Текст книги "Опасный преступник (СИ)"
Автор книги: Алексей Зубков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Кто-то из вас пробил бак, а ты выстрелил под машину и поджег бензин. Машина рабочая. Будете отвечать.
– Не будем. Путевой лист есть на поездку сюда? Взял государственную машину с преступным умыслом? Это кража в особо крупном. Хранение нелегального армейского оружия, браконьерство, покушение на убийство. Кстати, покушение на убийство члена Внутренней Партии, – Уинстон кивнул на Мерфи, – Члена Внешней Партии и ответственного сотрудника Министерства Изобилия при исполнении. Группой лиц по предварительному сговору. Вы на расстрел наработали.
Юридической терминологии Уинстон нахватался в тюрьме, хотя отчасти он с ней сталкивался и по старой работе.
– Складно базаришь, – ответил «свитер», – И зубы у тебя интересные.
– Да не слушай его, – возмутился лучник, – Ничего они нам не сделают.
– Этот – законник из Министерства Любви, – браконьер ткнул пальцем в Уинстона, – Не охотник и не военный, а стреляет с открытых как с оптики. Зубы у него бледные, как у Ваших друзей-умников. И в законах шарит. А у этого гражданский маузер-прямоход с телескопом, такой ни трофеем не возьмешь и даже за деньги не купишь, – «свитер» кивнул на Мерфи.
– Да вы знаете, кто я такой? – лучник перевел взгляд с Мерфи на Уинстона.
– Судя по выговору, потомок моряков из восточного Лондона, – сказал Уинстон.
Лучник скривился. Выскочки терпеть не могут, когда им напоминают про неблагородное происхождение.
– Я говорю, он ищейка, чтоб его разорвало! – взвился «свитер».
– Какого черта вы тут делаете? – спросил лучник, – Вы же оба никакие не инженеры и не авиаторы.
– Охотимся, где хотим и на кого хотим, – ответил Мерфи, – Например, на того, кого давно пора взять за задницу с поличным. Под кем ходишь, кого знаешь? Отойдем-ка.
Мерфи аккуратно взял под руку лучника. Тот недовольно дернулся, но руку не освободил.
Уинстон и Питер остались с двумя местными.
– Как ты, пап? – спросил младший.
– Я-то нормально. Куртка в угольки, штаны выкинуть. Нарвались мы с этим черным как хитрая жопа на хрен с винтом.
– В прошлый раз…
– Молчи, дурак! Если по понятиям разрулят, считай, повезло. Пойдут по закону – нам крышка.
Браконьеры отступили на пару шагов, и Уинстон уже не мог слышать, про что они вполголоса говорили дальше.
– Питер, поясни вкратце, что происходит, – поинтересовался Уинстон. Негромко, чтобы эти не слышали.
– Разборки по понятиям, – спокойно ответил Питер.
– Каким понятиям? Он же черный, если не врет.
– Не врет. Американский лук, американский охотничий камуфляж, американские ботинки. И местные при нем слишком наглые. Сами по себе они скорее убегут, максимум в драку полезут, но стрелять по людям не станут.
– Тогда что с нами будет?
– Ничего не будет. Товарищ Мерфи тоже внутренний.
– Точно? Я ему подыграл, подумал, на понт берет.
– В списке членов клуба есть графа «партийность». Думаете, я вру?
– Извини. Но Мерфи же не чиновник. То есть, я думал, что не чиновник…
– Да бандит он. Одно другому не мешает. Все топовые авторитеты ходят с волшебными черными книжечками, которыми отмахиваются от всех законников до рядовых «умников» включительно.
– Ничего себе, – Уинстон потерял дар речи.
– А ты думал? Белая экономика, черная экономика – это две половинки одной задницы под мудрым управлением одной черной дырки. Все нити стягиваются во Внутреннюю партию.
– Ты же просто егерь.
– Ага. При мне члены клуба и их гости разговаривают как при мебели. Так что я мог бы порассказать. Но не буду.
– А если бы мы проиграли, что бы было?
