Текст книги "Его М.Альвина (СИ)"
Автор книги: Алёна Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 43
Полумрак небольшого банкетного зала ресторана приятно расслабляет. После двухчасового яркого света софитов это просто божественное спасение для моих глаз. Как и ненавязчивые звуки живой музыки, льющейся откуда-то из глубины ресторана, снятого в честь окончания нашего мирового турне.
Я безумно устала, но эта усталость просто патокой льется по венам наравне с холодным игристым вином в моем бокале. Уже собираюсь допить шампанское, подняться из-за стола и, наконец, позвонить Крис, но планы рушатся голосом Георга. Вижу, как он, уже с вальяжно расслабленным узлом галстука и слегка навеселе, покачиваясь, выходит в центр зала и призывными движениями рук переключает все внимание своих подопечных на себя. Я с тихим стоном готова сползти уже под стол. Начинается очередной пьяненький спитч минут эдак на сорок. И откуда у шестидесятилетнего человека столько сил и здоровья, чтобы и по миру кататься, и периодически прибухивать?
– Дорогие мои, – громкий голос Андерсена окончательно притягивает взгляды всех присутствующих, – позвольте я начну на русском, продублирую потом на английском. Мы все большие молодцы. Каждый из вас внес непосильный вклад в то, чтобы сегодня состоялось шедевральное закрытие сезона. Более тридцати концертов и все солд-аут. Более двадцати стран и везде нас ждут снова. Но я безумно рад и горд, что именно здесь, в России, состоялось шедевральное закрытие этого сезона. Именно в том городе, откуда и начался мой музыкальный путь. И не только мой. Сегодня поздравлений заслуживает ещё один человек, – Георг выжидающе замолкает, начиная бегать взглядом по собравшейся вокруг него толпе в смокингах и вечерних платьях. – Альвина! Можно тебя?
Теперь слиться под стол хочется ещё больше, но деваться некуда. Андерсен все-таки замечает меня, скромно сидящую с бокалом в руках, и весьма активно жестами предлагает выйти вперёд.
Чувствую жуткую неловкость, когда поднимаюсь и осторожно протискиваюсь через своих коллег. Большая часть их взглядов устремлена в мою сторону, но я до сих пор не могу привыкнуть к такому пристальному вниманию. Нервно поправляю за ухо локон, выбившийся из низкого пучка волос на затылке, и скромно становлюсь рядом с Георгом.
– Алечка! – начинает он, вдохновлено распахивая глаза, окружённые россыпью глубоких морщин. – Я горд и безумно рад, что ты так выросла. И речь сейчас не о том, что сегодня у тебя день рождения…
Я смущённо морщусь, так как особо не афишировала об этой дате, а те, кто отлично понимают русский, тут же начинают одобрительно шушукаться и прихлопывать в ладоши. Но Андерсен, приложив палец к губам, возвращает тишину.
– Аля, я хочу сказать тебе большое спасибо, что доверилась нам. Нашей огромной команде профессионалов и талантов. Мы все видели, как порой тебе было тяжело, но ты слушала, прислушивалась, подстраивалась, училась, а где-то иногда оставалась при своём мнении. И сегодня ты превзошла саму себя. Этот финальный концерт – твоя личная победа. Мы долго и упорно шли к ощущению, что ты полностью влилась в нашу музыкально-интернациональную семью. И теперь я точно знаю, что ты наша. Ты показала нам свою душу. Наша яркая звездочка, наш свежий глоток вдохновения и чистоты. Наша Альвина – Мальвина…
Андерсен расслабленно смеётся. Видимо, приправленному алкоголем, ему это сравнение кажется весёлым.
Альвина – Мальвина.
Мальвина…
Мне хватает одного слова, чтобы перед моими глазами растворился этот банкетный зал со счастливыми, немного пьяными лицами коллег по цеху.
Одна фраза, и передо мной словно нет прошедших двух лет. Меня затягивает туда, где я опять рыдаю так, что дрожат стены комнаты в общаге. Мне снова больно до обмороков.
Прошло два года, а я до сих пор чувствую каждую деталь той боли. Помню, как через несколько дней после того кошмара Аня забрала мои вещи из той проклятой квартиры. Помню, как, закрывая ладонями уши, я сползла к полу, когда услышала, что там перебито и сломано все, что можно разбить и сломать. Что все усыпано осколками, пустыми бутылками из-под бухла и не считанным количеством смятых купюр. Только Его там не было.
