Текст книги "Его М.Альвина (СИ)"
Автор книги: Алёна Черничная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Мне нужна твоя помощь, Мальвина…
Глава 13
Облизываю уже пересохшие губы и неосознанно чуть отодвигаюсь назад под натиском ореховых глаз. Не хочу, чтобы так близко…
– Какая? – спрашиваю очень осторожно, чтобы не выдать свое волнение и быть готовой получить любой ответ.
Данил придвигается ко мне еще ближе и неожиданно поворачивается спиной.
– Можешь посмотреть что там?
Я перевожу взгляд на широкую спину и тихо охаю. Где-то между лопатками красуются две пугающие ссадины с явным намеком на воспаление.
– Ого, – тихо вырывается у меня.
– Что? Так все плохо? – Данил начинает вертеться, пытаясь, как сова, заглянуть себе за спину.
– Откуда у тебя это? – Сдерживаю желание протянуть ладонь к ранам.
– Производственная травма, – следует уклончивый ответ. Нахмурившись, Данил не оставляет попытки рассмотреть себя сзади. – Жить буду? Просто очень болит.
– А ты обработал?
– Как смог. Не особо-то удобно, когда не можешь вывернуть руки на сто восемьдесят.
И судя по состоянию ссадин это «как смог» означало вообще никак.
– Сиди, – уверенно командую и, вскочив с кровати, отправляюсь в коридор к ящику с аптечкой.
Быстро нахожу вату, перекись и маркер-зеленку и иду спасать своего соседа, который очень послушно, даже не двигаясь, сидит на моей кровати, широко расставив ноги на полу и облокотившись на свои колени.
– О, поиграем в медсестру и пациента? – ухмыляется Данил и ведет бровями, замечая в моих руках содержимое из аптечки.
От игривых огоньков в глазах на секунду у меня прямо пропадает рвение помочь, но его спина явно указывает на то, что придется поступиться своими желаниями. Проигнорировав тупую шутку, присаживаюсь рядом. Ну как рядом. Между нами расстояние ровно на мою вытянутую руку, а мысль, что придется придвинуться ближе, вызывает какой-то дурной спазм внизу живота.
И я намеренно оттягиваю этот момент. Медленно отрываю кусочек ваты, откручиваю крышку перекиси и лишь потом нерешительно придвигаюсь ближе.
– Ай. Ой, – неподдельно кривится Данил, стоило только антисептику зашипеть на ранах. – А подуть?
– Как ты там говорил? Ты здоровый половозрелый мужчина? Вот терпи, – не могу сдержать улыбки от такой детской реакции.
Но расслабленно улыбаюсь я только внешне. Внутри меня все тяжелеет, едва несмело касаюсь пальцами его обнаженной спины. О. Бо. Же.
Тепло кожи вонзается мне в ладонь, проникает глубже прямо через вены в кровь. Под моей рукой нереально горячая и рельефная сталь. Стараюсь не делать лишних движений, чтобы не сдать себя с головой, что с трудом держусь от желания провести кончиками пальцев по каждой каменной мышце. Я вижу все их изгибы, крепкие очертания и… И на меня наплывает то самое, так давно забытое тянущее ощущение где-то в центре между моих ног.
– Ай, – Данил возмущенно дергается, когда я, затупив, надавливаю ваткой, смоченной перекисью, возле раны сильнее, чем нужно.
– Извини, – выдыхаю, чуть встряхиваю головой, торможу наваждение в своей фантазии и деликатно стираю оставшиеся потеки антисептика со спины.
Бросаю ненужную ватку на тумбочку и тянусь за зеленкой.
– А это что? Зачем? – Данил с опаской косится на маркер в моих руках.
Цокаю, закатывая глаза. Ну, точно все мужчины, как дети. Даже если он слеплен из крепких мышц и состоит из чистого тестостерона.
– Сиди и не рыпайся, – угрожающе предупреждаю я и залезаю на кровать с ногами, придвигаясь настолько близко, что упираюсь коленями в его поясницу.
Меня уже слегка потряхивает. И ни капельки не смущают яркие ссадины на мощной спине. Мой взгляд прилипает к полуобнаженным участкам тела.