– Они закинули бы тела в грузовик и прикопали где-нибудь подальше. Потом братва Мерфи скорее всего нашла бы местных и выпотрошила. Может быть, и этому лучнику какая-нибудь ответка бы прилетела, но без гарантии.
Мерфи закончил с лучником, и они вернулись к догорающей машине. Судя по выражениям лиц, у Мерфи крыша оказалась повыше.
– Вас неплохо бы для поддержания традиции повесить, – сказал он браконьерам, – Но пока не будем. До следующего раза. Уберите свой хлам и свободны.
Старший шагнул к дереву, у которого стояло оружие.
– Куда? Стволы мы конфискуем. Будем считать, что мы их просто нашли в лесу и вас не видели.
– Но…
Мерфи ударил его по лицу тыльной стороной ладони.
– Благодарности не слышу, пёс. На зону захотел?
– Спасибо, сэр, – униженно поклонился браконьер.
– А машина? – спросил младший.
– Машину ты брал, ты и должен вернуть. С тебя и спрос будет. Любой намек на нас с Марвином, – Мерфи кивнул на лучника, – Или на авиаторов – поедешь в Исландию убирать лед с отцом на пару.
– Сэр, – он перевел просящий взгляд на лучника.
– Не сэр, а товарищ, – ответил лучник, – Мне теперь из-за вас пешком идти пятнадцать километров до деревни. В этом костюме, чтобы глазели из-за каждого забора. Чтоб вас. Нашли место для охоты, два придурка!
– Так это Ваша идея была у авиаторов пошалить…
Отец отвесил сыну подзатыльник.
На этом охотники разошлись. Мерфи взял легкий лук, а Уинстон и Питер по одному браконьерскому стволу. Питер сразу же по возвращении в усадьбу отдал Уинстону дробовик, запряг лошадь и уехал за двумя добытыми до встречи с браконьерами оленями. Мерфи и Уинстон дошли до гаража и сложили все трофейное оружие в багажник «Чероки».
Очень дорогая машина, – подумал Уинстон, – Все американское очень дорогое.
Мерфи прислонился к машине и закурил «Мальборо».
– С Вашего позволения, Босс, я бы поделился одной идеей, – начал Уинстон. Сейчас или никогда.
– Позволяю, – ответил Мерфи, – Делитесь.
Мерфи и в плохом настроении не отказался бы выслушать интересную идею, а в хорошем тем более. Лишь бы не лезли с идеями, когда голова занята более важными делами.
– Я тут подумал, вдруг каким-нибудь хорошим людям нужны новые документы.
– Это не проблема. Тем более, при чем здесь Вы?
– Вдруг им нужны новые настоящие документы с легендой и с упоминанием в соответствующих архивах. Чтобы они выдержали проверку не только констебля на улице, но и, например, следователя.
– Допустим. И в чем Ваша идея?
– Я работал в Министерстве Правды. Оно занимается паспортами.
– Я знаю.
– Я там изменял историю. И в том числе, я создавал людей с биографиями. В том числе, с биографиями такого качества, на которые мог сослаться сам Большой Брат.
– Хотите сказать, Большой Брат читал ваши фальшивки?
– Несколько раз я ссылался на них от имени Большого Брата. И меня не отменили.
– Вы меня заинтересовали, – Мерфи посмотрел вдаль, – Очень заинтересовали. И что Вам нужно, чтобы сделать еще хотя бы одну подтвержденную личность?
– Доступ к пневмопочте Министерства Правды. У Вас же есть доступ к пневмопочте Министерства Изобилия.
– Хм…
– Придется подкупить кого-то важного? Игра не стоит свеч? – взволнованно спросил Уинстон.
– Механика пневмопочты, – ответил Мерфи, – Я удивляюсь, почему никто мне не предложил этого раньше. Если получится, Уинстон, вы попадете на охоту повыше уровнем.
– Благодарю. А насколько скоро мои услуги могут понадобится?
– Скоро, – Мерфи внимательно посмотрел в глаза Уинстону и оглядел его с головы до ног. Что-то в этой поспешности ему не понравилось.
– Вы держите эксклюзивный контракт Бонни? – спросил он.
– Как бы нет, но у нее никого, кроме меня, и я ее стараюсь более-менее содержать.
