Текст книги "Его М.Альвина (СИ)"
Автор книги: Алёна Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Глава 50
Летят ко всем чертям в пропасть все прошедшие два года.
Мальвина.
Да! Я как была его Мальвиной, так и осталась. И моё сердце, рванувшее к ребрам, через все двойные сплошные, самое верное тому подтверждение.
Между нами проскальзывает всего секунда осторожности и режущей по нервам нежности. И мы оба понимаем, что нежности нам сейчас будет мало. Чертовски мало, чтобы зашить и закрасить все пустые дыры внутри себя.
Данила легко поднимает меня на руки, а я цепляюсь ладонями за его крепкую шею, прижимаясь к напряженному телу, и даже не собираюсь притворяться, что не хочу.
Хочу. И Данил хочет. Иначе он не терзал бы так жадно и со стоном мои губы. Его горячий язык бесцеремонно проникает в мой рот, сталкивается с моим, кружит и дразнит. Посылает миллиарды разрядов по телу. Низ живота давит. Ноет и требует, чтобы руки, уверенно держащие меня за ягодицы, были как можно наглее.
Как мы оказываемся в спальне на втором этаже, я даже не понимаю.К черту! И раздеться мы тоже посылаем к черту.
Моего терпения хватает лишь на то, чтобы стащить с Данила футболку и приспустить спортивки с боксерами, а его – поднять подол платья и отправить мое белье куда-то в сторону. Нам даже не нужна вся кровать. Лишь ее край, на который падает Даня, а я оказываюсь сверху.
И все прелюдии к черту. Грубо сжав ладони на моих обнаженных бедрах, Данил быстрым рывком направляет их вниз. Горячо и туго заполняет меня собой. Я вздрагиваю, изо всех сих впиваясь пальцами в каменную от напряжения шею.
Крепко обхватив меня за талию одной рукой, вторую он запускает в мои волосы, путается в них пальцами, не давая мне и малейшей попытки сдвинуться. А мне и не надо. Я лишь сильнее обвиваю Даню ногами и, словно голодная кошка, лащусь к нему. Поцелуи Данила везде, куда могут добраться. Лицо, шея, ключицы… Зубами он умудряется расстегнуть парочку пуговиц на декольте платья, а потом и через кружевную ткань лифа обхватывает губами мои соски. Его руки капканом держат мое тело, которое плавно растекается. Я теку от дыхания, запаха Данила. В прямом смысле теку.
Ощущаю каждый толчок, как атомный взрыв, внизу живота. Я податливо подстраиваюсь под требовательный ритм Данила. Поднимаюсь и опускаюсь на его каменный член, жестче и быстрее двигая бедрами. Мое тело скучало. Дико. Да какой-то наркоманской ломки и пеленой из звездочек перед глазами.
– Алька, я не остановлюсь. Слышишь? Не смогу, – Даня обжигает губами мою шею, и его движения становятся все резче и глубже.
Зарываюсь пальцами в мягкие пряди и дурею от подкатывающих горячих спазмов к мышцам внутри меня. Ритмично сжимаюсь, остро чувствуя выбивающий из реальности оргазм. Хочу рассыпаться на триллиарды частиц яркого кайфа. У меня едва получается прошептать:
– И не надо. Я на таблетках…
– Блять… – Рычащий стон Данила заполняет комнату.
И мне остается надеяться – в этом доме мы одни. Потому что оба кончаем слишком громко.
***
Лежа на широком плече, утыкаюсь носом в Данькину шею и дышу. Часто-часто и глубоко. Как только умею и могу. У него теперь другой парфюм. Не такой яркий. Спокойный аромат моря и цитруса. Этот запах окутывает сознание, даря ощущение, что сейчас я именно там, где и должна быть. Данил пахнет чем-то до слез родным и близким.
– Чего ты делаешь? – смеется он.
Я знаю, что ему щекотно, но Даня лишь сильнее прижимает меня к себе. Ведет по моим позвонкам пальцами и перебирая в них рассыпанные по спине пряди.
