямо за дверью наталкиваюсь на Теодора и сразу же попадаю в его теплые и уютные объятья. – Я тебя уже заждался. Правду говоря, даже немного испугался, не обнаружив тебя в комнате.
Утыкаюсь лицом ему в грудь и крепко обнимаю руками за талию, вдыхая знакомый запах.
– Мне захотелось в душ сходить. Избавится от запаха больницы, – мой голос звучит немного глуховато и, скорее всего, неразборчиво, но оторваться от любимого сейчас выше моих сил. Пережитый ужас накрывает меня словно лавина, и я тихонько всхлипываю.
– Женя, Жень, – слегка отстраняет меня Эмерей, заглядывая мне в глаза. – Ты плачешь? Не надо, родная. Уже все позади, все закончилось.
Он стирает с моих щек соленые ручейки, целует мокрые от слез ресницы, дрожащие губы и прижимает к себе.
Судорожно вздыхаю и тихо прошу:
– Забери меня домой, Тео.
– Заберу, – он берет меня за руку и подводит к накрытому на двоих столику. – Прямо сегодня. Позавтракаем и начнем собираться в дорогу. Все дела я уже уладил.
Облегченно улыбаюсь и приступаю к еде.
После завтрака меня скрупулезно осматривает доктор Эшли, выписывает несколько наименований лекарств, которые мне необходимы сугубо для восстановления сил и быстрого выведения препаратов, коими меня пичкали в больнице, и дает добро на путешествия, естественно под его бдительным надзором и контролем.
Дорога проходит в нетерпеливом ожидании и волнении. Я уже так хочу Айнвернис, невыносимо хочу. Руки прям до боли зудят, наконец, обнять мальчишек, Зоуи, узнать как дела у Илин… Вряд ли ее любовная история продвинулась дальше, ведь доктор Эшли все это время был с нами в столице, но все же. Мое сердце и нервы успокаивает только присутствие Тео. Я ни на минуту не хочу отпускать от себя любимого и, когда ему приходится где-то задержаться, тут же начинаю беспокоиться и нервничать. Только рядом с ним я чувствую себя по-настоящему в безопасности.
Дни в пути, в конце концов, пролетают, и передо мной возникает омытый закатными лучами замок. Еще тогда, в первый раз, когда я увидела Айнвернис, моя душа знала, что я принадлежу этой земле, этому замку и этому мужчине.
Колеса грохочут по перекидному мосту, карета минует ворота и, наконец, останавливается.
Сердце сжимается в нетерпении, я, не дожидаясь пока лакей откроет дверцу экипажа, сама выпрыгиваю на вымощенный камнем двор, где нас уже встречают все домочадцы. Слезы радости вскипают на глазах, а руки сами тянутся к детям. Сжимая их в объятьях, я чувствую огромное счастье и огромную любовь.
– Эва, мы так скучали! – шепчет мне на ухо Сет, прижавшись ко мне.
– Скуцяли, сиино, – подтверждает Гленн, стискивая маленькими ручонками мою шею.
– И я по вас скучала, мои милые, – тихо отвечаю, срывающимся от нахлынувших эмоций голосом. – Я вас так люблю, мои мальчики! Больше жизни.
– Я йюбйю тебя мама, – чмокает меня в щеку малыш.
Сет лишь еще теснее прижимается ко мне и едва слышно всхлипывает.
– И я, мама Эва!
После этих слов внутри меня что-то словно обрывается и камнем ухает вниз, возможно это мое сердце, а возможно моя душа.
Затем, когда малыши уже переключаются на Теодора, меня уже обхватывают руками, рыдая от радости и эмоций, сначала Зоуи, а потом и робко и несмело Илин. Ее глаза тоже блестят от влаги, я хоть я вижу, что она по мне соскучилась, но сейчас ее взор направлен всего лишь на одного человека из нашей компании. И этот человек, на счастье, попирает все законы этикета и, сграбастав девушку в свои медвежьи объятия, целует ее при всем честном народе.
– Мне кажется, или нас ждет еще одна помолвка, – утирает платком глаза расчувствовавшаяся экономка.