И самое мерзкое, что я понимала, где он…
Удивительно, но Крис ничего мне сказала. Она прислала краткое сообщение: «Прости меня. Я не знала, что так получится».
И я не знала. Не знала, как мне жить, чем дышать… как дышать. Понятия не имела, где искать силы, чтобы каждое гребаное утро открывать глаза.
За небольшую взятку комендант ненадолго сделала вид, что не замечает моего присутствия в комнате Ани, пока не решится моя проблема с жильём. Чтобы каким-то образом напроситься опять на место в общаге уже и речи не шло. Обозленный донельзя Граховский устроил мне жёсткий прессинг в консерватории. О том, что концерт был сорван по моей вине, естественно, знали все. Я стала своеобразным изгоем. Попытки поговорить или объясниться были успешно провалены. Аристарх Григорьевич просто делал вид, что меня больше не существует.
Возвращаясь с пар в общагу, я укладывалась на свой матрас, брошенный на пол общажной комнатушки, и выла. Мне хотелось сдохнуть. Я состояла из одной сплошной боли, разочарования и ядовитой любви к Нему.
После нашего расставания не смогла сесть за инструмент. Когда-то я сказала, что играю не руками, а душой. И ведь не врала.
Данил сделал все, чтобы я её больше не чувствовала.
Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы через три недели после всего того ада, прямо с пары меня срочно не вызвали к Граховскому.
Он и Андерсен ждали меня в концертном зале. Аристарх Григорьевич ледяным взглядом молча указал мне на инструмент, стоявший посреди сцены. И сказал всего одно слово:
– Играй.
И я сыграла. Как смогла. И получила честный, жёсткий ответ:
– Плохо.
Но даже с этим «плохо», я уже меньше, чем через месяц оказалась в Лос-Анджелесе. А ещё через два года, наконец-таки, поняла, что снова могу играть. Что во мне теперь с одинаковой силой живы и музыка, и воспоминания о том, с чего вообще все начиналось…
Даже несмотря на все уговоры самой себя обо всем забыть.
***
С трудом удерживая в руках с десяток букетов и пакетов с подарками, спешу на выход из ресторана. Вот теперь я точно устала до победного и мечтаю скинуть это вечернее красное платье в пол, ставшее после сытного фуршета, весьма узковатым в талии.
Надеюсь, Крис уже подъехала, потому что иначе я усядусь на ступеньки у входа и больше никуда не сдвинусь. Она и Ник, теперь уже официально ее муж, уговорили меня приехать к ним в гости на денек в их загородный дом. А заодно отметить мой уже прошедший день рождения. Да мне и ехать некуда, кроме, как к ним или в отель. Хоть моя мать теперь безумно мной гордиться и уже не считает занятие музыкой чем-то зазорным, это не помешало ей не перенести отъезд в горы со своим новым мужем. Так что этот концерт, как и все остальные до него, она посмотрит в нарезках ленты в социальной сети.
Но, заметив у ворот ресторана синий внедорожник, невысокую женскую фигурку в элегантном коктейльном платье и знакомые блондинистые кудряшки, облегчённо выдыхаю.
– Алька! – ор Кристины разносится в августовской ночи, а через секунду мы едва не летим к асфальту вместе со всеми моими пожитками.
Крис виснет у меня на шее, не переставая визжать. А я, как могу, обхватываю подругу детства одной свободной рукой, зарываясь носом в мягкие завитушки! Черт! Как же я все-таки скучала!
Последний раз мы пересекались с Кристиной в Мюнхене. Я с концертом, а она по каким-то рабочим делам Ника. Это было больше года назад. И потом нас связывали лишь периодические звонки и сообщения.
– С днем рождения! Охренеть! Ты здесь! В Ростове! Поверить не могу! – отлипая от меня, Крис не перестаёт тараторить. – Я же была на концерте сегодня. Аля, это просто бомба. Ты невероятно крутая!
И этот нескончаемый поток похвалы сыпется и сыпется, пока я уже со смехом не толкаю подругу в бок:
– Крис, миленькая, – жалобно скулю. – Я едва стою на ногах.