– Чего ждем? – Данил нетерпеливо заерзал на покрывале, напоминая, зачем сюда пришел. Точно не для того, чтобы я поглазела на результат его тренировок.
Аккуратно касаюсь кончиком зеленки-маркера края воспаленной кожи, слушая шумное, недовольное сопение Данила. Ничего. Потерпит. Я же его терплю уже вторую неделю.
– Так откуда такая награда? Или у твоей девушки очень крутой нрав? – начинаю непринужденный разговор первая, чтобы как-то отвлечь саму себя же от нехороших мыслей в голове и монотонно ноющего низа живота.
– Ты думаешь, я трахал Росомаху? – язвит Данил, хитро поглядывая на меня из-за плеча.
И тут же опять кривит нос, получая одновременный и пинок моим коленом по позвоночнику, и резкое надавливание на рану зеленкой. Удивлена ли я его пошлой шутке? Уже привыкаю…
– Очень смешно, – бурчу и продолжаю выводить линии вокруг порезов.
– На работе, – как-то неохотно отвечает Данил, снова поворачиваясь ко мне затылком, на котором царит полный бедлам. Он вообще имеет представление о расческе?
– А ты разве нигде не учишься? – я удивленно поднимаю взгляд на его лицо. На вид Данил не сильно-то и старше меня.
Но вижу лишь напряженную скулу и криво изогнувшийся уголок рта.
– Я уже умею.
И он снова получается от меня пинок в район поясницы:
– Серьёзно, Данил, где ты работаешь? – Интересуюсь очень мягко и ненавязчиво.
Меня так и подмывает еще добавить вопрос, куда ты пропадаешь периодически ночами, но выглядеть чертовой соседкой-сталкершей не хочется.
Он снова оборачивается и, прищурившись, смотрит через плечо, без труда ловит мой взгляд. Я невольно обращаю внимание на его профиль: не крупный прямой нос, четкий подбородок, высокая и резкая линия скул и губы… пухлые, очерченные и выразительно мягкие. Понимаю, что палюсь с таким шумным проглатываем своего же дыхания, но ничего не могу поделать.
– Почему ты всегда называешь меня только Данил и не иначе?
– А как надо? – Моя рука маркером замирает над спиной, а я в недоумении сдвигаю брови, не понимая суть претензии.
– Даня. Дан, – вскидывает плечи и все еще изучающе посматривает на меня.
– А какая разница? Ты же Данил?
– Нет, – усмехается и отрицательно качает головой. – Это не мое имя.
Распахиваю широко глаза в немом вопросе, а мой «пациент» одаривает меня прекрасным видом на свою шикарную улыбку.
– Даниил.
– Ага. Ясно. Это из разряда Мальвина– Альвина, – пренебрежительно фыркаю, возвращаясь к антисептическому художеству на его спине. Ставлю последний зеленый штрих и важно выдаю. – Пока я Мальвина, ты – Данил. Готово. Можешь одеваться.
И лучше в тулуп. И не приближаться ко мне. И дайте мне пистолет, хочу охранять себя от всего, что сейчас ощущаю.
Но…хм… Даниил… как назло, лишь широко расправляет плечи, трет рукой затекшую шею и поднимается с кровати. Я начинаю ненавидеть свои гормоны за извращенную потребность понаблюдать за тем, как при каждом движении тела играют мышцы.
– Не понял… – Данил останавливается возле отдельно стоящего зеркала в углу комнаты, вертится и заглядывает себе за спину. – Это что? Ноты?
Расхожусь в сияющей улыбке и довольно потягиваюсь, сидя на подушках. Сюрприз. Не только он может пакостить.
– Это не просто ноты. Это Шопен. Вальс си минор. Очень красивый. Сыграть? – подмигиваю и стреляю взглядом на инструмент. – Ты только спинкой ко мне повернись.
Вижу, как вспыхивают угрожающим блеском глаза Данила, а сам он делает шаг к кровати.
– Ветрянкой болела? – спрашивает и тянется за зеленкой-маркером, свободно валяющийся на покрывале.