Глава 34
Мальчишки не отходят от меня весь вечер, и спать я их укладываю сама, рассказав на ночь сказку из своих земных воспоминаний. В этот раз мне на ум приходит история о Русалочке, и ребята с увлечением слушают рассказ о бедной влюбленной девушке, которая пожертвовала всем, ради того, чтоб быть рядом с любимым. Конец я, все-таки, решаю сделать более “диснеевским”, хотя на протяжении всей сказки старалась не отступать от оригинала.
– Ты прям как Русалочка, – дослушав до конца, делает вывод Сет.
Я, поправляя на уснувшем Гленне одеяло, изумленно поворачиваюсь к мальчику.
– Почему? – недоуменно поднимаю брови и подхожу к нему, чтоб тоже поцеловать на ночь и завернуть в одеяльный кокон, как это часто перед сном делала для меня моя мама.
– Ну, ты ведь тоже ради папы переехала сюда, – объясняет мне дите, даже не подозревая насколько на самом деле он близок к правде. Изумленно хлопаю глазами, понимая, что что-то в этом есть. Ведь, если подумать, я действительно, как и героиня Андерсена покинула родной дом, друзей, учебу, мир, дабы быть с ними тут. Теперь-то, даже если б мне предложили вернуться обратно – ни за что не согласилась бы.
– Ну, – целую я в лоб Сета. – Не только из-за папы.
Рот мальчика широко открывается от удивления, а я невозмутимо продолжаю:
– В отличие от Русалочки у меня целых три любимых мужчины, – подмигиваю фыркнувшему от смеха мальчику. – Спокойной ночи, дорогой.
– Спокойной ночи, мама Эва.
Оставляю в комнате ночник и выхожу за дверь. У меня до сих пор сладко щемит сердце, когда он меня так зазывает. Это большая награда для меня, как и большая ответственность. Я так надеюсь стать этим малышам хорошей мамой, и так боюсь, что не справлюсь со столь ответственным заданием, что иногда голова кружится от мыслей и эмоций.
– Долго тебя не отпускали, – с наигранной обидой в голосе встречает меня Теодор, когда я вхожу в теперь уже наши общие покои. – Я успел соскучиться.
Награждаю своего несостоявшегося мужа горячим поцелуем, показывая, что и я соскучилась не меньше, и вместе мы устраиваемся в огромном широком кресле возле столика с уже приготовленными для нас чаем и небольшими сэндвичами и пирожными.
– Я сказку рассказывала, – разливаю по чашкам напиток и подсовываю Тео наполненную дымящимся ароматным чаем посудину.
– Меня Гленн мамой называет, а Сет мамой Эвой, – признаюсь, немного опасаясь реакции Эмерея на эту новость. А вдруг ему не понравится?
– Правда? – изумляется мужчина, размешивая сахар ложечкой. – Это очень хорошо. Они тебя любят. Так же как и я. Но я все равно больше – в шутку заявляет Теодор и чмокает меня в нос.
– А ты меня очень любишь? – пытливо заглядываю ему в глаза.
– Ты же знаешь. Очень сильно, – серьезно отвечает он. – До безумия. Когда тебя забрали я, правда, думал, что сойду с ума. В ту же секунду пешком порывался бежать за каретой, и если б не упал от потери крови, то так оно и было бы. И на стену лез от бессилия, пока решались канцелярские вопросы. Хорошо, что король Яков ко мне благосклонно относится, и позволил вне очереди озвучить ему свою проблему. А так… Даже не знаю, что было бы, если…
Так и не закончив фразу, он настолько крепко прижимает меня к себе, что я сдавленно охаю.
– А ты не передумал на мне случайно жениться? – закусив губу, провожу пальцем по отвороту камзола.
– Нет, конечно, – хмыкает мужчина, ловя мою ладошку и прижимая к своим губам.
– Тогда давай поженимся завтра? – выдаю я, затаив дыхание в ожидании ответа.
– Завтра? – брови Теодора взлетают вверх. – Но ведь мы ничего не успеем подготовить. У тебя нет платья, гости…
– Тео, – перебиваю будущего мужа. – У меня это все уже было. И наряд чудесный, как у принцессы, и гости, и обед праздничный.