Она замолкает, серьёзно кивает, помогает дотащиться до багажника и даже заботливо предлагает мне припасенное на заднем сидении машины шампанское.
– Нет уж, – со смехом отказываюсь от бутылки. – Оставь на завтра. Сегодня нуждаюсь только в кровати. Мне бы выспаться.
– О, это не проблема, – улыбается Крис, заводя машину. – Завтра можешь дрыхнуть сколько угодно. Всё равно меня и Ника до обеда не будет дома.
– Куда собрались? – спрашиваю я, осторожно стаскивая с ноющих ног туфли на шпильках.
– А, да на кладбище. Вчера была годовщина смерти, а мы обещали помочь памятник поставить и…
Кристина неожиданно замолкает, а я удивлённо приподнимаю брови, в упор смотря на, вмиг ставший напряжённый, профиль подруги. Кладбище? Мне послышалось? Или как?
– В смысле? А зачем вам туда? У вас же с Никитой, вроде, все живы-здоровы из родных…
Вижу, как Крис сглатывает и нервно барабанит пальцами по рулю, сосредоточенно смотрит на дорогу. Ко мне приходит чёткое ощущение: она только что ляпнула то, что не планировала. И пока машина проезжает парочку ярких вывесок с названиями бутиков, в салоне стоит тишина.
– Аль, – Кристина вздыхает, кусая губы, – слушай. Я все это время старалась вообще не касаться того, что связано с ним. Не напоминать тебе, потому что до сих пор у меня есть чувство вины за произошедшее. И я понимаю, как тебе было больно, потому что он все рассказал нам потом. Все, как было. И ты почти за два года никогда о нем ничего не спрашивала! Но, блин… Альвина, он же всегда был другом моего мужа! Я не могу избегать этой темы вечно.
Она не называет никаких имён. А мне и не надо. И этого хватает, чтобы сердце задергалось где-то в горле.
– Крис, у кого вчера была годовщина? – произношу и чувствую, как саднит где-то в груди, а пальцы стискивают ручку двери.
– Аль, у Данила умерла мама.
Глава 44
Ночь проходит в каком-то тумане. В промежутках между беспокойным сном и бестолковым рассматриванием потолка в комнате для гостей, я все время прокручиваю в голове слова Кристины.
А я ведь даже и не знала. Я иногда думала об этом. Задавалась этим вопросом и искренне уверяла себя, что меня это уже не касается. Научилась гасить в себе желание узнать о нем хоть что-то. И позже это стало привычкой. Я просто привыкла ничего о нем не знать. Как бы там ни было, в ту ночь он сделал свой выбор. А я сделала свой…
Только новости от Кристины оказались какими-то давящими и заставляющими вертеться в постели до самого рассвета.
Поэтому решаю выползти из кровати уже далеко после полудня. Рассматривая полусонную себя в зеркале, с горечью понимаю, что больше года практически постоянных гастролей и перелётов оставили явный отпечаток на моем внешнем виде. Бледная, худая, тусклая – три идеально описывающий меня слова.
Надо дать себе клятвенное обещание, что в отпуске, любезно предоставленным нам Андерсеном после закрытия сезона, займусь собой.
Освежающий душ, свободная футболка, джинсы, собранные в тугой хвост волосы, немного тонального крема на лице… И из ванны я выхожу похожей на нормального человека. Где-то на первом этаже слышу голос Кристины и грохот кастрюль.
Уже вернулись? Хоть это и дом моей подруги, но мысль, что нахожусь в огромном двухэтажном особняке одна, вызывает маловато восторга.
Спускаюсь по лестнице и пытаюсь сообразить где кухня. Вчера ночью Крис хоть и провела быструю экскурсию по дому, но я ни черта не запомнила. Не о том думалось…
– Привет, – провозглашаю на всю кухню, когда дохожу до нее, ориентируясь по звукам тарахтящей посуды.
И тут же округляю глаза. На массивном кухонном островке разложена куча пакетов с продуктами. А за ним сама Крис, с завязанными кудряшками и в повязанном на домашний костюм переднике, самозабвенно орудует поварским ножом, нарезая помидоры.
