Текст книги "Его М.Альвина (СИ)"
Автор книги: Алёна Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Глава 37
Данил
Моя семья, на первый взгляд, была без отклонений: отец влиятельный бизнесмен, мать ухоженная домохозяйка, а я вообще родился с двумя серебряными ложками во рту.
Но это только на первый взгляд. А на самом деле у нас не было никакой семьи, потому что я всего лишь случайный результат романа моей матери на стороне.
И, может быть, об этой тайной связи никто и никогда не узнал бы. Аборт унес бы вместе со мной позор такой измены, если бы не желание мамы сохранить эту внезапную беременность. Именно внезапную, потому что к серебряной свадьбе с Олегом Вершининым у нее с ним было много общего: бизнес, дома, яхты, постель, а вот детей не было.
Лет в тринадцать я стал понимать, что того, кого я зову «папой», мало интересует моя жизнь. Мы не были близки от слова «совсем». Но я и предположить не мог, что этот человек не имеет ко мне никакого отношения. Моим воспитанием занималась исключительно мама. После родов она ушла с головой в меня и мои пеленки, забросив все, что связано с бизнесом.
Ее внимание было завязано на мне и на моих прихотях. До определенного момента я даже не знал, как звучит слово «нет». Но когда мне исполнилось четырнадцать, с мамой начали происходить странные вещи. Участившаяся забывчивость списывалась на усталость и возраст, но дальше – больше. Ей вдруг стало сложно выполнять самые простые дела: заварить чай, одеваться, привести себя в порядок.
Хватило четырех лет, чтобы из красивой и ухоженной женщины мама превратилась в самую настоящую полунемощную старуху. И будь я на тот момент взрослее и умнее, то, может, отнесся к происходящему по-другому. С пониманием, что это болезнь и что с каждым днем я теряю самого дорогого и, как позже оказалось, единственного родного человека.
Альцгеймер.
В восемнадцать лет мне это ни о чем не говорило. Лишь раздражало, что я не мог привести в дом друзей или девушку, потому что у мамы уже начались расстройства поведения и психики, а сиделки менялись одна за другой.
Поэтому в девятнадцать я официально свалил жить отдельно в квартиру, купленную мне матерью еще задолго до своей болезни. И мой «отец» даже не был против этого переезда. А что я?
Наличие свободных денег и отсутствие какого-либо родительского контроля – и я пустился во все тяжкие. Учеба в престижном вузе? На хер! Проплачивался каждый экзамен. Волнение за свою, потихоньку теряющую разум, мать? То же на хер! Все, чем я занимался – это жестко тусил по клубам, беспроглядно трахался накуренный или под веселыми таблетками и… играл. Сначала все было «безобидно». Ставки на спорт, игровые автоматы, домашние посиделки с покером. Пока однажды не попал за настоящий стол, обтянутый дорогим зеленым сукном, где ставки были гораздо серьезнее, чем кто первый из пацанов трахнет накаченную в хлам телку.
И пиздец. Меня затянуло. Казалось, что в тот момент я понял: вот он – истинный кайф. Игра стала моим наркотиком, а азарт – ее иглой.
Я не мог ни спать, ни есть, если не получалось отыграть просаженную сумму. Стал забивать на пацанов и тусовки.
Я не вылезал из всех подпольных мест города, пока не уходил оттуда с выигрышем. Но мне всегда было мало. Мысль, что можно взять больше, просто выжигала мои мозги. Я погряз в этом настолько, что около полугода даже не заявлялся в родительский дом. Тупо забыл, что есть что-то еще кроме «стрит-флеш» или «каре».
А то, что меня не трогал отец… Так мне казалось, что это круто. Я ощущал себя свободным, самостоятельным и до хуя взрослым. Правда, в один прекрасный момент кредитка перестала быть безлимитной и оказалась заблокирована. И только тогда я соизволил явиться к родным пенатам: пустым и запертым. В доме не было уже ни матери, ни отца.
