Текст книги "Кубинец. Том II (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Соавторы: Сергей Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Пожалуй, всё, – сказал он, посмотрев на окружающих. – Карлос, готовь фотоаппарат, – скомандовал он. – Повесим его прямо здесь. Пули этот мерзавец не заслуживает.

Только сейчас Менгеле показал страх. Лицо побледнело, глаза расширились, а губы задрожали. Вся его надменность и самоуверенность мгновенно улетучились, сменившись паническим ужасом.

– Как же? – забормотал он по-немецки, но потом перешел на испанский: – Не допускайте ошибку, я так много знаю. Меня нельзя убивать. Я еще не всей информацией поделился. Если надо, судите меня!

Я смотрел на Альфонсо, который влез на стол и примерялся, как удобнее перекинуть веревку, и вдруг поймал себя на мысли, что палачи и жертвы сейчас меняются ролями. И никто из них не лучше. Мне показалось, что смерть ничего не решит, лишь создаст новый виток насилия. Разве ради этого я всё это затеял?

Но потом вспомнил свою гибель в газовой камере, синеющее лицо Йоси, мою клятву, и сомнения ушли. Мало ли что мне кажется. Я должен выполнить своё обещание.

Соня, которая всё это время молчала, шагнула вперёд.

– Я сама повешу его, – сказала она.

Похоже, сейчас осуществится главная цель ее жизни. Соня так это произнесла, что сразу стало понятно: она ждала этого момента уже не один год.

– Нет-нет-нет! – Менгеле сорвался в истерику, и Гарсия сначала легонько стукнул его в солнечное сплетение, а потом ловко сунул кляп в рот.

– Нет, – сказал я, и мой голос прозвучал увереннее, чем я ожидал. – Я должен сделать это сам, так как именно я придумал эту миссию.

Фунес чуть улыбнулся, глядя на нас.

– Хорошо, – сказал он. – Не надо спорить. Разыграем в орлянку, кто наденет петлю, а кто выбьет стул из-под ног. Справедливо?

Сначала Соня, а за ней и я, кивнули.

Он достал из кармана монету, подбросил её вверх. Она блеснула в тусклом свете и упала ему на ладонь. Фунес посмотрел на меня и на Соню.

– Решка, – показал он результат. – Тебе достаётся право надеть петлю, Луис.

Я кивнул. Моё сердце колотилось, как сумасшедшее. Это моя месть. И она, наконец, свершится.

Я посмотрел на Менгеле. Тот мычал, выпучив глаза. «Наверное, давление высокое», – подумал я, глядя на лопнувшие один за другим сосудики возле роговицы.

Альфонсо со второго раза перекинул веревку через балку, и ловко завязал петлю. Подергал, пробуя на прочность, а затем протянул её мне. Гарсия тем временем тащил Менгеле к стулу. Нацист уже не сопротивлялся, лишь покорно шагал.

Я взял петлю. Грубая верёвка обожгла ладонь. Подошёл к Менгеле. Взгляд эсэсовца был прикован к моим глазам. Он не отводил его, словно пытаясь прочесть в них что-то.

– У меня готово, – сказал Карлос, поднимая фотоаппарат.

Я надел Менгеле петлю на шею. Он дернул головой, будто пытаясь избавиться от нее. И в этот момент, наклонившись, я тихо прошептал ему на ухо по-немецки:

– Мой номер в Аушвице – восемьдесят три пятьсот семнадцать.

– Отходи уже, – нетерпеливо прошипела Соня.

Стоило мне шагнуть в сторону, как Гарсия, обняв Менгеле, приподнял его и поставил на стул.

Соня не стала ждать, быстро подошла и ударила ботинком по ножке.

Глава 15

Тело Менгеле еще долго качалось маятником в петле, совершая медленные, жутковатые колебания под потолком, освещенным ярким светом лампы. Каждый разворот отбрасывал по стенам нелепые цветочные тени, как будто орнамент сам превратился в часть кошмара. Я смотрел на это, оцепенев, ощущая привкус железа на языке и холод в висках.

Карлос поднял фотоаппарат. Вспышка ослепила меня. Он запечатлевал момент, чтобы история, пусть даже и через годы, смогла увидеть такой финал. В этот миг Фунес, прежде стоявший в сторонке, словно наблюдатель, вдруг оживился. Его голос прозвучал резко, обрывая затянувшуюся тишину.