– О, отоспалась! – она с улыбкой реагирует на моё появление. – Я не стала тебя будить. Дала возможность поваляться сколько захочется.
– Спасибо, – подойдя к подруге, чмокаю её в щеку и осторожно интересуюсь. – Вы давно приехали?
– Ник поехал сам. А я вот сегодня дежурная по столовой, – она обводит взглядом ассортимент из супермаркета, разложенный перед ней.
– Вот это вы едите с мужем, – усмехаюсь я.
– Почему это сразу только мы? Вообще-то, это все на праздничный ужин. У кого-то вчера был музыкальный триумф и день рождения в одном флаконе.
Я тут же хмурюсь, понимая, куда клонит Кристина.
– Ты офигела? Ну зачем?
– Затем! – Крис откладывает свой тесак и с укором буравит меня взглядом. – Мы видимся раз в год. Так что даже без возражений. Никита уже едет обратно с парочкой бутылочек чудесного вина. Мы просто тихо посидим, по-семейному. Отметим заодно и наше с Никитой новоселье. Я очень по тебе соскучилась, Аль. Ты же завтра опять улетишь в Штаты.
Смотрю на свою подругу, которая уже похожа на кота из «Шрека». Правда, с копной кудряшек.
– Уговорила, – решаю сдаться без боя и поднимаю руки. – Тогда я выпью кофе и помогу тебе нарезать помидорки. А то я так себе гость получается. Заявилась к вам даже без подарка.
– Блин! Твой подарок! – Крис хлопает ладонью себя по лбу. – Я же забыла! Стой здесь, я сейчас, – командует она и чуть ли не вприпрыжку несётся прочь из кухни.
Я со смехом вздыхаю, закатывая глаза.
Ладно. Вечерние посиделки так посиделки. Но сначала мне реально нужно позавтракать. Ну или уже скорее пообедать.
Включаю кофемашину и под её монотонное ворчание покорно жду свою дозу бодрости, опершись ладонями о край столешницы. Из открытого настежь окна улавливаю звуки открывшихся ворот и шуршание автомобильных шин по гравию.
Кажется, домой, вернулся и Ник, а вот Крис все ещё где-то копошиться. Затейница, блин!
Втянув носом дразнящий аромат свежего кофе, с наслаждением прикрывают глаза. Ещё несколько секунд и это блаженство будет растекаться по моим венам, заменяя накатившую после концерта лень и апатию.
Где-то в коридоре слышится хлопок входной двери и широкие шаги, приближающиеся к кухне.
Интересно, Ник все ещё носит свой дурацкий хвостик и кучу всяких фенечек на руках? Собираюсь обернуться и встретить хозяина дома радушной улыбкой, но не успеваю…
– Крис, а куда коробки поставить? Никита сказал, что…
Голос за моей спиной замолкает. А я…
Я неосознанно сгибаюсь над столешницей, успев ухватиться за её край. Внутри меня что-то ломается и перебивает ко всем чертям весь кровоток во мне. И я больше не чувствую стук сердца в груди.
Потому что знаю, кому принадлежит этот голос.
Делаю вдох и оборачиваюсь.
Сколько нужно времени, чтобы сбежать от самой себя? У меня было два года и тысячи километров между нами.
А что было у него? Почему передо мной повзрослевший, похудевший мужчина с адской болью в темнеющих с каждой секундой глазах? Куда делся тот бардак на голове? Слишком аккуратно уложены назад темно-русые пряди, открывая резкие, правильные черты лица. Откуда эти татуированные линии на левой руке, ползущие от запястья под край рукава футболки?
И почему мы молчим, стоя друг напротив друга, даже не в силах произнести банальное «Привет».
– Аля! – радостный крик Кристины, несущейся со второго этажа, бьёт по ушам.
Но даже это не заставляет ни меня, ни Данила сдвинуться с места и перестать смотреть друг другу в глаза.
– Я бегу – несу тебе подарочек! С днем рождения! Сюрпри-и-и-з!
Держа подмышкой какой-то яркий пакет с бантом, Крис влетает на кухню и с ходу взрывает хлопушку с конфетти.
Одновременно с громким выстрелом игрушки моё сердце снова начинает биться…
Да уж. Сюрприз.
Глава 45
– Ник, ты башкой треснулся или как?
