Текст книги "Ангелы Эванжелины (СИ)"

Автор книги: Алеся Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Утром возвращается Риган. Он выглядит измученным и слегка помятым, но спокойным. Значит с Илис действительно все в порядке. У девушки оказалась жутчайшая аллергия на яд какого-то местного насекомого, и своевременная помощь буквально спасла ей жизнь. Хотя Илис придется еще неделю, а то и две провести в лечебнице, но кризис миновал, и она идет на поправку. Обо всем этом нам рассказывает врач, уплетая за завтраком двойную порцию яичницы с беконом и запивая все это, по меньшей мере, двумя литрами чая. За всей этой напускной небрежностью и беспечностью понимаю, что Док не просто стены в больнице подпирал, ожидая результатов, а принимал непосредственное участие в спасении пострадавшей.

А вечером возвращается Теодор. И не один. Из-за его спины робко выглядывает худенькая русоволосая девица. Ее волосы стянуты в гладкий пучок на затылке, а платье является верхом добродетели и скромности. Не то чтобы я в развратных нарядах ходила, но Эванжелилина одевалась хоть и скромно, но со вкусом, и умела подчеркнуть свои достоинства. Зато талия у новенькой такая, что не только граф, а даже я, кажется, могу обхватить двумя пальцами. Во мне борются сейчас чисто женская зависть и адекватный профессионализм, который перед глазами показывает картинки внутренних органов, безбожно стянутых корсетом, и деформированных ребер.

Эту скромняжку лэрд привел прямо в детскую, когда мы как раз ужинали. Зоуи кормила Гленна, который половину своей тарелки съел сам, размазав часть каши по мордашке, остаток же пришлось доедать с помощью экономки. Сет и я уже закончили трапезу, и теперь попивали молоко с медом, чтоб лучше спалось, а я еще и рассказывала сказку о “Трех Поросятах”, слушая которую Гленн, открыв рот, даже не замечал очередную ложку кушанья, запихиваемого в него добросовестной Зоуи.

– И вот, Волк дунул раз, – надуваю щеки и выпучиваю глаза, как жаба, чтобы показать в подробностях сие действие, мальчишки хохочут. Зоуи тоже прыскает в кулак. – Но каменный домик остался стоять.

– И дунул Волк еще раз, – мне снова приходится превратиться в пучеглазую жабу. – А домишке хоть бы хны. Набрал Волк много, много, много воздуха и … как дунул!

От моего выдоха слетает со стола бумажный кораблик, который мы собирались запустить в ванной, и падает на землю.

В этот момент как раз и открывается дверь, и на пороге восстает Теодор вместе со жмущейся позади него девушкой.

– Что здесь происходит? – гневно хмурит он брови, оглядывая нашу компанию.

– Па, – восклицает Гленн, тут же позабыв о каше, сказке и всем остальном.

Черты Эмерея в ту же секунду смягчаются и он, подойдя к малышу, подхватывает его на руки. Сет менее бурно выражает свой восторг, но по его лицу не сложно заметить, что он тоже скучал по отцу и рад его видеть. Это понимает и сам Теодор, другой рукой привлекая старшего к себе. Затем объятья достаются Зоуи. Я, понятное дело, удостаиваюсь лишь легкого кивка. И на том спасибо. И так буквально кожей чувствую, что граф недоволен моим присутствием в детской.

– А это ваша новая няня, мальчики, леди Сиселия, ─ представляет лэрд девицу. ─ Она будет с вами, пока Илин не поправится.

Сет тут же хмурится, в точности как отец и складывает руки на груди.

– Я уже взрослый, – с обидой говорит он. – Мне няня не нужна. Это Гленну. Да и вообще, зачем она нам. Пускай будут Зоуи и Эва.

– Сет, – вздыхает Эмерей. – Но у Зоуи и так полно обязанностей. А Эва… Думаю, ей не очень интересно с вами возится.

В эту минуту мне настолько становится противно и обидно. Вот значит как. За меня он отвечает. Знает, что я чувствую…

– Это неправда. Эве с нами не скучно, – упрямо сжимает губы Сет.

Понимаю, что становлюсь яблоком раздора, между отцом и сыном, и от этого еще больнее. Такого я уж точно не желаю.