– Быстро подгоняйте машину, грузим архив и уезжаем! – скомандовал он, его слова заставили меня очнуться от оцепенения.

Альфонсо, кивнув, молча вышел из дома. Хлопнула входная дверь, а затем шаги, удаляющиеся в темноту. Моё внимание, однако, осталось приковано к распоряжению Фунеса. Я не мог понять, что он имеет в виду. Какой еще архив? Я помнил слова Менгеле о его бумагах, о «научных изысканиях», о «тайных маршрутах», но в тот момент это казалось чем-то второстепенным, утонувшим в общей массе ужасающих признаний. Точно, папку показывал кто-то. Я думал, что допрос Менгеле и сама казнь – вот основная часть нашей миссии, её кульминация. И мне даже в голову не приходило, что кто-то вообще мог подумать об этих проклятых бумагах. Промелькнула мысль, что эта операция изначально казалась мне слишком простой. Найти, схватить, допросить, казнить. Но каждая новая ступенька этой лестницы оказывалась куда более сложной и запутанной, чем предыдущая. И теперь ещё и архив.

– Луис, Гарсия! – голос Фунеса снова вырвал меня из размышлений. – Что застыли? Время не ждёт!

Я оглянулся. Гарсия уже шёл куда-то уверенным шагом. Я последовал за ним, пытаясь понять, что происходит. Как можно вывезти архив, если он ещё не собран? Я представлял себе стопки бумаг, разбросанных повсюду, хаотично, как и мысли в моей голове. Мне казалось, что на это уйдут часы.

Но когда я вошёл в кабинет Менгеле, то увидел, что все мои опасения напрасны. Я не заметил, как это произошло. То ли Карлос успел сделать основную работу, пока мы возились с Менгеле, то ли кто-то ещё. Все ужасающие свидетельства «научных изысканий» и «административной деятельности» доктора Менгеле, уже уложили в пять больших наволочек, белых, с кружевом по краю. Будто кто-то аккуратно упаковал чужие кошмары в постельное бельё.

Гарсия, не раздумывая, схватил две наволочки, перекинул их через плечо и, кряхтя, направился к выходу. Я последовал его примеру, взяв две другие. Вес оказался неожиданным. Импровизированные мешки оказались тяжелыми, объёмными, и я сразу понял, что не дотащу их до машины. Переоценил я свои силы.

– Чёрт! – прошипел я, чувствуя, как одна из наволочек выскальзывает из рук. Я бросил её в прихожей, едва удержав вторую. Вернусь, отнесу в следующую ходку. Вряд ли лишняя минута что-то решит.

И тут появилась Соня. Я даже не заметил, как она оказалась рядом. Выскользнула откуда-то сбоку. Без малейшего колебания она подняла наволочку, которую я только что бросил, и, перекинув её через плечо, направилась к выходу. Я вспомнил, как учинил истерику в нашу первую встречу. Как же я заблуждался! Ни разу за время путешествия израильтянка не потребовала к себе «особого отношения» из-за своего пола.

Я бросил свою наволочку возле машины, развернулся и пошел к дому. Где-то там ждет меня еще одна порция бумаг. Но последний мешок принёс Фунес. Мы загрузили архив Менгеле в наш «форда», утрамбовывая каждый мешок, потому что они туда не влезали. Багажник оказался забит до отказа, словно мы перевозили не бумаги, а устроили небольшой переезд.

Затем мы влезли внутрь. Шесть человек в одной машине. Теснота, духота. Такое впечатление, что сидящие на заднем сиденье немного разъелись.

Фунес резко тронул с места, и мы поехали в сторону Барилоче. Луна ушла за тучи, дорога стала узким тоннелем, который выхватывали только фары.

Ехали мы быстро, оставив за собой Лас Викториас. Я смотрел в окно, пытаясь понять, что чувствую. Менгеле мёртв. Его нет. Но та клятва, которую я дал в газовой камере, казалось, ещё не до конца исполнилась. Я ждал чего-то большего, какого-то внутреннего света, очищения, но ничего подобного не чувствовал.

Мы уже ехали по Барилоче, когда мотор вдруг заглох. Машина, дёрнувшись пару раз, замерла посреди дороги. Чёрт. Этого нам только не хватало.

– Что случилось? – пробормотал Гарсия.

Фунес цветисто выругался, ударив кулаком по рулю, а потом добавил:

– Приехали.