– Подозреваю, что Вам это не вполне по средствам.
– Пока хватает… – Уинстон понял, что «пока» его выдало.
Мерфи опустил взгляд на его охотничьи ботинки. Ботинки, сношенные еще прежним владельцем, ушитые по ноге Уинстона и изрядно походившие с ним по грязи и кустам. Кожаные, без подкладки, надетые зимой на толстый вязаный носок.
– И так постоянно, – задумчиво произнес Мерфи, – Человек поднимается из грязи. Начинает зарабатывать. Начинает жить. Сначала скромно. Потом расходы догоняют доходы. Потом обгоняют. Он поднимается на ступеньку, на две, но ему снова не хватает. Он готов сдохнуть, но не вернуться на тот уровень жизни, который недавно казался ему раем. Он начинает воровать у своих. Начинает предавать. И приходит к закономерному финалу. Когда взять с него уже нечего, а дерьма остались Авгиевы конюшни. Когда бы Вы знали, Уинстон, сколько хороших парней ушло таким путем.
Уинстон пожал плечами. Он не знал и не хотел знать. Ему денег пока хватало, а с учетом новой идеи и дальше будет хватать. Потом еще что-нибудь придумает.
– Вы удивительно вовремя подошли ко мне, – сказал Мерфи, глядя Уинстону в глаза, – Если Вы найдете в себе силы остановиться, можете рассчитывать на будущее.
– Если нужна консультация по Министерству Правды, я всегда могу помочь, – ответил Уинстон, игнорируя неожиданное нравоучение.
На следующий день Уинстон в очередной раз пришел к Бонни. Перед сном она, как обычно, положила ему голову на плечо и мурлыкнула.
– Давай ты мне ничего не будешь дарить в этом месяце. Ты на меня так много тратишь, что мне даже стыдно.
– Совсем ничего? – уточнил Уинстон, хотя внутренне обрадовался, – А цветы можно?
– Цветы можно, – скромно ответила Бонни и прижалась к нему.
Через неделю она подарила ему новые охотничьи ботинки. Американские Danner с подкладкой из мембранного материала. Очень дорогие. Уинстон как раз недавно дарил ей такие же, но покупку сразу двух пар не смог себе позволить.
7. Глава. Бусы и зеркальца.
На следующей неделе после охоты на оленей на работе пришло неожиданное повышение. «Американский» отдел. До сих пор Уинстон работал в «местной» промышленности, удовлетворявшей внутренние и военные потребности Эйрстрип Ван. Оказалось, что есть множество заводов, которые работают на американские контракты и вообще не поставляют продукцию в Эйрстрип Ван.
– Штаты просто вынесли самые низкооплачиваемые работы за свои границы, – объяснял Плезенс, – Вредные производства и производства, где много ручного труда. Нам еще повезло. У нас более квалифицированный персонал, и нам можно доверить отверточную сборку сложных механизмов и ручную пайку электроники. Для сравнения молодежь в Южной Америке может рассчитывать только поработать на сборочном конвейере. В Австралии сидят вывезенные из своих стран азиаты и шьют одежду.
– Тогда что осталось в самих Штатах?
– Высокотехнологичные производства. Схемотехника. Вычислительные машины от и до.
– Схемотехника? У нас не делают эти черные коробочки с ножками? Но речеписы…
– В речеписах из английского только корпус и патенты. В Штатах все точное машиностроение. Двигатели. Энергетика. Оборонная промышленность. Главные сборочные конвейеры, куда сходятся потоки комплектующих со всей Океании. Ни одна провинция не способна самостоятельно обеспечить себя никакой сложной техникой. Наш потолок это простейшие автомобили и фанерные самолеты с двигателями уровня середины века.
– А как же флот? Крейсера, линкоры, плавучие крепости в конце концов? Военная авиация?
– Доллары, которые Эйрстрип Ван зарабатывает, делая комплектующие для американской промышленности, янки разрешают нам вкладывать в местную оборону, чтобы мы могли эффективнее защищать американские интересы в Атлантике. В чисто военной промышленности мы пока еще можем самостоятельно создавать технику, которая способна выполнять свои задачи. Новые истребители – да. Гражданскую авиацию – нет. Крейсера – да. Пассажирские лайнеры – нет. И то мы заметно отстаем от янки. У них уже есть самолеты, которые не видны на радарах.
