Текст книги "Его М.Альвина (СИ)"
Автор книги: Алёна Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 20
Данил
Услышав, как хлопнула входная дверь, я был готов к чему угодно: скандал, игнор, тонна неловкого напряжения, хотя куда уж больше… Готов даже применять самооборону. Мальвина такая, она может. Но увидев ее, едва стоящую на ногах в коридоре, понимаю: что-то не так.
– Ты чего? – Намерения разряжать обстановку между нами колкостями отпадает мгновенно. – Все нормально?
– Не-а, – едва ворочая языком, глаза Али медленно прикрываются, а сама она по спирали приближается к полу.
– Твою мать, Мальвина! – ловлю ее где-то у плинтуса.
Она успевает ухватиться за футболку и повиснуть на мне, уткнувшись носом в шею. Дыханию Мальвины хватает лишь мимолетно дотронуться до моей кожи, как ощущаю такой жар, что с ужасом округляю глаза. Да Алька горит!
– Эй, – слегка тормошу девочку, помогая ей подняться на ноги и понимаю, что и на них она стоять толком не может. – Не отключайся.
Мальвина шумно сглатывает, а потом заходится в глухом кашле. Я, конечно, не доктор, но меня сразу посещают неприятные догадки. Догулялась, мадам.
– Пусти, – сипит она, поднимает на меня затуманенные глаза, а ее огненные ладошки слабо, но все равно упираются в мою грудь.
Не удерживаюсь от ухмылки. Что за характер?! Упрямая и колючая, даже когда я – это единственное, что удерживает ее от встречи с полом.
Пресекая все попытки отцепиться от меня, просто подхватываю Алю на руки. Она нереально легкая и хрупкая. А еще настолько горячая, что мне становится не по себе… Делаю несколько шагов по коридору и укладываю Мальвину прямо в одежде на ее кровать.
– Где в квартире градусник?
– Я сама возьму, – бурчит Аля, но, приложив руки к груди, вдруг снова сжимается в комок от приступа кашля.
Качаю головой, закатывая глаза:
– Где? – Строго повышаю голос. Ибо не хрен выделываться.
– В тумбочке аптечка, – она подтягивает ноги к груди и так беспомощно устраивается на подушках.
А в меня летит укол совести. Не мои ли вырвавшиеся через край эмоции в прошлый вечер тут виноваты? Но проталкиваю в себя этот вопрос и иду искать градусник.
В гребаной аптечке есть куча лекарств от неведомых болезней, но именно он все никак не попадается на глаза. И усиливающийся кашель из Алькиной спальни заставляет нервничать еще больше. И только после волшебного заклинания «блять, да где ты?» нахожу этот чертов градусник.
Возвращаюсь в комнату и секунду топчусь в ее дверях. Меня жрет едкое чувство в груди, когда я наблюдаю за Мальвиной на кровати. В несуразно широкой толстовке и джинсах скинни она лежит, свернувшись калачиком, и заполняет комнату жутковато неровным дыханием.
– Держи, – наконец, делаю шаг вперед, сажусь на край матраса и отдаю ей градусник.
Не меняя позы, Аля просто вытягивает подрагивающую руку и приподнимает край толстовки, пряча под нее градусник. Вижу, как на оголившимся впалом животе рассыпаются мурашки, а по самой Мальвине проходит жуткая волна озноба. Жесть! Я пятой точкой чувствую, как вибрирует от ее трясущегося тела кровать.
И, кажется, проходит всего пара секунд, как градусник издает противное пищание, а дрожащая рука Мальвины достает его из-под одежды. Она вяло приподнимает голову, пытаясь рассмотреть цифры, но я хмуро выхватываю вещицу быстрее, игнорируя недовольный бубнеж.
Едва взгляд падает на крошечное электронное табло, как за ребрами леденеет ком и противно скатывается вниз. Пиздец. Тридцать девять и семь. В жизни не видел подобных цифр. Растерянно смотрю то на градусник, то на Мальвину, беспомощно лежащую посреди кровати и тихо покашливающую в плед, уткнувшись в него лицом. Приехали!