– Ладно, мальчики, вам уже пора спать, – поднимаюсь со своего стула и с улыбкой прощаюсь со всеми, чтоб не дать конфликту разгореться. – Спокойной ночи. Завтра увидимся.

На душе скребут кошки. Быстро выхожу за дверь, но все же успеваю услышать, как Теодор нахваливает скромняжку Сиселию.

У меня получается сделать всего лишь два шага по направлению к своим покоям, как тишину вечернего замка сокрушает громогласный рев.

– Эва-а-а-а! – захлебывается рыданиями Гленн. – Эва-а-а!

Прижимаюсь спиной к стене и плотно прикрываю глаза, заставляя себя оставаться на месте, хотя сердце рвется, как сумасшедшее, к плачущему ребенку. Надо бежать, скорее, чтобы не слышать.

– Эва-а-а-а! – жалобно зовет малыш, уже не плача, лишь тихо икая от слез. – Э-э-эва-а!

Этот зов, он просто выдирает мою душу из груди, сжимает болезненным спазмом горло, вынуждает до хруста стискивать зубы.

– Моя Эва!

– Что ты с ним сделала, – прямо напротив меня возникает граф. Его руки заключают меня в ловушку, упершись об стену с двух сторон от моей головы. – Зачем, Эва? Что за гнусная и подлая игра? Как можешь ты манипулировать чувствами детей? Думаешь, я хоть на минуту поверил, что ты все забыла? Думаешь, я прощу тебе то, что ты сделала?

Я смотрю на него широко открытыми глазами и не могу вымолвить и слова. Его лицо настолько близко, что я могу разглядеть золотистые лучики, расходящиеся от черного зрачка до края светло-карей радужки.

– Я-я-я! – от страха начинаю заикаться.

– Ты, Эва. Ты! – рычит мужчина. – Сначала предаешь меня, забираешь последний шанс у моего сына, а теперь втираешься к нам в доверие!

– Тео, я не… не знаю, – пытаюсь что-то сказать в свое оправдание, но меня перебивают.

– Эва, запомни! Я никогда не даю людям второго шанса…

Я слышу, как от страха кровь стучит прямо у меня в ушах. Он и, правда, жуткий. Жуткий, страшный медведь, который защищает свое потомство. Не знаю, что такого ужасного натворила Эванжелина, но разгребать последствия придется мне.

– Даю тебе две минуты, – чеканит Эмерей. – Глен хочет, чтоб ты была с ним. И ты будешь! Но если снова предашь, если снова вильнешь хвостом и передумаешь, я не знаю, что я с тобой сделаю… Но гарантирую, тебе это не понравится.

Сглатываю липкий комок страха, застрявший в горле, и медленно киваю. Этого оказывается достаточно, чтоб лэрд отпрянул от меня и, развернувшись, пошел обратно в детскую.

В носу предательски щиплет, делаю несколько глубоких вдохов через рот, чтобы успокоится. Обидно и несправедливо, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала, но ведь слезами горю не поможешь. А начни я упираться и переубеждать графа, что я на самом деле ничего не помню, стало бы еще хуже. Давно известный факт – кто больше всего кричит, тот и виноват.

Пытаюсь унять разбушевавшиеся эмоции и нацепить на лицо маску умиротворенного спокойствия. Мальчикам уж точно не стоит видеть, как я расстроена. Вытираю ладонью одинокую слезинку, и считаю до пятидесяти. Этого точно должно хватить, чтобы привести нервы в порядок.

Прохладная стена холодит разгоряченный лоб, которым я в нее уперлась, ладони ощущают ее шершавую поверхность. Пальцы медленно проводят по золотистой завитушке узора. Прямо возле моей руки деловито куда-то спешит небольшой паучок. Он быстро перебирает длинными лапками и на тоненьких ворсинках, которых играют блики от светильника на стене. Рефлекторно дергаю рукой, чтобы смахнуть членистоногое на пол и мое тело словно пронзает электрический ток. Странный паучок не просто не смахивается со стены, а еще и мои пальцы намертво приклеивает к ней. Светильник несколько раз мигает и гаснет, меня трясет словно в припадке, боль пронзает каждую клеточку тела, ноги подкашиваются, и я начинаю медленно оседать на пол.

