Текст книги "Роковая связь (ЛП)"

Автор книги: Алессандра Р. Торре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Переводчик: Naila S.

Редактор: Анна М. (С 1-й по 44-ю главу), Наталья К. (С 45-й по 91-ю главу), Аэлита Л. (С 92-й гл. до конца)

Вычитка: Аэлита Л.

Обложка: Татьяна С.

Ничто и отдаленно не похоже на обыденность в жарком замесе серийных убийств Торре, приправленных мошенничеством, пытками, спектаклем и различными проделками знаменитостей. Вы не сможете оторваться от книги, пока не прольется последняя капля крови.

– Рецензии Киркус

Триллер с обилием неожиданностей и легким накалом, с хорошо прописанными персонажами и необычной задачей поиска истины «в море профессиональных лжецов и обольстителей»; этот роман наверняка найдет отклик среди читателей.

– Лайбрари Джорнал

Посвящается Джен Уэбстер. Спасибо за дружбу и поддержку.

Былая любовная связь в Голливуде – это увлечение актера самим собой. Они не столько влюблены в себя, сколько без ума от собственного образа на экране; без ума от того, как на них смотрит публика; без ума от историй, которые рассказываются. Загвоздка в том, что эта история – вранье. Эта связь – фарс.

Со временем они осознают это, и именно тогда все, как правило, разваливается.

– Мэйим Плейс, Голливудская сводка.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Девять-один-один, что у Вас случилось?

– Я звоню из имения Айверсона, один-два-два-четыре Канари-Драйв. Произошло убийство.

– Как Вас зовут?

– Бренда Макинтайер. Я экономка.

– И Вы говорите, что произошло убийство? Вам нужна скорая?

– Нет-нет. Они оба мертвы.

– Угрожает ли кому-нибудь опасность в данный момент?

– Нет. В смысле, я так не думаю.

– Один-два-два-четыре Канари-Драйв. Можете ли подтвердить, что это имение Хью Айверсона?

– Да. Потребуется конфиденциальность, если это возможно…

– Мы понимаем, мисс Макинтайер. Подождите, соединю с офисом шефа полиции.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ДЕТЕКТИВ

– Ну, будет занятно. – Фара разгладила перед кофточки, надеясь, что капелька клубничного йогурта на правой груди не слишком заметна. Ярко-синяя вещь с длинными рукавами и пуговицами была любимой: не сминалась, сколько бы раз она ее ни надевала, однако женщина не рассчитывала повстречать в ней знаменитостей или что понадобятся влажные салфетки Шаут, которые обычно хранила в машине. Она взглянула на зевающего Кевина, явно не обеспокоенного ни адресом, ни своим потрепанным видом.

Они были на втором вызове за день, первый – ограбление заправки – поступил в восемь утра. Второй вызов находился всего в двух милях к востоку; в мире, отличном от захудалого 7-Элевен. Эти люди были не просто богатенькими, они Хью Айверсон и Нора Кемп – золотая голливудская парочка. Со времен Брэда и Анджелины не было пары более «звездной». Фара перебирала в уме возможные варианты того, как два трупа оказались за их частным владением.

Кевин постучал дверным молотком в медную двустворчатую парадную дверь и провел рукой по редеющим волосам с проседью. Двери, вероятно, стоили дороже, чем «Гранд Чероки» Фары, и, лоснившись, выделялись на фоне современного глинобитного особняка, подчеркнутым темным лесом, еще большим количеством меди и густой листвой.

– Милое местечко.

– Удивлен? – сухо спросила она, оглянувшись назад: два криминалистических фургона заехали через ворота и припарковались за их неприметным внедорожником.

– Нисколько. Знаешь, на прошлой неделе мы с Триш смотрели жилье по соседству. Но выбор на нем не остановили. Нет теннисного корта, так что… – Он засунул руки в карманы светло-серых брюк и пожал плечами. – Ты же знаешь Триш и ее увлечение теннисом.

Фара улыбнулась при упоминании его жены, которая, скорее бы сожрала теннисную ракетку, чем ударила бы ею по мячу.

– Найдешь что-нибудь другое. Слышала, в Бел-Эйр есть приличные дома.