Взгляд Эмерея мрачнеет на этих словах, и я понимаю, что он, так же как и я, вспомнил, чем это все закончилось, но продолжаю все равно. Мне очень важно донести до него мысль, которая вот уже столько времени крутится у меня в голове.
– Это не важно. Важны лишь мы, понимаешь. Этот день должен быть для нас, а получилось, что мы столько всего готовили, по факту, для других – и праздник, и церемонию. Я не знаю, как тут решаются вопросы бракосочетания. В моем мире, если это не торжественный случай, можно чуть ли не сразу зарегистрировать брак.… Или… Или ты больше не хочешь?
На секунду в мою голову заркдывается сия тревожная мысль, и я заканчиваю свой пылкий монолог совсем уже упавшим голосом.
– Глупышка, – прижимает меня к себе мужчина. – Очень хочу. Просто для девушек это такой важный момент в жизни. Ты не пожалеешь?
– Я очень пожалею, если мы не сделаем это в ближайшее время, – воспрянув духом, тут же уверенно отвечаю. – А какое на мне будет платье мне не важно. Главное, что самые близкие и дорогие люди и так будут с нами, а в храме мне достаточно и тебя. Да и вообще, – шмыгаю я носом от переполнивших меня чувств. – Я хочу, чтоб этот момент принадлежал только нам двоим. Был только нашим…
– Женя, ты уверена? – еще раз переспрашивает любимый.
– Более чем? – твердо киваю. – А ты?
Вместо ответа его губы накрывают мои и слова становятся совершенно лишними, ведь за нас говорят наши сердца, наши души и наши тела.
А на рассвете я просыпаюсь от легкой щекотки. Возмущенно чихаю и тру пострадавший нос. Но диверсионные ощущения, не дающие мне вновь нырнуть в объятья дремы, не только не пропадают, а еще и усиливаются. Не выдержав, открываю глаза и вижу коварно улыбающегося Эмерея собственной графской персоной.
– Тео? – удивленно хлопаю ресницами, сдерживая зевок. – Зачем ты меня разбудил?
Легкое белое перышко в его руке явно указывает на виновника происшествия.
– Ну, ты же сама хотела побыстрее выйти замуж. Собирайся! – командует мужчина. – Мы женимся через двадцать минут.
– Как двадцать минут? – я вскакиваю с кровати, путаясь в покрывале. – Почему двадцать? Почему ты меня раньше не разбудил? То, что я не хочу суеты и мне не нужен свадебный наряд, совсем не означает, что я готова выйти замуж голой и неумытой!
– Ничего против не имею, – самодовольно усмехается Эмерей, наблюдая за моими суетливыми сборами. – Для меня ты в любом наряде прекрасна.
Кидаю на мужчину возмущенный взгляд. Хорошо ему говорить, он-то уже полностью собранный и как всегда безупречен.
Поплескав холодной водой в лицо и почистив зубы, принимаюсь быстро расчесывать волосы, думая какую прическу соорудить. Без Лины я мало на что сейчас способна, но тревожить ее, почему-то, желания нет. Я хочу, чтоб даже это суматошное утро принадлежало нам двоим.
– Оставь распущенными, – просит любимый, увидев, как я вожусь с длинными локонами, пытаясь их собрать лентой.
Пожимаю плечами и позволяю им свободно струиться по плечам, еще пару раз проведя щеткой.
Платье беру то, которое мне нравится больше всего среди всех моих туалетов. Я сразу, как только сие потрясающе красивое одеяние увидела, прикипела к нему всей душой. Ткань нежно-кремового цвета, лиф с открытыми плечами, короткими рукавчиками и пышная двухслойной юбка, украшенная ручной вышивкой. Надеваю любимый наряд и довольно верчусь перед зеркалом. Тео накидывает мне на плечи пушистую теплую шаль, лето подходит к концу и утром уже довольно-таки прохладно, и берет за руку, выводя из комнаты.
Мы тихо, будто маленькие дети, крадемся по коридору, стараясь, чтобы нас никто не заметил, и хихикаем, словно сумасшедшие. Ведь не даром говорят, что любовь может свести с разума. Меня свела так точно.