– Как это?
– Они особой формы, чтобы минимизировать отражение волн. Говорят, что они не блещут аэродинамическими свойствами, но электроника, которая ими управляет, способна поднять в воздух хоть статую Свободы.
Задачи по «американским» заводам остались в целом те же. Завышать потребление ресурсов и выпускать «левую» сверхплановую продукцию. Более сложной работа в этом отделе считалась потому что американские заводы курировали не только начальники из Министерства Изобилия, но и заокеанские аудиторы.
Наступил май. Не прошло и двух месяцев спокойной работы в американском отделе, как все забегали и засуетились. Бухгалтерия к апрелю сдала отчетность за прошлый год. Месяц ее читали заокеанские акционеры, или делали вид, что читали, а потом они, как обычно, прислали аудиторов, чтобы разобраться в некоторых подозрительных вопросах.
В одно прекрасное утро Плезенс попросил всех оторваться от работы.
– Друзья мои, у меня для вас два объявление. Первое попроще. На той неделе вы проявили очень мало эмоций на пятиминутке ненависти.
– Это где про Африку? – спросил Билл.
– Да. Нам сделали замечание. Неужели сложно на пять минут представить, что негры и латиносы тоже люди?
– Да несложно, – ответил другой коллега, – Мы же сериалы смотрим. Вполне себе люди. Во всяком случае, некоторые. Просто снимать надо уметь.
– Я так и думал. Это взыскание с нас снимут. Про него прошла специальная рассылка. Клип про жертвы среди местных гражданских и латиноамериканских освободителей в Африке вызвал эмоциональную оценку ниже среднего и будет переделан. Сегодня тестируют экологическую тему.
– Что?
– Покажут учебный фильм про нанесение европейскими армиями непоправимого ущерба окружающей среде в Африке.
– Это пустыне-то?
– Вот потому там и пустыня.
– Точно?
– Ученые Эйрстрип Ван установили, что до колониальной оккупации европейцами на месте пустыни Сахара существовали развитые сельскохозяйственные цивилизации, а также там жили некоторые вымершие млекопитающие.
– Надо же.
– Давайте без этого скепсиса. Вам покажут дохлых слоников, вы поплачете.
– Слоников? В пустыне?
– Соммерс, шутить шутки будете после работы, – Плезенс строго посмотрел поверх очков, – Имейте уважение к чужому труду. Думаете, киношникам легко бегать по Африке во вражеской форме и расстреливать местную фауну на камеру? Слон, чтоб Вы знали, очень крепок на рану и не всегда дает возможность второго выстрела. С армейским триста восьмым я бы на него не пошел, а с двести двадцать третьим тем более. Я уж не говорю, что Африка это далеко не только пустыня.
– Извините, сэр, – отступил Соммерс.
– Для охотников, да, Смит, к Вам обращаюсь, и для ветеранов Африки, это про Вас, Дауни, и для всех остальных, кто не слишком сентиментальный, я договорился в столовой на двадцать втором этаже. Смит, Вы, как младший по стажу, пойдете и заберете там половинки луковиц на весь отдел. Положите в носовой платок и подносите к лицу.
– Да, сэр, – кивнул Уинстон.
– С Вас еще гневная реплика.
– Какая?
– Вы же у нас охотник. Крикните, что это браконьерство, не по правилам и все такое. Как Вы относитесь к браконьерам?
– Поубивал бы, – Уинстон вспомнил перестрелку на дороге.
– Вот так верю. Отлично.
– А вторая новость? – напомнил Дауни.
– Вторую вы все ждали. На следующей неделе встречаемся с американцами, – объявил Плезенс, – Готовим обмен сувенирами.
– Готовим что? – переспросил Уинстон.