Ирония заключалась в том, что даже если бы Кевин выиграл в лотерею, то не переехал бы из трейлера, расположенного на трех акрах земли в часе езды от города. Фара с мужем парочку раз приезжали туда на ужин и «наслаждались» деликатесами, вроде жареной белки и свежего гуся, сидя на раздолбанной пикниковой скамье на застекленной веранде. Жена Кевина предпочитала в оформлении цветочный лейтмотив и кружевные занавески, и встретила Фару с радушным приемом, которого детективша не ожидала. Не то чтобы она думала, что женщина будет ревновать или подозревать их в интрижке: Фара с ее-то упрямым нью-джерсийским акцентом и Кевин, который переодевался с детективной одежды и бронежилет на футболку взрослой лиги по софтболу и камуфляжные штаны, не подходили друг другу. Нет, ее настороженность по поводу Триш (а поначалу и Кевина) основывалась на мнении о людях, которые держали на виду охотничьи ружья и смотрели по выходным автомобильные гонки. Она с радостью признала, что эти опасения оказались беспочвенными.

Дверь распахнулась: изящная женщина в темно-зеленом брючном костюме кивнула им с натянутой улыбкой.

– Прошу, проходите. Мисс Кемп ожидает.

Позади эффектной прихожей и водного сооружения стояла Нора Кемп в современной версии парадной гостиной с окнами тридцать футов в высоту и со стеной кроваво-красных роз. Она была одета в кремовую кофточку и леггинсы, которые, по-видимому, были кашемировые, ноги босые, педикюр – огненно-красный цвет в тон волосам. Фара обратилась к ней первой и коротко кивнула:

– Мисс Кемп, я детектив Фара Андерсон. А это – детектив Кевин Мэтис. Мы из полиции Беверли-Хиллз.

Актриса кивнула и попыталась улыбнуться, но уголки губ дрожали. Вытерев уголок глаза, заметно попыталась расправить плечи и сохранить самообладание. Фара внимательно наблюдала, понимая, что наружность может быть притворством. Эта женщина довела зрителей до слез ролью в фильме «Падение», когда выхаживала мужа-изменщика, болевшего СПИДом, только чтобы тот умер в конце.

– Хью наверху. Скоро присоединится к нам. Простите, он просто… – рыжеволосая прерывисто вздохнула. – Тяжело переживает эту утрату. Они с Трентом были очень близки.

Трент? Кевин и Фара переглянулись. Детективша попыталась скрыть реакцию. Если одним из двух трупов был Трент Айверсон – брат-близнец Хью, голливудский обыватель и ходячая катастрофа, – то расследование должно было принять грандиозный оборот. Это дело станет самым крупным в их карьерах. Такое, которое потребует оперативную группу, пресс-конференции, связи со СМИ и надзор с гору. Им придется делать все безупречно и не нарываться на неприятности.

– Хотите сказать, что Трент Айверсон – одна из найденных жертв? – спокойно осведомился Кевин, словно развязка не изменит траекторию их карьер.

– Верно. Думала, вы знаете. – Она посмотрела на них обоих, вероятно, задаваясь вопросом, каких идиотов прислали расследовать дело.

– Экономка не раскрыла подробностей. Сочувствуем вашей утрате.

– Благодарю. – Она потянула еще одну салфетку из держателя на столе. – Хью сейчас действительно разбит… не уверена, что вы понимаете, каково близнецам, особенно однояйцевым. У них была глубокая связь.

– У меня есть представление, – сказала Фара. – У моей сестры однояйцевые близнецы.

Ярко-голубые глаза Норы на мгновение потеплели, и, если уж на то пошло, вживую Кемп была еще красивее, чем на экране.

– Мальчики или девочки?

– Девочки. – Вернее было бы сказать «Девятилетние проказницы».

– Не возражаете, если взглянем на место преступления? – перебил Кевин.

Нора быстро кивнула.