Мы вышли из машины на дорогу. С озера повеяло прохладой. Даже немного зябко стало.

– Кто пойдёт в город? – спросил Фунес. – Надо найти такси или буксир. Бросать машину нельзя.

– Сейчас пойду, – вызвался я. – Тут недалеко.

Я отошёл от машины, двигаясь быстрым шагом, пытаясь как можно скорее добраться до города. Заодно и согреюсь. Но не успел я отойти и пары сотен метров, как вдали показались приближающиеся фары. Я остановился, прищуриваясь, пытаясь понять, что это. Машина быстро подъезжала, и наконец поравнялась со мной. Трудно не угадать, кто едет в темно-синем «форде» с белой полосой и гербом Аргентины на передней дверце. Конечно, только полиции нам и не хватало. Моё сердце заколотилось, словно сумасшедшее.

Возле меня охранники порядка не затормозили, а поехали вперед, к нашему «форду», возле которого Альфонсо активно махал рукой, призывая остановиться. Полицейская машина подъехала ближе, освещая всё вокруг яркими фарами. Из неё вышли двое полицейских в тёмной форме.

Пока они выбирались, я припустил по дороге к нашим. Мне оставалось метров двадцать, не больше, когда они начали выяснять, что случилось.

– Чем вы занимаетесь здесь среди ночи, сеньоры? – спросил один из них.

Фунес шагнул вперёд. Ему бы в покер играть: лицо каменное, без единой нотки беспокойства.

– Ездили в горы, сеньор, – объяснил он. – Хотели посмотреть на звёзды. Красота здесь невероятная, но на обратной дороге немного заблудились. А потом машина заглохла. Вот, ждём буксир. Или попутку.

Я стоял, затаив дыхание, чувствуя, как внутри меня всё сжимается. Мой взгляд скользнул по багажнику «форда», где лежали наволочки с архивом Менгеле. В кармане пиджака я ощущал тяжесть своего пистолета. В свежем ночном воздухе запах проблемы стоял почти осязаемо.

Но Фунес, казалось, ничего не боялся. Он достал из кармана двадцать песо и протянул их полицейскому. Тот на мгновение замер, затем, взглянув на деньги, слегка смягчился. Его лицо, до этого суровое, вдруг приобрело почти дружелюбное выражение.

– Что ж, синьор, – сказал он, принимая подношение, – такое случается. Я понимаю. Думаю, мы довезём вас до города. По пути сможем выяснить, где можно починить ваш автомобиль.

Я облегчённо выдохнул. Фунес снова оказался на высоте. Он умело избежал опасности, используя то, что всегда работало в этой стране – деньги.

Полицейские прицепили трос к нашему «форду», и мы медленно двинулись в сторону пансионата. Их машина ехала впереди, освещая нам путь, а мы, в своём заглохшем «форде», следовали за ними, словно призраки. Наконец, мы добрались до пансионата. Полицейские отцепили трос, попрощались, пожелав нам удачи, и уехали.

* * *

Фунес тут же разбудил Франциско.

– Срочно свяжись с центром, – велел он. – Доложи о казни Менгеле. И узнай, что делать с архивом. Его надо оставить в каком-нибудь тайнике. Таскать за собой такое слишком хлопотно.

Франциско, сонно моргая, кивнул. Впрочем, он тут же окончательно проснулся. Быстро схватил карандаш, открыл блокнот, и написал туда несколько строчек. Потом показал Фунесу. Тот прочитал, и кивнул. Франциско, так и не спрятав блокнот в карман, сразу ушел в свою комнату. А мы, не теряя времени, начали перетаскивать бумаги в дом. Каждая наволочка, набитая чудовищными свидетельствами, казалась ещё тяжелее, чем раньше. Мы аккуратно сложили их у Сони, просто потому что в ее комнате места больше.

– Луис, Гарсия, Альфонсо, – продолжил раздавать распоряжения Фунес– Идём к машине. Надо тщательно убрать в багажнике, чтобы ни одного следа не осталось.

Мы молча направились к «форду». Никто не искал волоски, ниточки, и прочее, о чем пишут в детективных романах. Взяли тряпки, воду, мыло, и отдраили всё. Кто ж его знает, это пятно от пролитого машинного масла, или кровь впиталась в грязь? Чтобы вопросов не возникало, лучше помыть. Каждый из нас понимал, что малейшая ошибка может привести к катастрофе.