– Кристина, я не знал, что Аля ещё здесь. Ты сказала, что вечером отметим её день рождения, а утром у неё самолёт. А день рождения у Альвины был вчера, так? Вот я и подумал, что вы отметили его вчера вечером, а сегодня утром у неё рейс. Поэтому и позвал пацанов, и Дана в том числе, посидеть у нас. Я правда решил, что Аля уже уехала! Я бы никогда… Я знаю, что Данил и Алька…
– Никита-а-а, – голос Кристины едва не срывается в плач.
Я вздыхаю, зажмуриваюсь и трясу головой, пытаясь не вслушиваться больше в супружескую перепалку за дверью гостевой комнаты. Особо не парясь по поводу складывания немногочисленных вещей в сумку, запихиваю их, намереваясь как можно скорее уехать из этого дома.
Но когда выхожу за дверь, то Крис буквально цепляется за мою руку:
– Альвин, не уезжай. Я сейчас что-нибудь придумаю…
– Да, оставайся. Ну… – поддакивает ей Ник.
– Замолкни уже, – зло цедит Кристина, не поворачиваясь к мужу.
Я молча перевожу взгляд с подруги на Никиту, а потом обратно на неё.
– Крис, не обижайся, но я поеду.
– Алечка…
– Кристина, пожалуйста! – мне приходится на секунду повысить голос, потому что в груди жжет так, словно в неё запихнули раскаленный кол. Сжимаю руку подруги в ответ и уже просто шепчу. – Я не могу, понимаешь? Не могу…
В глазах Кристины появляются слезы, а за её спиной тяжело вздыхает Никита.
– Давай отвезу до города.
– Не надо, – качаю головой. – Я вызвала такси, оно будет через пару минут.
Крис, уже всхлипывая, вешается мне на шею:
– Алька, блин! Прости!
Крепко-крепко обнимаю подругу и ни капли не чувствую, что она в чем-то виновата. Скорее наоборот. Это просто я оказалась конченой слабачкой.
– Всё хорошо. Не хнычь. Соберись. Тебе ещё целую ораву мужиков кормить, – шутливо взлохмачиваю её кудряшки на макушке.
И без долгих проводов просто вылетаю, как пуля, из дома Крис и Ника. Пока быстрым шагом прохожу идеально ровные дорожки огромного, утопающего в зелени двора, к воротам, слышу где-то за домом мужской гогот. Зажмуриваюсь с такой силой, что вижу перед глазами звёздочки, потому что мне мерещится и его смех… Всё чего сейчас хочу – это уехать. Скрыться. Спрятаться. Убежать. Да. Мне нужно убежать.
За воротами меня уже ждёт желтенькое такси. Открываю заднюю дверь, намереваясь сесть, но водитель неожиданно запрашивает адрес:
– Большая Садовая?
Торможу с посадкой в машину и удивлённо хлопаю глазами, заглядывая в салон:
– Нет. Буденовский.
– Тогда вы не мой пассажир, – твёрдо заявляет таксист.
– Подождите, ну вызов же на Цветочную, 8? – хмурюсь и лезу в карман за телефоном, чтобы ещё раз проверить адрес в приложении.
– Да. И конечный пункт – улица Большая Садовая.
– Нет, – отрицаю слова водителя в полной уверенности, что это его ошибка. – Я вызывала на Цветочную и должна ехать на Буденовский. Это вы что-то…
– Аль, это моё такси, – раздаётся нервный, хриплый голос у меня спиной.
Я вздрагиваю и, не раздумывая, оборачиваюсь. Мое тело бросает и в жар, и в холод одновременно. Данил стоит всего в паре метров от меня, но я чётко слышу, насколько его дыхание неровное и вижу по стальным жилам на руках, с какой силой сжаты его ладони, спрятанные в карманах джинсов.
– Ты уезжаешь? – сиплю я, когда наши взгляды всё-таки пересекаются.
– Да. Извини. Я… Я не знал, что ты… Если бы знал, не приехал, – Данил выдавливает из себя выдох, а по мне расползается дрожь. – Оставайся.
– Нет-нет, все равно надо уезжать. Завтра самолёт, и я… мне… – я вроде что-то лепечу и даже не понимаю, что именно.