Несколько дней он даже не отвечал на мои звонки. Через общих знакомых мне удалось выяснить, что маму отправили в клинику. Пришлось заявиться в «Вершину» и выцепить отца там. Тогда на мою, и без того больную башку, свалилась вся правда.
Он не стал подбирать выражений и церемониться. Олег Вершинин сказал мне все как есть.
« – Больше двадцати лет я притворялся и играл в семью. И все это время чувствовал себя виноватым, когда смотрел на тебя. Представляя, что ты мог быть МОИМ сыном. Родной плотью и кровью. Нелли не скрывала, что забеременела не от меня. Сказала правду, а я принял эту ношу. Думал, что прощу твою мать за измену. Винил себя, что не смог подарить любимой женщине ребенка. Все, что ты имел – это лишь мой откуп за это чувство вины, что так и не смог тебя принять. Я всегда мечтал о сыне, но слишком поздно понял, что хотел СВОЕГО сына. Ты не имеешь никакого отношения к фамилии Вершинин и к моим деньгам. Даже рот не разевай на мой бизнес. Все давно оформлено на меня, а надо будет, любая ДНК экспертиза подтвердит, что ты чужой выродок. Твоя мать умирает, и мне плевать, что ты дальше будешь делать со своей жизнью. Не справишься со своими проблемами, значит, ты дерьмо. А дерьму место в дерьме… »
Это была наша последняя встреча и разговор. Я даже не понял, что все рухнуло передо мной. У меня словно забрали жизнь. Я двадцать один год был Даниилом Олеговичем Вершининым, а за секунду стал – никто. В общем, из моих воспоминаний пропали около двенадцати месяцев. Очнулся лишь в прямом смысле проиграв все: машину, оставшиеся деньги и квартиру, подаренную мамой.
Осознание, что вообще произошло, шарахнуло после первой ночи, проведенной на улице. И только тогда до моей башки, наконец, дошло, что кроме умирающей матери и моих долгов, у меня больше ничего нет.
Я один.
Глава 38
Данил замолкает, но продолжает смотреть на меня в упор через полумрак и тишину комнаты. А я… Я растерянно сжимаю в пальцах все ещё полный стакан с виски.
В моей голове пока что с трудом держится все услышанное, хотя все, наконец-то, стало на свои места. И как Даня оказался в этой квартире, где пропадал ночами, почему закончилась та сладкая жизнь с его фото в интернете, и откуда взялись эти деньги на машину и бриллиантовый подарок, которой мы так и не нашли после того, как он оказался сорван с моей шеи…
Мне нужно сейчас что-то сказать. Что-то правильное, успокаивающее, обнадеживающее, но я лишь с трудом сглатываю ком в пересохшем горле.
Затушив о дно своего уже пустого стакана далеко не первую сигарету, Данил делает несколько шагов к дивану и располагается на противоположном от меня крае так осторожно, как будто боится моей реакции. Опершись локтями о колени, он запускает ладони себе в волосы и с остервенением сжимает их пальцами:
– Я не знаю, что мне делать.
Во мне спутываются и жалость, и дикий, выжигающий страх оттого, насколько Данил выглядит беспомощным. Я убираю так и не тронутый виски на пол и просто подползаю к Дане. Уткнувшись лбом в его каменное плечо, обхватываю пальцами предплечье, ощущая под ними дрожь.
– Ты… – Нет! – Мы… что-нибудь придумаем, слышишь?
– Что?
– Нужно время, чтобы все тщательно обдумать.
– Аля, – Данил резко поворачивается ко мне и перехватывает мои ладони в свои. Сжимает их так крепко, что я закусываю нижнюю губу, чтобы не пикнуть от боли. А на себе чувствую взгляд, полный самой настоящей беспомощности. – У меня нет этого времени. До конца месяца я должен решить вопрос с оплатой клиники для мамы и вернуть долг, который с каждым днем приближается к шести нолям. Как, блять, я это сделаю?
– Найти работу… – начинаю я несмело, но он лишь нервно усмехается.