А на конюшне нас уже ждет Ворон, полностью оседланный и пофыркивающий от нетерпения. Тео подсаживает меня на спину коню, сам запрыгивает следом, и мы куда-то мчимся.
– Знаешь, что мне это напоминает? – шепчет на ухо мужчина. – Раньше в моих краях было традиция красть невест, если родители не давали добро на брак. Обряд тайком проводил на рассвете жрец в месте силы. Говорят, что такие браки были благословенные небесами.
– В месте силы? – удивленно поворачиваюсь к нему.
– Да, наши предки поклонялись силам природы, – кивает Теодор. – А ее дух жил в священном дереве, прародителе леса.
И только тут я замечаю, что мы скачем не к деревне, а в совершенно другом направлении, прямо противоположном.
***
Древнее дерево, возвышающееся на холме, встречает нас тихим шумом листвы, прохладной росой на траве, тут же оседающей на носках башмаков и птичьим гомоном. На его раскидистых, увенчанных пышной листвой ветках, кажется, восседают все окрестные птицы. Ствол исполинского растения настолько огромен, что требуется, по меньшей мере, человек пять, чтоб его обхватить. Под ним уже ждет знакомый жрец, который обязан был женить нас в храме.
Он приветливо и ободряюще улыбается нам и просит приблизиться к нему. Наши сцепленные вместе руки он перевязывает ярко-алой лентой, а на голову мне возлагает венок из белоснежных ромашек и васильков.
– Венок по традиции должны были плести твои подруги, – тихо объясняет жених. – Его смастерила для тебя племянница жреца Сира.
– Когда ты успел обо всем договориться? – удивленно поднимаю брови.
– Успел, – хитро улыбается мой будущий муж.
– Пора, – тихо оповещает нас жрец, видя, как горизонт начинает наливаться багрянцем, готовясь выпустить на небосвод солнце.
– Властью, дарованной мне силами природы, – провозглашает необычно сильным и звучным голосом волхв. – Я призываю в свидетели древних духов земли, моря, леса и неба, чтоб сочетать нерушимыми узами брака этого мужчину и эту женщину.
Может, это мне только кажется, но шум моря становится сильнее, шелест листвы громче, а по траве пробегает волна, гонимая ветром. Мои юбки вздымаются пузырем, и ленточка на наших руках трепещет, словно язычок пламени.
– Эванжелина Хендрик, урожденная Евгения Линевич, я беру тебя в жены, – внезапно говорит Теодор. – Клянусь любить, беречь и охранять, как самое ценное сокровище на земле. Клянусь быть тебе любящим мужем и верным другом, каменной стеной и надежной опорой, поддержкой и защитой. Ты мое счастье, моя любовь, моя душа.
Я сглатываю комок в горле, чувствуя, как замирает в груди от невыносимого безумного всепоглощающего счастья.
Его глаза светятся нежностью и любовью, а руки кажутся обжигающе горячими.
– Теперь твоя очередь, – слегка улыбаясь, говорит Эмерей.
– Я не знаю, что нужно говорить, – тихо шепчу, обмираю от страха. – Что мне сказать?
– Говори, что чувствуешь? – ободряюще улыбается мне он.
– Теодор Эмерей, – начинаю дрожащим голосом. – Я люблю тебя так, как никого в жизни не любила. Клянусь быть тебе верной и любящей женой, родить тебе детей, хранить наш домашний очаг, быть берегиней нашей семьи и поддерживать тебя во всем. Отныне я твоя все без остатка. А ты мой.
На глазах вскипают слезы, которые тут же высушивает ветер. Солнце, полностью поднявшись над горизонтом, осыпает рассветными лучами нашу пару, священное дерево и жреца под ним. Наши клятвы уносит ветер, а волхв неожиданно поджигает ленту, скрепившую наши руки. Полоска алой ткани вспыхивает как факел, и я не успеваю испугаться, как сгорает дотла, совершенно не зацепив кожу на руках.
Удивленно смотрю на наши сцепленные ладони, а Эмерей на минуту разъеденив их, берет у жреца красивое витое серебристое кольцо, похожее на переплетенные лозы винограда и надевает мне на палец. Я, быстро сообразив что к чему, повторяю за ним, увидев в руках у волхва парное украшение.