Я понимаю, что попалась, а месть за мое художество на спине наступит прямо здесь и сейчас. Невинно хлопаю ресницами, пытаясь просчитать, успею ли выскочить из спальни в открытую дверь.
– Нет? Значит, сейчас будет демоверсия, – победная ухмылка озаряет лицо Данила, и он делает короткое движение вперед, как и я.
Но мы оба замираем, сцепившись друг с другом взглядами, а зрачки в его глазах становятся шире. Я слышу, как он дышит, но не понимаю, дышу ли я. У меня есть всего секунда. Одна попытка сбежать. Без раздумий подаюсь вперед, но едва ноги касаются пола, как оказываюсь в воздухе. Я влетаю прямо в руки Данила. Сильные, жестко сжимающие и, как пушинку, сваливают меня обратно на кровать.
– Куда собралась, художница? – смеется и в то же время шипит Данил, нависая сверху.
Я успеваю только беспомощно пискнуть и взмахнуть руками, как он перехватывает мои запястья своими ладонями. Пальцами, словно веревками, крепко обвивает и удерживает мои руки перед собой, а потом легко отводит их мне за голову. Я с трепетным онемением в груди понимаю, сколько в Даниле силы. Он проделывает все это всего лишь одной ладонью, тогда как вторая уже шарит по покрывалу в поисках зелёнки.
– Только посмей. Я тебя убью, – рычу и бьюсь под нависающим подо мной Данилом, как рыба на берегу.
Чувствую рядом горячее, глубокое дыхание, четко ощущаю пальцы, приковывающие мои запястья к кровати.
– Будешь самая красивая. Зелененькая и в точечку, – смех Данила обжигает виски, расползается теплыми мурашками дальше по коже.
Слышу пугающий щелчок маркера, а потом вздрагиваю от прикосновений чужих рук на своей талии. Жгущих, наглых… Таких же, как и его глаза. Становится невыносимо щекотно, что я срываюсь на хохот.
– Нет! Не надо, – задыхаюсь от смеха, ощущая точечные касания по животу и ниже к бедрам. Этот гад все же добрался до зеленки. – Данил…Дан… Даня, пожалуйста… – шепчу на последнем вздохе, готовая вот-вот отключиться.
На секунду Данил останавливается, прекращая рисовать мелкие зеленые точки на моем теле. Но я не успеваю сделать спасительный глоток кислорода, потому что его ладонь накрывает низ моего живота у самого края резинки штанов. Накрывает и медленно скользит вдоль, к выступающим косточкам моих бедер.
– Капец, ты худая, – Данил усмехается, а его пальцы…
Выводят странный узор, касаются моей кожи так бесцеремонно, изучая изгибы моего тела. У меня все плывёт перед глазами, раздваивается. Все находящееся под его ладонью сводит такая горячая судорога, что поджимаю пальцы на ногах.
– Не нравится – не смотри, – говорю, а точнее лишь лепечу севшим голосом.
И расплываюсь от головокружения, когда тыльная сторона мужской ладони скользит по животу вверх, гладит и очень похабно дразнит.
– Я разве сказал, что мне не нравится? – Издевательский шепот рассеивается у моего лица, когда Даня склоняется надо мной, вдавливая собой меня в кровать, упираясь мне в бок тем самым «добрым утром».
Мои нервы отрываются один за одним поочередно, когда взгляд Данила из-под опущенных ресниц задерживается на моих губах. Я не понимаю, почему между нами нет никакого расстояния, остались какие-то секунды. Пара секунд и это максимум. Я так не хочу… Так быть не должно.
– Руки. Убери. От меня, – с трудом собираю каждый звук в слова, не моргая смотрю на него.
Он находится так близко, что я впервые замечаю аккуратную родинку над губой. Само ощущение теплоты полуобнаженного тела рядом давит и заставляет делать вид, что с моим дыханием все в порядке. Хотя ни хрена не в порядке. Адское сердцебиение выколачивает изнутри ребра, ноют и тянут все точки моего тела, отвечающие за желание прилипать к мужскому торсу, рукам и губам.