– Конечно. Простите. Они в западном гостевом домике. Следуйте за мной.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

МУЖ

Кайл Пеппер постепенно осознавал, что он растяпа: гостиная, некогда бывшей опрятной и чистой (во время отъезда Кэрри и Майлз в Калифорнию), теперь была захламлена банками из-под пива, грязными стаканами, недоеденными пачками чипсов и несколькими использованными ватными палочками. Обычно Кэрри шагает за ним, наводя порядок на ходу, а теперь, когда они с Майлзом улетели, все стало скапливаться в кучу.

Прошли всего сутки, а он уже потерял пульт и устал готовить. Кэрри вернется через три дня, а он уже определился с первым горячим блюдом, которое хотел бы съесть: грибной супчик с жареным лучком и двойные пирожные с шоколадной крошкой на десерт.

Он открыл двустворчатую дверь шкафа со своей стороны и снял с вешалки чистую рабочую рубашку. Переступив через полотенце, надел серую рубашку на пуговицах с логотипом водопроводной компании на левом кармашке. В верхнем ящике комода лежали трусы, ловко свернутые в «трубочку» – как суши, – и мужчина схватил черные короткие боксеры и нацепил их на себя, затем открыл тяжелый нижний ящик и достал штаны «Кархарт» цвета хаки.

По меньшей мере, не нужно было париться о стирке. Перед тем как Кэрри уехала, она запасла рабочие рубашки и брюки, к тому же, опустошила сушилку и оставила стопку чистых полотенец прямо у душа, дабы не пришлось звать ее, чтобы она принесла после купания.

Зашнуровав рабочие ботинки, заправив рубашку и затянув ремень, он прошел через узкий коридор на кухню. Темно-зеленая стойка уже была завалена остатками пиццы, пластиковыми стаканчиками и поясом с инструментами.

Сев за круглый столик, за которым семья обычно завтракала, отодвинул тарелку с отсыревшими остатками «Заиндевевшие хлопья» и снова позвонил Кэрри. Как и в прошлый раз, Кайл попал на голосовую почту, поэтому раздражение нарастало.

Для женщины, которой нравилось болтать с ним в момент утреннего пробуждения, могла бы уже позвонить ему. В Калифорнии было уже десять. Майлз по-прежнему жил по висконсинскому времени, так что, скорее всего, мальчик на ногах уже несколько часов; Кайл не требовал досконального отчета об их времяпровождении, просто быстрый звонок: поболтал бы с сыном и дал бы Кэрри несколько инструкций по безопасности, чтобы после смог отправиться на работу со спокойной душой.

Он пытался вспомнить, что супруга говорила вчера вечером, когда они готовились ко сну, о том, во сколько примерно они выедут утром. В восемь? Девять? Он не слушал: внимание было сконцентрировано на том, как открыть банку пивка так, чтобы та не услышала, и прикинуть, не слишком ли поздно пойти в Квик-Трип на углу до закрытия.

Во сколько бы ни было время выезда, они с Майлзом уже точно находились в парке, возможно, разодетые в диснеевские шапочки и футболки, на какой-нибудь знаменитой экскурсии. Майлз воодушевленно подпрыгивает на сиденье, а Кэрри фоткает все, чтобы попозже выложить в сеть с каким-нибудь бесящим хэштегом.

Он пошевелил извилинами и додумался, что социальные сети – простейший способ узнать об ее деятельности. Кайл завершил звонок, не оставив голосовое сообщение, и нажал на приложение Фейсбук, игнорируя ярко-красный флажок с уведомлениями о новых запросах на добавление в друзья и обновления, появившиеся после последнего посещения сайта около года назад. В отличие от жены, Кайл отложил налаживание отношений и общение с людьми в один ящик с колоноскопией. К несчастью, Кэрри была королевой документирования всего, что касалось их жизни – даже рак Майлза, – и уже наверняка опубликовала запись об их дне и расписании, если не три или четыре записи к этому времени.

Кайл зашел на страницу и с удивлением заметил, что Кэрри сменила фотку в профиле, на которой были изображены она и Майлз, на одиночный снимок – лишь она одна, вяло улыбающаяся в камеру. Селфи, сделанное в их ванной комнате, судя по бело-синим обоям за спиной. Что-то в этой фотографии было не так, и он уставился на нее, пытаясь понять, что именно.

Ее улыбка. Она была такой чопорной, такой натянутой, и в то же время слабоватой. Словно она хотела улыбнуться, но в то же время и заплакать.