– Серьезно? Думаешь, с каждого выкрика «Свободная касса» мне будет падать по миллиону? Или думаешь я не пробовал устроиться? Но у меня одиннадцать классов образования. Все это время я живу лишь на то, что несколько раз в неделю подрабатываю грузчиком. Сейчас – это мой потолок. Да я даже не могу узнать, кто мой настоящий отец, чтобы приползти к нему за помощью.
Я отрицательно качаю головой и, освободив свои ладони, обхватываю ими напряженное лицо Дани:
– Тебе нужна работа. Хоть какая-нибудь, но постоянная и… – обвожу пальцами контур скул и впалых щек, озвучивая свои мысли как можно жестче, – и ты должен забыть про игры, Данил…
Настойчиво вглядываюсь ему в глаза, а он вздрагивает, как от удара, и его широкие плечи безвольно опускаются.
– Аль, все слишком сложно. Это может быть сильнее меня… – сипло шепчет он. – Черт, да я не могу втягивать тебя во все это дерьмо, но и сил не могу найти оттолкнуть. Ты все, что сейчас есть у меня. Знаю, что это по конченому эгоистично, но я просто сдохну без тебя.
Его чересчур болезненный выдох остро и глубоко вонзается между моих ребер. Даня кладет ладони на мою талию, сминает в них ткань свитера и притягивает меня ближе к себе. Так, что между нашими лицами остаются миллиметры, и я вдыхаю терпкий запах алкоголя, перемешанный с горечью сигарет.
– Я буду рядом, – мой голос срывается, а горло сдавливают сотни иголок.
– Аля…
– Я смогу занять денег у сестры. Зря она что ли за олигарха замуж вышла, – пытаюсь хоть немного перевести все в шутку, но Данил тут же намеревается отстраниться от меня.
– Боже, это бред какой-то. Я не могу и не хочу так! – Цедит он сквозь зубы, повышая тон и уворачиваясь от моего взгляда.
Но я лишь сильнее обнимаю налитые напряжением плечи, цепляясь пальцами за тонкую ткань футболки. Не даю Данилу сдвинуться от себя и на йоту. Одергиваю его и буквально заставляю смотреть мне в глаза, в которых не вижу уже ничего, кроме безграничной опустошенности.
– Сейчас нет другого выбора. Если прослушивание пройдет успешно, то ты не представляешь, какие гонорары у Андерсена за концерты. Ты найдешь нормальную работу. Мы выплатим ей все, – твердо заверяю я.
Потому что сама в это верю и хочу помочь. И по-другому не смогу. Я перебираюсь к Данилу на колени и утыкаюсь носом в его шею. Стараюсь дышать как можно ровнее, но стук моего сердца тяжелеет с каждым ударом.
– Так не должно быть. Мне кажется, ты не до конца понимаешь, что со мной происходит, – замученный шепот рассеивается в моих волосах.
Делаю глубокий вдох до головокружения и прижимаюсь к Данилу:
– Мне понятно, что происходит со мной, потому что я тебя…
Замолкаю всего на долю секунду, потому что дальше слова зависают где-то в моей груди.
–… люблю. – Данил произносит это первый.
Сдавленно. Надсадно. С отчаянной дрожью в голосе.
И мы больше не произносим ни слова. Молчим, приютившись в углу узкого дивана.
Губы Данила осторожно касаются моего лба, а руки надежным кольцом не дают мне замёрзнуть от все еще распахнутого настежь окна. Мне сказать больше нечего. Я раздроблена на миллионы частей. Моя голова и мои чувства отказываются идти в одном направлении.
Я ведь четко понимаю, что Данил – игроман. Зависимый. И это не решается по щелчку пальцев. Но сейчас я ощущаю его рядом с собой настолько близко, что хочу дать шанс.
Шанс ему, шанс нам, потому во мне слишком много веры в то, что Данил действительно этого заслуживает.
Глава 39
– Не нервничай.
– Я не нервничаю.
– У тебя руки трясутся, Аль, – Данил вздыхает и, качая головой, подходит ко мне ближе.
Он становится за моей спиной, забирает из моих пальцев шпильку и аккуратно заводит ее в высоко собранный пучок у меня на затылке.
– Спасибо, – выдыхаю с благодарностью.