Оба голые и все еще влажные от жара тел друг друга, мы просто валяемся на кровати. Нам даже лень тянуться за покрывалом.
– Дышу тобой, – шепчу и жмурюсь от этих пресловутых бабочек в животе. – Нельзя?
– Можно, – хриплый довольный ответ растворяется в моих волосах на макушке.
В моей голове так пусто и хорошо, что мне кажется, что я сошла с ума. Я даже не могу описать все то, что сейчас происходит в моей груди. Но это что-то огромное, теплое, светлое и если оно исчезнет, мне без него не жить.
– Аль, ты же останешься? Не уйдешь? – тихо спрашивает Данил, а я чувствую, как на мгновения стук его сердца под моей ладонью, лежащей на его груди, сбивается.
Обвожу подушечкой пальца рельеф твердых мышц с рисунком той самой татуировки, что идет от запястья вверх. Оказывается, переплетение линий нотного стана заканчивается филигранной растушевкой там, где бьется сердце Дани.
– Не уйду, – опять веду кончиком носа по его шее, делая вдох.
И я понимаю, что это вопрос не про ночевку в этой кровати. И не про сегодня и завтра. Этот вопрос о чем-то большем…
Даня прижимается губами к моему лбу, а кольцо его объятий становится лишь крепче. Я по-свойски закидываю свою ногу ему на бедро и в такой комфортной позе и тишине уже собираюсь провалиться в тягучий сон. Да и Данил, по-моему, вообще отключился под моим боком мгновенно.
Поэтому, когда через дрему слышу откуда-то глухой возглас «Дан!», даже не сразу понимаю, что происходит. Так и лежу, не двигаясь, примостив нос к выступающей ключице Данила. Может, сонные глюки, и это просто ликует мой внутренний голос?
– Дан! – бас раздается уже громче и четче, где-то за дверью.
Напрягаюсь. Потому что это точно не глюки. Об этом понимаю не только я. Данил подскакивает, как ошпаренный, а заодно и меня возвращает в вертикальное положение. Вопросительно смотрю на Вершинина, считывая с его сонного лица четкую эмоцию паники.
– Черт! Это папа, – выдыхает он. – Аль, надо одеться. Быстро!
– Капец. – Мой сон смахивает мгновенно, когда понимаю, что сейчас будет ой как неловко.
С такой скоростью свои стринги я не искала еще никогда.
– Аль, где штаны мои? – шипит Даня, светя голой пятой точкой возле меня, пока я где-то в недрах скомканного покрывала пытаюсь найти хоть что-то из своего белья.
– Там же где и мой лифчик! Не знаю где! – как электровеник, шарю ладонями по кровати. – Блин!
– Это накинь, – Данил кидает мне в руки свою широченную футболку.
Натягиваю ее на себя, даже не вывернув этот черный балахон налицо. И чудом успеваю найти и вернуть на бедра свои белоснежные кружева.
– Данька, ты вообще дома-то? Ау, – Мужской голос проникает в комнату через медленно открывающуюся дверь чуть раньше своего хозяина.
А мы уже, будто бы солдатики, стоим возле кровати, делая вид, что даже ни капельки не запыхались. Я со взлохмаченными копной волос, в едва прикрывающей мне бедра Данькиной футболке, и не менее растрепанный ее хозяин, успевший отыскать свои штаны. Сердце бешено тарабанит по грудной клетке, в крови сплошной адреналин, но мне так хорошо. Боже, как мне хорошо. Даже вот так вот прятаться за широкой спиной Данила с дурацкой улыбкой на лице, понимая, что нас едва не застукали, как школьников.
И когда на пороге спальни появляется седовласый высокорослый мужчина в яркой рубашке аля-гаваи и широких шортах, я просто стыдливо утыкаюсь лбом в голое плечо Дани, подглядывая за происходящим одним глазом. И по хаотичному дыханию Вершинина, понимаю, что он сам с трудом сдерживает шквал эмоций.