– Аль, надо скорую, – нервно произношу я, снова перепроверяю цифры на градуснике. А вдруг показалось?
Слышу ее отрицательное мычание. Не поднимая головы от кровати, она просто качает ей из стороны в сторону.
– Надо, – чеканю я и выуживаю свой телефон из кармана джинсов.
И пока я объясняю диспетчеру, что к чему, Мальвина практически не двигается. Смотрю на нее, не отрывая взгляда. Эта картинка давит и леденит душу. Такая беспомощность нервирует и вызывает острое желание придвинуться. Хотя бы просто погладить ее по темноволосой макушке. Но вот только после вчерашнего…
– Вызов принят. Ожидайте, – равнодушно бросает женский голос в трубке, а я устало выдыхаю, откидываю телефон на кровать и взъерошиваю пальцами свои волосы.
Блять, я дебил! Надо было догнать ее, вернуть, а не сдаться на первом же повороте из двора. Это все потому, что я знаю: Мальвине лучше не находиться рядом со мной. Но кто бы знал, как хочется мне быть рядом с ней…
А еще есть желание швырнуть мобилу о стену. Я понимаю, что сегодня придется опять уйти. Потому что на экране телефона вижу до сих пор непрочитанное сообщение, пришедшее за пару минут до прихода Мальвины: «Тик-так…».
Я устал, жутко не выспался, потому что эту ночь снова потратил впустую. Вышибал из себя, что напоминало мне о прошлом вечере, заполнял пустоту дозами азарта, а потом захлебывался им же. И ничего не меняется.
Я чувствую себя загнанным в угол. Четко ощущаю стук в груди, не предвещающий ничего хорошего, и продолжаю гипнотизировать неровно дышащий «калачик» по имени Аля.
Но, сука, в мыслях: «Тик-так…».
***
– И как она? – я тут же отлип от стены, когда бородатый дядька в темно-синей форме, с оранжевым чемоданчиком и, естественно, без бахил протаптывает мимо меня следы от спальни Мальвины до двери.
– Назначение – вот, – устало вздыхает док и кладет на тумбу в коридоре белый лист, испещренный загогулинами.
Как только приехала скорая, я тут же поперся следом в комнату за врачом. Но был выставлен за ее пределы, стоило ему достать штуку для прослушки и заявить «раздевайтесь». Аля вынудила меня закрыть перед своим носом дверь, когда молча, без единого звука изрешетила карими, слегка покрасневшими глазами. И весь прием доктора я стоял, подпирая лопатками стену в коридоре.
– А температура? – не отстаю от него, понимая, что он сейчас уйдет из квартиры без каких-либо пояснений.
– От госпитализации ваша барышня отказалась, а ей, по-хорошему, снимок надо. Вколол литичку. Пусть поспит, но вы все равно наблюдайте. Если ничего не изменится, милости просим к нам.
Я и рта не успеваю открыть, а мужик в форме скорой помощи уже скрылся за дверью квартиры. Аля, блин! Супер. Понаблюдайте. А если я не могу?
Снова лохмачу ладонями волосы, в надежде, что это хоть как-то встряхнет мои мысли. Становится еще хуже, потому что в заднем кармане джинсов чувствую вибросигнал от сообщения. Можно и не читать. Сегодня они приходят ровно через каждый час. И так будет, пока я не приду.
С тяжелой головой и таким же ощущением в груди, как можно тише заглядываю в спальню к Мальвине. Темные, рассыпанные по подушке волосы выделяются на фоне нежно-персикового постельного, а вся остальная Аля полностью спрятана под воздушным одеялом. Спит. Мое новорожденное и такое поганое чувство вины дергает глубоко изнутри…
Плотно прикрываю дверь и какое-то время просто пялюсь в нее. Сжимаю кулаки до боли, перебираю костяшками пальцев. Тупо оттягиваю момент, когда придется захлопнуть вот так еще одну дверь, только уже за собой.