Наши взгляды пересекаются в зеркале, перед которым мы застываем, смотря друг другу в глаза. Не прерывая зрительного контакта, Даня трепетно целует мое плечо, а широкие ладони обводят изгибы моего тела, которое все еще в одном кружевном белье. До выхода из дома осталось меньше часа, а я все еще торчу в ванной.
– Все будет хорошо, – шепот Данила горячими мурашками разбегается по коже.
Я зажмуриваюсь с прерывистым вздохом.
Все. Будет. Хорошо.
Конечно, будет. Мы уже целую неделю делаем вид, что в принципе у нас так и есть. Хорошо не складывается с поисками работы у Дани. Хорошо не решается вопрос с долгом. Данил все-таки уговорил меня не общаться с моей сестрой о вопросе займа денег по телефону, потому что Марина и ее муж укатили куда-то в свадебное путешествие.
«Хорошо» проходят мои репетиции у Граховского. Он орет на меня так, что стынет кровь в жилах. Я сама понимаю, что нервы и рассеянность – не лучшие помощники сейчас, но мои мысли разрываются надвое.
Вижу, как Даня вздрагивает от каждого звука телефона. Слышу, как ворочается и не спит по ночам и как иногда с такой силой прижимает меня сонную к себе, что перехватывает дыхание и немеет под ребрами. Мне кажется, он боится.
И я боюсь. И за него, и за себя. Пока не знаю за кого больше, даже несмотря на то, что до отчетного концерта осталось всего пару часов.
– Мальвина, посмотри на меня, – Данил снова касается губами моего обнаженного плеча.
Вздыхаю и послушно распахиваю глаза. Его влажные волосы аккуратно зачесаны назад, а от голого торса чувствуется неимоверное тепло и яркий аромат мужского геля для душа. Но мне уже как-то привычнее видеть хаос на темно-русой голове, что даже хочется запустить пальцы в эти мягкие пряди и навести в них «порядок».
– Ты справишься! – Уверенно заявляет Даня и ведет носом вдоль шеи, оставляя приятное покалывание на коже.
– А если нет? Если у меня не получится? – Растерянно смотрю на свое отражение.
– Быть такого не может, – хмыкает Данил, целуя мою шею. – Выбрось на сегодня наши проблемы из головы. Хотя бы на этот вечер. Невозможно все время жить в таком напряжении.
– Не могу. Мне страшно, – я поглядываю на свои заледеневшие пальцы, которые действительно дрожат. – И, кстати, только не вздумай опоздать.
– Угу, – это все, что слышу в ответ.
Одна из ладоней Данила оказывается четко между моих ног, а вторая пробирается под ткань лифа, по-хозяйски накрывая и сминая грудь. Настороженно замираю, когда мы снова перехватываем в зеркале взгляды друг друга. И если мои глаза вопросительно хлопают накрашенными ресницами, то в его – уже пляшут бесноватые огоньки.
– Даня, – предостерегающе начинаю я.
Но колени подкашиваются сами собой. Его пальцы так бесцеремонно глядят кружевное белье у меня между ног.
– Расслабься, – шепчет Данил в самое ухо, прижимаясь к моей спине голым каменным торсом. – Ты что-то бледная. Мне кажется, тебе надо добавить чуть-чуть румянца…
Боже! Я быстро путаюсь в своих же ощущениях. Нужно думать о сегодняшнем вечере, а не о том, как вызывающе Даня трётся о мои полуголые ягодицы пахом с бугрящейся тканью спортивных штанов.
– Мне нельзя опаздывать, – пытаюсь образумить хотя бы саму себя, но как-то слишком неубедительно.
По моему телу уже патокой тянется возбуждение, пока мягкие губы Дани оставляют россыпь щекочущих поцелуев на моей шее.
– А мы быстро, Аль, – усмехается он.
И я даже не успеваю ойкнуть, как оказываюсь подхвачена на руки, а потом уже сижу на стиральной машине. Хищно сверкнув глазами, Данил легко разводит мои ноги, и, опустившись к полу, располагается между ними.