Мы вернулись в гостиную, когда закончили работу. Франциско за это время не только отправил запрос, но и получил ответ.

– Наша миссия не завершилась, – объявил Фунес. – Нам надо ехать в Ункильо, искать этого Прибке. А сейчас всем следует немного отдохнуть.

Я пошёл к себе в комнату, лёг на кровать. Но уснуть не смог. Слова Фунеса о незавершённой миссии, о Прибке, о новой дороге – всё это смешалось в моей голове с образом Менгеле. Он мёртв. Но я не верил, что моё обещание выполнено, и он получил своё. Не чувствовал я какого-то внутреннего удовлетворения, хоть и ждал его.

Когда я наконец заснул, то увидел сон. Менгеле шёл вдоль строя узников, спокойный, почти безучастный. Он приближался, его глаза скользили по лицам, выискивая себе новую жертву. И вдруг он остановился. Прямо передо мной.

– Воды принеси, – приказал он низким, хриплым голосом. – Быстро!

Глаза у Менгеле при этом стали такими же испуганно-удивленными, как в тот момент, когда я сказал свой лагерный номер. И тут эсэсовец закричал:

– Спустите на него собак!

Я проснулся. Резко. Сердце колотилось в груди, словно сумасшедшее. Дыхание перехватило. Я лежал, пытаясь понять, где я, что происходит. Темнота. Тишина. Лишь мерное сопение Карлоса, спящего на соседней кровати. Я осторожно встал, чтобы не разбудить его, и вышел в гостиную.

Там сидела Соня. Она пила чай, держа чашку обеими руками, и смотрела куда-то вдаль, в тусклое окно, за которым ещё царила темнота.

– Что, тоже не получилось уснуть? – спросила она слегка хрипловатым голосом.

Я сел напротив неё, подвинув к себе заварник и кружку.

– Да. Скажи, а что ты сейчас чувствуешь? Есть удовлетворение?

Она отпила глоток, поставила чашку на стол.

– Нет. Только пустота.

* * *

Утром Фунес отправил меня за механиком. Наш «форд» всё ещё стоял у пансионата, напоминая о ночном происшествии. Затем он добавил:

– И на почту сходи. Купи непромокаемую бумагу, жёсткие коробки и мешки. Архив отошлем в Буэнос-Айрес. Это надёжнее, чем тащить его с собой.

Я кивнул. Как просто: упаковка, отправка. Всё это казалось таким обыденным и мирным, совершенно не сочетающимся с тем, что мы собрались послать в Буэнос-Айрес.

Когда я вернулся, заметил, как в пансионат идет полицейский. Поговорил с хозяином во дворе, и направился к входу в наши комнаты. Открывая дверь, увидел его стоящим в гостиной, напротив Фунеса.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – командир показал ему на стул. – Чем могу помочь?

Полицейский сел, положил на стол фуражку, и достал блокнот.

– Сеньор, – спросил он официальным голосом, – известно ли вам что-то об исчезновении местной жительницы? Это случилось накануне вечером. Машину, взятую вами напрокат у братьев Альвиар, видели незадолго до происшествия.

Моё сердце ёкнуло. Бергер. Неужели её уже нашли? Или её родственники подняли тревогу?

Фунес, однако, оставался невозмутимым.

– Где это случилось, сеньор? – спросил он спокойным деловым тоном. – Мы здесь не так давно, можем и не знать.

– Недалеко от набережной, возле кафе «Пез алегре», – ответил полицейский.

– «Весёлая рыба», значит, – переспросил Фунес, и на его лице промелькнула лёгкая, почти незаметная улыбка. – Точно, мы там стояли вечером, ждали нашего спутника. Запланировали поездку в горы, посмотреть на звезды. Да вот же он! Луис, – обратился он ко мне, – здесь сеньор полицейский спрашивает, не видели ли мы чего вчера вечером? Женщина пропала.

– Нет, сеньор, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более искренне. – Ничего не заметил. Я немного опоздал к месту встречи, спешил, и по сторонам не смотрел. Жаль, не могу вам помочь.

Полицейский кивнул. Его взгляд на мгновение задержался на моём лице, словно он пытался прочесть в моих глазах правду, но затем он лишь пожал плечами.

– Спасибо, сеньоры. Если что-то вспомните, сообщите.