Отец Данила замирает в дверях, а глаза, очень знакомые мне, только с лучиками морщинок у их внешних уголков, мгновенно округляются.
– Sorry. I didn't know you have company, – растерянно бормочет мужчина, переводя ошарашенный взгляд с меня на сына. Но тут же с акцентом тихо добавляет, обращаясь к нему с явными нотами облегчения в голосе. – Хвала небесам! Я уже думал, что не видать мне внуков.
– Папа! – Данил через смех вздыхает и, морщась, трет пальцами переносицу. – Она понимает по-русски.
Мужчина теряется окончательно. Молча уставившись на сына, приподнимает седые широкие брови в ожидании ответа. И после секундной нервной тишины, Данил прочищает горло и, словно собираясь духом, расправляет плечи и с такой милой помпезностью произносит:
– Аль, это мой папа. Андрей Николаевич.
– Очень приятно… познакомиться, – пищу я из-за плеча Дани, безбожно краснея и не рискуя выглянуть, представ во всей своей красе.
Я, конечно, не так хотела бы провести подобное знакомство… Но Андрей Николаевич, смущенный ничуть не меньше, с широкой улыбкой отвечает мне уверенным кивком.
– И как зовут же эту милейшую особу?– он хитро обращается к сыну. – И почему я узнаю о ней только сейчас?
– Ты знаешь о ней уже давно, – через плечо Данил бросает на меня взгляд.
Горящий. Живой. Искренний. Его горячие длинные пальцы находят мои и осторожно переплетаются с ними. Этим жестом он снова расшатывает пульс до предела. Молча смотрю на Даню снизу вверх, подперев его плечо подбородком.
– Я рассказывал тебе, пап, – тихо произносит Данил, крепко, до приятной боли сжимая мои пальцы в своей ладони. – Это моя Мальвина.
Эпилог
– Ми. Ре. Соль. И вот сюда две черненькие нотки одновременно.
Длинные, немного мозолистые от вечного копания в моторах машин, пальцы, как негнущиеся деревяшки, топчут клавиши, потом еще и промазываю, заставляя инструмент жалобно стонать. А меня вздрогнуть и поморщиться.
– Да блин, – за спиной слышу недовольное фырканье. – Что-то сложно. А попроще, не?
– Дань, это собачий вальс. Куда уже проще? – иронично вздыхаю я.
И пользуясь моментом, что расположилась между его широко расставленных ног и моего лица не видно, с улыбкой закатываю глаза. Данил и фортепиано – это просто одна эмоция: «а-а-а!». И полное отсутствие хоть какого-либо слуха. Поэтому уже как минимум полчаса мы, сидя прямо на коробках посреди комнаты, мучаем этот несчастный вальс.
Распаковать мой инструмент первым было глубокой ошибкой. Даня, походу, твёрдо решил, что разбор всех остальных вещей, ввезенных в нашу маленькую квартирку, не такая уж и первоочередная задача. И теперь усердно и очень умилительно пыхтит мне в затылок.
– Покажи ещё раз. Попробую заново, – требует мой ученик.
– Давай ты лучше разберешь хоть пару коробок? – с мольбой в голосе прошу я, понимая, что мой инструмент скоро разрыдается от фальши.
– А ты?
– А я тебе поиграю. Шопена, например?
– Эй, – Данил прижимается грудью к моей спине, захватывая меня в свои крепкие объятия, и ласково покусывает мое плечо, – мадам Вершинина, так нечестно.
– Да-а-ня-я, – с театральным недовольством фыркаю, – ну, какая Вершинина?
– А кто пять дней назад обменялся кольцами и давал клятву вечной любви? – Покусывания становятся парящими поцелуями, плавно текущими вверх по шее.
– Ага. В Вегасе, немного бухие перед Элвисом Пресли и кольцами, скрученными из проволоки от «Моёт», – смеюсь я и намеренно подставляю себя под теплые губы Данила.
Хотя от воспоминания о нашей поездке в Лас-Вегас с Крис и Ником отойти не могу до сих пор. Это была всего одна ночь на одном из самых популярных драйвовых музыкальных фестивалей.