– Да без проблем, – лениво тянет Данил, а блеск в его глазах отключается, как по щелчку.
Моментально на моих запястьях ослабевает хватка его пальцев, он убирает ладонь с моего живота. Отталкиваю Данила и резко возвращаюсь в вертикальное положение. Не ощущаю на своей коже больше его тепла и дыхания, только от этого почему-то становится еще не уютнее. Мой вдох моментально проваливается куда-то вниз живота.
– Мне надо заниматься, – сухо цежу я, начиная дрожащими руками собирать растрепанные волосы в хвост.
– Да. Конечно. – Спокойный тон с легкой хрипотцой за моей спиной окончательно добивает и без того ощущение дикой неловкости.
Данил быстро срывается с кровати, забирает футболку с пола и, натягивая ее на себя, на ходу бросает «благодарность»:
– Спасибо за помощь, Мальвина.
– Альвина! – грубо выпаливаю ему в спину.
– Угу… – слышу уже откуда-то из коридора.
Мы больше не пересекаемся почти до ужина. Каждый прячется у себя. Я честно отзанималась три часа, но это нельзя было назвать полноценным занятием. Мажу мимо клавиш, не попадаю ни в такт, ни в ритм. Потому что в мыслях мои запястья все еще обвиты его пальцами…
Лишь ближе к вечеру, услышав голос за приоткрытой дверью моей спальни и звуки в коридоре, я убираю руки от инструмента и невольно прислушиваюсь к происходящему.
– Да. Да, – холодно рявкает Данил, а следом я слышу хлопок двери гардеробного шкафа. Мой сожитель опять куда-то собрался? – Насколько хуже? И когда? – Пауза. Я понимаю, что он разговаривает с кем-то по телефону. – Хорошо. Буду через час-полтора максимум.
Бороться с любопытством вдруг совсем не хочется. Решаю хотя бы просто попробовать поинтересоваться вернется ли он сегодня?
– Данил, а ты… – теряю остальные слова в вопросе, когда выскакиваю уже в пустой коридор. Растерянно вздыхаю, смотря на закрытую входную дверь. – Ясно…
А в моем кармане домашних штанов оживает с короткой трелью телефон. Мне вдруг становится неприятно от своей же глупости. И почему я решила, что вообще могу и должна у него что-то спрашивать?
Выуживаю телефон из кармана, а от букв, все еще светящихся на экране, окончательно крошится надежда на спокойную жизнь в этой квартире.
Сообщение от абонента «Крис»:
«Алечка, я понимаю всю странность ситуации. И я правда не знала, что так получится и переживаю. Да, у нас была договоренность, прости… Но Даня не съедет с квартиры в ближайшее время».
Глава 14
Данил
Мне иногда кажется, что как только в моей жизни промелькнет хоть частица чего-то хорошего, то обраткой тут же прилетает ком говна. Именно поэтому я сейчас не рядом с девочкой с глубокими карими глазами, а прячу нос от колючего ветра в поднятом вороте джинсовки и давлю лужи подошвой кроссовок.
И чем дальше я от дома, тем сильнее осознаю, насколько все дерьмово. С каждым шагом у меня теряется возможность чувствовать хоть что-то, кроме пустоты. Пустоты, выедающей изнутри до черной дыры, которая постепенно высасывает из меня потребность жить.
Мальвина.
Со своим «слегка» вспыльчивым желанием вытурить меня из квартиры Аля хоть как-то напоминает о моих навыках ощущать что-то помимо: «Жизнь дерьмо, все люди – бляди». Хотя жить с этой девчонкой – то еще удовольствие. Претензий тьма, а гонора до хрена и крошка сверху.
«Убери, собери, помой». Бесит! А ее многочасовая трахательная программа моих ушей? В эти моменты я уверен, что слушать адское музицирование за стенкой – это моя кара за грехи. Но от этого хочется раздражать и дергать Мальвину еще больше. Я не могу не смотреть на нее, не могу не позволять себе лишнего. Да и не хочу. Только так и думаю, что рано или поздно завершу свою конченую жизнь в канаве с заточкой в печени.