Он поднялся, надел фуражку, поправил козырек, спрятал в карман блокнот, в который так ничего и не записал, и ушел.

– Срочно отправляем бумаги, – скомандовал Фунес, едва за полицейским закрылась дверь. – Здесь наши дела закончены. Рано утром автобус!

Я невольно вздрогнул. Так быстро? Но Фунес был прав. Чем дольше мы здесь остаёмся, тем больше шансов, что кто-то что-то заметит, о чем-то догадается.

– А как же труп Менгеле? – спросил я. – Его же найдут.

Фунес лишь махнул рукой.

– Не беспокойся, Луис. Журналистам сообщат, когда нас уже не будет в Барилоче. А пока пусть повисит.

Следующие несколько часов мы были заняты упаковкой архива. Разложили их по коробкам, обернули непромокаемой бумагой, заклеили скотчем. Каждый из нас работал сосредоточенно, понимая важность момента. Франциско фотографировал листы из нескольких папок. Он делал это быстро, переворачивая страницы так, что их не приходилось выравнивать. Но потом у него закончилась пленка.

– Чёрт, – прошептал он. – Думал же, что надо взять побольше. Здесь нет подходящей, я смотрел в лавке. Говорят, могут привезти только через неделю.

Фунес лишь пожал плечами.

– Что есть, то есть. Достаточно уже отснятого.

Казалось, он ни о чём не переживает.

Затем мы отправились на почту. Снова грузили мешки в багажник отремонтированного «форда». Небольшое здание, с вывеской «Correo Argentino» над входом, встретило нас пустотой и тишиной. Даже мухи не жужжали. Мы с Карлосом и Альфонсо затащили мешки и поставили их перед стойкой.

– Что там у вас? – спросил почтовый служащий.

Карлос посмотрел на него внимательно, достал из кармана платок, вытер лоб, подняв шляпу повыше, и только после этого сказал:

– В этих мешках – бухгалтерская отчётность, сеньор. Очень важные бумаги, надо отправить как можно скорее.

Почтовый работник, пожилой мужчина с седыми усами, равнодушно кивнул.

– Давайте сюда вашу отчетность.

Мы с Альфонсо побросали мешки за стойку, где их тут же взвесили и опечатали.

– По какому тарифу отправлять будете?

– По самому срочному, – ответил Карлос.

– Хочу предупредить вас, сеньор, что посылка с таким весом будет стоить… пятьдесят шесть песо, – выдал почтовик, поискав результат в таблице на стене.

– Что поделаешь, – Карлос вздохнул так тяжело, будто ему приходится платить свои кровные. – Квитанцию, пожалуйста, передайте. Когда посылка дойдёт до Байреса?

– Через два дня ваш адресат получит всё в целости и сохранности. Почта Аргентины гарантирует доставку! – с гордостью добавил почтальон.

Мы вернулись в пансионат, чтобы собрать свои вещи. Здесь, в Барилоче, всё было кончено. Один этап нашей миссии завершён. И теперь нас ждал Ункильо, Прибке, и новые, неизвестные испытания.

Ранним утром на автостанции вся команда грузилась в автобус до Неукена. Солнце ещё только поднималось над горами, окрашивая небо в нежно-розовые тона. Свежий ветерок с запахом сосен и влажной земли обдувал моё лицо. Я смотрел на Барилоче, на горы, на озеро, и чувствовал, как внутри меня что-то сжимается. Ещё одна глава моей жизни закончилась.

Я сел у окна, Карлос рядом. Автобус медленно тронулся с места. Я оглянулся. Здесь мы оставили мёртвых Менгеле и Бергер. И уехали, словно призраки, растворившись в пыльном следе на дороге.

Я закрыл глаза и вспомнил слова старовера: «Злоба человека высушит. Не дай ей войти, брат». Я крепко сжал кулаки. Моя месть, моя жажда справедливости – всё это не должно меня поглотить. Я должен остаться человеком.

Что ж, Прибке. Менгеле сказал, ты живёшь в Ункильо. Мы идём за тобой. И я не остановлюсь, пока не выполню своё обещание.