Если я не приду, они придут сами. И пиздец.
Куртка, кроссовки, ключи. Собираюсь максимально тихо, тогда как в голове громко орет, захлёбывающаяся в дерьме совесть.
Но я же должен хоть раз поступить правильно?
Глава 21
Через пелену головной боли слышу шум откуда-то из недр квартиры. Пытаюсь понять, сколько времени прошло с того момента, как я слышала примерно такой же звук, означающий, что я осталась в доме одна. Кто бы сомневался…
Сколько я проспала? Неужели прошли уже сутки? Потому что Данил возвращается обычно примерно через такой промежуток времени. Правда, мне показалось, что я всего -то прикрыла глаза и сделала пару вдохов.
Затылком чувствую движение у себя в комнате и напрягаюсь, когда слышу осторожное:
– Спишь?
Превозмогая собственное бессилие, медленно поворачиваюсь на тихий, низкий шепот. И очень торможу в своих же эмоциях, потому что в дверях комнаты топчется Данил с какими-то яркими коробочками в руках. В той же самой черной футболке и в джинсах, темно-русая копна, как обычно, взъерошена. А лицо вот ни капельки не уставшее, как это бывает после его не ночёвок дома. Как будто Данил никуда и не уходил.
– Сколько времени? – сиплю я, пытаясь приподняться на подушках.
Но от ломоты в мышцах каждое движение, как истязание. Неужели за столько времени моего сна и укола врача температура так и не спала?
– Почти пять вчера.
Данил проходит в спальню к моей кровати и, свободно усевшись на ее, складывает коробочки с яркими надписями мне на тумбочку.
– То есть я реально проспала почти сутки? – Шестеренки в голове отказываются работать, и я теряюсь во времени окончательно.
– Почему сутки? – Данил удивленно усмехается, приподняв брови.
– Но ты же ушел… – Озвучиваю и неуверенно поглядываю на него.
Да, я палюсь по полной, что все еще прислушиваюсь к тому, когда уходит он и приходит, хотя вчера меня настойчиво просили этого не делать. Но я правда не понимаю. Я же слышала, как закрылась дверь в квартиру…
– Как ушел, так и пришел. Меня не было всего двадцать минут. – Его уголки губ иронично приподнимаются.
Я мгновенно тушуюсь, прижимая край одеяла ближе к себе:
– Это ты в аптеку сходил?
Вопрос с весьма предсказуемым ответом, но сердечко все равно хочет слышать именно это очевидное.
– Сходил…
Данил прячет взгляд и быстро отвлекается на лекарства, разложенные на тумбочке. Какие-то откладывает, какие-то открывает и внимательно изучает инструкцию, буравя взглядом сотни мелких букв. И так показательно сводит широкие брови к переносице, сверяя написанное с назначением врача, что невозможно не улыбнуться. Может, не чувствуя, как будто меня рубят изнутри по костям топором, то я бы подарила Данилу парочку едких и задевающих комментариев, но просто смотрю. И внимательно наблюдаю, как его длинные пальцы колдуют над блистерами, отмеряя нужные дозы таблеток.
После вчерашнего взрыва эмоций между нами теперь такая спокойная и практически молчаливая обстановка. И это слегка напрягает…
– Держи… – Сухо бросает Данил и протягивает мне раскрытую ладонь.
Выставляю в ответ свою, и на нее тут же высыпаются разноцветные колеса.
– Надеюсь, ты собираешься меня отравить и занять эту квартиру. – Все-таки срывается у меня с языка, и я тут же сжимаюсь в комок.
Глаза Данила вспыхивают, а скулы заостряются одновременно с недовольным вздохом:
– Я за водой.