И закончили мы ее в какой-то липовой часовне, где прямо в джинсах и футболках дали согласие росписью на стодолларовой банкноте под радостные всхлипывания пьяненькой Крис, рыдающей на плече у Никиты. Но в тот момент я была вулканом из эмоций. Утопала в Данькином взгляде, полным восхищения и счастья. У меня даже промелькнула такая девчачья, ванильная мысль, что будь это все по-настоящему, я, не задумываясь, ответила бы «да».
Потому что за три года нашего совместного быта и уюта, Данил ни разу не дал в себе усомниться. Да, были и ссоры, и недопонимания, но сожаления, что у нас появился второй шанс – не было.
Мы до безумия с ним разные. Я все ещё живу и дышу музыкой, катаюсь по гастролям, а Даня, помимо того, что числится волонтером в одной из клиник, помогающей бороться с зависимостью, оказался дотошным технарем.
Его отец таинственным для меня образом просто втянул сына по уши в свой небольшой бизнес, связанный с машинами. Данил порой чуть ли не мурлычет от удовольствия, копаясь под их моторами. С Андреем они оказались на какой-то одной волне, понятной только им двоим. Я иногда даже ревную…
А вообще, безумно рада, что он так вовремя появился в жизни Дани, который все еще корит себя за упущенное из-за своих игр время, которое мог бы провести с мамой. К дате каждой годовщины это без труда читается в его глазах.
Как и читалась нервозность перед поездкой в Вегас. Перед тем как соглашаться на предложение Ника и Крис, однозначно собравшихся на этот фестиваль, мы честно обсудили и без того понятные минусы.
Лас-Вегас – это страна игр, лёгких денег и казино. Но именно там я почему-то почувствовала, что Даня словно освободился от собственных страхов уже окончательно. Да и он потом сам же и признался. Прямо перед ряженым Элвисом, надевая на мой безымянный палец скрученное из проволоки кольцо, произнося то, что было понятно лишь нам двоим:
«… я только здесь понял окончательно: ничто и никто в этом мире больше не заставит меня пройти через этот ад еще раз. У меня есть самый крепкий и непоколебимый якорь. У меня есть ты…»
А и я верю. И причин не верить не вижу, потому что не собираюсь оглядываться на прошлое. Есть мы. Здесь и сейчас. В этой крохотной квартире в районе Западного Голливуда. Сидим посреди полупустых стен на коробках, так и не сняв с себя эти смешные проволочные кольца. Так и ходим в них, как два счастливых дурака.
– Аль, – прекратив целовать мне шею, Даня неожиданно выпрямляется и зарывается лицом в волосы на моем затылке, – а давай сделаем это по-настоящему?
– Ты о чем? – плавно веду головой и плечами, прижимаясь к нему все плотнее.
Разморенная поцелуями и тёплыми объятиями, я не сразу понимаю вопроса.
Данил сильнее придвигает меня к себе, крепче скрестив свои руки на моем животе. Делает один глубокий вдох и, утыкаясь мне носом в место за ухом, рвано выдыхает:
– О нас. Давай распишемся по-настоящему? – и очень волнительно и тихо добавляет. – Если, конечно, ты хочешь…
Мое сердце падает куда-то к ногам. Я замираю в руках неровно дышащего мне в шею Данила. И эта нервозность невидимыми нитями пробивает и меня. Насквозь. К языку липнет очень дурацкий вопрос: это же предложение, да? Но я молчу, начиная закусывать свои губы. Точно знаю, сейчас я очень и очень глупо улыбаюсь.
– Алька, ну скажи хоть что-нибудь… – нервно и горячо хрипит мне Данил на ухо. – Я сейчас чокнусь…
Хлопаю уже влажными ресницами, уставившись в ряд черно-белых клавиш, словно мысленно собираюсь спросить их разрешения.
А потом понимаю, что оно и не нужно. Я ведь уже сказала Данилу: «Да».
Что мешает мне сделать это еще раз?