У меня нет времени собраться с мыслями и дать отпор, когда его пальцы беспрепятственно отодвигают тонкие кружева, а нежной кожи касается влажный поцелуй. Меня до миллиметра пробирает теплом. Шокирующим и чересчур дурманящим. Я беспомощно издаю стон и цепляюсь одной рукой за край стиральной машины, другой – за мягкие пряди волос Данила. И удобно устраиваю свои стопы на его крепких плечах.
Все. В моей голове плывет разум. Чувствую, как горячий, ласковый язык, дразня проходит вверх и вниз по всем нервным окончаниям нежной кожи между моих ног. Осторожные медленные прикосновения затягивают миллионы жгучих и тянущих узлов внизу живота. Я едва не задыхаюсь, когда к языку Данил присоединяет еще и пальцы. Сначала один, потом второй. Он неторопливо толкает их внутрь и, поглаживая, быстро находит самое чувствительное место. Ритмичными призывными движениями своих пальцев Данил заставляет меня тихо всхлипывать от ощущения, что я вот-вот растекусь без остатка под таким напором ласк. А еще он не прекращает развязно обводить языком пульсирующую жаром точку под ним. Мне слишком мокро и хорошо…
Каждую мышцу внизу живота и между ног скручивает горячий, влажный спазм. Уже плохо соображая, со всей силы цепляюсь пальцами в волосы на макушке Данила. А ему с мучительным стоном приходится вцепиться свободной ладонью в мои бедра, чтобы я не рухнула на пол прямо со стиральной машинки.
Мне хватает еще несколько секунд, чтобы запрокинуть голову и взорваться под ловкими движениями пальцев внутри себя. Мой громкий протяжный всхлип разлетается не только по ванной, но и по всей квартире.
Прильнув виском к прохладной керамической плитке на стене, бессильно пытаюсь отдышаться, пока поцелуи Данила теперь поднимаются выше: бедра, живот, грудь, ключицы и шея. Он останавливается, когда находит мои губы и нагло вторгается в мой рот языком. И на нем все еще мой вкус… Обвиваю руками широкие плечи и, наконец, успокаиваю свое сердцебиение. Да уж. Я «молодец»! Перед концертом «думаю» только о концерте…
– Так-то лучше, – довольно ухмыляется Даня, когда отлипает от меня и проводит костяшками пальцем по моей щеке. – Румяная и довольная.
Я демонстративно фыркаю и опускаю глаза на его каменный стояк, потому что ручками лучше не трогать. Иначе будет объявлен второй раунд.
– Да-а-нь, а как же ты? – хитро подмигиваю. – Я вряд ли успею тебе помочь.
– Рассчитаемся с тобой вечером, – его пухлые губы растягиваются в коварной улыбке.
– Маньяк, отпускай меня. Или я правда опоздаю.
Данил послушно освобождает меня из капкана своих рук, не забыв напоследок подарить моей пятой точке звонкий огненный шлепок. Если не копать глубже и не знать всего того, что вот-вот может затянуть нас на дно, то мы просто безумные, вечно голодные до тел друг друга, влюбленные. Иногда мне очень хочется притвориться, что никаких проблем нет. Может, Даня где-то и прав. Наверное, сегодня лучше выкинуть все лишнее из головы. Или я свихнусь от нервов.
У меня остается всего час до финального прогона на сцене, поэтому дальше я собираюсь уже впопыхах. И на всякий случай даже не прошу Данила помочь застегнуть молнию на кружевном черном облегающем платье. Мало ли… Вдруг снова решит, что я опять как-то бледновата для концертного наряда.
– Дань, только не опоздай. Ладно? Это очень важно для меня, – уже в дверях я снова умоляюще посматриваю на Вершинина и нервно тереблю край длинного рукава у платья.
– Обижаешь, – цокает Данил и подает мне мою папку с нотами.
Тянусь к ней, но он неожиданно дергает ее к себе обратно.
– А ты говорила, что не Мальвина, – усмехается Даня, рассматривая мою подпись на нотах.
– В смысле?