– Отныне вы муж и жена, – провозглашает жрец. – Два тела – одна душа.
Теодор прижимает меня к себе и накрывает мои губы пылким поцелуем, а я чувствую, что у меня буквально земля ходит из-под ног.
– Наконец, ты моя! – говорит он, прервав поцелуй и прижавшись лбом к моему лбу.
– А ты мой, – отвечаю, не в силах поверить, что это, наконец, случилось.
– Отныне и навсегда! – смотрит мне в глаза любимый.
– Отныне и навсегда! – словно эхо, отзываюсь я.
Эпилог
Весна в этом году долго отказывалась брать бразды правления в свои нежные и хрупкие руки, отдав зиме весь месяц март в полное и безраздельное владение. Но всему приходит конец, и за последние три недели на улице стало настолько жарко, что теплые наряды пришлось сменить на более легкие, проигнорировав демисезонную одежду.
Большой живот немного мешает держать Гленна на коленях, но, приноровившись, я все-таки умудряюсь занять достаточно удобное положение, продолжая легонько раскачиваться на качелях. По моей просьбе их повесили на том самом памятном дереве, под которым я столько времени провела с Сетом, читая сказки, и которое, пожертвовав своей веткой, соединило нас с Теодором. Сами же качели для меня лично смастерил любимый муж, искусно украсив спинку и поручни сидения изумительным орнаментом и презентовав в качестве свадебного подарка.
Гленн уже почти засыпает, склонив головку мне на плечо, малыш в моем животе тоже затих, видимо, решив соблюсти правило послеобеденного отдыха, вдохновляясь примером старшего брата. Аккуратно прикрываю ребенка на моих коленях пледом, который накинут у меня на плечи, и откидываюсь на спинку.
Илин до последнего боролась за право работать, несмотря на замужество. И хоть Риган сердился и злился, но позволял своей милой женушке в этом споре побеждать. До поры, до времени… Пока она сегодня не помчалась прямо после завтрака в уборную с жутким приступом тошноты. А после сего факта и громких поздравлений, док уволок жену домой, прорычав, что в таком состоянии она уж точно не будет ходить на работу.
Так и получилось, что в это утро мы с сыном проводим вместе, но мне это только в радость. Никогда не думала, что настолько смогу полюбить этих детишек, что у меня даже чувства не возникает, что они не мои. Они мои, полностью мои.
– Мама, – сонным голосом шепчет дитя, отрывая меня от размышлений. – А когда мои сестрички родятся, можно я назову одну из них Антия? Мне очень нравится.
– Сестрички? – удивленно поднимаю брови. УЗИ в этом мире естественно нет, и о поле будущего ребенка нам не известно ничего.
– Да там девочки. Две. Я знаю, – сонно трет глазки кулачками малыш. – Так можно?
– Можно, – опешив, соглашаюсь. Откуда он знает?
Ошеломленно хлопаю глазами, а ребенок, введя меня в ступор своим заявлением, преспокойно засыпает.
Я тоже, по-видимому, слегка придремываю, потому, что просыпаюсь от легкого, почти невесомого поцелуя. Медленно открываю глаза и вижу перед собой мужа.
– Не замерзли? – спрашивает он и ловко подхватывает сына на руки.
– Нет, – качаю головой, тоже поднимаясь с качели. – Гленн меня сегодня удивил.
Решаю сразу рассказать Теодору о словах ребенка. – Сказал, что у нас будут две девочки, и попросил одну из них назвать Антией.
Эмерей скептически разглядывает мой живот, который своими размерами ну никак не указывает на наличие там двоих младенцев.
– Так и сказал?
– Именно, – уверенно подтверждаю. – Обычная детская болтовня? Как думаешь?
– Возможно… – помедлив, соглашается Теодор. – А возможно, что в нем проснулся спящий дар Клейвоанта.
– Как? – удивляюсь я. – Он же совсем малыш?
– Способности могут проснуться в любом возрасте. Потом пропасть, как твои, из-за сильного перенапряжения во время поисков камня, потом вновь возникнуть. Когда они к тебе вернулись? Месяца два назад?