Мимолетная улыбка трогает уголки моих губ, спрятанных за воротом куртки, и тут же… Черт! На автомате пинаю камушек на тротуаре и тот моментально отлетает в сторону, плюхаясь в лужу. Я ведь знаю, куда сейчас иду и как, скорее всего, потом проведу эту ночь. Потому что уже сдавливает легкие, а в руки, спрятанные в карманах, вонзается мелкая дрожь. Я хочу опять забыться за столом. И не смотреть на то, что увижу буквально минут через двадцать.
Я мог поехать на маршрутке до конечной, но намеренно вышел на пару остановок раньше. Оттягиваю момент подхода к ненавистным кованым воротам. Накидываю на голову капюшон толстовки, горблюсь, засовываю руки в карманы, прижимая их ближе к телу. Сворачиваю на самый долгий и витиеватый путь через парковую зону, больше напоминающую рощу. В такую мерзопакостную погоду здесь пусто до жути. Со стороны точно выгляжу, как чертов маньяк, петляющий по тропинкам среди кустов. Плевать. Я ли лучше?
Резкий порыв ветра летит в спину, продираясь через два слоя ткани на мне, и бьет по еще не зажившим ссадинам. Морщусь и одновременно хмыкаю себе под нос, вспоминая осторожные прикосновения Алькиных пальчиков… По телу тут же проходят теплые разряды, выгоняя холодный воздух из-под одежды. Хорошая она девочка. Любопытная. И мне совсем бы не хотелось окунать ее во весь этот пиздец, творящийся вокруг.
Сумерки все больше закрашивают небо, я неохотно прибавляю шаг, чтобы успеть вернуться еще обратно до того, как из этого проклятого места уедет последняя маршрутка. Денег на такси мне банально взять неоткуда.
Через переплетения полулысых веток вижу знакомые очертания массивного здания из красного кирпича в окружении железных прутьев забора и ярко светящихся фонарей по всему периметру.
Дрожь в руках становится сильнее, да так, что приходиться сжать до онемения кулаки в карманах. Мне не хочется приближаться к этому зданию. Кроме отравляющей боли я оттуда ничего не вынесу. Кованая калитка чуть приоткрыта. Как пасть зверя. Не хватает лишь зубов, которые переломают меня пополам, стоит только перешагнуть по ту сторону. Так происходит каждый раз.
На территории словно вакуум. Нет звуков и движений. Не спасают даже шикарные клумбы с какими-то пушистыми шапками цветов. Здесь тоска и ощущение смерти. Правда, за очень дорого…
С каждым моим шагом к зданию сердце зарывается глубже куда-то под ребра. Останавливаюсь перед дверью и утыкаюсь глазами в шикарную вывеску с позолоченными буквами: «Паллиативный пансионат доктора…». Дергаю за ручку, даже не дочитывая. Мне срать кому принадлежит вся эта богадельня. Я точно знаю, что ждет меня за этой дверью: бахилы, длинный коридор с выбеленными стенами и окнами в пол, мраморная лестница с витиеватыми перилами, еще один коридор с начищенными до искр из глаз полом, молоденькая медсестра за ресепшен с аквариумом за ним.
Приторное приветствие в виде «Добрый вечер, Даниил Олегович», тридцать пять гребаных шагов прямо, которые я хотел бы никогда не совершать, и ровное белое дверное полотно с золотой цифрой девятнадцать. Ничего не меняется и сейчас.
– Даниил Олегович, – девочка в бледно-голубом костюме подскакивает с места сразу, едва я появляюсь на этаже, – добрый вечер.
Я лишь коротко киваю, даже не стягивая с головы широкий капюшон толстовки, и иду прямо по коридору, стараясь не дышать этим воздухом. Это запах смерти, который все пытаются замаскировать живыми цветами, расставленными в огромных вазах на окнах.
На тридцать пятом шаге я замираю перед той самой дверью под номером «19». Ненавижу это число. Во рту пересыхает, а внутренности слипаются в мерзкую массу. И каждый раз я задаюсь на этом месте лишь одним вопросом: за что?