– Обмен. Американцы неплохо берут британский антиквариат для продажи у себя. Старинную военную атрибутику в хорошем состоянии. Шевроны, нашивки, награды, флаги. Прошлый век и ранее очень хорошо идет, первая-вторая мировая подешевле. Картины слишком громоздкие, но акварели и миниатюры вполне могут заинтересовать. Часы, медальоны, портсигары и все такое. Изделия из слоновой кости и фарфора. Веджвудский фарфор, если найдете, не торопитесь нести к янки, сначала покажите мне. Русские иконы по случаю войны с Евразией подорожали. Вот восточные древности я бы пока придержал.
– Почему?
– У Вас есть что-то восточное, Смит?
– Пока нет, но я пройду по блошиным рынкам.
– С Остазией мир. Поэтому восточные древности дипломаты и коммерсанты пока что могут брать на азиатских рынках, где они очевидно дешевле.
– Понятно. И на что мы меняем нашу историю?
– На бусы и зеркальца, – поморщился Плезенс, – Дорогой алкоголь и кубинские сигары, если кто собирается в ближайшее время делать подарки начальству. Американские сигареты. Женское белье, в том числе чулки и эти новомодные колготки. Безрецептурные лекарства. Бритвенные лезвия. Презервативы. Косметика.
– Как мы узнаем, что они безрецептурные?
– Американцы закупаются по спискам. Все, что они привезли и готовы обменять у первого встречного безусловно легально.
– А какой курс товара к товару? Как мы узнаем, что обмен справедливый?
– Курс такой, о каком договоритесь. Сомневаетесь – спросите меня. Если у американца нет именно того, что вам нужно, берите что есть. Потом между собой поменяемся. Напоминаю, книги в обмен не втягивать! Антикварные фолианты стоят больших денег, но на нашем с вами социальном уровне все старые книги положено сдавать, а не продавать.
– В мыслях не было.
– Если найдете старые книги, сдавайте мне, а я передам дальше. Если что, скажете, что в непонятных ситуациях положено обращаться к непосредственному руководителю.
– Им еще досуг организовывать, – вздохнул Соммерс.
– Про досуг подумайте как следует. Напоминаю, что знакомить американцев с девушками не надо. Тем более провожать их к девушке домой. Это отдельный бизнес, им занимаются серьезные люди.
– У них есть спрос на наших девушек? Я думал, там своих хватает, – удивился Уинстон.
– У них есть спрос на приличных девушек задешево. За белыми и стройными ездят в Эйрстрип Ван. За смуглыми и крупными на Кубу. За азиатками в Австралию.
После совещания наступило время для похода в столовую за луком, крокодиловых слез над трупами крокодилов и реплики «Поубивал бы», которая на самом деле для большей искренности была сказана не про немцев, а про королевскую кобру. Немцы как раз выглядели вполне симпатично, а змей Уинстон заочно недолюбливал.
Все вернулись к работе, а Уинстон на всякий случай подошел к начальнику уточнить некоторые вопросы.
– Может быть, я чего-то не понимаю, – начал он, – Но почему этот обмен вообще существует? Ведь наши боссы могут централизованно скупать в Лондоне антиквариат и обменивать крупным оптом на американские товары.
– Хороший вопрос. В данном случае речь идет не про бизнес, а про игру, – ответил Плезенс, – Американцы азартны. Они хотят заполучить меч короля Артура в обмен на помаду и жевательную резинку. Им будет неинтересно превращаться в мулов, транспортирующих товары туда-сюда по фиксированной ставке. Мы хотим, чтобы им у нас было весело и интересно. Чтобы они меньше копались в бумагах. С нашей стороны лояльным сотрудникам предоставляется возможность проявить интеллект при поиске артефактов и дипломатию при продаже. Товарный обмен некоторым образом тестовая задача для вас.
– Джон, который был тут до меня, тоже этим занимался? Или ему не доверяли работать с американцами, потому что он был слишком манерный и ходил в Sodom и в Mantis?
Плезенс нахмурился.
– Я бы не хотел, чтобы Вы шли по стопам Джона. Очень не хотел бы.
– Тогда расскажите мне, чего не надо делать, на его примере.
– Этого вы делать не будете точно.
– Чего? – не понял Уинстон.