– Да, – задумчиво киваю. – А у нашего Сета дар целителя тоже проснулся только недавно… Но Гленн ведь маленький такой.
– Так бывает, – перехватывает малыша поудобнее муж. – Чем сильнее дар, тем он раньше просыпается, чтоб ребенок уже сызмальства учился им управлять.
– Так значит, у нас может быть двойня, или близнецы? – от этой новости становится немного страшно. Как я их рожать буду? Тут с одним боишься и переживаешь. А двое? Это у нас младенцев с недобором веса и в кувезы помещают, и к ИВЛ подключают, если легкие не раскрываются вовремя.
– Вполне, – спокойно заявляет Теодор. – Но я тебя уверяю, что все будет хорошо. Риган отличный семейный врач, и если б он видел хоть малейшую угрозу здоровью твоему или детям, обязательно бы принял меры.
– А во время родов? Вдруг что-то случится, – закусываю губу, стараясь сдержать эмоции. Может, зря я мужа пугаю?
– Женя, у нас есть магия, – принимается успокаивать меня Теодор. – Целители вполне способны поддержать жизнь малыша, даже если он появляется раньше срока. Сет тоже родился на седьмом месяце.
Облегченно выдыхаю. Как-то раньше у меня и поводов не было этим интересоваться. Как-никак ничто не предвещало проблем во время родов. Ходила я хорошо, вот уж тридцать шестая неделя заканчивается. Видимо, я зря паникую. Понемногу волнение отступает.
– Если это правда, то одну уже назвал Гленн, – поднимаю глаза на Теодора. – А вторую давай назовем Валерия… Валэри.
– Валэри, – задумчиво склоняет он голову на бок. – Очень красиво. Мне нравиться. А почему?
– Так звали мою маму… – тихо отвечаю, чувствуя давящий комок в горле.
Муж ничего не отвечает, лишь привлекает к себе, освободив одну руку от ноши, целует в лоб, и мы вместе идем к нашему дому, где нас уже ждет наш старший ребенок, которому, ручаюсь, не терпится поделиться своими успехами в учебе. А самое главное в развитии дара и занятиях с приглашенным из самой столицы преподавателем, который лично обучает Сета управлять способностями и просто в восхищении от такого талантливого ученика.
А вечером я понимаю, что такое боль.
Честно говоря, живот у меня ныть начал еще после обеда, но я не обратила на это никакого внимания, подумала, что перенапряглась и решила полежать и отдохнуть. Связать это с предвестниками схваток мне и в голову не пришло, все вокруг уверяли, что должна болеть поясница. Моя же спина была живее всех живых и никоим образом не беспокоила. Да и в животе время от времени прекращало тянуть, так что я со спокойной душой отправилась спать пораньше. Но заснуть мне не удалось. Боль нарастала, к ней присоединилась легкая тошнота, и Тео, заподозрив неладное, вызвал Ригана, а с ним и повитуху, которые-то и обрадовали меня, что пробил мой звездный час.
Схватки казались бесконечными, потуги тоже. Временное облегчение не компенсировало все те муки, которые приходилось терпеть. Но Тео был рядом, держал меня за руку, а Риган зорко следил за моим состоянием, и, когда требовалось, подпитывал энергией. Я думала, что не выдержу, но сейчас, прижимая к себе маленький посапывающий комочек, я понимаю, насколько счастлива. Второй, точно такой же на руках у новоиспеченного папы.
Малышек, и правда, двое. Мальчики, в сопровождении Зоуи, уже заходили к нам, пожелать доброго утра, и Гленн безошибочно ткнул пальцем в светловолосую девочку, объявив всем, что это и есть Антия. Ее кудрявая сестричка с темными волосиками получила имя Валэри.
– Тебе не кажется, что она голодная. Молока слишком мало, – хмурится озабоченный папа, укачивая на руках Анти. Валерии в это время преспокойно трапезничает и ничем не высказывает своего недовольства.
– Так и должно быть, – с умилением наблюдаю, как сладко причмокивает вторая дочурка. – Скоро его станет больше.