Дверь с идеальной тишиной пропускает меня внутрь, и я захожу туда на не своих ногах, оказываясь в полумраке. Это и к лучшему. Сколько бы раз сюда не прийти, никогда не смирюсь с тем, что меня ждет. Даю себе пару секунд привыкнуть к темноте и ступаю шуршащими бахилами на мягкий ковер. Не осматриваюсь и не разглядываю комнату. Я знаю каждый ее сантиметр наизусть. Пара шагов вправо и присаживаюсь на кресло у кровати, скидывая с головы капюшон.
Мне не нужен свет, не нужны звуки. Я просто протягиваю руки вперед и облокачиваюсь о край матраса. Дышать вполсилы больше не могу. Один глубокий вдох и в легкие ударяет резкий запах лекарств и мочи. Суки. И за что здесь дерут такие бабки?
Не в силах поднять взгляд дальше своего носа, я провожу рукой по накрахмаленным простыням, пока под моими пальцами не оказывается родная ладонь. Настолько хрупкая и холодная… Сжимаю ее со страхом, что она вот-вот рассыплется. В этот момент мне очень хочется взвыть.
Прикладываю ледяные пальцы к своим губам, надеясь, что хоть как-то могу их согреть. Я крепко зажмуриваюсь, в который раз мечтая, чтобы это был всего лишь сон. И, наконец, нахожу в себе силы прохрипеть:
– Привет, мам…
Глава 15
Он не пришел. Ни через час, ни через два. Не вернулся ночью и утром его то же не было. И я не понимаю, почему это вообще меня беспокоит: ушел… пришел…
Мы просто делим пространство чужой квартиры на двоих. Мы просто вынуждены уживаться бок о бок и… Кошмар! Мы же вчера едва не поцеловались, а стояк Данила протыкал меня чуть ли не насквозь. И от той мысли ползут по коже мурашки. Ненавижу их!
И себя… Совсем чуть-чуть, но ненавижу. Потому интересуюсь своим соседом больше, чем нужно. Думаю о нем чаще, чем следовало бы! И я, кажется, повелась на рельефный тестостерон быстрее, чем мартовская кошка.
Я понятия не имею, кто такой Данил… Лишь додумываю причины и факты, связывая фото из интернета и то, что вижу и знаю о нем сейчас. А не знаю о нем ровным счетом ничего. И ведь это не смутило меня провести рукой по россыпи зелененьких точек на своем животе во время душа и ощутить глухие теплые спазмы где-то глубоко внутри себя.
Я запуталась. Порой начинает казаться, что мое желание выселить из квартиры Данила связано лишь с одним. Я перестаю смотреть на него, как на просто соседа. Мое тело реагирует на его присутствие острее, чем должно. Мое личное пространство становится не таким уж и личным, когда в него вторгается Данил. И если он действительно не съедет отсюда в ближайшее время, то бедная я и моя оборона. Видимо, так и придется ходить по краю своих нервов.
И как итог всего – бессонная, беспокойная ночь. Меня кидало из любопытства, куда он все-таки исчезает, обратно в мысли, где его пальцы скользят вдоль моей талии, ниже и ниже… к бедрам и… Пока не звенит долбаный будильник.
На пары я собираюсь в гордой тишине и в пустой квартире.
***
– Альвина, останься, пожалуйста, – слышу голос Аристарха Григорьевича за спиной.
Стою в одном шаге на выход из концертного зала. Двухчасовая репетиция только что закончилась, и я с Анькой, уже вышедшей с больничного, собираюсь потратить пару часов в кафе на загрузку доз целлюлита в свои пятые точки. Распахнутыми глазами даю знать подруге, топчущейся в дверях зала, что: «Ахтунг, кажется, я никуда не иду». И получаю ее ответ в виде сжатых кулачков и взгляда: «Держись, мысленно я с тобой».
– Да, Аристарх Григорьевич, – «натягиваю» улыбку на лицо и поворачиваюсь в Граховскому, – что-то срочное?
– Срочное, – кивает он и хмуро зыркает на Аню, которая ожидает меня на выходе. – Очень срочное.
Поняв, что уши развесить не получится, Анька со вздохом исчезает из зала, бросая напоследок:
– Жду в холле.