Когда широкая мужская спина, обтянутая футболкой, скрывается в коридоре, я растерянно кусаю обсохшие из-за температуры губы. Продолжаю сидеть под одеялом с раскрытой ладошкой, наполненной таблетками. Медленно воспринимаю мысль, что сейчас кое-кто пытается проявить обо мне заботу. Это, конечно, приятно, но даже своим плохо соображающим мозгом, понимаю, что ощущение напряжения между нами будет лишь расти, как снежный ком. Нам бы поговорить, о том, что было вчера…
– Запивай. – Перед моим носом возникает стакан с водой, а я вздрагиваю, едва не рассыпав цветные колесики на одеяло.
– Спасибо, – шепчу я, но от жара и пота прилипшие к лицу волосы мешают нормально закинуться таблетками и поднести стакан к губам.
Пытаюсь сдвинуть их прочь тыльной стороной ладони то одной, то другой руки. И попутно стараюсь не рассыпать лекарства и не расплескать воду. Выходить так неуклюже, что я раздраженно фыркаю в ответ на свои же нелепые размахивания руками.
– Стой, – слышу насмешливое цоканье низкого голоса, а матрас подо мной чуть проседает.
Я замираю, когда Данил подсаживается ко мне недопустимо близко. Опершись одной рукой о кровать, второй ему не составляет никакого труда коснуться моего лица. Он осторожно проводит подушечками пальцев по очертанию моих губ, вверх по щекам, описывает линию скулы и убирает мешающие пряди волос мне за уши.
Жар, кипевший до этого из-за температуры, теперь кажется неощутимым по сравнению с тем, во что превращают мою кровь прикосновения Данила. Я не горю, а растекаюсь лавой, с трудом держась в сознании. Мне хочется закрыть глаза и провалиться в саму себя.
Но даже после этого жеста Данил не отстраняется. Его пальцы по-прежнему очень медленно скользят по моей щеке вниз, к подбородку, огибая его контур. Наши лица снова неприлично близко. И я не могу не смотреть на эту маленькую родинку над четкой линией верхней губы. А взгляд Данила в ответ застывает на моих губах. В таком состоянии, в котором я сейчас, мне много и не нужно. Еще пара секунд таких гляделок и свалюсь в обморок второй раз за день.
– Не надо так близко, – с трудом нахожу в себе силы прошептать, проглатывая глубоко в себя все напряжение. А ведь в голове ярко горит: «Надо. Близко. Хочу». – Заразишься и заболеешь.
Данил расслабленно усмехается, прикрыв слегка затуманенные глаза.
– Может оно и к лучшему. Заболею и сдохну в конце концов, – кривится в какой-то жестокой улыбке, а его ладонь безвольно соскальзывает с моего лица.
Эти слова жестко режут слух, как и вновь возникшее притяжение между нами. Я так и застываю в одеяльном коконе, держа в руках стакан с водой и таблетки, когда Данил просто поднимается и собирается уйти из спальни. Но неожиданно задерживается на пороге. Запускает в свой беспорядок на голове ладонь, ухмыляется, словно пытается подобрать нужную фразу, но произносит лишь одно. Даже не обернувшись ко мне.
– Выздоравливай.
Мое слабое «спасибо» летит уже в закрытую дверь комнаты. И мне почему-то становится обидно. Аж до нового прилива жара по телу, но я послушно выпиваю все разноцветные пилюли и просто лезу в свою берлогу, созданную из одеяла, с головой.
И где-то между сном и явью точно понимаю, что нам надо поговорить. Потому что я уже путаюсь в поступках Данила. Путаюсь сама в себе. И я поговорю. Прямо завтра. Все лекарства подействуют и беседы не избежать.
Но ночью становится только хуже…
Глава 22
Данил
Диван неудобный. Подушка жесткая. Покрывало колется. И я, блять, как принцесса на горошине. Второй час ночи, а я упорно дырявлю взглядом потолок. Не спасает даже приглушенная музыка в одном наушнике, потому что вторым ухом я, так или иначе, прислушиваюсь к происходящему за стеной. И внезапно затихшие звуки надрывного кашля начинают почему-то напрягать. Меня даже не так беспокоит мысль, что после всех дневных сообщений я свернул на полпути в сторону аптеки, а не в сторону своих проблем.