Теодор, кладет заснувшую малышку в колыбель и присаживается ко мне на кровать. Я вижу, что его что-то беспокоит, но не спрашиваю, решив, что муж сам скажет, когда соберется с мыслями. Так и получается.
– Женя, – забирает он у меня второго, уже насытившегося, младенца. – А ты не жалеешь, что осталась тут? Со мной? С нами? Тебе столько всего пришлось пережить. Преодолеть. И роды эти…
Мне хочется хихикнуть, понимая, что, став свидетелем моих мук, у мужа просыпается какой-то непонятный комплекс вины, но остаюсь серьезной, чтобы не обидеть ранимую мужскую душу.
– Тео, – беру его за руку, после того, как он и Валэри аккуратно пристраивает в кроватку. – Запомни, я ни разу, ни на секундочку не пожалела, что осталась с тобой. Ты подарил мне то, чего у меня никогда не было, и вряд ли бы было, останься я там. Я ведь раньше не представляла, какое это счастье обрести семью. У меня перед глазами был не очень удачный пример, и я искренне полагала, что так и должно быть. А поскольку мне не нравился такой расклад, то я для себя решила вообще никогда не выходить замуж, возможно родить со временем ребенка для себя. Но ты мне показал, что бывает иначе. Что существует любовь, верность, уважение. Я была слепа, а ты открыл мне глаза и показал солнце. Ты сделал меня такой счастливой, какой я даже не мечтала быть. Русалочка никогда не жалела, что покинула подводный мир ради принца, скучала по нему, но не жалела. Поверь!
– А ты вернула меня к жизни, – говорит он в ответ, пылко целуя. – Спасибо тебе, любимая. Спасибо за все.
В груди сладко щемит от острого ощущения счастья. Все самое страшное уже позади. У меня любящий муж, чудесные сыновья, прекрасные дочки. Я люблю и любима. Да даже для моей профессии тут нашлось занятие по душе, и мы с Риганом начали работать над одной очень любопытной идеей, пользуясь моими знаниями физиологии и биофизики. Теперь я понимаю, почему там, на Земле, я всегда чувствовала себя чужой, не такой, как все, ведь мое место всегда было тут. Правду сказал Клейвоант, – только мне решать, где мой дом и моя судьба.
– Я люблю тебя, Тео, – тихо всхлипываю от счастья.
– А я тебя, моя солнечная девочка Женя…
***
Земля, наше время. Институт физиологии человека и животных, лаборатория психофизиологии
– Жека, – говорит в микрофон Олег четким, хорошо поставленным голосом. Именно от его голоса зависит чистота эксперимента. Испытуемый должен хорошо слышать команды, а не гадать, не послышалось ли ему. – Пятьдесят четыре разделить на два, добавить три, разделить на три и умножить на ноль.
Свет в лаборатории пару раз мигает, а затем гаснет. Компьютер благодаря ИБП продолжает работать, но сигнал от датчиков пропадает, и на энцефалограмме вместо привычного графика одна сплошная линия.
– Женек! – испуганно восклицает сидящий рядом Витя и вскакивает на ноги, с громким стуком перекидывая стул.
Комната, освещенная одним лишь монитором, выглядит жутко и как-то постапокалиптично. Спотыкаясь на каждом шагу, напарник с горем пополам добирается до двери кабины. Некоторое время он раздраженно возится с ручкой, которая никак не хочет поддаваться.
– Женька, Женечка, – периодически барабанит он в дверь, пытаясь достучатся до однокурсницы. Но из бокса не доносится ни звука. Да и сама идея докричаться до девушки абсолютно бесполезна, кабина полностью звукоизолирована, и подруга вряд ли может его услышать, даже если и с ней все хорошо.
– Да чего ты так переживаешь, – искренне недоумевает Олег. – Что с ней могло случиться, по-твоему? Наверное, просто сняла электроды, когда приключился сбой.
Но Виктор все равно продолжает с остервенением дергать заклинивший рычаг. Каким-то шестым чувством он ощущает, что не все так просто. И Женя там одна, в темноте, напуганная и беспомощная. А может, она так же стоит у двери и отчаянно нажимает на ручку, пытаясь выбраться. Как Олег может этого не понимать?