Он прокрутил страницу вниз на последнюю запись. Что-то было неладным, поэтому прокрутил дальше, затем обратно вверх. Кайл проверил даты на записях, уверенный, что ошибся.

Что-то тут не сходилось.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ДЕТЕКТИВ

Фара, Кевин и Нора срезали путь через дом, что представлялось кратким обзором по тому, как живут представители высшего сословия. За восемь лет, минувших с тех пор, как Фара работала в частной охране в Бел-Эйр, она успела позабыть на что похожа эта жизнь. Воспоминания пронзили до глубины души – знакомые уколы зависти и отчаяния. За ее благоговейным трепетом перед окружающей обстановкой всегда следовало болезненное осознание того, что это вовеки принадлежит кому-то иному.

Нора шла впереди, ее босые ноги бесшумно ступали по черному дереву. В доме стояла тишина, как в музее или мавзолее. Хотя с точки зрения обстановки слово «музей» подходило больше. Основываясь на не наметанном глазе Фары, картина, заключенная в золотую раму и освещенная подвесным прожектором, мимо которой они только что прошли, была написана Пикассо. А когда они спускались по винтовой лестнице со стеклом, на стене рядом красовалась коллекция работ Энди Уорхола. Стены, мебель и шторы были полностью белыми, что выгодно подчеркивало дорогое искусство. Единственное, что еще больше отвлекало внимание, – это сама Нора Кемп, и если Бог задался целью сотворить женщину без изъянов, то задуманное Им до ужаса добротно получилось.

Даже Кевин, который обычно не замечал женщину, если только та не была мертва или виновна, при виде Кемп выпрямился и проверил, как заправлена рубашка в брюки.

Кинозвезда легким шагом спускалась по лестнице. Рыжие волосы подпрыгивали и развевались за спиной, точно пламень факела, подхваченный ветром.

– Я разместила прислугу в беседке у бассейна. Можете поговорить с ними там, хотя вчера вечером у всех был выходной. И именно тогда это, должно быть, и произошло. – Она запнулась, затем ступила на последнюю ступеньку.

– Почему так думаете? – Кевин опередил Фару с вопросом. – Вы что-то слышали?

Она развернулась. Гладкая кожа между бровями сморщилась, когда она задумалась.

– Ничего, что привлекло бы мое внимание. Мы, наверно, должны были услышать выстрел, но, вероятно, решили, что это фейерверки запускают, а может к тому времени уже спали.

Выстрел. Трент Айверсон мертв. Еще один труп. Это было все равно, что сложить картинку из деталей задом наперед. Теперь они проходили через обеденный зал с кухней шеф-повара, где располагался стол, вмещающий двадцать персон, где были широкие окна и двери, из которых открывался вид на пальмы и бассейн.

– Во сколько запускали фейерверки?

– Обычно около десяти они громыхают. Отель, расположенный за холмом, запускает их каждые выходные. Слышимость хлопков на заднем дворе довольно громкая, но внутри их почти не слышно.

Обеденный стол был накрыт на три персоны, на каждой из тарелок были разложены многообразие киша, яйца-пашот, фруктовые коктейли и радужное ассорти из манго, ананасов, клубники и дыни. На три персоны. Она переглянулась с Кевином, который понимающе кивнул. Еда, походу, была нетронутой и простояла не менее получаса, если судить по подтаявшему льду в воде.

Нора оставила без внимания еду и распахнула дверь на террасу.

– Можем спуститься по этой лестнице к бассейну. Западный гостевой дом находится прямо через сад. Этим утром Бренда отправилась спросить у Трента, не желает ли он присоединиться к нам за завтраком. Тогда-то она и обнаружила их.

Шаги Фары ускорились: волнение нарастало в предвкушении предстоящего места преступления.

– Простите, кого их? Трента и…? – Она последовала за актрисой, спустившись по ступенькам.

– Я не знаю эту женщину. Трент обычно гостей не приводил. А если и приводил, то развлекал их с глазу на глаз или когда мы находились за городом. – Нора остановилась внизу у лестницы и указала на каменистую тропу, пролегающую слева через ухоженный ряд кипарисов. Справа располагался прямоугольный бассейн, беседка находилась в самом конце. Под металлической крышей между собой переговаривались восемь или девять работников в униформе.