– Мальчевская Альвина, – задумчиво тянет он и зачем-то берет с комода ручку и, держа папку прямо на весу, зарисовывает на ней мое имя и фамилию, дописывая что-то свое.
И только потом протягивает ноты мне.
– Что это? – я удивленно рассматриваю надпись, сделанную каллиграфическим почерком.
«М.Альвина»
– Это первая буква твоей фамилии и полное имя. Получается Мальвина, – с горящими глазами поясняет Данил.
– Детский сад. Так сокращать не принято, – смотрю на него со смехом и не верю, что подобная чепуха может вызывать столько эмоций у почти двухметровой детины, перегораживающей своим торсом полкоридора. – Все, я убежала. Такси вот-вот подъедет. Жду тебя в консерватории.
Быстро чмокаю Даню в гладковыбритую щеку и собираюсь уже на всех порах выскользнуть из дома, как он обхватывает мое запястье и снова приближает к себе.
– Я люблю тебя, – хрипло выпаливает Данил.
Его взгляд жадно впивается в мое лицо, а жилы на шее заметно напрягаются, демонстрируя пульсирующие вены. Я тут же теряюсь и теряю ощущение, что у меня в груди бьется сердце. После того откровенного разговора в гостиной мы больше не произносили этих слов. Да мне и не надо это повторять. Хватает того, что есть и ощущается между нами.
Со рвущимся по венам пульсом я приподнимаюсь на носочки и очень осторожно касаюсь поцелуем губ Данила.
– И я тебя…
***
Гребаный таксист!
– Неужели так сложно просто доехать? – бурчу себе под нос.
Мне приходится топать через весь двор при параде, на каблуках, с нотами, с телефоном и клатчем в руках, чтобы сесть в такси и добраться до консерватории. А меня уже накрывает жуткая паника. Не знаю, где были мои мысли все это время, но почему-то именно сейчас я так остро ощущаю, что сегодня произойдёт то, что перевернет мою жизнь на «до» и «после».
Понимаю, что точно не имею никакого права подвести не только Граховского и себя, но и Данила. Ведь получив место у Андерсена, смогу расплатиться со своей сестрой. Хочет Даня или нет, но я возьму эти треклятые деньги у нее. Пускай не всю сумму, а хотя бы какую-то ее часть.
На улице тепло, сумерки и почти безлюдно. Никто не видит, как я пару раз в спешке позорно чертыхнулась о бордюр, едва удержавшись на ногах. На экране приложения светится такси, которое ждет меня за углом под аркой. Ныряю в длинный проход под домом, а стук моих каблуков эхом разносится в полумраке. Полностью погруженная в себя и свои нервы, я даже не сразу обращаю внимание, что под аркой припаркован внедорожник, пока меня не одергивает мужской голос:
– Девушка, а нам бы узнать, где здесь пятый дом. Мы что-то заплутали.
– Извините, нет времени, – бросаю через плечо, потому что мне реально некогда.
До начала финальной репетиции остается всего двадцать минут. Черт! Граховский меня четвертует!
– Девушка! Ну мы же к вам по-хорошему.
Я резко вздрагиваю и тут же торможу, когда перед моим носом всплывает мощная фигура в черной водолазке и джинсах.
– Извините, но я очень спешу, – бросаю мимолетный взгляд на лицо мужчины перед собой и тут же неосознанно пячусь.
Мужик омерзительно похож на питбуля. Я еще не теряю самообладание, но на смену концертным нервам приходит гадкое чувство, что здесь что-то не так. Что мне надо уносить ноги. И чем быстрее, тем лучше. Утыкаюсь глазами в асфальт, намереваясь обогнуть странного прохожего. Но на всякий случай сворачиваю в телефоне приложение такси и жму на экран в поисках контакта «Даня».
Но рывком мобильный оказывается выдернут из моей ладони кем-то сзади, кто до боли вдавливает мне под ребра что-то выпуклое и похожее на металл. Я не успеваю даже закричать, как над ухом раздается мерзкое шипение:
– Откроешь рот, Данилу пиздец. Села в машину, сучка…