Я лишь вижу его глаза. Виноватые и потерянные… Разжав одну ладонь и вытащив её из кармана, Данил взъерошивает пальцами такой идеальный порядок на голове. Темно-русые пряди распадаются, хаотично ложатся к напряжённым скулам. И он снова так похож на себя, что невыносимо хочется их коснуться.
– Крис ждала тебя. Останься. Я поеду.
Цепляюсь пальцами за дверь, словно меня собираются оттаскивать от неё.
– Я хочу уехать, – это единственное, что получается у меня произнести. Шепотом. И это уже больше похоже на мольбу.
– Тогда езжай на моем такси, – Данил кивает на машину. – Я просто попрошу поменять адрес.
Он делает шаг вперед, а я неосознанно отшатываюсь. И в его глазах взрывается боль. Данил отводит взгляд и кусает губы, а воздух между нами рвётся от напряжения.
Это пытка. Дикая и дробящая на куски. Я очень хочу уехать и почему-то не могу…
Кое-как нахожу в себе остатки сил, чтобы все-таки сесть в машину. Но всего одно мое движение заставляет Данила рвано выдохнуть:
– Аль, мы можем поговорить?
Глава 46
Глухая тишина, пробивающийся свет через плохо задернутые шторы, я и он. Это все, что сейчас есть в моем гостиничном номере. А больше и не надо. Этого достаточно, чтобы оголился каждый мой нерв.
Прохожу к окну и застываю возле него. Слышу, как у меня за спиной Данил закрывает дверь и делает несколько шагов вперёд.
– Я присяду? – задаёт вопрос так осторожно и напряженно, что ком становится поперёк горла.
Он как будто боится меня…
– Конечно, – отвечаю тихо, но не оборачиваюсь.
Я просто стою, обняв себя руками, перед окном, уткнувшись взглядом в очертания высотки напротив через ажурную тюль.
По звукам сзади понимаю, что Данил присел на кровать. Его мучительный выдох повисает в комнате. Начать этот разговор непросто ни мне, ни ему.
Несколько минут между нами только тяжёлое, давящее по самообладанию молчание. Пока Данил все-таки через ещё один глубокий вдох не подаёт голос:
– Аля, я не буду просить твоего прощения, потому что не имею на это никакого права. Но ты должна знать. Я очень сожалею о том, что произошло. Я виноват настолько, что… Блять… ну почему так сложно… – Данил беспомощно стонет.
А мне даже не надо поворачиваться, чтобы четко знать, что он грубо трёт ладонями лицо, а потом взлохмачивает свои волосы пальцами. Я и так всеми клетками тела чувствую каждое движение Данила.
– Я виноват перед тобой. И так будет всегда. Сегодня, завтра, год, вечность…
– Данил…
– Альвина, я поступил с тобой, как конченая мразь, – он перебивает меня достаточно жёстко, повысив голос.
Его слова бьют меня наотмашь. Мне приходится впиться пальцами в свои же плечи до боли, чтобы сохранить равновесие. И наконец-то все, что это время сидело во мне, закопанное обидами, виной и желанием оправдать свое же решение, принятое в ту ночь, срывается с губ.
– А чем я лучше? Должна ли я была бросать тебя тогда? Один на один с собственной болезнью…
– Нет, Аль, – сипло выдыхает Данил. – Я благодарен тебе, что ты ушла именно тогда. Ты должна была уйти. Уверен, что это было одно из самых правильных решений в твоей жизни. Мне нужно было пройти через все одному. Твоё место было не рядом со мной.
Я прикрываю глаза и дышу. Медленно. Глубоко. Каждое сказанное им слово впивается в меня. Его голос рвёт и царапает изнутри.
– Как ты сейчас, Дань?
Он прочищает горло, а я снова чувствую, как его ладонь проходится по волосам.
– Нормально. Живу. Вроде как…
– Мне очень жаль. Я знаю о твоей маме, – почти не слышно шепчу я.
– Я утешаю себя лишь одной мыслью, что она больше не мучается. По крайней мере, отец постоянно меня этим успокаивает.
Такая спокойная и даже тёплая фраза про отца вызывает неподдельный шок, заставляя распахнуть взгляд и посмотреть на Данила через плечо. Я не ошиблась в своих ощущениях. Он действительно сидит, облокотившись о колени, и держит ладони в уже изрядно растрепанных волосах.