Все еще босая Нора ступила по тропинке.

– Мы даже не были в курсе, что он привел гостью – ни Хью, ни я не видели ее вчера вечером. Разумеется, Трент не пользовался главными воротами. На заднем дворе есть вход для прислуги, через который он приходил и уходил.

Когда тропинка завилась, появилась миниатюрная версия дома, который все же был больше, чем одноэтажный дом Фары с двумя спальнями в Белл-Гарденс. Хотя это был всего-навсего западный гостевой домик. Имелись еще северный и восточный. Добро пожаловать в Беверли-Хиллз.

– Как часто Трент здесь бывал? – спросил Кевин.

– Сложно сказать. – Нора притормозила в десятке футов от новомодного домишки. – Для Хью было важно, чтобы у Трента было личное пространство, поэтому к западному гостевому дому не приближались, если только тот самолично не просил об этом, что он и делал, напрямую обращаясь к прислуге. Бывало, особенно после реабилитации, что он оставался здесь на время, иногда на несколько месяцев. В остальное время Трент оставался только на ночь, если только не хотел ехать домой или выпивал с Хью. – Мимолетный намек на эмоцию скользнул по ее лицу; Фара попыталась определить ее, но не сумела.

– Значит, экономка зашла к Тренту, чтобы позвать его на завтрак. Что было потом?

– Она сказала, что постучалась, потом заглянула в окно. Как только она увидела… – Нора вдохнула и указала на тонкую полоску на окнах, пересекающую черную входную дверь. – Вон там. Можете сами взглянуть.

ГЛАВА ПЯТАЯ

МАЛЬЧИК

Какое счастье, что у Лягушонка было светящееся брюшко, а то в этой комнате вообще не было никакого света. Ни окна, ни часов со светящимися цифрами, ни ночника. Даже из-под двери не проникал свет. Здесь было темным-темно. Вероятно, самое темное место, где он когда-либо бывал. Когда он только проснулся, то растерялся, потому что открыл глаза, а они были как будто все еще закрыты. Он ничего не мог разглядеть. Он рыдал, звал маму, но никто не приходил, несмотря на то, что мальчик занимался этим в течение многих часов, может быть, дней – так долго, что в горле першило, а глаза перестали обливаться слезами.

В конце концов, он перестал делать и то, и другое, поскольку плач и крики слишком утомительны; в потемках он мог получше видеть, достаточно, чтобы понять, что здесь не было ничего пугающего. Комната была небольшой, примерно как его спальня, а у двери стоял рюкзак. Он обрадовался этому, потому что в рюкзаке была вся любимая всякая всячина, в том числе и Лягушонок; когда подполз к нему и расстегнул молнию, Лягушонок сидел там, уставившись своими раскосыми глазищами, словно в ожидании его.

Теперь он сидел у стены и прижимал Лягушонка к животику, и свечение, исходящее от лягушачьего брюшка, залило всю комнату красным светом. Это было все равно, что оказаться внутри клубники: в крупной созревшей клубничке, внутри которой и коробки, и трубы, и большой прибор, который то гудел, то нет, точно дышащее чудовище. Папа сказал бы, что в такую комнату лучше не соваться, но теперь он застрял здесь в полном одиночестве.

Мальчик крепче обнял плюшевую лягушку, дыхание учащалось. Он снова попытался позвать свою маму, но вырвался лишь шепот.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ДЕТЕКТИВ

Сквозь тонкую полоску на стеклах Фара разглядела лежащего на полу мужчину, чья голова не была ей видна. Она наклонилась правее, заметив привязанную к стулу женщину, грудь которой была окровавленной. И вот так дело усложнилось. Фара натянула синие перчатки, Кевин проделал то же самое.

– Кто туда заходил?

– Только я, Хью и Бренда. Бренда, по-моему, не заходила. Она увидела Трента и сначала подумала, что он просто в отключке. – Нора раскраснелась. – Находить его в отрубе – дело обычное, по крайней мере, так было раньше. Он уже давно чист.