– Вступать в романтические отношения с американцами, – недовольно произнес Плезенс, – В наше время всяческие половые излишества наказуемы до отмены включительно. И у них отчасти тоже.
– Что значит «у них отчасти тоже»? Разве во всей Океании не одинаковые законы?
– Все провинции равны, но американцы равнее других.
Теперь они оба знали, что собеседник читал эту книгу, и на нее можно ссылаться.
– Существенная разница? – спросил Уинстон.
– Янки к западу от Атлантики не отвечает за то, что делает янки к востоку от Атлантики.
Сейчас тоже явно цитата, и тоже наверняка из запрещенной книги. Непонятно, откуда именно, но можно и не переспрашивать, главное, что понятен смысл.
– Да я как-то и не думал о романтических отношениях на работе, – Уинстон вернулся к теме разговора.
– И не думайте. Не подавайте намеков, не понимайте намеков. В случае чего бегите. Но вообще это определенно не по Вашей части, – Плезенс внимательно оглядел подчиненного, – Ваш зрелый возраст, прическа в корпоративном стиле и относительно высокотехнологичные зубы вряд ли произведут на них романтическое впечатление. Кстати, как раз поэтому я поставлю Вас работать с теми аудиторами, с которыми работал Джон.
– Хорошо. Тогда Вы не подскажете, что из антиквариата их больше интересовало?
– Хм… Конкретно эти просто хотели заполучить как можно более древние предметы и обязательно с достоверной датировкой. Лучше по оружейной или охотничьей тематике. Если найдете что-нибудь позапрошлого века или раньше, считайте, что Вам повезло.
Чтобы продать что-нибудь антикварное, надо сначала купить что-нибудь антикварное, – подумал Уинстон, – А у меня денег опять нет. Где я найду такого глупого антиквара, чтобы продал артефакты позапрошлого века за мои гроши?
Если до американского отдела Уинстон тратил больше, чем зарабатывал, и компенсировал недостаток из сбережений, то на новом месте его доход увеличился, он отлично смог дотягивать до зарплаты и даже оставлять какие-то гроши на непредвиденные расходы.
Со временем он научился понимать ту часть жизни Бонни, которую она не афишировала. Вместе они не жили, и все задачи базового жизнеобеспечения она несла на своих плечах, не скидывая на плечи спонсора. При кажущейся легкости бытия, если присмотреться, жизнь женщины, которая хочет нравиться мужчине, выглядела весьма непростой.
Обязательно надо ходить на рынок. В магазинах ничего нет. Только на рынке можно купить сколько-нибудь вкусные, а не просто съедобные продукты. И надо уметь готовить. Овощи можно съесть и так, а мясо и мука в еду сами собой не превратятся.
Обязательно надо ходить к парикмахеру, на маникюр и на депиляцию. Если первые две процедуры долгие и приятные, то последняя долгая и неприятная. Про первые Уинстону было неинтересно слушать, но и незачем, ведь результат виден невооруженным глазом. Про третью он бы спросил, что это и зачем, но Бонни аккуратно уходила от ответа.
Обязательно надо ходить на гимнастику и в бассейн. Без умеренных физических нагрузок женское тело теряет форму так же, как и мужское. Гимнастика и бассейн требуют специальной одежды и снаряжения. Все должно быть модное и американского производства. Иначе будут смеяться другие леди, а к хорошим тренерам ходят жены и дочери больших начальников.
Обязательно надо хорошо одеваться. Не только для тренировок, а вообще. И в кино, и в театр, и просто на улицу, и даже дома. Дома Бонни носила пижамки, халатики и фартучки, в которых выглядела так же эротично, как и без них. Все остальные известные Уинстону женщины в Эйрстрип Ван дома носили какие-то страшные бесформенные маскхалаты летом или рейтузы с начесом зимой, а при необходимости утеплялись растянутыми свитерами, которые не годились даже для надевания под пальто.