Глава 16

Дорога до Неукена заняла весь день, и тянулась перед нами серой, пыльной лентой, которая, казалось, не имела ни начала, ни конца. Я привалился к холодному стеклу, и пытался найти хоть какое-то подобие комфорта, но каждый новый километр приносил лишь ещё большую усталость. Шея ныла так, что я перестал чувствовать правое ухо. Автобус нам достался древний, изготовленный в те доисторические времена, когда никто еще не додумался устанавливать рессоры. Его трясло на каменистой грунтовке так, словно он пытался скинуть с себя пассажиров, подобно норовистому коню. Он всё время петлял, поднимаясь по склонам и спускаясь в низины, и каждый поворот сопровождался резким креном, от которого желудок подступал к горлу.

Я почти не смотрел в окно, ибо от мельтешения деревьев и кустарников перед глазами только рябило. Будь это похоже на ту самую пыльную дорогу от Баия-Бланки до Барилоче, которую, как сейчас выяснилось, мы преодолевали с относительным комфортом, я бы, наверное, смирился. Но даже отдаленно похожего на ту славную поездку я не наблюдал. Тогда, несмотря на тряску и скудность пейзажа, в самом путешествии чувствовалась какая-то размеренность, почти незыблемость. Сейчас же каждый толчок и очередная выбоина отдавались неприятностями.

Короткие остановки в маленьких городках с названиями такой длины, что в конце уже и не помнишь, как начиналось, вроде Вилла-Ла-Ангостура или Сан-Мартин-де-лос-Андес, казались не просто отдыхом, а настоящим избавлением от пыток. Люди выскакивали из автобуса, словно узники из темницы, спеша размять затёкшие ноги, подышать свежим воздухом, хоть на мгновение забыть о тряске. Я тоже жадно наполнял лёгкие прохладой, смешанной с запахом дизельного топлива и степных трав, и смотрел на эти сонные поселения, где, казалось, время остановилось. А уж горы, виднеющиеся слева по ходу движения, точно застыли.

Вечером, когда мы наконец выгрузились в Неукене, мой взгляд скользнул по вокзальным часам – они показывали почти шесть. Сколько же мы проехали? Больше тысячи километров, не меньше. Так мне показалось. Поэтому, когда Карлос сообщил, что за весь день мы преодолели всего четыреста километров, я невольно вздрогнул. Четыреста километров за двенадцать часов. Скорость телеги.

Неукен оказался поселением, которое «точно соответствовало» своему названию, в переводе означающее «бурный». Город встретил нас холодным, пронизывающим западным ветром. Приземистые серые здания, будто вылепленные из той же пыли, что покрывала улицы. Здесь, кажется, располагалась лишь автостанция, несколько складов, пара-тройка гостиниц, предназначенных для дальнобойщиков и заезжих торговцев, да две невзрачные церкви, чьи колокольни терялись на фоне блёклого неба. Всё это дышало унынием и временностью.

Стоило нам выгрузиться, Фунес скомандовал:

– Ждите здесь, я скоро вернусь. Луис, со мной.

Он направился к зданию автостанции, а я, не задавая вопросов, пошёл следом. Внутри оказалось так же уныло, как и снаружи – тусклый свет, запах дешёвого табака и сырости, несколько пассажиров, дремавших на деревянных лавках. И не намного теплее, чем на улице. У окошка кассы стояла женщина, нервно перебиравшая монетки в руке. Фунес подошёл к ней, ожидая своей очереди.

– Сеньора, скажите, когда ближайший рейс до Кордовы? – спросил он, как только предыдущая пассажирка закончила свой разговор.

Кассирша, пожилая женщина с усталым лицом, подняла на нас глаза.

– До Кордовы? – переспросила она, и в её голосе прозвучало лёгкое удивление. – А вы, сеньор, наверное, издалека. Прямых рейсов нет – слишком большое расстояние. Вы поедете сначала до Санта-Росы, отправление завтра в шесть двадцать пять, а потом уже оттуда – до Кордовы. Оформлять билеты на утро?

– Да, семь штук, будьте добры. Сколько с меня? – спросил Фунес.

– Восемьдесят четыре песо, сеньор.

– Пожалуйста, – подал он деньги в окошко.

– Повезло вам, – заметила кассирша. – Остался один билет всего. Счастливой дороги, сеньор.

Мы отошли от кассы, и Фунес начал смотреть по сторонам, явно кого-то выискивая.

– Но ведь нам не в Кордову, а в Ункильо, – заметил я.

– Это почти через дорогу, час на пригородном поезде, – буркнул аргентинец. – Иди к остальным, Луис. Я скоро подойду.