«Уже давно» – интересная такая формулировка. Полицейское управление Лос-Анджелеса было хорошо знакомо с Трентом Айверсоном и тем беспределом, который сопутствовал его тесной связи с кокаином, алкоголем и медикаментами. Последний курс реабилитации Трент проходил в течение года; наверно, стоит чествовать небольшие достижения, когда имеются поводы.

– Так Бренда вернулась и позвала вас с Хью? – поинтересовался Кевин.

– Сначала она отыскала меня. А я пошла за Хью.

– Где тот находился?

– Уснул в кинотеатре. – Заметив взгляд Фары, кинозвезда поспешила пояснить: – Кинотеатр расположен этажом ниже. Вчера вечером мы внизу смотрели фильм, но я перебралась наверх, когда Хью уснул. У меня проблемы со спиной. – Она расправила тоненькие плечи, словно внезапно вспомнила об осанке. – Если не сплю на кровати, то на следующий день бываю как крендель.

Кевин мотнул головой в сторону дома.

– Нам понадобятся криминалисты в доме. Можете попросить кого-то проводить их сюда?

– Конечно. – Нора жестом указала на гостевой дом. – Я там не нужна буду? – Ее худощавая фигурка вздрогнула. Фара не удивилась бы, если бы нога Кемп больше не ступила в это место.

– Нет, не понадобитесь. – Кевин одарил ее ободряющей улыбкой. Забавно получилось: из них двоих он каким-то образом перенял роль хорошего копа. Мужчине нравилось сидеть на дереве и стрелять в чутких лесных созданий, и все же именно к нему подлизывались все подозреваемые. Может, это притяжение одного типа убийц к другому – теория, над которой Кевин всегда стебался, хотя Фара считала, что она имеет под собой почву. Кевин продолжил: – Мы разберемся. Как только закончим, поговорим сначала с мистером Айверсоном, а потом и с прислугой.

– Разумеется. – Нора поджала вишнево-красные губы, и на мгновение показалось, что она вот-вот расплачется. – Провожу криминалистов. Если что-нибудь понадобится, только дайте знать.

– Обязательно, – отозвался он. – Пожалуйста, проследите, чтобы мистер Айверсон остался, дабы мы смогли с ним поговорить.

Заботливый тон Кевина раздражал Фару. Почему они позволяли Хью Айверсону горевать в одиночестве? Он должен быть здесь, рядом с Норой, чтобы его замучили вопросами, затем проанализировали реакцию. Родство с жертвой отнюдь не исключало актера из числа подозреваемых.

Фара наблюдала за тем, как Нора исчезает за поворотом выложенной бамбуком тропинки, и размышляла о том, сколько еще поблажек придется сделать и как сильно это скажется на исходе дела.

Ее внимание привлекло движение в одном из верхних окон – кто-то отдернул шторы. Она замерла, любопытствуя, кто же находится в доме. Взору предстал мужчина; гадать о его личности не пришлось. Все в Америке знали эти красивые черты лица, легко узнаваемые даже с мизерного расстояния. Ему на лоб свисала прядь темных волос, он прижался предплечьем к стеклу и наклонился, вглядываясь в гостевой дом. Фара, не задумавшись, подняла руку в знак приветствия и слегка ею помахала. Невзирая на то, что Айверсоны были младше нее на пятнадцать лет, детективша не могла не заметить поразительную внешность близнецов. Трент излучал повадки плохиша, а Хью потрясал классической привлекательностью Прекрасного Принца.

Хью не помахал в ответ, и чуть погодя, Фара опустила руку, почувствовав себя тупо.

– Идешь? – Кевин придерживал для напарницы дверь, и за его спиной она увидела колени мертвой женщины.