Я и Граховский остаемся одни, если не считать моего внутреннего проснувшегося беспокойства. Просто так Аристарх Григорьевич просить остаться не будет. И судя по его напряженному выражению лица и сведённым у переносицы темным бровям с проседью, разговор будет не о мультиках.
– Присаживайся, – мужчина взглядом указывает на ряд пустующих кресел, а сам, закатывая манжеты темно-синего пуловера, подпирает спиной край сцены и перекрещивает руки впереди себя.
Я зачем-то проделываю то же самое: оттягиваю рукава своего свитера до локтя и, вытерев мигов вспотевшие ладони о свои черные джинсы, прохожу между рядами кресел вперёд и сажусь напротив Граховского.
– Что-то случилось? – интересуюсь очень настороженно, чувствуя, как начинает сушить и першить горло.
– Скажи мне, Мальчевская, чем ты планируешь заниматься, когда получишь диплом об окончании консерватории? Ведь не так и много осталось. – Вопрос Аристарха Григорьевича прилетаем мне в лоб, заставляя слегка опешить и задумчиво потереть пальцем висок.
– Ну… Собиралась найти вакансию артиста оркестра где-нибудь здесь…
– То есть ты точно хочешь связать свою жизнь с музыкой? – Граховский внимательно смотрит на меня, не моргая исподлобья.
– Конечно… – Я даже слегка теряюсь от подобного вопроса, особенно когда его задают таким категоричным тоном.
– А ты знаешь кто такой Георг Андерсен?
Я обалдеваю окончательно и уже просто уверенно киваю, но Аристарху Григорьевичу этого мало. Он молчит и парализует меня взглядом, ожидая дальнейшего моего ответа.
– Известный оркестровый композитор. Пишет музыку для фильмов, сериалов. У него своя шоу-программа… – А Граховский молчит, слушая мой лепет. Слушает и не отводит глаз. И мне уже жутко, поэтому я лишь осторожно добавляю последнюю информацию, которой владею. – Он гений и самый успешный музыкант современности. Я даже была год назад на его шоу в Питере. Было круто.
– Угу, – Граховский вдруг хмыкает и расплывается в улыбке. – Хорошо поднялся Гоша Андреев.
Теперь настает моя очередь просто молча смотреть на Аристарха Григорьевича, вопросительно приподняв брови. А он лишь тихо посмеивается, и с его лица сползает весь серьёзный настрой, оставляя лучики морщинок возле глубоко посаженных глаз.
– Георг Андерсен, он же Георгий Андреев, мой старый товарищ. Эмигрировал в США еще в 90-х. И как видишь, – мужчина обвел руками пространство зала, – я тут с вами остолопами вожусь, а у него миллионные турне по миру. Эх, – Граховский с сожалением поджимает губы, – надо было тогда ехать вместе с ним.
Я растерянно слушаю минимонолог своего руководителя. Информация о давней дружбе с самым известным композитором киноиндустрии Америки, конечно, удивляет и ошарашивает, но к чему клонит Граховский такими откровениями ума приложить не могу. Видимо, заметив мое задумчивое напряжение на лице, Аристарх Григорьевич решает еще раз одарить меня вопросом в лоб:
– Познакомиться хочешь? Точнее, не так. Хочешь пройти прослушивание в его новое шоу?
У меня перехватывает дыхание. Мне требуется пара мгновений, чтобы немного растрясти в своей голове услышанное. Эти секунды я глупо смотрю на улыбающегося Граховского. И даже не знаю чему удивляться сильнее: его улыбке или предложению.
– Ну… Я… А это вообще возможно? – Это все, что я могу произнести в ответ, нервно сжимая и разжимая пальцы, лежащие на своих коленях.