Мальвина затихла. Башкой понимаю, что, наверное, все-таки отключилась. Но грызущее чувство заставляет через полчаса такой тишины поднять свой зад, натянуть домашние спортивки и выйти из комнаты. Не хуже самого Бонда протискиваюсь в кромешной темноте в соседнюю спальню. Застываю между дверью и стеной, вглядываясь в сумрак. На двуспальной кровати вижу свернувшуюся калачиком фигурку.
Вроде дышит. Вроде уснула. Разворачиваюсь, чтобы свалить спать или хотя бы попытаться это сделать. Но тихий протяжный стон заставляет меня сначала замереть, потом шагнуть назад и быстро оказаться у кровати Альвины.
Включаю ночник на тумбочке и склоняюсь над хрупкой фигуркой в коротенькой пижаме. И не успеваю поднести ладонь ко лбу Мальвины, как понимаю, что она горит, как огонь. И это совсем не комплимент. Мальвина горит.
С нехорошим предчувствием слегка трясу ее за плечо:
– Аля, проснись.
В ответ получают нечленораздельное мычание.
– У тебя походу фигачит температура, – присаживаюсь на кровать и пытаюсь разыскать в тусклом свете ночника очертания градусника на тумбочке. – Надо померить.
– Не надо. Высокая, – слабо хрипит ее голос.
– Сколько?
– Тридцать девять.
Напряженно вздыхаю и смотрю на скрючившееся и трясущееся на подушках тело:
– И?
– Девять. – Едва могу расслышать беспомощный лепет.
– Бля-я-ть, – вырывается громче, чем нужно. Взлохмачиваю себе волосы ладонью, понимая, что светит только одно. – Я сейчас вызову скорую.
Какими-то деревянными руками начинаю шарить в карманах спортивных штанов, пытаясь не растерять остатки здравомыслия. И попутно проворачиваю в голове варианты, что мне делать пока сюда будут ехать медики.
– Не надо скорую. Пожалуйста.
– А если ты мне здесь ласты склеишь?
– Я напишу в записке, чтобы тебя ни в чем не винили.
– Дура! – жестко одергиваю причитания Мальвины. – Не неси дичь, поняла?
Смотрю на девчонку, по-сиротски сжавшуюся на простынях, с такой бурей в груди, что хочется дать ей по губам за подобные выражения. Что за характер у нее, а?! Но меня тут же окатывает холодом, когда в ответ слышу тихий всхлип.
– Не буду. Ты только не звони никуда…
– Аля… – Несогласно качаю головой, а она вдруг хватается за мою ладонь.
Я едва не отдергиваю руку. Ее пальцы жгут нездоровым жаром.
– Дань, пожалуйста. Не надо скорую. Я только что выпила все-все лекарства. Сейчас подействует, и все пройдет… – сипит Аля хриплым голосом через всхлипы.
Ну, пиздец. У меня внутри все надрывается и летит куда-то в пропасть, когда вижу, как блестят от слез ее щеки. А тоненькие горящие пальчики крепко-крепко держатся за мои руки.
– Не звони. Пожалуйста. – Мальвина режет меня своими причитаниями по живому.
Продолжая впиваться пальцами в мое запястье, она с трудом, но настырно, приподнимается с подушек и подтягивается ближе ко мне. Растрепанная и дрожащая, Аля смотрит испуганно распахнутыми глазами и еще глубже закапывает меня куда-то под груз ответственности.
– Не хочу в больницу. Я боюсь, – шепчет и просто утыкается своим лбом мне в голое плечо. – И так выздоровлю. Все будет хорошо. Сейчас все пройдет.
Я в ступоре слушаю нервное бормотание Альки моему плечу. Она серьезно? Или это уже все? Горячка. Мне бы звонить в скорую, а я сижу на месте, чувствуя, что у Мальвины даже слезы огненные. Жалко ее до холодных мурашек в груди.
– Так что мне делать? – растерянно шепчу Але в макушку.