– Само собой, – пролепетала она и вошла в гостевой дом, в воздухе которого уже витал запах смерти и крови.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВНАЯ ГЕРОИНЯ

Оставив криминалистов вместе с детективами, Нора вернулась в дом и поспешно зашагала. Современная обстановка, словно в музее, некогда казавшаяся холодной и безличной, когда она только въехала в дом, теперь ощущалась привычной. Кемп научилась ценить отсутствие бардака и аккуратную строгую обстановку. Хью был минималистом, и этот дом стал приятной переменой по сравнению с тем переполненным дуплексом, в котором она выросла. В том месте не было возможности дышать: каждый фут был завален дешевым хламом. Теперь же актриса шла по широкому коридору и размышляла о том, многое ли здесь изменится – хоть что-то – в ближайшие несколько месяцев. Никакого беспорядка, животных и детей – таков суровый строй Хью… Она положила ладонь на живот, который был все еще плоским, несмотря на то, что находилась почти на втором месяце беременности. С этим разговором придется повременить, пока все не уляжется.

Она распахнула одну из дверей из красного дерева в спальню и замерла при виде жениха, стоявшего у окна и смотрящего вниз на гостевой дом. С этой точки обзора было хорошо видно. Нора задалась вопросом, многое ли видел Хью из произошедшего.

– Эй. – Она остановилась у края кровати и ухватилась за изножье из полированного камня. Как и все в комнате, оно было черным. Их дизайнер заявил Норе, что для комнаты необходимо не менее семи фактур, а в этом помещении их было с десяток, и все они были черными: кожаное кресло у окна; черный норковый плед на кровати; камин, отделанный черным камнем; черный ониксовый мрамор в ванной. Даже цветочные композиции, которые каждый второй день заменяли, черные: тюльпаны, чемерица и розы. – Ты как, держишься?

Хью отошел от окна, и Нора успокоилась, увидев, что выглядит он невозмутимо и сдержанно; темно-зеленые глаза изучали ее из-под нахмуренных бровей. Копна иссиня-черных волос была мокрой после душа и откинута назад с волевых черт лица. У близнецов было итальянское и швейцарское происхождение: они унаследовали от родителей сияющую смуглую кожу и впечатляющую структуру костей, вкупе с их славой. Он прочистил горло.

– Они знают, кто эта женщина?

– Нет. Они спросили, и я ответила, что не знаю.

– Вчера вечером охранная система была отключена. – Сказанное не было вопросом, но прозвучало как таковой.

Нора кивнула.

– Верно.

– Значит, никаких записей с камеры видеонаблюдения; главные ворота были без присмотра.

– Да.

– Копы захотят узнать причину.

Она ждала, гадая, предложит ли он причину. Когда Айверсон продолжил молчать, Кемп предложила свою:

– Ну знаешь ли, охранная система не переставала оповещать о ложных тревогах. Это так раздражало, что в конце концов мы просто-напросто вырубили ее.

Он сохранял молчание, поджав губы в суровую линию. Сложно было понять, о чем он думает, и она боролась с желанием подойти, обвить руки вокруг его туловища и уткнуться лицом в шею. Осознавал он это или нет, она была нужна ему прямо сейчас, но исходящая от него энергия ярко-красными буквами вопила: «Не подходи».

– Они хотят поговорить с тобой, – пролепетала она.

– Не волнуйся. Я хорошо увиливаю от ответов. – Он улыбнулся, что напоминало включение слепящего прожектора. Эта улыбка на миллион долларов, полная ровных, идеальных зубов, одновременно уверенная и соблазнительная, та, которая пронзительно кричала: «доверься мне, люби меня, сходи по мне с ума». Трент не задействовал подобную улыбку, но именно она сделала Хью самым высокооплачиваемым лицом в Голливуде.

– Или тебе нужен потрясенный горем брат? – он так же быстро сбросил с себя все следы улыбки: вернулся затравленный взгляд, изможденная поза, скрещенные руки на груди, оба глаза – на мокром месте, словно он открыл воду за ними.

Она и раньше видела, как жених вживается в роль, однако это было неправильно; напряжение и беспокойство нарастали, пока Нора наблюдала за тем, как он выпрямляется во весь рост и запирает в себе эмоции.

– Просто скажи, чего они хотят, – приказал он. – Скажи, кем быть.

– Просто будь собой, Хью, – твердо ответила она. – Можешь быть настоящим; можешь быть расстроенным. Это тебе не… – Кемп развела руками в отчаянии, – устав, который я тоже не знаю!