Обязательно надо следить за модой. Прошлогодние одежки еще более-менее годятся, но позапрошлогодние это совершенно неприличный антиквариат. Модную одежду нельзя просто пойти и купить, ее надо доставать. Надо ходить к продавцам черного рынка как на работу, проверять наличие и мерить, мерить, мерить. Да, и читать модные журналы. Местное никуда не годится, английский стиль хорош только для мужчин. Американщина это плохой тон. Лучше всего Париж и Милан. Да, у нас война. Война это временно, а Шанель и Баленсиага – непреходящие ценности. Можешь считать, что это не контрабанда, а трофеи. Нет, это не заоблачные цены, я же не прошу русскую шубу. Сколько стоит шуба? Вот сколько. Это на каком языке ты сейчас выразил восхищение, на русском?
Обязательно надо следить за чистотой в доме. Нет, женщины из высшего общества не занимаются этим сами. Тем более, что профессиональная горничная по вызову сделает все намного лучше. А белье надо отправлять в прачечную. Строго в определенную прачечную в Чайна-Тауне, где все постирают, высушат и выгладят.
Обязательно надо следить за состоянием нижнего белья. Причем его делают из таких материалов, которые плохо переносят стирки. Чулки и колготки постоянно за все цепляются и с первой же побежавшей стрелки приходят в полную и абсолютную негодность. Здесь, конечно, тоже имеет значение мода, но до выхода из моды трусики обычно не доживают.
Обязательно надо ездить на такси. Разве может дама поехать к модистке в прокуренном даблдекере или в подземке? В порядке увлекательного путешествия дама поедет со своим рыцарем куда угодно и на чем угодно. Хоть на футбол, чтобы там бить девок сумочкой с будильником. Или приводи боевого слона и поскакали крушить пехоту. Но приключения хороши тем, что они происходят не каждый день, а лучший повседневный транспорт это старое доброе такси. Или можно выделить даме служебную машину с водителем. У вас там нет пока машин с водителями?
Уинстон удивлялся, что Бонни до сих пор не завела никого другого при четко обозначенном неэксклюзивном контракте. Он бы удивился еще больше, узнав, что триста долларов с ним оставляют больший доход, чем оставляли шестьсот с какими-нибудь богачами.
Стоимость расходов на внешний антураж для того, чтобы очаровать неизбалованного женским вниманием клерка в разы отличалась от расходов, жизненно необходимых для удержания внимания богача-американца, привыкшего к американским стандартам и максимальному перфекционизму на каждый вложенный доллар. Заплатив шестьсот и оплачивая массу дополнительных расходов, они требовали постоянно выглядеть как с обложки. Могли попросить сменить стиль. В том числе, с первого взгляда потребовать сменить стиль, на который ушло два дня работы. Требовали чрезмерного внимания к содержанию жилья. На уровне люксов гостиниц, где бригада горничных набегает на уборку, как только постоялец вышел из номера.
С некоторыми денежными клиентами приходилось аккуратно расставаться, потому что от их запросов Бонни уходила в убыток и по финансам, и особенно по нервам.
Со Смитом же Бонни спокойно донашивала одежду, купленную еще при Джеке. Нет смысла закупаться по моде впрок, а круг общения Смита все равно не оценит. И можно выбрать прическу, с которой к парикмахеру надо ходить раз в месяц, а не дважды в неделю. Косметику накладывать самой, потому что нет парадных выходов, на которые надо гримироваться у специалиста. И вообще выглядеть в том стиле, в котором комфортно, а не в том, который внезапно захотелось спонсору. Для неизбалованного женским вниманием госслужащего она все равно принцесса.
В перспективе она поставила себе цель вывести Смита на эксклюзивный контракт. Для этого просто надо помочь ему сделать карьеру. Моральная поддержка от любимой женщины для мужчины значит очень много.
Уинстон приходил на работу отдохнувшим, мотивированным, не отягощенным какими-то семейными проблемами и максимально работоспособным. Он начал разбираться в методах учета, в американском английском и в особенностях деловой переписки в американском стиле. Часто брал работу домой и накопил дома коллекцию блокнотов с заметками по американскому сектору промышленности.