– Извини, что спрашиваю, но ты так говоришь про отца, словно…
– Я не про Вершинина, – не меняя позы, Данил качает головой. – Через месяц после смерти мамы меня нашёл родной отец. Одна из маминых подруг знала её тайну и была в курсе, кто и где он. Она и сообщила ему о том, что мамы больше нет, но есть я.
Я тихо ахаю, прижав ладонь к раскрытому рту, и слышу, как Даня усмехается:
– Да, моя реакция была примерно такой же, правда, через мат.
– И как прошла встреча? Вы общаетесь сейчас? – ошарашенно интересуюсь, гипнотизируя Данила, сидящего на моей кровати.
– Да. Он знает обо мне все до мелочей. Я честно сказал, что зависимый и прохожу лечение. Короче, – Даня переводит дух, – папа очень мне помог. Сейчас я живу и работаю у него.
«Зависимый». «Прохожу лечение». Это срабатывает, как триггер. Я дёргаюсь вперёд, но изо всех сил удерживаю себя на месте. Проглатываю вопрос, который изводил меня все эти два года. Я все ещё не уверена, что готова говорить об этом. И поэтому произношу не то, что хочу.
– Работаешь?
Даня снова потирает ладонями лицо:
– Я сам в шоке. У отца небольшая сеть автомастерских по городам. Вот в одной из них и тружусь. Правда, я там больше на должности принеси-подай, но, оказывается, работать руками не так уж и страшно. Хотя кто, как не ты, знаешь, что это такое, – тихо смеётся он и поднимает голову.
Я не успеваю спрятать глаза, и приходится столкнуться со взглядом Данила. Прямым и пронизывающим до самых вен.
– Аля, я безумно рад, что… Что ты смогла вернуть себя и исполнить мечту, – говоря это, он искренне улыбается.
А мне очень хочется разлиться слезами, потому что каждая черта его лица так и не стала чужой. Время лишь разместило нас по разным концам земли, но не вытравило из меня ни боль, ни чувства.
– Спасибо. – У меня нет сил улыбаться в ответ.
Я просто отворачиваюсь обратно к окну, крепко держа саму себя за плечи.
– Альвина, я хочу кое-что вернуть. Можно мне подойти к тебе? – Голос Данила резко садиться до хрипа.
Внутри все переворачивается. Неужели он действительно меня боится?
Не оборачиваясь, даю согласие кивком. Кожей ощущаю движение у себя за спиной. И с каждым сокращённым сантиметром между нами моё сердце тяжелеет в груди.
Данил останавливается за моей спиной. Очень близко. На секунду руки Дани мелькают передо мной, но я успеваю заметить на левом запястье небольшое тату. Три карты, три туза, перекрытые скрипичным ключом, от которого вверх по руке плавно идут тонкие линии. Их пять. Как в нотном стане.
Дыхание Данила теплом скользит по моей открытой шее, а через секунду на неё ложится что-то прохладное и тонкое. Оно струится вниз, и я ловлю какое-то сумасшедшее дежавю.
Опускаю глаза и взглядом нахожу то, отчего все расплывается передо мной от влаги. Дрожащими пальцами касаюсь той самой ноты с камушком.
– Откуда она у тебя? – тяжело выдыхаю вопрос, пока сердце набатом шарашит в груди.
Это невозможно… Тогда я облазила каждый угол гостиной в поисках этой подвески, но так её и не нашла.
– Нашёл. Она запуталась в шторе, когда устранял последствия погрома в квартире Крис. Она твоя по праву.
Данил замолкает, напряженно дышит мне в затылок. И все внутри меня буквально ноет и кричит от единственного желания.
Прикоснись ко мне… Пожалуйста. Мне ничего больше не нужно. Просто прикоснись.
Но чувствую, как Даня лишь кончиком носа задевает мои волосы, с тихим стоном вдыхая воздух.
– Береги себя, – его шепот горячими мурашками рассыпается по моей шее.
А через секунду у меня за спиной лишь пустота и боль.
Данил ушёл.
Сжимая в руке ноту, я просто опускаюсь на холодный пол перед окном. Закрываю глаза и мечтаю проснуться.