– Ага, – медленно проговорил он, напряженно изучая ее, что ей не пришлось по душе. – А ты скорбящая подружка? Будущая невестка? Любовница? Любопытно, что ты собираешься сказать детективу, моя будущая благоверная.

Кемп не обратила внимание на колкость.

– Я уже рассказала им правду: ты уснул в домашнем кинотеатре, а я легла спать, и никто из нас ничего не знает о деталях произошедшего.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

МУЖ

Кайл изучал последнюю запись жены на Фейсбуке, которую та опубликовала больше года назад. Что-то не сходилось. Кэрри была одержима социальными сетями и ни разу не упускала возможности поделиться со своими малочисленными подписчиками подробностями их унылой жизни.

Хотя… он попытался вспомнить, когда она в последний раз улыбалась для селфи или просила наделать десятки фоток в разных ракурсах. Давненько это было. Может год назад. Почему она перестала выкладывать фотки и не упомянула об этом в разговоре с ним? Кэрри делилась каждой мельчайшей деталью своего дня – и все же о таком развитии событий умолчала. Почему?

В гостиной загремел телевизор во время разгорания спора о вражде на спортивном съезде. Кайл взял мобильник и снова набрал номер. Голосовая почта. Впервые раздражение переросло в беспокойство.

Майлз и Кэрри поселились в лос-анджелеском отеле «Рэдиссон». Вчера вечером жена болтала с ним по видеосвязи, проведя экскурсию по номеру с раздельной гостиной, где Майлз планировал спать. Кайл поискал на телефоне сайт отеля и набрал их номер.

В ответ на сухое приветствие он попросил соединить с ее номером. Когда раздался гудок, он взглянул на часы – высокотехнологичную резиновую фиговину, которую Кэрри подарила на Рождество. «Они неуничтожаемые», – сказала супруга. Пока что сказанное было истиной, хотя единственное, что они испытали, – это случайное столкновение о стену или трубу.

Его смена начиналась через полчаса, в час дня. Разница во времени с Калифорнией составляла два часа, и Кэрри с Майлзом, вероятно, уже ушли в парк развлечений. После с десяток гудков он сбросил звонок.

Тупо было беспокоиться. Они с Кэрри могли дольше не разговаривать. Черт, во время поездки с Николь на ту «рыбалку» на озере, он целые выходные не разговаривал с Кэрри. И когда вернулся домой, спрятав засос под толстовкой, все было тип-топ.

Кайл мог бы попробовать обратиться в благотворительную организацию – ту самую, через которую предоставили подарок от «Осуществи мечту». Он отправил заявку втайне от жены – эту идею подала его мама – и этим жестом он пипец как гордился, особенно когда смог удивить Кэрри и Майлза полученным письмом. Оно до сих пор висело на холодильнике под магнитиком с динозавром, и в нем был указан номер телефона, по которому они позвонили, чтобы договориться.

Кайл вновь взглянул на часы: он опоздает, если не выйдет в ближайшие несколько минут. Дуэйн гонял тех, кто опаздывал и был единственным водопроводчиком в Висконсине, делавшем выговор работникам, как будто они были крупным предприятием с отделом кадров, а не конторой с тремя грузовиками, работающей благодаря изоленте и сарафанному радио.

Встав, сорвал письмо с холодильника и сложил его втрое, затем сунул в передний кармашек рубашки. Он позвонит в благотворительный фонд по дороге или после первой работы.

Торопиться было некуда. Кэрри была в курсе, как позаботиться о себе и Майлзе, и сейчас, скорее всего, уже съела половину эскимо с мордочкой Микки Мауса.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ДЕТЕКТИВ

Выражение лица мертвой женщины было страдальческим: глаза распахнуты, рот разинут, в чертах вытравлена мука. Гримаса убитых была одной из причин, по которой Фара когда-то сдала значок и перешла в частное охранное агентство. Ей стали сниться лица Тая и Анаики, искаженные застывшими ужимками, и она просыпалась вся в поту, оборачиваясь сначала к мужу, затем спеша по коридору, чтобы проверить дочь. Только решение Анаики поступить в полицейскую академию вернуло Фару на службу – и к подобным лицам. Она перевела взгляд с пустых глаз женщины, сосредоточившись на других деталях места преступления.