Я кивнул и направился к выходу, чувствуя лёгкое недоумение. И зачем он меня собой взял? И что высматривал? Хотя, кажется, он нашел кого искал – слишком уж целенаправленно двинулся к багажному отделению. Что он задумал? Ладно, дело не моё.

Мои спутники сидели на лавках в небольшом, плохо освещённом холле, пытаясь согреться. Для этого они напялили на себя теплые куртки. Одна Соня не страдала от холода, и читала какую-то книгу, Гарсия и Альфонсо тихо переговаривались, Карлос и Франциско просто дремали, прислонившись друг к другу. Я подошёл к ним, опустился на свободное место. Хорошо бы перекусить – желудок уже протестующе урчал. Последний перекус случился часа три назад, да и то, лепешка из привокзальной лавки уже давно рассосалась.

– Ну что? – спросил Альфонсо.

– Утром, в половине седьмого, Санта-Роса, – сообщил я новости.

Возмущаться никто не стал. И я присоединился к молчаливому ожиданию.

Минут через десять Фунес вернулся. Он шёл не один. Рядом с ним шагал невзрачный мужчина лет сорока, с залысинами и тонкими чертами лица, в поношенном сером костюме. Совершенно неприметный человек. Типичный сельский учитель или мелкий чиновник. Он шёл, чуть сгорбившись, придерживая правой рукой потёртый кожаный портфель, и даже смотрел как-то испуганно, но только на первый взгляд. Стоило глянуть на него поближе, и то, что сначала принималось зашуганностью, уже выглядело как внимательность.

Я посмотрел на Фунеса, пытаясь найти ответы в его лице, но как обычно, там не отражалось ни одной эмоции. Он прошёл мимо нас, не сказав ни слова, и его спутник, бросив на нас быстрый, оценивающий взгляд, последовал за ним. Они направились к выходу, а затем свернули в сторону небольшой гостиницы, примыкавшей к автостанции. Я увидел, как они зашли в неё, и дверь захлопнулась за ними.

– Кто это? – тихо спросила Соня, опустив книгу.

Я лишь пожал плечами.

– Не знаю. Я его тоже впервые вижу. Фунес ничего не сказал.

Мы сидели ещё некоторое время, ожидая дальнейших распоряжений. Полчаса, может, и больше, тянулись бесконечно. Наконец, дверь гостиницы снова открылась, и из неё вышел Фунес. Он подошёл к нам, теперь лицо выражало торжествующее удовлетворение.

– Переночуем здесь. Номера уже готовят. Но сначала – за мной, – сказал он, и его голос прозвучал так, словно он объявлял о премьере грандиозного спектакля. – Новости.

Мы встали и последовали за ним. Когда мы вошли в гостиницу, то едва не столкнулись с тем самым неприметным человеком: он выходил на улицу, держа под мышкой старый портфель. Если бы я не видел его совсем недавно вместе с Фунесом, я бы ни за что не поверил, что они знакомы. Он лишь бросил на нас безразличный взгляд и сделал небольшой шаг в сторону, позволяя нам пройти.

Номер оказался небольшим, с двумя кроватями, застеленными белыми простынями. На полу лежал старый, потрёпанный ковёр, а на стенах висели невзрачные картины с изображением горных пейзажей. Один угол занимал небольшой столик, на котором лежала какая-то газета и стоял стакан с недопитой водой. Садиться на кровать никто не стал, и мы столпились у двери.

Фунес встал посередине комнаты, оглядев нас всех.

– Материалы о Менгеле я только что передал, – объявил он. – Завтра всё будет в вечерних газетах. Мир узнает о казни этой твари.

Все начали негромко переговариваться, выражая своё удовлетворение. Фунес кивнул.

– Всё. Теперь можете идти отдыхать. Завтра рано утром выезд. Карлос и Луис – номер двенадцать, Альфонсо, Гарсия и Франциско – номер тринадцать, Соня – пятнадцать. Ключи возьмите, – полез он в карман.

Мы начали выходить из номера, но Фунес остановил меня.

– Луис, – сказал он тихо. – Задержись.

Я остался. Остальные вышли, и дверь за нами закрылась. В комнате повисла тишина. Фунес подошёл к столу, вытащил из-под газеты конверт и протянул мне.

– Это тебе. Держи.