Помню однажды в детстве меня ударило током от неисправного выключателя. Мама сказала, что я родилась в рубашке. Меня спасли резиновые тапочки, в которых я ходила по квартире, и я еще долго потом с содроганием дотрагивалась до обугленной кнопки в ванной, а то и маму звала включить свет.

“Вот мне и конец” – успевает промелькнуть в сознании последняя здравая мысль. Я уже почти теряю сознание, но мое внимание привлекает небольшая черная птичка, похожая на стрижа. Откуда она появилась в закрытом помещении не известно, но упрямое пернатое летит прямо ко мне и с размаху врезается в солнечное сплетение. Меня с небывалой силой отшвыривает от коварного паука аж до противоположной стены коридора, и уже там я окончательно отключаюсь.

– Эва, ты слышишь меня? Эва, – знакомый голос словно продирается сквозь туман в голове. С трудом поднимаю тяжелые веки и вижу склонившегося надо мной графа.

– Эва, держись, слышишь. Док тебя поможет. Держись, девочка. Не умирай только.

Он прижимает меня к своей груди, словно ребенка и нежно баюкает. Под щекой я слышу, как сильно и тревожно бьется его сердце.

Такой слабости я не ощущала с тех времен, когда в одиннадцатом классе переболела корью. Тело кажется вялым и чужим, я лежу словно кукла, набитая ватой, и напряженно вслушиваюсь в тишину вокруг. Несмотря на то, что ни один звук ее не нарушает, чувствую, что рядом со мной кто-то есть.

Любопытство побеждает апатию, и я медленно приоткрываю веки. Рядом с моей кроватью, на которой я лежу, нахохлившись, как маленький воробушек, сидит Сет. Он взобрался на кресло с ногами и, обхватив руками колени, напряженно смотрит в противоположную стену.

– Привет, – шепчу я пересохшими губами.

– Эва! – лицо мальчика мигом проясняется, и он аккуратно берет меня за руку. – Ты очнулась!

В его взгляде столько теплоты и беспокойства, что у меня мигом влажнеют глаза.

– Куда ж я денусь, – хрипло шепчу, с трудом узнавая свой голос.

– Я так испугался. Думал… думал, ты как мама… ─ его голос срывается от волнения, и он отводит глаза.

– О, милый, такое бы вряд ли случилось из-за маленького безобидного паучка, – стараюсь утешить ребенка, ощущая непонятную вину, за то, что заставила его волноваться.

– Эва, какой паук? – брови Сета сходятся на переносице. Сейчас он, как никогда, похож на Теодора. – Зачем ты трогала алладис? Даже маленькие дети знают – когда они проверяют магические нити, их нельзя касаться.

– Подожди, Сет. Чего касаться? – невольно округляю глаза, пытаясь в уме повторить неизвестное слово.

– Ну, алладисы, Эва! – у него такой комично изумленный взгляд, что я невольно начинаю улыбаться. Внезапно мальчик хлопает себя рукой по лбу, отвратительная привычка, между прочим, и громко восклицает. – А, я же забыл, что ты много чего не помнишь!

Осторожно киваю, подтверждая его выводы, и с ожиданием смотрю на ребенка.

– Алладисы, это такие магические штучки. Они проверяют исправность нитей силы, которые питают все системы замка: свет, теплую воду в кранах, плиту на кухне, охранный контур. Как правило, их запускают вечером, чтоб никому не мешали. Да и расположены они достаточно высоко, чтоб малышня, вроде Гленна, не добралась.

У меня перед глазами сразу же возникает такая знакомая жителям Земли электрическая проводка. Значит, я была недалеко от правды. Ведь и у нас детишек сызмальства учат, что розетки опасные и засовывать в них гвозди нельзя. А я так глупо попалась. Кто ж знал, что это не обычный паук.

– Даже брату известно, что алладисы могут убить, – мрачно завершает Сет и с укором смотрит на меня.

– Обещаю, больше я к этим алладисам и пальцем не прикоснусь, – заверяю я не на шутку обеспокоенного мальчика.