Новость про аудиторов прилетела неожиданно. Уинстон только что сделал дорогой подарок Бонни. Свободных денег хватило бы до зарплаты, и занимать у коллег Уинстон никак не хотел. Потомственные бухгалтеры примерно представляли его уровень дохода и уровень жизни. И там определенно присутствовал разрыв в пользу накопления сбережений. Если бы они узнали, что Уинстон куда-то подевал все заработанное, то перестали бы его уважать. Ладно бы он тратил на лечение, как Дауни, или на пятерых детей, как Соммерс. Но спустить все доходы на женщину с точки зрения бухгалтера невообразимая глупость.
Тем более, он не хотел занимать у Бонни. Будь у него в кармане пачка хрустящих долларов, он попросил бы ее прогуляться по антикварам и легко купил бы что-нибудь действительно ценное. Но с сегодняшним кошельком гулять по антикварам как-то даже неприлично.
Единственный артефакт позапрошлого века, который попадался ему на глаза в течение прошлой жизни, это гравюра в застекленной рамке, висевшая в их с Джулией спальне в доме мистера Чаррингтона. Во время ареста она упала на пол, и стекло разбилось. Может быть, кто-то повесил ее обратно, а может быть, сунул в ящик с всякой ерундой.
Он потратил уик-энд на поход по блошиным рынкам и не нашел ничего, заслуживавшего внимания, за выделенный на это бюджет. Можно было заглянуть в более приличные места, но не за свой счет, а Уинстон никак не хотел показывать, что он на мели.
Два раза он проходил мимо лавки Уикса или Чаррингтона, что пряталась среди малоэтажной застройки к северу от вокзала Сент-Панкрас. Она стояла закрытой, и как будто не открывалась уже много месяцев. Хотя там многие вещи, как помнил Уинстон, выглядели не в пример лучше и даже дешевле ассортимента блошиных рынков, да и глубже стоило бы покопаться. У антикваров всегда самое интересное запрятано в сейфах.
Чаррингтона Уинстон решил не бояться. О`Брайен главнее него, и если он решил, что задержанного Смита стоит отпустить без суда, то так и должно быть. Тем более, что Уинстон, как служащий Министерства Изобилия, производил вполне благонадежное впечатление.
– Тук-тук!
Никто не открывает.
Из соседнего дома выглянул мужик средних лет.
– Что стучишь? Иди давай, нечего тебе тут делать.
– Почему, – удивился Уинстон.
– Стучал тут один уже. Вперед ногами унесли. Думаешь, тут то, что на вывеске написано? Держи карман шире. На заборе тоже много чего написано, а за ним дрова.
Уинстон вздохнул. Правда что ли развернуться и уйти.
Местный посмотрел на него еще более злобно и подозрительно.
– Может тебя сдать куда положено? Чего прячешься?
Уинстон растерялся. Если сейчас убежать, то может и заложить. Все, кто на словах не любит стукачей, сами стучат как дятлы. Надо ответить, чтобы этот мужик сам в штаны наложил.
Уинстон вышел под фонарь и улыбнулся во все тридцать два зуба.
– Стучал тут один, говоришь?
Мужик ссутулился и опустил глаза. Он тут живет, ему бежать некуда. Теперь он наверняка разглядел и синий комбинезон хорошего качества, и добротные ботинки с черного рынка. И зубы. Неестественно белые зубы от дантистов Министерства Любви. Не проловские гнилушки со стальными коронками. Не военные кусачки из матовой нержавейки. Не неотличимые от хороших натуральных зубов творения дантистов Министерства Изобилия. И не неприлично золотые коронки черного рынка.
Кем может оказаться человек с осанкой и походкой спортсмена, говорящий как выпускник Оксфорда, член Внешней Партии с доступом на черный рынок и носитель белоснежных зубов? Скорее всего, сотрудник. Или бандит, изображающий из себя сотрудника. Или сотрудник – по совместительству бандит. Тут не поймешь, что хуже.
– Надо будет тебя спросить, спрошу, – сказал Уинстон, – Свободен.
Мужик шустро исчез из поля зрения.
Уинстон вспомнил, что он до сих пор таскает с собой на память о Джулии ключ, который дал ему Чаррингтон. При аресте этот ключ у него забрали на связке с брелоком и ключами от своей квартиры, а при освобождении выдали обратно с одеждой и прочими вещами.