Я перевернул его, чтобы посмотреть, от кого это, но поверхность оказалась почти пустой, только в строке адреса кто-то аккуратно подписал: «Луису Пересу». Впрочем, кого я обманываю. Почерк очень знакомый! Я видел десятки, может, даже сотни всяких накладных, заполненных рукой Люсии. Моё сердце ёкнуло.

– Но как? – вырвалось у меня.

Фунес усмехнулся.

– Руководство отправило из Буэнос-Айреса в Неукен курьера на машине, вот он и захватил с собой весточку.

Я взял письмо, чувствуя, как его тепло проникает сквозь бумагу. Я поднял глаза на Фунеса, пытаясь выразить свою благодарность, но слова застряли в горле. Он лишь махнул рукой.

– Иди, Луис. В шесть утра выходим, не забудь.

Я попрощался, и пошёл в двенадцатый номер. Мне хотелось уединения, чтобы никто не мешал прочитать письмо, но Карлос уже лег на кровать, хотя и на раздевался.

– Наконец-то, Пойдем, поедим, здесь рядом закусочная.

– Спасибо, ты иди, буду чуть позже, – и я сел у стола, разрывая конверт.

– Ого. Это Фунес тебе передал?

– Да, из дома прислали.

– Ну ты везунчик, Луис. Обычно группа на задании никакой связи с родными не имеет, пока не вернутся. Кто-то там сильно тебя любит.

– Так я же вроде адъютант Пиньейро.

– Ох, Луис, как говорят в пословице: «Del amo, ni el enojo ni el favor» – от господина не жди ни гнева, ни милости. Кто знает, что им там наверху в голову взбредет.

– Умеешь ты настроение поднять. Я не напрашивался.

– Понимаю. Ладно, я ужинать. Ты придешь?

– Если не трудно, возьми мне деревенский суп и асадо. Пять минут, я подойду.

Ну вот, теперь можно и почитать.

Люсия писала, что у неё всё хорошо, что она очень скучает по мне. Эти слова, такие простые и искренние, вызвали во мне волну тепла. Она рассказывала о своих днях, о том, как ухаживает за домом, и как ей тяжело без меня. Живот еще не виден, но это дело времени, не успеешь повернуться – и пожалуйста, надуло выше носа.

Что-то в глазах защипало. Не ожидал от себя такой сентиментальности.

– … Барба Роха приезжал, – читаю дальше, и тут же вспоминаю его обещание. – Привёз продукты и вещи, обещал поселить ко мне женщину для помощи по хозяйству. Но я отказалась, – писала Люсия. – Я не калека, у меня есть руки, сама справлюсь. Если понадобится, могу написать матери, чтобы приехала.

В конце письма Люсия писала, что ждёт и любит. Эти слова, такие простые, стали для меня лучшим утешением. Я сложил письмо, прижал его к груди, и закрыл глаза. Наконец-то сквозь всю эту тьму, я увидел свет.

* * *

На следующий день группа отправилась в Санта-Росу. Автобус оказался не таким старым, как тот, что вёз нас до Неукена, и дорога, по которой мы ехали, выглядела получше. Трясло меньше, и я смог почти всё время дремать, наслаждаясь тишиной и мерным покачиванием. Сны были лёгкими, почти невесомыми, без кошмаров и образов прошлого. Я просыпался лишь иногда, чтобы посмотреть в окно на проносящиеся мимо пейзажи, но затем снова проваливался в сон. В промежутках мы ели пирожки эмпанадас, которых накупили накануне в закусочной, и запивали это дело содовой из бутылок. Так можно ехать долго, если не голоден и не трясёт.

Впрочем, в Санта-Росе из автобуса я вышел с удовольствием. Хорошего понемножку. К тому же завтра вечером мы приедем в Кордову. Хотелось бы поскорее закончить с этим Прибке. Пусть выдаёт своё золото, может, после этого нас отзовут? Хотя, если подумать, шахта в Тюрингии, или где там сказал Менгеле? Что с того кубинскому правительству? Обратятся к немцам, мол, давайте нам процент за местоположение клада? Потому что я с трудом представляю, как можно вывезти из чужой страны вагоны добра незаметно. Хотя… Германии сейчас две. Одна ведёт шашни с американцами, другая – с Советским Союзом. А на чьей территории шахта? Ладно, пусть об этом думают в высоких кабинетах. А мне побоку вагоны золота, я бы предпочёл уже отправиться домой.