Сет серьезно кивает в ответ и собирается выдать еще что-то нравоучительное, но двери со стуком отворяются, и в комнату входит Риган в сопровождении Лины, а за ними хмурый, как грозовая туча, Теодор.

– Сет, доктор сейчас будет осматривать Эву, – говорит он. – Тебе нужно выйти.

Мальчик тяжело вздыхает, пожимает в ободряющем жесте мою руку и соскальзывает со своего насеста.

– Пока Эва, – прощается он уже у двери. – Поправляйся.

– Обязательно, – улыбаюсь в ответ.

– Ну, как там наша пациентка, – подходит ко мне врач, сосредоточенно потирая ладони.

– Терпимо, – не отвожу взгляда от его рук. Меня немного пугает этот его жест. Что он задумал?

– Не бойся, Эва. Я просто тебя осмотрю. Даже дотрагиваться не буду, – успокаивающим тоном говорит он и протягивает надо мной ладони. Где-то минут пять поводя ими в сантиметре от поверхности моего тела, он заявляет:

– Все в порядке. Восстановление идет полным ходом, скоро будешь бегать. Но руку все же побереги.

Я сначала даже не понимаю, о какой руке он говорит, но, посмотрев на свою правую кисть, вижу, что она полностью замотана белыми полосками ткани.

– На ней ожог, Эва, – видя, куда я уставилась, объясняет Риган. – Но это тоже не страшно. Через неделю от него и следа не останется, я обещаю.

– Спасибо, доктор, – искренне улыбаюсь ему и краем глаза ловлю недовольный взгляд Эмерея, направлений, как это не удивительно, не на меня, а на лучшего друга.

– Риг, можешь оставить нас одних, – чеканит он. – Нам с Эвой нужно серьезно поговорить.

Глава 8

Удивленно смотрю на мрачного графа. О чем это он собрался со мной говорить? Да еще и наедине. Снова в чем-то обвинять будет? Может, думает, что я специально эту их магическую проводку испортить хотела. Саботаж устроила. Такая себе Женька-камикадзе.

– Тео… – хмурится доктор Эшли. Ему, видимо, тоже не нравится идея Эмерея. Все же не единожды он присутствовал при наших конфликтах.

– Я обещаю, что не буду расстраивать Эванжелину, – красноречиво взирает на него Теодор и Док, махнув рукой, сдается и выходит.

Меряю графа пристальным взглядом, не ожидая ничего хорошего. Мне ли не знать, какой он может быть. В комнате повисает напряженное молчание, нарушаемое лишь тихим тиканьем настенных часов. Стрелки в форме ажурных ключиков показывают три часа пополудни.

– Эва, – нарушает тишину Теодор, приседая в кресло, где еще недавно мостился Сет. – Мне очень жаль, что ты пострадала.

Коротко киваю, гадая, что он скажет дальше. Пока разговор не несет для меня опасности, но кто его знает, что отмочит в дальнейшем сей джентльмен.

– Теперь я верю, что ты ничего не помнишь, – наконец произносит он заветные слова. Мне бы радоваться, но за ними следуют менее приятные. – У тебя ума бы хватило не тыкать пальцем в алладис, даже чтобы доказать мне свою амнезию.

Плотно сжимаю зубы, чтобы не сболтнуть ничего лишнего. Вот вроде и поверил, но подал это в такой форме, что становится обидно. А я, между прочим, чуть не умерла.

– Я не знала что это. Думала обычный паук, – все же осмеливаюсь выдать что-то в свое оправдание.

Граф на эти мои слова лишь легко вздергивает бровь, но больше ничего не говорит.

– Теперь-то ты мне расскажешь, в чем я провинилась перед тобой? – спрашиваю то, что давно уже мне полагалось знать.

– Расскажу, конечно, – соглашается Теодор. – Позже, когда ты поправишься.

Раздраженно закатываю глаза, не понимая, чем мое состояние может помешать во время слушанья рассказа. Но знаю ─ стоит мне только начать настаивать, и Эмерей вообще замкнется.

– А ты что-нибудь вспомнила из своей прошлой жизни? – тут же интересуется граф.

И хоть он всем своим видом выражает деланное безразличие, в глубине его глаз я ясно вижу нешуточную заинтересованность. Что же ему так нужно от Эванжелины?