Она в очередной раз всхлипывает и сильнее цепляется за мою руку дрожащими пальцами:
– Просто побудь со мной, Дань…
Твою же мать, Мальвина… Ну зачем?! У меня вырубается все здравомыслие, и спускается с цепи команда «обнять», «прижать» и «не отпускать». Что я и делаю. Сгребаю к своей голой груди плачущую Алю и просто укладываюсь вместе с ней на кровать. Мальвина даже не сопротивляется и не брыкается. Располагается на моем плече и прилипает носом к шее. Дышит неровно и часто, а горячие ладошки несмело прижимаются к моей груди. Мне кажется, что они вот-вот проплавят в ней дыру и спалят сердце на хер.
– Ты же не уйдешь сегодня? – Мальвина шепчет куда-то под мой подбородок, а сама осторожно льнет ко мне, словно я могу ее защитить.
«Просто побудь со мной…»
«Ты же не уйдешь сегодня?»
Я ухмыляюсь тому, как ровно за две фразы меня заставили снова ощутить себя кому-то нужным.
– Нет, – шумно перевожу дыхание, понимая, что надо оставить между нами какую-то запретную грань.
И больше не переступать ее, как тогда с поцелуем. Сам не понимаю, что тогда между нами было, но точно знаю – в тот момент мне не судьба было поступить по-другому. Я не мог ее не послать и не мог не поцеловать. Эти блестящие от слез огромные глаза, губы, дрожащий голос и мое дикое ощущение «хочу». Тянет к этой девчонке так, что аж распирает рёбра. Мне не до этого. Должно быть не до этого.
Но вот делаю ровно все наоборот. Как можно крепче обнимаю горячую тоненькую фигурку, устраивая свои ладони на ее пояснице и чуть ниже талии. И какого-то черта позволяю себе коснуться губами пылающего лба Мальвины. Если через несколько минут она не станет хоть немного холоднее, то я не прощу себе такой тупой слабости.
Слушаю ее каждый вдох и выдох. И лишь на сто пятидесятом выдохе понимаю, что девочка в мои руках, наконец, проваливается в сон, покрываясь мелкой испариной. Перестает так гореть, словно в ней взорвался вулкан.
Я просто смотрю на расслабленно сопящую Алю на своем плече. Не могу отвести взгляда от ее длинных голых ног. Да и вообще не могу прекратить рассматривать сквозь полумрак каждый изгиб стройного тела в пижамке с коротенькими шортами и топом, бретельки которого и не думают держаться на месте. Когда чуть остывшая Мальвина отлипает от меня, скатываясь на соседнюю подушку, они просто съезжают вниз. И больше не держат тонкую ткань на месте. Я могу рассмотреть все… Идеальное полушарие груди с аккуратным и аппетитным соском.
И если Аля спит, то во мне просыпается голодный до женского тела зверь. Это пиздец как не вовремя. Больше попахивает каким-то извращением. Девчонке плохо, а у меня в штанах назревает стояк. И такой, что я весь концентрируюсь на бунте между своих ног.
Стараюсь бесшумно отодвинуться и отвернуться от температурящей соблазнительницы, чтобы не видеть этого «безобразия». Но проходит всего секунда, как Мальвина прижимается ко мне уже со спины, уткнувшись носом куда-то между моих лопаток. Очень мило, если бы не мое желание снова зарыться пальцами в ее волосы и грубануть не только с поцелуем, но и с чем-нибудь посерьезнее.
Я так и лежу, чувствуя себя долбаным извращенцем, пока телефон в моем кармане не подает признаки жизни в виде короткой вибрации.
Вот оно. То, что возвращает меня с каких-то радужных облаков. А точнее, скидывает прямо рожей вниз о реальную землю. На разбитом экране старого телефона светится одно единственное сообщение. Меня теперь совсем не мучает ни оживший член в штанах и ничего более. Я даже забываю, что за моей спиной лежит невероятно хрупкий человечек.
«Ссышь, гнида? Значит, придется искать тебя самим. Тик-так…»