На что Аристарх Григорьевич расслабленно ведет плечами:
– Все зависит от твоего желания и стремления, Альвина. Гоша прилетает через пару неделю сюда, к семье. И на это время как раз выпадет наш концерт. Не думаю, что он откажется заглянуть ко мне. Уж я-то на его шоу в России бываю, как по расписанию, – Граховский неожиданно подается чуть вперед, а мне сразу хочется вжаться в спинку кресла. Слишком уж серьезным и холодным становится его взгляд, от которого я тут же тревожно сглатываю. – Но имей в виду, что, возможно, это шанс один на миллион. Твой шанс, Мальчевская. Ты подумай, готова ли пахать сейчас за инструментом, как проклятая и, возможно, не получить абсолютно ничего взамен. А, возможно, открыть дверь в будущее. Я ведь не буду просить Андерсена брать тебя к себе в команду. Я лишь просто приглашу его сюда. А дальше… – Мужчина выпрямляется и снова скрещивает перед собой руки.
Во мне кружит чертова дюжина эмоций, вопросов и… С ума сойти, я не могу поверить, что сейчас так спокойно вкладывается в мои руки шанс, за которым кто-то может охотиться всю жизнь, но так никогда и не приблизиться к этому. А мне… Вот так просто. За разговором в пустом концертном зале.
– Я…Я не знаю, – сжимаю пальцы и опускаю взгляд на носок постукивающего ботинка по паркету. – Это…Блин. – Господи, ну я же буду полной идиоткой, если откажусь! – Да! —говорю резко, поднимаю глаза на застывшего перед собой Граховского. Мне страшно произносить и даже допускать эту мысль, но я все равно уверенно добавляю. – Да! Я хочу попробовать.
В пустом зале растворяется мое эхо, а Граховский все еще молчит, сосредоточенно смотрит на меня в упор.
– Свободна! – Чеканит он ровным голосом, но уголки его губ одобрительно приподнимаются.
Я подлетаю с кресла и, даже не произнеся «До свидания», мчусь на выход, словно боясь, что Аристарх Григорьевич вот-вот кинет мне в спину, что это была шутка. Розыгрыш. Но перед самой дверью из зала, я торможу и понимаю, что не могу выйти отсюда, не высказав то, что вертится на языке. И это точно не будет давать мне покоя, пока не услышу ответ.
– Аристарх Григорьевич, – поворачиваюсь на пятках и вижу, что он по-прежнему стоит в той же самой позе у сцены, подперев спиной ее стену, – почему я?
– Твоим рукам нужна огранка, Альвина, – Граховский не медлит с ответом, а его голос рассыпается на тихое эхо в полумраке. – А здесь, – он как-то тоскливо осматривает стены зала, – тебе ее не найти. Ты талантливая девочка. И в память о твоем отце, я просто не могу закрыть глаза на этот факт.
Я ожидала услышать все, что угодно, но не это… Последняя сказанная им фраза колет в самое сердце так остро, что задерживаю дыхание.
– Вы его знали?
Аристарх Григорьевич делает несколько неторопливых шагов ко мне:
– Близкими друзьями мы не были, но, так или иначе, многие выпускники консерватории друг друга помнят. Это вы сейчас, молодежь, вся какая-то незамороченная. Раньше было все по-другому. И я знаю, что твой отец был невероятно талантливым. Лучшим из лучших. Он жил музыкой и не должен был закончить так. Мне очень жаль…
Тупая и вечно живущая во мне боль снова лезет наружу, подталкивая горячую влагу к глазам. Понимаю, что Граховский в курсе о не радужном прошлом моего отца и о том, как закончилась его жизнь. Он просто спился. Мне и больно, и стыдно одновременно.
– И мне жаль. Но так вышло, – с дрожью в голосе растерянно развожу руками, стараясь не выпускать слезы из глаз. Сколько бы времени ни прошло, но спокойно думать об этом я не могу до сих пор.
– А у тебя выйдет иначе, – Граховский уверенно улыбается и указывает острым подбородком мне на дверь. – Иди уже. Я домой хочу, Мальчевская.
Я вылетаю из концертного зала в холл навстречу к Ане зажатая в кокон таких эмоций, что туплю практически на каждый вопрос подруги, о чем мы так долго разговаривали и в какое кафе сейчас поедем. Да мне все равно.
Потому что теперь я не могу упустить возможность, которая просто даром плывет в мои руки. Я должна воспользоваться этим шансом, что бы ни случилось…