– Нет, – отрицательно мотаю головой.

Нечего давать человеку ложную надежду. Вдруг он думает, что я сокровища усопшего мужа где-то припрятала или завещание на дом.

– Хорошо, что это временное явление, – откидывается на спинку кресла лэрд, задумчиво переведя взгляд на окно. – По крайней мере, так утверждают доктора.

– Ну, я б не стала им настолько безоговорочно верить, – недовольно хмурюсь. Я-то знаю, что никогда ничего не вспомню. Невозможно вспомнить то, чего никогда не знал.

– Зря ты так говоришь, Эва, ─ не соглашается со мной мужчина. ─ Доктор Куинкей отличный специалист…

– Это тот, что мне мозги едва не поджарил? – невежливо перебиваю, всем своим видом выражая скепсис.

Скулы Эмерея внезапно чуть-чуть розовеют, и я с умилением смотрю на смутившегося графа. Надо же. И такое бывает.

– Хорошо, Эва, отдыхай. Не буду тебе мешать, – поднимается со своего места Теодор и в странном порыве протягивает руку, убирая упавшую мне на лоб непослушную прядь волос. От этого едва ощутимого касания меня словно бьет током, а мужчина резко отдергивает ладонь.

Смотрю в замешательстве на графа, а он не менее удивленно на свои пальцы, как будто не понимая, как такое могло произойти. А затем разворачивается и уходит.

Как только за лэрдом закрывается дверь, в комнату осторожно проскальзывает Лина.

– Леди, как же вы меня напугали! – качает она головой, прижимая к щекам руки. – И как так мы все не подумали, что вы можете забыть об алладисах.

Пожимаю плечами и слегка ерзаю на кровати, устраиваясь поудобнее. Что-то этот разговор меня слишком утомил.

– Зато лэрд Эмерей… – мечтательно закатывает глаза девушка, плюхаясь в кресло.

– А что лэрд Эмерей? – сонливость мигом слетает с меня, и я заинтересовано смотрю на свою камеристку.

– Он так переживал. Так прижимал вас к себе, ─ всплескивает ладонями служанка. ─ Никому на руки не хотел отдавать, сам в комнату внес и в кровать уложил. Еле спровадила его, когда вас переодевала. А вот доктору не удалось. Граф Эмерей от начала и до конца присутствовал, пока мастер Эшли вас лечил.

Мои щеки мигом заливает краска, когда я представляю перед глазами непривлекательные картины моего врачевания. Выглядела я в тот момент, наверное, как дохлая курица. Это только в книгах у девушек на руках романтичный вид. В жизни все оказывается намного прозаичнее.

– Лина, что ты выдумываешь, – охаю я. – Зачем это графу. Он меня ненавидит.

Служанка скептически хмыкает и что-то бормочет себе под нос.

– Что ты сказала? – подозрительно переспрашиваю.

– Говорю ─ от ненависти до любви один шаг, – невозмутимо отвечает девушка, извлекая из тумбочки небольшой пузырек с жидкостью и наливая в прозрачный стакан воду.

– Чушь, – фыркаю в ответ. В голове никак не складывается образ влюбленного графа. Он меня скорее придушить готов, чем поцеловать.

– Чушь или нет, а время покажет, – все так же бесстрастно заявляет Лина, капая из пузырька в воду резко пахнущую жидкость. – Выпейте леди. Вам их доктор прописал для укрепления организма.

Послушно проглатываю горькую жидкость и откидываюсь на подушки. Сейчас мне совсем не хочется думать ни о графе и его странном поведении, ни о Эванжелине. которая какую-то неизвестную беду натворила. Хочется просто домой. К привычным вещам и опасностям, которые я знаю на зубок. А то тут мало ли еще какие неведомые убийственные штуки меня подстерегают, о которых совсем забыли меня предупредить. Хорошо, что от “паука” меня птичка спасла… А если бы ее не было? Кстати, что же за чудесное пернатое мне пришло на помощь?

Я, конечно, осторожно пытаюсь расспрашивать о возможных пташках, летающих по замку, как по лесу, и у Сета, и у Лины. Но ответ на сей вопрос не знает никто. Только у Эмерея не спрашиваю. Он после того раза ко мне больше не приходит.

Зато у Ригана ежедневный послеобеденный ритуал проверить свою непутевую пациентку, то бишь меня. Его визиты приносят мне искреннюю радость и скрашивают мой “постельный лежим”. Сет тоже порой заглядывает, как только у него появляется свободная минутка. Это после того, как он однажды сбежал с урока, чтобы прийти ко мне, и я его строго отчитала. Больше этот сорванец так не делает, выделяя для общения лишь время после занятий.

А сегодня Зоуи ко мне приносит Гленна. Малыш, тут же вырвавшись из ее рук, обосновывается на моей постели, плотно прижавшись к боку. Ума не приложу чем я завоевала такую искреннюю и безудержную любовь этого маленького человечка, но почувствовав рядом его теплое маленькое тельце успокаиваюсь и сама.

– Мне она не нравится, – цедит сквозь зубы Зоуи, приседая в “посетительское кресло”.

– Кто? – рассеянно спрашиваю, поглаживая мальчика по непослушным светлым волосикам.

– Да няня эта… – раздраженно машет рукой женщина. – И где только Тео ее откопал?

– Она что, обижает мальчишек? – недовольно хмурюсь, чувствуя, как в груди поднимается жгучая волна злости.

Я готова хоть сейчас вскочить с кровати и бодро поковылять к этой самой Сиселии, чтобы хорошенько ей наподдать. Мне она тоже не нравится. Особенно то, как она жмется к Теодору и стреляет своими глазюками из-под длинных ресниц. У-у-у, ведьма.

– Нет-нет, что ты! Пока, вроде, все спокойно, – заверяет меня экономка.

Я с облегчением сажусь обратно, стараясь не обращать внимания, как устала только от одной попытки встать.

– Просто какая-то она не такая. Подозрительная, – пожевав губами, задумчиво продолжает Зоуи. – И то, как она к Тео липнет…

– Может, ты себя накручиваешь? То есть, тебе кажется… Все же она чужой человек, непривычный, – пытаюсь успокоить верную экономку. Но у самой все внутри со злорадным удовольствием соглашается со словами Зоуи. До чего же я плохой человек, наверное.

– Нет, Эва, не в этом дело. Я сердцем чувствую, что она не такая, какой хочет казаться, – выдает Зоуи. – Ты вот тоже у нас новенькая, а тебя все с первого дня полюбили. И малыши всей душой прикипели, как к родной.

– Все, да не все, – тяжело вздыхаю, вспоминая отношение графа ко мне.

– Ты про Тео? – поднимает брови экономка.

– Ну, да, – старательно отвожу взгляд, чтобы не выдать насколько глубже моя обида, чем я хочу показать

– Ох, девонька, – улыбается женщина. – Молодая ты еще, не понимаешь. Гораздо страшнее безразличие. А Тео… Он и сам не знает на кого злится. И я подозреваю, что дело совсем не в тебе, милая…

М-да, хотелось бы, чтоб оно так и было, но бедная Зоуи даже не подозревает, что причина скрыта совсем в другом. Видимо, Эмерей ни с кем не делился тем, что стряслось между ним и Эванжелиной.

Ободряюще улыбаюсь экономке, сделав вид, что ее слова меня успокоили и с удивлением замечаю, что Гленн, пригревшись у меня на постели, спокойно задремал. Надо же, даже наши разговоры ему не помешали.

– Ладно, Эва, – поднимается с кресла Зоуи. – Мы уже пойдем. Малыш уснул в кои то веки, и не мешало бы переложить его в кровать. А то в последнее время с обеденным сном у него проблемы.

Женщина ловко подхватывает мальчика и удобно устраивает у себя на руках, да так, что тот даже и ухом не ведет, а продолжает крепко спать.

Прощаюсь со своими визитерами и устало прикрываю глаза. Мне, наверное, тоже не мешает отдохнуть. Док говорил, что где-то неделю я себя буду чувствовать ослабленной и быстро уставать, но потом должно все наладиться.

А когда уже плыву где-то на гране между сном и явью, слышу, что двери комнаты тихо отворяются и к кровати приближаются осторожные шаги, но сил разлепить веки нет от слова совсем, и я полностью погружаюсь в дрему.